CC BY
179
УДК 343.8
С. Ю. Кораблёва
кандидат юридических наук, доцент;
доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин
Института международного права и правосудия
Московского государственного лингвистического университета;
е-таН: sukorableva@gmail.com
В статье на основе анализа судебных прецедентов, положений Примерного уголовного кодекса США (Model Penal Code), статутов штатов, а также трудов российских и зарубежных авторов исследуются особенности американской теории вины. Автором рассматриваются не только теоретические вопросы о сущности и значении mens rea, градации ее видов и оттенков, но и практическое преломление теории вины, в частности, влиянии на квалификацию преступлений. Внимание уделяется не свойственной теории российского уголовного права концепции строгой ответственности (strict liability) и связанной с ней реформой mens rea. Методологическую основу исследования составляют сравнительно-правовой и формально-юридический методы. Также используются такие общенаучные методы, как анализ, синтез и системный подход. Автором делается вывод о том, что современная теория вины в США сочетает в себе унаследованную от английского уголовного права доктрину mens rea с упором на моральную упречность (gilty mind) и теорию виновности, закрепленную в статьях Примерного уголовного кодекса. Демонстрируется, что современное американское научное и судебное сообщество достигло значительных успехов в создании понятной, терминологически единообразной и соответствующей важности принципа вины концепции, ограничив применение правил строгой ответственности, некоторые из положений которой могут быть заимствованы в российскую теорию вины и правоприменительную практику.
Ключевые слова: уголовное право США; сравнительно-правой анализ; теория вины; mens rea; виновность; намерение; неосторожность; строгая ответственность.
S. Yu. Korableva
Ph. D. in Law, Associate Professor, Department of Criminal Law, Institute of International Law and Justice,
Moscow State Linguistic University; e-mail: sukorableva@gmail.com
THE doctrine OF MENS REA IN AMERICAN CRIMINAL LAw:
The article discusses the mens rea in modern criminal law of the USA. Based on an analysis of judicial precedents, the Model Penal Code, statutes, as well as the works of Russian and foreign authors, the article explores the features of the American
ВИНА В УГОЛОВНОМ ПРАВЕ США: СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ
A COMPARATIVE ANALYSIS
theory of guilt. The author considers not only theoretical questions about mens rea and culpability terms, but also the practical refraction of guilt theory, in particular, the impact on the qualification of crimes. Attention is paid to the concept of strict liability and mens rea reform, which are not inherent in the theory of Russian criminal law. Research methods: comparative legal and formal legal methods. such general scientific methods as analysis, synthesis and systems approach are also used. the author concludes that the modern guilt theory in the united states combines the mens rea doctrine inherited from English criminal law with an emphasis on gilty mind and the culpability enshrined in the articles of the Model criminal code. It is demonstrated that the modern american scientific and judicial community has made significant progress in creating an understandable, terminology uniform, and relevant importance doctrine of mens rea, limiting the application of strict liability rules.
Key words: criminal Law of the united states; comparative law; doctrine of mens rea; gilty mind; culpability; intent; negligence; strict liability.
Введение
В уголовном праве США, вдохновленном английским уголовным правом, считается, что преступление органически сочетает два элемента - actus reus (материальная составляющая) и mens rea (психическая составляющая). В американской теории уголовного права это обычно описывается следующим образом: человек считается заслуживающим наказания, если он совершил морально неприемлемый проступок actus reus с особым морально упречным («злым») настроем ума, называемым mens rea [Larkin, Jr., Richardson, Seibler 2016]. При этом обычно упоминается широко известное изречение Оливера Уэн-делл Холмса-младшего (Oliver Wendell Holmes, Jr.), что даже собака знает разницу между спотыканием о нее и ударом ногой. В целом это соответствует принятому в континентальном праве делению признаков преступления на объективные и субъективные. Однако поскольку американское уголовное право развивалось под влиянием как общего (прецедентного), так и статутного права, можно охарактеризовать американскую теорию вины как сложную, динамично развивающуюся, совершенно непохожую на российскую и поэтому чрезвычайно интересную для изучения.
Основная часть
Одна из особенностей американской теории вины определяется спецификой уголовно-правовой системы США. Американский
федерализм подразумевает два уровня как законодательной, так и судебной власти, что обусловливает существование двух уровней как статутов, так и прецедентов. До середины прошлого века даже эти источники уголовного права были чрезвычайно раздроблены - имелось обширное судебное толкование разных уровней, а кодексы штатов были в лучшем случае набором отдельных статутов ad hoc. Это дополнялось интенсивным развитием концепции преступлений против общественного благосостояния и правил строгой ответственности в их отношении, т. е. по сути, полным устранением исходного принципа обязательности mens rea. В таких условиях доктрина mens rea стала настолько размытой, что скорее можно говорить о ее утрате.
В результате реформы уголовного права, в частности, после подготовки и опубликования в 1962 г. окончательного 13-го варианта проекта Примерного уголовного кодекса, ситуация сильно изменилась [Козочкин 2007]. При разработке Кодекса Американский юридический институт (ALI) не только не отошел от основополагающего принципа вины, но его работа стала катализатором восстановления интереса к доктрине mens rea и ее развития. С момента своего введения Примерный Уголовный кодекс постепенно превращался в основу для полной замены существующего уголовного законодательства штатов, причем некоторые штаты переняли положения Кодекса лишь с незначительными изменениями [The Handbook of Comparative Criminal Law 2011, c. 565].
Следует однако учитывать, что современные американские кодексы отличаются от кодексов других стран. Чаще всего уголовное законодательство представлено в виде раздела или нескольких разделов Кодекса штата. Так, Кодекс штата Вашингтон (2018 Revised Code of Washington) включает раздел 9 «Преступления и наказания» (Title 9 Crimes and Punishments), раздел 9A «Уголовный кодекс штата Вашингтон» (Title 9A Washington Criminal Code), а также отдельные статьи других разделов, например, раздела 69 (Title 69 Food, Drugs, Cosmetics, and Poisons), где определяются составы преступлений, связанных с оборотом наркотиков. И хотя уголовные кодексы штатов обычно имеют выраженную общую часть, которая включает определения часто используемых терминов, а также общие положения о mens rea, соучастии, бездействии, самообороне, невменяемости и т. д., подобная раздробленность не способствует универсальности терминологии.
Еще одна особенность американской теории вины касается концепции строгой ответственности (strict liability) как отступления от обязательности mens rea. В юрисдикциях общего права вершиной уголовного правосудия признается латинская максима actus non facit reum nisi mens sit rea (действие не делает виновным, если не виновна мысль) и традиционно считается, что именно психическая компонента (mens rea) делает деяние (actus reus) преступлением. Но с середины XIX в. в США в результате интенсивного развития новых отраслей законодательства (налогового, антитрестовского и т. д.) в сфере уголовного правосудия оказалось огромное число деяний против общественного благосостояния (public welfare offenses) [Есаков 2003, с. 223-225]. Ответственность за их совершение может наступать вне зависимости от наличия mens rea, т. е. по правилам о строгой ответственности (strict liability) (State v. Turner, 78 Wn. 2d 276, 474 P.2d 91 (1970)).
На сегодняшний день научное и судебное сообщество пытается выработать более понятную, точную и соответствующую важности mens rea концепцию, ограничив применение правил строгой ответственности [Smith, 2018]. В частности, еще в Morissette v. United был сделан вывод, что отсутствие в формулировке статута упоминания об умысле, преднамеренности, заведомости и т. д., не должно истолковываться как устранение элемента mens rea из состава преступления (Morissette v. United States, 342 U.S. 246, 72 S. Ct. 240 (1952)). Это решение было принято поскольку законодательные органы в США часто либо вообще не упоминают о mens rea в статутах, либо недостаточно конкретизируют в отношении каких признаков преступления и в каком объеме она требуется. Затем, рассматривая невозможность наказания без вины в таких базовых делах как Liparota v. United States, Staples v. United States, Ratzlaf v. United States, Flores-Figueroa v. United States, Elonis v. United States, McFadden v. United States, Верховный суд США развил это положение, последовательно указывая на важность mens rea как необходимой предпосылки назначения уголовного наказания и необходимость освобождения от уголовной ответственности добросовестных лиц, тем более когда речь идет о наказании в виде длительного лишения свободы (Liparota v. United States, 471 U.S. 419 (1985), Staples v. United States 511 U.S. 600 (1994), Ratzlaf v. United States 510 U.S. 135 (1994), Flores-Figueroa v. United States
556 U.S. 646 (2009), Elonis v. United States, 135 S. Ct. 2001, 2007 (2015), McFadden v. United States, 135 S. Ct. 2298, 2302 (2015)).
И статуты, и суды в своих решениях применительно к конкретным видам преступлений наиболее часто оперируют термином «намерение» (intent, intentionally). Намерение (intent) часто ассоциируется со всей совокупностью видов вины от умысла до небрежности (U.S. v. Anton, 683 F.2d 1011 (7th Cir. 1982)). Такое широкое понимание намерения (intent) было обстоятельно подвергнуто критике Верховным судом США в United States v. Bailey, 444 U.S. 394 (1980). И на сегодняшний день намерение (intent) чаще всего рассматривается в узком смысле с опорой на термины Примерного уголовного кодекса как действие со знанием (осознанием) или с целью1, что соответствует понятию умысла в российском уголовном праве.
Общему праву свойственно уделять внимание моральной сущности mens rea, отражающей нюансы психического состояния лица. Как следствие, в судебных решениях применительно к mens rea помимо намеренности (intent, intentionally) упоминается множество ее оттенков: со знанием, с целью, неосторожно, халатно, злонамеренно, бесцельно, мошеннически, умышленно, преднамеренно, небрежно и т. д. (knowingly, purposely, recklessly, carelessly, maliciously, wantonly, fraudulently, wilfully, designedly, negligently etc.) (Morissette v. United States, 342 U.S. 246, 72 S. Ct. 240 (1952)). Для российской судебной практики также свойственно употребление синонимов в отношении как умысла, так и неосторожности, с тем чтобы подчеркнуть их оттенки - заведомо, осознано, со знанием, осведомленное, с целью, неумышленно, с грубым нарушением и т. д. Представляется, что это обусловлено естественным стремлением правоприменительных органов к индивидуализации уголовной ответственности и не только не вредит общей теории вины, но и позволяется более справедливо и точно подходить к определению наказания за конкретное деяние.
В отличие от доктрины mens rea общего права в Примерном уголовном кодексе положения о вине излагаются терминологически
1 Намерение (intent, intentionally) ассоциируется обычно именно с общим намерением (general intent), т. е. просто осознанным поведением. Хотя, например, в Кодексе штата Техас, наоборот, intentionally соответствует действию с целью (по сути specific intent), а для сознательного поведения с предвидением вероятных последствий используется термин «knowingly» (со знанием) (Texas Penal Code 6.03 (a)(b)).
однозначно, систематизированно, с градацией оттенков вины «по вертикали» и с акцентом на психологические, а не моральные компоненты. Вместо латинского сочетания mens rea там используется термин виновность (culpability), которая имеет четыре уровня: (1) действие с целью (purposely), (2) со знанием (knowingly), (3) несоторожно (recklessly), (4) небрежно (negligently) (§ 2.02(1) Примерного уголовного кодекса). Примерный уголовный кодекс США в отличие от Уголовного кодекса РФ дает определение каждому уровню виновности не только с точки зрения психического отношения к самому поведению и его результату, но и применительно к так называемым сопутствующим обстоятельствам (attendant circumstances), то есть любым материальным (объективным) признакам состава., например, количеству подсыпанного яда или возрасту потерпевшей.
Нельзя недооценивать вклад Примерного уголовного кодекса в устранение запутанности и неточности терминологии, касающейся mens rea. Но также следует понимать, что с его созданием полностью преодолеть разнообразие положений статутов штатов, повсеместное использование термина «намеренность» (intent) и различие в подходах к классификации уровней вины, естественно, не удалось. Так, в United States v. Bailey Верховный суд США определил, что концепция общего (general intent) и определенного намерения (specific intent) общего права слабо соотносится с видами вины, закрепленными в Примерном уголовном кодексе, и что поэтому установление виновности лица все равно требует вдумчивого анализа формулировок статута, запрещающего конкретное деяние, а также целей законодателя, вводящего такой запрет (United States v. Bailey, 444 U.S. 394 (1980)).
Действие с целью (purposely) или преднамеренность - высший уровень виновности согласно Примерному уголовному кодексу. Оно имеет место, если характер поведения соответствует сознательной цели или результату поведения, а в отношении сопутствующих обстоятельств, если лицо знает об их существовании, верит или надеется, что они существуют (§ 2.02(2)(a) Примерного уголовного кодекса). Интересно, что в американской уголовно-правовой литературе обязательно поясняется, что действие с целью - наиболее сложная для доказывания форма вины, поскольку она требует обязательного установления цели деяния, что не всегда возможно. Это несколько отличает действие с целью (purposely) от российского понимания прямого
умысла. В российской правоприменительной практике соответствия характера деяния возможным (наступившим) последствиям достаточно для констатации прямого умысла с использованием формулировки «желал наступления общественно опасных последствий». Например, если выстрел в жертву был произведен с близкого расстояния, то в России желание причинения смерти, по сути, презюмируется и констатируется прямой умысел. В США же для установления первого уровня вины действия с целью (purposely) требуются дополнительные доказательства либо относительно цели (преступник желал именно смерти жертвы), либо относительно сопутствующего обстоятельства выбранного расстояния выстрела (преступник знал, что расстояние было достаточным для причинения именно смерти, либо он верил или надеялся на это).
Для констатации действия со знанием (knowingly) достаточно установления того, что лицо осознавало характер своего поведения, либо было уверено, что его поведение практически несомненно вызовет конкретный результат, либо знало о существовании сопутствующих обстоятельств (§2.02(2)(b) Примерного уголовного кодекса). В вышеприведенном примере с выстрелом с близкого расстояния действие со знанием (knowingly) будет иметь место, если, например, обвиняемый заявит, а обвинение не сможет опровергнуть, что подсудимый не имел опыта обращения с огнестрельным оружием и не знал о поражающей силе конкретного образца. Как следствие в американских судах существует возможность и более «оправдывающего» заявления, типа, «обвиняемый вообще не знал, что оружие может стрелять». Это называется преднамеренным невежеством (deliberate ignorance) или в английском варианте умышленно слепотой (wilful blindness). С тем, чтобы исключить возможность освобождения лица от уголовной ответственности лишь из-за преднамеренного невежества в §2.02(7) Примерного уголовного кодекса дополнительно уточняется, что знание (knowledge) включает не только знание о конкретном факте (в российской терминологии объективном признаке), но и осознание высокой вероятности его существования, за исключением случаев, когда лицо не верит в его существование. Это положение рассматривалось, например, в United States v. Jewell. В деле подсудимый обвинялся в том, что пересек границу Соединенных Штатов на автомобиле с секретным отделением, в котором находилась
марихуана. Подсудимый настаивал, что он не знал о присутствии марихуаны в автомобиле. Существовали косвенные доказательства как того, что он достоверно знал о марихуане, так и того, что он знал лишь о наличии секретного отсека, а значит мог знать, что он содержит марихуану, но предпочел избежать выяснения этого факта. Благодаря правилу §2.02(7) Апелляционный суд согласился, что в любом из этих случаев имеет место действие со знанием (knowingly), так как оно включает не только однозначное знание о факте, но и знание о высокой вероятности его существования (знание о наличии секретного отсека для перевозки марихуаны означает и знание о высокой вероятности нахождения там запрещенного вещества) (United States V. Jewell 532 F.2d 697 (9th Cir 1976).
Остальные два уровня виновности - с неосторожностью (recklessly) и с небрежностью (negligently), как в общем праве, так и с точки зрения положения Примерного уголовного кодекса могут констатироваться при допущении лицом необоснованного риска, что роднит их с неосторожностью в российской теории уголовного права. Лицо действует неосторожно (recklessly) относительно материального элемента правонарушения (поведения, результата или сопутствующих обстоятельств), когда оно сознательно игнорирует существенный и неоправданный риск того, что материальный элемент существует или последует из его поведения (§2.02(2)(c) Примерного уголовного кодекса). Лицо действует небрежно (negligently) относительно материального элемента правонарушения (поведения, результата или сопутствующих обстоятельств), когда оно должно быть осведомлено о существенном и неоправданном риске того, что материальный элемент существует или последует из его поведения (§2.02(2)(d) Примерного уголовного кодекса).
Неосторожность (recklessness) подразумевает грубое (осознанное) нарушение правил безопасности и полное игнорирование неблагоприятных последствий этого. Обычно этот уровень вины сопутствует обвинениям в нарушении правил вождения, использования огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или опасной техники. Небрежность (negligence) - это минимальный и потому часто критикуемый уровень вины, включающий несоблюдение разумных правил предосторожности, т. е. когда лицо непреднамеренно создает своим поведением риск. Основное отличие этих двух уровней вины связано
с возможностью осознания риска. При небрежности (negligence) осознание (знание) отсутствует, поведение лица просто отклоняется от стандартов поведения. А при неосторожности (recklessness) лицо обязательно осознает (знает), что нарушает правила безопасности. В Elonis v. United States Верховный суд США изучал вопрос минимально необходимой формы вины в тех случаях, когда статут полностью умалчивает о ней. Суть дела заключалась в том, что подсудимый опубликовал на своей странице Facebook угрозы в форме рэп-текстов. Как он пояснил, эти тексты должны были стать терапевтическим способом справиться с болью разлуки с детьми и женой, а следовательно, он не осознавал, что угрожает кому-либо. В федеральном статуте, запрещающим передавать сообщения, содержащие какую-либо угрозу (18 U.S.C. § 875(c)), вопрос о виде вины для этого преступления не был раскрыт. Верховный суд США постановил, что небрежность (negligence) не является достаточным уровнем вины для привлечения к уголовной ответственности за угрозы другому лицу. И хотя он не исследовал вопрос о том, достаточно ли неосторожности (recklessness) как минимально требуемого уровня вины, этот прецедент окончательно закрепил правило о том, что mens rea в понимании сознательного и морально упречного действия является необходимым элементом каждого преступления, даже если в статуте положения о вине отсутствуют (Elonis v. United States, 135 S. Ct. 2001, 2007 (2015)).
Выводы
В уголовном праве Америки mens rea - необходимый элемент преступления, относящийся к психической деятельности лица, за исключением преступлений строгой ответственности. Если Уголовным законом штата применительно к конкретным составам восприняты термины и определения виновности, данные в Примерном уголовном кодексе, то правоприменительными органами они должны трактоваться в соответствии с положениями Кодекса. В остальных случаях должно быть установлено наличие такого уровня морально упречно-го психического настроя (mens rea) виновного, который соответствует необходимости конкретного уголовного наказания, обычно в форме намерения (intent) или знания (knowingly).
Отличительной чертой американской теории вины является внимание к моральной оценке преступного деяния. Это определяет
возможность широкого судейского усмотрения при установлении вины. Описание вины в судебной практике возможно с использованием любых терминов, относящихся к оттенкам вины. Вид умысла, требуемый для конкретного преступления, а также возможность и содержание уголовно наказуемой неосторожности, устанавливается исходя из положений статута. Причем в последних прецедентах Верховный суд США последовательно указывает, что отсутствие в формулировке статута упоминания о виде вины не должно истолковываться как устранение элемента mens rea из состава преступления.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Есаков Г. А. Mens rea в уголовном праве США: историко-правовое исследование / предисл. О. Ф. Шишова. СПб. : Юридический центр Пресс, 2003. 553 с.
Козочкин И. Д. Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования.
СПб. : Юридический центр Пресс, 2007. 478 с. Крылова Н. Е., Серебренникова А. В. Уголовное право современных зарубежных стран (Англии, США, Франции, Германии) : учебное пособие. М. : Зерцало, 1997. 192 с. Петрова Е. А. Правило stare decisis как основа судебного правотворчества в США // Ленинградский юридический журнал. 2015. № 3 (41). С. 246-254.
Catherine C. L. On Statutory Rape, Strict Liability, and the Public Welfare Offense Model // American University Law Review. 2003. Vol. 53. Iss. 2. P. 313-391.
Gardner T. J., Anderson T. M. Criminal Law. 11th ed. Wadsworth Cengage
Learning, 2011. 560 с. Gray R. L. Eliminating the (Absurd) Distinction Between Malum In Se and Malum Prohibitum Crimes // Washington University Law Quarterly. 1995. Vol. 73. P. 1369-1398.
Larkin P. J., Jr., Richardson J., Seibler J.-M. The Supreme Court on Mens Rea: 2008-2015. The Heritage Foundation Legal Memorandum. 2016. № 171 (January 14, 2016). Model Penal Code. URL : archive.org/details/ModelPenalCode_ALI. Samaha J. Criminal Law. 11th edition. Cengage Learning, 2013. 546 с. Smith S. F. "Innocence" and the Guilty Mind // Hastings Law Journal. 2018.
Vol. 69. С. 101-164. The Handbook of Comparative Criminal Law / ed. by K. J. Heller & M. D. Dubber. Stanford, California : Stanford Law Books, 2011. 660 p.
REFERENCES
Esakov G. A. Mens rea v ugolovnom prave SShA: istoriko-pravovoe issledovanie /
predisl. O. F. Shishova. SPb. : Iuridicheskii tsentr Press, 2003. 553 s. Kozochkin I. D. Ugolovnoe pravo SShA: uspekhi i problemy reformirovaniia.
SPb. : Iuridicheskii tsentr Press, 2007. 478 c. Krylova N. E., Serebrennikova A. V. Ugolovnoe pravo sovremennykh zarubezh-nykh stran (Anglii, SShA, Frantsii, Germanii) : uchebnoe posobie. M. : Zert-salo, 1997. 192 s.
Petrova E. A. Pravilo stare decisis kak osnova sudebnogo pravotvorchestva
v SShA // Leningradskii iuridicheskii zhurnal. 2015. № 3 (41). S. 246-254. Catherine C. L. On Statutory Rape, Strict Liability, and the Public Welfare Offense Model // American University Law Review. 2003. Vol. 53. Iss. 2. P. 313-391.
Gardner T. J., Anderson T. M. Criminal Law. 11th ed. Wadsworth Cengage
Learning, 2011. 560 c. Gray R. L. Eliminating the (Absurd) Distinction Between Malum In Se and Malum Prohibitum Crimes // Washington University Law Quarterly. 1995. Vol. 73. P. 1369-1398.
Larkin P. J., Jr., Richardson J., Seibler J.-M. The Supreme Court on Mens Rea: 2008-2015. The Heritage Foundation Legal Memorandum. 2016. № 171 (January 14, 2016). Model Penal Code. URL : archive.org/details/ModelPenalCode_ALI. Samaha J. Criminal Law. 11th edition. Cengage Learning, 2013. 546 c. Smith S. F. "Innocence" and the Guilty Mind // Hastings Law Journal. 2018.
Vol. 69. C. 101-164. The Handbook of Comparative Criminal Law / ed. by K. J. Heller & M. D. Dubber. Stanford, California : Stanford Law Books, 2011. 660 p.
