CC BY
203
УДК 811.161.1’276.16
ББК Ш 12=411.2*52 Екатерина II
А.Ю. НИКИТИНА
ВЕРБАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ ЕКАТЕРИНЫ II (на материале «Собственноручных записок Императрицы Екатерины II»)
Ключевые слова: вербально-семантический уровень, демократизация языка, лексика, языковая личность.
Проанализированы лингвистические особенности языковой личности Екатерины II на вербально-семантическом уровне на материале ее собственноручных записок, выявлено своеобразие языка, лексического наполнения. Записки рассматриваются как яркий образец демократизации русского языка XVIII столетия.
A.Yu. NIKITINA
VERBAL-SEMANTIC LEVEL OF LINGUISTIC PERSONALITY OF CATHERINE II (on «The handwritten notes of Empress Catherine II» material)
Key words: verbal-semantic level, the democratization of the language, the vocabulary, linguistic personality.
The article analyzes linguistic features of the linguistic personality of Catherine II on the verbal-semantic level on the material of her handwritten notes. It reveals the originality of language, lexical content. Notes are studied as an example of the democratization of the Russian language of XVIII century.
В современной лингвистике все чаще языковеды говорят о языке как способе вербализации человеческого общения в процессе совместной деятельности людей. Исследователи речевой коммуникации все большее внимание уделяют изучению взаимосвязи и взаимовлиянию языка и общества, языка и человека. Лингвисты отмечают антропоцентричность языка по своей сути: «Человек запечатлел в языке свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции, свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе... свои отношения к коллективу людей и другому человеку» [2. С. 3]. В связи с этим в настоящее время в науке одним из перспективных направлений стало изучение проблемы языковой личности, усиливается интерес к роли говорящей личности в процессе общения. В свою очередь, термин «языковая личность», начиная с 80-х гг. прошлого века и до настоящего времени, является одним из самых востребованных и регулярно используемых.
В лингвистике весьма актуальными стали работы в области изучения особенностей языковой личности: Ю.Н. Караулов (1987, 1989 гг.) [7, 8], Г.И. Богин (1984 г.) [3], С.Г. Воркачев (2001 г.) [4], В.И. Карасик (2002 г.) [6], К.Ф. Седов (2004 г.) [13], О.Б. Сиротинина (1997 г.) [14] и др.
Под языковой личностью вслед за Ю.Н. Карауловым мы понимаем «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются: а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точностью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью» [7. С. 3]. В исследовании мы опираемся на трехуровневую модель описания языковой личности:
1) вербально-семантический уровень (единицами его являются слова, словосочетания, стандартные формульные фразы);
2) лингво-когнитивный (здесь рассматриваются понятия (идеи, концепты), которые складываются у каждой языковой личности в более или менее систематизированную языковую картину мира, отражающую иерархию ценностей);
3) прагматический (единицами данного уровня являются «деятельностно-коммуникативные потребности» личности [8. С. 56]. Он отражает моти-
вы, цели, задачи (интенции) языковой личности, которые отвечают ее интересам, намерениям, конкретным коммуникативным стратегиям и установкам).
На наш взгляд, особый интерес для лингвистов представляет изучение языковой личности исторического деятеля определенной эпохи. Это позволяет не только проследить своеобразие языка того или иного человека, сыгравшего огромную роль в истории страны, но и проанализировать особенности языка той или иной эпохи и проследить становление русского национального языка. Тем не менее необходимо отметить, что такого рода работы в лингвистической литературе представлены в небольшом количестве. Так, современными лингвистами были предприняты попытки диахронического описания языковой личности Петра Великого (Н.И. Гайнуллина (2002 г.) [5], Ивана Грозного (О.В. Попова (2004 г.) [11], составителя «Повести временных лет» (Д.В. Аникин (2004 г.) [1]. Подобные исследования сопряжены с определенной сложностью - рассматриваемые тексты отдалены от языковеда во времени. Все вышесказанное свидетельствует о новизне, актуальности и большой значимости предпринятого нами исследования, направленного на изучение языковой личности Екатерины II.
Данная работа ставит своей целью проанализировать языковую личность Екатерины II на вербально-семантическом уровне. Материалом для исследования стали «Собственноручные записки императрицы Екатерины II», над которыми она планомерно работала с 1771 г. по 1794 г. Они носят автобиографический характер: в них императрица достаточно подробно описывает свою жизнь после приезда в Россию и до апреля 1759 г., а также повествует о жизни елизаветинского двора, давая нам возможность увидеть все «изнутри». Отмечая большую историческую и литературную ценность «Записок»,
В.С. Лопатин приводит слова А.П. Пыпина, который руководил изданием сочинений императрицы: «Именно исторические Записки имп[ератрицы] Екатерины в их полном составе представляют драгоценный памятник, единственный в своем роде в нашей истории, замечательный и по историческому содержанию, и по глубокому психологическому интересу... Наконец, эта личная история Екатерины II, исполненная великого значения для историка, есть вместе с тем замечательное литературное произведение, блещущее умом и наблюдательностью» [10]. «Записки» сохраняют особый язык того времени (XVIII в.) с его особенностями, индивидуально-авторским стилем, в них мы находим широкое изображение действительности, а также особое внимание к индивидуальной конкретности повествователя. Однако, несмотря на это, данное произведение до настоящего времени не подвергалось всестороннему и глубокому языковому анализу, хотя «Записки» представляют несомненный интерес для исследователя в связи с тем, что являются отражением процесса демократизации русского языка XVIII столетия.
Вербально-семантический уровень языковой личности Екатерины II представлен прежде всего большим количеством лексики политического характера: партия, чин, посольство, престол, наследник престола, приказ, империя, переговоры, доклад, царствование [16] и т.д. Среди слов данной лексико-тематической группы отмечается широкое использование лексем, обозначающих чины, ранги и должности: они имеют как иноязычное (барон, великий канцлер, гофмаршал, граф, графиня, император, король, обер-гофмаршал, принц, сенатор, фрейлина [16] и т.д.), так и русское происхождение (великий князь, девица, князь, правитель, придворные, а также императорское высочество (величество) и императрица, образованные по русской словообразовательной модели, [16] и т.д.). В данной группе необходимо отдельно выделить такие словосочетания, как великая императрица, самодержавная русская императрица, которые представляют собой сочетания русских и иноязычных по происхождению слов, но
обозначают русские реалии. Обилие общеполитической лексики обусловлено тем, что Екатерина II в «Собственноручных записках» прежде всего описывает себя как великую княгиню, жену великого князя, а также изображает подробно и с большой правдивостью картину жизни русского двора и общества, нравов и обычаев дворянства: императрицу Елизавету, Петра III, дворян и т.д.
Второй достаточно обширный пласт составляет религиозная лексика: 1) слова, обозначающие церковные обряды, ритуалы, среди которых отмечаются как субстантивы, глаголы, так и составные наименования (говение, обедня, пасхальная заутреня, вечерняя молитва, молитва, постничать, причащаться, проповедь, проповедовать [16] и т.д.); 2) слова, обозначающие христианские праздники, причем в «Записках» отражаются только самые значимые в церковном календаре праздники (Троицын день, Петров день, Пасха [16] и т.д.); 3) слова с общерелигиозной семантикой (архиепископ, церковь, монастырь, Великий пост, Господь Бог [16] и т.д.). Широкое использование религиозной лексики связано с тем, что посещение храма, соблюдение и почитание церковных обычаев были неотъемлемой частью жизни всего императорского двора.
Екатерина II активно занималась самообразованием, читала много философской литературы. Данное обстоятельство также нашло отражение и в языке «Собственноручных записок». Это проявляется, во-первых, в использовании лексики научного стиля (силлогизм, суждение, рассуждение [16] и т.д.), во-вторых, в формулировке высказываний по образцу научных построений: «Чтобы сделать это более осязательным, я построю следующий силлогизм:
качества и характер будут большей посылкой;
поведение - меньшей;
счастье или несчастье - заключением.
Вот два разительных примера:
Екатерина II,
Петр III» [16. С. 22].
Анализ лексики «Собственноручных записок императрицы Екатерины II» выявил также широкое использование военной лексики, прежде всего при описании и характеристике великого князя Петра III, что обусловлено известной склонностью Петра III к военным делам: война, мундир, орудие, пушка, ружье, солдаты, ученья [16] и т.д.
Отличительной особенностью «Записок» является то, что они носят характер мемуаров, личного дневника. В связи с этим в данном произведении широко используются слова, обозначающие чувственную сферу человека: гнев, огорчение, доверие, страсть, радость, боязнь, недоброжелательство, дерзость, взбесился [16] и т.д. Однако нами отмечено, что такого рода лексика больше отражена в первой (более ранней) части «Записок», а во второй части значительное место занимает лексика, обозначающая разного рода приказы: велеть, заставлять, наказывать в значении ‘дать поручение, сделать наставление’ [17], нельзя допускать, побудить, приказ, приказать, требовать [16] и т.д.
Говоря о вербально-семантическом уровне языковой личности Екатерины II, необходимо отметить отличительную его особенность, а именно: его ядро составляет оценочная лексика. Такого рода слов, содержащих положительную или отрицательную оценку, в «Собственноручных записках» достаточно много. Использование подобной лексики обусловлено особенностями характера самой императрицы, ее эмоциональностью, а также тем, что сами «Записки» созданы с той целью, чтобы описать собственную жизнь и дать оценку событиям, ситуациям и людям, окружавшим Екатерину до восшествия ее на престол.
Группа слов с ярко выраженной положительной оценкой прежде всего представлена лексемами с элементом «благо»: благоразумие, благоразумный, благополучие, благонравная, благорасположение, благотворитель-
ность, благосклонный [16] и т.д. Сюда же относятся такие слова, как: весел, восторг, высокие качества, доверие, любезен, признательность, радоваться, страстно любить, счастье, удовольствие [16] и т.д.
Употребляя слова и словосочетания с отрицательной семантикой, Екатерина II находит такие, которые наиболее точно и полно характеризуют человека или ситуацию, при этом они могут нести резко негативную семантику, могут быть разговорными, даже грубо-просторечными. Этот факт подтверждает также исследователь Г.П. Князькова, которая в работе «Русское просторечие второй половины XVIII в.» (1974 г.) отмечает, что в составе просторечной лексики XVIII столетия преимущественное положение занимали слова оценочные. «Выделение оценочных слов основывается на признании отражения в человеческой речи интеллектуальной, волевой и эмоциональной сфер психики человека и на их основе разных возможностей выражения отношения к названному предмету, явлению, признаку, действию» [9. С. 152]. При этом применительно к лексическим системам исследователь выделяет оценочность интеллектуальную и эмоциональную: «1) слова, в которых номинация совмещается с наличием мнения о качестве называемого, его желательности или нежелательности, о соответствии или несоответствии определенным нормам, требованиям и т.д., т.е. с интеллектуальной оценкой называемого; 2) слова, в которых номинация сопровождается выражением эмоций, вызываемых называемым, т.е. эмоциональной его оценкой» [9. С. 152]. Так, Екатерина II, характеризуя или описывая кого-либо, использует такие слова, которые одновременно передают мнение и эмоции, возникающие у императрицы по поводу того или иного человека, а также изображают наиболее яркие, отличительные качества данного персонажа. Например, о жене графа Александра Шувалова Екатерина II пишет: «Самая скучная кривляка [16. С. 153] («Словарь русского языка XVIII века» дает это слово с пометой просторечное со значением ‘тот, который (та, которая) кривляется’ [15]). Голштинских дворян, которых особо любил Петр III, императрица называет болванами: «. так как он имел ключ камергера великого князя, как герцога Голштинского, то сей ключ дал ему право входа к Его Императорскому Высочеству, который, кроме того, был милостиво расположен ко всякому болвану, приезжавшему из этой страны» [16. С. 163]. (Слово болван в «Словаре русского языка XVIII века» приводится в значении ‘грубый, необразованный человек; дурак, глупец’ с пометой просторечное) [15]. Показательны в этом плане также следующие характеристики приближенных, данные Екатериной II в «Записках»: «Ума очень ограниченного и упрямый, как чурбан» [16. С. 185] (о Брокдорфе, приближенном Петра III); бредни (о словах Петра III) (‘вздор, болтовня’ [15]); сброд (о людях, присутствующих на обедах у великого князя) ((пренебр.) ‘люди, принадлежащие к разложившимся, преступным, антиобщественным элементам’ [17]).
К этому же ряду относятся также такие слова и словосочетания, как отвратительная гримаса, сумасбродство, глупая физиономия, отделаться от нее, вздорные россказни, разгневана, девицы дрянного поведения, язвительная насмешка, в человеке, самом тупом и лишенном всякого воображения и ума [16] и т.д.
«Собственноручные записки императрицы Екатерины II», как и большинство ее работ, представляют собой яркий образец демократизации русского языка XVIII столетия, что прежде всего находит отражение в том, что большой пласт здесь составляет разговорная лексика. Отмечая достоинство «Записок» и их исключительность, Н.С. Редькина пишет: «По широте отражения просторечия, разговорной фразеологии, пословиц и поговорок с «Записками» вряд ли может сравниться любое другое прозаическое произведение второй половины XVIII -начала XIX вв. Простота, непринужденность, эмоциональность изложения, разнообразие словаря отличает язык мемуаров, что позволяет считать их замеча-
тельным произведением русской прозы второй половины XVIII века» [12. С. 24]. Разговорные слова могут нести оттенок пренебрежительности, фамильярности, быть грубо просторечными, ругательными: чрезвычайный пройдоха (о графе Бестужеве-Рюмине) (простореч, неодобрит. ‘пронырливый, хитрый, жуликоватый человек’ [17]); торчала в уборной императрицы (разг. торчать - ‘бессмысленно, надоедливо присутствовать где-н.’ [17]); надували в значении ‘обмануть, провести’ (разг.) [17]; дурак (бран. ‘глупый, тупой, бестолковый человек’ [15]); пронюхать (разг. ‘разузнать’ [17]); хворать (разг. ‘болеть’ [17]); шашни (разг. ‘проделки, происки, интриги’ [17]); сопляк ‘ничтожество, бессильный, бесхарактерный, никуда негодный человек’ (презрит.) [17] и т.д.
Тем не менее, несмотря на характерную для XVIII столетия тенденцию к демократизации языка, в «Записках» нашла отражение и книжная лексика, но в сравнительно небольшом количестве: поносить в значении ‘стремясь опорочить, сильно бранить, ругать’ [17], взор, упразднить [16] и т.д.
Таким образом, вербально-семантический уровень языковой личности Екатерины II как автора «Собственноручных записок» представлен политической, научной, книжной, военной, религиозной, разговорной, оценочной лексикой. Отличительной особенностью языка императрицы является тенденция к демократизации как общая черта русского литературного языка XVIII столетия.
Литература
1. Аникин Д.В. Исследование языковой личности составителя «Повести временных лет»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Барнаул, 2004. 20 с.
2. Арутюнова Н.Д. Метафора в языке чувств // Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 385-399.
3. Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов: автореф. дис. ... докт. филол. наук. Л., 1984. 31 с.
4. Воркачев С.Г Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-73.
5. Гайнуллина Н.И. Языковая личность Петра Великого (Опыт диахронического описания). Алматы: Казах университеті, 2002. 141 с.
6. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.
7. Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. М.: Наука, 1989. 216 с.
8. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. 262 с.
9. Князькова Г.П. Русское просторечие второй половины XVIII века. Л.: Наука, 1974. 253 с.
10. Лопатин В.С. Рецензия на книгу «Екатерина II: Аннотированная библиография публикаций» [Электронный ресурс]. иР1_: http://www.rusarchives.ru/publication/lopatin.shtml (дата обращения: 21.01.2013).
11. Попова О.В. Языковая личность Ивана Грозного (на материале деловых посланий): дис. ... канд. филол. наук. Омск, 2004. 177 с.
12. Редькина Н.С. Фразеологические обороты и их стилистические функции в мемуарах второй половины XVIII века: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2008. 24 с.
13. Седов К.Ф. Портреты языковых личностей в аспекте их становления (принципы классификации и условия формирования) // Вопросы языкознания. 1999. № 28. С. 3-27.
14. Сиротинина О.Б. Языковая личность и факторы, влияющие на ее становление // Термин и слово: межвуз. сб., посвящ. 80-летию проф. Б.Н. Головина. Н. Новгород: ННГУ, 1997. С. 7-12.
15. Словарь русского языка XVIII века [Электронный ресурс]. и^: http://feb-web.ru/feb/sl18/ slov-abc/ (дата обращения: 20.03.2013).
16. Собственноручные записки императрицы Екатерины II // Сочинения Екатерины II / сост., вступ. ст. О.Н. Михайлов. М.: Сов. Россия, 1990. 384 с.
17. Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова [Электронный ресурс]. и^: http://ushakovdictionary.ru/ (дата обращения: 20.03.2013).
НИКИТИНА АЛЕНА ЮРЬЕВНА - ассистент кафедры русского языка как иностранного, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары ([email protected]).
NIKITINA ALENA YURYEVNA - assistant of Russian and Foreign Language Chair, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
