CC BY
102
А. А. Силкин (Москва)
«Великосербская гегемония» и участь «несербских народов» в Королевстве СХС/Югославия: от документов Коминтерна до современной российской историографии
В СССР тоталитарная идеология во многом предопределила научные представления об истории как отечественной, так и всеобщей. Королевство СХС/Югославия оценивалось, в частности, как «одно из звеньев империалистической Версальской системы», как результат «жестокого подавления революционных настроений народных масс». Ложная исследовательская парадигма и невозможность осмысления прошлого обусловили невнятное изложение логики межвоенной югославской истории. Достоверная реконструкция канвы событий и их осмысление так и остались непосильной задачей для советской историографии. Ключевые слова: Коминтерн, СССР, Королевство СХС, советская историография, югославские коммунисты, великосербская гегемония, угнетение «несербских народов».
Характеризуя феномен российско-сербских отношений на протяжении «короткого» ХХ века, белградский профессор Мирослав Йованович отмечал, что «начало нового времени для обоих народов ознаменовано радикальным изменением форм их государственного существования. В революционном круговороте (1917) первой исчезла Российская империя. В свою очередь, по окончании Первой мировой войны (1918) сербская политическая элита во главе с династией Карагеоргиевичей добровольно растворила независимость и государственность Сербии в новосозданном государстве южных славян - Королевстве сербов, хорватов и словенцев. На исторической сцене появились Югославия и Советский Союз. Взаимные отношения в значительной мере утратили национальный атрибут. Наступила эра идеологии...»1 Тоталитарной, в случае России/СССР, идеологии, предопределившей догматизм научных представлений об истории как отечественной, так и всеобщей.
Работа выполнена в рамках проекта «Этнические, конфессиональные, социокультурные идентичности славянских народов» Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Историческая память и российская идентичность».
Настоящее и прошлое «всех стран», в том числе и Югославии, на протяжении всего советского периода должно было рассматриваться в свете квазирелигиозного мессианского учения, без ритуального поклонения которому не могло обходиться ни одна историческая работа. «Великая Октябрьская социалистическая революция в России открыла новую эпоху в мировой истории человечества - эпоху крушения капитализма и утверждения коммунизма»2, - с этого начинался второй том «Истории Югославии», классического труда советских югославистов, увидевший свет в 1963 г. Само государство, основанное 1 декабря 1918 г., неизменно оценивалось как «одно из звеньев империалистической Версальской системы»3, как результат «жестокого подавления революционных настроений народных масс»4.
Подобная исследовательская парадигма обусловила невозможность ясного осмысления прошлого и внятного изложения логики развития запутанных сюжетов межвоенной югославской истории. Достоверная реконструкция канвы событий и их осмысление так и остались неразрешимой для советских исследователей задачей. Далеко не все их работы выдержали испытание временем.
Повествование об истории Королевства СХС/Югославии сводилось к отделению агнцев от козлищ - деятелей, игравших «прогрессивную роль», от реакционеров и «эксплуататоров». К первым, разумеется, относились коммунисты, описание деятельности которых преследовало две цели - гипертрофировать роль КПЮ в межвоенной югославской истории в ущерб всем остальным политическим силам и не сказать ни слова правды о судьбе ее членов. Например, в «Истории Югославии» о пребывании Филипа Филиповича в СССР сказано лишь, что, «находясь в 20-30-х годах в эмиграции, он отдавал много сил научной работе»5.
Наряду с коммунистами положительно оценивались и «буржуазные» противники государственного централизма и теории народного единства югославян. В частности, Хорватская республиканская крестьянская партия во главе со Степаном Радичем, который хоть и «не понимал роли рабочего класса... однако остался в памяти югославского народа как прогрессивный деятель». Лагерь «реакции» представляла «великосербская буржуазия», принятием Видовданской конституции «узаконившая собственную диктатуру». В результате, по словам Ю. А. Писарева, «права несербских (курсив мой. — А. С) народов и национальных меньшинств полностью игнорировались»6.
Подтверждалось вышеприведенное путем обращения к современным югославским работам, служившим в отсутствие доступа к источниковой базе единственным ресурсом информации о межвоенном периоде. В этом отношении показателен написанный В. В. Зелениным раздел коллективной монографии «Проблемы истории кризиса буржуазного политического строя: страны Центральной и Юго-Восточной Европы в межвоенный период» (М., 1984)7. Для описания «становления и кризиса представительной системы Королевства СХС» советскому югослависту вообще не потребовались какие-либо источники, если не считать таковыми второй том «Конституций буржуазных стран», датированный 1935 г., сборник документов Ф. Шишича, не имеющий отношения к заявленной хронологии. Не использовались даже ранее введенные в оборот документы, что следует и из основного текста, и из сносок, в которых отсутствует сокращение «цит. по». Для «раскрытия темы» хватило и откровенной компиляции написанного Ф. Чулиновичем и Б. Глигориевичем8.
Так, «из вторых рук», отечественный читатель узнавал о действиях официального Белграда, предпринятых в первые годы существования Королевства СХС и приведших к установлению «велико-сербской гегемонии». К таковым относились: игнорирование тезисов Корфской декларации; административно-территориальное разделение королевства, ущемлявшее «несербские народы» и ставившее Сербию в предпочтительное положение; экономическая «эксплуатация» Хорватии и Словении, превратившихся в «полуколонии» в результате обмена австро-венгерских крон на югославские динары, «торможения развития промышленности», неравномерного налогообложения пречанских областей и Сербии, препятствования продвижению хорватов и словенцев на высшие командные должности в армии; использование белогвардейской армии с Врангелем во главе для борьбы с политическими противниками правительства и т. д.
Большая часть перечисленного и оставленного за скобками -в лучшем случае полуправда. Увы, формирование разносторонней картины неоднозначного прошлого не относится к числу достижений советских югославистов. Более того, их ограниченная, по сравнению с югославскими коллегами, осведомленность о предмете исследования оборачивалась появлением в антисербских филиппиках новых «подробностей». Например, М. М. Сумарокова в одной и той же работе дважды сообщает, что силы, проголосовавшие за Видов-данскую конституцию, нарушили положение Корфской декларации о принятии основного закона «парламентским большинством в 2/3
голосов»9. И это несмотря на использование хрестоматийного сборника документов Ф. Шишича, в котором черным по белому написано о «численно квалифицированном большинстве»10. Напомним, что именно отсутствие уточнения в декларации, что представляет собой «квалифицированное большинство», позволило руководству Народной радикальной партии настоять в Конституционном собрании на том, что большинство в половину проголосовавших плюс еще один голос может считаться «действительно квалифицированным»11.
Если верить Ю. А. Писареву, административно-территориальное разделение Королевства СХС состоялось в результате принятия 12
конституции12, которая на самом деле лишь оговаривала основные характеристики и численность населения будущих областей. Появились они лишь десять месяцев спустя - 26 апреля 1922 г., когда правительство издало соответствующее постановление. За несерьезным, на первый взгляд, упущением скрывается непонимание того, что установление в Югославии централизма не произошло одномоментно, а заняло годы, что во многом и привело к краху парламентаризма и установлению «диктатуры» короля Александра Карагеор-гиевича. Впрочем, писаревская оплошность меркнет в сравнении с утверждением В. И. Фрейдзона, будто указанное разграничение состоялось в результате принятия Закона о защите государства (1 августа 1921 г.)13.
Были и более значительные ошибки. Политические деятели -представители как «реакционного», так и «прогрессивного» лагерей - наделялись качествами, не имевшими ничего общего с действительностью. Ю. А. Писарев, полагавший, по-видимому, что не существовало таких проявлений «сербского великодержавия», в которых нельзя было бы уличить Николу Пашича, изобразил его самым ярым приверженцем теории народного единства югославян. «Против слишком прямолинейной национальной политики» главы Народной радикальной партии (НРП) якобы «выступали С. Приби-чевич (sic!), Л. Давидович и другие лидеры Демократической партии»14. Напомним, что имела место обратная ситуация. Приверженец «компромиссного» национального унитаризма Н. Пашич критиковал демократов за «прямолинейность» и непримиримость.
Обратной стороной демонизации Н. Пашича можно считать идеализацию лидера Х(Р)КП. Согласно Писареву, «несмотря на умеренность требований (курсив мой. - А. С.) С. Радича, дворцовая клика и сербская военщина были полны ненависти к нему»15. Воплощением «умеренности» продолжателя дела Матии Губеца, наверное, следует
считать «Конституцию нейтральной крестьянской республики Хорватия»16, подразумевавшую упразднение регулярной армии, крупного землевладения, таможни, гимназий, реальных училищ, университета.
В. И. Фрейдзон на С. Радича откровенной напраслины не возводил, но, тем не менее, представил не вполне убедительное объяснение роста популярности хорватского трибуна в 1919-1921 гг. «Этому способствовало введение всеобщего избирательного права, понимание Радичем, что все устройство государства приспособлено к интересам великосербских кругов, беспощадно преследовавших. хорватское крестьянство»17. Первая часть приведенного утверждения полностью опровергает вторую, так как именно «великосербские круги» по неосторожности даровали хорватскому, а также боснийскому и словенскому крестьянству право голоса. Уже 6 января 1919 г. принц-регент Александр объявил в манифесте: «Мое правительство должно будет незамедлительно распространить на все Королевство сербов, хорватов и словенцев все права и свободы, которыми до настоящего времени в соответствии с конституцией Королевства Сербия пользовались граждане Сербии»18. Впервые бывшие подданные Габсбургов, прежде не голосовавшие, приняли участие в выборах в муниципальные органы власти, состоявшихся до выборов в Уставо-творную скупщину.
Получается, не только «преследования», но и другие обстоятельства поспособствовали карьерному взлету С. Радича. В. И. Фрейдзон также пишет, что и создание коалиции ХКП-НРП, и ее распад произошли в течение одного 1926 г.19 На самом деле первое состоялось годом ранее, а второе - в 1927 г. В целом, об информированности ведущего советского кроатиста о межвоенной югославской истории можно судить по его словам, будто первое правительство, назначенное королем после узурпации власти в январе 1929 г., «было подобрано из малоизвестных лиц»20. Таковыми, по-видимому, следует считать Антона Корошеца, Воислава Маринковича, Божидара Максимовича, Мате Дринковича...
Цитируемая «История Хорватии» опубликована спустя десять лет после падения СССР. Тем не менее, как мы смогли убедиться, она полна как ошибок, так и прежних стереотипов.
Но и когда идеология ушла, а незнание осталось. Его мы воочию можем наблюдать в работах С. А. Романенко. Затрагивая широкий спектр исторических сюжетов, ученик В. И. Фрейдзона о каждом из них сообщает ложные сведения. В опубликованной в 2000 г. книге
«Югославия: История возникновения. Кризис. Распад. Образование независимых государств (национальное самоопределение народов Центральной и Юго-Восточной Европы в XIX-XX вв.)» неправильно указаны численность Югославянского комитета, время пребывания Франьо Супило в России в 1915 г., время проведения Корфской кон-
ференции21.
В более поздней монографии С. А. Романенко утверждается, что Салоникский процесс «организовали король Петр Карагеорги-евич (sic!) и премьер Пашич, используя сфальсифицированные доказательства»22. Престолонаследник, надо полагать, был не при делах, так как у него только «с 1918 года (sic!) вследствие болезни отца фактически находились многие рычаги власти». В 1929 г. Александр произвел государственный переворот, и «Королевство СХС стало называться Югославией (курсив мой. - А. С.)... Новое административное деление 1930 года с изменениями, внесенными в 1931 году (курсив мой. - А. С.), просуществовало до 1939-го» 23.
Отвлекаясь от работ С. А. Романенко, обратим внимание на то, что установление «военной диктатуры великосербской буржуазии»24 представляет собой тему, в рамках которой (пост)советские историки выдвинули несколько смелых предположений. В частности, Н. В. Васильева сообщает, что в результате узурпации королем власти «главный удар был нанесен по хорватскому банковскому капи-талу»25. Вероятно, с этой целью в первом правительстве Петра Жив-ковича министерства финансов, торговли и промышленности, сельского хозяйства возглавили хорваты: банкир и президент загребской биржи Станко Шврлюга, адвокат Желимир Мажуранич, президент Хорватско-славонского экономического общества Ото Франгеш...
Описывая политику режима в 1930-е гг., С. А. Романенко делает не менее впечатляющие «открытия». По поводу выборов 1931 г. говорится, что в них «победу одержал Государственный блок, созданный на основе Сербской радикальной партии и партии монархистов (?! -А. С.)». А противостоял ему в 1930-е гг. «единый демократический блок - Крестьянско-демократическая коалиция (Демократическая партия и Свободная демократическая партия, ХКРП, Союз земледельцев), которая просуществовала с 1927 по 1941 год»26.
То, как Романенко обращается с фактами, делает бессмысленным обсуждение того, какие на их основании он делает выводы. Тем более что они почти дословно повторяют идеологизированные клише полувековой давности: хорваты и словенцы в результате принятия Видовданской конституции стали «неполноправными наро-
дами», так как «никаких особых прав несербским народам (курсив мой. — А. С.) и национальным меньшинствам не предоставлялось»27.
Неизменное сочувствие «несербским народам»2,8 заставляет задуматься о происхождении этого режущего слух неологизма. В русском языке нет места «неанглийским», «нефранцузским» или «ненемецким» народам, поэтому, вероятно, мы имеем дело с механическим заимствованием сербскохорватского языкового явления. Его присутствие - дополнительное свидетельство вторичности упомянутых выше работ по отношению к трудам послевоенных югославских историков. Главную же «улику» предоставляет научно-справочный аппарат, отражающий полную зависимость советских авторов от хода мысли Ф. Чулиновича, Р. Бичанича, Д. Янковича, Б. Глигорие-вича, Б. Петрановича.
Выявленную несамостоятельность предопределили и факторы, не зависевшие от советских исследователей. К таковым прежде всего относился ограниченный доступ к источниковой базе, и тот факт, что в СССР восприятие Королевства СХС/Югославия государственными, общественными, в том числе и научными, кругами формировалось под энергичным внешним воздействием еще тогда, когда происходившее в балканской монархии было не новейшей историей, а актуальной действительностью.
* * *
В 1920-е годы в результате триумфа марксистской «науки» над наукой «великодержавной»/«буржуазной» место «классово-чуждых» отечественных славистов оказалась во многом занято деятелями болгарского, югославского, польского, чехословацкого коммунистических движений, которые по прибытии в РСФСР/СССР щедро делились своими знаниями о недавнем прошлом и настоящем стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Что касается южных славян, то это были по большей части выходцы из Болгарии, Македонии, Хорватии, Черногории, то есть представители народов, не удовлетворенных исходом Первой мировой войны. Их сентименты гармонировали с общим советским подходом к «империалистической» Версальской системе и ее «творениям». Особенно к тем, которые по формальным признакам воспринимались как «аналог» Российской империи и в которых нашла убежище врангелевская армия.
Рядовым и высокопоставленным членам РКП(б), знавшим о Королевстве СХС лишь то, что власть в нем «белогвардейская», плохо говорившие по-русски референты Исполкома Коминтерна и препо-
даватели «комвузов» сообщали: «Сербская буржуазия, которая. ведет политику угнетения по отношению к другим национальностям в Югославии, стала на точку зрения, что сербы, хорваты и словенцы -один народ. Сербская гегемонистическая буржуазия создала эту теорию, чтобы легче могла прикрыть свое гегемонистическое угнетение и чтобы могла оправдать [и] эту теорию, [и свою] централистскую
29
политику»29.
Подобные суждения вскоре и надолго сформировали официальный идеологический «скелет» советской югославистики, на который ее представители наращивали «плоть» содержания, усвоенного из напечатанных в СФРЮ книг. Например, до сих пор многие, как и процитированный выше Божидар Масларич, преподносят югославянскую идею исключительно в свете ее политической инструментализации официальным Белградом: «Белградские правители пытались внушить трудящимся, будто существует только один "трехименный" народ - сербы, хорваты и словенцы. Но это был пропагандистский миф»30; «Руководящую роль в новом государстве взяли на себя великосербские монархические круги. В качестве официальной доктрины была провозглашена "теория интегрального югославянства", согласно которой сербы, хорваты и словенцы объявлялись единым трехименным народом»31. Тем, кого такие утверждения могут ввести в заблуждение, сообщаем, что «теории» придерживались, по крайней мере публично, все политические силы, вовлеченные в создание Королевства СХС/Югославия, и почти все представители его политического класса вне зависимости от «племенной» принадлежности. И это не говоря о том, что «югославский национализм» и до, и после мировой войны был распространен среди хорватских, словенских и мусульманских подданных Габсбургов ничуть не меньше, чем среди «сербиянцев».
То, насколько глубоко тезисы, сформулированные политэмигрантами и руководством ИККИ в 1920-1930-е годы, засели в головах послевоенных советских историков, демонстрирует следующая таблица.
«Извлекши для себя пользу из победы, одержанной союзниками, и воспользовавшись их армией. сербская буржуазия и монархия навязали всем другим нациям свою грубую гегемонию»32. (Из резолюции VI конференции Балканской коммунистической федерации, 1923 г.) «В 1918 году, после поражения Австро-Венгрии в Первой мировой войне и формальной победы Сербии, выступавшей на стороне Антанты (курсив мой. — А. С.), сербы, хорваты и словенцы согласились объединить свои территории в одном государстве.»33 (С. А. Романенко. 2011 г.)
«Юго-Славия является продуктом мировой империалистической войны, в которой, как господствующая нация, является сербская, и которая угнетает все остальные нации Юго-Славии»34. (Филип Филипович, 1924 г.) «Господствующая буржуазия, в первую очередь великосербская, пошла по пути создания системы, основанной на беспощадной эксплуатации, национальном угнетении и политическом бесправии»35. (М. М. Сумарокова, 1988 г.)
«Вся политика господствующей великосербской буржуазии (экономическая, финансовая, административная и культурная) на протяжении 20 лет была направлена к угнетению и ограблению несербских народов. В несербских областях население оплачивает на 20-75% больше налогов»36. (Владимир Поптомов37, 1939) «Господствующая верхушка пыталась преодолеть кризис за счет усиления эксплуатации трудящихся масс. Правительство вводило все новые и новые налоги, особенно ущемляя при этом несербское население»38. (Ю. А. Писарев, 1963 г.)
«Македонцы (их около 800 тыс.) были лишены всех своих национальных и культурных прав и свобод и подвержены жестокой денационализации» (Владимир Поптомов, 1939 г.) «В Вардарской Македонии проводилась политика денационализации коренного населения. В школах и учреждениях был введен сербский язык. Учителя, судьи, чиновники и даже священники были присланы из других областей Королевства. Великосербские шовинисты хотели предать забвению само слово "Македония" и переименовали Вардарскую Македонию в Южную Сербию»39. (Ю. А. Писарев, 1963 г.)
«Если к этому еще прибавить сербизацию несербских областей и приезжание сербских чиновников в несербские области, выбрасывание несербских чиновников с государственной службы, гегемонию сербов по всему фронту, тогда получается полная ясная картина сербской гегемонистической политики»40 (Божидар Масларич, 1930-е годы) «Не мирился с политикой сербского великодержавия и свободолюбивый черногорский народ. Черногорские крестьяне отказывались выполнять требования сербских чиновников. которые являлись в деревни, чтобы драть с крестьян "три шкуры"»41. (Ю. А. Писарев, 1963 г.)
«Нам уже известно о военном перевороте в Югославии. Там мы имеем теперь самую реакционную фашистскую диктатуру в истории абсолютных монархий. Сербская буржуазия пыталась консолидировать эк[ономическое] положение страны за счет рабочих и крестьян. Хозяйственный кризис длится уже 3 года. Все попытки стабилизации были безжизненны. Баланс был и будет пассивным. Промышленность развивается только военная. Экономическая зависимость от крупных капит[алистических] государств усиливается благодаря займам. «Вся совокупность правительственных мер после государственного переворота 6 января 1929 г. свидетельствовала об установлении в стране монархо-фашистской диктатуры. Новый режим должен был обеспечить беспрепятственную эксплуатацию трудящихся масс, создать еще более благоприятные условия для хозяйничанья иностранного капитала»43 (В. Н. Белановский, 1963 г.)
Буржуазии нужны были новые займы, а их англ[ийские] и франц[узские] капиталисты могли дать только при условии военной диктатуры»42. (Милан Горкич, январь 1929 г.)_
Разумеется, не ради того, чтобы оставить след в советской историографии, приезжали в СССР болгарские и югославские коммунисты. Они стремились к тому, чтобы поучаствовать в формировании внешнеполитического курса Москвы, который должен был отражать их представления о ситуации внутри балканских государств и об отношениях между народами полуострова44. Как под воздействием этих представлений корректировались те или иные конкретные шаги советского руководства, демонстрирует документ из секретариата Г. Димитрова, датированный ноябрем 1943 г. Генсек Коминтерна вносит правку в подготовленный другим болгарином - Петром Дамяновым45 -список тем из югославянской истории, которую следовало популярно и в правильном ключе изложить пленным усташским легионерам -новоявленным бойцам 1-й Югославской бригады. В раздел, посвященный межвоенному времени и описывающий «национальное неравноправие в югославском государстве», от руки карандашом добавлен сюжет «Великосербская политика и ее катастрофические результаты»46. Когда речь заходит о современных событиях, «предательскую роль югославской реакции» Димитров меняет на «предательскую роль сербской реакции», поясняя, что рассказывать надо о «Правительстве сербского Квислинга — генерала Недича». Утвержденный «План бесед для югославской воинской части» предназначался высокопоставленному сотруднику госбезопасности Г. С. Жукову, ответственному за иностранные военные формирования на территории СССР.
Очевидно, подобное видение происходившего в Югославии в 1920-1940-е годы было обусловлено привезенными с родины этническими фобиями, которые «перехлестывали» официальную советскую позицию, сугубо идеологическую по своей природе. Предвзятость балканских товарищей бросалась в глаза даже неосведомленным советским функционерам, полагавшим, что для правоверного большевика «нет ни эллина, ни иудея», а есть только классовые враги. Показательно письмо заместителя наркома иностранных дел А. Е. Корнейчука своему шефу - В. М. Молотову, - датированное январем 1943 г. В послании указывается на выраженный антисербский характер как
недавних заявлений АВНОЮ, так и дословно воспроизводивших их трансляций коминтерновской радиостанции, руководимой Велько Влаховичем: «Тезис о великосербском засилье в Югославии и о необходимости борьбы с ним подчеркивается достаточно сильно. Вопрос же о борьбе против хорватского реакционного сепаратизма почти не освещается, и во всяком случае, этот вопрос не расшифровывается»47. Не претендуя на то, чтобы повлиять на руководство Народно-освободительного движения, Корнейчук тем не менее перечисляет, какие «мероприятия» следует осуществить, дабы «улучшить эти радиопередачи и устранить всякие поводы к обвинениям в нападках на сербов»:
«1. Начать регулярные передачи, характеризующие героическую борьбу сербского народа против немцев и героическое прошлое сербов. Дать характеристику выдающихся деятелей - сербов, вошедших в состав Антифашистского веча и Народно-освободительной армии.
2. Выступая против Михайловича, следует подчеркивать не столько его великосербский шовинизм, сколько его предательскую роль в отношении освободительного движения Югославии вообще.
3. В ближайших радиопередачах также следует разъяснить необходимость борьбы против реакционного хорватского сепаратизма, назвав его конкретных носителей.
4. Улучшить программу радиопередач в сторону большей конкретности материала и более живого изложения, подчеркивая братство сербского, хорватского и словенского народов Югославии».
К сожалению, мы не знаем, было ли выполнено что-либо из перечисленного. Не нам оценивать и характер расхождений между Народным комиссариатом иностранных дел и ИККИ. Однако доподлинно известно, что в конце 1944 г. в Югославию вернулись те, кто ее историю воспринимал исключительно в том духе, в каком она преподносилась в учебных заведениях Коминтерна. Среди них - будущие члены ЦК КПЮ: преподаватель «истории родного края» в КУНМЗ Б. Масларич; заведующий Югославским сектором университета Никола Ковачевич; В. Влахович, по приказу Димитрова написавший в 1942 г. курс лекций для слушателей Объединенной партийной школы при ИККИ48, и многие другие послевоенные строители социализма. В ФНРЮ/СФРЮ, как и в советской России, партия решала, «кто более матери-истории ценен».
В 1950-1970-е годы идеологическую матрицу наполняли содержанием вышеназванные белградские и загребские исследователи, творчество которых стало поистине «третьим южнославянским влиянием» для тех, кто в СССР занимался Королевством СХС/Югославия.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Jовановиh М. Срби и Руси, 12-21. век: (Исторща односа). Бео-град, 2012. С. 155-156.
2 История Югославии. М., 1963. Т. II. С. 7.
3 Там же. С. 35.
4 Сумарокова М. М. Югославия. Политические отношения в Королевстве СХС (1921-1928 гг.) // Политические системы в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. 1917-1929 гг. М., 1988. С. 506.
5 История Югославии. Т. II. С. 279.
6 Там же. С. 67; См. также: Писарев Ю. А. Югославия в 19181939 гг. // Новейшая история стран Западной Европы и Америки. 19181939. М., 1959. Т. I.
7 Зеленин В. В. Некоторые аспекты становления и кризиса представительной системы Королевства сербов, хорватов и словенцев // Проблемы истории кризиса буржуазного политического строя: страны Центральной и Юго-Восточной Европы в межвоенный период. М., 1984.
8 Там же. С. 281.
9 Сумарокова М. М. Становление единого Югославского государства // Политические системы. С. 215, 250.
10 Krfska deklaracija od 20. (7.) jula 1917 // Sisic F. Dokumenti o po-stanku Kraljevine Srba, Hrvata i Slovenaca. 1914-1919. Zagreb, 1920. S. 99.
11 Стенографске белешке Уставотворне скупштине Кралевине Срба, Хрвата и Словенаца. Ка. I (од I претходног до XXXVII редовног састанка). LIII. ред. саст. 16 ]уна 1921. Београд, 1921. С. 28.
12 История Югославии. Т. II. С. 67.
13 Фрейдзон В. И. История Хорватии. Краткий очерк с древнейших времен до образования республики (1991 г.). СПб., 2001. С. 245.
14 История Югославии. Т. II. С. 65.
15 Там же. С. 107.
16 Radie S. PolitiCki spisi. Zagreb, 1971. S. 367-379. Подробнее см.: СилкинА.А. Социальная и религиозная пропаганда Хорватской республиканской крестьянской партии (ХРКП) в первой половине 1920-х гг. // Человек на Балканах. Социокультурные измерения процесса модернизации на Балканах (середина XIX - середина ХХ вв.). Сб. статей. СПб., 2007.
17 Фрейдзон В. И. История Хорватии... С. 238.
18 Manifest Regenta Aleksandra narodu. Beograd 6. jan. 1919. (24. dec. 1918.) // Sisic F. Op. cit. S. 299.
19 Фрейдзон В. И. История Хорватии... С. 247.
20 Там же. С. 250.
21 См.: Лобачева Ю. В. К столетию образования Югославянско-го комитета: российские документы и исследования // Вместе в столетии конфликтов. Россия и Сербия в ХХ в. Сб. статей. М., 2016. С. 169. «В книге "Югославия: История возникновения..." на странице 53 указывается, что после образования Югославянского комитета "в него вошли 25 человек". По другим данным, первоначальный состав Комитета был значительно меньше... Далее, на стр. 317-318, говорится о визите Ф. Супило в Россию в 1915 г. Уточним, что Ф. Супило находился в России в феврале - апреле 1915 г. (не с января) и узнал о секретных переговорах Антанты с Италией еще до (а не после!) подписания Лондонского договора 26 апреля 1915 г. (см., например: Frano Supilo // Enciklopedija Jugoslavije. Zagreb, 1971. Knj. 8. S. 218). Также (на стр. 330) неверно указано время проведения Корфской конференции "2 (15) - 7 (20) июля" - она проходила с 2(15) июня по 7(20) июля».
22 Романенко С. А. Между «пролетарским интернационализмом» и «славянским братством». Российско-югославские отношения в контексте этнополитических конфликтов в Средней Европе (начало ХХ века - 1991 год). М., 2011. С. 124.
23 Там же. С. 148, 150.
24 Васильева Н. В., Гаврилов В. А. Балканский тупик?.. (Историческая судьба Югославии в ХХ веке). М., 2000. С. 86.
25 Там же. С. 87.
26 Романенко С. А. Между «пролетарским интернационализмом» и «славянским братством». С. 151. В расчете на то, что настоящая статья попадется на глаза цитируемому коллеге, информируем его, что в 1914 г. Петр перенес на принца-регента Александра монаршие прерогативы, что 3 октября 1929 г. был утвержден «Закон о названии и разделе Королевства на административные единицы», который гласил: «Официальное название государства сербов, хорватов и словенцев - Королевство Югославия... Общее управление в Королевстве Югославия осуществляется в бановинах, срезах и общинах. Бановин образовано девять.» (В 1931 г. король «даровал» конституцию, подтвердившую положения закона). В 1930-е гг. не существовало ничего из того, о чем пишет Романенко, - ни Государственного блока, ни партии монархистов, ни Крестьянско-демократической коалиции в указанном составе. А Сербскую радикальную партию в 1940 г. основал бывший премьер-министр Милан Стоядинович. Старая пашичевская партия, формально запрещенная, как и все парламентские организации, в 1929 г., называлась Народная радикальная партия сербов, хорватов и словенцев.
27 Там же. С. 150.
28 К тому же выводу, что и Писарев с Романенко, пришла Н. Васильева: «Принятая в 1921 году конституция закрепила победу сербской буржуазии. Государство было поделено на 33 области по административному принципу, которое (так в тексте. - А. С.) сознательно затрудняло развитие несербских национальностей» (Васильева Н. В., Гаври-лов В. А. Балканский тупик?.. С. 79-80).
29 Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 529. Оп. 1. Д. 680. Л. 147, 149, 152-154, 168-169.
30 История Югославии. Т. II. С. 37.
31 Васильева Н. В., Гаврилов В. А. Балканский тупик?.. С. 79.
32 Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции (В документах центральных российских архивов начала - середины 1920-х гг.). В 2-х ч. М., 2000. Ч. 1. С. 163-166.
33 Романенко С. А. Между «пролетарским интернационализмом» и «славянским братством». С. 145.
34 Из «Платформы соглашения внутри НРПЮ/КПЮ» (9 ноября 1924 г., Белград) // Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции: В документах центральных российских архивов начала - середины 1920-х годов / Ч. 2. Июнь 1924 - декабрь 1926 г. / Под ред. Р. П. Гришиной. М., 2003. С. 246.
35 Сумарокова М. М. Югославия. Политические отношения в Королевстве СХС (1921-1928 гг.) // Политические системы... М., 1988. С. 506. (В данном случае автор в качестве «классика» цитирует Й. Б. Тито).
36 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 18. Д. 1306а. Л. 4-6. (Из аналитической записки «КПЮ и национальные требования хорватов и других народов в Югославии» ст. референта Исполкома Коминтерна по балканским странам В. В. Громова в Секретариат ИККИ.)
37 Поптомов Владимир (1890-1952) - псевдоним: Громов Владимир Васильевич - член Болгарской коммунистической партии (тесных социалистов) с 1919 г. В 1924-1934 гг. - секретарь ЦК Объединенной внутренней македонской революционной организации. В 1935-1940 гг. - старший референт по балканским странам в ИККИ. После войны - член Политбюро ЦК БКП, заместитель председателя Совета министров Болгарии.
38 История Югославии. Т. II. С. 64.
39 Там же. С. 69.
40 РГАСПИ. Ф. 529. Оп. 1. Д. 680. Л. 154.
41 История Югославии. Т. II. С. 77.
42 РГАСПИ. Ф. 529. Оп. 2. Д. 228. Л. 1.
43 История Югославии. Т. II. С. 116.
44 Что касается средств достижения поставленных целей, то они оставались неизменными с начала 1920-х гг. до конца Второй мировой войны. «Вся деятельность партии должна быть подчинена подготовке как самого организма партии, так и находящихся под ее духовным влиянием масс к. гражданской войне, а также к вооруженному восстанию трудящихся масс», - так в 1924 г. определял задачи КПЮ Президиум Балканской коммунистической федерации (Национальный вопрос на Балканах через призму мировой революции. Ч. 2. С. 244.).
45 Дамянов Георгий (псевдоним Белов Г., 1892-1958). В 19361937 гг. - преподаватель Международной ленинской школы. В 19381943 гг. - работник аппарата ИККИ, зав. Отделом кадров ИККИ.
46 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 598. Л. 43, 46.
47 Там же. Л. 1.
48 Там же. Оп. 75. Д. 14. Л. 33.
A. A. Silkin
The "Greater Serbian hegemony" and the destiny of "non-Serbs" in the Kingdom of Serbs, Croats, and Slovenes / Yugoslavia. From Comintern documents to contemporary Russian historiography
In the USSR the totalitarian ideology has mainly formed the academic ideas about history, both the history of the country as well as the history of the world. The Kingdom of SCS, later Yugoslavia, was qualified as "as one of the chunks of the imperialist Versaille System", as a result of "cruel oppression of revolutionary spirit of the masses". The false paradigm of study and the inability to conceptualise the past free of cenzorship triggered the blurred explanation of the logic of the Yugoslav history after WWII. The trustworthy reconstruction of the events and their conceptualisation remained an impossible task for Soviet historiography. Keywords: Comintern, USSR, Kingdom of Serbs, Croats, and Slovenes, Yugoslav communists, Greater Serbian hegemony, oppression of non-Serbs.
