CC BY
50
УДК 316.3
Л. Г. ТИТАРЕНКО,
доктор социологических наук, профессор, Белорусский государственный университет, г. Минск, e-mail: larissa@bsu.by
ВЛИЯНИЕ ЦИФРОВОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ НА ТРУДОВУЮ АКТИВНОСТЬ РАБОТНИКОВ
Влияние цифровой трансформации экономики на трудовую активность работников неоднозначно. Оно зависит от ряда объективных условий (высокий уровень развития техники и технологий, социальные институты, потребность экономики в цифровизированных профессиях) и субъективных факторов (мотивация работников на получение цифровых знаний, готовность применять их в трудовом процессе). Без наличия этих факторов и условий влияние цифрови-зации на трудовую активность занятого населения минимально.
Ключевые слова: цифровая трансформация, цифровизация труда, трудовой капитал, трудовая активность, информационно-компьютерные компетенции.
L. G. TITARENKO,
Doctor of Sociological Sciences, Professor, Belarusian State University, Minsk, e-mail: larissa@bsu.by
THE DIGITAL TRANSFORMATION IMPACT FOR EMPLOYEES' LABOR ACTIVITY
The economy digital transformation impact on the employees' labour activity is ambiguous. It depends on several objective conditions, such as a high level of technological development, social institutions, and the economy necessity for a digitalized profession. Also, the impact depends on subjective factors such as employees' motivation to acquire digital knowledge and readiness to apply it in the labour process. In absence of these factors and conditions, the digitalization impact on the labour activity of employees is minimal.
Keywords: digital transformation, labour digitalization, labour capital, labor activity, IT competencies.
Цифровизация экономики официально объявлена в Беларуси приоритетной целью, достижение которой поможет поднять благосостояние всего населения и повысить конкурентоспособность страны на международной арене. Об этом прямо говорится в Государственной программе развития цифровой экономики и информационного общества на 2016-2020 гг. [1]. По сути дела, речь идет о радикальном реформировании экономики страны, ее бизнес-среды на основе внедрения совершенно новых технологий, развития и использования новой техники, получения новых товаров и услуг с высокой добавленной стоимостью. Процесс цифровой трансформации по-разному протекает в каждой
стране и отрасли экономики. Это зависит от доминирующего технологического уклада, капиталовложений, институциональной поддержки, эффективности управления и наличия подготовленных кадров, поскольку сегодня человеческий капитал не меньше, чем технологии и информация, становится решающим фактором цифровизации. В трудовой сфере процесс цифровой трансформации потребует новых знаний и компетенций от субъектов трудовых процессов на всех уровнях - от руководителей, создателей инноваций, организаторов перемен до рядовых участников трудового процесса. Цифровая трансформация так или иначе оказывает влияние на всех участников, причем в чем-то оно будет сходным, а в чем-то совершенно разным. Для определения этого влияния полезной будет теоретическая модель, которая покажет, какие элементы цифровой трансформации наиболее сильно влияют на лиц, занятых в ее практической реализации.
Существуют различные теоретические модели, объясняющие причины и следствия воздействия цифровой трансформации на трудовую активность, некоторые из них учитывают как позитивные, так и возможные негативные влияния цифровизации. Одни модели учитывают эти влияния на макроуровне, другие - на микроуровне. Так, если на макроуровне возможным негативным следствием будет ухудшение состояния экологической среды, рост ки-берпреступности, то на уровне отдельного человека это потеря работы в связи с недостатком квалификации в новых технологических условиях, высокий уровень техностресса, особенно в большом городе. Каждая из моделей связана с определенным научным подходом к проблеме цифровизации. Одной из самых распространенных является экономическая модель. Она занимает в литературе и популярных публикациях доминирующее место, так как экономика - это фундамент развития народного хозяйства страны. В этой модели основная роль отводится экономической эффективности процесса цифровой трансформации, будь то управление государством или производство товаров [2; 3]. Все показатели являются количественными и характеризующими отрасль, а не индивида. Особо подчеркивается, что роль сектора «Информация и связь» в ВВП республики постепенно возрастает: за 9 месяцев 2020 г. ее валовая добавленная стоимость составила 7,3 % [4]. Доля врачей в государственных организациях здравоохранения, имеющих возможность выписки рецептов на лекарственные средства в электронном виде, в 2019 г. составила 95 %, количество интернет-пользователей достигло 82,8 %, а доля домохозяйств, имеющих доступ к Интернету - 82 % [5]. В то же время остается неизвестным, насколько реально врачи или члены домохозяйства используют Интернет в своей деятельности, каковы результаты этого использования.
В отличие от экономической модели, социологическая модель, объясняющая влияние цифровизации на работника трудового процесса, фокусируется на человеке, то есть отвечает на вопросы, что именно дает цифровизация человеку труда, какие новые требования к нему предъявляет и может ли человек труда успешно адаптироваться к ним, при этом получив удовлетворение своих инте-
ресов (в форме роста зарплаты, приобретения новых компетенций, знаний и ИКТ) [6]. Социологическая модель раскрывает мотивы и стимулы труда в цифровой экономике, анализирует место и роль социальных условий в проведении цифровых преобразований. При этом реальное влияние цифровизации может не соответствовать представлениям, сложившимся в СМИ. Определяя влияние цифровой трансформации на трудовую активность работников, мы не можем игнорировать ни фактов, свидетельствующих о недостаточном уровне циф-ровизации экономики сегодня, ни мифов, которые популярны в массовом сознании.
В массовом сознании бытуют несколько мифов о цифровизации. Первый из них состоит в уверенности, что процесс цифровой трансформации почти автоматически может сделать экономику страны передовой и конкурентоспособной, приведет к росту ее инновационности. Этот миф чем-то напоминает другой, популярный в конце 1980-х гг., когда утвердилось мнение, что переход к рынку сам по себе решит все проблемы советской экономики и выведет ее на передовой уровень. Потребовалось десятилетие разочарований, чтобы люди осознали: автоматического прогресса не бывает, рынок сам по себе -только средство в руках управленцев, усилия которых в значительной степени (но не полностью!) определяют результат. То же с нынешней цифровизацией: многие люди, включая ученых, верят в автоматизм ее действия, тогда как мировой опыт уже доказал, что это невозможно. Цифровая трансформация происходит по-разному в различных странах и регионах, и результаты ее зависят от наличных ресурсов не меньше, чем от других факторов.
Второй миф сложился о человеческом капитале. В мире науки еще со времен Пьера Бурдье стал популярен тезис об огромной роли человеческого капитала в экономическом развитии. В общем случае это верно. Однако эффект данного вида капитала зависит от конкретных условий его приложения. Если в стране нет большого спроса на людей с высокоразвитым человеческим капиталом, а в структуре экономики не хватает позиций, требующих такого уровня капитала от работников, капитал остается невостребованным. Специалисты либо вынуждены уезжать в другие места, либо довольствоваться рабочим местом, не соответствующим их знаниям и навыкам, а заодно умерять свои потребности, которые не могут быть удовлетворены.
Третий миф касается быстрого перехода на цифровые профессии в экономике. На Западе появилось очень много литературы о том, что старые профессии быстро умирают, им на смену приходят новые, поэтому даже высшее образование теряет смысл - так быстро устаревают полученные знания. На основе этого мифа студенты не хотят изучать фундаментальные дисциплины, требуют ориентации на практику в ущерб базовым наукам, которые формируют их общий уровень знаний, мироощущение, умения разобраться в происходящих процессах и определиться с собственной позицией в мире труда. Тем не менее, по некоторым подсчетам, только 7 % профессий уже полностью цифровизо-
ваны и примерно в два раза больше находятся в процессе цифровизации [7]. Остальные профессии пока остаются прежними. Значит, подготовка специалистов по этим профессиям может протекать без особых изменений. Вероятно, еще очень долго будет востребован труд учителя, психолога, врача, который не может быть полностью цифровизован, так как эти профессии предполагают, прежде всего, коммуникацию по типу «лицом-к-лицу».
Четвертый миф - о том, что высококвалифицированный специалист всегда востребован и легко найдет себе хорошее место на рынке труда. Однако нынешний рынок труда достаточно узок и не требует большого числа лиц с высокой квалификацией, включая овладение ИКТ. Спрос на лиц с квалификацией, соответствующей цифровым профессиям, в Беларуси (да и в России) недостаточен (не случайно немало айтишников работают на зарубежных работодателей, где спрос и зарплата выше). Возможно, они найдут приложение своим силам и знаниям в своей стране, но не сразу, тогда как известно, что «человеческий капитал дает отдачу, если максимально востребован рынком труда, то есть используется в полной мере, по назначению и эффективно» [8, с. 131].
В настоящее время на практике, несмотря на проникновение процессов цифровизации в ряд отраслей экономики, имеет место и даже увеличивается разрыв между отраслями по их технической оснащенности (а следовательно, и по зарплатам: средняя зарплата по стране в четыре раза ниже, чем средняя зарплата в сфере информационных услуг). В Беларуси эта оснащенность выше всего в Минске, поэтому специалисты из других регионов стремятся найти именно здесь работу, а выпускники минских вузов не хотят покидать столицу. В этом нет ничего особенного, так как в любой стране цифровизация отраслей может отличаться по темпам и уровню реализации. Теоретическая модель цифровой трансформации должна учитывать эти важные следствия неравномерной цифровизации при определении ее влияния на трудовую активность лиц, занятых в разных отраслях.
Нужно принять во внимание и тот факт, что цифровизация труда может повышать у занятого населения уровень техностресса и создавать ситуацию, в которой новые информационные технологии приводят к ухудшению качества жизни работников, в частности - нервным срывам, другим болезням, способствовать неуверенности человека в себе, снижению удовлетворенности трудом. Подбор кадров на то или иное рабочее место должен учитывать техно-стрессоустойчивость кандидатов, чтобы негативное влияние быстрой цифровой трансформации, помноженное на стрессы обитания в большом городе, не снижало качество жизни населения или его части.
Наконец, цифровая трансформация труда может приводить к определенной профессиональной дискриминации - резкому разрыву между работниками с высокой цифровой культурой, использующими ее в труде, и остальными лицами, занятыми в трудовом процессе. Это особенно опасно в связи с неравномерностью цифровизации разных отраслей и профессий. Постепенно часть
занятых в трудовой сфере работников может выделиться (по факту уже выделилась) как носители и пользователи высокого «информационного капитала», а другие работники будут не в состоянии даже его сформировать, если их рабочее место не требует использования ИКТ. Обладатели информационного капитала могут стать группой виртуально занятых работников, сделать свой дом офисом, а лица, не использующие ИКТ, будут продолжать заниматься традиционной работой вне дома, то есть занимать иную позицию и иметь другой социальный статус. Эта негативная тенденция влияния цифровизации на трудовую сферу вполне реальна, так как далеко не так много профессий уже стали цифровизованными или находятся на пути к этому.
К настоящему времени имеется немного профессий, которые требуют активного использования ИКТ. Если обратиться к опубликованным данным по России и при этом учесть, что по международным рейтингам цифровой экономики Россия (как и другие соседние страны, за исключением Украины) обгоняет Беларусь [9, с. 103], можно обнаружить, что только 11,1 % всего занятого российского населения составляют лица, занятые в профессиях, связанных с интенсивным использованием ИКТ [10, с. 76]. При этом собственно специалистов по ИКТ меньшинство - 2,5 %. Остальное население по-прежнему занято в отраслях и профессиях, которые не требуют высокого уровня знания и использования ИКТ. Отсюда понятно, что цифровизация экономики пока еще не затронула большинство работников. Поэтому и влияние цифровизации на группы занятых в трудовой деятельности будет различным.
Назовем наиболее важные, на наш взгляд, критерии, на основе которых можно выделить разные группы занятых лиц по уровню влияния на их труд процесса цифровой трансформации. Первый критерий - возраст. Во всем мире отмечается закономерность: чем моложе специалисты, тем больше у них возможностей заниматься профессиями, связанными с интенсивным использованием ИКТ. По тем же российским данным, лица моложе 30 лет составляют 32 % специалистов по ИКТ, и еще 35,8 % приходится на долю лиц 30-39 лет, тогда как на группы лиц старше 50 лет в этой сфере приходится менее 14 % [10, с. 79]. В целом, более 53 % специалистов по ИКТ в России моложе 35 лет. Сходная картина занятости в других постсоветских странах, в отличие от Западной Европы, где кадры моложе 35 лет составляют около трети среди таких специалистов. Очевидно, что это «цифровая элита», которая пользуется всеми благами цифровизации: большая зарплата, высокая мобильность в труде и проведении свободного времени, возможности профессионального и карьерного роста, доступность многих потребительских услуг. Вторая возрастная группа (старше 35 лет) уже имеет меньше таких возможностей трудоустроиться в данную сферу, а в отношении лиц 50+ зачастую проявляется эйджизм. Если работники этой группы объективно дискриминируются, на них влияние процессов цифровой
1 Аналогичных данных по Беларуси мы не нашли.
трансформации минимально, а субъективно у них нет ни мотивов, ни стимулов для участия в этих процессах.
Данные белорусского национального опроса также подтверждают, что поколение молодежи в наибольшей степени использует возможности цифрови-зации, тогда как остальные поколения несколько отстают. Судя по результатам, в 2016 г. почти 90 % лиц старше 16 лет были пользователями Интернета, среди них возрастная группа 16-29 лет - более 97 %, 30-39 лет - около 90 %, в группе 40-49 лет - 86 %, 50-59 - 82 %, среди лиц старше 60 лет - чуть менее 77 % [11, с. 148]. Эти данные демонстрируют, что хотя все возрастные группы вовлечены в использование ИКТ, с возрастом таких людей становится меньше. Отсюда - и упомянутый феномен техноэйджизма, то есть исключения пожилых людей из цифровой сферы со ссылками на то, что они якобы вообще неспособны осваивать цифровые технологии [12, с. 237].
Второй критерий, или фактор цифровой стратификации - образование. Естественно, лица, имеющие высшее образование, связанное с ИКТ, обладают преимуществами по сравнению с теми, кто его не получил. Однако, во-первых, само наличие высшего образования не гарантирует преимуществ (в России среди продавцов палаток и ларьков значительная часть тоже имеет высшее образование, равно как и среди социальной группы охранников). Во-вторых, в сфере ИКТ многие имеют не высшее, а среднее специальное образование. Вообще и в России, и в Беларуси уровень лиц с высшим образованием, занятых в экономике, превышает требуемый образовательный уровень кадров для выполнения того рода деятельности, которой они реально занимаются на рабочих местах: их потенциальный человеческий капитал не востребован. Поэтому фактор образования важен только в единстве с возрастом и с учетом сложившейся структуры рынка труда. Большая численность лиц с высшим образованием, имеющаяся в Беларуси (а по данным статистики, высшее образование имеют порядка 18 % граждан, еще 26 % - среднее специальное), вкупе с низкой производительностью труда означает, что потенциал и человеческий капитал занятых в белорусской экономике лиц не используется в полной мере. Та же картина в России. Поэтому такие работники, скорее всего, будут относиться к третьей выделенной в данной статье группе по степени влияния на них цифровой трансформации.
Важно добавить, что на практике цифровизация далеко не всегда приводит даже к росту экономики и тем более не обязательно увеличивает возможности для развития личности работника, его трудового капитала (как неотчуждаемого вида человеческого капитала). Люди, занятые в процессе цифровизации или стремящиеся к цифровым профессиональным практикам, не всегда осознают, что в этом процессе нет прямой детерминации «цифровизация - экономический успех - рост доходов». Успех и результаты цифровизации во многом зависят от объективных условий, в которых она происходит или должна проходить. Нехватка инвестиций в отрасль или падение рыночного спроса на конечные
продукты деятельности отрасли, узость рынка, требующего ИКТ-специалистов, могут препятствовать росту экономики и соответственно доходов и уровня жизни работников.
Бесспорно, «человеческий капитал выступает важным фактором экономического роста», однако влияние человеческого капитала (то есть лиц, владеющих знаниями и ИКТ) на экономику «зависит от востребованности образования и квалификации на рынке труда» [8, с. 129]. Даже в России - наиболее успешной стране ЕАЭС - оптимальных условий для этого пока нет. Если человеческий капитал в целом включает врожденные способности, приобретенные знания, навыки, умения человека, а также мотивации, которые он использует для удовлетворения своих потребностей, то трудовой капитал относится только к знаниям, навыкам, компетенциям, которые индивид приобретает и затем использует для удовлетворения своих потребностей и интересов в реальной сфере труда. Когда рабочее место не предоставляет возможности использовать цифровые знания и компетенции, их влияние и на процесс труда, и на его результаты (включая благосостояние работника) минимально.
Можно предположить, что выделенные нами три основные группы занятых в трудовой сфере репрезентируют три уровня влияния, оказываемого процессами цифровизации на работников и объективно дифференцирующего их по результатам труда. Первая группа: работники, занятые в сферах, требующих интенсивного использования ИКТ, испытывающие влияние цифровой трансформации в наибольшей мере, причем главным образом положительное. Их уровень знаний и ИКТ полностью востребован на рынке труда. Вторая группа: работники, лишь незначительно использующие на рабочем месте ИКТ, поскольку такие компетенции мало востребованы. На них цифровизация оказывает минимальное влияние в трудовом процессе. В отличие от первой группы, они испытывают различные негативные воздействия цифровизации. Третья группа: лица, чьи профессии вообще не подверглись цифровизации и в ближайшее время не будут ею затронуты. Они в той или иной мере пользуются ее плодами в повседневной жизни, но это никак не отражается на трудовой активности, хотя негативные следствия цифровизации все же влияют на них (низкая зарплата, минимальные возможности продвижения по службе, угроза сокращения и т. п.).
Данные исследования, недавно проведенного в Санкт-Петербурге, подтверждают наличие в структуре трудоспособного городского населения разнородных групп, испытывающих разное влияние процессов цифровизации. Только те группы, чей труд реально требует использования новых технологий, имеют стимулы повышать цифровую культуру, поскольку их трудовые успехи и оплата труда зависят от освоения ИКТ. Работники, чей труд не требует использования ИКТ, как правило, не имеют и мотивации для их освоения и повышения квалификации: она не востребована. Если по возрасту эти работники входят в группу 50+, они еще меньше заинтересованы в изучении ИКТ, и цифровая трансформация на них напрямую не влияет. В случае необходимости освоения
ИКТ на их рабочем месте они могут сменить работу, чтобы избежать затрат своего труда на освоение цифровых технологий. В целом лишь 38 % опрошенных были согласны повышать свои цифровые компетенции. Большинству опрошенных, по их словам, хватает имеющихся знаний для выполнения профессиональных обязанностей. Только около 30 % сказали, что им надо постоянно обновлять знания ИКТ или что этого требует их рабочее место. Результаты исследования подтвердили, что не каждое рабочее место требует роста цифровой культуры работников, поэтому не все работники заинтересованы в ее повышении. При этом большинство опрошенных пользуются информационными технологиями в повседневной жизни [13, с. 128]. Следовательно, влияние цифровизации повседневной жизни людей может и не стимулировать рост их цифровой культуры, потенциально востребованной в трудовой деятельности.
Конечно, процесс воздействия цифровой трансформации на трудовую деятельность индивидов может проходить и по другой схеме: молодые люди целенаправленно осваивают ИКТ в годы учебы и делают это применительно как к процессу образования, так и будущей профессии, причем независимо от того, насколько активно они сами используют цифровые технологии в повседневной жизни. Затем эти молодые люди ищут место на рынке труда, которое позволит им использовать имеющиеся ИКТ и осуществлять профессиональный рост, то есть наращивать свой трудовой капитал. Исследование в Санкт-Петербурге наглядно показало, что возрастная группа 18-29 лет - самая мотивированная в изучении ИКТ и самая опытная в их использовании на рабочем месте, а также чаще других выражающая желание постоянно обновлять свои знания ради карьерного роста. Представители этой группы имеют высшее или среднее образование. Эта группа, видимо, будет и в обозримом будущем больше других социально-демографических и профессиональных групп получать дивиденды от цифровизации трудовой деятельности, если окажется в соответствующих условиях на рынке труда.
Список использованных источников
1. Государственная программа развития цифровой экономики и информационного общества на 2016-2020 гг. [Электронный ресурс]. - Минск, 2016. - Режим доступа: https://www.mpt.gov. by/ru/gosudarstvennaya-programma-razvitiya-cifrovoy-ekonomiki-i-informacionnogo-obshchestva. -Дата доступа:12.05.2018.
2. Головенчик, Г. Г. Цифровая трансформация и экономический рост (на примере белорусской экономики) / Г. Г. Головенчик, М. М. Ковалев // Журн. Белорус. гос. ун-та. Экономика. -2018. - № 1. - С. 102-121.
3. Корчагин, С. Цифровая экономика и трансформация механизмов государственного управления. Риски и перспективы для России / С. Корчагин, Б. Польшиков // Свободная мысль. -2018. - № 1. - С. 23-36.
4. Социально-экономическое положение Республики Беларусь в январе-сентябре 2020 года [Электронный ресурс] / Нац. стат. ком. Респ. Беларусь. - Режим доступа: https://www.belstat. gov.by/ofitsialnaya-statistika/puЫicatюns/ izdania/public_ ЬиИейпЛМех_18277/. - Дата доступа: 22.10.2020.
5. Краткая информация о реализации Государственной программы развития цифровой экономики и информационного общества на 2016-2020 годы [Электронный ресурс] / М-во связи и информатизации Респ. Беларусь. - Режим доступа: https://www.mpt.gov.by/ra/kratkaya-mformaciya-o-realizacii-gosudarstvennoy-programmy-razvitiya-cifrovoy-ekonomiki-i. - Дата доступа: 12.10.2020.
6. Киселева, Л. С. Цифровая трансформация общества: тенденции и перспективы / Л. С. Киселева, А. А. Семёнова // Проблемы деятельности ученого и науч. коллективов. - 2018. - № 4. -С. 157-169.
7. Тощенко, Ж. Т. Общество травмы: между революцией и эволюцией / Ж. Т. Тощенко. -М. : Весь мир, 2020. - 352 с.
8. Гимпельсон, В. Е. Нужен ли российской экономике российский капитал? / В. Е. Гим-пельсон // Вопр. экономики. - 2016. - № 10. - С. 129-143.
9. Лузгина, А. Цифровая трансформация национальной экономики: вызовы и перспективы развития / А. Лузгина // Банк. вестн. - 2020. - № 3. - С. 100-105.
10. Цифровая экономика - 2020: краткий стат. сборник [Электронный ресурс]. - М., 2020. -Режим доступа: https://issek.hse.ru/mirror/pubs/share/323871553. - Дата доступа: 03.10.2020.
11. Республика Беларусь в зеркале социологии : сб. материалов социол. исслед. - Минск : ИАЦ, 2018. - 208 с.
12. Смирнова, О. В. Цифровое неравенство в национальном контексте стран СНГ / О. В. Смирнова // Век информации. - 2017. - № 2. - С. 237-238.
13. Карапетян, Р. В. Текущие и ожидаемые параметры прироста цифровых компетенций у занятого населения / Р. В. Карапетян, И. Л. Сизова, М. А. Бакаев // Вестн. Ин-та социологии. -2020. - Т. 11, № 1. - С. 111-134.
Поступила 01.11.2020 г.
