CC BY
54
УДК 801.73
И.В. Соловьёва
Тверской государственный университет, Тверь
ВИДЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ И ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО КОММЕНТАРИЯ
В герменевтической традиции интерпретация представляет собой основной способ действования с текстом, а достижение понимания предполагает преодоление культурной дистанции между текстами, и, как следствие, между автором и читателем, непосредственными участниками коммуникации. Обсуждаются способы преодоления культурно-исторической дистанции как восполнение лакун в структурах содержания текста через культурологический комментарий.
Ключевые слова: текст, культура, интерпретация, понимание, комментарий
I.V. Soloveva
Tver State University, Tver
TYPES OF INTERPRETATION AND MAIN FUNCTIONS OF CULTURE-RELATED COMMENTING
Interpretation as part of hermeneutic tradition is the main way to arrange a person's understanding. To understand a text also means to bridge the cultural gap between different phenomena, either text-related or culture-related. This can be done by immediate participants of text-involved communication. The present article dis-cusses some aspects of bridging cultural gaps through acquiring knowledge which can restore possible inadequacies of text perception by using culture-related commenting.
Keywords: text, cultural commentary, interpretation, understanding, commenting
^В герменевтической традиции интерпретация представляет собой основной способ действования с текстом, а достижение понимания предполагает преодоление культурной дистанции между текстами, и, как следствие, между автором и читателем, непосредственными участниками коммуникации. Преодоление культурно-исторической дистанции в связи с пониманием текста, означает как восполнение лакун в структурах содержания текста, осваиваемого реципиентом, так и культурных лакун в опыте читателя. Эти лакуны, возникающие вследствие отсутствия в опыте реципиента соответствующих знаний, способны ослабить опору читателя на когнитивное понимание в процессе чтения.
Поскольку речь идёт о роли культурологического комментария при понимании текста, остановимся на других инструментах понимания и, в первую очередь, на том, в какую систему деятельности вписано понимание как задача. Как подчёркивал Г.П. Щедровицкий, «... понимание очень редко восстанавливает именно тот смысл и то содержание, которые закладывались в текст его создателями», поскольку понимание выявляет в одном и том же тексте разные смыслы и соответственно этому строит разные поля и разные структуры содержания» [Щедровицкий 1995: 483]. Действительно, понимание далеко не всегда восстанавливает весь свой (подразумеваемый) объём в том случае, когда рефлексия читателя, а читатель практически всегда в той или иной степени рефлексирует над прочитанным, обращена на авторский текст. Что такое «понимание» в этом случае? Когда понимание переходит в непонимание? Можно ли говорить о полном понимании текста, в особенности художественного текста? Как могут быть представлены критерии понятого и, соответственно, непонятого?
На наш взгляд, необходимо рассмотреть указанную проблему по следующим аспектам:
- что такое «понимать»;
- зачем вообще понимать что-либо и исследовать проблему понимания как таковую;
- какую структуру имеет понимание и в каком отношении оно находится к сходным по своей природе процессам мышления и рефлексии;
- почему понимание связывают с речью, текстом и художественным текстом;
- какого рода объект представляет собой художественный текст в качестве объекта понимания.
Понимание художественного текста предстаёт в разных ипостасях гуманитарных дисциплинах, вовлекающих в поле своих исследований человеческую субъективность. Лингвисту важно знать то, каким образом строится художественный текст. Как особый объект исследования лингвофилологической герменевтики, он представляет собой искусственный сплав возможных речевых образцов и идеальных образов - носителей смысла и содержания. Идеальные образы объектов и явлений, опредмеченные в тексте, могут иметь разный статус в опыте индивида: например, присутствовать как знания, представления, либо быть даны в качестве оценки, ассоциации, или же не иметь статуса знания, несмотря на вербализованность.
Отправной точкой для умозаключений о процессах деятельности, организованных вокруг текста, является представление о «нормах» - не только мыслительной, но и всякой другой деятельности, а также входящих в них знаний и систем знаний) [Щедровицкий 1995: 472]. Так бывает в ситуации, где в решение какой-либо задачи включается ещё одна система деятельности (либо знаковая система), которая «ставится как бы между текстом условий задачи» [Щедровицкий 1995: 471]. Такой системой деятельности является интерпретация, а являясь системой деятельности, интерпретация оснащает деятельность по пониманию разными системами методов в зависимости от: 1) сколько текстов вступают в контакт; 2) что представляет собой контакт текстов; 3) что именно подлежит пониманию.
В художественном тексте репрезентируемый им авторский смысл (или система авторских смыслов) представляет собой авторскую систему ценностей, становясь критерием истинности понимания текста и его последующей (ре)интерпретации. Как правило, обычно автор художественного текста опредмечивает два основных типа смыслов: смысл культуры и собственно личностный смысл. Учёт читателем-интерпретатором авторской смысловой программы позволяет ему преодолеть (возможный) фактор неопределённости при интерпретации [Соловьёва 2015].
Интерпретация выступает в своей основной поясняющей функции везде, где она (как высказанная рефлексия) выводит читателя к пониманию авторской субъективности, опредмеченной текстовыми средствами.
Именно культурологический комментарий оказывается одним из инструментов понимания художественного, в особенности инокульутрного и / или отделённого от читателя пространственно-временным барьером, обеспечивающим читателю выход к текстовому макросмыслу или отдельным микросмыслам (см. подробнее [Соловьёва 2017]). Выделяемые нами инструменты понимания представлены ниже на рис. 1 «Инструменты понимания».
Рис. 1. Инструменты понимания
Поскольку речь идёт о роли культурологического комментария при понимании текста, остановимся на других инструментах понимания и, в первую очередь, на том, в какую систему деятельности вписано понимание, содержащее культурологический комментарий и какие виды и объекты деятельности включены в неё.
Рефлексия представляет собой процесс направленности мышления на объект, который в принципе может быть любым, в том числе не иметь языковой или текстовой природы. Но - при любых обстоятельствах - рефлексия - непрерывный процесс, который «останавливается» лишь условно, превращаясь в разные «конструкты» человеческой духовности - понимание, знание, отношение, оценку, человеческое чувство, переживание. Рефлексия всегда фиксируется. Направленность рефлексии на текст либо на наш опыт позволяет нам правильно определить отношение понятий друг к другу.
С этой точки зрения интерпретация определяется как высказанная рефлексия, и представляет собой текст о тексте, выступающий в качестве инструмента и результата понимания для приобретения доступа к человеческой субъективности, опредмеченной текстовыми средствами.
Интерпретация выступает в трёх основных видах, называемыми нами: лингвистической интерпретацией, филологической интерпретацией и комментирующей (или культурно-комментирующей) интерпретацией.
Лингвистическая интерпретация основана на обращении лингвистических инструментов на звукобуквенный состав слова, его значение, длину, порядок появления слова в цепочке, длинк синтаксического целого. Задача лингвистической интерпретации состоит в переходе от непонимания (или иллюзии понимания) к пониманию, т.е. к восстановлению смысла в его полном объёме.
Роль культурного комментария как инструмента интерпретации представляет выход к пониманию через знание. Текст, призванный комментировать тот, что подлежит пониманию, может не быть формально связан с комментируемым текстом. Указанием на необходимость культурологического комментария служит лакуна в опыте реципиента. Поэтому культурологический комментарий чаще всего поясняет суть деятельности, объекта или явления.
Художественный текст - это особый объект в виду фиксированного речевого продукта, так как он представляет собой искусственный сплав всех возможных речевых образцов
В мировом семиозисе тексты вступают друг с другом в особые интертекстуальные и гипертекстуальные отношения, а их фрагменты начинают функционировать как некие эксплицитные знаки, сигнализирующие их читателям об актуализации отдельные смыслов культуры, которые в явном или неявном виде заложены в тексты их авторами. Подобные интертекстуальные и гипертекстуальные связи способствуют запуску механизмов актуализации текстовых смыслов и содержаний.
Например, в случае с приведённым ниже фрагментом текста из романа «Упадок и разрушение» / «Decline and Fall» И. Во (1903-1966) комментарий требуется для следующих дробей текста: In Ireland that was necessary, for there intermarriage was a political matter; Welsh blood; Celts; Iberian stock; the Basque district; we can trace almost all the disasters of English history to the influence of Wales; Edward of Caernarvon, the first Prince of Wales; the Tudors and the dissolution of the Church; Lloyd George, the temperance movement. Именно эти дроби текста вбирают в себя минимум культурных отсылок и реалий, которые требуют не только комментария, но и увязывания с основной темой риторически организованного фрагмента речи одного из основных персонажей:
'The Welsh character is an interesting study', said Dr Fagan. 'I have often considered writing a little monograph on the subject, but I was afraid it might make me unpopular in the village. The ignorant speak of them as Celts, which is of course wholly erroneous. They are of pure Iberian stock - the aboriginal inhabitants of Europe who survive only in Portugal and the Basque district. Celts readily intermarry with their neighbours and absorb them. From the earliest times the Welsh have been looked upon as an unclean people. It is thus that they have preserved their racial integrity. Their sons and daughters rarely mate with human-kind except their own blood relations. In Wales there was no need for legislation to prevent the conquering people intermarrying with the conquered. In Ireland that was necessary, for there intermarriage was a political matter. In Wales it was moral. I hope, by the way, you have no Welsh blood?'
'None whatever', said Paul.
'I was sure you had not, but one cannot be too careful. I once spoke of this subject to the sixth form and learned later that one of them had a Welsh grandmother. I am afraid it hurt his feelings terribly, poor little chap. She came from Pembrokeshire, too, which is of course quite a different matter. I often think', he continued, 'that we can trace almost all the disasters of English history to the influence of Wales. Think of Edward of Caernarvon, the first Prince of Wales, a perverse life, Pennyfeather, and an unseemly death, then the Tudors and the dissolution of the Church, then Lloyd George, the temperance movement, Noncomformity, and lust stalking hand in hand through the country, wasting and ravaging. But perhaps you think I exaggerate? I have a certain rhetorical tendency, I admit'.
'No, no', said Paul.
'The Welsh', said the Doctor, 'are the only nation in the world that has produced no graphic or plastic art, no architecture, no drama. They just sing he said with disgust, 'sing and blow down wind instruments of plated silver. They are deceitful because they cannot discern truth from falsehood, depraved because they cannot discern the consequences of their indulgence. Let us consider, he continued, 'the etymological derivations of the Welsh language <...>'
В целом, должное комментирование указанных дробей текста, так или иначе, выводит читателя к теме Welsh blood (буквально 'уэльская, валлийская кровь'), так как все перечисленные героем книги политические деятели имели валлийских предков. Результатом подобного «низкого» и «неправильного» происхождения (с точки зрения, персонажа, а не Автора) политических деятелей стала их «пагубная деятельность», сыгравшая - непосредственным или опосредованным образом - «пагубную роль» в истории Англии.
Следующий фрагмент из романа И. Во «Упадок и разрушение» иллюстрирует иную - по содержанию и степени важности для понимания текст - роль в составе интерпретативно-культурологического комментария. Здесь мы наблюдаем стилистический приём скачка «от обыденного к высокому», который опредмечен текстовыми средствами соответствующих регистров: some apparatus for warming a church in Worthing, т.е. от отопительного котла, к the Apostolic Claims of the Church of Abyssinia, что позволяет автору сделать основной акцент в данной стилистической паре на резкой смене стилистического регистра. Однако тот факт, что история Апостольской церкви Великобритании в 1904-1905 годах включала так называемый так называемого Валлийского Возрождения (Welsh Revival) свидетельствует в пользу текстуальной и тематической целостности данной дроби текста.
'He was talking very excitedly to me', said the Vicar, 'about some apparatus for warming a church in Worthing and about the Apostolic Claims of the Church of Abyssinia. I confess I could not follow him clearly. He seems deeply interested in Church matters. Are you quite sure he is right in the head? I have noticed again and again since I have been in the Church that lay interest in ecclesiastical matters is often a prelude to insanity'.
Таким образом, культурологический комментарий может выступать в 1) интертекстуально-комментирующей функции - в случае присутствия фрагмента или формального компонента одного текста в другом, 2) точечно-комментирующей - там, где в комментарии нуждается явление, упомянутое в ходе повествования, либо 3) аллюзив-ной, т.е. такой, где речь идёт об указании на явление, содержание или смысл, опредме-ченные другим текстом иными текстовыми средствами, и где связь между текстовым образом и феноменом реальной действительности является прозрачной.
Между текстом-комментарием и текстом, подлежащим интерпретации, устанавливается особый вид связи, который можно условно назвать «точечным», поскольку текст-комментарий призван пояснить содержание понятия, нуждающегося в разъяснении, и, чаще всего, появление такого понятия и необходимость его разъяснения носят единичный характер, что, тем не менее, обеспечивает целостность текста, увязывая его фрагменты на уровне культурно-объединённых понятий.
Следует учитывать, что текст, призванный комментировать то, что подлежит пониманию, может (за пределами поясняемого явления) не быть содержательно прозрачно связан с дальнейшим развитием сюжета комментируемого текста, но - на существенном протяжении - расширять его фабулу. Указанием на необходимость подобного комментария служит знани-евая лакуна в опыте реципиента и когнитивная герменевтическая ситуация, провоцирующая остановку рефлексии читателя.
Таким образом, культурологический комментарий характеризуется полифункциональностью, т.е. способностью выступать в любой функции при интерпретации текста: восстанавливать смысл фрагмента текста, так как без него выход к смыслу целого невозможен. Либо выводить читателя за пределы сюжета (или - фрагмента сюжета) в фабулу, понимаемую как более широкий контекст.
Возможной оказывается и другая ситуация, такая, например, когда при работе с текстом комментарий, выводящий читателя за пределы собственно текста может и не потребоваться, поскольку (явная или скрытая) аллюзия или реминисценция на некий феномен культуры является лишь частью используемого автором стилистического приёма, целью которого будет смена регистра текста как создание своего рода «стилистического скачка». В данной ситуации и в данных условиях содержание культурного феномена может оказаться не вполне важным.
Литература
1.Соловьёва И. В. Культурологический комментарий как инструмент преодоления культурной дистанции / И. В. Соловьёва // Вестник Тверского гос. ун-та. - Сер. Филология. - 2017. - № 4. - С. 169-174.
2.Соловьёва И. В. О понятии «личностный смысл» в художественном тексте / И. В. Соловьёва // Понимание и рефлексия в культуре, науке и образовании. - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2015. - С. 118-123.
3.Щедровицкий Г. П. Схема мыследеятельности - системно-структурное строение, смысл и содержание / Г. П. Щедровицкий // Щедровицкий Г. П. Избранные труды. - М.: Шк. культ. полит., 1995. - С. 281-298.
