CC BY
98
63 Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал. С. 114.
64 Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999. С. 108.
65 См., напр.: Графский В.Г. Концепция интегральной (синтезированной) юриспруденции: актуальные направления дальнейшей разработки // Государство и право на рубеже веков (Материалы Всерос. конф). М., 2001. С. 109; Поляков A.B. Естественно-правовая концепция B.C. Соловьева // Известия вузов. Правоведение. 1987. №4. С. 93; Ященко A.C. Философия права Владимира Соловьева. Теория федерализма. Опыт синтетической теории права и государства. СПб., 1999.С. 148.
66 Основная суть этого определения была передана Вл. Соловьевым двумя годами ранее. В статье «Значение государства» он писал о том, что «право по самой идее своей есть равновесие частной свободы и общего блага». См.: Соловьев B.C. Значение государства. С. 556.
67 Соловьев B.C. Право и нравственность. С. 40.
Н.Г. БАРАНЕЦ
Ульяновский государственный университет
В. С. СОЛОВЬЕВ О ЛИЧНОЙ ЭТИКЕ И ЭТИКЕ УНИВЕРСИТЕТСКОГО СООБЩЕСТВА*
К концу XIX века философское сообщество в России инсти-туализировалось - укрепился статус философии как университетской дисциплины, и оформилась профессия преподавателя философии. Именно в это время в философском сообществе обсуждалась проблема нормативно-ценностной системы, которая должна регулировать креативность его членов. В этом контексте определенный интерес представляет позиция B.C. Соловьева по этой проблеме. Хотя, в формальном смысле, он не относился к университетской профессуре, но входил в референтный круг, будучи почетным членом Московского психологического общества и другом таких активных её представителей, как Н.Я. Грот, Л.М. Лопатин, С.Н. Трубецкой.
В «Оправдании добра» B.C. Соловьев, как известно, доказывает идею о дополнительности в нравственной жизни субъективного и объективного начал. Носителем добра может быть только личность, но гарантом нравственного поведения являются социальные
институты, так как нравственность корпоративна, будучи принципом поведения какой-либо общности. Моральное поведение складывается из сознания своего собственного несовершенства и стремления приблизиться к совершенству (моральному абсолюту). Любопытно, что именно в дискуссии по поводу этого трактата оппоненты (B.C. Соловьев и Б. Н. Чичерин) больше чем когда-либо касались вопроса о соотношении личной нравственности философа, как члена научной корпорации, и возможности последней влиять на него через систему идеалов, норм и принципов.
Инициатором дискуссии был Б.Н. Чичерин, высказавший к концепции Соловьева группу претензий. Первую составили концептуальные - связанные с его несогласием, что корень всех нравственных понятий начинается с трех психологических состояний - стыда (относящегося к низшей природе человека), жалости (относящейся к подобным нам существам), благоговения (относящегося к родителям и Божеству). Причем, как отмечают исследователи, Чичерин допустил ряд искажений в представлении идей Соловьева1.
Вторую группу претензий составила критика способов аргументации, использовавшейся Соловьевым при доказательстве своей концепции. Например, Чичерин приводит обширную цитату, суть которой заключается в том, что плотское условие размножения для человека есть зло, так как выражает перевес бессмысленной материальности над духом, и оно противно достоинству человека и есть гибель истинной любви, тем не менее, в нынешнем «поврежденном» состоянии мира оно непреодолимо (а провидение извлекает пользу из этого зла, так как человек со временем благодаря любви совершенствуется). Сам характер аргументации Соловьева вполне традиционен для религиозной философии, но Чичерина он возмущает: «.. .едва веришь своим глазам, читая эти превосходящие всякую меру софизмы. Когда говорят, что Провидение извлекает добро из зла, то имеют в виду такие человеческие поступки, которые не составляют закон природы, а напротив являются уклонением от закона (в то время Соловьев утверждает), закон физического размножения земных существ есть выражение воли Божией. Если это зло, то это зло, установленное самим Богом. Объяснение г. Соловьева нельзя назвать иначе, как кощунством»2. Надо сказать, это претензия выглядит достаточно странно исходя от сци-ентически ориентированного философа. Наконец Б.Н. Чичерин не
удовлетворен дискурсом, стилем изложения Соловьева: « ... смею думать, что такое легкое решение важнейших вопросов, в нескольких строках, может быть уместно в журнальной статье, но для философского исследования мало»3.
Ответ B.C. Соловьева не отличался сдержанностью или стремлением понять позицию оппонента, что видно даже в названии «Мнимая критика (Ответ Б.Н. Чичерину)» (это противоречит им же декларированным принципам нравственного права). Сделав формальное замечание о внутренней удовлетворенности тем, что его работа привлекла внимание столь «заслуженного ученого», Соловьев отмечает изначальную пристрастность оценивающего, непонимание сути излагаемых идей, излишнюю самоуверенность в оценках: «для г. Чичерина нет переливов мышления, нет живого движения идей, мы не найдем у него никаких оттенков суждения, никаких степеней одобрения и порицания; все действительные и возможные мысли и взгляды делятся на два, безусловно-противоположных, и неподвижных разряда: совпадающие с формулами и схемами г. Чичерина и поэтому одобряемые без всякого дальнейшего рассмотрения и не совпадающие и тем самым приготовленные к позорному осуждению»4. Соловьев решительно отвергает все претензии как концептуальные, так и к качеству аргументации, и особенно к стилю. Он возмущен замечанием о «журналь-ности» стиля и ядовито заявляет, что ценит некоторые журнальные статьи значительно больше, чем сухие, схематичные книги.
После этого ответа произошел еще один обмен «ответами», суть которого уже состояла не в обсуждении концептуальных положений, а во взаимных претензиях в неумении вести философский спор и напоминании о необходимости соблюдать нормы дискуссии. Например, Чичерин о Соловьеве: «нравственный проповедник обнаруживает такие странные понятия о нравственности, что из уважения к своему человеческому достоинству приходится избегать всякого литературного с ним соприкосновения»5. Соловьев возражает, что рецензирование и полемика с ним связанная имеет формальные требования, отличающиеся от требований объективного исследования, и что собственно не он начал полемику в таком тоне и перешел на «личные» отношения.
Так дискуссия о нравственности и человеколюбии, о свободе и абсолютном добре перешла в дискуссию о нормах философского
диспута. Суммируя результаты её, можно получить следующую картину требований, регулирующую креативность и коммуникацию философского сообщества. Критик должен быть непредвзят, во всяком случае должен иметь искренний интерес понять сущность позиции рецензируемого, а это проявляется в «аккуратности», правильности цитирования и использовании понятий в том смысле, как употреблял их автор. Во время дискуссии желательно оставаться «научно дистанцированным», так как её конечная цель -это достижение истины, а не «вербовка» сторонников из читателей: «Наука имеет свои требования: самостоятельность начал, независимость от каких бы то ни было мистических представлений, строгость метода, ясность мысли, точность выражений» (по Чичерину), но личные убеждения требуют «необходимой обороны», так как они составляют часть исповедуемых «жизненных истин» (по Соловьеву).
Менее заметной, но не менее интересной была дискуссия между B.C. Соловьевым и Г.Ф. Шершеневичем по поводу того же «Оправдания добра». Соловьев высказывается о том, как с этически-научной точки зрения должен оценивать философскую концепцию рецензент. В частности, нельзя оценивать отдельные доказательства и положения, не учитывая «самой идеи по существу», того, что доказывается всей работой. Такой разбор отдельных идей не только лишен серьёзного значения, но и «рискует прямо впасть в неверность и несообразность»6, так как в диалектическом методе часто используются суждения, которые опровергаются или имеют служебное значение, но рецензентом принимаются как самостоятельные. «Не касаясь психологической убедительности, которой основания слишком сложны и неопределенны, должно признать, что логическая доказательность в области чисто философской приобретается только через нарастающий ряд мыслей в совокупности рассуждений, взаимно дуг друга поддерживающих и оправдывающих. Так как профессор Шершеневич прямо признаёт эту особенность философии, то его решение, не касаясь содержания философского сочинения по существу, разбирать в нем некоторые отдельные «доказательства и приложения», вызывает удивление7. По существу, Соловьев отстаивает такую норму этоса философского сообщества, как непредвзятость, и, если так можно сказать, при-
знание за исследователем права на личное концептуальное «достоинство».
* Грант РГНФ № 03-03-00350.
1 Малая В.Г. Б.Н. Чичерин и B.C. Соловьев: суть философской полемики// Соловьевские исследования. Вып. 5. 2002.
2 Чичерин Б.Н. Оправдание добра...// Филос. науки. 1989.№ 9. С. 80.
3 Там же. С. 82.
4 Соловьев В. С. Мнимая критика.// Филос. науки. 1990. № 12. С. 89.
5 Чичерин Б. Н. Оправдание добра // Филос. науки. 1990. № 4. С. 72.
6 Соловьев B.C. Замечания на статью проф. К.Ф. Шершеневича // Вопр. философии и психологии. 1897. Кн. 38. С. 476.
7 Там же. С. 476.
A.B. БРАГИН
Ивановский государственный энергетический университет
B.C. СОЛОВЬЕВ О ДИАЛЕКТИКЕ ДОБРА И ЗЛА В СВЕТЕ ЭСХАТОЛОГИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
В эпоху затяжного системного цивилизационного кризиса, переживаемого современным человечеством, особую актуальность приобретают мысли, высказанные B.C. Соловьевым в конце XIX века по поводу диалектики Добра и зла в свете эсхатологии. Концентрированное выражение идеи B.C. Соловьева по этому поводу получили в его труде, посвященном памяти Н.М. Лопатина и A.A. Соколова, «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об антихристе и с приложениями», работа над которым началась еще в 1899 г., а первая публикация относится к 1900 г. Указанный труд B.C. Соловьева, написанный под влиянием христианских эсхатологических предчувствий прихода антихриста и Конца Света, как бы посвящен ответу на вопрос: «Есть ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миром, так что для успешной борьбы с нею нужно иметь точ-
