ВМЕНЕНИЕ И ФАКТ В ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ ПРИМЕНЕНИЯ УГОЛОВНОГО ЗАКОНА
АЛЕКСЕИ ЮРЬЕВИЧ ШИРЯЕВ
Кандидат юридических наук,
старший помощник прокурора города Кушвы Свердловской области, e-mail: [email protected]
Подчеркивается, что реальные уголовно-правовые образования (факты уголовного права в самом широком смысле) принципиально лишены типовой определенности, присущей правовым образованиям в частном праве. Факты в уголовном праве изначально не привязаны к законодательным или доктринальным конструкциям. Последние не столько отражают факты, сколько пытаются интерпретировать их на языке социального порядка. По мнению автора, «вычитывание фактов из реальности» и квалификация преступлений должны осуществляться путем использования не столько шаблона общих теоретических и законодательных конструкций, сколько гибких аналитических схем, в ходе применения которых можно максимально точно различить и верифицировать все нормативные предикации.
It is emphasized that real criminal law formations (criminal law facts in most broad sense) are principally deprived of typical determination as in private law facts. Criminal law facts originally are not bound with theoretical or juridical constructions, relatively unleashed. The latter not so much reflect the facts as attempt to interpret them in social order language. On the author's opinion, the fact-readout of reality and the classification of crimes must be implemented not so much according to the pattern of generalized theoretical or juridical constructions as by flexible analytical schema which permit to verify all the normative predications and assessments.
Ключевые слова: вменение, факт, умысел, вина, состав преступления
В гражданском праве, как утверждает А. Райнах, правовые образования (например, требования и обязательства), обладая независимым бытием подобно домам и деревьям, отличаются тем, что не являют собой никакого мира, который нам противостоит и из которого мы только и можем вычитывать всевозможные положения дел1. Если я приписываю предикацию правовому образованию, которое реально существует в какое-либо время, предикация относится к нему не как к отдельному правовому образованию, но как к образованию этого вида; она свойственна ему как таковому и не может не быть ему присуща в частном случае2. Согласившись с данной мыслью, мы констатируем, что в гражданском праве нормативный тип и индивидуальный факт образуют исходное единство; всякий реальный факт формируется на началах соответствия требованиям нормы,
Key words: imputation, fact, intention, guilt, element of crime
первое и второе существуют друг для друга в предустановленном консонансе.
В уголовном праве связь между нормой и фактом принципиально иная. Уголовный закон закрепляет определения фактов, которые извне противостоят социальному порядку и должны быть «вычитаны» из реальности согласно общим нормативным описаниям. Уголовное право, как его кратко охарактеризовал Ф. Лист, есть совокупность правовых норм, посредством которых государство с известными фактическими отношениями - преступными деяниями - связывает юридические последствия - наказание3. Связь первого со вторым есть функция нормы, и на всех уровнях применения закона она реализуется посредством языковых высказываний. Основной функцией последних является перформативная (язык определяет действительность таким образом, что речевой акт - суждение законодателя
РОССИЙСКОЕ ПРАВО
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
или правоприменителя - есть действие, изменяющее, а не просто описывающее реальность)4.
Предусмотренному уголовно-правовой нормой положению дел в реальности коррелирует множество исходно не организованных «под норму» потенциальных фактов. Норма формирует интенцию эмпирико-нормативного синтеза, осуществляемого логическим подчинением социального факта сформулированному описанию. Исходно индифферентные норме социальные факты «считываются» с реальности в соответствии с ее предписанием. Норма есть
В уголовно-правовой науке в противоположность преобладающему в цивилистике методу конструкции должен быть разработан метод различающей аналитической деконструкции
центр, формирующий вокруг себя смысловой комплекс из материи фактов, накладывающий печать своего типа на всякое фактическое своеобразие5.
В таком случае в уголовно-правовой науке в противоположность преобладающему в цивилистике методу конструкции6 должен быть разработан метод различающей аналитической деконструкции. Конструирование общих понятий в уголовной юриспруденции способно усилить и без того мощную синтезирующую интенцию уголовно-правовых норм. В уголовном праве важно не упускать из виду следующее: связи переживаний познающего субъекта (правоприменителя или ученого) должны быть отделены от связей исследуемых вещей, а последние -от логических связей теоретических понятий7 и сформулированных на их основе нормативных положений.
Приведенные соображения должны послужить критерием выделения последовательных ступеней предикации нормативных свойств «вычитываемым из реальности» фактам, что означает разделение вменения на фазы.
Например, Центральным районным судом Красноярска Герасимов был осужден по ч. 2 ст. 211 УК РСФСР. Он признан виновным в нарушении правил безопасности и эксплуатации транспорта, повлекшем смерть потерпевшей. Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ дело в отношении Герасимова прекращено за отсутствием в деянии состава преступления, поскольку, как указано в решении, нахождение в момент происшествия в состоянии кратковременной поте-
ри сознания (обморока) исключает неосторожную форму вины по отношению к наступившим последствиям8.
Вышестоящая инстанция исключила вину, но можно ли сказать, что Герасимов своими действиями выполнил хотя бы объективную сторону состава преступления, если акт произвольного поведения вообще отсутствовал? Произвольный характер поведения (человек действует, а не находится в обмороке, бьется в припадке и т. д.) есть признак общей релевантности факта для предикации типа деяния, предусмотренного уголовно-правовой нормой. Наличие произвольных телодвижений не входит в конкретный состав преступления, а указывает, что за совершенное деяние человек вообще может нести ответственность, что содеянное вообще может быть вменено в вину.
Таким образом, произвольность телодвижений не является ни субъективным, ни объективным уголовно-правовым признаком состава преступления, поскольку состав преступления есть нормативная модель, закрепляющая типичные признаки какого-либо деяния9. Произвольность действий - показатель общей пригодности факта к юридическому вменению типичных признаков деяния.
По нашему мнению, уголовно релевантный факт имеет собственную внутреннюю организацию, он выступает психофизическим динамическим образованием реальных компонентов, которое должно быть зафиксировано нейтральным языком без предварительных нормативных предикаций. Произвольное действие суть общий реальный носитель комплекса типовых нормативных предикатов, вне произвольных телодвижений нет самой возможности считать поведение уголовно-противоправным.
Деянию как психофизическому единству, воздействующему на внешний мир, имманентна причинность. Например, М. осужден за покушение на угон транспортного средства по ч. 3 ст. 30, ч. 1 ст. 166 УК РФ10. Обнаружив чужой легковой автомобиль, М. с целью совершения поездки разбил заднее боковое стекло, проник в салон, снял облицовку рулевой колонки, отсоединил электрические провода от замка зажигания, пытался запустить двигатель путем скручивания проводов, но не успел завести двигатель, так как был обнаружен на месте происшествия. Очевидно, что деяние М. есть прерванное движение звеньев причинно-следственной цепи, направленной на достижение выбранной цели. Угон, признаваемый преступлением с формальным составом, не требует отдельного акта нормативной предикации причинно-следственной
связи в качестве признака состава преступления, однако реальное действие возможно только как движение причинно-следственного ряда11.
Сказанное подтверждает, что факт и реальное деяние как его онтологическая основа существенно не равнозначны объективным признакам состава преступления: деяние является исходно релевантным фактом и составляет субстрат правовых предикаций, а объективные признаки преступления производны от бытия нормы и толкования и инкриминируются деятелю как конкретный тип нормативной модели.
Несовершеннолетний Р., злоупотребив доверием Ц., совершил хищение принадлежащего потерпевшему сотового телефона (ч. 1 ст. 159 УК РФ). Однако в связи с недостижением Р. 16-летнего возраста орган дознания отказался возбуждать в отношении него уголовное дело из-за отсутствия состава преступления12. Начальник органа дознания направил в суд представление о помещении Р. в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей МВД с целью коррекции девиантного поведения, поскольку правонарушитель, состоящий на профилактическом учете полиции, склонен к совершению повторных общественно опасных деяний. Суд отказал в удовлетворении представления, но важно другое. Р. совершил общественно опасное деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 159 УК РФ, и для подобной юридической квалификации должен быть установлен умысел. Только при наличии умысла деяние может быть квалифицировано по ч. 1 ст. 159 УК РФ и способно повлечь правовые последствия в порядке подп. 4 п. 2 ст. 22 Федерального закона от 24 июня 1999 г. № 120-ФЗ «Об основах профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» (помещение подростка в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей).
Если умысел свойствен самому типу уголовно противоправного деяния, то объединение умысла с понятием вины в общей синтетической конструкции несет риск смешения их существенных различий. В данном случае, установив предметное содержание умысла, мы лишь констатируем соответствие факта его законодательному определению (типу), но полное вменение не наступает в силу возраста правонарушителя.
Еще важнее то, что при наличии умысла могут иметься основания для исключения вины при наличии всех положительных признаков состава преступления. Д. В. Волтунов приводит случай, произошедший до введения в ст. 37 УК РФ части 21 Федеральным законом от 8 декабря
2003 г. № 162-ФЗ, но, по нашему мнению, уже тогда были основания для исключения вины13. К. был осужден по ч. 1 ст. 108, ч. 1 ст. 114 УК РФ. К. возвращался из ночного клуба со знакомыми - двумя женщинами и двумя мужчинами. На него и его знакомых напала группа из 10 одетых в камуфляжную форму мужчин, угрожавших изнасиловать женщин. В ходе конфликта Л. (один из нападавших) попытался ударить К. ножом, но К. перехватил руку Л., так что тот сам нанес себе рану, затем вывернул Л. руку и отнял нож. Потом на К. напали сразу несколько человек, он отбивался от них, размахивая ножом, и пытался убежать. От группы нападавших отделился мужчина, который стал преследовать терявшего силы К. и вскоре догнал его. Обороняясь от преследователя, К. нанес ему два удара ножом, причинив колото-резаную рану груди, от чего преследователь скончался на месте происшествия.
В результате оборонительных действий К. пятерым нападавшим нанесены проникающие колото-резаные ранения в жизненно важные органы с глубокими раневыми каналами. В ходе судебного разбирательства К. был оправдан по факту убийства Л. в связи с признанием состояния необходимой обороны. В приговоре суд указал, что К. умышленно нанес двум нападавшим удары ножом, причинив тяжкий вред здоровью и смерть при превышении пределов необходимой обороны и осудил его по ч. 1 ст. 108, ч. 1 ст. 114 УК РФ. Важно отметить, что доводом для признания вины послужил тот факт, что К. не просто отмахивался ножом от нападавших, а «наносил удары умышленно»14, что, по нашему мнению, не предрешает вину в ситуации необходимой обороны.
В ходе нашего исследования выяснилось, что умысел присущ всякому умышленному типу деяния, предусмотренному уголовным законом, в силу того что вне любых юридических предикаций умысел онтологически укоренен в намеренном действии. При использовании общей конструкции вины возникают следующие противоречия. При проверке обстоятельств, исключающих преступность деяния, сначала требуется установить умысел (его предметное содержание), ведь иначе не определить, какая норма Особенной части УК может быть инкриминирована или не инкриминирована деятелю. Затем в случае признания необходимой обороны вину следует исключить. А надо ли исключить и умысел (в целом, в части и до каких пределов)? Если умысел слит с виной в общей конструкции (нет вины - нет и умысла, есть умы-
РОССИЙСКОЕ ПРАВО
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
сел - есть вина), то мы имеем несовершенную, не вполне адекватную реалиям аналитическую схему.
Приведенные соображения, по нашему мнению, говорят в пользу поворота от конструирования общих понятий к разработке аналитических верифицируемых схем (оценочных суждений) как общего направления теоретических исследований структуры применения уголовного закона.
1 Райнах А. Априорные основания гражданского права // Антология реалистической феноменологии. М., 2006. С. 547.
2 Там же.
3 Лист Ф. фон. Учебник уголовного права. Общая часть. М., 1903. С. 1.
4 Остин Дж. Как производить действия при помощи слов. М., 1999.
5 О правовой реальности см.: Небратенко Г. Г., Анисимов П. В. Правовая характеристика государственного правового идеала // Философия права. 2014. № 5. С. 68.
6 Тарасов Н. Н. Методологические проблемы современного правоведения: дис. ... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2012. С. 244; Иеринг Р. фон. Юридическая техника. М., 2008. С. 67-84.
7 Молчанов В. И. Предисловие // Гуссерль Э. Логические исследования. М., 2011. Т. 1. С. 7; Об ана-
литической феноменологии см.: Молчанов В. И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания // Молчанов В. И. Исследования по феноменологии сознания. М., 2007.
8 Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 17 марта 1994 г. // Бюл. Верховного Суда РФ. 1994. № 6. С. 7; см. также: Еса-ков Г. А. Судебная практика по уголовным делам. М., 2010. С. 283.
9 Уголовное право. Общая часть: учеб. / отв. ред. И. Я. Козаченко. М., 2008. С. 186.
10 Материалы уголовного дела № 140508134 // Архив прокуратуры города Кушвы Свердловской области.
11 Данный пример, демонстрирующий различие между исходным фактом и нормативной предикацией, показывает, что выделение формальных составов может быть отнесено на счет принципа экономии мышления в ходе нормативной предикации. Например, в мировой уголовно-правовой науке высказано мнение, что всякий формальный состав можно интерпретировать как материальный (Фристер Г. Уголовное право Германии. Общая часть. М., 2013. С. 139).
12 Материалы уголовного дела № 7-1/2013 // Архив Кушвинского городского суда Свердловской области. 2013.
13 Волтунов Д. В. Особенности уголовно-правовой оценки при превышении пределов необходимой обороны // Следственная практика. 2002. № 3. С. 66-79.
14 Там же. С. 73.