CC BY
37А. В. Кулагин (Коломна)
Визбор и фольклор: к постановке проблемы
Юрий Визбор — один из родоначальников и крупнейших представителей авторской песни, хотя филологи пока, кажется, еще не вполне это осознали. Работ, посвященных творчеству поэта, на сегодняшний день очень немного (см. библиографию: [Кулагин 2013, 350-353]), что особенно заметно на обширном фоне «высоцковедения» (более всего), «окуджавоведе-ния» и «галичеведения». Между тем поэзия (и проза) Визбора ждет исследователей, и одним из важных направлений такой работы должна стать проблема «Визбор и фольклор». Не претендуя на всесторонний охват данной проблемы, ограничимся предварительными замечаниями о роли фольклорных традиций в становлении поэта, в его сравнительно раннем творчестве (50-е — первая половина 60-х гг.).
Известно, что авторская песня, возникнув в 1950-е гг. как своеобразная альтернатива официальной культуре, испытала на себе сильное влияние не только фольклора в традиционном, классическом понимании этого термина, но и — особенно — «постфольклора» [Неклюдов 1995, 4], или фольклора «нетрадиционного» (см.: [Соколова 2002, 104-126]), сложившегося в XX столетии. Это уникальное явление новой русской культуры изучено пока еще явно недостаточно, и дальнейшая разработка данной проблематики сулит все более углубленное выявление генезиса авторской песни. Однако уже сегодня очевидно (и не раз отмечено в литературе), что творчество, скажем, Высоцкого во многом предопределено «лагерным» фольклором, а Окуджавы — городским романсом. Попытаемся высказать некоторые предварительные соображения о фольклорных влияниях и в творчестве Визбора.
Именно «нетрадиционный» песенный фольклор в значительной мере определил собою поэтический мир начинающего автора. Нам представляется, что особенно важны были для его становления две образно-тематические линии такого фольклора. Прежде всего, становление поэта оказалось связано с тем пластом уличных (дворовых) песен, которые И. А. Соколова определяет как «романтико-экзотическое» направление (см.: [Соколова 2002, 109]; ср.: [Неклюдов 2008, 158-171]). Сюда можно отнести группу уличных песен, появившихся в послевоенные годы и выражавших — порой шутливо или полушутливо — пробудившийся в юном советском человеке, живущем за «железным занавесом» в полуразрушенной и полуголодной стране, интерес к далеким землям, где он никогда не бывал и вряд ли когда-либо побывает. «Все заграницы и заграничная экзотика, — вспоминал Визбор много лет спустя, — казались тогда в некотором романтическом флере» [Визбор 2001, т. 3, 385]. Сразу оговорим, что критические высказывания молодого журналиста и поэта о «нетрадиционном» фольклоре, высказанные в фельетоне «Репшнур-веревочка» (1959), упреки в якобы свойственной ему безвкусице нужно понимать
396
фольклор и АВТОРСКОЕ ТВОРЧЕСТВО
лишь как дань требованиям советской печати, которая в те времена, конечно, никак не могла признать за таким фольклором какую-либо художественную ценность. Сам автор фельетона, играя по правилам цензуры, несомненно, уже тогда способен был оценить — и ценил — юмор и общий неказенный характер массового творчества в «экзотическом» духе. И, может быть, его критика подспудно — или даже невольно — если и не преследовала цель легализовать это творчество, то объективно ей способствовала?
Именно в таком ключе написана одна из самых первых песен Визбора1 — «Мадагаскар»:
Чутко горы спят,
Южный Крест залез на небо,
Спустились вниз в долину облака.
Осторожней, друг, —
Ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар... [Визбор 2001, т. 1, 13].
Известен позднейший (1981) автокомментарий к песне: «Это была бесхитростная дань увлечению Киплингом» [Визбор 2001, т. 3, 143]; речь шла о песне-балладе «Пыль» Е. Аграновича на стихи Киплинга в переводе А. Оношко-вич-Яцыны. Между тем влияние Киплинга — действительно значимое и для Визбора, и для становления авторской песни в целом (см. подробнее: [Абель-ская 2006, 336-358; Сурганова 2008, 205-221]) — могло быть пропущено здесь через традицию «экзотического» фольклора. Да и сам Киплинг под доходчивую мелодию неизвестного автора и в версии неизвестного же переводчика был для советского студента 50-х гг. (действительно не знавшего имен русских «соавторов» Киплинга) почти фольклорным явлением. Однако стоит напомнить и некоторые сугубо фольклорные песенные произведения, отголоски которых слышны в визборовском «Мадагаскаре».
Одно из них — популярная в послевоенные годы песня «Мы идем по Уругваю.» — перетекстовка известной песни американского композитора К. Портера «Я люблю Париж», начинавшаяся строками (намеренно приводим текст варианта, известного Визбору и процитированного им в фельетоне «Репшнур-веревочка»):
Мы идем по Уругваю,
Ночь, хоть выколи глаза,
Но никто из нас не знает,
Скоро ль кончится гроза.
Только дикий рев гориллы
Нарушает в джунглях сон,
Осторожней, друг мой милый, —
Где-то воет саксофон. [Визбор 2001, т. 3, 15].
Очевидно, что именно отсюда и попало в визборовскую песню «Мадагаскар» обращение «Осторожней, друг.». О песне про Уругвай вспоми-
1 А если точнее, то, по-видимому, вторая по счету, появившаяся после песни «Теберда»; обе относятся к 1952 г. (О хронологии написания см.: [Кулагин 2013, 36-38, 42-43].
нает друг и коллега Визбора по авторской песне А. Городницкий, окончивший школу и поступивший в вуз в один год с Визбором (1951): «Помню, как в десятом классе и на первом курсе Горного института мы охотно распевали весьма популярную в то время песенку про сказочный Уругвай» [Городницкий 1991, 239]. Впоследствии Городницкий даже сочинил продолжение процитированного первого катрена песни, создал свою версию сюжета, как бы продолжил его применительно к судьбе послевоенного поколения ленинградцев.
Различные экзотические места нередко были местом действия в фольклорных песенных сюжетах первой половины и середины века. Назовем некоторые песни такого рода: «В Кейптаунском порту», «Девушка из Нагасаки» (сочиненная по стихам Веры Инбер), «Шумит ночной Марсель» (есть версия, что ее создал драматург Н. Р. Эрдман [Демидова 1989, 42])... Разумеется, в 50-е гг. никто не знал имен реальных или гипотетических авторов этих песен и их воспринимали как фольклор. Экзотическая аура их не обошлась, конечно, без влияния «ариеток» Вертинского («Лиловый негр», «В бананово-лимонном Сингапуре» и др.), чье творчество вообще было важно для становления авторской песни (см. подробнее: [Кулагин 2010, 6-32]).
Нам представляется, что некоторые песни молодого Визбора, сколь ни различались поводы их появления на свет, связаны именно с этой традицией: «Парень из Кентукки» (1953; музыка однокурсницы Визбора С. Бог-дасаровой), «Давным-давно», «Карибская песня», «Базука» (все три — 1963 г.). Десятилетний промежуток между этими песнями весьма показателен. Песня «Парень из Кентукки» навеяна чтением романа Драйзера «Сестра Керри», где в одном из эпизодов упомянут штат Кентукки. Юному поэту просто запомнилось название, и не более того. Поневоле текст наводит на мысли об отработке идеологического заказа, хотя Визбор, конечно, и не думал ни о каком «заказе»: герой песни, американский летчик, участник Корейской войны начала 1950-х гг., «сбит в бою тараном» (напомним, что США поддерживали в той войне Южную Корею, а СССР — Северную). Итог сюжета таков:
И он бредит на рассвете, Превратившись в груду лома: О как ярко солнце светит У меня в Кентукки дома! [Визбор 2001, т. 1, 18].
Можно сказать, что здесь экзотика оказалась подчинена политике. Иное дело — в позднейших песнях 1963 г., где далекое и необычное может быть иронически оттенено современными армейскими и бытовыми реалиями и соответствующей лексикой, как это происходит в написанной в ходе журналистской командировки в Рязанское десантное училище песне «Базука»:
В полуночном луче С базукой на плече Иду я посреди болот, А в городе Перми, За сорок восемь миль, Меня моя красотка ждет.
398
ФОЛЬКЛОР и АВТОРСКОЕ ТВОРЧЕСТВО
Ах, как у ней тепло, И тихо, и светло, И харча всякого полно, А нам до рубежа, Как говорит сержант,
Еще метелиться всю ночь! [Визбор 2001, т. 1, 118].
Или она (экзотика) вовсе снята реальным и злободневным содержанием, и парадокс в том, что местом действия оказывается в самом деле яркий и непривычный край. Так происходит в «Карибской песне», отразившей действительное военно-политическое противостояние СССР и США в период так называемого Карибского кризиса:
А потопить нас, братцы, — хрен-то! И в ураган, и в полный штиль Мы из любого дифферента
Торпеду вмажем вам под киль [Визбор 2001, т. 1, 112].
Намерение «вмазать» торпеду «под киль» американскому кораблю и сродни, и в то же время неизмеримо далеко от предостережения десятилетней давности:
Осторожней, друг, — Тяжелы и метки стрелы У жителей страны Мадагаскар.
Поддержанное собственным армейским опытом литературное погружение в мир реальных проблем и ситуаций — вот главный итог визборов-ского диалога с фольклорно-экзотической традицией. Нам представляется, что для Визбора этот вектор поэтического движения даже важнее, чем переход (от той же экзотики) к утопии, каковой усматривает в авторской песне тех лет и творчестве Визбора, в частности, И. А. Соколова («Новлянки», «Хала-Бала»; впрочем, последняя песня напоминает исследовательнице не столько утопию, сколько антиутопию, а это тоже знак поворота к реальности [Соколова 2002, 231232]).
Другой значительный пласт фольклора, повлиявший на творчество Визбора уже в первые годы, — альпинистский. Он пока не привлекает специального внимания исследователей, между тем уже существует солидный по объему сборник сочинений такого рода (см.: [Горы в наших сердцах 2001]). Существенная преграда на пути научного использования этого материала — нет хронологии, не датировано появление песен; ясно, что такая работа еще впереди. Однако кое-какие предварительные замечания о поэзии Визбора на фоне альпинистского фольклора можно сделать уже сегодня. К тому же о некоторых альпинистских песнях совершенно точно известно (и порой — от самого Визбора), что они появились до песенно-поэтического дебюта барда, и потому их смело можно воспринимать как претексты некоторых визборовских песен и вообще альпинистской темы в его творчестве.
Одна из самых знаменитых песен о горах — «Баксанская» («Где снега тропинки заметают.»), сочиненная в 1943 г. тремя участниками боевых дей-
ствий в Приэльбрусье — Андреем Грязновым, Любовью Коротаевой и Николаем Персияниновым. Имена авторов «Баксанской» долго оставались неизвестны, и именно Визбор в одном из своих журналистских расследований (совместно с В. Тамариным) обнаружит и обнародует их в 1968 г. (см.: [Визбор 2001, т. 3, 59]). В 1960 г. Визбор опубликовал рассказ «Автор песни» (см.: [Визбор 2001, т. 2, 385391]), откуда явствует, что в ту пору авторство «Баксанской» оставалось для него загадкой, — а значит, он воспринимал ее как фольклорную. Вероятно, точно так же он видел другую классическую альпинистскую песню — «Барбарисовый куст» Николая Моренца (1942), служившего в той же группе воинов-альпинистов. Кстати, обе песни записал сам Визбор для звукового репортажа в журнале «Кругозор», в редакции которого в ту пору работал.
Так вот, вполне возможно, что эти песни студент-первокурсник Визбор услышал уже во время самого раннего похода в горы в 1952 г. и что не без их влияния горная и военная темы соединились в его первой песне «Теберда», которую мы уже упоминали. Напомним ее текст:
Серебрей серебра там бурунная рать По ущелью бурлит, не смолкая, Там в туманной дали бастионом стоит Синеватая Белалакая [Визбор 2001, т. 1, 16].
Связывает песенное творчество Визбора с альпинистским фольклором и юмористическая линия в последнем. В некоторых альпинистских песнях трудности восхождения изображены шутливо, с особым вниманием к бытовым проблемам и физической усталости. Такова, например, «Репшнур-веревочка», Визбору, судя по упомянутому выше фельетону, в 50-е г. уже известная:
Спускаться было трудновато,
Хотя мы были не слабы,
А ноги были, словно вата, —
И ни туды, и ни сюды!
<...> В основе спорта альпинизма
Всегда стоял вопрос еды:
Коль не накормишь альпиниста,
Он ни туды и ни сюды <и так далее> [Горы в наших сердцах 2001, 9-10].
Напомним сравнительно ранние песни Визбора — «Мама, я хочу домой» и «Веревочка» (обе написаны в 1958 г. на Тянь-Шане). Они написаны юмористически; в обеих песнях незадачливые герои переживают физический и моральный дискомфорт:
Снова нас ведут куда-то,
И не ясен нам маршрут.
Видно, горы виноваты -
Не сидим ни там, ни тут.
Снова в горы и по тропам
С рюкзаками за спиной.
Груз под силу лишь циклопам!
Мама, я хочу домой! [Визбор 2001, т. 1, 67].
Ты ножкой двинула
Чуть на вершок,
Какао вылила
На мой мешок [Визбор 2001, т. 1, 68].
Тема питания звучит и в первой песне («Не хочу я каши манной»). Строка же «Не сидим ни там, ни тут» представляется нам перифразом фольклорного «И ни туды, и ни сюды!», восходящего, очевидно, к известной «Песне водовоза» (слова В. Лебедева-Кумача, муз. И. Дунаевского) из фильма «Волга-Волга». Явно из песни «Репшнур-веревочка» попал в визборовский текст и образ веревочки как центральный в лирическом сюжете, обретающий у поэта еще и переносное значение:
Всю смену я, больной —
Хожу, томлюсь.
Наверно, я с тобой
Не развяжусь [Визбор 2001, т. 1, 68].
Ср. в позднейшей «Скалолазке» Высоцкого:
Мы теперь с тобой одной веревкой связаны. [Высоцкий 1991, т. 1, 146].
Альпинистский фольклор включает в себя не только песни, но и рассказы о «черном альпинисте» — жутком призраке в горах. Во время традиционных вечерних посиделок в альплагерях Визбор постоянно рассказывал эту историю (особенно впечатлявшую новичков), постоянно добавлял в нее новые детали — фактически творил фольклор на глазах слушателей. В этом же духе была выдержана и история про «эльбрусскую деву», тоже входившая в круг визборовских баек (см.: [Просто Визбор 2005, 43, 133]). К сожалению, устная проза барда не сохранилась на фонограммах, но само ее существование вносит дополнительный штрих в проблему «Визбор и фольклор».
Отмечены в творчестве Визбора, в отдельных песнях, отголоски и других пластов «нетрадиционного» песенного фольклора: например, «Ботик» (1968) возник, по замечанию И. А. Соколовой, не без влияния уличной песни «Расскажу я вам, ребята» (см.: [Соколова 2002, 184 и др.]). Визборовская «Целинная» (1962), как указывает в комментарии Р. А. Шипов (см.: [Визбор 2001, т. 1, 546]), — шутливая переделка песни о вербованных «Как-то в ресторане мы сидели, сидели» (вариант зачина: «Раз в московском кабаке сидели.»), на ее же мелодию.
Что же касается фольклора традиционного, классического, то о его значении для творчества Визбора — как и для авторской песни вообще — пишет та же исследовательница. Правда, в реальности глава ее работы сводится почти исключительно к фольклорным мотивам в лирике Окуджавы; на долю Визбора приходится лишь одно упоминание — в связи с поэтическим обращением к природе типа «На дорогу ровную / Не мети, пурга.» [Визбор 2001, т. 1, 74], «Дорогая осень, ты сама / Покажи свои нам закрома» [Визбор 2001, т. 1, 76]. Нам думается, однако, что в этих случаях прямое влияние фольклора уже ослаблено общим (для лирики последних двух столетий) характером поэтических формул такого рода.
Мотивы классического фольклора порой появляются в визборовской поэзии, но, кажется, они свидетельствуют не столько о ее «фольклоризме», сколько о полемическом, ироническом использовании данной традиции на уровне стиля. Такова, скажем, ироническая песня-притча «Безбожники» (1965), где обнаруживаем свойственные фольклору приемы — повтор предлога, суффиксы уменьшительно-ласкательные и возвратный -ся):
На проезжей на дороженьке,
Что приводит в старый Рим,
Повстречалися безбожники
Трем спасителям святым [Визбор 2001, т. 1, 182].
Откровенное вторжение в стилизованный «под фольклор» текст современной реалии (выделено курсивом) обнажает актуальный — а в сущности, общечеловеческий — смысл песни:
Мы не громкоговорители, Не живём мы на заказ. До свидания, спасители, Помолитеся за нас [Визбор 2001, т. 1, 182].
Нам думается, что больше (по сравнению с фольклором) на Визбора — по крайней мере в пору его творческого становления — повлияла советская массовая песня, в какой-то (относительной, конечно) степени фольклоризо-вавшаяся, тем более что она сама зачастую представляла собой стилизацию фольклора. О влиянии этого жанра, а именно «лирической ветви» его, на авторскую песню пишет И. А. Соколова. Визбора в соответствующем разделе работы (см.: [Соколова 2002, 83-104]) она, опять-таки, почти не упомянут, а между тем его пример как раз очень показателен. Так, визборовское «Рекламы погасли уже.» (1955), соединяющщее семейную и военную тему и содержащее слова «.А где-то вверху, на седьмом этаже, / Качает сынишку мать» и «Отец твой далёко-далёко. / Пускай тебе, сын мой, приснится: / Амурские сопки и берег высокий — / Недремлющая граница» [Визбор 2001, т. 1, 31], написано явно в традиции знаменитой «Темной ночи» Н. Богословского и В. Агатова («Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь.» [Я люблю тебя, жизнь 2003, 264]). Строки «А с тобою в паре / Ходит статный парень, / Отчего же часто / Ты вздыхаешь вновь?» («Зимний вечер синий.», 1958; см.: [Визбор 2001, т. 1, 60]) напоминают о другой популярной песне эпохи детства и юности Визбора: «На закате ходит парень / Возле дома моего, / Поморгает мне глазами / И не скажет ничего. <...> И кто его знает, / Чего он вздыхает» («На закате ходит парень» на слова М. Исаковского, с музыкой В. Захарова [Исаковский 1950, 152]).
Такими нам представляются в предварительном освещении основные контуры проблемы «Визбор и фольклор», — точнее, того, как влияли разнообразные пласты песенного фольклора на становление поэтического мира молодого поэта. Создать же более подробную картину и такого влияния, и творческого диалога Визбора с фольклором в зрелые годы, и фольклориза-ции самого визборовского творчества — дело будущего.
ЛИТЕРАТУРА
Абельская 2006 — Абельская Р. Ш. «Не бродяги, не пропойцы, за столом семи морей.»: (Окуджава, Киплинг, Гумилев и другие) // Голос надежды: новое о Булате Окуджаве / сост. А. Е. Крылов. М., 2006. Вып. 3. С. 336-358.
Визбор 2001 — Визбор Ю. И. Сочинения: в 3 т. / сост. Р. Шипов. М., 2001.
Высоцкий 1991 — Высоцкий В. С. Сочинения: в 2 т. / сост. А. Е. Крылов. М., 1991.
Городницкий 1991 — Городницкий А. М. И вблизи, и вдали: [воспоминания]. М., 1991.
Горы в наших сердцах 2001 — Горы в наших сердцах!: сб. альпинистского фольклора / сост. Н. Ф. Курчев. СПб., 2001.
Демидова 1989 — Демидова А. С. Владимир Высоцкий, каким знаю и люблю. М., 1989.
Исаковский 1950 — Исаковский М. В. Избранное. М., 1950.
Кулагин 2010 — Кулагин А. В. «Сначала он, а потом мы.»: крупнейшие барды и наследие Вертинского // Кулагин А. В. У истоков авторской песни: сб. статей. Коломна, 2010. С. 6-32.
Кулагин 2011 — Кулагин А. Горы в поэзии Высоцкого и Визбора: к проблеме творческого диалога // В поисках Высоцкого. Пятигорск, 2011 (декабрь). № 3. С. 22-32.
Кулагин 2013 — Кулагин А. Визбор. М., 2013. (Жизнь замечательных людей).
Неклюдов 1995 — Неклюдов С. Ю. После фольклора // Живая старина. 1995. №1 (5). С. 2-4.
Неклюдов 2008 — Неклюдов С. Ю. Русский горожанин поет о далеких странах: «фило-экзотический» слой городской баллады // Геополитика и русские диаспоры в Балтийском регионе: [сборник научных трудов]. [В 2 ч.] Ч. 1. Гуманитарные аспекты проблемы: русские глазами русских. Калининград, 2008. С. 158-171.
Просто Визбор 2005 — Просто Визбор: сб. воспоминаний / сост.-ред. А. А. Кузнецов. М., 2005.
Соколова 2002 — Соколова И. А. Авторская песня: от фольклора к поэзии. М., 2002.
Сурганова 2008 — Сурганова Т. Мы с тобой одной крови: Редьярд Киплинг в творчестве Владимира Высоцкого // Владимиру Высоцкому — 70: народный сб. Николаев, 2008. С. 205-221.
Я люблю тебя, жизнь 2003 — Я люблю тебя, жизнь: песни на все времена / сост. Л. Сафошкина, В. Сафошкин. М., 20003. — Из содерж.: Из репертуара Л. Утёсова [и др.]
