CC BY
32
Бавсун Максим Викторович
доктор юридических наук, доцент, Омская академия МВД России (e-mail: [email protected])
Влияние факторов
социокультурного характера
на формирование уголовно-правовой политики
В статье рассматриваются проблемы зависимости отечественной уголовно-правовой политики от факторов социокультурного характера, происхождение которых обусловлено идеями постмодернизма и их распространением в России. На конкретных примерах иллюстрируется степень влияния трансформации культурологической составляющей общественных отношений на те процессы, которые происходят в отечественном уголовном законодательстве. Уголовно-политическое направление деятельности государства представляется как необходимое условие формирования новой культурологической реальности.
Ключевые слова: уголовно-правовая политика, постмодернизм, идеология воздействия, факторы социокультурного характера.
M.V. Bavsun, Doctor of Law, Assistant Professor, Omsk Academy of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]
The influence of socio-cultural nature on the formation of penal policy
The article raises the problem of dependence of the domestic penal policy from socio-cultural factors, the origin of which is due to the ideas of postmodernism and their distribution in Russia. Specific examples illustrated the degree of influence the transformation of culturological component of public relations at the processes that occur in domestic criminal law. The criminal policies of the state is presented as a necessary condition for the formation of a new culturological reality.
Key words: criminal policy, postmodernism, exposure ideology, factors of socio-cultural character.
Традиционным является представление, согласно которому культурное наполнение общественных отношений оказывает самое серьезное влияние на содержание всех государственных институтов и направлений его деятельности. Данный тезис в полном объеме находит соответствующее подтверждение и в рамках формирования уголовно-правовой политики, зависимость которой от внешних факторов, в том числе и их культурологического свойства, неоспорима. Важно при этом отметить, что общественное развитие в последние десятилетия прошло несколько крайне важных этапов, в рамках реализации которых в сознание граждан совершенно целенаправленно насаждались идеи различного свойства. Особенно это касается западного общества, где постулаты постмодернизма и муль-тикультурализма начиная с 70-х гг. XX столетия оказали колоссальное влияние как на сознание каждого индивидуума в отдельности, так и на коллективный разум в общем. Их влияние на общество оказалось настолько мощным, что это в целом предопределило направление
развития западной культуры в сторону смещения традиционных ценностей и их замены псевдокультурными составляющими. Сформировавшийся подход сегодня находит свое проявление на всех уровнях, включая уровень межгосударственных отношений, когда, например, нетерпимость к однополым отношениям в России выступает в качестве одного из официальных поводов для отсутствия Президента Соединенных Штатов Америки на Зимней Олимпиаде в России в 2014 г. По сути, сегодня мы наблюдаем столкновение двух моделей общественного устройства, отличающихся между собой, прежде всего, в плане культурного наполнения, где восприятие одних и тех же ценностей осуществляется принципиально различным образом. Хотя следует при этом отметить, что, несмотря на ожесточенность противостояния, указанные выше идеи, особенно в последние 10-15 лет, все агрессивнее внедряются и на территории всего постсоветского пространства, включая Россию. Эффективно противодействовать им могут лишь религиозно-нравственные начала, являющиеся неотъем-
32
лемым наполнением культурного состояния общества. В этом отношении более устойчивыми выглядят страны Среднеазиатского региона с их традиционно высоким уровнем религиозности в сочетании с достаточно жестким подходом к любым новшествам, особенно в светской жизни.
В сложившейся ситуации изменения в уголовно-правовой политике также оказываются неизбежными, выступая в роли одного из средств формирования новой культурологической реальности. В частности, через конкретные изменения уголовного законодательства происходит фиксация уже сформировавшегося или только наметившегося нового представления о том или ином явлении. При этом наличие факта ответственности за инакомыслие лишь подчеркивает степень важности именно новой оценки (или, наоборот, прежней) того или иного события или явления и недопустимости их видения в ином ракурсе Так, появление в УК РФ ст. 354.1, устанавливающей ответственность за реабилитацию нацизма, является прямым следствием происходящих событий геополитического масштаба и возникшей потребности в усиленной охране ценности, ранее не подвергавшейся сомнению. В качестве противоположного примера, указывающего на формирование новой реальности, выступают изменения в УК РФ, направленные на расширение начал ювенальной юстиции. В данном случае, даже несмотря на то, что внесенные в уголовное законодательство новшества явно противоречат российской ментальности и сформировавшемуся представлению о семье, законодатель, основываясь не на реальности, а на все тех же идеях отрицания, характерных для постмодерна, искусственно пытается их внедрить в российское общество. Уголовно-правовая политика в обоих случаях выступает в роли средства формирования общественного сознания в определенных направлениях с той лишь разницей, что в первой ситуации речь можно вести о фиксации уже сформировавшегося ранее подхода, а во втором - о формировании нового представления. Влияние культурологической составляющей на позицию законодателя по каждому из отдельно взятых вопросов зачастую оказывается тотальным, что и предопределяет основные направления уголовно-правовой политики.
Во многом это, кстати, зависит и от состояния самого общества, уровень культуры которого является определяющим как для форми-
рования, так и для восприятия уже принятых изменений. Соответственно, и появление в уголовном законодательстве тех или иных новелл становится возможным лишь в результате произошедшей в обществе трансформации его отношения к существующим ценностям. Культурная составляющая оказывается основной в процессе формирования уголовно-политических идей. Их наполняемость определяется не просто общим уровнем развития законодателя, но и его моральными, ценностными установками, как раз и определяющими содержательную часть принимаемых решений. Следовательно, снижение такого уровня неизбежно влечет за собой и трансформацию уголовно-политических идей, которые в определенный момент перестают соответствовать прежним критериям. В свою очередь, тенденция снижения уровня общественного развития зафиксирована далеко не сегодня. Так, на процесс все усиливающейся инертности общества указывал еще Ж.-Ж. Руссо, который в 1755 г. с горечью отмечал, что в людях его времени развивается «глубокое равнодушие к добру и злу, наряду с пристрастием к высоконравственным речам, или все сводится к внешности, все становится деланным и притворным, и честь, и дружба, и добродетель, а часто и самые пороки, так как люди открыли в конце концов тайну выдавать их за особые достоинства» [1, с. 107].
В конечном счете это привело к тому, что внушение чувства стыда, о котором говорит австралийский криминолог Дж. Брейтуэйт [2, с. 37], перестало быть тем инструментом, с помощью которого можно было бы убедить граждан соблюдать нормы уголовного права и вызвать у них заинтересованность в законопослушном образе жизни [3, с. 49]. Для этого нет нравственных, моральных оснований, т.к. общественным сознанием прежняя система ценностей была отвергнута, а новая пока находится в стадии формирования. Более того, происходит и отчасти уже произошло приспособление к существующему положению вещей, когда общество не просто молчит, а воспринимает все как норму. Подобное стало возможным, в первую очередь, за счет трансформации культурологического наполнения общественных отношений и такой его составляющей, как идеология. В результате ее полной утраты общество осталось без необходимых ориентиров своего развития, оно стало разрозненным и неодухотворенным или, иными словами, безыдейным.
33
В свою очередь, образовавшаяся пустота, хотя и с опозданием по сравнению с Западом, начала заполняться постулатами постмодерна, которые постепенно, но достаточно последовательно расшатывают остатки традиционной для России ценностно-ориентационной системы. И в данном случае уголовно-правовая политика выступает, скорее, в роли механизма, средства, за счет использования которого происходит закрепление промежуточных достижений реализации таких идей. Интересно, что на основе анализа действующего уголовного законодательства, а также тех изменений, которые в него вносятся, можно сделать некоторые выводы, во-первых, о существе таких достижений, а во-вторых, о степени их неоднородности, возникающей за счет столкновения идей принципиально различного рода на уровне органов высшей государственной власти и их продвижения в процессе законотворческой деятельности.
Среди таких «достижений», или промежуточных итогов активного лоббирования именно факторов социокультурного характера принципиально нового свойства, можно с уверенностью выделить новеллы, прежде всего направленные на разрушение представления о государстве как о единственном регуляторе общественных отношений. В частности, это включение в ст. 63 УК РФ пункта «о», официально закрепляющего неравенство уголовного закона на основе статуса лица, совершившего преступление, и ставящего под сомнение сам факт легитимности государства в его деятельности по противостоянию преступности. В ситуации, когда представитель власти оказывается в роли наименее защищенного члена общества, вопрос необходимо ставить именно таким образом. Это и появление совершенно исключительных прав уже у другой категории граждан Российской Федерации - у предпринимателей. На это обстоятельство указывает появление в УК РФ одной только ст. 76.2, не говоря уже об искусственном дроблении нормы о мошенничестве, сопровождающемся соответствующими изменениями в Уголовно-процессуальном кодексе. Эти и многие другие изменения отечественного уголовного законодательства были заданы идеями постмодерна, которые тем и характерны, что в основном направлены на отрицание ранее существовавших ценностей, на разрыв с реальной действительностью, в которой государство, по мнению апологетов постмодернизма, занимает слишком много места.
Основным итогом их продвижения на Западе стало то, что постепенно поведение людей стало определяться не политико-идеологическими концепциями, как это было еще совсем недавно, а тем уровнем культуры, который соответствует каждому индивидууму отдельно [4, с. 23]. Граждане перестали ассоциировать себя с государством в связи с утратой его авторитета в общественном сознании [5, с. 42], и именно это, а не ослабление репрессии является первоосновой роста преступности. Именно такое падение авторитета мы наблюдаем сегодня и в российской реальности, где отношение к Уголовному кодексу РФ со стороны правоприменителя, обывателя и лиц, совершивших преступление и уже осужденных, стремительно ухудшается. Нестабильность уголовно-правовой политики, обусловленная внедрением в ее содержание чуждых нашему обществу идей и их закреплением на официальном уровне, выступает в качестве первопричины нивелирования степени значимости уголовного закона в противодействии преступности. Между тем падение авторитета основного средства такой деятельности приводит далеко не только к имиджевым потерям, но и влечет за собой вполне реальные утраты, позволяя с большей легкостью преступить порог запретного одним и вызывая неверие в кару и возмездие у других. Отсюда и отмеченное выше прекращение или ослабление ассоциирования себя с государством, что находит соответствующее подтверждение в актах самосуда как высшего проявления неверия в закон, власть и государство.
Хотя следует отметить, что на том же Западе, начавшем движение в данном направлении несколько раньше, стали звучать разумные мнения об опасности дальнейшего продвижения идей подобного рода. Долгое время казалось, что апатия масс должна приветствоваться властью. У власти сложилось убеждение, что чем пассивнее массы, тем эффективнее можно ими управлять. «Исходя из него она и действовала в период, когда властные механизмы были централизованы и бюрократизированы. Однако сегодня последствия этой стратегии оборачиваются против самой власти: безразличие масс, которое она активно поддерживала, предвещает ее крах. Отсюда радикальная трансформация ее стратегических установок: вместо поощрения пассивности - подталкивание к участию в управлении, вместо одобрения молчания - призывы высказываться. Но время уже ушло. "Масса" стала "критической", эволю-
34
ция социального сменилась его инволюцией в поле инертности» [6, с. 21].
Следует отметить, что отечественная уголовно-правовая политика зачастую демонстрирует движение именно в заданном фарватере, что было совсем недавно продемонстрировано законодателем посредством внесения в УК РФ изменений, направленных на разрушение семьи - базовой ценности социокультурного свойства, деформация которой влечет за собой далеко идущие последствия. И в данном случае уголовно-правовая политика выступает, скорее, в роли одного из средств, формирующих новую реальность, а не фиксирующих какие-либо результаты предыдущей деятельности в данном направлении. Следует отметить, что такая ситуация провоцирует столкновение двух культурологических моделей: реальной, отрицающей возможность ответственности за физическое наказание своих детей, и предполагаемой, где такой запрет должен стать прежде всего социально одобряемым. Использование средств уголовно-правовой политики в комплексе с другими мерами, находящими соответствующую поддержку в массмедиа пространстве, направлено именно на формирование новой культурной реальности, в которой не остается места ранее существовавшему представлению о той или иной ценности, взамен которой предлагается новое видение. Это новое видение формируется, в том числе, за счет уголовно-правовой политики, когда конкретным изменениям в уголовном законодательстве предшествуют всевозможные концепции, разрабатываемые на самом высоком уровне и имеющие в связи с этим достаточно серьезное идеологическое воздействие на общественное сознание.
В данном случае уместным будет сказать и о заявленном ранее втором аспекте отечественной уголовно-правовой политики - ее неоднородности, обусловленной как раз противостоянием двух культурологических подходов, объясняющих существо происходящих процессов. Новому видению базовых ценностей традиционно противостоит ортодоксальный взгляд на одни и те же категории, в первую очередь на отношение к государству как основному регулятору общественных отношений. В этом плане неоднородность демонстрируется законодателем, пожалуй, наиболее ярко. На фоне указанных выше изменений, нарушающих столетиями сформировавшиеся представления по тому или иному вопросу, зако-
нодатель также зачастую продолжает действовать и сегодня, исходя из многолетних традиций, пытаясь противостоять новым веяниям за счет реализации типичных для складывающейся ситуации средств, но уже в другой части Уголовного кодекса.
Так, в период с 2012 по 2015 г. законодателем было принято, по сути, беспрецедентное количество изменений в УК РФ, направленных на увеличение объема репрессии за преступления против основ конституционного строя и государственной власти. В указанный отрезок времени в результате правотворческой деятельности было внесено двадцать поправок в нормы, предусмотренные гл. 30 УК РФ. Интересно, что с 1996 г. (с момента принятия Уголовного кодекса РФ) по 2011 г. включительно законодатель всего 17 раз корректировал данную главу. То есть за период, в пять раз превышающий рассматриваемый, законодательная активность в данном направлении была несоизмеримо ниже. И если в последние три года те или иные изменения в главу, регламентирующую ответственность за посягательства на основы конституционного строя, в среднем вносились порядка семи раз в год, то до этого момента активность правотворца равнялась 1,1 изменению в год.
Во многом такой трансформации поспособствовала геополитическая ситуация в мире, вынуждающая законодателя идти по пути самозащиты от внешней угрозы. Как бы то ни было, но охрана традиций представляет собой важное условие сохранения целостности, самобытности и стабильности любого общества с возможным его развитием в дальнейшем. В глобальном масштабе это именно культурологические составляющие, включающие в себя не только исторический аспект, объясняющий роль государства и правящей элиты в жизни общества, а также связанные с ним религиозные начала, но и основанные на них особенности менталитета российского общества. Между тем игнорирование ментальности означает автоматическое игнорирование как исторических, так и религиозных аспектов, что обусловливает высокую конфликтность каждого изменения, вступающего в противоречие с культурным наполнением общества на момент их появления. И в этом отношении уголовно-правовая политика последнего десятилетия демонстрирует по сути феноменальную зависимость от двух принципиально отличающихся представлений о культурном наполнении общественных от-
35
ношений. Оба видения, как это было показано выше, оказывают серьезное влияние не только на возникновение, но и на реализацию уголовно-политических идей, вплоть до их отражения в конкретных изменениях и дополнениях уголовного законодательства, имеющих зачастую
1. Руссо Ж.-Ж. О причинах неравенства. СПб., 1907.
2. Брейтуэйт Дж. Преступление, стыд и воссоединение: пер. с англ. М., 2002.
3. Лунеев В. В. Эпоха глобализации и преступность. М., 2007.
4. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / пер. с англ. Т. Велимеева. М., 2007.
5. Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности / пер. с англ. А. Башкирова. М., 2008.
6. Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург, 2000.
прямо противоположный характер. Сложившееся положение вещей можно охарактеризовать как противостояние двух культурологических моделей развития общества, которое происходит, в том числе, на уровне уголовно-политических идей.
1. Rousseau J.-J. On the causes of inequality. St. Petersburg, 1907.
2. Braithwaite J. The crime, shame and reunion: transl. from English. Moscow, 2002.
3. Luneev V. V. The era of globalization and crime. Moscow, 2007.
4. Huntington S. Clash of civilizations / transl. from English by T. Velimeev. Moscow, 2007.
5. Huntington S. Who are we? Challenges to America's national identity/transl. from English by A. Bashkirov. Moscow, 2008.
6. Baudrillard J. In the shadow of the silent majority, or The end of the social. Ekaterinburg, 2000.
36
