CC BY
64
УДК 1(091)
А. А. Ермичёв * ВЕРТЕПНИКИ, А. И. ГЕРЦЕН, А. С. ХОМЯКОВ...
В статье рассматривается один из эпизодов распространения социалистических идей в России, когда на собраниях «вертепников» (1854/1855-1858/1859) происходили дискуссии сторонников социализма и его противников — славянофилов. Делается вывод об объективной обусловленности становления социалистической идеи в России.
Ключевые слова: русское общество середины XIX века, студенчество, «вертепники», социализм, славянофильство, Герцен, Хомяков.
A. A. Ermichyov «Vertepniki», A. I. Herzen, A. S. Khomyakov...
The article reviews one particular episode of the expansion of socialist ideology in Russia. Various discussions between followers and opponents (Slavophiles) of Socialism took place in 1854/1855-1858/1859, during the «Vertepniki» group meetings. It is concluded that the establishment of socialist ideology in Russia was conditional upon objective grounds.
Keywords: Mid-19th-century Russian society, studentship, «Vertepniki», Socialism, Slavophilism, Herzen, Khomyakov.
В издательстве Русской христианской гуманитарной академии в серии «Русский путь» еще в 2006 г. вышла очень содержательная антология «Славянофильство: pro et contra», составленная В. А. Фатеевым. Среди прочих достоинств этой книги нужно указать на републикацию в ней совсем уж забытой статьи-некролога об Алексее Степановиче Хомякове. Он был опубликован в газете «Московский вестник» № 41 за 10 октября 1860 г. Его написал выдающийся представитель русской философской жизни последней трети XIX в., спиритуалист Алексей Александрович Козлов (1831-1901). Некоторые историки отечественной философии (С. А. Аскольдов, а из наших современников — Н. П. Ильин) считают его одним из создателей христианской философии в России. Не менее значима его деятельность по воспитанию философской
* Ермичёв Александр Александрович — доктор философских наук, профессор, Русская христианская гуманитарная академия.
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2016. Том 17. Выпуск 3
169
культуры русского общества. Всем известна его героическая попытка создания первого в России специализированного философского журнала под названием «Философский трехмесячник». Он вышел четырьмя номерами в 1885-1887 гг., заполненный статьями и заметками самого издателя.
Но некролог А. С. Хомякову в 1860 г. написан не профессором и известным философом, а другим Козловым — тридцатилетним преподавателем московской Школы межевых топографов и свободным литератором с уже закрепившейся репутацией «красного». Такую репутацию он приобрел в качестве одного из заводил у «вертепников». Пишут, что «вертепники» — это кружок молодых социалистов студенческого и чуть-чуть постарше возраста. И будто возник он в конце 1854 — начале 1855 г. и как-то тихо исчез в конце 1858 — начале 1859 г. При чтении некрологической заметки о Хомякове сразу замечаешь, что в первую очередь она выражает отношение социалиста Козлова к славянофильству в целом. По его мнению, это учение — шаткое и неопределенное, что придает взглядам самого Хомякова исключительную односторонность. Но личные достоинства Хомякова безупречны — образованность, ум, преданность убеждениям, уважение к каждому человеку. «...Потому-то всякий, дорожащий своими убеждениями, а следовательно уважающий искренность их и в другом, с уважением вспомнит о покойнике и искренне пожелает успокоения его праху» [14, с. 154].
I
Нет смысла указывать на причины и масштабы общественного возбуждения, охватившего самые разные группы населения Российской империи по восшествии на престол Александра II и после поражения в Крымской войне. Вольными чувствами и мыслями забродило русское студенчество. В университетах Харькова и Казани возникают кружки. Студенты Московского университета отреагировали на это возбуждение появлением «вертепников». Название — озорное, разбойное. Вертеп — это притон преступников и развратников. Как появилось название, жандармы не дознались. Лучшее и единственное исследование о вертепниках принадлежит М. М. Клевенскому и опубликовано в журнале «Каторга и ссылка» в 1928 г. Помимо того, некоторые сведения о них дают воспоминания современников.
Вертепники — это студенты 1854-1855 гг., кто потянулись к своему старшему товарищу, тоже студенту историко-филологического факультета П. Н. Рыбникову — в будущем известному фольклористу и этнографу. До поступления в университет в 1854 г. он провел несколько лет в Европе. Образованностью, добросердечным характером и физической силой он привлек с себе всеобщее внимание. Даже в жандармском донесении он был назван «молодым человеком хороших свойств». Не знавшие его «искали знакомства с ним, стараясь попасть к нему на вечер, где можно было встретиться с литературными знаменитостями (Аксаковым, Хомяковым и др.). Кроме того, там же можно было достать хорошие книги для чтения». [5, с. 228].
Другим водителем этой группы был студент М. Я. Свириденко, уже закончивший юридический факультет и обучавшийся на медицинском. Это
он постоянно спорил с Хомяковым. Известно его гражданское мужество. Перебравшись в Петербург на работу в знаменитом тогда «магазине русских и иностранных книг» Д. Е. Кожанчикова, он во время гражданской казни Н. Г. Чернышевского снял головной убор и просил о том же стоявших рядом. Третьим был А. А. Козлов.
Заведенное у московских жандармов дело называлось так: «О сборищах в квартире студента Рыбникова разных лиц, называемых вертепниками». Пожалуй, так лучше и обозначить «вертепников» — не кружок, а «сборище», собрания. На них, т. е. на сборищах «в духе атеизма и безначалия», обсуждались самые животрепещущие вопросы современной жизни: «о настоящем быте государства, потребности восстановления личности каждого подданного империи как человека, недостаточности образования русских и недостатке в порядке государственного управления» [8, с. 23]. Такие разговоры привлекли внимание неизвестной доносчицы. Она атаковала своими письмами императора, который, наконец, распорядился выяснить, кем же являются эти «вертепники».
Выяснилось, что вертепники состоят из т. н .черных студентов, не принадлежащих к высшим сословиям и часто просто бедных. В воспоминаниях говорится о приходящих на собрания гвардейских офицерах, сельских священниках, духоборцах. По разному вспоминают о числе участников «сборищ» — от двадцати до пятидесяти человек. Дело в том, что сведения о сборищах, или — если хотите — собраниях, полиция зафиксировала только летом 1856 г. Рассказывают, что вертепники собирались еженедельно, по вторникам, в основном у Рыбникова, хотя проследить, как долго соблюдалась такая регулярность, не представляется возможным. Известно, что такой порядок часто нарушался. Нет данных о собраниях за время от поступления Рыбникова в университет и до лета 1856 г.
По-видимому, арест и ссылка П. Н. Рыбникова в феврале 1859 г. поставили точку в сборищах вертепников. Теперь некоторые товарищи Рыбникова напрямую приняли участие в деятельности различных революционных организаций. Много позднее, в Советском Союзе, их имена — П. С. Ефименко, А. А. Козлова, Н. А. Потехина, М. Я. Свириденко, П. А. Спиридова и др. — попали в известный словарь «Деятели революционного движения в России» (1927-1928).
В советской историографии сложилась высокая оценка роли вертепников в распространении социалистических идей в России. «Кружок вертепников, — пишет М. М. Клевенский, — возникший еще до того, как признанным руководителем молодежи стал Чернышевский, восполняет некоторый промежуток в развитии русской социалистической мысли» [8, с. 41]. «Некоторый промежуток» — это время от ареста петрашевцев до смерти Николая Первого и окончания Крымской войны. Другой историк, уже в 1997 г., констатировал, что кружок, который занимался «изучением и пропагандой демократических идей и утопического социализма», внес «немалую лепту в развитие освободительного движения середины XIX века» [6, с. 35].
Все-таки согласиться с определением «вертепников» как «студенческого революционного кружка» трудно. Это не кружок, а собрания, у которых не было организационной структуры и на которых не было принято никакого решения. Они были революционны весьма условно — лишь в намерениях и смутных
мечтаниях отдельных его участников. Собрания, скорее всего, можно характеризовать как просветительский и дискуссионный клуб социалистической направленности (европейские социалисты, в частности, Фурье и наш Герцен) с неопределенным набором проблем. Зато всегда достигался идеалистический результат — возвыситься над повседневностью, с надеждой и верой всмотреться в лучшее будущее. Один из посетителей сборищ вспоминал:
Хотя многое в речах умных и ученых людей было для нас непонятно, но мы все-таки не покидали собрание и терпеливо засиживались до рассвета. Уходили мы оттуда с отуманенными головами от философских словоизвержений, но с чистыми сердцами и с верой, что мы стоим теперь в рядах передовой русской молодежи, готовой израсходовать беззаветным образом свои молодые силы на пользу родины [5, с. 230-231].
Поскольку вертепники не оставили после себя работ, то о проблемах, волновавших молодых людей, мы можем судить предположительно по косвенным показаниям.
Одним из таких показаний может считаться рукописный журнал студентов университета «Изобличитель». При угасании «вертепников» в 1859 г. его стала выпускать небольшая группа участников собраний, которая объединилась в относительно самостоятельный «Наш кружок» с тем, чтобы более основательно обсуждать прочитанное и прослушанное у Рыбникова. Рассказывая в журнале о перипетиях студенческой жизни, издатели касались и более общих вопросов. Например, журнал указывал на «всюду господствующий произвол и насилие», и не ожидал ничего хорошего от современной молодежи: вот «разве когда отпустят крестьян на волю, так из той, еще не початой среды выйдут и новые силы, и в большом количестве, которые обновят и изменят рутинные начала» [11, с. 475]. Не Бог весть какая смелость в те «перестроечные» годы, но все же.
Больше о передовых устремлениях вертепников говорят имена европейских авторов, книги и статьи которых они изучали, — Гегель, Макс Штирнер, Фейербах, Фурье, Луи Блан, Прудон, Ренан и даже Вико и Кондорсе.
Небезызвестный В. И. Кельсиев, встретившись весной 1862 г. с А. А. Козловым и его товарищами (кружок Рыбникова уже давно не существует), поразился: «...козловцы, — пишет он, — это были гегелисты в поддевках, говорили ужасно темно, к каждому вопросу приступали свысока, разбирая его субъективно и объективно так, что уши вяли» [7, с. 326-327]. Надо полагать, что гегелизм «козловцев» родился не в 1862 г. Где Гегель, там и Фейербах. Последний был очень популярен у вертепников, и замеченный жандармами атеизм кружка шел от немецкого мыслителя. Один из посетителей вспоминал о состоявшемся споре по поводу статьи Фейербаха о чудесах (возможно, она была одной из «Лекций о сущности религии»). Известно также, что перевод первого издания фейербаховской «Сущности христианства» на русском языке (в 1861 г. в Лондоне) был сделан П. Н. Рыбниковым (на этот раз он выступил под смешным псевдонимом Филадельфа Феомахова). Своим наставником в области философии Фейербаха называл А. А. Козлов (в области общественной жизни таким наставником он признавал Ш. Фурье, а в вопросах личной жизни — Жорж Занд).
Но не иностранный, а русский автор главным образом идейно руководил «вертепниками». Им был А. И. Герцен. Все «вертепники» — отмечали жандармы — являются «приверженцами идей и мыслей Герцена, которого почитают с подобострастием и называют мучеником за отчизну» [8, с. 23].
Когда А. А. Козлов в 1866 г. был арестован по делу Каракозова, то в своих показаниях он сообщал, что полностью разделял взгляды Герцена на социальные перспективы России. Мы, заявлял Козлов, проповедовали,
что русский народ есть способный к социалистическому быту, что он сохранил общину, демократическую сходку, что он не имеет уважения к праву собственности и вообще к закону и властям, что его уважение к царю есть какое-то мистическое и отвлеченное, но что живых, реальных правительственных лиц он не уважает и только слушает из боязни, что в наших раскольнических сектах еще в большой силе сохраняются задатки социально-демократического устройства, что стоит только растолковать народу то, что у него так глубоко таится в сердце, и он пойдет на такое общественное устройство, в котором осуществится абсолютное равенство не только политических прав, но и собственности, нравственности, образования [8, с. 41].
Эти идеи образовали центральную часть мировоззрения юношей-вертепников. То было народничеством до народничества, идеальным и наивным, не знающим сомнений. К таким идеям и вокруг них, на более близком или отдаленном расстоянии располагались иные, быть может, в каком-то эклектическом сочетании. Сам А. И. Герцен тоже был внимателен к московским юношам, информируя в своих изданиях то о журнале «Изобличитель», то об университетских скандалах, то об аресте Рыбникова.
II
Историку общественной мысли в России интересно не только врастание социалистических идей в ткань русской жизни, но и участие великих славянофилов в «сборищах» «вертепников». Часто их посещал А. С. Хомяков; бывал К. С. Аксаков и один раз — Ю. Ф. Самарин. К сожалению, историки славянофильства — как в прошлом, так и современные — довольно индифферентны к этому событию. Только Н. В. Лясковский в книге «А.С. Хомяков. Его жизнь и сочинения» (1897) коротко отмечает: «В последние годы жизни мы видим его. в частых спорах с университетской молодежью, особенно с представителями крайних мнений среди нее, каковы были в то время Рыбников, Козлов и некоторые другие» [10, с. 63]. И это все. Он даже не упомянул о некрологе А. С. Хомякову, написанном А. А. Козловым.
Давайте согласимся, что, во-первых, без упоминания об этом событии картина русского славянофильства будет неполна, а во-вторых, оно все же иллюстрирует какую-то объективную закономерность в развитии идеологий.
Присутствие славянофилов у студентов объясняется просто. Все еще помнили петрашевцев, а Хомяков, хотя и негодовал на замыслы «северного коммунизма», по-человечески сострадал молодости «клубистов». А теперь он снова видит перед собой какое-то подобие такого клуба, может быть, его второе издание. Скорее всего, о вертепниках он узнал от их руководителя и —
тогда же — своего доброго знакомого, домашнего учителя его детей П. Н. Рыбникова. Всегда энергичный, всегда готовый к проповеди первый славянофил не мог не приходить к вертепникам. А. И. Кошелев вспоминал:
Молодежь, особенно свирепая, как он ее называл, расположенная к тому, что впоследствии было названо нигилизмом, была предметом его особенной заботливости. Он любил беседовать с этими юношами, которые были к нему чрезвычайно хорошо расположены, и он на них действовал благодетельнее всяких проповедей и других внушений [9, с. 351].
П. И. Деркачев вспоминает живописную картину:
Мы, студенты, искавшие истины, сидели рядышком вдоль просторной комнаты, а перед нами в рубашке-косоворотке, с поджатой под себя ногой восседал на диване А. С. Хомяков. Вел он одушевленный спор почти всегда с одним его и тем же достойным противником по словоизвержению, со студентом Свириден-ко... Спорили Хомяков и Свириденко между собою очень красиво и достаточно горячо. Они, так сказать, играли словами и выражениями, баловались красивыми оборотами своей речи, пересыпая ее иностранными словами вовсе для нас непонятными [5, с. 230-231].
Что же произошло, чтобы славянофилы — противники социализма могли мирно говорить с социалистами? Снова нужно вернуться ко времени, в котором жил и действовал кружок вертепников. Новое царствование обещало изменения и призвало общество готовиться к ним. Различные общественные силы стали замиряться. Славянофилы ищут поддержки «Современника», Н. Г. Чернышевский говорит о «согласии в сущности» стремлений «Современника» и «Русской беседы», М. П. Погодин намерен отдать редактирование «Москвитянина» Е. Коршу и т. п. Между вчерашними антогонистами воцарялся мир. Во всех умах и во всех сердцах было одно желанным — благо России, благо народа.
Что касается предметов дискуссии между социалистами-вертепниками и их гостями — славянофилами, то, например, биограф Рыбникова Е. А. Грузинский резонно предположил, что
крупнейшим пунктом их разногласия, конечно, должен был служить тот индивидуалистический характер мировоззрения, который явственно дает себя знать в кружке и который плохо мирится с коренным славянофильским принципом растворения личности в общем, соборном начале [4, с. ХХ].
Если судить по воспоминаниям, то вызывающе индивидуалистическим поведением отличился А. А. Козлов с единомышленниками. Их однажды назвали носителями «смелого новаторства в устройстве его (общества. — А. Е.) жизни, свободного от старого обычая, старой морали» [1, с. 50], а самого их предводителя — Базаровым до Базарова. В юные сердца вертепников постучалась свобода, вдохновившая нигилистов и первые революционные кружки 60-х гг. XIX в.!
Названный «крупнейший пункт разногласия» давал сторонам возможность обсуждать другие самые разные вопросы — и философские, и социально-политические.
П. С. Ефименко так перечислил основные предметы дискуссий:
.происходили споры об общине, о народности в науке, о родовом быте и пр. Предметом для споров иногда служило учение социалистов, защитниками которого были учителя корпуса (имеется в виду Константиновский Межевой институт, где преподавали А. А. Козлов и И. Рассадин. — А. Е.), также Рыбников и Свириденко. Хомяков же и Аксаков восставали против этого учения [8, с. 39].
Таким образом, главным предметом споров был социализм, и только в связи с ним спорили о прочем.
О социалистических пристрастиях Рыбникова и М. Я. Свириденко судить трудно, но учитывая какие-то длительные связи руководителя кружка с А. И. Герценом, можно предположить, что он принимал позицию «русского социализма». Что касается преподавателей Межевого института, то, в первую очередь, имеется в виду А. А. Козлов. Этот последний постоянно бравировал своим фурьеризмом, что было даже отмечено в некрологической заметке:
Козлов был одним из ревностных последователей социалистической системы Фурье. Отнюдь не считая систему утопией Козлов мечтал об ее осуществлении, и многие из поступков его юношеской поры, казавшиеся окружающим весьма странными, объясняются фурьеризмом [12, с. 5].
Правда, будучи допрошен по делу Каракозова, Козлов говорил о бывшей у него приверженности герценовскому социализму. Возможно, участие в собраниях помогло ему сменить свои социалистические симпатии.
Напротив, славянофилы хорошо знали европейскую социалистическую литературу и к социализму относились вполне отрицательно, полагая его естественным продуктом неприемлемой ими европейской цивилизации.
Таким образом, в главных вопросах — о свободе личности и о социализме — славянофилы и вертепники не сошлись. Но споры об общине могли быть. Социалисты могли сослаться на А. И. Герцена, который шел «от земли и крестьянского быта. от общинности владения и общинного управления.» [3, с. 193] Во всяком случае, социалистов и славянофилов сближала их общая оценка выдающейся роли общины в русской жизни прежде и столь же выдающейся роли в будущем. Наверное, славянофилы, говоря о будущем общины, убеждали кружковцев в необходимости промышленных общин, похожих на фаланстер.
Что касается других вопросов дискуссий, то проблема «народности в науке» скорее всего возникла в кружке в связи с появлением в первой книге «Русской беседы» статьи Ю. Ф. Самарина «Два слова о народности в науке». По-видимому, продолжала волновать умы работа К. Д. Кавелина «Взгляд на юридический быт древней Руси» (1847), в которой родовое начало, сменяемое семейственным, объясняло динамику русской государственности.
Участие А. С. Хомякова в жизни вертепников не ограничивалось только их просвещением и вразумлением. Когда П. Н. Рыбников после разгона кружка был
арестован, то Хомяков предпринял серьезные шаги к облегчению его участи.
* * *
«Вертепники», конечно же, совсем не теоретики и потому никак не могут быть восприняты как ступень в развитии социалистической мысли в Рос-
сии. Они — страница истории русской интеллигенции в том значении этого термина, который был придан ему сборником «Вехи». Скажем конкретнее. Иллюстрацией к нашей теме является одна из страниц статьи М. О. Гершен-зона «Творческое самосознание», на которой он сопоставляет жизненные основания славянофилов и интеллигенции. Наиболее выдающиеся из вертепников, встретившись с жизнью вне пространства кружка, пересмотрели позиции своей молодости и превратились в законопослушных подданных Российской империи, добросовестно трудившихся на административном или культурном поприщах.
В советское время у историков освободительного движения, кажется, было популярно выражение — «молодые штурманы будущей бури». Оно даже применимо к вертепникам, несмотря на то, что самые сильные из них со временем стали другими. Однажды А. И. Герцен так выразился об отношении идеи и жизни: «Христианство не заключается в Христе, а в Христе и апостолах, апостолах и их учениках, в живой среде их оно развивалось, становилось тем, чем человечеству надобно было» [2, с. 435].
Работа собраний у Рыбникова — Свириденко — Козлова способствовала абсорбции социалистических идей русским обществом, размягчая и разрыхляя прочность имперского византизма. Живая среда пятидесятых годов XIX в. сплотила западную идею социализма с особенностями русской жизни. Получилось так, что «не будучи сами социалистами. славянофилы, тем не менее, вложили и свою лепту в сформирование русской социалистической мысли» [13]. Формирование социалистической идеи в России и сопутствующий ей революционный процесс (М. О. Гершензон предпочитал видеть в нем элементарную неустроенность жизни) обнаруживают свою объективность — и в отношении социалистов, и в отношении славянофилов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Веселовский А. Н. Из давних лет // Сборник памяти Н. И. Стороженко. — М., 1909.
2. Герцен А. И. Дневник. 1842-1845 // Герцен А. И. Собр. соч.: в 30 т. — Т. 2. — М.: Изд-во АН СССР, 1954.
3. Герцен А. И. Порядок существует! // Герцен А. И. Собр. соч.: в 30 т. — Т. 19. — М.Изд-во АН СССР, 1956.
4. Грузинский А. Е. П. Н. Рыбников (1831-1885) // Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. 2-е изд. / под ред. А. Е. Грузинского: в 3 т. — Т. 1. — М., 1909.
5. Деркачев И. П. Из московских студенческих воспоминаний // Воспоминания о студенческой жизни. — М., 1898.
6. Дьяков В. А. Освободительное движение в России. 1825-1861. — М.: Мысль, 1975.
7. Кельсиев В. И. Исповедь // Литературное наследство. — Т. 41-42: А. И. Герцен. II. — М.: Изд-во АН СССР, 1941.
8. Клевенский М. М. Вертепники // Каторга и ссылка. — 1928. — Кн. 47 (10).
9. Кошелев А. И. Мои воспоминания об А. С. Хомякове // Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 гг.). — М.: Наука, 2002.
10. Лясковский Н. В. А. С. Хомяков. Его жизнь и сочинения. — М., 1897.
11. Малеин А. «Изобличитель» — рукописный журнал студентов Московского университета (1859) // Звенья. Сборники материалов и документов по истории литературы, искусства и общественной мысли XIX в. — Вып. III-IV. — М.: Academia, 1934.
12. [Некролог] Алексей Александрович Козлов // Новости и биржевая газета. — 1901. — № 59, 1 марта.
13. Сакулин П. Н. Русская литература и социализм. Ч. 1: Ранний русский социализм. — М.: Государственное изд-во, 1924.
14. Славянофильство: pro et contra. Творчество и деятельность славянофилов в оценке русских мыслителей и исследователей. Антология. — СПб.: Изд-во РХГА, 2006.
