CC BY
37
Г. Ермилова
ВИРТУАЛЬНОСТЬ В ФОРМАТЕ, ИЛИ ФОРМАТНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Кто мы? Индивиды, познающие себя и окружающее, вычленяя рамками формата поле исследования, и ясно осознающие безграничность мироздания, понимающие, что чем больше познаем, тем больше соприкасаемся с еще непознанным? Или превращаемся / превратились (?) в отформатированных персонажей виртуальной реальности?
Виртуализация — так одним словом можно охарактеризовать изменения во всех сферах гуманитарного, естественнонаучного и технического знания, во всех областях производственной, культурной и практической жизни. Сегодня компьютерные, видео-, ТВ- и интернет-виртуальности заменили реальность как таковую, создавая иллюзорный мир, в рамках которого достаточно эффективно решаются проблемы удовлетворения экзистенциальных потребностей личности, снимаются запредельные для человеческой психики эмоциональные нагрузки, решаются — возможно, иллюзорно и временно — проблемы отчуждения человека от общества и собственной экзистенциальной сущности.
Согласно пирамиде Маслоу высшая потребность человека есть самовыражение, немногим ниже стоят признание и общение. В словах: «Я прошу вас покорнейше, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, живет в таком-то городе Петр Иванович Бобчинский»1 — заключен крик, который, кажется, может вырваться из глубин души каждого, и в этих словах есть конкретное воплощение верхушки пирамиды Маслоу. Сегодня социальные сети (Social media), построенные на демократических принципах плюрализма и децентрализма, дают возможность практически каждому отправить миру подобный мессидж, тем самым удовлетворяя триединую потребность индивида в самовыражении, общении и признании, найти друзей и группы по интересам и попутно, по мнению психологов, повысив свою самооценку. Social Media (Социальные Медиа), предсказанные в 1955 г. August C. Krey, начали развиваться с 1995 г. В 2003-2004 гг. произошел сетевой бум, который не спадает уже несколько лет. Сейчас количество пользователей Facebook — 500 млн,. Myspace — 255 млн., Twitter — 200 млн., Windows Live Spaces — 120 млн., Habbo Hotel — 121 млн., Вконтакте — 110 млн., немногим уступают лидерам Classmates / Одноклассники и Live Journal2.
Социальные сети создавались, в первую очередь, как средство коммуникации, но, очевидно, в обществе потребления без коммерческой составляющей развитие объективно невозможно. Сегодня Социальные Медиа — это успешное сочетание коммуникации и коммерции. «Social media isn't a fad, it's a fundamental shift in the way we communicate. we'll no longer search for news, the news finds us. we'll no longer search for products & services, they'll find us via social media»3, — заявляют владельцы социальных сетей и говорят даже о своей экономике — Socialnomics. И новая отрасль экономики развивается очень динамично. В целом, капвложения в Интернет почти удесятерились с 46,8 млн $ в 2006г. до 428,3 млн. $ в 2009г. По прогнозам, прибыли основанного Марком Цукербергом Facebook составят 2 млрд. $ в 2011 г. в сравнении с 800 млн. в 2010 г. Доход, разумеется, определяется рекламой, максимально полно задействовавшей в этом случае все свои ресурсы в качестве медийной, контекстной и видео. За три года вложения в сетевую рекламу утроились с 1,225 млрд. $ в 2007 г. до 3,8 млрд. в 2011 г.4
Новый этап развития Social media, возможно, начинается сейчас, когда глобальная сеть канализировала протестные настроения и сотни тысяч пользователей вышли на площади с требованиями политических перемен. Многотысячные выступления в Египте, Ливии, Тунисе, Сирии, Йемене, Иране и др. были организационно подготовлены в глобальной сети. «Поджигателем» ближневосточных волнений выступил менеджер по маркетингу Google Ваиль Гоним, который написал в Facebook-YouTubе-Twitter статью «Мы все — Халид Саид» по имени бизнесмена, убитого полицией в январе 2010 г. Общественное напряжение, пройдя каналы глобальной паутины WWW, выплескивается на улицы. Через год на площадь Тахрир в Каире вышли около 85-90 тыс. противников Хосни Мубарака. Отключение Интернета не помогло властям Египта сбить волну, митингующих уже сплотила улица. И далее заполыхал почти весь Ближний Восток. Сравнительно мирно правители Туниса, Египта и Йемена ушли в отставку, в то время как авторитарные режимы в Ливии и Сирии яростно сопротивляются, ясно осознавая, что при диктатуре исход из власти заканчивается на виселице (вспомним Саддама Хусейна!).
Глобальная сеть WWW онтологически маргинальна, что, с одной стороны, создает большие трудности власть предержащим в попытках бюрократизировать и контролировать всемирную паутину. С другой стороны, WWW — как средство мониторинга настроений в обществе и механизм выпускания пара — до некоторой степени полезна структурам управления. Принимая во внимание ризомность структуры, Интернет принципиально не может выступать организационным центром, и успех организованных
через глобальную сеть акций крайне сомнителен. Онтологически ризома двойственна, слаба отсутствием единой направленности и одновременно неистребима неконтролируемым расползанием во все стороны. Ризом-ные очаги мятежей потушить крайне затруднительно, поскольку почва для недовольства будет всегда, но и победа митингующих под большим вопросом, поскольку отсутствует стратегия, ясные цели и программы выступлений. Как ризомам не срастись в единый древесный ствол, так и выступлениям интернет-пользователей не слиться в мощный очистительный поток, освобождающий общество от всего загнивающего и тормозящего развитие. Social media легко могут вывести на улицы недовольных, но в глобальных сетях проблемы принципиальных изменений общественного мироустройства не решаются. В компетенцию Интернета не входит четкое определение целей и задач социальных преобразований, выработка программ, выдвижение реальных лидеров и формирование команд, готовых и способных действовать эффективно. Виртуальная жизнь в Social media и реальность не одно и то же, виртуальный пользователь и реальный политик разнятся принципиально. Вполне закономерно, что правящие элиты арабских стран устояли, косметически подправив режим и избавившись от ненужного балласта в виде надоевших диктаторов. Показательно, что в странах демократии, где население имеет реальные рычаги влияния на власть, виртуальные революции не происходят.
Мы живем в информационную эпоху, которая определяется развитием Интернета вообще и социальных сетей, в частности. Эпоха, по существу, постмодернистская, и философия постмодернизма наиболее полно отражает тенденции развития информационного общества. Постмодернизм постулирует отказ от детерминизма и поисков абсолютной истины, провозглашая равнозначность множественных истин в дискретном и противоречивом дискурсе, который творит свою собственную виртуальную реальность, где гиперреальный симулякр правит бал, двойственность оборачивается абсурдом и случай выступает организующим началом, что выражается в замене иерархической древесной организации дискурса на децентрирован-ную корневищную. Глобальный гипертекст строится как коллаж склеенных фрагментов других текстов, и постмодернистский дискурс, фрагментарный и децентрованный, мультилокационный и гетерохронный, разворачивается в лабиринте, где нет входа / выхода и отсутствует симметрия. Содержательным принципом создания текстуализированной реальности является цитация, или двойное кодирование, или перекодировка оригинальных, напрямую отражающих действительность знаков. Созданные вне прямой связи с действительностью по принципу «культурной опосредованности» артефак-
ты, ризомно выстраиваясь, образуют мир-гипертекст, восприятие которого принципиально невоз-можно, поскольку тексты бесконечно ссылаются друг на друга, перекодируются и распадаются на фрагменты — цитации. Находясь в центре ризомного / сетевого узелка, воспринимающее сознание становится создателем смысла, поскольку множественность и равнозначность ризомных центров исключает лидерство и авторитет в национальном / мировом масштабе. Ризомная структура информационного общества определяет автономность и одновременно связанность каждого с другими.
Глобальная паутина WWW представляет собой глобальный гипертекст, или текстуализированную реальность коллажно склеенных фрагментов, где наличествует игра децентрованных автора, реципиента и дискурса. По структуре WWW есть корневище с ризомными центрами, где устанавливаются местечковые авторитеты в группах единомышленников, кстати, зачастую воинственно дремучих или злобно циничных, что порождает достаточно обоснованную критику Интернета как мусорной свалки, с одной стороны. С другой, всемирная сеть WWW является оперативным источником информации, ведь ее корреспондентом является миллиардный коллективный пользователь. Сегодня в поисках информации мы зависаем в глобальной паутине, лишь время от времени обращаясь к качественной прессе и немногим заслуживающим доверия эфирным каналам. В массовом сознании государственные СМК давно утратили авторитет, превратившись в средство рекламы и пропаганды. Очевидно, что вслед за уходящим от медийного официоза в Интернет потребителем туда же перемещаются традиционные СМИ. Сегодня каждая крупная газе-та, радиостанция и телеканал присутствуют в глобальной сети и именно с развитием WWW связывают свое будущее развитие.
Лидер мировой прессы The New York Times предлагает за 35 $ в месяц полную подписку на электронную версию газеты. Русская служба ВВС, вещавшая с 1946 г., целиком переместилась в глобальную сеть. В перспективе доля сетевизора в эфирном вещании, по мнению главного редактора «Эха Москвы» А. Бенедиктова, будет только возрастать. Сегодня, когда все трансформировалось в единое информационное пространство с проницаемыми границами, стала обыденной циркуляция новостей из Интернета на радио, ТВ, в печать и обратно. Важно отметить, что чем менее одиозными являются каналы вещания, тем в большей степени они черпают из сетевых ресурсов, поскольку заинтересованы в потребителе, являющемся одновременно и Интернет-пользователем. Для сравнения достаточно посмотреть любой выпуск «Новостей 24» с М. Осокиным и «Недели» М. Максимовской (RenTV) и новостные передачи на государственных каналов.
Материальная и духовная сферы бытия информационной эпохи, включая культуру повседневности, укладываются в русло постмодернистской парадигмы. Культура постмодерна информационного общества плюралистична и похожа на пирог, чьи слои, собранные по принципу деконструкции из переплетения множества жанров и стилей и связанные двойным кодированием, пропитаны иронией и осыпаны цитатами. Такое сложное образование есть максимально устойчивое в период глобального перехода цивилизации от индустриальной к постиндустриальной стадии вблизи точки бифуркации, что отвечает естественно научной картине мироздания современного информационного общества. Постнеклассическая физика объективирует бытование постмодернистской парадигмы. Согласно Минсковскому, наша Вселенная родилась под знаком неустойчивости из вакуума и ее развитие можно опи-сать как неравновесный процесс с возможностью повторных неустойчиво-стей, где апокалипсический сценарий неочевидно необратим. Развитие не-равновесной системы происходит в колебательном режиме янь — инь. Янь означает хаос и неустойчивость, мощную энергетику и новизну, инь обозначает режим отдыха «усталой культуры», взрослость и зрелость, диалог и обмен, в общем, плюрализм. Своевременная корреляция нелинейной системы в режиме инь дает шанс избежать диссимиляции, сохраниться, по крайности возобновив движение по старым следам. Современный этап развития западной цивилизации — это движение по кругу, дежа вю, когда неравновесная система, находясь вблизи точки бифуркации, может кружить или повторять пройденное, возвращаться на круги своя. Предполагается, что наблюдаемый сегодня Ренессанс советской античности в культуре — по остроумному замечанию Л. Парфенова — есть прямое следствие нахождения российской цивилизации в зоне бифуркации.
В интервалах между бифуркациями развитие линейно детерминировано, и только приближаясь к удаленной от энтропийного равновесия точке бифуркации, когда повышается роль случайных элементов и флуктуаций и любой побочный фактор может повлиять на будущее течение процесса, система переходит на режим индивидуального поведения. В этом режиме она предсказуемо может двигаться с равной вероятностью в двух или нескольких направлениях. Здесь момент потери устойчивости сменяется устойчивостью с немногими параметрами порядка.
После прохождения точки бифуркации структура-аттрактор определяет ход исторических событий и будущие цели эволюции, «мягко» управляя процессом посредством «уколов среды» и заставляя отказываться от желаемого, но недостижимого, идущего вразрез с внутренними потребностями
системы. Здесь возможно линейное развитие, что принципиально не исключает повторной неустойчивости системы5.
Точки бифуркации есть развилки, откуда открывается множество альтернативных путей, по которым может пойти развитие. В истории каждой страны есть такие поворотные моменты, которые особенно привлекательны для художника и на которые обратили внимание телевизионщики. На ТВ3 были созданы пять фильмов по альтернативной истории России на материале времен царствования Петра I и Павла I, Сан-Стефанского договора, лета 1917 и ареста Л. Берии. Авторы акцентируют наше внимание на простой случайности, которая могла бы повернуть колесо истории. Не выпал бы у начальника караула листок с описанием В. И. Ленина, узнал бы офицер загримированного Ильича, арестовал — и не было бы Октябрьского переворота. Окажись незапертой комната Лопухиной, Павел I спасся бы и продолжил бы политику сближения с Наполеоном. Императоры могли бы завоевать мир, лишив английскую корону ее самого блестящего бриллианта в лице Индии и т. д. («Великий-великий Павел» реж. А. Либин). Случись подмена холостых патронов заряженными — и по-иному пошли бы переговоры в Сан-Стефано, что позволило бы Скобелеву войти в Византию — Стамбул и Третий Рим говорил бы по-русски. Обращение к бифуркационным точкам, таящим веер бесчисленных возможностей, обещало прорыв серой пелены телевизионной сериальности. К сожалению, открытия не случилось, авторы титрами-цепями приковались к реальной истории, отчего экранное действо выглядит вялым и беспомощным. Нет напора и куража, веселой бесшабашности и хлестаковской размашистости, всего того, что было обычным делом в эпоху модерна, но почти невозможно в постмодерне.
Постмодернизм отвечает неустойчивой системе, осуществляющей переход от янь к инь-режиму в точке бифуркации, где «веер идей» и явный избыток информации, объективно, не может быть усвоен, поскольку скорость коммуникации не соответствует скорости «схватывания» мессиджа и информация потребляется в минимальной мере. В этом режиме с обострением — когда повышается скорость реакции и возрастает чувствительность к микровоздействиям, грозящим распадом — сохранить устойчивость системы крайне сложно, нужен индивидуальный подход, а не конструирование метафизических или объяснительных схем. В эпоху постмодерна классическая физика и философия не работают.
Повышению устойчивости системы способствует выброс излишней энергии. Согласно закону самоорганизации / самосохранения лишняя энергия должна быть удалена за пределы системы, или отдана партнеру6. Обмен энергиями происходит путем обмена информацией как между ци-
вилизациями в целом, так и в индивидуальном порядке. Очевидно, что наиболее часто и интенсивно взаимодействие происходит на границах, то есть, маргинальность способствует непрерывному материальному, культурному и информационному обмену между системами. Согласно исследованиям М. М. Бахтина, культура, располагаясь на границах, онтологически маргинальна и вполне закономерно, что в первую голову и наиболее эффективно осуществляется именно взаимодействие различных культур. В информационную эпоху скорость взаимообмена возрастает многократно, и достаточно быстро в рамках общего информационного пространства образуется глобальный гипертекст. Интернет является наиболее эффективным средством ведения диалога цивилизаций в глобальном масштабе и межличностных коммуникаций, в частности. Пользователь WWW обладает избыточной свободой, имея возможность напрямую общаться со всем миром, и это означает максимальную привязку к интернетовской цепи-сети через многочисленные IM — instant messiging (Skype), YRS (Internet Relay Chat), Internet forum Web-blog Wiki и т. д. В поисках контактов пользователь зависает в сетях, становясь в разной степени Интернет — зависимым, и расплачивается индивидуальной свободой за виртуальную, подкладывая под иллюзию реальную жизнь. Иными словами, абсолютная свобода оборачивается тотальной зависимостью.
Постмодернистскую информационную эпоху называют эрой барокко и вакуума, театральной призрачности и неаутентичности, поскольку все сферы жизни общества потребления, имея рекламную / коммерческую составляющую, превратились во всеобъемлющий шоу — бизнес. Тотальная театрализация делает постиндустриальный социум обществом спектакля, шоу-политики и шоу-правосудия, и многоцветность жизни предстает на домашних экранах барочным шоу-миром вездесущей рекламы. Рекламируется все: от политики до товаров потребления, от элитарного искусства до китча. Все стало товаром в обществе потребления. Ослабление содержательного момента жизни социума, когда «все от политики до поэтики стало театральным» (Ж. Баладье)7, когда нельзя отличить реальность от шоу, когда мир гримируется иронией, чтобы оправдать отказ от поисков истины и ответственности за происходящее, а также смягчить «отказ от соблазна надеяться на возмож-ность выскочить из-под власти момента и случая» (R. Rorty)8 — в этой парадигме реальное событие получает статус бытийного будучи форматно виртуализовано СМК. Иными словами, виртуализи-руясь в рамках формата и тем самым театрализуясь, реальность попадает в поле СМК. Внеформатное не виртуализируется и остается неизвестным массовому пользователю, а значит и несуществующим.
Театрализация подразумевает раскрашивание / гримирование действительности, т. е. повествование в рамках клишированного формата c демонстративным отказом от попытки открыть собственную, заложенную в событии драматургию. Театральность — это подчеркнутое выделение одних и игнорирование других особенностей изображаемого, упор на эффектность и поверхностность подачи материала. Чтобы ошеломить зрителя и овладеть его вниманием, важно, чтобы он проглотил наживку. Потом идут в ход технологии зомбирования, лишь бы предотвратить осознание бессмысленной пустоты экрана. Для решения задач такой сложности нужны сильные средства, а именно, шоу, ведь «всякая сильная дискурсивная система есть представление» (Р. Барт)9. Логично, что практика СМК представляет собой одно бесконечное, вечно длящееся шоу, пространственно ограниченным S-рамками: sensation, scandai, sex and scare. Все выходящее за рамки изрядно вытоптанного S-квадрата попросту игнорируется, поскольку современные форматные СМК существуют как слияние информирования с развлечением (information & entertainment = infortainment), а именно sensation, scandai, sex and scare наи-более легко и эффективно решают задачи infortainment. В разной степени практически все каналы СМК служат медиа-божеству infortainment, воскуривая ему фимиам и подчас почти шаманствуя, как это делает Глеб Пья-ных на НТВ. Безусловно, российским лидером циничности и профессиональной бойкости в выбранном направлении является НТВ, чья непрерывная линейка «Максимум», «Русские сенсации», «Ты не поверишь!» — есть не что иное как буквальная иллюстрация — инфортейнмент (infortainment).
Вместе с тем, театрализация есть наиболее эффективный способ мифологизации действительности, и современное шоу- телевидение скорее мифологизирует, чем документирует действительность. На домашних экранах мы наблюдаем или показ реального события как спектакля, или откровенно срежиссированнное действо. Потоки детективных сериалов и хроник происшествий, политических расследований и судебных слушаний, реалити-шоу и психологических тренингов заливают экраны. Каждый раз в титрах авторы ссылаются на документальную основу события, но театральность подачи материала подрывает доверие к медийной реальности. Более того, совершенно неважно, позиционируют ли авторы представленное на экране как шоу или как документ, зритель разницы не замечает. Достаточно, например, сравнить кочующее по каналам (RenTV / НТВ) шоу «Нереальная политика», открыто уже самим своим названием позиционирующее игровую сущность программы, и «Суд времени» Н. Сванидзе (5 СПб канал) как заявленную попытку осмысления истории. «Суд времени» на
поверку оказался одним из несть числа клишированных ток-шоу, когда главное — не оппонировать, а кляпировать, не слушать, а перекричать, не разбить аргументы оппонента, а изворотливо уйти от ответов на прямые вопросы — в общем, не дать противнику возможности высказаться, неважно какую околесицу при этом нести (в чем особо преуспел Владимир Вольфович). К сожалению, в «Суде времени» благие намерения серьезных историков размываются стихией шоу и словесная дуэль Л. Млечина и С. Кургиняна оказывается борьбой нанайских мальчиков в попытке вытолкнуть противника из круга, для чего все средства хороши и отбрасывается главное в дискуссии — уважение к оппоненту. Дуэлянты не вступают в полемику, а перебивая друг друга, пытаются успеть выкрикнуть домашние заготовки, которые есть не что иное как авторские концепции, выкроенные из материала истории.
Медийные империи заботятся о рынке сбыта, почему и стараются собрать как можно больше потенциальных потребителей для рекламодателей, пуская в ход весь арсенал развлекательных средств: приключенческую стряпню, пустую болтовню, сенсационные сплетни о звездах, восторги консьюмеризма. И поскольку все моменты бытия превратились в чистую символику без какого-либо признака содержательного момента, то и граница между виртуализирующимся бытием и экранной действительностью становится прозрачной и почти призрачной. Складывается поразительная ситуация: зритель экранную реальность принимает за действительность, а реальное событие видит исключительно виртуальным. Классический пример — это крушение башен — близнецов в Нью-Йорке в 2001 г., когда в первый момент все зрители приняли хронику за инсценировку.
Обратным примерам, когда постановка выдается за документ, несть числа, это практически почти вся телевещательная сеть, тянущая к нулевой отметке степень доверия зрителей к происходящему в эфире. Эпатаж ради эпатажа в реалити-шоу, грубых и беспардонных розыгрышах, «больших стирках» нижнего белья известных людей, натужном юморе и дешевых провокациях — все ради кассового / рекламного сбора — развратили и медийщиков и зрителей, существенно снизив порог допустимой жесткости и бесцеремонности на экранах. То обстоятельство, что постмодернизм перемалывает все стили, стирает грани между высоким и низким, иронично относясь к насилию и жестокости — еще больше обескураживает медийного потребителя, и экранное насилие воспринимается виртуальным. Зритель и не удивляется экранной низости / подлости, и не сопереживает, а может, злорадствуя, наблюдает растерянность
набивших оскомину медийных лиц, полагая, что звездная тусовка лишний раз пропиарилась не совсем приличным образом.
В постмодернистскую эпоху ирония разъедает все жанры, попутно запутывая зрителя, которому не отличить искреннюю реакцию от наигранной, пиарящихся от невинно пострадавших. Глобальное шоу со стирающейся гранью между реальным и виртуальным подрывает доверие к происходящему в эфире, и экранная история уже не воспринимается всерьез, а стеб принимается за чистую монету. И вполне логично, что никто помимо создателей не угадывает розыгрыш в программе Вяч. Верещаки и Григ. Кулагина «Кто здесь звезда, или идеальное интервью» ^епТС). Здесь якобы известный австралийский журналист берет интервью у звездной тусовки. Вопросы «австралийца» один в один с набившими оскомину журналистскими штампами, вольготно кочующими с центральных каналов в провинциальные многотиражки и обратно. Зритель, разумеется, не ощущает подвоха. Да и что говорить о рядовом зрителе, если даже искушенный знаток телевизионной кухни Виктор Шендерович признается на «Эхо Москвы», что, выслушивая стандартные вопросы второй древнейшей, не сразу понимает, всерьез ли берут у него интервью или по приколу. Девальвированные многочисленными пере-кройками жанры уже и так смотрятся достаточно сомнительно, а телевизи-онщики еще и разбавляют их порциями лжи.
В этом плане показательна история реалити-шоу. В самом названии уже заложена двойственность, совмещение несовместимого: театральности и действительности. В реалити-шоу все усилия медийной братии выдать за документ плохой спектакль с актерами-статистами и доморощенной режиссурой — которая присутствует в виде суфлерской клипсы в ушах участников — оставляют зритель безучастным. Зритель, даже не вдаваясь в подробности (команда статистам посредством клипсы), подсознательно ощущает подлог и голосует пультом. Сегодня кентавр реалити-шоу захромал на обе ноги, удаляясь с центральных каналов в резервацию дециметровых (Дом 2 на МузТВ и ТНТ).
В создавшейся на современном телевидении постмодернистской си-туа-ции исчезающих границ между реальностью и виртуальностью очень инте-ресно смотрится документальное кино. Здесь наблюдается интересный парадокс: чем более открыто позиционирует свою условность документальное кино, тем более проявляется его документальная основа. Вероятно, по принципу «от противного». Чем более тужатся игровые шоу выдать себя за действительность, тем легче раскрывается обманка, и чем нарочи-тее условность документального кино, тем более реалистичным оно воспринимается. Современная теледокументалистика уходит от исторической
реставрации, демонстративно отказываясь визуально воссоздавать реалии ушедших эпох, она воскрешает дух времени, сохранившийся в звучащем за кадром документе. Актеры не перевоплощаются в исторических персонажей, не создают достоверных образов игровыми средствами, а скользят по экрану безмолвными тенями, без грима, лишь со слегка намеченным портретным сходством с оригиналами. Иными словами, актеры-статисты выступают копией копии, или симулякром реальных исторических лиц, и здесь доминантой оказывается подлинный архивный закадровый текст. Картинка становится фоном, пунктирной иллюстрацией к закадровому документу, она тактично уходит на вторые роли, чтобы не заглушать звучащий голос истории. Сегодня практически все значимые историко-биографиче-ские фильмы укладываются в русло постмодернистской парадигмы, достаточно назвать циклы «Больше, чем любовь» («Культура»), «Цивилизация», «Гении и злодеи» Л. Николаева (Первый канал). Постмодернистский подход оказывается чрезвычайно плодотворным и дает кинодокументалистике новый толчок к развитию. Особо выигрышно документальное кино смотрится на фоне псевдодокументальных шоу, основанных, как нас уверяют создатели программ, на реальных событиях. В шоу все с головой выдает плохой спектакль по фальшивой пьесе: надуманные конструкции расцвечены неправдоподобными подробностями того, как плоские и прямолинейные злодеи тиранят ангельских жертв. Традиционно плохая игра статистов довершает картину, окончательно компрометируя документальную основу шоу.
В информационную эпоху виртуальности заместили реальность как таковую и поиск границ текст / реальность становится бессмысленным. Реальности больше нет, имеется только текст как представление о ней наблюдателя, с изменением точки зрения которого меняется и само представление. Таким образом, восприятие человека объявляется обреченным на «мультиперспективизм», или на постоянно и калейдоскопически меняющийся ряд ракурсов действительности, в своем мелькании не дающих возможности познать ее сущность. Непознаваемость фрагментарного мира принципиально несущественна, поскольку «в сердцевине истины обнаруживается фикция» (Ж. Деррида)10,то есть, истина и фикция оказываются непротивоположны и действительное и вымышленное уравниваются в правах (Ж. Липовецкий)11. Формой бытования виртуальной реальности выступает формат, который накладывается на бесконечность квазиреальности, формируя и стандартизируя и тем самым упорядочивая / осваивая ирреальную действительность. Сегодня формат заменил и заместил жанры на телевидении; можно даже говорить о форматизации телевидения
как доминирующем тренде. Заливая экран потоками форматных сериалов и эпатирующих хроник происшествий, детективных, судебных, юмористических и реалити — шоу, а также любовных драм и ситкомов, телевидение обильно питает свое порождение, а именно зрителя-coach potato. Телевизионный формат характеризуется жесткой структурой: определенными временной протяженностью и фабулой, четкой схемой интриги и способами ее разрешения, схематичностью персонажей и предсказуемостью их поведения, а также определенным — замедленным или убыстренным — темпоритмом. Формат демонстративно не связан с реальностью, и в рамках его клише происходит усвоение «одномерным человеком массы»12 готовых формулировок.
Несколько слов о сериале и сериальности как онтологическом свойстве домашних экранов. Сериальность в широком смысле понимается как способ подачи материала, отформатированного и порционно нарезанного, готового к систематическому потреблению. Это касается и новостных, и развлекательных, и просветительских программ. Секрет популярности сериальных программ лежит в ритмичности встреч со знакомыми незнакомцами, экранными фикциями-клонами, которые зачастую оказываются более живыми и живучими, чем атомарные индивиды консьюмеристского общества. Цикличность есть естественное свойство природы вне и внутри нас, и зритель, испытывая почти физиологическую радость, благодарно поглощает нескончаемый сериал из новостей и хроник, детективов и судебных случаев, ситкомов и любовных драм, юмористических и общественно-политических шоу. Важно заметить, что на просмотр телепрограмм 80 % российских зрителей тратит более 6 часов в день.
В узком смысле слова, под сериалом понимается любовная драма, растянутая на множество серий, которые могут клонироваться практически до бесконечности (2137 серий «Санта Барбары», 5400 «Дерзкие и красивые», 13400 «Пока вращается мир»). Сюжет сериальной драмы, по определению, бессмыслен, внутренне пуст и, по сути, есть обманка, ведь он движется по ризомному лабиринту — палинтропу, чей путь не соприкасается с логосом. И незачем озадачиваться фабульными нестыковками, поскольку создатели хотят подсадить зрителя на сериальную иглу, зазомбировать его, сбить с толку, для чего и навязываются алогичные модели экранной реальности. Фабула сериала развивается по ризоме, или бесконечному лабиринту, не имеющему ни начала ни конца, со множеством центров, равнозначных и равновеликих, связанных друг с другом и не подчиняющихся единому целому. Ризома может быть оборвана в любом месте в любой момент, это ничего не отнимает и не прибавляет к отсутствующей целостности. Ины-
ми словами, ризомная конфигурация достаточно устойчива — поскольку сбой в одном из мультицентров не приводит к крушению всей системы — и одновременно подвижна и неуправляема (кстати, ризомная структурированность информационного общества предопределяет неэффективность управленческой вертикали). В ризомном лабиринте повтор и минимальное различие являются движителями дискурса, чью образность воплощают неиндивидуализированные персонажи — симулякры, заменяющие / подменяющие классические образы. Образная система сериала, по существу, есть визуализация симулякра на экране, которым предстает сериальный статист, обозначающий свое присутствие в кадре как знак персонажа, функция, копия копии реальности. Симулякр — как мираж, обманка, мнимая реальность — колонизирует виртуальную реальность, демонстративно отказываясь как отображать реальность, так и рабски копировать ее. Усиливаясь по мере удаления от реальности, симулякр становится неким самодостаточным объектом и начинает жить собственной жизнью, призрачной и одновременно реалистичной, т. к. ослабление хватки реальности ведет к усилению видимостей. Не меняясь, не приноравливаясь к обстоятельствам происходящего на экране, сериальный статист переходит из одного шоу в другое, ироничный от ощущения свой победительной силы. Порядок симу-лякров одерживает полную победу над реальным миром, сумев навязать миру свое время симулякров, свои модели темпоральности13.
«Одномерный человек массы» подсел на сериальную иглу, ведь включенный экран сразу, целиком и с необходимостью приводит в действие повествовательный код, который в нас заложен и в котором мы нуждаемся14. Легко и естественно мы включаемся в просмотр бесконечных сериальных шоу, радуясь ожидаемым открытиям. Ритмичность сериала завораживает, баюкает, втягивает в свою орбиту, не отпускает. Сериал можно смотреть с любого места, без усилий скользя по экранной поверхности. Сериальный зритель — это застывший перед экраном coach potato, который радостно удивляется встрече с уже знакомым во вторичных артефактах. Мир массовой культуры в сериальной форме детективов и ситкомов, любовных драм и скетчей привлекателен своей стабильностью и упорядоченностью. Здесь беззаконие всегда изобличено и наказано, а справедливость торжествует, что резонирует с нравственным законом внутри каждого из нас, поэтому растущее потребление массовых жанров свидетельствует о благополучии законопослушного общества, что вовсе не так уж и плохо само по себе. Драма одномерного человека массы в том, что у него интеллектуальная леность ума дополняется большой инертностью и внушаемостью. Обыватель психологически почти не меняется, для него бесследно проходят года и
прошелестели столетия. Более полувека назад Дж. Гилдер объявил о смерти телевидения как института, не отвечающего принципам демократического общества, поскольку ТВ навязывает всем одно шоу. Исследователь полагал, что с изобретением телепутеров (компьютер плюс ТВ) человек станет режиссером собственной жизни, составляя себе индивидуальную программу развлечений и обучения15. Сегодня компьютеры стали предметом первой необходимости, прочно вошли в обиход, а coach potato все также ведет растительное существование. Технический и социальный прогресс движутся с разной скоростью и по разным путям.
В постмодернистскую эпоху формирование стереотипов массового сознания происходит с одновременной демистификацией массовой культуры путем иронического пародирования и эпатажно гротескного высмеивания шаблонов масс-медиа — и возникает социальный тип личности с расщепленным сознанием, воспринимающей мир как хаос. Однако потребность в упорядоченности космоса онтологична, и атомарный индивид создает личный космос, помещая себя в центр ризомной разомкнутости — сомкнутости. Реципиент самостоятельно расширяет или сужает сферу своей коммуникации, но при этом избегает каналы СМК, способствующие тому, что «публичная сфера съеживается из-за растущей коммерциализации и экспансии корпоративного капитала, информация оборачивается рекламой, воспитание — манипулированием, и все незаметно подталкивает одураченную аудиторию к непрерывному потреблению» (Хабермас)16. К тому же вследствие эффективной мистификации реальности пространство ТВ экрана становится экраном по-рождающей пустоты, игнорируя социокультурную функцию «домашнего экрана» создавать иллюзию, иллюзию самоидентификации и идентификации отправителей мессиджа. Эту функцию берет на себя Интернет, где продвинутый пользователь зависает в виртуальной паутине, чья виртуальность более реальна, чем действительность.
Сегодня виртуальная реальность всемирной паутины WWW в социокультурном пространстве информационного общества существенно расширяется — от рекламы на ТВ до компьютерных игр, от Интернета до игрового и научно-популярного кинематографа, от моделирования технологических процессов до прогнозирования вероятностных сценариев развития человечества, от обучающих программ до научного предвидения и т. д., и по мере развития информационного общества его виртуальная составляющая будет только нарастать. Сегодня повседневная жизнь немыслима без глобальной паутины WWW. Оплатить коммунальные платежи, налоги, штрафы, оформить сделку, получить юридическую консультацию, пообщаться с
госслужбами — это все Интернет. В российском Интернете в 2009 г. оборот денег составлял 40 млрд. рублей, в 2010 — 70 млрд., а в 2011 г. будет 140 млрд., обслуживая потребности 30 млн. пользователей17.
Однако вместе с рынком интернет-услуг растет и киберпреступность с 1.3 млрд. $ в 2010, 1,8 млрд. в 2011, 2,6 млрд. в 2012 и 3,8 млрд. в 2013 г. (по прогнозам). Ущерб только от одной хакерской атаки 3 мая 2011 г. на личные коды кредитных карт пользователей оценивается в 70 млн. долларов. Виртуальный мир хрупок, ежедневно создаются все новые и новые вирусы, только один из них может заразить одновременно 250 тыс. компьютеров и в считанные секунды произойдет схлопывание вселенной WWW, а это военно-промышленный, потребительский и культурный комплексы.
Глобальная сеть окутала земной шар, и наша цивилизация зависла на шнуре, вилку которого можно в любой момент выдернуть из розетки, и от виртуальной цивилизация не останется никаких материальных свидетельств: ни камня, ни бумаги, ни даже кинопленки. В информационную эпоху печатные тексты виртуализировались, изображение и звук оцифро-вались, все стало тенью тени. Мы живем в иллюзорном мире, где граница между виртуализирующимся бытием и экранной действительностью становится все более прозрачной и призрачной, реальность виртуализуется, а виртуальность материализуется. Слишком мал исторический срок бытования виртуальной реальности и мы еще досконально не попробовали ее, что называется, на зуб, поэтому сегодня человечество не покидает тревожное ощущение, что апокалипсический сценарий может случиться в реальности посредством виртуальности в любой момент.
Мы живем в постмодернистскую эпоху энтропийной культуры, усталой и вторичной, когда тексты создаются деконструкцией из уже существующих. Модерн и классика кодировали реальность напрямую, постмодернизм принципиально отказывается обращаться непосредственно с реальностью, и проявляя вторичность, кодирует, в свою очередь, модерн и классику. Постмодерн внутренне противоречив и непоследователен: наследует модерну и одновременно отвергает его, обращается к классике, чтобы отвергнуть традицию и одновременно утвердить ее в качестве опорного текста и т.п. Преемственность постмодерна нелинейна, амбивалентна и парадоксальна, и для постмодернистской парадигмы вполне естественно припасть к вечной классике через голову модерна. Классические потребности человека в свободе и демократии, общечеловеческих идеалах и ценностях неистребимы, поскольку сущностны, и они никуда не уходят в постмодернистскую эпоху, а только маскируются флером иронии. Достаточно долгое бытование
эпохи постмодерна самим своим фактом доказывает, что личность не абсолютно противопоставлена постмодернистской парадигме. Постмодерн в силу своей плюралистичности принципиально ничего не диктует и не отметает, он не способствует, но и не слишком препятствует развитию личностных начал. Информационная постмодернистская эпоха оставляет человеку выбор: быть личностью или форматизироваться в виртуальное нечто-ничто. Полагаю, что такая альтернатива — это не так уж и мало, особенно на фоне людоедских времен, коих было обильно в истории человечества.
1 Гоголь Н. В. Ревизор. — М.: Детская литература, 1989.
2 http//www.wikipedia.org/
3 Социальные сети — это не прихоть, а тектонический сдвиг в способе ком-муникаций. Мы больше не ищем новости, новости находят нас. Мы больше не ищем товары и услуги, они найдут нас через социальные сети
4 http//www.wikipedia.org/
5 Пригожин И. Философия нестабильности. // Вопросы философии. 1991. № 6.
6 Бодрийар Ж. Символический обмен и смерть. — М.: Добросвет, 2000. С. 387, 24, 124.
7 Баладье Ж. В цит. кн. И. П. Ильина. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. С. 178.
8 Rorty R. Contingency, Irony and Solidarity. — Cambridge,Univ/Press, 1989. Р. 50.
9 Барт Р. Избранные работы. — М.; 1989. С. 538.
10 Деррида Ж. Философия: Энциклопедический словарь. — М.: Гарда-рики, 2004. С. 673.
11 Ж. Липовецкий. Сумерки долга: Безболезненная этика демократических времен. — М.: Инграда, 1998.
12 Х. Ортега-и-Гассет. Дегуманизация искусства. — М.: Политиздат, 1991. С. 247.
Г. Маркузе. Одномерный человек. — М.: РЕ-ОООК,1994. С. 341.
13 Ж. Бодрийар. Символический обмен и смерть. — М.: Добросвет, 2000. С. 387, 24, 124.
Ж. Бодрийяр. Америка. — СПб: Владимир Даль, 2000. С. 205, 136.
Ж. Бодрийяр. Соблазн. — М.: Ad marginem, 2000. С. 318, 121, 123, 133.
14 Р. Барт. Введение в структурный анализ. — В кн.: Французская семиотика. — М.: Прогресс, 2000. С. 536, 225
15 G. Gilder. Life after Television. — NY-L.:W.W.Norton, 1994. Р. 230.
16 Й. Хабермас. — В кн.: Ф. Вебстер. Теории постинформационого общества. — М.: Аспект Пресс, 2004. С. 400, 223.
17 Газета «Метро» от 21.03.2011.
