CC BY
20В.П.ПИРОГОВСКАЯ*
В «ТИШИ БИБЛИОТЕК»
Более полувека тому назад, в феврале 1953 г., в ФБОН пришел новый «кадр». Специальное образование, знание иностранных языков, хорошая характеристика (из Центральной научной библиотеки МИД СССР) — все это удовлетворяет. Но это — формальная сторона, а что это за человек? Да и 26-летний возраст не говорит о серьезном жизненном опыте.
А в ФБОН в это время возникла некоторая проблема с кадрами. В ведение ФБОН была передана библиотека Института мировой литературы с сохранением ее функций по обслуживанию ИМЛИ.
В результате этой реорганизации библиотека осталась без заведующего. Не беден работниками коллектив ФБОН, да отказываются от «завидного» поста опытные библиотекари. Видимо, придерживаются мнения Н.Дебец: «Моей жизни не хватит сделать библиотеку из этого развала».
Вот и «сыграли на новенького». Сначала — проверка делом. Дали участок работы с институтскими библиотеками: контроль движения новых поступлений на выставки и в длительное пользование. Все идет нормально. А как могло быть иначе, если опытные сотрудники ФБОН сразу же взяли чуть ли не материнское шефство над новенькой.
Дали и еще одно задание — обследовать несколько институтских библиотек на предмет использования поступлений из ФБОН, их
* Пироговская Валентина Петровна - главный библиограф Отдела библиотечнобиблиографического обслуживания Фундаментальной библиотеки ИНИОН РАН при Институте мировой литературы РАН, в 1953- 2001 гг. - заведующая этим отделом.
учет и хранение. Представленные отчеты обследований удовлетворили руководство ФБОН, а директор вдруг задает автору отчетов неожиданный вопрос, что ей больше нравится, библиографическая работа или организация библиотечного процесса в целом.
«И то, и другое», — отвечаю я. Да, это я была тем «новичком». «Теперь у Вас будет возможность делать и то, и другое», — сказал директор, сообщая мне о моем новом месте работы. Он не без юмора предположил, что теперь я сама смогу выполнить предложения из собственного заключения обследования. Правда, я выразила опасения, смогу ли руководить людьми, — такого опыта у меня не было. Библиотечная же работа меня не пугала. У меня уже «горели руки» исправить, изменить, устроить.
Но я еще не видела всей разрухи. Не осознала, что в результате многомесячного процесса передачи библиотеки штат урезали до 14 библиотечных единиц (включая зава). Восемь библиографов взяты в ФБОН для организации нового библиографического сектора (литературоведения). Кабинет горьковедения выведен из структуры библиотеки ИМЛИ (что было ошибкой, как показала в дальнейшем жизнь). «Пощупали» и технический персонал: осталась одна уборщица вместо двух, два вахтера-пожарника вместо четырех (т.е. сняты круглосуточные дежурства и охрана). Курьер оставлен в штате ИМЛИ, а ведь предстояло доставлять книги в Институт и ученым, не каждый из которых был в состоянии подниматься без лифта на 4-й этаж библиотеки.
Но молодость и при отсутствии жизненного опыта самоуверенна, энергична и категорична.
И вот я — в ответе за это все. Предполагается, что заведующий принимает библиотеку на ответственное хранение. А как нести материальную ответственность за груды, подвалы, углы, как учитывать и принимать?
Но акт, составленный комиссией по передаче библиотеки, содержал описание этого «хозяйства». Для меня это и был документ приема библиотеки. Он фиксировал, что были потери; что-то не учтенное и т.п. А я чувствовала себя в ответе за все. И началось...
Это журналисты придумали красивые слова: «В тиши библиотек». А для тех, кто десятки лет проработал здесь, это — не более чем недобрый юмор.
Конечно, книги, складированные на стеллажах, в шкафах-буфетах, сваленные в углах, проходах и даже в туалете, тишину не нарушают. Лежат в «тиши библиотечной» груды, укрытые от протечек сшитыми полотнищами, пленкой, фанерой.
Потолочная балка-перекрытие обрушилась в хранилище, через отверстие в потолке льют дожди, а шума нет — тишь.
Да, потолки все в пятнах, штукатурка обваливается, там и от этого не много шума. А один из зарубежных гостей, работающий в читальном зале, глядя на эти потолки, заявил доверительно: «Люблю русскую старину».
Несмотря ни на что, мы стараемся выполнять запросы читателей. Доступны новые поступления, справочные отделы, подсобные фонды читального зала. Что-то ухитряемся доставать из штабелей, куда удается протиснуться. И, как правило, ищем по памяти. Каталоги-то фактически бесполезны. 360 ящиков старых карточек, лишь частично сохранившихся во время многих переездов, не соответствуют фонду, не имеют шифров, перепутаны, сбиты. Есть, правда, 50 ящиков, которыми могут как-то пользоваться библиотекари (но не читателям в них разбираться и гадать).
Есть 2—3 ценные библиографические картотеки, но они не охватывают тематику даже одного отдела или сектора Института.
И что же? Опять тишина?
А вот и нет! Шумим!
Люди работали и жили под влиянием вдохновляющих идей периода создания этой библиотеки. Осталась в памяти прекрасная мечта: еще в 1936 г. разрабатывался проект строительства городка Института мировой литературы им. М. Горького на одной из набережных Москвы-реки. Предусматривались здания научно-исследовательского и учебного институтов, музея и библиотеки на 1 млн. томов.
Не забыто и выступление бывшего директора ИМЛИ И.К.Луппола о создании научной базы для исследовательской работы и о том, что «материалом, источником, своеобразным “сырьем” в области истории мировой литературы для ученого-литературоведа, историка литературы и писателя является книга, рукопись, документ, художественно-изобразительный материал и другие литературные реликвии». И по правительственному постановлению (от 17 сентября 1932 г.) создавалась центральная библиотека по истории художест-
венной литературы с заданием собрать лучшие образцы мировой художественной литературы в фонде в 1 млн. томов.
В короткий довоенный период и создается эта научная база как система кабинетов, связанных с отделами Института. В библиотеке работают 53 сотрудника-библиотекаря и ученые-литературоведы.
Разыскивают по всей стране, покупают, принимают дары, собирают уникальную коллекцию. Создают и каталоги. А некоторые библиографические картотеки не потеряли своего значения и до сего дня. Это — Дополнение (за 1896—1940 гг.) к труду П.Прозорова «Систематический указатель книг и статей по греческой филологии (с XVII в. до 1896 г.)». Это также — «Роспись журнала “Гермес ” (1908— 1918 гг.). Было еще несколько картотек за 1917—1940 гг. А в планах на 1941 г. — составление синхронистических таблиц по мировой литературе.
Ну а потом?.. Война. Бомбежка. Потеря здания. Подвалы, склады, коридоры чужих зданий и все — на руках девяти женщин. Все это и объясняет настрой коллектива.
От передачи библиотеки под начало ФБОН и до появления нового зава прошло всего несколько месяцев, рано еще ждать решительных изменений, да и штат — не 53 человека. А для сотрудников, оставшихся в штате библиотеки, передача их «родной» библиотеки «чужому дяде» — ФБОН казалась худшей катастрофой, чем имеющийся развал. К тому же переданная в ФБОН библиотека почему-то была названа «кабинетом». Что это значит? Не специализированное собрание, не научная лаборатория и даже не библиотека! А что? Передвижка? Изба-читальня? Тут уж не до «тиши библиотек». Страсти кипят! Не отдать на россыпь в универсальном фонде! Это же сокровища, спасенные от огня, воды, разграбления в разных катастрофах!
Правда, сейчас эти сокровища в штабелях и кучах, но они собраны, они есть. И люди верят в свои силы воссоздать, восстановить. Вот они и шумят до скандалов, отстаивают свои мечты. Ну а что делать руководителю? Отмахнуться?
А ведь каждый член этого коллектива — сильная и неоднозначная личность со своими высокими устремлениями. Здесь и бывшая фронтовичка Е.В.Вертоградская, и потомок княжеского рода М.Ю.Мещерская, и дочь знаменитой балерины Джюри (в которую был влюблен Шаляпин, а уже сын его позже, в наше время, прислал белую розу на ее могилу, когда мы все были на ее похоронах). Здесь, в
этой библиотеке, собрались и другие интересные люди, чьи жизнеописания заняли бы не одну страницу воспоминаний. Среди них и те, кто списал этот фонд в годы войны, и те, кто связан с коллективом ИМЛИ многолетними дружескими, чисто человеческими отношениями. Все это можно понять. Но нередко, стремясь к единой благой цели, люди видят свои, разные пути к ней. Отсюда — конфликты и долгая, подчас бессмысленная борьба.
Кроме того, установилась тут многолетняя «вольница». Начальство далеко, да и вникать в дела библиотеки ему недосуг: выдают «девочки» книги и ладно. А тут новая заведующая с дисциплиной, нормами.
Однако едва ли молодая заведующая справилась бы с этим бушующим женским коллективом, если бы не постоянное внимание дирекции ФБОН во главе с В.И.Шунковым.
Отчеты, доклады, планы, проблемы библиотеки ИМЛИ постоянно и неотложно обсуждаются на заседаниях дирекции, методических советах, комиссиях. Ведущие специалисты с полной отдачей, необыкновенной благожелательностью помогают советами, участвуют в разработках планов и путей решения и библиотечных, и хозяйственных вопросов. Добрую память храню об Э.Бумагиной, З.Эггерт, К.Алексеевой, В.Орловой, Л.Дудкиной, А.Широковой, И.Госине. И не было ни одного случая, когда обращение за советом или помощью к кому-либо в ФБОН (а позже и в ИНИОН) осталось без ответа.
Постепенно удалось получить поддержку и в своем коллективе. Осознали люди необратимость событий и неизбежность самим «засучивать рукава» и восстанавливать библиотеку. Это сразу поняли мои ровесники В.Либман, Н.Гельфанд, Г.Волошина и др.
А позже новое поколение — И.Исаева, Я.Лебедева и все пришедшие к нам, с энтузиазмом включились в выполнение общих планов. А ведь планы — не мечта. Их надо обосновать, довести до каждого исполнителя и по возможности вовлекать всех в само продумывание и создание этих планов. Тут понимаю, что в библиотечном деле, как и в любом другом, специального образования для решения нестандартных проблем совсем не достаточно. Надо искать решения самостоятельно.
Вот, например, оказалось, что определение состава фонда и предназначение библиотеки могут входить в противоречия. Так, институтская библиотека призвана обслуживать узкий круг — ученых
данного института. Аппарат же этой библиотеки (прежде всего — фонды) должен быть ориентирован на научную проблематику института. А проблематика ИМЛИ — литературы мира без национальных и исторических ограничений. Кроме того, литература и литературоведение тесно связаны с искусством, философией, историей, языкознанием.
При такой ориентации естественно построение библиотеки отраслевой — литературоведческой, т.е. для более широкого круга пользователей, чем только сотрудники ИМЛИ. А сможем ли мы обслужить столько пользователей? Ведь это далеко не только литературоведы. Да и наши «родные» читатели, увы, не ограничивают свои запросы строго пределами научных тем института. Значит, нам предстоит выделить основные обязательные функции и задачи. Но также продумать пути компенсации неизбежных ограничений за счет координации работы с другими библиотеками и не гонять ученых по библиотекам города.
Постоянные контакты с сотрудниками ИМЛИ помогали уточнить рамки формирования фонда. Намечены были его пересмотр и дальнейшее пополнение с целью иметь историко- и научно-значимые издания исследований и текстов художественной литературы, фольклора, справочных изданий по профилю и основополагающих работ по смежным отраслям общественных наук.
Таким образом, вопрос об урезании этой библиотеки до небольшой подсобной передвижки не мог даже и подниматься.
Принималось направление на восстановление и развитие литературоведческой научной базы. Это соответствовало и первоначальным замыслам. Казалось, убедятся люди и успокоятся. Увы, нет! Кипим! А может, это не так уж и плохо? Кипим и спорим именно потому, что нет равнодушия. Каждый «болеет» за дела, хотя и по-своему.
Да и соответствовать постоянно развивающимся направлениям ИМЛИ и ФБОН непросто. А вхождение в библиотечную сеть ФБОН (ИНИОН) имеет свои преимущества. Но это еще впереди.
А пока реальность — выживание: ремонты (крыша, потолки и пр.). И это значит — опять «нянчить» сотни тысяч томов, грузить, перевозить, укладывать в сараях на временное хранение. И вот вяжем пачки, подъемные для женских рук, запускаем живой «конвейер» — цепочку по крытым лестничным пролетам с высокого старого четвертого этажа. Погрузка и отправка в сараи Музея Л. Толстого. А потом —
ремонт окончен, и становимся в тот же «конвейер» для подъема из рук в руки на тот же четвертый этаж. И нет тут освобождения ни начальнику, ни ветерану. Да никто и не отказывается.
Новая забота — построение стеллажей. А вот лестницы на высоту более четырех метров — это уже «эпопея» с длительным и упорным «давлением» на хозяйственников. Нелегко было доказать необходимость не просто высоких, но и безопасных, устойчивых, легко передвигающихся лестниц предлагаемой нами конструкции. Увидев подвижные лестницы в книжном магазине, мы предложили схему лестниц, скользящих по верхним опорам (трубам) между стеллажами в каждом проходе. Дело-то нетрудное, но непривычное. Более знакомы стремянки. Но ведь для такой высоты они неудобны, тяжелы, неповоротливы. Вот и пришлось убеждать и доказывать. Не обошлось и без анекдотов. Один из хозяйственников, недовольный количеством требуемых лестниц, упрекает заведующего: «Разбаловала ты тут “научников” — открыла все хранилища. Пусть сначала в одном все прочитают». Объясняю. Убеждаю. А потом, наблюдая, как женщины карабкаются без лестниц вверх по параллельным полкам стеллажей, один из «:серьезных» хозяйственников делает замечание: «Позволяешь своим девчонкам на работе в брюках щеголять, а ведь сюда серьезные ученые, порядочные люди приходят».
Пытаюсь объяснить, что женщина в юбке там, под потолком, с ногами на параллельных полках, представляла бы не лучшее зрелище. Убедила и удивила: «девчонки»-то, о приличном виде которых он заботится, давно уже семейные матери. Смех не помеха, но надо сказать, что забот с нами у хозяйственных служб ФБОН, а затем и ИНИОН, было более чем достаточно. Чего стоили одни только акты Госпожнадзора. Пожарники были по-своему правы, но и требовали-то они подчас невозможного, только что запасной выход прямо на Луну почему-то забыли. Да и зачем, если просто запретили работать в помещении читателям. А что делаем мы? Работаем «подпольно» и говорим о нелепости такого запрета. Ведь 15—20 мужчин в читальном зале не помешают, а помогут женщинам-библиотекарям в случае пожара. А закрыть помещение вообще и Госпожнадзор не в силах: в помещении возможны разные аварии или вторжение посетителей — вот и дежурим, и работаем как бы «подпольно». А акты все идут, и все на заведующую. А что с нее возьмешь: мало осознавать ответственность, надо еще иметь возможности фактически. А значит, на головы хозяй-
ственных служб и передаются акты пожарной инспекции, горкома профсоюзов, предписания служб МВД по охране помещения, акты о протечках, о неработающем отоплении и т. д. и т.п. Как бы то ни было, но хозяйственные службы ФБОН и ИНИОН осилили огромный объем работ: ремонты крыши, дверей, энергосистем, охранной сигнализации, и многое еще другое, что было возможно в условиях этого помещения.
А библиотека живет, работает в полторы смены. Обслуживание ученых не останавливается.
Люди понимают необходимость жесткой организации труда, но и недовольство все-таки прорывается. «Вы так сверхактивны, что от Вас прямо-таки бьет электричество», — жалуются мои коллеги. Хотя методику-то всех этих нормированных процессов мы и разрабатываем, и осваиваем вместе. А работать мы умеем «до одурения». Вот одна заявляет, что она и за ночь не отдохнула: во сне прохожих раскладывала по тротуарам Новой площади и громко выкрикивала расстано-вочные шифры, пока муж не разбудил ее, предложив глотнуть водички.
Да и у меня постоянно «сны в руку». Все вижу во сне огромные залы для библиотеки за какими-то таинственными дверями.
Ну а явь не радует. Друзья советуют не волноваться. Сколько ценнейших библиотек человечество потеряло! Сокрушаться бесполезно. И все-таки обидно осознавать, что ушли из страны сокровища минувших веков. Где библиотека Юдина? Книги XIII—XIX вв. в 519 ящиках отправлены в Вашингтон в 1907 г. Давно продана с аукциона в Европе первая библиотека семьи Соболевских. Сколько книг погибло во время революции и гражданской войны, во время Великой Отечественной войны!
Но мне ли сокрушаться? Вот оно, сокровище, передо мной. Что его ждет?!
И все-таки сейчас надо так построить эту единственную в стране специализированную литературоведческую библиотеку, чтобы она стала действительно научной базой — лабораторией литературоведа. Мечтаю сделать эту систему: фонды — каталоги — картотеки легкодоступной и необходимой ученому Справлюсь ли? Справимся ли мы?
Пытаюсь направить усилия по общему руслу.
Понимаю, что нормы, инструкции, графики — это еще не все. Ведь у нас у всех есть свои личные удачи и неприятности, семьи, дети, связи, друзья и враги. Все отражается на настроении и, конечно, на
атмосфере в коллективе. Простые человеческие, добрые отношения в коллективе нужны. Где -то кто-то бросил лозунг «Вместе работаем — вместе отдыхаем!» Может, попробовать? Хорошо бы чувствовать себя в едином коллективе и частичкой большого коллектива ФБОН. Знаю, все и всегда надо начинать с себя. Включаюсь в общественную жизнь ФБОН. Работаю в редколлегии стенгазеты и в кружке художественной самодеятельности вместе с другими энтузиастами ФБОН. Мы даже выезжаем с нашим репертуаром в подшефную деревню и в какой-то клуб милиции. В общем, я-то «влилась». А мой коллектив? Ходят на собрания, вечера, встречи в ФБОН, которые, как правило, содержательны, интересны, бывают новаторские предложения, интересные взгляды (и не только на библиотечный мир). Помнится, с каким интересом обсуждали рассказ В.Шункова о его поездке в Париж. Особенно заинтересовал взгляд французов на историю, которую перекраивать нельзя. Речь шла об одном парижском памятнике, который немцы покрыли позолотой. Через несколько лет после войны позолота облезла. Почему же не очистили памятник и не придали ему первоначальный благородный вид? «И это принадлежит истории» — мнение французов. У себя в библиотеке мы с интересом обсуждаем все, что узнаем на встречах в ФБОН. И все-таки чувствую, продолжается наша отчужденность от большого коллектива. Да и в самой библиотеке хочется дружбы, добрых отношений. Хотя вроде бы «отно-шений»-то предостаточно. Здесь ведь не только библиотекари и читатели. Здесь также женщины и мужчины. Есть и страсти, и далеко не библиографические «взаимосвязи». Есть и комедии, и трагедии с «последствиями» и без них. В общем — все как везде, но это не вполне то, что хотелось бы чувствовать в дружном коллективе. Вот как-то додумалась и уговорила всех пойти в воскресенье вместе на каток. Получилось. Правда, я коньки никогда не надевала, руки потом несколько дней болели: я полдня буквально висела на перилах для начинающих. А уж смеху-то потом было! И это уже хорошо — смех сближает.
Бывали и другие конфузы. Появился в ФБОН новый комендант — молодой, видный, бывший военный. Он предложил вступить в общество «Рыболов-спортсмен», обещая машину по выходным на рыбалку, где для членов общества есть бесплатная база-ночлег и оборудование для приготовления питания. Тут я, вечный энтузиаст, «зажгла» весь коллектив (и некоторых членов семей). Дружно вступаем в это «Общество», платим членские взносы, получаем красивые кни-
жечки, потом приглашения на собрание «секции удильщиков» и... все. Добрый молодец исчез из ФБОН без следа (в «Общество»-то вступили не только мы). А найти его мы не смогли, да и не очень старались. И что? А ничего. Просто посмеялись, в основном надо мной. Смеяться — не ругаться, да и работать веселее.
А между тем полным ходом шла выверка каталогов, рекаталогизация старых фондов и описание новых. Разрабатываем свои классификационные схемы, и к 1965 г. одних только каталогов уже 510 ящиков.
Мы знаем, к чему стремимся, но реальность тяжела. Потолки протекают. Отопление или не работает, или взрывается потоком кипятка на книги. И нет места. Опять «консервация», подвалы, углы.
Библиотеке нужна помощь! Мне нужна помощь!
А жизнь научила — те, которые могли бы помочь, не хотят осознать ценность этой книжной коллекции.
Один из таких деятелей, увидев наше книгохранилище, воскликнул: «Вот где книги-то воровать!» Взглянув на онемевшую от возмущения заведующую, быстро переключился на сотрудницу с кипой подобранных для читателя книг и решительно заявил: «Да кто это может столько кип сразу прочитать!» Тут уж срываюсь на менторский тон: «Здесь не чтиво на досуге. Ученые работают с этими материалами, а не почитывают книжечки». На мой выпад он ответил с иронией: «Учите нас дураков, а сейчас, между прочим, нужны дискотеки, а не библиотеки. Да и кто к вам ходит-то?»
Бывали у нас и более «эрудированные» чиновники. Один из них, торопливо пройдя по коридорам и хранилищам, изрек: «Судить надо».
— Кого?
— А вот того, кто здесь, — указал он на меня. Затем строго спросил, — есть ли у нас компьютер и введен ли в него этот книжный фонд. (Подготовился товарищ к посещению библиотеки.) Услышав: «Нет, но.», с презрением отвернулся, не слушая объяснений о централизованной обработке, о бессмысленности вводить в компьютер художественные произведения. Может быть, он имел в виду электронный каталог, но он точно не хотел выслушать хоть что-нибудь и быстро покинул библиотеку, даже не взглянув на собеседника. К такому отношению хочешь — не хочешь, надо привыкать. Один из начальников просто называет меня преступницей за попытку отстоять
предлагаемое библиотеке здание, якобы в ущерб подведомственному ему учреждению. Он напирает на то, что библиотеке другое дадут, она же в аварийном помещении.
В нарушении какого-то закона обвиняет меня другой руководитель, увидев периодику пушкинских времен. Оказывается, по его мнению, мы имеем право хранить журналы только за три года.
— А старые куда? В макулатуру?
— Возможно.
А один из «знатоков» библиотечного дела уличает нас в неправильной расстановке книг. Он, видите ли, считает, что произведения одного писателя издают одним форматом и его легко найти. А у нас расстановка не по форматам. Тут не о чем говорить и бесполезно объяснять.
После таких встреч ничему не удивляюсь и никого не боюсь. Закалилась.
Наверное, поэтому и на «странные» беседы со «странными» посетителями коллеги вызывают именно меня. А такие «с неустойчивой психикой» люди захаживают к нам нередко. Видимо, наша вывеска привлекает их словами «мировая», «им. М.Горького», «общественные» науки.
И вот я спасаю свою сотрудницу, за которой бегает вокруг столов возбужденный человек с дрючком в руке и требует книгу о половой жизни двадцати великих людей. Мне он говорит о неграмотности моих подчиненных: раз на вывеске сказано, что здесь «общественные» науки, то и книга о великих людях — представителях общества должна быть.
Вижу, надо немедленно его успокоить объяснениями, адекватными его состоянию. Подтверждаю, что, в общем, он прав, но половая жизнь — дело не общественное, а сугубо личное. А ведь просто отказывать такому человеку опасно. Надо дать полезный совет, вот я и направляю его в библиотеку Политехнического музея, через дорогу. (Нехорошо, конечно, но надеюсь, что он, пока идет, все адреса забудет.) А он явно обрадовался, воскликнул, что половая жизнь — это техника и конечно надо идти в политехническую библиотеку. Провозгласив: «У Вас ясный ленинский ум!» он уходит успокоенный. Такие встречи у нас — не редкость.
А что касается вполне ответственных особ, наверное, мне просто не повезло встретить «чиновного» человека, усвоившего общече-
ловеческие моральные истины и осознающего непреходящее значение культурных ценностей.
Один из видных ученых сказал, что расформированный университет можно быстро вновь создать, только если будут библиотеки.
Да, библиотеки несут эстафету культуры веков и поколений. Не через книги ли многовековой разум человечества обогащает нас? Кто мы без этих корней, питающих современную мысль. Возможны ли наука, образование, культура без освоения достижений ушедших поколений. А библиотеки — хранители этих передаваемых через книги достижений.
Страшно представить, насколько ущербна была бы наша среда обитания без полноценных и разных библиотек.
Однобокий взгляд на библиотеку «власть имущих» — «не престижна», «не доходна» — ведет лишь к бездуховности. Это означает, что больно само общество. К счастью, есть много людей, нуждающихся в духовной пище. Даже к одной нашей библиотеке обращались не только литературоведы, а и видная часть творческой интеллигенции города (работники издательств, радио, телевидения, театров и др.), а также гости ИМЛИ из других городов и стран. Ежегодная выдача доходила до 150 тыс. единиц. И это притом, что более или менее доступны были около 350 тыс. библиотечных единиц. Кроме того, по системе межбиблиотечного абонемента из ста библиотек страны поступали материалы для работающих в читальном зале. Еженедельные выставки знакомили посетителей библиотеки с десятками тысяч поступлений ИНИОН по отраслям общественных наук. Все это, а также 12 тыс. ежегодных справок-разысканий по заявкам потребителей говорит о нашей цели — освободить ученого от того, что может сделать для него библиотекарь и библиограф.
Этой цели должны служить и весь наш поисковый аппарат, и создаваемые нами библиографические работы. Ну, например, сколько материалов должен был бы «перелопатить» «американист» без подсказок нашего указателя? Его тематика может быть запрятана в работах, далеких от американистики, как, например, в книге «Общественный смысл русского литературного структурализма» (1922 г.).
Реальная отдача наших работ обеспечена сотрудничеством библиографа с литературоведом. И мои выступления в творческих подразделениях ИМЛИ всегда были нацелены на развитие фактического взаимодействия библиографа и ученого. И наши библиографи-
ческие указатели, имеющие характер живого литературоведения, — результат такого рабочего содружества.
Но это еще впереди, хотя фундамент этого закладывался тогда, когда мы еще разрабатывали системы расстановки и шифровки, классификационные таблицы и методические материалы с учетом опыта, накопленного библиотечным миром. Так, побывав в Библиотеке Конгресса США, Библиотеке профсоюзов в Вене, в библиотеках Чехословакии, Югославии, ГДР, я убедилась, что и при электронных каталогах и ЭВМ надо сохранять и продолжать пополнять традиционные информационно-поисковые системы (ИПС), т.е. карточные каталоги и картотеки.
Итак, мы приняли правильное решение о развитии библиотеки — лаборатории ученого. Люди это поняли, приняли линию, предлагаемую заведующей. И все-таки, чтобы добиться максимальной отдачи, приходится «выжимать» соки нормами, графиками, внедрять «научную организацию труда». Впрочем, это течение охватило все библиотеки (и не только библиотеки). Не отстаем и мы.
А прежние-то времена нет-нет, да и напомнят о себе. «До нее-то 18 заведующих сменилось», т.е. более шести месяцев никто не задерживался. И какие люди были! Один ушел в священники, другой в директора МТС (был тогда такой призыв). А один зав — красавец-мужчина, являлся бывало только во второй половине дня, красуясь свежим загаром и рассказывая, как было хорошо с утра на Москве-реке. «Да, были люди в наше время!»
А что теперь? Скучно. А может, дисциплина поджимает, как башмак не с той ноги?
Отчего поспорили вдруг два библиографа? От скуки? Вроде бы по профессиональному вопросу, а дошли до «непрофессиональной» перепалки. Профессиональная-то проблема разрешена в общей беседе с заведующей. Но раз мнения были противоположны, то одно — не поддержано. Обида остается. Смириться? Жаловаться? Но заведующая уже не поддержала одну из спорящих, значит если уж жаловаться, то на нее, на заведующую.
И вот в «лучших традициях» прежних времен идет в парторганизацию жалоба-донос. Разбирается «персональное дело». Вот только до сути «дела» так и не докопались. А выступления «серьезны». «Такая ли Вы заведующая, какая должна быть?» — восклицает Т.С., и в этом все ее высказывание. А Р. А. жалуется! «При наших разногласиях по
классификации Л.Н. очень упряма, а Валентина Петровна вместо того, чтобы стукнуть кулаком по столу и приструнить Л.Н., начинает рассуждать, что мы хорошие специалисты, и уговаривает не ссориться. А как же не ссориться, если я не согласен?».
«Утром делает обход как главный врач», — раздается неодобрительная реплика. Звучит и более конкретная жалоба на жестковатый характер. А кто-то попытался и «политическую окраску» добавить: «Не отпустила коллектив на выборы месткома, посчитала, видимо, советские профсоюзы “желтыми”». Выяснили: проезд в тот день с Новой площади на ул. Фрунзе был перекрыт похоронной церемонией в Колонном зале Дома Союзов. А вот забыли пожаловаться на жесткость «Правил внутреннего распорядка» и других организационных инструкций. Создавали мы их вместе на методических совещаниях, но все-таки это же политика заведующей. Без нее-то вольнее жили. «Персональное» дело получило резонанс на уровне разговоров в коридорах, да нервы потрепало участникам разборки. Ну а зав. библиотекой почувствовала даже положительные последствия: ее направление, планы и действия получили поддержку, и работать стало легче.
«Организаторы» же этого «дела» скоро не просто смирились, а открыто и убедительно признали свою неправоту и перешли в лагерь моих сторонников. Были и удивления: «До чего же Вы не мстительная, даже не верится. Никаких знаков недоброжелательства даже к активным злопыхателям». Кстати, никто не помнил, из-за чего все началось. Как же это по-женски! И каких только обвинений не изобретают. Тут вспоминаю и анекдотичное обвинение очередного незнакомца, привлеченного нашей вывеской (со словом мировой литературы). Взглянув на выставку изданий на иностранных языках, он потребовал заведующего и строго мне приказал: «Все убрать немедленно!»
— Почему?
— Какая же Вы заведующая, если не знаете последнего закона!
— Какого?
— Все языки отменяются. Остается русский и китайский, остальные сливаются в один. А все это — на всяких языках убрать!
— Да, да, хорошо, убираем.
Человек покидает нас довольный, а мы тем более: ушел — не дрался.
Вот и у нас — люди кипучих страстей. Забывают подчас суть дела и теряют чувство реальности, доходя почти до потасовок. Вот спорят о правилах описания и опрокидывают картотеку на пол, а потом, забыв о споре, дружно вместе собирают ее до позднего вечера.
Легко ли руководить этим коллективом, бороться за выживание библиотеки и постоянно убеждать, воевать, работать? Кажется, тогда я едва ли смогла бы объяснить, почему продолжала «тянуть эту лямку». Ведь были приглашения на более спокойные устроенные места. Да и на прежней работе меня не забыли, вот через много лет уже после моего ухода из ЦНБ МИД СССР нашла меня «Нобелевская грамота» по случаю 50-летия советской дипломатической службы. Было и приглашение на работу в библиотеку Международной организации труда в Швейцарию. В те годы я, кажется, не вполне понимала, почему отказывалась от этих предложений. Правда, директор тогда сказал, что препятствовать моему отъезду в Швейцарию он не может, но не гарантирует сохранения за мной моего места работы по возвращении. И все-таки не в этом была причина моего отказа сменить место работы. Ведь и от последующих предложений директора перейти на другую работу в той же ФБОН я тоже отказалась.
Вот только теперь я поняла, в чем было дело: просто приросла я душой к этому хозяйству. Вместе с трудностями были немалые результаты, влекущие задумки. А коллектив, каким бы он ни был, стал все-таки родным. Работа же в библиотеке в Швейцарии представлялась мне монотонной, устроенной и скучной.
У нас, конечно, не соскучишься, это как в семье: перепалки, шум, а все-таки свои.
Да и не только у нас так. Как-то я работала в одной из городских библиотечных комиссий. Улаживали мы очень трудные взаимоотношения в одной из крупных специализированных библиотек города. И конфликт был острее наших «бурь». Уладили.
Да ведь и в стране всегда много непростых проблем и почти ни одна не обходит нас стороной.
Разразилась кампания против культа личности Сталина, и к нам является цензор. Прямо с порога она смотрит на портрет Сталина на стене (мы давно его не замечаем — привыкли). Грозный приказ: «Снять немедленно!» Снимаем. Она идет к полкам прямо к отделу политической книги и начинает кричать: «Что это у тебя делается! Смотри — Маркс, Энгельс, Ленин оттиснуты контурами части, а Ста-
лин поверх них целиком». (Так издавали тогда многие политические книги, и никто не придавал этому особого значения.) Видимо, эта дама побывала в лагерях, а теперь изливает желчь на первого встречного, и летят на пол одна за другой книги, хотя нет никаких оснований их убирать с полок. А может, она просто хотела доказать свою полезность, а придраться не к чему. Но и спорить с ней не стоит. Ушла. Книги возвращаем на их места. Это не проблема. У нас есть, как всегда, свои проблемы. Нет места, не весь фонд еще учтен и описан. Конечно же, это не снижает его ценности и очевидной уникальности. Ведь немалая часть этой коллекции — прижизненные издания классиков, редкие журналы и книги, уже исчезающие из научного оборота. Сюда же вошли коллекции, собиравшиеся поколениями ученых, писателей, критиков, книголюбов. О многом говорит даже простое перечисление имен этих собирателей: В.П.Полонский, А.И.Малеин, С.И.Соболевский, П.Д.Этингер, Н.П.Сидоров, В.Д.Комарова-Стасо-ва, Н.А.Пешкова, Л.Б.Модзалевский. Книги с автографами, маргиналиями, раскрывающими подчас интересные и до сих пор не известные, не изученные факты.
Впрочем, описание этого фонда — разговор особый. И при всей уникальности — это не мертвое хранилище сокровищ. Он функционирует, хотя и гложет беспокойство постоянно: не полностью используется богатый потенциал. К тому же много сил уходит на «глупые» (но необходимые) работы — передвижки, «консервации», перевозки, спасение от аварий. Так и живем в аварийном, периодически неотапливаемом помещении, а иногда еще и без воды и с туалетом на Новой площади.
А читатели еще и шутят: «Не удается вам выжить нас ни холодом, ни водой, ни безводьем». Да, наши читатели давно уже наши друзья, разделяющие наши библиотечные беды.
Официально Библиотечный совет ИМЛИ не собирается на заседания, а практически чувствуем, как говорится, «плечо друга». Есть полное взаимопонимание по библиотечным проблемам. Понимают все, что нельзя ни на один день останавливать формирование фонда. Кроме его пополнения, текущего и ретроспективного, необходим регулярный пересмотр его состава.
Любой библиотечный фонд неизбежно обрастает каким-то количеством, условно говоря, «отсева».
В библиотеке же с такой нелегкой судьбой пересмотр фонда и для «временной консервации», и на «отсев» — дело острой необходимости и безотлагательности. Потому что наряду с отработкой научной чистоты фонда, это и вопрос места.
Сотрудники ИМЛИ вместе с нами определяют принципы отбора на «консервацию» и «отсев» и сами становятся полками для просмотра книги за книгой.
Отбираются стереотипные переиздания книг (среди них много книг для малышей в переводах и перепечатках). Попадаются узкопрофессиональные пособия для клубов и прочие, не имеющие научного значения для наших потребителей (поступившие когда-то в составе обязательного экземпляра).
Помня законы Ранганатана: каждому читателю — его книга; каждой книге — ее читатель, — я убеждена, что и каждая книга нашего отсева найдет своего читателя. И действительно, с помощью друзей мы передаем эти «отсевы» во многие библиотеки страны. Это — библиотеки республиканских университетов, детские и школьные библиотеки, пионерский лагерь, интернат специальной коррекции. Городская библиотека Риги забрала наши «отсевы» прямо здесь, в Москве. Через Всесоюзное общество любителей книги идут наши дары в воинские части, в библиотеки разоренных войной районов и др.
А мы задумали библиотеку как систему (фонды — каталоги — картотеки), раскрывающую состав фонда с разных аспектов и упрощающую пользование им. И продолжаем свое дело.
Издания художественных текстов сгруппированы по национальным литературам с выделением авторских рядов и подразделов исторических работ по данной литературе. В отдельные группы собраны издания справочно-библиографические, литературоведение и смежные отрасли знания. Особые отделы фонда — античность, древнерусская и редкости. Раздел всеобщей истории по литературам мира предваряет собрание по национальным литературам.
Такая расстановка в ряде случаев позволяет находить без шифров и каталогов книги по литературам, пособиям, темам. Ну, адекватный каталог — понятно. Он показывает весь состав библиотеки и подскажет, на какой полке искать книгу и к какой литературе принадлежит тот или иной писатель. Здесь же его «Personalia». А систематический каталог мы создали по своей классификационной схеме в историко-литературном разрезе. Сюда же в определенные литературы и в
периодике распределена наша оригинальная картотека — «Словник». Это справочные карточки на писателей с краткими сведениями (жанры творчества, 1-я публикация, место рождения и проживания, справочные источники и т.п.). Здесь же отсылки к алфавитному каталогу, где собраны описания издания его произведений, есть и шифры — места на полках.
Ценнейшая часть нашей ИПС — картотеки тематические, фактографические, персональные, трудов ИМЛИ и его сотрудников с хроникальным материалом и др.
На справочно-библиографические издания ведется особый раздел систематического каталога, объединенный с картотекой. В него включаем не только отдельные издания, но и примененные и внутрикнижные справочно-библиографические материалы. Пытаемся сделать его по возможности сводным, вливая карточки на материалы, остающиеся в ИНИОН. Наша ИПС снабжена алфавитнопредметным ключом-указателем. Кроме того, мы сделали (в издании ИНИОН) «Путеводитель по библиотеке ИМЛИ» и «Правила пользования библиотекой». В разное время создавались и краткие информационные справки для читателей в соответствии с состоянием нашей ИПС на определенный период.
Иногда кажется, что все наши трудности — это что-то закономерно сопутствующее нашей жизни. Зато и радостей у нас больше, чем у тех, кто окружен покоем и скучной рутиной. С каким энтузиазмом люди работают уже на «отдачу» на основе ими же созданной системы! Конечно, мы не можем обеспечить все запросы литературоведов при возрастающем потоке печатной продукции и увеличивающихся запросах Института. Но наш статус отделения ИНИОН дает возможности использовать пути кооперации в информационнобиблиографической работе. Мы освобождены от сплошного просмотра всего потока новых поступлений и можем проводить углубленную дополнительную проработку по кругу своей специфики.
Надо заметить, что здесь мог бы быть обоюдный интерес. Я вносила предложения об издании бюллетеней ИНИОН пакетами на несброшюрованных листах с печатью на одной стороне либо параллельно издавать также их и в виде карточек с более детальной систематизацией. Тогда все библиотеки, получая эту информацию ИНИОН, давали бы ей вторую и стабильную жизнь, вливая их в свои ИПС (наряду с использованием в текущей работе). А ученые могли
бы выписывать карточки по «своим» темам, т.е. получать информацию без «посредников» и быстрее.
Конечно, мы и при имеющихся возможностях используем свою ИПС, и информационные материалы ИНИОН. И мы развивали свои формы информационно-библиографического обслуживания.
Индивидуальная информация ведущим ученым по более чем трем десяткам тем. Библиографические указатели. Вспомогательные указатели к некоторым трудам ИМЛИ. В отсутствии профессионализма и работоспособности теперь людей не упрекнуть. Коллектив увлечен нововведениями и уходом от типовых стандартов, возможностью самим выступать с этими идеями в библиотечной прессе (В.Либман, Н.Гельфанд, Р.Бородулин, Т.Спиридонова уже не только библиотекари-практики, но и авторы печатных работ).
Мы начинаем искать возможности говорить о наших буднях, но тут создается парадоксальная ситуация. Вот Ф.Кузнецов сообщил, что в результате аварий, протечек погибли многие тысячи книг, складированных в подвалах (еще в 1946—1948 гг.). А я получаю вызов в прокуратуру — не уберегла социалистическую собственность. Вмешательство директора ИНИОН и одного из вице-президентов Академии наук спасло меня от долгих разбирательств. А ведь «умудренные» люди советовали не очень-то «распространяться» о гибели книг: никто не станет разбираться в истории, а просто «притянут» заведующую: почему «допустили». — А как было спасать? — Да хоть проветривать постранично в переулке или на проспекте. Глупо? Может быть, но, увы, вероятно.
Убедилась я в этом, когда явились ко мне «мальчики», представившись сотрудниками Отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Настойчиво пытаются выяснить мою роль в том, что где-то в подворотне продавали три книги с печатями библиотеки ИМЛИ. Проверяем. Две из названных книг (с указанными инвентарными номерами) благополучно стоят на полке в комнате-сейфе как редкие книги. Они и предъявлены проверяющим. А третья — одно из многочисленных перепечаток для малышей (Маршак. «Усатый-
полосатый»). Эта книжка могла исчезнуть из библиотеки, перемещавшейся по углам, коридорам, подвалам. Могла она быть утеряна, похищена или просто не возвращена читателем. Когда? Возможно, в те годы, когда я бегала в школу с портфельчиком, а «контролеры» эти еще и на Божий свет не появились.
Проверив всю систему учета: акты, инвекторы, каталоги, — они уходят, унося с собой две инвентарные книги. А потом строгий «дядя» (по телефону), обеспокоенный судьбой того «Усатого-полосатого», угрожает мне судом. Спокойно соглашаюсь, что, конечно же, меня надо судить, видимо, это я вдруг оказалась «владельцем заводов, газет, пароходов» и торгую алмазами или чем-то вроде этого. Голос в трубке исчез. Инвентарные книги вернулись.
Задумываюсь, почему вдруг такое внимание к незначительному факту на фоне очень даже значительных. Может, опять донос?
Друзей у меня много, да и недругов немало. Да. Жить бы тихонько, делать что возможно и ничего сверх — и врагов не наживешь. Увы, не каждый так может.
Донос возможен. Вспоминаю резкие наскоки некоторых дам из ИМЛИ в связи с возвращением в состав библиотеки кабинета горькове-дения. Он и был создан как часть библиотеки наряду с литературными кабинетами по античным литературам, французской, немецкой, англоамериканским, славянским, восточным литературам и др.
Недовольных перемещением кабинета на территорию библиотеки устраивало не столько существование и работа кабинета по сути, сколько установившаяся к тому времени полная бесконтрольность. Сотни книг разнесены по частным квартирам, закупались книги часто по личным заказам друзей-приятелей. А кабинет забыт, превращен в склад, каталоги-картотеки исчезают. Отчеты, правда, этого не говорят, но... бумага все стерпит. Но сегодня не стоит говорить о том, что уже было зафиксировано в свое время. Кабинет восстановлен в соответствии с горьковедческим профилем. Он был открыт в одном из читальных залов библиотеки.
А недовольными оказались те, кто долго и упорно отказывался возвращать библиотечные книги.
Ну а виновник всего, конечно же, зав. библиотекой ИМЛИ. Жаловаться некуда: все сделано с одобрения руководства институтов.
Ну а донос — милое дело. Видимо, так и было. Ведь названия редких книг, якобы продававшихся где-то, взяты из каталогов, недоступных посторонним.
Ну а с доносами от «своих» мне приходилось иметь дело, этот — не единственный.
Как-то в метро произошла пара взрывов. И вот — в библиотеке «человек в штатском» заявляет мне, что от нас, из этой библиотеки,
уходят инструкции по изготовлению взрывных устройств. Понимаю, что это не прохожий со «странностями», но принять такое обвинение я не в состоянии. Длительная беседа и наводящие вопросы: не увольняла ли я кого-то за последнее время, не обнаружили ли мы инструкцию такого устройства в старом журнале.
Тут-то я и вспоминаю, что, выполняя какую-то справку, библиографы наткнулись на описание бомбы, напечатанное в журнале после покушения на Александра II. Ну, удивились, посмеялись и забыли. А наводящий вопрос моего собеседника, не конфликтовала ли я с кем-нибудь из этих библиографов, сразу напомнил, что я уважила «по собственному желанию» сотрудницу М. А, уходя, она пригрозила, что я ее еще вспомню. Собеседник удовлетворен. Причина его прихода понятна и мне, и ему. А перед уходом он предупреждает: «Будьте осторожны, разговорчики тут у вас».
Да, это — донос. А стоит ли он внимания!
У нас тут своя «страда», которая началась не сегодня.
Еще в 1948 г. был составлен акт о непригодности этого помещения. Вот уж подлинно: жизнь — это борьба! Многие годы продолжаются хождения по инстанциям и по «неинстанциям», т.е. я «лезу во все щели».
Выступаю на собраниях, конференциях, встречах (в ИНИОН, ИМЛИ). Говорю речи на съездах руководителей библиотек союзных республик и всюду, где только появляется возможность. В любую тему выступления вставляю «клич о спасении» этой библиотеки.
А мудрые коллеги опять предостерегают от гласного раскрытия состава нашей коллекции. Не отберут ли те, у кого сила, да еще и обвинят в том, что рискуем сохранностью ценностей, не имея соответствующих условий хранения. Подумываю, что опасаться следует и элементарных воров с такими-то дверями, но эти-то едва ли смогут что-то найти в наших забитых хранилищах-массивах. А ведь «муд-рые»-то отчасти правы. Ведь были же попытки расчленить, реорганизовать, урезав библиотеку. А однажды на достаточно высоком академическом уровне обсуждался вопрос забрать из библиотеки ИМЛИ все лучшее для организации некой новой престижной структуры.
Мои возражения на упомянутом заседании с предложением реальных путей создания библиотечно-выставочного фонда для этой предполагаемой структуры едва ли были бы приняты во внимание. Но подключился директор ИНИОН в защиту целостности коллекции
библиотеки ИМЛИ. Кстати, эта самая «престижная» структура так и не была создана, и, к счастью, не по нашей вине.
А может, «мудрые» правы: уникальность-то можно доказывать не только наличием раритетов, но и коллекционностью отраслевого собрания материалов. В общем, борись, но с оглядкой.
Докладные, справки, письма, ходатайства идут во многие и «самые высокие» адреса. Как осмеливаюсь? Да ведь наше дело правое. Однажды на заседании редколлегии ББИ услышала насмешливое замечание по поводу этой моей деятельности и, не сдержавшись, закричала в ярости: «Да я за библиотеку хоть на виселицу пойду!» И тут
С.К.Виленская произнесла с полной убежденностью: «И ведь пойдет».
А сотрудники мои шутят: «Под “псевдонимами” ведете переписку с таким обширным кругом важных лиц».
И действительно, составляю проекты писем, снабжаю их справками. И письма уходят по адресатам с подписями коллективными и индивидуальными. Среди них подписи директоров и других академических руководителей, академиков, ученых. Десятки и сотни людей уже включаются в эту борьбу.
С благодарностью вспоминаю поддержку, понимание и заботу, которые я находила у директоров институтов В.И.Шункова, Б.Н.Сучкова, В.А Виноградова, Ф.Ф.Кузнецова.
Помещение в Москве — острейшая проблема. Многие сотрудники двух институтов делали что могли. Не в их силах было решить вопрос. Но люди, пытавшиеся помочь, остаются в благодарной памяти. Как забыть П.В.Палиевского, И.А.Ходош, А.М.Ушакова, А.Саруханян, Н.Надъярных. В общем, было немало тех, кто привлекал прессу, телевидение. Вот только внимание людей, решающих наши судьбы, привлечь трудно.
А для нас единственная отрада была — чувствовать понимание и участие умных людей.
И Институт мировой литературы никогда не сетовал на недостатки обслуживания, понимания, среди всего прочего, и штатную стесненность библиотеки. А ведь запросы на информационнобиблиографическое обслуживание возрастали. И мы стараемся соответствовать им.
Многие сотрудники ИМЛИ (А.Н.Николюкин, И.Вайнберг и др.) помогают библиографам: консультируют, редактируют готовя-
щиеся к печати указатели. Эти работы выходят и отдельными изданиями, и прикнижными к трудам ИМЛИ.
Наше сотрудничество приносит реальные плоды — научновспомогательные литературоведческие материалы.
Даже такая, казалось бы, чисто формальная работа, как алфа-витно -предметный указатель, может оказаться научно -вспомогательным аппаратом для исследователя. И даже если это указатель к художественному произведению, т.е. случай особый.
Это стало понятно в ходе работы над указателем к роману М.Горького «Жизнь Клима Самгина». Конечно, необычен был сам факт указателя к роману. Но в этом произведении Горького на каждой странице реалии персональные, исторические, географические, художественные, литературные, общественные. Выявляя все это и соотнося с фактами, указатель создает базу для работы исследователя-горьковеда. Используя свои библиотечные возможности, мы сотрудничаем с ИМЛИ и по линии международных контактов. Это — наш вклад в библиографию по истории немецкой литературы, которая вышла в Берлине. Это и наши выставки на научных международных конференциях, организованных ИМЛИ. На научных симпозиумах, имеющих международное значение, таких, как 160-летие славянской письменности, где мы показали даже раритеты. Упомяну хотя бы один — «Апостол», 11-е издание (Вильно, в типографии Мамоничей, 1591 г.). Кстати сказать, наш отдел древнерусской литературы богат древностями.
И мы обязаны все это сохранить и за помещение бороться.
Одних только официально зарегистрированных бумаг — более сотни, а промежуточных справок, обращений, разработок намного больше.
Причем в наших обращениях не просто жалобы, а реальные деловые предложения. Ответы же шли по традиционно-бюрократическим правилам: по форме не отказываем, а по сути. Вот предлагается что-то в промышленной зоне за городом (где-то у железнодорожных путей), а то — на водонасосной станции на водоканале. А то — с отселением сотен жильцов и фабрики (и ни в коем случае не за счет города).
Друзья уговаривают бросить: «Что тебе, больше всех надо?» Да. Мне надо. И я продолжаю метаться от одного знакомого подъезда к другому.
На одной из бесед в Моссовете слышу, как «чиновные» дамы возмущаются: «У нас забота как людей накормить, а тут с какой-то библиотекой.» Бедные «кормилицы»!
Другая важная городская «чиновная» особа советует мне ходить по Москве и искать во дворах и переулках бесхозные дома — архитектурные памятники. Этот совет похож на издевательство. Но я делаю вид, будто верю, что нет учета таких домов.
Друзья библиотеки (в порядке личной просьбы) сумели заинтересовать одного архитектора, имеющего отношение к архитектурным памятникам (из Совета министров). И вот мы в его машине уже объезжаем такие дома. Осматриваем, забираемся по щербатым лестницам, примеряемся. Эти поиски можно было бы назвать «Операция — пустые хлопоты».
Правда, один дом в Савеловском переулке мог бы подойти. Руководством ИНИОН — одобрен, составлена даже была смета на его реконструкцию, получено согласие Моссовета и. Опять я — посмешище: «Для кого каштаны из огня таскаешь?» Дом-то отобрали, а как и когда — не сказали.
А потом узнаем, что там будет гостиница. И действительно, гостиница-то выгоднее библиотеки. Впрочем, дело не в том, гостиница или что другое: нам не дали после всех обещаний и решений.
Или — вот еще дом (Спасский тупик, 12). И постановление — есть, и согласование есть. Чего же еще?
А «эта библиотека» и «эти ее начальники» (ИНИОН) не могут дать квартиры для ста человек и помещение для фабрики (не за счет города, конечно). А мы-то кто? Пришельцы заморские? Конечно, мы не так нужны городу, как фабрика по пошиву одежды для лесников. Ну вот, и опять — мимо. А в Отделе нежилых помещений слышу еще один совет: искать строящийся жилой дом и всунуться туда с библиотекой на первые этажи.
Хватаюсь и за эту мысль: иду в ЖСК, где давно уже веду общественную работу. Через некоторое время становлюсь председателем правления ЖСК. Кооператив старый, развелись семьи, и идеей постройки еще одного кооперативного дома заинтересовались.
Добиваюсь соглашения между ЖСК «Работники АН СССР» и ИНИОН о строительстве жилого дома со встроенно-пристроенным зданием библиотеки. Оговорено долевое участие Академии наук в части здания библиотеки.
Не входит в мои должностные обязанности заниматься строительством, а директор вдохновляет: получается, значит, надо продолжать. И вот я как председатель правления ЖСК и как представитель ИНИОН продолжаю прорабатывать уже 18-й вариант спасения библиотеки. Этот вариант был поддержан академиком В.Виноградовым. Президент Академии наук академик Г.И.Марчук одобрил инициативу ЖСК и ИНИОН о строительстве этого дома.
По поручению мэра Москвы Г.Х.Попова городские службы согласовали необходимую документацию и по распоряжению правительства Москвы выделили земельный участок.
Библиотека представила свои расчеты на основе государственных нормативов. В ЖСК мы сумели подключить компетентных профессионалов. И вот созданы технико-экономические обоснования, есть экспертные утверждения. Заседаем на десятках комиссий. Успешно идут к соглашению переговоры — с инвесторами и подрядчиками. И вот последний этап, на встрече с районной властью, где нас с академиком В.А.Виноградовым приняли с многообещающим пониманием. Предлагаемый договор не вызывает возражений. Строительство — не за счет города. Используются новые экономические условия, да и район не в проигрыше. Согласовали выделение части квартир на вступление в кооператив очередников района, претендующих на жилье в кооперативном доме.
В общем, при этой личной беседе с начальством достигли согласия, а дальше. Уже на следующий день начались «чиновничьи игры». Сначала затягивается подписание договора: кто-то болен, кто-то в отпуске, где-то затерялась бумага, и снова кто-то уехал. А в результате — все сорвано. Что и требовалось доказать.
И ничего тут нет необычного, все очевидно — зачем отдавать «золотой» участок какому-то ЖСК и ИНИОН. Найдутся претенденты повыгоднее.
Невольно задумываешься, в чем смысл такого отношения. А мы так верили в эту перестройку и новые экономические пути. Нельзя же забыть длинную историю мытарств и борьбы за спасение национального достояния, истории длиною в полвека. Появляется сомнение, а может быть, прозрение, что прежние посулы-предложения явно неподходящих вариантов или невыполнимых условий — это и есть вечно живущая бюрократическая уловка. Надо так отвязаться от
слишком активных, чтобы и жаловаться не могли. Сами, дескать, виноваты — сами отказались. И жаловаться не на что.
Появился и еще один могучий фактор против этих «слишком активных»: выгодно — не выгодно! Кто больше даст! Вот оно — «реально, грубо, зримо».
И все-таки мы упорно преданы идеям сохранения литературоведческой системы — лаборатории, которую создавали семьдесят лет бескорыстные энтузиасты.
Мы были, мы есть, мы будем.
И я горжусь тем, что мы достигли, превратив библиотеку в сложившуюся систему с миллионным коллекционным фондом. Уникален и картотечный информационно-поисковый аппарат.
А более 40 подготовленных здесь библиографических работ заполняют лакуны отечественной и зарубежной литературоведческой библиографии. К тому же они охватывают большие исторические периоды. Американисты получили указатель материалов за 200 лет. В русской части «Jnternationak Bibliographie zur Geschichte der Deutschen Literatur» включены работы за 200-летний период. Нам не стыдно за качество своих работ.
Академик М.П.Алексеев отмечает, что многотомный библиографический указатель по взаимосвязям литератур мира нужен не только литературоведу, но и историку, философу и любому специалисту в области общественных наук. Он подчеркивает, что эта работа дает возможность представить и оценить масштабы изучения литературных связей в нашей стране. Зарубежная же компаративистика вообще не учитывает работ многонационального отряда литературоведов этой страны.
Нельзя не добавить, что наши работы содержат профессиональные решения, интересные библиографу.
Главной идее международных взаимосвязей мы подчинили и структуру указателя, и формы описания. Мы приняли свое осознанное методическое решение описывать работы национальных авторов на русском языке (с указанием языка издания). Используя русский, как язык межнационального общения, мы даем возможность любому исследователю увидеть и географические грани проблемы в целом. Мы полагали, что это способствует развитию межнациональных научных контактов.
А библиографические указатели по литературе XVII в. (под ред. Ю.Б.Виппера) и литературе XVIII в. (под ред. С.В.Тураевой) отличаются особым подбором материалов. Кроме литературоведческих трудов обследованы были работы по истории, философии, искусству, педагогике (включая комментарии и любой подсобный аппарат).
Короче говоря, наши работы — результат сотрудничества библиографов и литературоведов, они имеют методическое значение и заслуживают отдельного разговора.
Мы понимаем, что эти методы могли бы использоваться не только в нашей библиотеке. Мы своего опыта не прятали. Правильность наших решений подтверждалась практикой и отзывами читателей — пользователей, опираясь именно на опыт нашего коллектива я смогла работать, например, в редколлегии ББИ, что меня также обогатило опытом многих научных библиотек страны.
Но если говорить о передаче опыта и обогащении новым опытом, нельзя не сказать о работе в методическом совете и комиссиях при методисте ИНИОН. Библиотечная сеть ИНИОН объединяет очень разные библиотеки, и здесь передавать свой опыт очень интересно, а получать новые не менее важно и полезно.
Ведь мы здесь обсуждали, спорили, разрабатывали разнообразные методические документы от основополагающих «Положений», «Правил» и до узкопрофессиональных инструкций. Для всех нас, заведующих библиотеками сети, неоценимую роль играл объединяющий нас методист А.Карженевич, а затем ее преемница Л.Юрченкова.
Этот методический пункт ИНИОН объединял нас и чисто по-человечески, создавая теплую дружескую среду общения. Наши взаимные посещения библиотек иногда дарили настоящие откровения. Ну а встречи по случаю торжеств или юбилеев всегда сопровождались юмором, смехом, самодеятельными сюрпризами, «капустниками». Это сближает людей, и они с большим доверием воспринимали методические регламентации и с открытой готовностью шли на поиски своих специфических решений и отступлений от стандартных инструкций. А в конце концов вырабатывалось чувство единого коллектива библиотечной сети и собственно ИНИОН.
И выполняя поручения любой организации (были среди них и общесоюзные, и международные), я всегда считала себя представителем прежде всего ИНИОН.
Именно в таком качестве я выполняла задания «Всесоюзного общества любителей книги», посылавшего меня в Томск, Ангарск, Иркутск, Кишинев, Тирасполь.
Студентам-филологам Иркутского университета я рассказывала об использовании библиографического пособия при изучении литературы. А в руках у меня было такое пособие — наша работа «Американская литература в русской критике». Здесь есть чем заинтересовать и тех, кто изучает русскую литературу. С гордостью рассказываю студентам о фактах, впервые вводимых в научный оборот библиографии нашей библиотеки — одного из подразделений ИНИОН.
В Тирасполе выступаю перед ткачихами с небольшой выставкой «Пушкиниана последних лет», сопровождаю выступление небольшими рассказами о книгах. Вопросы слушателей показывают явный интерес к этой теме.
Дары библиотеки оставляю в музее А.С.Пушкина в Кишиневе. Встречи с библиотекарями во всех городах носили профессиональный характер, и многие говорили о «проблемах» библиотек. В «Международный институт мира» в Вену я была направлена по представлению ИНИОН для оказания методической и практической помощи в организации библиотечного фонда. Мы были там вместе с сотрудницей другого академического института. Там мы составили схемы шифровки, расставили книги, подготовили несколько необходимых инструкций по учету, обработке, комплектованию.
Мы также предложили возможные пути сотрудничества с ИНИОН по книгообмену и централизованной обработке. Одобрено было руководством и наше предложение об организации в составе института информационно-библиографического отдела с включением в него имеющегося книжного фонда, который до тех пор размещался по коридорам.
Знакомясь с очень разными библиотеками, очень многими, и не только в сети ИНИОН, убеждаюсь, убеждаюсь, что слово «библиотека» объединяет под одним названием очень разные библиотечные системы. Конечно, наши читатели — представители общественных наук. Однако подход к книге, печатному тексту, информации у экономиста или этнографа, археолога или философа очень неодинаков, что и объясняет многие вопросы специфики библиотек, обслуживающих ученых отраслевого или комплексно-страноведческого, или социально-экономического институтов. Именно эти различия и под-
черкивают необходимость кооперирования и какой-то координации этих разных звеньев единой библиотечной сети ИНИОН.
Вместе с тем при их, образно говоря, генетическом различии, не может быть стандартного подхода к ним только на основе названия «библиотека». Коллекции, собрания в ряде этих библиотек закономерно выходят за рамки институтской библиотеки в обычном понимании.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что специалисты ИНИОН, готовя унифицирующие методические материалы, всегда привлекали к их обсуждению и библиотеки сети. И, таким образом, всегда находили нужные грани между унификацией и спецификой отдельных звеньев сети.
Может быть, я слишком увлеклась сугубо библиотечными проблемами, но я не пытаюсь создать впечатление, что только библиотека и была главным в жизни людей. Но вспоминаю я именно этот кусок жизни — библиотеки.
Просто библиотечная работа не может быть механической. Она забирает душу, становится частью твоей жизни. А впрочем, это может быть и не для всякого так. Возможно, дело и не в библиотечной профессии, а в характере человека. Видимо, бывает «характер», которому при любой профессии «больше всех надо» (я не имею в виду материальную сторону).
При таком характере равнодушия и покоя — не ждать. Не было покоя и за прошедшие полвека. А горести и многие проблемы вспоминаются не потому, что нравится о них говорить. Нет и нет! Но чем больше трудностей мы преодолеваем, тем больше находим удовлетворения от достигнутых результатов. Вот это остается с нами, и это — наша заслуженная гордость. И это не бахвальство, а правда. Этот самый характер и сидел в моих коллегах-единомышленниках, и это тот характер, «энергия которого не возникает и не исчезает — она просто есть», — говорили мои сотрудники. Конечно же, такие нагрузки, как работа в Ученом совете ФБОН, в Библиотечном совете при Президиуме АН СССР, были связаны с профессией и работой в научной библиотеке. А вот разработки, обсуждения методических проблем во многих комиссиях — это уже и профессия, и характер. И все-таки при этом не забывались проблемы своей библиотеки, и все шло ей на пользу. Все было в одну точку — спасать то, что есть явление национальной культуры. Библиотеку знал библиотечный мир, литературная
среда, здесь рады были видеть представителей этой библиотеки на очень многих встречах, юбилеях, конференциях. Нас приглашали, мы бывали, но это не было для нас главным. Главное всегда было — сама наша библиотека.
Но сейчас, глядя в прошлое, хотелось бы избавиться от прежней категоричности и честно сказать, что сама-то я не всегда была такой уж стойкой, несгибаемой. Однажды, уже в 70-х, соблазнилась на предложение работать в библиотеке ООН. И письменное и устное собеседование в международной комиссии прошла, документы сдала и добро получила, но застопорили врачи. Правда, потом меня во многие поездки по линии научного туризма пускали. Оказывается, можно было мне ездить и в Японию, и в Америку, и в Югославию, и в Германию, а вот работать в ООН — нельзя. Ну что ж! Врачи тоже подходят по-разному. Одно дело — лечить, а другое — отвечать.
Вот и осталась я опять в своей стихии. Бороться, надеяться, работать. Переезды — прошлое. Мечта о переезде — на будущее. Сейчас мы получили это будущее — новый переезд. И все-таки нет пока уверенности, что удастся сохранить полностью созданную систему. То, что выстрадано десятилетиями, нелегким трудом. Любовь к своей профессии, энтузиазм, устремления в будущее (порой идеалистические) двигали нами, а отнюдь не инструкции (и уж, конечно, не зарплата). И мы никогда не замыкались от всего библиотечного мира. Стремясь сделать свою библиотеку совершенной системой, мы всегда знали, что нам надо иметь и электронный каталог, и компьютер с подключением к Интернету. Но знать и иметь возможности — это разные вещи.
А знакомый с историей этой библиотеки не обвинит нас в отсутствии электронных библиотечных систем.
Мы опять живем надеждами сохранить, развивать то, что есть, служить науке. И пришедшие нам на смену добьются большего.
