CC BY
22
но активное экстремистское меньшинство, достаточное для затягивания террористической деятельности. В сфере идентичности большую опасность для безопасности представляет неопределенность содержательного наполнения понятия "российской идентичности" у правящего класса, его неспособности предложить современную национальную идею и идеологию, бесперспективные, на мой взгляд, попытки идентифицировать Россию с западной неолиберальной цивилизацией, которая на наших глазах утрачивает последние остатки собственно европейских ценностей,
оказавших в известной степени в последние три века на Россию серьезное влияние.
Системная целостность российской, (гражданской и социокультурной) этнической, конфессиональной, территориальной идентич-ностей будет достигнута в полной мере только в случае, если Россия на всей своей территории будет способна обеспечивать внешнюю и социальную безопасность, достойный уровень и образ жизни, социальную мобильность и жизненные перспективы человека, безопасность народов.
2 ноября 2009 г.
_Публикацию подготовил В.В. Черноус
ББК ФО5(2р37)
ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ В ОСЕТИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в.: ПРИЧИНЫ, ХАРАКТЕР, ПОСЛЕДСТВИЯ (исторический и политико-правовой аспекты)
В.Д. Дзидзоев
После отмены крепостного права в 1861 г. в России происходили сложные, противоречивые и болезненные общественно-политические процессы, научное изучение которых представляет и сегодня большой интерес. Освободительное движение в России во второй половине XIX в. происходило в обстановке заметного общественно-политического подъема. Активную роль в этом движении играла и Осетия, в целом Терская область, где власти в условиях кризиса самодержавной политической системы проводили одновременно политику реформ и контрреформ. Основная часть населения Осетии, как и всей России, на себе испытала тяжелое положение пореформенного периода. Здесь свою негативную роль сыграли не только "объективные причины", на которые обычно ссылались и ссылаются апологеты самодержавной царской власти, но и многие субъективные факторы, неумение властей отвечать на вызовы времени, нежелание и неспособность высокопоставленных чиновников принимать продуманные решения, которые бы сближали их с основной частью подвластного населения. Замечу, что проблема взаимоотношений властей и
Дзидзоев Валерий Дударович - доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой политологии Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова, 362020, г. Владикавказ, ул. Левченко, 47 "Г", e-mail: Sofia62@mail.ru.
основной массы населения во все времена в России и особенно на Кавказе была и остается актуальной. Обращаю особое внимание на недостаточную исследованность данной проблемы в авторской формулировке. Исследователи истории Осетии, в целом Терской области достаточно поверхностно рассматривали эту сложную проблему, которая до сих пор остается малоисследованной. Автор настоящей статьи посвятил изучению и анализу различных аспектов этой сложной и многогранной проблемы более 100 научных и научно-популярных трудов, один из которых в виде настоящей статьи выносится на суд специалистов и экспертов.
В 70-е-80-е годы XIX в. заметно ухудшилось положение крестьянства, что было обусловлено несколькими причинами. К этому времени уже четко обозначились большие негативные последствия реформы 1861 г., русско-турецкой войны 1877-1878 гг., мирового экономического кризиса конца 70-х годов, захватившего и Россию [1, с. 342].
Большое беспокойство властей вызывали не только крестьянские волнения, но и распространившиеся в деревне слухи о скором "черном переделе" земель, при
Dzidzoev Valeriy - Doctor of history, professor, chairman of the Politology department in the North Osetian State University by K.L. Khetagurov, 47 "g" Levchenko Street, Vladikavkaz, 362020, e-mail: Sofia62@mail.ru.
котором будто бы "вся земля будет отобрана от помещиков и роздана крестьянам" [1, с. 342]. Крестьяне возлагали большие надежды на "передел земли". Подобные слухи получили широкое распространение. 8 февраля 1880 г. Александр II после покушения на него Степана Халтурина решил усилить специальные меры борьбы против терроризма в России. 12 февраля 1880 г. была создана Верховная распорядительная комиссия по охране государственного порядка и общественного спокойствия во главе с харьковским генерал-губернатором, бывшим начальником Терской области М.Т. Лорис-Меликовым, получившим большую известность и популярность во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Это был хитрый, образованный, дальновидный и жестокий политик, много сделавший для России. Верховная распорядительная комиссия должна были "положить предел беспрерывно повторяющимся в последнее время покушениям дерзких злоумышленников поколебать государственный и общественный порядок" [1, с. 344]. Необходимо было также привлечь на сторону высшей государственной власти интеллигенцию, либеральную часть российского общества. М.Т. Лорис-Меликов считал, что нельзя навести порядок в России одними репрессивными методами. Он доказывал необходимость разумных компромиссов с оппозицией, всяческогог поощрения "благомыслящей" части общества. В своем докладе Александру II М.Т. Лорис-Меликов писал: "Вывести Россию из переживаемого ею кризиса может только твердая самодержавная воля, но эта задача не может быть выполнена одними карательными и полицейскими мерами" [1, с. 344]. Ставилась задача "введения народного представительства", с чем согласился и Александр II. 1 марта 1881 г. народовольцы убили Александра II и самодержавие перешло к политике "прямой реакции" (В.И. Ленин). 2 марта 1881 г. на российский престол вступил второй сын Александра II Александр III (1845-1894). Наследником престола он стал после смерти в 1865 г. своего старшего брата Николая. Александр III боялся покушений со стороны революционеров, поэтому первые годы своего царствования он провел в Гатчине под охраной войск и полиции. Опасаясь революционного движения, он сосредоточился во внутренней политике России на беспощадной борьбе против революционеров. Подавление
не только революционного, но и либерально-оппозиционного движения считалось главной задачей Министерства внутренних дел. Это был фактически реакционный политический курс, вдохновителями и апологетами которого были К.П. Победоносцев, один из воспитателей Александра III, преподававший ему законоведение, и М.А. Катков.
8 марта 1881 г. Комитет министров под председательством Александра III рассмотрел план "умиротворения" страны М.Т. Лорис-Меликова, который в обиходе получил название "Конституции Лорис-Меликова". План, помимо Лорис-Меликова, одобрили несколько министров, в том числе военный министр Д.А. Милютин. Однако ближайшее окружение царя и сам Александр III подвергли план Лорис-Меликова язвительной критике. Граф С.Г. Строганов назвал план "умиротворения" России дорогой, которая "ведет прямо к конституции" [1, с. 347]. Одновременно подверглись критике почти все реформы 60-х-70-х годов XIX в.
Дополнительным импульсом усиления реакционной политики самодержавия стал манифест "О незыблемости самодержавия" от 29 апреля 1881 г. В нем провозглашалась программа крепостнической реакции и необходимость борьбы против буржуазных реформ 60-х-70-х годов. После обнародования манифеста М.Т. Лорис-Меликов подал Александру III прошение о своей отставке. Затем в отставку ушли либеральные министры Д.А. Милютин, А.А. Абаза и другие. Вместо М.Т. Лорис-Меликова министром внутренних дел России стал бывший посол в Турции граф генерал Н.П. Игнатьев, который старался сочетать реакционный политический курс с "либеральными" идеями.
14 августа 1881 г. было издано распоряжение Н.П. Игнатьева "О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия и приведении определенных местностей империи в состояние усиленной охраны", которое носило реакционный характер. Так, согласно распоряжению в любой местности в стране могло быть объявлено чрезвычайное положение, а каждый "подозреваемый властями" человек мог быть арестован, предан военному суду или сослан на пять лет в любое место Российской империи [1, с. 348]. Распоряжение давало большие полномочия администрациям местных властей, чем они незамедлительно
воспользовались с целью усиления реакционного внутриполитического курса самодержавия. В Осетии, как и во всей Терской области, усилился национальный гнет, вызванный контрреформами. Термин "контрреформы" закрепился в научной и учебной литературе прежних лет; под ними подразумевается ряд законодательных актов в области просвещения, печати, местного управления, суда, конфессиональной политики и т.д., принятых в 60-е-90-е годы XIX в., которые были направлены против рефор 60-х-70-х годов или хотя бы на их ограничение. В современной литературе существует мнение, что внутренняя политика самодержавия при Александре III не сводилась к проведению контрреформ [1, с. 349].
В Терской области гражданское управление и гражданские органы власти были ликвидированы. Вместо них ввели военно-казачье управление. Вместо уездов вся территория Терской области была разбита на отделы, "в которые вошли и горские округа" [2]. Осетины, как и другие горцы, были подчинены начальнику Терской области, который одновременно был и командующим войсками области. Начальник Терской области в соответствии с распоряжением Министра внутренних дел от 14 августа 1881 г. мог закрывать учебные заведения, органы печати, "без суда карать и наказывать горское крестьянство, арестовывать и подвергать штрафам горские сельские общества и отдельных их членов" [2]. Заметим, что распоряжение Н.П. Игнатьева было издано как "временное" на три года. Однако оно в силу своей "особой востребованности" продлевалось через каждые три года и действовало до 1917 г.
Жесткий контроль над горскими обществами Осетии, как и в целом Терской области, осуществляли участковые начальники. Вся полнота власти была передана им, и они строго следили за подвластным населением, творили суд, распоряжались более чем скромными финансами горских обществ и даже составляли списки "неблагонадежных" людей. При этом степень "неблагонадежности" они определяли сами. Часто в эти списки попадали вполне благонадежные люди, которые могли где-нибудь сказать правду о реальном положении в каком-либо горском обществе.
Казачья администрация области жестко контролировала настроение и поведение
горского населения. Участковые начальники назначались администрацией области, а они в свою очередь определяли проведение выборов сельских старост. Таким образом укреплялась вертикаль власти и наводился жесткий военно-полицейский порядок. Все это делалось вопреки прозорливому предупреждению М.Т. Лорис-Меликова о том, что задачу "умиротворения" страны нельзя решать "одними карательными и полицейскими мерами".
Реакционность проводимых реформ резко и обоснованно критиковал К.Л. Хетагуров. Он писал о том, что преобразование уездов в отделы ничего положительного для горцев не дало. Более того, их положение "изменилось к худшему. У них было отнято право выбора старшин, которые стали вербоваться по рекомендации участковых начальников атаманом отдела из кадров лакеев и вестовых, которые и в должности старшины остаются теми же покорными слугами начальников участка, а потому вся их деятельность, руководимая только усердием угодить начальству, идет совершенно вразрез интересам туземного населения" [3]. Такое положение способствовало росту освободительного движения, нарастанию стихийного протеста трудящихся масс. Так, например, в с. Христиановском (ныне г.Дигора) на сходе в 1884 г. крестьяне, возмущенные злоупотреблениями старшины, расправились с ним - бросили его в реку. Крестьяне дали отпор и прибывшему в Хри-стиановское подкреплению. Власти подавили волнение крестьян, а зачинщиков отправили в ссылку. В 1886 г. осетинские крестьяне вступили в открытую схватку с баделятами (помещики в Дигории, т.е. в Западной Осетии) из-за угодья у "Черного леса". Здесь несколько сот крестьян бились с сотней казаков, прибывших на помощь представителям баделят.
В Петербурге продолжали вынашивать планы "умиротворения" страны военно-полицейскими методами. Министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев пытался заигрывать с либеральной частью общества. По его инициативе в ноябре 1881 г. была создана Особая комиссия для составления проекта преобразования местного управления под руководством М.С. Каханова, впоследствии ставшего начальником Терской области. Работа комиссии по вине консерваторов и реакционно настроенных высокопоставленных чиновников
была неудовлетворительной, и в 1885 г. она прекратила свое существование. Заметим, что некоторые другие инициативы Н.П. Игнатьева, направленные на либерализацию общества, были отвергнуты. Сам министр 30 мая 1882 г. был отправлен в отставку, что фактически означало переход России к усилению антинародной внутренней политики и к неприкрытой реакции. Н.П. Игнатьева на посту министра внутренних дел России сменил ярый реакционер и обскурант Д.А. Толстой, который одновременно был назначен и шефом жандармов.
Реакционность внутренней политики самодержавия проявилось и в том, что из университетов были уволены крупные признанные ученые, слывшие либералами: профессора историк В.И. Семевский, юрист С.А. Муромцев, социолог и историк М.М. Ковалевский - автор фундаментального исследования по истории и этнографии осетинского народа "Современный обычай и древний закон (обычное право в историко-сравнительном освещении)" и другие.
12 июля 1889 г. было издано "Положение о земских участковых начальниках", согласно которому повышалась роль дворянства в деревне и одновременно усиливалась правительственная опека над крестьянами. В уездах были созданы уездные съезды земских начальников, которым передавались функции упраздняемых уездного присутствия по крестьянским делам и мирового суда (мировой суд сохранялся только в Петербурге, Москве и Одессе). Все это давало значительно больше полномочий земским начальникам, которых назначал министр внутренних дел России по представлению губернаторов и губернских предводителей дворянства. Заметим, что земским начальником должен был быть представитель потомственных дворян-землевладельцев, имевший крупный имущественный ценз, высшее образование, трехлетний стаж службы в должности или мирового посредника, или мирового судьи, или члена губернского по крестьянским делам присутствия [1, с. 353].
Контрреформы 80-х-нач. 90-х годов XIX в. свели на нет результаты реформ 1861-1874 гг. Они ограничили свободу печати, демократические основы местного самоуправления, школьное дело и т.д. В 1885 г. школьное дело в Осетии, находившееся в распоряжении Кавказского учебного округа,
передали церкви. Приходские школы были преобразованы в церковно-приходские, где доминирующую роль играли священники. Преподавание в этих школах на осетинском языке было запрещено. По признанию известного осетинского педагога конца XIX - начала ХХ вв. Харитона (Гуатдзау) Александровича Уруймагова, школы в Осетии "сделались ведомственным оружием в руках духовного учебного начальства" [4]. В 1898 г. в Северной Осетии насчитывалось 32 церковноприходские школы, в которых обучалось (без Владикавказа и казачьих станиц) 3 828 учащихся, из них 469 девушек. Кроме церковноприходских школ, было еще несколько школ грамоты, 2-3 частные начальные школы и три "министерские школы", т.е. школы дирекции народных училищ Терской области [5].
В начале 80-х годов XIX в. "фактически ликвидировалось женское образование" [1, с. 350]. Это коснулось и первой школы для осетинских девиц во Владикавказе. В 1866 г. школа была преобразована в школу с пансионом (закрытое среднее учебное заведение с общежитием) и названа в честь великой княгини Ольги Федоровны Ольгинской [3, с. 76]. Средства на содержание школы выдавались "Обществом восстановления православного христианства на Кавказе". По свидетельству К.Л. Хетагурова, выпускницы школы насаждали "в отдаленных уголках горной Осетии неувядаемые зародыши просвещения". Школа была очень популярной и любимой в Осетии и давала неутомимых тружениц для сельских школ. До 1890 г. полный курс Владикавказской Ольгинской женской школы окончили 69 учениц. Еще большее число учениц обязаны ей грамотностью, одно- и двухклассным образованием. Благодаря этой школе, как подчеркивал К.Л. Хетагуров,"религиозный фанатизм магометанской Осетии стал охотно поддаваться принципам христианского воспитания". Школа действительно стала "насущной потребностью всего народа" [3, с. 77], но приехавшая из Тифлиса комиссия в разгар учебного 1890-1891 г. от имени совета "Общества" закрыла ее, что было воспринято среди осетин как "горе" и "катастрофа" [3, с. 77-78]. Владикавказские осетины, не желавшие мириться с таким произволом властей, "не теряя времени для формальной обстановки дела, дабы предупредить по крайней мере потерю учебного года, в числе 16 представителей
подали протест высокой покровительнице школы, теперь в бозе почившей великой княгине Ольге Федоровне и г. обер-прокурору святейшего Синода" [3, с. 78]. Среди тех, кто подписал протест, были видные представители осетинской интеллигенции конца XIX в. К.Л. Хетагуров, А.И. Цаликов, С.В. Кокиев, Б.И. Туаев и другие. Протест владикавказских осетин во главе с К.Л. Хетагуровым оказался "своевременным и уместным..., тем более, что следствие, произведенное по этому делу лично начальником области, дословно подтвердило все изложенные в протесте обстоятельства этого печального события" [3, с. 86]. Отметим, что многие из осетин, участвовавших в протесте по поводу закрытия женской школы, были подвергнуты гонениям со стороны властей. Тем не менее "школа была возвращена осетинам во всем ее первоначальном составе и даже переведена в прежнее свое помещение, в осетинскую часть Владикавказа" [3, с. 87]. В 1886/87 учебном году власти перевели ее на противоположный конец Владикавказа. Во всей этой истории "главным, руководящим началом служил самый беззастенчивый произвол" [3, с. 86].
Школьная реформа давала возможность расширения образования. Она предусматривала увеличение численности учащихся, возможность получения элементарных знаний для всех желающих. Однако контрреформы 80-х-нач. 90-х годов XIX в. значительно ограничили предусмотренные реформами возможности. К концу XIX в. в Осетии стали функционировать отдельные светские (министерские) школы, которые пользовались большим успехом у народа. Церковноприходские школы на фоне светских теряли популярность и отношение народа к ним менялось в худшую сторону. Светские школы отличались от церковноприходских лучшими учительскими кадрами. Здесь не было засилья церковников и зазубривания молитв. Однако власти в Осетии чинили большие препятствия работе светских школ.
Введение института земских начальников стало одной из реакционных мер внутриполитического курса России. По существу данный институт восстанавливал большие привилегии помещиков и дворянства, их власть над крестьянами, утраченную в ходе крестьянской реформы 1861 г.
12 июня 1890 г. было принято новое "Положение о губернских и уездных
земских учреждениях", которое сохраняло бессословность и выборность земств как органов местного самоуправления. Однако на практике и бессословность, и выборность были сильно урезаны. Землевладельческая курия ("класс"), "по которой ранее могли баллотироваться землевладельцы всех сословий, теперь стала курией только дворян-землевладельцев" [1, с. 355]. Таким образом, роль дворянства в деревне поднималась еще выше, а крестьяне фактически лишались выборного представительства: теперь они выбирали только кандидатов в земские гласные, список которых рассматривал уездный съезд земских начальников, и по представлению этого съезда губернатор утверждал гласных" [1, с. 355]. Земское положение 12 июня 1890 г. обеспечивало заметное преобладание дворян в земствах.
Антинародный характер имело и новое "Городовое положение", изданное 11 июня 1892 г. Теперь еще более урезались избирательные права горожан. Широкие слои трудящихся масс города, а также представители мелкой городской буржуазии (класс мелких собственников) от участия в городском самоуправлении устранялись путем повышения имущественного ценза. В привилегированном положении оставались дворяне-домовладельцы, а также представители промышленной, финансовой и торговой буржуазии. В результате такой городской реформы заметно сократилось число избирателей в городские думы (во многих городах до 10 раз). Заметим, что проект этой реформы подвергался систематическим изменениям в сторону существенных ограничений прав городского самоуправления. 16 июня 1870 г. проект "Городового положения" был утвержден Александром II и стал законом, по которому в 1893 г. были проведены выборы во Владикавказскую и Моздокскую городские думы, избираемые, как и по всей России, на четыре года. Избирательные права в органы городского самоуправления распространялись на мужчин с 25-летнего возраста, обладавших имущественным цензом и плативших городские налоги. Как правило, это были владельцы торгово-промышленных заведений и банков. По закону городские избиратели были разделены на три курии ("класса") в зависимости от денежной суммы, уплачиваемой в городскую казну. В первой курии были самые богатые плательщики, во второй - представители средней буржуазии,
в третьей - мелкие плательщики. Каждая из этих трех курий уплачивала примерно треть городских налогов. Интеллигенция, рабочие, служащие и другие категории общества, численно превосходившие представителей трех избирательных курий, но не имевшие собственности и по этой причине освобожденные от уплаты налогов, не могли принимать участие в самоуправлении города. Таким образом, "Городовое положение" обеспечивал преобладание в городской думе крупной буржуазии и состоятельных дворян. Добавим, что управление Владикавказом и другими городами Терской области, в отличие от центральных губерний, было передано не министру внутренних дел, а военному министру России, что было заметным поворотом к реакции. Тем не менее, городская контрреформа, как и земская, не была полностью реализована, так как социально-экономические процессы, хоть и с большим трудом, но набирали темпы. Прежние сословно-бюрократические органы управления городом были заменены новыми, основанными на имущественном цензе и сыгравшими определенную позитивную роль в хозяйственном и культурном развитии городов, в том числе и Владикавказа.
Высшие власти России предприняли шаги для проведения и судебной контрреформы. Подготовка судебной реформы, как известно, началась в 1861 г., когда Александр II поручил Государственной канцелярии разработать "Основные положения преобразования судебной части в России". К подготовке судебной реформы привлекли самых известных и авторитетных юристов России. В 1864 г. проекты судебных уставов были обсуждены в Государственном совете, одобрены им, а затем утверждены Александром II. Судебные уставы стали заметным шагом в сторону буржуазно-демократических преобразований. Они предусматривали бессословность суда и его независимость от административной власти. Судебная реформа 1864 г. провозгласила принципы гласности, устности и состязательности судебного процесса с участием в нем присяжных заседателей и адвокатов, ликвидировала сословный суд [6, с. 1161]. Были введены суд присяжных, в состав которого входили один или несколько постоянных судей и присяжные заседатели, подобранные или назначенные для данного судебного процесса представители народа [7],
адвокатура, мировые суды. По сравнению с прежним сословным судом, где не было адвоката, отсутствовала гласность, но неизменно присутствовали бюрократические проволочки, предусмотренные судебными уставами 1864 г., изменения стали значительным шагом вперед в сфере буржуазно-демократических преобразований.
Судебные уставы предусматривали участие в судебном разбирательстве выборных присяжных заседателей. Присяжные и постоянный (коронный) судья не представляли единую судебную коллегию, их функции в судебном процессе были строго разграничены. Присяжные заседатели, как правило, в уголовном процессе выносили вердикт о виновности или невиновности подсудимого. Они подбирались и назначались с соблюдением конкретных цензовых условий. Для них устанавливался высокий имущественный ценз и они, как правило, проходили проверку "на благонамеренность" [7].
С 1864 г. в России стали функционировать коронный и мировой суды. Коронный суд имел две инстанции. Окружной суд считался первой инстанций, а судебная палата, объединявшая несколько судебных округов и состоявшая из уголовного и гражданского департаментов, - второй инстанцией. Решения окружного суда с участием присяжных заседателей были окончательными, "а без их участия могли быть обжалованы в судебной палате" [1, с. 268]. Решения окружных судов и судебных палат могли быть обжалованы в Сенате (высшем государственном органе, подчиненном императору России), который имел право кассации (отмены или пересмотра) судебных решений [1, с. 268]. Для решения кассационных жалоб в Сенате были созданы кассационно-уголовный и кассационно-гражданский департаменты, которые способствовали улучшению правовой системы России.
Судебные уставы предусматривали также решение гражданских исков на сумму до 500 руб. и мелких правонарушений мировым судом "в составе одного судьи, без присяжных заседателей и адвокатов, с упрощенным делопроизводством" [1, с. 268]. Мировой судья считался первой инстанцией, а уездный съезд мировых судей - второй инстанцией.
Реформы в области местного управления и суда способствовали буржуазно-
демократическим преобразованиям в стране. Однако предпринятые меры для проведения судебной контрреформы способствовали повороту страны к реакции. Так, 14 августа 1881 г. были введены меры по чрезвычайной охране, которые заметно ограничивали гласность в судопроизводстве по политическим делам. Принцип несменяемости судей стал постепенно и повсеместно нарушаться. С 1887 г. министр юстиции России получил еще большие полномочия и мог запретить на свое усмотрение публичное рассмотрение любого дела в суде [1, с. 256-257]. Постепенно перестали публиковать отчеты о политических процессах. 20 мая 1885 г. было учреждено Высшее дисциплинарное присутствие Сената, которое имело право перемещать или смещать судей. С 1889 г. были урезаны права присяжных заседателей. Однако коренной пересмотр судебных уставов 1864 г., который был предпринят реакционным окружением Александра II. не удалось осуществить. Судебная контрреформа встретила сопротивление со стороны прогрессивной части российского общества, которая осознала необходимость буржуазно-демократических преобразований.
В Осетии, как в целом на Кавказе, действие судебных уставов распространялось с большим трудом, с многочисленными нарушениями, связанными со "спецификой региона". Действие судебных уставов 1864 г. распространялось на 44 губернии, т.е. примерно на половину России, в том числе и на Кавказ (не распространялись они на Прибалтику, Польшу, Сибирь, Среднюю Азию, Белоруссию и т.д.). Но новые судебные учреждения вводились не сразу, тем более на Кавказе, где только в 1870 г. были "введены мировые судебные учреждения" [8, с. 47]. Однако проблема состояла в том, что и они предназначались для русского населения, а для горцев было выработано особое положение - "Горский словесный суд", деятельность которого фактически была направлена против осетин и других коренных народов региона. Горский словесный суд формально был коллегиальным, но парадокс состоял в том, что "председательствовал в нем не юрист, а начальник округа или его помощник. Члены суда избирались населением, но под контролем начальника округа. Кассационный порядок обжалования решений суда не предусматривался, а жалобы на решения
в апелляционном порядке поступали к начальнику области, который, отменяя решения суда по апелляционным поводам, передавал эти дела на новое рассмотрение тому же словесному суду" [8, с. 47-48].
Известный российский юрист конца XIX - начала ХХ вв. Н.Е. Рейнке, исследовавший систему и проблемы судопроизводства на Кавказе, подчеркивал, что здесь созданы условия "судебного произвола или правовой анархии" [9]. Горский словесный суд скомпрометировал себя в глазах широких слоев горского населения, так как в нем укоренились такие пороки, как взяточничество, лжесвидетельство, профессиональная непригодность и т.д. Основную роль в словесном суде играл писарь, который, как правило, был русским, не знающим ни осетинского языка, ни осетинских обычаев. А судопроизводство велось на русском языке через малограмотных переводчиков, которые зачастую неправильно переводили с осетинского на русский или наоборот. К.Л. Хетагуров, неоднократно осуждавший такое "правосудие", писал: "Кому приходилось следить за практикой кавказских окружных судов, тот не мог не обратить внимание на своеобразность уголовных процессов, где участниками являются наши туземцы и, в частности, осетины.
Судится убийца, который никогда ни в чем предосудительном не был замечен.
- Вы признаете себя виновным? - спрашивают его через переводчика.
- Я убил, но я не виноват, - отвечает он переводчику, который передает его слова так: "да, признаю"» [3, с. 365]. Это образец фальсификации судебного процесса. Такой суд не мог пользоваться ни уважением, ни доверием народа.
Многочисленные нарушения, допускавшиеся в судебном разбирательстве в Осетии, в целом на Кавказе, стали причиной того, что "Кавказ сделался еще более изолированным от преобразованной России" [10]. Следует подчеркнуть, что в начале 80-х годов XIX в. в Осетии, как и по всей Терской области, ввели новый порядок, по которому все уголовные дела передавались в военно-полевые суды, а окружной суд действовал без присяжных заседателей [8, с. 48].
В 90-х годах XIX в. на Кавказе, как в целом и по России, были изданы законы, распоряжения, постановления высших органов власти, которые усилили и укрепили
систему контрреформ царизма. Так, например, первая статья основных законов Российской империи (1892) гласила: "Император всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной власти его не токмо за страх, но и за совесть сам Бог повелевает" [11]. Несмотря на отдельные успехи буржуазно-демократических преобразований в конце XIX в., Россия продолжала оставаться страной самодержавной, где консервативная часть общества направляла страну к реакции, завершая систему контрреформ. Судебный произвол и правовая анархия создавали серьезные очаги общественно-политической, межнациональной и правовой напряженности в Осетии, как и в целом на Кавказе. По закону "Об изъятии некоторых преступлений, совершенных в пределах Кавказского края, из общего порядка подсудности" (1893) дела о восстании и вооруженном сопротивлении властям, разбое, поджоге жилых строений и некоторые другие изымались из общих судебных дел и передавались военным судам [12]. Таким образом, власти наводили "порядок" в Осетии, в целом на Кавказе, предпочитая военно-полицейские методы, которые на практике вели к изоляции Кавказа от "преобразованной России".
В 1883 г. было упразднено Кавказское наместничество [6, с. 781], которое существовало с 1844 г., и Терская область, куда входила Северная Осетия, была переведена на положение усиленной охраны. На практике это означало ужесточение военно-полицейских методов "наведения порядка", т.е. заметный поворот к реакции. Власти на местах получили право на высылку "подозрительных" и "нежелательных" лиц, передачу судебных дел на рассмотрение военных судов, право штрафовать местное население даже за малейшую провинность, а иногда и по подозрению в провинности. В этом отношении представляются интересными откровения одного из высокопоставленных военных чиновников Терской области полковника Стрижева, который писал: "При всяком воровстве в станицах, хотя бы таковое было совершено при содействии своих же порочных казаков, вызываются репрессии за невыдачу воров лишь по отношению туземных селений. Неравное отношение правительства к казакам и туземцам вызывает в последних глубокое озлобление. Наложение штрафов
на туземные селения, причем страдают и правые, и виновные, при доказанном многолетним опытом своей безуспешной, в смысле действительной сдачи воров и грабителей и отсутствие юридического основания в этой мере порождает, во-первых, озлобление, во-вторых, стремление путем дальнейшей кражи возместить нанесенные убытки и, в-третьих, убеждение, что не стоит воздерживаться от воровства, так как никакая правда и самый честный образ жизни, раз доведены следы до родного селения, не спасут от штрафа" [13]. Такие факты свидетельствуют о военно-полицейских методах руководства народами Терской области, которые на себе испытывали антинародный характер многих законов, положений и постановлений органов местной власти.
С начала 80-х годов XIX в. высшая власть в крае перешла главноначальствующе-му гражданской частью на Кавказе. Управ ле -ние на Кавказе после упразднения наместничества перешло в прямое и полное подчинение Петербурга. Продолжалась политика самодержавия, направленная против буржуазно-демократических преобразований в Осетии, в целом на Кавказе. Так, например, согласно указу "Об утверждении управления Кубанской и Терской областями и Черноморским округом" (24 марта 1888 г.) управление народами Терской области было подчинено Военному министерству России [14]. Начальник Терской области в чине генерала, одновременно атаман казачьих войск области, был наделен правами генерал-губернатора. Большими полномочиями были наделены и начальники национальных округов, которые в своей практической деятельности руководствовались не столько нормами права (они тоже были несовершенны), сколько субъективным и волюнтаристским пониманием "целесообразности" поддержания порядка. Следует подчеркнуть, что в конце XIX в. резко ухудшилось не только положение горцев, но и иногородних (русских и украинских) крестьян на территории проживания казачества, которое по-прежнему пребывало в привилегированном положении среди народов Терской области. Отношение властей к иногородним было достаточно равнодушным. Один из влиятельных военных чиновников Кавказа генерал А.М. Дондуков-Корсаков писал: "Казаки встретили в иногороднем элементе нового врага, мирным и легальным
путем стремившегося вытеснить их самих из станиц и юрт" [15].
К этому следует добавить, что власти Терской области ограничивали право иногородних селиться и приобретать на землях казачьих войск дома и другие строения. Власти делали все возможное для того, чтобы иногородние стали дискриминируемой частью многонационального населения области и одновременно одной из главных причин эт-нополитической и правовой напряженности в регионе.
Резюмируя сказанное, отметим, что после отмены крепостного права в 1861 г. в Осетии, как и во всей России, происходили сложные общественно-политические и правовые процессы. Сложнейший период, вошедший в историю страны как годы реформ и контрреформ, был ознаменован жестокими мерами и репрессиями. В Осетии и в Тер -ской области в целом широко применялись аресты "подозрительных", "неблагонадежных", потенциальных единомышленников революционеров, административные ссылки на остров Чечень и т.д. Контрреформы негативно отразились и на школьном деле. С 80-х годов XIX в. в Осетии детей в школах учили в религиозном духе в ущерб светскому воспитанию и образованию, в духе преданности монархическим идеям, что подвергалось обоснованной критике со стороны К.Л. Хетагурова, Г.М. Цаголова, Х.А. Уруймагова и других талантливых представителей передовой интеллигенции. В 1885 г. школьное дело в Осетии передали церкви, изъяв его из ведения Кавказского учебного округа. В те же годы приходские школы преобразовали в церковно-приходские и запретили там преподавание предметов на осетинском языке. Таким образом, школы стали орудием в руках священников, которые пропагандировали неограниченную самодержавную власть царя, политику "единения царя с народом". В то же время проведение дальнейших реформ, в которых нуждался многонациональный российский народ, мало беспокоило как священнослужителей, так и власть. Все это заметно
осложняло общественно-политическую обстановку в Осетии, в целом в Терской области. Контрреформы конца XIX в. во многом закрывали путь буржуазно-демократическим преобразованиям и негативно отразились на общественно-политическом и экономическом развитии многонациональной империи.
ЛИТЕРАТУРА
1. История России XIX - начала ХХ вв. 2-е изд., испр. и допол. / Под ред. В.А. Федорова. М.: Изд-во "Зерцало", 2000. 752 с.
2. История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). М.: Наука, 1998. 659 с.
3. Хетагуров К.Л. Собр. соч.: В 5 т. Т. 4. Владикавказ: Респ. изд.-полиграф. предприятие им.
B.А. Гассиева, 2001. 506 с. С. 241.
4. Утро гор. Баку, 1910. № 1. С. 42.
5. Тотоев М.С. Очерки истории культуры и общественной мысли в Северной Осетии в начале ХХ в. Орджоникидзе: Изд-во "Ир", 1968. 286 с.
6. Большой энциклопедический словарь. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Научное издательство "Большая Российская энциклопедия"; СПб.: "Норинт", 1997. 1456 с.
7. Юридическая энциклопедия. М.: Изд-во М.Ю. Тихомирова, 1998. 526 с. С. 435.
8. Дзидзоев М.У. Общественно-политическая и государственно-правовая мысль в Северной Осетии (вторая половина XIX - нач. XX в.). Орджоникидзе: Изд-во "Ир", 1979. 244 с.
9. Рейнке Н.М. Горские и народные суды Кавказского края. Спб.: изд-во госп. Гофта, 1911. 158 с.
C. 12.
10. Туманов Г.М. Задачи уголовного суда на Кавказе // Вестник права. 1903. февраль-март. Кн. 2-3. С. 161.
11. Мунчаев Ш.М., Устинов В.М. История России (Учебник для вузов). М.: Изд. группа "Норма-Инфра-М", 1998. 592 с. С. 152.
12. Терский календарь на 1894 год. Вып. 4. Владикавказ: типогр. Терского обл. управления, 1895. 196 с. С. 155-156.
13. Центральный Государственный архив Республики Северная Осетия-Алания. Ф. 11. Оп. 57. Д. 3034 Л. 98.
14. Полное собрание законов (ПСЗ) Российской империи. 3-е изд. Спб.: Акционерное общество Фрика-Межуева, 1888. 549 с. С. 97-98.
15. Всеподданнейшая записка А.М. Дондукова-Корсакова. 1882-1890. Тифлис: типогр. Авалова, 1890. 291 с. С. 55.
7 августа 2009 г.
