CC BY
67
ВЛАСТЬ, РЕВОЛЮЦИЯ И БИЗНЕС В ПОСТРЕВОЛЮЦИОННОМ РАЗВИТИИ
ГРУЗИИ (Часть первая)
Валериан ДОЛИДЗЕ
кандидат исторических наук, доцент Тбилисского государственного университета (Тбилиси, Грузия)
По мнению некоторых экспертов, способ смены политического лидера или же его отношение к перспективе потери власти — составляющие его наследия, которые влияют на демократическое развитие страны. Значение этого наследия возрастает в случае первого лидера новой политической системы1, о чем свидетельствует 15-летняя политическая история независимой Грузии. За это время два раза происходила смена ее политического лидера, в обоих случаях сопровождавшаяся захватом власти, насилием и нарушением Конституции. Несмотря на то что каждая такая смена проходила под лозунгами демократии, в политической системе всегда усиливались авторитарные тенденции, в основе которых лежало желание новых лидеров остаться у власти. В
1 Cm.: Brooker David C. How They Leave: A Comparison of How the First Presidents of the Soviet Successor States Left Office // The Journal of Communist Studies and Transition Politics, December 2004, Vol. 20, No. 4.
связи с этим они стремились завладеть рычагами экономического господства, чтобы обеспечить материальные и финансовые ресурсы для достижения поставленных целей (т.е. сохранения своей власти). Поэтому каждый новый грузинский лидер старался подчинить своему политическому контролю частный бизнес. Но их поведение наталкивается на ограничения, которые накладывают на них предусмотренные Основным законом гарантии защиты частной собственности, сама либеральная Конституция, финансово-политическая зависимость от Запада и заинтересованность в интеграции нашего государства в евроструктуры. Поэтому они использовали (и используют) те методы проникновения в бизнес и экономику, которые в условиях существования демократических институтов не повредили бы демократическому имиджу Грузии. Стремление подчинить бизнес политическому контролю особенно усилилось после «революции роз», принимая при этом грубый, почти неприкрытый характер.
«Революция роз» и постсоветское пространство
Падение режима Эдуарда Шеварднадзе и приход к власти Михаила Саакашвили сразу же приковали внимание всего мира к Грузии. Весьма настороженно отнеслись к
этому руководители некоторых бывших советских республик, оценившие эти события как угрозу стабильности своих стран. И действительно, вектор революции сразу же оказался направленным на соседние государства — Грузия становилась эпицентром распространения перманентных постсоветских революций, которые должны были смести (по принципу домино) правительства на постсоветском пространстве. Тбилисские события повторились в Украине и Кыргызстане, где, как и в нашей стране, правительства были смыты волной социального протеста народа, вышедшего на улицу. Однако вскоре накал постсоветских революций спал. Несмотря на это, нынешние политические лидеры Г рузии все же не теряют надежду, что их опыт используют и другие государства СНГ. М. Саакашвили фактически признался в этом, когда на форуме «Содружество демократического выбора» сказал: «Мы не против России. Главное, чтобы в соседней стране народ очнулся и не поддержал диктатора. Поэтому создание Содружества демократического выбора может принести только положительные результаты»2.
Однако вектор влияния «революции роз» оказался направленным не столько в сторону демократии, сколько к авторитаризму как в самой Грузии, так и на всем постсоветском пространстве. В результате ее влияния в некоторых бывших советских республиках, например в России и Беларуси более жестко, чем раньше, вводят правовые нормы, регламентирующие общественно-политическую активность граждан и неправительственных организаций3. В этих действиях российского и белорусского руководства прослеживается влияние печального опыта, в свое время накопленного правительством Э. Шеварднадзе. Ведь в «революции роз» активно участвовали неправительственные организации, финансируемые из-за границы («Кмара» и др.), а некоторые их представители вошли в правительство и парламент Грузии. Э. Шеварднадзе, чувствуя нарастающую опасность, исходившую от неправительственных организаций, пытался подчинить такие структуры строгому государственному контролю, но он не решился портить демократический имидж страны, а также свое реноме демократа и друга Запада. Поэтому в конце концов он отказался принять закон, который давал бы государству возможность контролировать финансовые источники функционирования НПО.
Смена лидеров в постсоветской Грузии
Грузия — полусвободная страна, что создает условия для существования и борьбы в ней двух разнонаправленных тенденций развития — демократической и авторитарной. Элементы, определяющие демократическое направление развития политической системы: выборы, свобода слова, политический плюрализм и т.д. — не настолько влиятельны, чтобы позволить обществу контролировать работу правительства и возлагать на него ответственность перед тем же обществом. Наряду с этим значительная финансовая и политическая зависимость руководства страны от Запада сдерживает развитие авторитарных тенденций. «Революцию роз» можно рассматривать именно как результат противоборства этих двух тенденций функционирования политической системы.
Наблюдается тенденция превращения таких революций в закономерность функционирования политической системы как способа смены лидера. Изменение политического
2 Ахали таоба, 3 декабря 2005.
3 См.: 24 саати, 3 декабря 2005; Резонанси, 3 декабря 2005.
руководства на основе демократических выборов по-прежнему остается главной проблемой демократизации Грузии. Как мы уже отмечали, за 15 лет ее независимого существования режим изменялся дважды, но в обоих случаях не в результате демократических выборов. В первом случае это произошло на основе вооруженного переворота (свержение З. Гамсахурдиа), во втором — путем захвата парламента вышедшим на улицу народом (свержение Э. Шеварднадзе). И лишь после этих событий проводили выборы, легитимировавшие захват власти. Однако начало истории постсоветского развития Грузии связано именно с демократическими выборами, которые и привели ее первого постсоветского руководителя З. Гамсахурдиа к власти. Тогда и началась борьба между демократическими и авторитарными тенденциями в политическом развитии страны, которая тем не менее после каждой смены правительства все больше отдалялась от своего коммунистического прошлого. Но при этом проявлялась закономерность: чем ближе (по времени) правительство к советскому периоду, тем менее радикальные изменения оно проводит и тем ощутимее влияние национализма. Например, правительство Гамсахурдиа не торопилось с проведением реформ, которые привели бы к коренному изменению государственной и экономической структуры общества.
Так, первая посткоммунистическая элита тормозила развитие частного сектора, боялась появления класса частных собственников, который, контролируя экономические ресурсы, мог бы создать для нее проблемы, поэтому стремилась монополизировать власть. Это и стало причиной того, что в период правления звиадистов не провели приватизацию, а экономическая структура в основном оставалась такой же, какой она была в годы последнего коммунистического правительства. Гамсахурдиа не принимает новый Основной закон, а приводит советскую конституцию в соответствие с изменившимися политическими реалиями, которые были связаны с приходом к власти националистических кругов и с потерей Компартией статуса руководящей и направляющей силы общества. Звиадисты старались проводить внутреннюю и внешнюю политику, которая соответствовала бы объявленному ими переходному периоду и государственному капитализму, что исключало шоковую терапию и радикальные преобразования.
В условиях укрепления оппозиции правительство усиливает политический контроль над обществом, ограничивает деятельность политических партий, стремится подчинить себе средства массовой информации, особенно телевидение, оказывает идеологическое давление на культуру и систему образования. Духовная сфера жизни общества освобождается от советских и русских элементов путем насаждения идеологии грузинского мессианизма. При этом страна начинает двигаться к тоталитаризму. Его ростки все ярче проявляются в функционировании сложившейся политической системы, для которой, наряду с уже отмеченными факторами, становятся характерными тяга к идеологическому монизму и к созданию культа личности Гамсахурдиа. Его начинают называть не только руководителем государства, но и духовным лидером нации. К тому же в действиях Гамсахурдиа уже проскальзывает желание растворить личность в национальном коллективе, грубо подавить инакомыслие, в том числе и политическую оппозицию.
Однако попытки звиадистов подчинить себе все общество натолкнулись на яростное сопротивление оппозиционных сил. В правящей элите начинается раскол, итогом которого стал военный переворот и свержение Г амсахурдиа. В результате руководителем страны становится Эдуард Шеварднадзе. Для легитимации своей власти свержение законного правительства он называет демократической революцией. В годы его правления существенно изменяется экономическая, политическая и духовная жизнь страны: проведена приватизация, резко уменьшается государственный и увеличивается частный сек-
тор, под контролем прозападно настроенной части правящей элиты развиваются финансируемые Западом неправительственные организации, значительно усиливается свобода средств массовой информации, принимается либеральная Конституция. Но наряду с этим растет имущественное неравенство. На фоне массового обнищания основной части населения выделяется немногочисленный слой богатых. Глубокие изменения происходят и в духовной жизни общества: на основе массового вторжения западных ценностей активизируется процесс слома старых стереотипов мышления и представлений. Огромные масштабы принимают коррупция и контрабанда, приватизация и развитие частного бизнеса подчиняются политическим целям правящей элиты и создают экономическую базу ее господства, так как силам, пришедшим к власти нелегитимным путем, необходимо было упрочить свое положение. Исходя из этого, Шеварднадзе способствовал созданию класса частных собственников из своего окружения и политических союзников, что часто происходило за счет нарушения закона. Однако по тем же политическим мотивам власти не только закрывали глаза на такие нарушения, наоборот, для укрепления своего положения способствовали им. Таким образом, появился бизнес, своими интересами связанный с режимом, что гарантировало Э. Шеварднадзе поддержку в борьбе против звиадистов, так как реставрация власти Гамсахурдиа сразу же сделала бы неопределенным будущее новоявленных бизнесменов. (Кстати, после «революции роз» специальная комиссия парламента изучала процесс приватизации, в котором обнаружила следы преступления, нанесшие серьезный урон экономике страны. Однако она не сочла целесообразным наказать фирмы, возникшие в результате нарушения закона в период правления Э. Шеварднадзе.) В то же время зарождается традиция фальсификации выборов, грандиозные масштабы принимают коррупция и контрабанда, углубляется пропасть между большинством населения и кучкой обогатившихся людей. В этих условиях катастрофически падает авторитет Э. Шеварднадзе, что приводит к расколу правящей элиты и к революции.
В Грузии созданы демократические институты, но они слабо влияют на правительство. Поэтому оно работает практически за рамками общественного контроля над ним. Реальное руководство страной сосредоточено в бюрократических структурах исполнительной власти, которые стали основным оплотом развития авторитарных тенденций, так как общественные противовесы, необходимые для их сдерживания и создания баланса между ветвями власти, не работают. Полусвободный характер политической системы усиливается с повышением политической и финансовой зависимости страны от Запада, то есть в тот период, когда она взяла курс на интеграцию в западные структуры. Политическая элита начала публично заявлять о своей приверженности западным ценностям и стандартам, о цивилизационной принадлежности Грузии к Европе, а президент стремился сохранить свой имидж демократа и друга Запада. Поэтому он вынужден был мириться со значительной свободой прессы и оппозиции, с деятельностью финансируемых зарубежными структурами и странами неправительственных организаций.
Однако при его правлении внедряются закулисные методы сдерживания развития демократических элементов. Тем не менее он все же не смог закрыть эти институты, сыгравшие существенную роль в делегитимации его власти, в подготовке и проведении «революции роз». Новое правительство, пришедшее к руководству страной в результате этой революции, учло печальный опыт свергнутого президента, однако для упрочнения своего положения начало осваивать апробированные при Шеварднадзе закулисные методы подчинения демократических институтов — кстати, еще агрессивнее и более открыто, а в итоге и гораздо успешнее. «Революция роз» ослабила демократические институты и усилила авторитарные тенденции функционирования политической системы. Свиде-
тельство тому — укрепление президентской власти и ограничение полномочий парламента; ущемление свободы средств массовой информации и повышение административнополитического воздействия на них; ужесточение административно-политического контроля над бизнесом; насаждение в стране страха и насилия; посягательства на права гражданского общества.
Однако финансово-политическая зависимость правящей элиты от Запада служит своеобразным противовесом чрезмерному усилению авторитарной тенденции, создает условия для сохранения демократических институтов, в том числе в их борьбе против насаждения авторитарных методов управления государством.
Усиление президентской власти
На основе изменений, внесенных в Конституцию после «революции роз», президент получил право распускать парламент, что значительно усилило контроль главы государства над законодательной властью. И хотя в Основном законе страны предусмотрены механизмы сдерживания и контроля президентской власти, но в реальной жизни они неэффективны, что обуславливается политической зависимостью большинства депутатов (в основном они неизвестны обществу) от президента. Многие члены парламента даже своей политической карьерой обязаны президенту, от его благосклонности зависит их будущее. Разумеется, право роспуска парламента распространяет влияние президента и на представителей оппозиции, которые в случае использования им этого права лишаются привилегий членов представительной ветви власти, то есть при таком варианте развития событий их политические перспективы оптимизма не вызывают.
Согласно Конституции наиболее эффективное средство сдерживания президентской власти — импичмент, но механизм приведения его в действие весьма сложен. Чтобы инициировать этот процесс, необходимо получить подписи не менее 33% депутатов парламента. Затем вопрос об импичменте направляется на рассмотрение в Верховный (в случае совершения президентом уголовного преступления) или Конституционный (при нарушении главой государства Основного закона) суд. Если первый подтвердит наличие в поведении президента признаков преступления, а второй — нарушение Основного закона, то парламент рассматривает их заключения и принимает решение о постановке на голосование вопроса об освобождении главы государства от должности. Если это решение поддержат не менее 40% полного состава парламента, то оно принимает силу. Президент считается отрешенным от должности в порядке импичмента, если это решение поддержано не менее чем двумя третями полного состава Парламента4.
Формально эта норма ставит парламент выше судебной и президентской власти, так как он может не принять во внимание постановление Верховного или Конституционного суда и решать данный вопрос по своему усмотрению, то есть на основе политической целесообразности. Однако, как мы уже отмечали, власть парламента уравновешена зависимостью большинства депутатов (точнее, их политической судьбы) от президента. К тому же многие из них обязаны ему не только политической карьерой, но и своим бизнесом, который они нередко ведут с нарушением законодательства, что, в свою очередь, служит эффективным средством для оказания давления на них.
4 См.: Конституция Грузии, статья 63.
Укреплению авторитарного режима способствует и новый Избирательный кодекс, принятый после революции. В соответствии с этим документом партии, победившей на выборах, достаются все мандаты избирательного округа5. А при том, что ныне правящая партия «Единое национальное движение» располагает внушительными административными ресурсами, то шансы оппозиционных партий получить значительное число голосов избирателей существенно снижаются. В результате этого увеличивается вероятность сформировать однопартийный парламент.
Борьба за независимость судебной власти
В Конституции зафиксировано, что руководство страной осуществляется на основе принципа разделения властей6. Однако при реализации этого принципа возникают препятствия, создаваемые политическим руководством и исполнительной ветвью власти. Без создания же механизмов практического соблюдения как самого этого принципа, так и взаимного контроля исполнительной, законодательной и судебной власти, переход демократизации в стадию консолидации невозможен. В реальной политической жизни доминирует исполнительная власть, подчиняющая себе и контролирующая две другие ее ветви. В сложившемся положении главную роль играют не правовые нормы — правовой механизм разделения и взаимоконтроля властей уже создан — а неформальные отношения. Старший юридический эксперт Улдис Кинис основной проблемой судебного корпуса Грузии считает страх, в котором приходится работать представителям этого корпуса, а также их неспособность принимать решения без учета отношения двух других ветвей власти к подсудимым, несмотря на то что формально судьям предоставлена высокая степень свободы7. Свидетельство Улдиса Киниса указывает на противоречие между демократическим законодательством и реальным распределением власти, от чего и зависит практическое осуществление законодательства. Именно это противоречие составляет основу фасадной демократии, существующей в нынешней Грузии. Подчинению судебной власти политическому руководству способствуют и недостатки в деятельности самих судей, которые политическое руководство использует для контроля над ними. Судебная власть «завоевала» репутацию коррумпированной, что во многих случаях, к сожалению, обосновано. Поведение коррумпированных судей легко поддается контролю со стороны исполнительной власти. А достижение судебной властью реальной самостоятельности сдерживается рядом факторов: сложной криминальной обстановкой; неэффективной работой полиции и прокуратуры, которые часто не могут довести дела до того, чтобы суд имел возможность вынести справедливый приговор преступникам.
В такой ситуации у прокуратуры есть возможность оказывать на суд давление, что поддерживает и политическое руководство, для которого беспощадная борьба с криминальным миром вошла в число приоритетов внутренней политики. Кроме того, контроль над судами стал значительным компонентом в технологии сохранения власти в руках правящей элиты. После «революции роз» противоречия между судебной и политической властью обострились настолько, что они теряют свою латентность и выходят за рамки
5 См.: Резонанси, 16 февраля 2006.
6 См.: Конституция Грузии, статья 5.
7 См.: 24 саати, 28 сентября 2005.
узкого круга судебного корпуса, трансформируясь в острую политическую проблему. Впервые в новейшей истории Грузии судьи публично заговорили о притеснениях со стороны политической власти. Так, в ноябре 2005 года трое судей Верховного суда страны: Д. Сулаквелидзе, Н. Гвенетадзе и М. Турава — официально заявили, что власти оказывали на них давление, после чего их сразу же обвинили в непрофессионализме и в грубом нарушении закона.
И все же судебная власть постепенно становится не послушным инструментом в руках политической власти, а независимой и активной силой, которая будет способна удерживать исполнительную власть в надлежащих границах и уравновешивать ее стремление расширить свое влияние. А ставший достоянием гласности, упомянутый нами факт непослушания судей выявил роль Совета юстиции и Дисциплинарной коллегии как орудия политического контроля над судебным корпусом. Представители политического большинства — депутаты Н. Каландадзе (заместитель председателя Юридического комитета парламента) и Н. Гварамия (член этого же комитета) входят в состав Дисциплинарной комиссии. В этом деле они выступали соответственно как судья и обви-нитель8. Однако адвокат опальных судей Мухашаврия выразила им недоверие, так как оба представляли правящую политическую силу. В этом она увидела нарушение 5-й статьи Конституции, согласно которой государственная власть осуществляется на основе разделения ее ветвей, и потребовала отстранить Н. Каландадзе от дела. Но ее протест оказался гласом вопиющего в пустыне9. В итоге Дисциплинарная коллегия замечена в фальсификации этого дела и в незаконном освобождении судей от должности. В частности, по мнению адвоката Мухашаврия, эта коллегия хотела возбудить процесс против одного из ее подзащитных судей, не имея на то оснований: в деле, листы которого даже не удосужились сшить, а страницы — пронумеровать, не было основания для возбуждения дисциплинарного преследования судьи — жалобы10. Однако, после того как адвокат, ссылаясь на эти факты, потребовала прекратить преследование, «вдруг откуда-то появилась жалоба под номером три»11. Как отметила Мухашаврия, по указанию политического руководства Дисциплинарная коллегия может привлечь к ответственности любого судью, что, разумеется, вызывает протест адвокатского корпуса. По мнению его представителей, полное подчинение судов политическому руководству лишает смысла и значения институт адвокатуры, а ныне в стране началась атака на правосудие, в ходе которой исполнительная власть уже «проглотила» законодательную и готова подмять под себя судебную12.
Нашумевшая история с опальными судьями продемонстрировала фактически абсолютное подчинение законодательной власти политическим заказам, что может привести и к нарушениям Основного закона страны. Конституция гласит: «Член правительства, избранный, назначенный или же утвержденный парламентом как должностное лицо, имеет право, а в случае требования обязан присутствовать на заседаниях парламента, его комитетов и комиссий, ответить на поставленные вопросы на заседаниях и представить отчет о проделанной работе. Парламент, комитет или же комиссия должен сразу же заслушать такое должностное лицо в случае его требования»13. Однако когда судьи обратились к парламенту с просьбой выслушать их, то получили отказ, хотя и были избраны представительной ветвью власти. Согласно Конституции, «Председателя Верховного
8 См.: Ахали таоба, 20 декабря 2005.
9 Там же.
10 Там же.
11 Там же.
12 Там же.
13 Конституция Грузии, статья 60, п. 2.
Суда Грузии и судей Верховного Суда по представлению Президента Грузии, большинством списочного состава сроком не менее чем на 10 лет избирает Парламент»14. В упомянутом нами случае Дисциплинарная коллегия запретила Н. Гвенетадзе и М. Турава работать судьями, Д. Сулаквелидзе получил предупреждение, а еще один судья, М. Исаев, был освобожден от занимаемой должности15.
На помощь этим опальным судьям пришли представители дипломатического корпуса и международных организаций; в частности, США, Г ермания и другие страны предложили М. Тураве политическое убежище16.
Борьба за свободу прессы
В Грузии идет процесс сращивания экономической, политической и информационной власти. Так, некоторые бизнесмены, пытающиеся обрести политическую власть, вкладывают свои средства в информационную сферу. Например, Патаркацишвили, Иванишвили, Гулашвили и др. создали свои телекомпании и печатные издания. Этот процесс, кстати начавшийся еще до «революции роз», направлен на создание альтернативных центров силы в обществе, которые смогут бросить серьезный вызов политической элите. Этому процессу противостоит другой — трансформация политической власти в экономическую и информационную, в связи с чем после революции влияние бизнеса на информационное пространство существенно ограничивается в пользу политической элиты.
СМИ сыграли решающую роль в подготовке и осуществлении «революции роз», в частности сформировали негативный образ правительства Шеварднадзе и способствовали делегитимации его режима. Как мы уже отмечали, постреволюционное правительство хорошо учло этот опыт и пытается нейтрализовать опасность, которая исходит для него от свободы прессы и может существенно ослабить поддержку правящей элиты со стороны общества. Поэтому отношение нового правительства к прессе стало более жестким и бесцеремонным. Например, существенно осложнилось получение достоверной информации от правительственных органов, участились факты оскорбления журналистов и прямого насилия над ними со стороны высокопоставленных чиновников, уверенных в своей безнаказанности и в поддержке властей. На оскорбления представителей СМИ власти не реагируют, точнее, стремятся, используя закулисные механизмы, подчинить себе средства массовой информации, но при этом создавать впечатление о свободе прессы. Эти замыслы достигают своей цели: атаки на свободу слова раскололи журналистский корпус. Одни его представители ведут активную борьбу против усиления авторитарных тенденций в политической системе; другие вынуждены молчать, чтобы не потерять работу, хотя и не поддерживают отношение политического руководства страны к прессе; третьи добровольно сотрудничают с властями.
Наиболее ярко усиление авторитарных тенденций прослеживается в стремлении правительства взять под свой контроль (в том числе политический) все СМИ. В ответ на это 8 июля 2005 года 70 грузинских журналистов подписали письмо и направили его в Комитет мониторинга Парламентской ассамблеи Совета Европы, а также аккредитован-
14 Конституция Грузии, статья 90, п. 2.
15 См.: Ахали таоба, 27 декабря 2005.
16 Там же.
ным в Грузии дипломатам, международным организациям, действующим в нашей стране, в том числе защищающим права сотрудников СМИ, и правительству республики17. Они обвинили руководство страны в причастности к исчезновению нескольких телекомпаний и печатных изданий, которые, по их мнению, прекратили свое существование в результате политического нажима. По оценкам же газеты «Алиа», правительство уже смогло поставить в нужный ему формат электронные СМИ. Корни этого успеха газета видит в расколе журналистского корпуса. По ее свидетельству, несмотря на то что в последний период стали явными факты нарушения прав журналистов, некоторая их часть не соглашается с мнением о притеснении журналистов и нарушении их прав, оценивая как справедливые «неуместные» высказывания президента о предательстве СМИ. Как отмечает газета, эти журналисты заслуживают того, чтобы работать с получаемой ими фильтрованной информацией, так как это их выбор, но таких сотрудников в демократических странах не считают журналистами. Другая часть журналистов, которая разделяет мнение авторов письма, отказалась подписать его по указанию своего руководства. Представители третьей группы, то есть не получившие такого указания, не подписали этот документ, так как хорошо знают позицию и предвидят реакцию владельцев своих телекомпаний.
Свобода слова — обязательный элемент в создании демократического имиджа власти. Но чтобы превратить свободу слова лишь в экспонат витрины демократии, необходимо сделать ее безвредной для политической элиты, но так, чтобы общество считало СМИ самостоятельными и свободными от внешнего насилия и политического контроля. Для достижения этой цели (при отсутствии цензуры и наличии конституционных гарантий свободы слова и печати) власть использует материальные проблемы прессы, а механизмом воздействия на нее, в том числе политического, становится финансовая полиция.
Имеет также место зависимость журналистов от владельцев средств массовой информации, которые, опасаясь обострения отношений с политическим руководством, легко подпадают под его контроль. Полная беззащитность журналистов перед собственниками СМИ существенно уменьшает степень сопротивления медиа структур натиску власти. Ведь сегодня в любой сфере бизнеса, в том числе медийной, нетрудно найти нарушения, в том числе финансовые, которые позволят власти подчинить своему влиянию владельцев средств массовой информации, а через них и журналистов. Видимо, именно поэтому составители упомянутого обращения считают, что самоцензура журналистов — миф, созданный властью, чтобы скрыть от общества свое отношение к СМИ и внушить недоверие к ним.
И все же, несмотря на столь жесткий контроль со стороны правящей элиты, полусвободный характер политического режима позволяет средствам массовой информации сохранить немалую долю своей свободы и использовать ее против наступления авторитаризма. Однако после «революции роз» эти возможности у прессы существенно уменьшились.
(Окончание следует)
17 См.: Алиа, 8 июля 2005.
