CC BY
22"Культурная жизнь Юга России" № 2 (31), 2009
заводы, шахты, электростанции закладывались в тот момент истории социалистического строя, когда сбереженная и приумноженная в трудные годы революционная энергия народа хлынула могучим потоком в русло социалистического преобразования страны» [9]. Все изображаемое содержало в себе характер новаторства, но не общественно-публицистического, а технологического, производственного; иллюстрировало четкость мышления, но не художественного, а инженерного. Из наблюдений за ходом производственных технологических операций и вырабатывалась фабула произведения. К примеру, В. Катаев приводит занявшую 6 страниц романа инструкцию по замесу бетона и эксплуатации бетономешалок. М. Шагинян без сокращений включает в художественный текст массивную «Папку № 7», «Чигдымское дело» - документальную хронику проблем возведения новой гидроэлектростанции. Это понималось как неотъемлемая составляющая конфликта, деталь социалистического строительства (завода, плотины, колхоза и пр.), при котором в центре внимания стоят судьбы коллектива трудящихся.
В произведениях данного периода и время трактовалось, как темп, подчиняющий себе ритм изложения, сочетание лирики с публицистикой,
нередко - и всю композицию повествования. Примером может служить повесть В. Катаева «Время, вперед!» (1932), с его хроникально стью и описательностью.
Произведения, воспевающие могущество техники, не могли быть достаточно чуткими к внутренней жизни героев, к движениям их души и сердечным тревогам.
Литература
1. Ковский В. Литературный процесс 19601970-х гг. М., 1983. С. 209.
2. Ковалев В. А. и др. Очерк истории русской советской литературы. Ч. 2. М., 1955. С. 23.
3. Ершов Л. Ф. История русской советской литературы. М., 1988. С. 95.
4. Очерки истории русской советской литературы. Ч. 2. М, 1955. С. 41.
5. Ильин Я. Большой конвейер. М., 1936. С. 98.
6. Шагинян М. Три поколенья книг // Яков Ильин. Воспоминания современников. М., 1978. С. 208.
7. Бем А. Л. О советской литературе (Письмо третье) // Молва. 1933. 26 нояб. № 272.
8. Кардин В. Смещение // Знамя. 1988. № 9. С. 77.
9. Кузьменко Ю. Советская литература: вчера, сегодня, завтра. М., 1981. С. 123.
A. G. NAGAPETOVA. THE PROBLEM OF LACK OF CONFLICT AND ITS REALIZATION IN THE SOVIET «INDUSTRIAL» PROSE OF 1920-1930-s
Being guided by the analysis of prose of 1920-1930-s the author investigates the problem of conflict-free creation in «industrial prose» traditional for the socialist realism epoch.
Key words: industrial prose, conflict-free, socialist realism, conflict, man of labour.
З. Х. ДЖАНХ0Т0ВА ВЕЩНЫЙ МИР В ВОЕННОЙ ЛИРИКЕ К. КУЛИЕВА
Анализ образов природы и вещного мира в стихотворениях о войне позволяет выявить важные особенности философско-эстетической системы К. Кулиева.
Ключевые слова: К. Кулиев, эстетика фольклора, вещный мир, образ войны.
Постижение трагизма войны, описание наивысшего напряжения чувств народа были серьезной проверкой для молодых поэтов, в том числе и Кайсына Кулиева. Как пишет В. Дементьев, «материал, основанный на личных переживаниях, не укладывался ни в какие прежде выработанные формулы, не вызывал привычных ассоциаций и сравнений» [1]. Поэтому первые стихи, посвященные событиям 1941 года, отличались плакат-ностью, одномерностью и незавершенностью. Осознавая это, впоследствии Кулиев писал:
С ними одними дорогами шел я,
Не смейся над несовершенным стихом моим,
Его под пулями писал я,
Как времени ветер оставлю тебе [2].
Система художественных принципов балкарской поэзии в первые годы войны определялась
двумя чувствами: любовью к Родине и ненавистью к врагу. Отсюда преобладание черной и белой красок, без каких-либо полутонов. Как и в 1920-1930-е годы, не углубляются в психологические детали. Состоянию души воюющего человека противостоит обобщенно данный зримый облик зла. Балкарские поэты дают волю трагическим чувствам, которые находят выход в проклятиях врагу, тогда как защитник страны, советский воин, предстает «богатырем», «гигантом», «огромным», «непобедимым». Эти черты поэзии военных лет, выделенные З. Х. Толгуровым, определяют фактуру стихотворений многих горских поэтов и относятся к традиционным средствам, унаследованным от фольклора [3].
Чаще всего такие художественные приемы, родственные устно-поэтическому творчеству, помогают усилить экспрессивное звучание стиха.
№ 2 (31), 2009
"Культурная жизнь Юга России"
Например, в карачаево-балкарском фольклоре яркая эмоциональная выразительность свойственна монологам-заклинаниям, монологам-наказам, монологам-клятвам и т. д. К аналогичным способам подачи материала и средствам выразительности обращались в военной лирике практически все балкарские поэты.
Не отступай!
Ты сын отважных отцов,
Тебе дано мужественное сердце, стойкость.
Лучше серой скалы обломок
Обняв, не расставаясь с ним, умри! [4]
Как видим, К. Кулиев тоже не избежал пла-катности: на многих произведениях его военной лирики («В час, когда пришла беда», «В трудный день», «Проклятие поэта» и др.) лежит печать идеологической заданности. Такая пафосность вполне отвечала комсомольско-коммунистичес-кому менталитету молодых фронтовиков, к числу которых принадлежал поэт. На фоне искренней безыскусности кулиевского стиха стандартные идеологемы выглядят несколько неестественно, вызывая ощущение умозрительности высказанных идей:
Мы грудью защитим
Тебя от вражеских пуль, наша страна! [5]
Если для того, чтобы жили тысячи,
Должен умереть один, тогда - вперед! [6]
Однако не это определяло главные особенности кулиевской поэзии военных лет. Несмотря на то, что в годы войны на смену наметившегося в северокавказской довоенной поэзии лирического «я» снова вернулось «мы», во многих произведениях Кулиева этого периода остался явственно ощутимым его субъективный взгляд на мир.
Лирический герой и в этих произведениях по всем признакам - чистоте и свежести взгляда на мир, преисполненного надеждой на счастье и доброе устроение жизни, - молодой человек. Именно таким взволнованным взглядом молодости воспринимается война. В этом особый драматизм лирики Кулиева-фронтовика, определивший сложный сплав натуралистической и лирической поэтики.
Молодой поэт видит войну незащищенным взглядом, видит с очень близкого расстояния, вследствие чего образ ее предстает в укрупненных деталях: описываются мельчайшие подробности фронтового быта. Поэтическая зоркость в воссоздании предметного окружения на войне особенно ярко проявлена циклами «Фронтовое лето», «Картины войны». На это уже обращали внимание исследователи: «Стихи этих циклов - зарисовки с натуры, моментальные снимки с очень близкого расстояния, реалистические картинки, эпизоды, сценки устоявшегося фронтового быта» [7].
Можно добавить, что для поэтики К. Кулиева в высшей степени характерно внимание к детали, способной заразить читателя настроением и чувством самого поэта. Назначение таких поэти-
ческих приемов двоякое. Они передают мысли, переживания и пластически изображают предметный мир, фронтовой быт. Предметные образы, являясь по характеру объективными, в то же время субъективны, ибо несут оценочную нагрузку, служат раскрытию диалектики человеческой души. Своеобразие лирики К. Кулиева заключается в том, что она, копируя с натуралистической точностью мелочи военного быта и вещи, окружающие героя, наделяет их душой, очеловечивает и тем самым философски связывает с практикой жизни, а не смерти. Сосредоточенность на душевном состоянии героя, который на своих плечах должен вынести всю огромную трагедию войны, обусловила незамкнутую локальность хронотопа: позволила наполнить особой энергетикой изобразительную фактуру произведений. Вот в чем нам видится особая роль деталей, служащих для передачи эмоционального состояния человека на войне.
Они входят в художественный мир поэзии Кулиева через восприятие лирического героя и демонстрируют сложнейшие, интимнейшие движения души солдата-фронтовика. Солдат этот наряду с универсальными качествами характера наделен у Кулиева чертами конкретного национального менталитета.
Кулиев не избегает жестоких картин, рассказывающих о подлинной цене героизма на фронте: грязь окопов, заледеневшие трупы, окровавленная земля, кровь, засохшая на шинелях убитых:
С ночного боя принесли, Не останавливаясь, кровь текла из ран, Занесли его в домик с соломенной крышей, Раненого солдата, в шинель завернув. Он, надев шинель, воевал, Шел он много дней под дождями, Много ночей согревала его эта шинель, И на ней же замерзла его кровь [8].
Но природное жизнелюбие поэта не изменяет ему даже в самые трагические минуты войны. Кулиев «не ориентируется на выборочное изображение светлых фактов, его поэзия не избегает трагизма, в ней много крови, смерти. Но ни кровь, ни выжженные села не заслоняют от нее солнца и того, что стоит за трагедией» [9]. Поэтому на другом полюсе - лирическая экспрессия, вызванная жизненным оптимизмом, свежестью восприятия мира.
Главное нравственное открытие, которое делает для себя молодой поэт, - это осознание великой силы добра. Добро выступает как высший духовный принцип мироотношения, главный критерий человеческого поступка. И абсолютно безоговорочной ценностью в художественном мире Кулиева наделяется само аксиологическое понятие добро, понимаемое, прежде всего, как доброта. Человечность в отношениях между людьми, теплота и любовь к ближнему не угасают и в жизни под пулями, среди страданий и смерти. Только это чувство, по мысли автора, может объединять людей. Такая доброта получает концент-
"Культурная жизнь Юга России" № 2 (31), 2009
рированное выражение во многих произведениях К. Кулиева военных лет:
Птицы поют. На пушках - роса.
Парень стоит, облокотившись
о пушку, я вижу это.
Запах травы.
Белокурый парень улыбается.
Я хочу, чтобы он вернулся живым
к своей девушке [10].
Этот нравственный пафос по сути человеко-центричен, но он - яркое проявление идеала и национального характера поэта. Образ войны, несущей разорение и смерть, затем будет постоянно возникать на горизонте поэтического мира Кулиева как некий универсальный знак главной беды человеческого существования. Он коснется всего как мимолетное дуновение печали, отзвук иного настроения, возникающего вдруг и среди радости, и в минуту новых бед и страданий. Таково экзистенциальное мироощущение поэта.
Подводя итоги сказанному, следует подчеркнуть, что для военной лирики К. Кулиева главное
- не изображение войны как таковой. Он противопоставляет ей неиссякаемую волю к жизни, оптимистическое приятие которой сопутствует всем временным, пространственным, социальным и политическим коллизиям.
Литература
1. Дементьев В. В. Поэзия - моя отрада. М., 1975. С. 405.
2. Къули К. Жазгъанларыны юч томлу жыйым-дыгъы. Т. 1. Нальчик, 1981. С. 125.
3. Толгуров З. Х. Лирика Керима Отарова. Нальчик, 1984. С. 42.
4. Кулиев К. Сайламала. Эки томлукъ. Т. 1. Нальчик, 1958. С. 200.
5. Там же. С. 152.
6. Там же. С. 156.
7. Толгуров З. Х. Кайсын Кулиев // Очерки истории балкарской литературы. Нальчик, 1981. С. 283.
8. Къули К. Жазгъанларыны юч томлу ... Т. 1. С. 175.
9. Толгуров З. Х. Кайсын Кулиев ... С. 286.
10. Кулиев К. Сайламала. Т. 1 ... С. 272.
Z. KH. DZHANKHOTOVA. THE WORLD OF OBJECTS IN K. KULIEV'S MARTIAL LYRICS
The analysis of nature images and world of objects in the poems about war allows determining the important features of K. Kuliev's philosophic and aesthetic view.
Key words: K. Kuliev, aesthetics of folklore, world of objects, image of war.
З. А. ВЕТ0ШКИНА
ПЕРЕВОДЧЕСКИЙ ЦИКЛ КАК ПОЛИКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
(на материале сборника «Чеченская народная поэзия в записях Х1Х-ХХ веков»)
Автор рассматривает книгу «Чеченская народная поэзия в записях Х1Х-ХХ веков» как поликультурное явление, по форме тяготеющее к переводческому циклу и к сборнику.
Ключевые слова: переводческий цикл, сборник, фольклор, картина мира, толерантность.
Современные лингвисты склонны рассматривать переводческий цикл в первую очередь как контекст [1], сформированный по тем или иным принципам: объединяются произведения одного автора, написанные в определенный период или посвященные одному лицу; произведения разных авторов, характеризующиеся общей темой или жанровой принадлежностью, и т. п.
Переводческий цикл становится одной из наиболее интересных разновидностей циклической формы в том случае, когда в его текстовую структуру входят не только художественные тексты.
Книга «Чеченская народная поэзия в записях Х1Х-ХХ веков» представляет такую разновидность циклической формы, которая может быть квалифицирована как сборник, а также как пере-
водческий цикл. Составители этого сборника переводов - И. Б. Мунаев и А. В. Преловский - руководствовались жанровым своеобразием (в первую часть включены илли, во вторую - узамы) и темпоральными критериями (фольклорные произведения, зафиксированные в Х1Х-ХХ вв.).
Отметим обстоятельства формирования сборника, которые делают цикл особенно интересным для исследователя. Включенные в него произведения народной поэзии собирались и записывались на протяжении длительного промежутка времени. Однако списки едва не были утрачены навсегда. Как указал во вступительном слове к книге В. Игнатенко, «чеченский фольклорист И. Мунаев, в дом которого во время известных событий попал зажигательный снаряд, букваль-
