CC BY
38
Рассказов Л.П. Лозовская Н.Н.
Влияние политики контрреформ на содержание судопроизводства по делам о преступлениях против государства в период до первой русской
революции (1881-1905 гг.)
В историко-правовой литературе о периоде контрреформ при освещении вопросов, связанных с государственными преступлениями, основное внимание уделяется, как правило, политическим аспектам. При этом из поля зрения выпадает правовая проблематика. То же касается и взаимосвязи политики контрреформ и содержания уголовно-политического судопроизводства. Нужно еще учесть и то обстоятельство, что если в советский период контрреформы неизменно оценивались негативно, то в последние годы появились работы, где, напротив, деятельность властей в целом расценивается положительно. Указанные обстоятельства диктуют необходимость обращения к данной проблематике - с тем, чтобы более объективно выявить тенденции развития уголовного процесса, учесть опыт того времени при реализации судебной реформы в современной России.
В 1870-х годах метод политического террора стал в России одним из ведущих в деятельности радикальных революционных организаций. Несмотря на принимаемые правительством меры, ситуацию коренным образом изменить не удавалось. Так, вечером 5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце был произведен взрыв, от которого погибло 11 и было ранено 56 человек. Пострадали в основном чины лейб-гвардии Финляндского полка. Этот террористический акт, организованный С.Н. Халтуриным, был направлен против императора Александра II. После взрыва немедленно был предпринят ряд ответных мер со стороны правительства. Так, 12 февраля 1880 г. был издан Указ «Об учреждении в С.-Петербурге Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» [18]. Руководить Комиссией был назначен Т.М. Лорис-Меликов, который имел опыт подавления революционных выступлений [7, с. 169]. Интересно, что в день учреждения Комиссии у подъезда канцелярии МВД М.Т. Лорис-Меликов лично обезоружил и арестовал стрелявшего в него в упор польского еврея И.О. Млодецкого, добившись его осуждения к смертной казни и приведения ее в исполнение в трехдневный срок [5, с. 558]. Полномочия Комиссии по охране порядка имели чрезвычайный характер. Благодаря Комиссии власти удалось значительно ускорить прохождение дел о государственных преступлениях. Так, на 1 марта 1880 г. по всей России находилось в производстве 1 087 таких дел, из них примерно половина относилась к обвинениям по статьям 246 и 248 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных - «произнесение дерзких слов» в адрес царя и лиц императорской фамилий. В III Отделении находилось 120 дел, в Главном жандармском управлении и жандармских полицейских управлениях на железной дороге - 409, по ведомству Министерства юстиции -668 дел. Только в период с 18 марта по 21 июля 1880 г. Вер-ховная Распорядительная Комиссия рассмотрела 453 дознания о государственных преступлениях [16, с. 169].
Такие показатели дали основание полагать, что нужный результат - усмирение революционного движения - был достигнут. М.Т Лорис-Меликов подготовил доклад, в котором предложил распустить Верховную Распорядительную Комиссию и ликвидировать политический сыскной орган - III Отделение с целью сосредоточения в одном ведомстве (МВД) всех подразделений по борьбе с антиправительственными выступлениями. 6 августа 1880 г. был издан Указ «О закрытии Верховной Распорядительной Комиссии, упразднении III Отделения Его Императорского Величества канцелярии и об учреждении Министерства Почт и Телеграфов» [17]. Однако, как показали дальнейшие события, такие оценки выдавали желаемое за действительное. Уже 1 марта 1881 г. жертвой террористов стал сам император. Это был апогей целенаправленной революционно-террористической деятельности. Впервые и единственный раз в истории нашей страны действующий глава государства был убит представителями оппозиционной политической силы. Важно подчеркнуть, что случавшиеся ранее перевороты и даже факт насильственной смерти императора (Павла I) осуществлялись как дворцовые интриги. Здесь же картина была совершенно иной - убийство императора олицетворяло собой столкновение самодержавия как существующей формы государственности, с одной стороны, и новой государственной идеологии, не приемлющей монархию в принципе, и которую наиболее концентрированно выражала «Народная воля», -с другой. У обеих позиций было немало сторонников в обществе, причем поддержка народовольцев нарастала, что, на наш взгляд, в определенной степени способствовало результативности проведенного теракта, поскольку такая поддержка (точнее, сочувствие) сдерживала применение властью излишней силы.
Убийство Александра II, вероятно, переполнило чашу терпения высших должностных лиц. Власть посчитала, что «игры» с демократией в России следует заканчивать. Остановить террор было решено
системой чрезвычайных и репрессивных мер, получивших название в истории как контрреформы. Обратим внимание, что ранее властью уже предпринимались такого рода меры, но менее жесткие, и, очевидно, правительство рассчитывало на их эффективность в рамках проводимых либеральных реформ. Не получилось. Представляется, что и не могло получиться, поскольку российский абсолютизм, провозгласивший ряд буржуазных реформ, должен был, как следствие этих реформ, самоуничтожиться, реорганизоваться в государство, близкое по типу к западноевропейским - так, как к этому было приближено российской судопроизводство. Однако самодержавие даже и не помышляло об изменении государственного строя, и неограниченной властью ни с кем делиться не собиралось.
В своих показаниях 20 марта 1881 г. один из главных обвиняемых в убийстве царя Н.И. Кибальчич говорил о том, что «Народная воля» готова отказаться от террора, если правительством будут обеспечены «полнейшая свобода слова, печати, сходок и избирательной агитации» [10, с. 295]. Однако такие заявления, конечно же, не были восприняты всерьез, что станет одной из побудительных причин для дальнейшей революционно-террористической деятельности, и об этом подсудимый Александр Ульянов скажет в своей речи по делу о покушении уже на самого Александра III 1 марта 1887 г. Характерна также позиция М.Т. Лорис-Меликова, который во многом отражал взгляды властвующей верхушки: «На исцеление людей, заразившихся социальными идеями, не только трудно, но и невозможно рассчитывать. Фанатизм их превосходит всякое вероятие; ложные учения, которыми они проникнуты, возведены у них в верования, способные довести их до полного самопожертвования и даже до своего рода мученичества» [9, с. 114].
Часть интеллигенции, не воспринимая террора, полагала необходимым усилить меры безопасности. Так, в записке бывшего профессора харьковского университета И.В. Платонова министру внутренних дел М.Т. Лорис-Меликову о мерах борьбы с революционным движением от 20 марта 1881 г. сообщалось: «По моему верноподданическому мнению, самое верное и действительное средство к охранению неприкосновенности священной особы Его Величества заключалось бы в том, чтобы постановить законом, что "всякий домохозяин или заступающий его место есть вместе и служитель полиции (attache' de police) который, как ближайший и естественный наблюдатель, обязан знать все предпринимаемые или совершающееся, в пределах его владений, в подрыве государственного порядка, в особенности же во вреде здравию и в посягательство на драгоценную жизнь Его Величества, и, если что подобное замечено или усмотрено будет, немедленно о том доносить полиции, под страхом, в случае неисполнения сего, быть признану за соучастника преступного замысла или действия". Не думаю, чтобы подобное постановление пришлось выдвигать в виде нового закона: напротив оно есть прямой результат всех постановлений, обязующих каждого подданного охранять особу Государя всеми возможными способами, до пролияния последней капли крови, и его придется только, так сказать, обострить, выставить на вид, и придать ему особенно обязательную силу» [3, с. 1]. Верноподданные в своих письмах, написанных, очевидно, под впечатлением убийства императора, предлагали правительству и другие методы борьбы с терроризмом. Так, в записке лесничего, коллежского советника Станкевича министру внутренних дел М.Т. Лорис-Меликову о мерах борьбы с революционным движением от 28 марта 1881 г., озаглавлено как «Способ к искоренению врагов порядка» сообщалось: «Независимо от принимаемых Правительством мер к истреблению врагов порядка, по мнению моему, необходимо по всей Империи произвести поверку паспортов и других документов на право разъездов и жительства лиц всех сословий обоего пола, находящихся в настоящее время в отлучке от постоянного своего места жительства. Поверка эта должна быть выполнена следующим образом: чины полиции во вверенных им участках обязаны от проживающих лиц всех сословий принять виды на право их жительства и заменить таковые временными свидетельствами (о которых упомяну потом), а подлинные документы разослать в те учреждения, откуда они были выданы, для точной поверки их действительности; в случае же на месте окажутся из них фальшивыми, то о том тотчас сообщать тому лицу, от которого были посланы, для арестования виновных и производства над ними дознаний как о подделке документов, так равно и о похождениях подобных лиц»
[4, с. 1].
Получалось, что для самосохранения императорской власти оставался один путь - репрессии, и они не замедлили осуществиться. Первым крупным шагом в направлении по «наведению порядка» в стране стала разработка и издание известного Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия от 14 августа 1881 г. [12]. Необходимо признать, что Положение оказалось достаточно жизненным: оно продлевалось каждые три года до самого свержения самодержавия.
Для такой внутренней политики действующий Устав уголовного судопроизводства в части производства дел о государственных преступлениях, уже основательно «урезанный» именно в этой сфере, также представлялся для власти слишком либеральным. Критически к действующей системе судопроизводства был настроен и новый император Александр III. Убийство отца террористами еще более укрепило его в необходимости реорганизовать судебную систему. И вот уже в 1885 г. назначается новый министр юстиции Н.А. Манасеин - вместо прежнего Д.Н. Набокова, проработавшего в этой должности почти восемь лет и в целом относившегося к судебным уставам 1864 г. достаточно лояльно. По
свидетельству А.А. Половцева, новому министру юстиции при назначении ясно дали понять, что судебная система должна быть иной, более соответствующей текущему развитию государственности [11, с. 452], которое, как отмечалось выше, характеризовалось усилением репрессивных начал.
В том же 1885 г. (20 мая) было учреждено Высшее дисциплинарное присутствие из числа членов Правительствующего Сената. Этот своеобразный орган наделялся полномочиями увольнять или перемещать судей судов любого уровня по представлению министра юстиции. Полагалось, что применение указанных дисциплинарных мер могло быть возможно, «когда возникает основательный способ сомневаться в том, что судья в месте своего служения будет отправлять свои обязанности с должным спокойствием и беспристрастием, ввиду особенностей его семейного или имущественного положения или же ввиду неблагоприятно сложившихся отношений его к своим сослуживцам или к местному обществу» [8, с. 182]. И таким образом, установленный реформой 1864 г. принцип несменяемости судей перестал действовать, поскольку появлялась законная возможность в любой момент «в порядке исключения» отстранить от исполнения судебных обязанностей любого судью.
12 февраля 1887 г. императорским указом было по сути дела покончено с гласностью политических всех процессов. До этого гласность судопроизводства согласно Положению о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия от 14 августа 1881 г. могла быть исключена лишь в военных судах. И вот теперь этим принципом можно было поступиться и в судебных установлениях общего порядка. Согласно указу министру юстиции предоставлялись соответствующие полномочия. Так, если министр из дошедших до него сведений усматривал, что «публичное рассмотрение дела не должно допущено... в видах ограждения достоинства государственной власти», то он мог в любой момент сделать процесс закрытым. Предусматривались и другие весьма расплывчатые мотивы объявлять судебные заседания закрытыми [16, с. 192].
Несмотря на указанные решения, Манасеину не удалось должным образом (то есть так, как он него ждал император) разрушить в значительной степени укрепившиеся в следственно-судейском сообществе передовые судопроизводственные принципы, и император заменил его. Мы полагаем, что речь шла не только о законодательном закреплении новой репрессивной политики Александра III, но и практическом воплощении этой политики. Эту функцию император поручил Н.В. Муравьеву (с января 1894 г.). Вскоре после назначения Н.В. Муравьев представил «Всеподданнейший доклад министра юстиции и генерал-прокурора Н.В. Муравьева о пересмотре законоположений по судебной части, высочайше утвержденный 7 апреля 1894 г.» [1, с. 182]. Собственно, это была программа его действий на новом посту. Муравьев как само собой разумеющееся констатировал, что «несовершенство действующих у нас судебных порядков, нередко обращавшее на себя Высочайшее Вашего Величества внимание, сознаются одинаково и Правительством и обществом (выделено нами. - Авт.), почему и необходимость их исправления представляется вполне бесспорною». Мы полагаем, что министр явно переоценил свое знание общественного мнения.
Представляет интерес характеристика негативных сторон судебной реформы 1864 г. В самом общем виде это проявлялось, по мнению Муравьева, в несоответствии некоторых ее начал «особенностям нашего государственного и общественного быта». И далее подробнее: «Господствовавшее в то время общее увлечение теоретическими построениями и западно-европейскими образцами не остались без влияния и на составителей судебных уставов. Благодаря этому влиянию Россия получила весьма стройный процессуальный кодекс, вполне пригодный для действия в любом государстве Западной Европы, но недостаточно приспособленный к условиям нашего отечества с его историческим складом, огромными пространствами и сравнительно редким разноплеменным населением, стоящим на далеко не одинаковой степени развития. Несмотря, однако, на эти условия, у нас явился дотоле неизвестный суд присяжных, установлен принцип кассационного производства, с его непонятным народу формальным воззрением на задачи высшего суда, строго узаконено состязательное начало для разбирательства дел гражданских, образовано особое сословие адвокатов и т.п. Позволительно полагать, что в момент издания судебных уставов практическое значение указанных нововведений было не вполне ясно даже и для самих правительственных сфер. Но по мере соприкосновения реформы с жизнью разлад между новым законом и требованиями действительности стал обнаруживаться все с большею и большею очевидностью. Опыт применения судебных уставов выяснил вскоре, что многие из перенесенных к нам процессуальных начал и приемов вовсе не отвечают нашим нуждам и потребностям, а другие требуют серьезной переработки и согласования с условиями нашего быта. Тот же опыт указал засим, что вообще правила судебных уставов в том виде, как они были изданы в 1864 году, не могут быть распространены на многие местности Империи без особых довольно сложных и многочисленных изъятий и приспособлений. Наконец, обнаружилось, что благодаря узаконенному уставами не вполне целесообразному распределению подсудности, в связи с излишним развитием коллегиального начала, содержание новых судебных учреждений налагает значительные затраты на казну, причем, несмотря на постоянное возрастание этих затрат и периодических расходов на усиление штатов судебных мест, состояние их делопроизводства облегчается весьма мало, а материальное положение лиц судебного ведомства является вовсе
необеспеченным». Далее министр указал на то, что «русский человек судится ныне самыми многоразличными способами и на самых разнородных основаниях, причем, не говоря уже о простом обывателе, даже сведущему юристу-технику трудно разобраться в запутанной системе существующих у нас теперь судебных инстанций, с их разнообразною подсудностью и разнообразием процессуальных приемов и правил. Подобный порядок вещей, конечно, нельзя признать нормальным и отвечающим интересам страны».
Что же предлагал Муравьев? Прежде всего он уточнял методологический подход - «идти далее по направлению частичных и разрозненных поправок, которому следовало доныне наше законодательство в отношении судебной части, решительно невозможно. Отрицательные результаты, достигнутые этою системою, - наглядно свидетельствуют, что судебный строй ныне требует коренного усовершенствования не только в подробностях, но и во многих своих основаниях и вообще постановке».
И далее главное, которое заключалось в том, что «основу предпринимаемой реформы (обратим внимание, что министр без ложной скромности по сути объявляет себя реформатором. - Авт.) должно быть положено начало незыблемого утверждения государственного характера и правительственного направления суда и судебного ведомства. Мысль о таком характере суда не нашла себе достаточно ясного и определенного выражения в судебных уставах. Это обстоятельство, в связи с проведенным в уставах принципом резкого отделения суда от администрации и неудачно сформулированным в них началом судейской несменяемости, могло быть и действительно было истолковано в смысле намерения законодателя поставить представителей судебной власти в особое, исключительное положение в ряду прочих правительственных органов». Соответственно, предлагалось принять меры к тому, чтобы суд стал «прежде всего верным и верноподданным проводником и исполнителем самодержавной воли Монарха, всегда направленной к охранению закона и правосудия. С другой стороны, суд, как один из органов Правительства, должен быть солидарен с другими его органами во всех законных их действиях и начинаниях. На сем основании он обязан оберегать не только существующий законный порядок, но и достоинство государства и его правительственной власти всюду, где это достоинство может быть затронуто в делах судебного ведомства».
И только лишь вот в этих очерченных пределах Муравьев допускал, что суд: «1) может и должен быть самостоятелен и независим и 2) обязан, чуждаясь всякой политической или общественной тенденции, руководствоваться лишь законом, правдою и справедливостью, которые неразлучны с милостью, а в практическом применении своем требуют, кроме общего и специального юридического знания, еще здравого смысла и многостороннего жизненного опыта». Однако грандиозным планам Муравьева не суждено было полностью сбыться - сначала со смертью императора, а затем в связи с подъемом революционного движения в начале ХХ в. деятельность Комиссии по преобразованию судебной части оказалась непродуктивной, в том числе и по предложениям, разработанным под руководством Муравьева в начале ХХ в., которых мы коснемся при исследовании вопроса о процессуальных аспектах производства предварительного следствия и судебных рассмотрений по преступлениям против государства (при этом мы не ставим под сомнения определенные положительные результаты работы Муравьева как министра юстиции, и прежде всего распространение судебных уставов на всей территории России). И практически же судебная контрреформа была организационно завершена с изданием 12 июля 1889 г. Закона о земских начальниках [14], который, предоставив земским начальникам не только административную, но и судебную власть, завершил недолгую эпоху относительной независимости судов низших инстанций.
Однако все предпринимаемые властью меры не решали коренным образом вопроса о спокойствии и безопасности в российском обществе. Напротив, на наш взгляд, расширенные полномочия административных органов и как следствие больший произвол должностных лиц еще больше озлобляли население. Тяжкие преступления против государства продолжались. Так, в конце рассматриваемого периода (1901 г.) министр внутренних дел Сипягин позволял себе высказывания в том духе, что он «кровью зальет Петербург при первой же попытке новой демонстрации» (после демонстрации 4 марта 1901 г.) [15, с. 515]. После подобных высказываний и действий надо ли удивляться тому, что в воззвании боевой организации партии социалистов-революционеров появляются такие слова: «Свист пули - вот единственный возможный теперь разговор с нашими министрами, пока они не научатся понимать общечеловеческую речь и прислушиваться к голосу страны» [2, с. 29]. Всего за последние три десятка лет XIX века в России было проведено 226 политических процессов. Были преданы суду 1 342 человека. Вынесено 137 смертных приговоров, из которых приведено в исполнение 44. Среди подсудимых примерно каждый третий был дворянином, каждый второй - разночинцем [6]. Цифры показывают, что существующим положением была недовольны различные слои общества. И не случайно начало ХХ в. ознаменовалось новой мощной волной терроризма в России - убийства высших государственных лиц и чиновников правоохранительных ведомств следовали одно за другим.
В качестве вывода можно отметить, что активизация революционно-террористической деятельности в России в 1870-х гг. вынудила правительство принять ряд мер, направленных на сужение демократических
начал в уголовно-политическом судопроизводстве, в частности, судопроизводство по государственным преступлениям с 1872 г. могло осуществляться только в Особом присутствии Правительствующего Сената. При этом власть формально не отказывалась от основных принципов судебной реформы 1864 г. В
1880 г. был создан также чрезвычайный орган - Верховная Распорядительная Комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия во главе с М.Т. Лорис-Меликовым. Однако власть переоценила эффективность этих мер - 1 марта 1881 г. был убит император Александр II, и этот теракт отразил глубочайшую степень противостояния государства и радикально настроенной части российского общества. После этого верховная власть однозначно определила направленность дальнейшей внутренней политики - на свертывание достигнутых результатов либеральных реформ. Было издано Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия от 14 августа
1881 г., предоставившее огромные полномочия административным органам. Существенным преобразованиям было подвергнуто судопроизводство по политическим делам (отказ от принципов несменяемости судей, открытости судебных заседаний, закрытие от общества информации о политических процессов). Было намечено дальнейшее кардинальное изменение Устава уголовного судопроизводства, и только смерть Александра III, а затем новый революционный подъем начала ХХ в. помешали полной реализации контрреформистских замыслов.
Литература
1. Всеподданнейший доклад министра юстиции и генерал-прокурора Н.В. Муравьева о пересмотре законоположений по судебной части, высочайше утвержденный 7 апреля 1894 г. // Звягинцев А., Орлов Ю. Неизвестная фемида. Документы, события, люди. М., 2003.
2. Да здравствует «Народная воля»! Париж, 1907.
3. Записка бывшего профессора харьковского университета И.В. Платонова министру внутренних дел М.Т. Лорис-Меликову о мерах борьбы с революционным движением от 20 марта 1881 г. // ГАРФ. Ф. 569. Оп. 1. Д. 45. Л. 1-1об.
4. Записка коллежского советника Станкевича министру внутренних дел М.Т. Лорис-Меликову о мерах борьбы с революционным движением от 24 марта 1881 года // ГАРФ. Ф. 569. Оп. 1. Д. 92. Л. 1-5.
5. История сыска в России: В 2 кн. Кн. 1 / Авт.-сост. П.А. Кошель. Минск, 1996.
6. Лобов Ю. Не влипни в историю // Труд. 2004. 23 сентября.
7. Министерство внутренних дел России. 1802-2002. СПб., 2002.
8. Министерство юстиции за сто лет. 1802-1902. Исторический очерк. СПб., 1902.
9. Переписка Александра III с гр. М.Т. Лорис-Меликовым (1880-1881 гг.) // Красный архив. 1925. Т. 1.
10. Показания первомартовцев. Из актов предварительного следствия // Былое. 1918. № 4-5.
11. Половцев А.А. Дневник государственного секретаря. М., 1966. Т. 2.
12. Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия от 14 августа 1881 г. // ПСЗ-3. № 150.
13. Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия от 14 августа 1881 г. // ПСЗ-3. № 150.
14. ПСЗ-З. № 1273.
15. Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация / Под ред. Е.Л. Рудницкой. М., 1997.
16. Троицкий Н.А. «Народная воля» перед царским судом. Саратов, 1983.
17. Указ «О закрытии Верховной Распорядительной Комиссии, упразднении III Отделения Его Имлераторского Величества канцелярии и об учреждении Министерства Почт и Телеграфов» // ПСЗ-2. № 61279.
18. Указ «Об учреждении в С.-Петербурге Верховной Распорядительной Комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 12 февраля 1880 г. // ПСЗ-2. № 60492.
