CC BY
57
НАСЛЕДИЕ В.С. СОЛОВЬЕВА
УДК 930.1(47) ББК [ТО+СО3](2)
В.С. СОЛОВЬЁВ И ВОПРОСЫ ТЕОРИИ ИСТОРИИ
А. БУЛЛЕР
Министерство интеграции земли Баден-Вюртемберг Турештрасе, 2, Штутгарт, 70173, Германия E-mail: andreas.buller@gmail.com
Освещается дискуссия, развернувшаяся между философом Вл. Соловьёвым и историком Н.И. Кареевым в 1890-1891 гг., о теоретических проблемах исторической науки. Выявляются особенности этой дискуссии, состоящие в философском и историческом подходах к анализу проблем тогда ещё довольно молодой научной дисциплины - теории истории, а также к проблеме взаимоотношения философского и исторического знания - проблеме, которая продолжает сохранять свою актуальность и для нашего времени. Рассматривается ситуация в российской и европейской исторической науке конца XIX века. В рамках этой ситуации даётся описание существенных черт историко-теоретической концепции Н.И. Кареева, который различает «точные» и «менее точные науки», непосредственно применяя этот разделительный принцип к исторической и философской наукам. Рассматривается статья Вл. Соловьёва «Руководящие принципы "Исторического обозрения"», в которой философ дает основательный анализ вышеназванного принципа «деления наук», а также обращается к анализу понятия «исследовательский объект» Н.И. Кареева, подчёркивая, что любой исследовательский «объект» конституируется, прежде всего, в глазах его «субъекта». Выявляется сходство в позициях обоих мыслителей, которое касается целей исторического исследования - установление «истинно-субъективного»: с точки зрения Вл. Соловьёва, это стремление истории быть «свидетельницей истины»; с точки зрения Н.И. Кареева, - утверждение познавательной цели истории, прежде всего, как достижения истины.
Ключевые слова: теория истории, философия истории, историзм, объект и субъект исторического знания, историческое теоретизирование, понятие «истинно-субъективного» в истории.
VS. SOLOVYOV AND PROBLEMS IN THE THEORY OF HISTORY
A. BULLER Ministry of Integration Baden-Württemberg
2, Thouretstraße, Stuttgart, 70173, Germany E-mail: andreas.buller@gmail.com
This Article describes the discussion about theoretical issues of the historical science which had developed between the philosopher Vl. Solovyov and the historican N.I. Kareev in 1890 and 1891. The special thing about this discussion is that it turned to a young discipline of theory of history and which had analysed their problems from a philosophical and historical point of view. In fact this discussion was about historical cognitive process as well as the problem of the relationship between philosophical and historical knowledge area - a topic which has lost none of its topicality. The author first describes
the situation in the Russian and in the European historical science in the late 19th century. In context of this situation he presents the history theoretical concept of N.I. Kareev, in which there is a fundamental distinction between «precise» and «less precise» sciences. N.I. Kareev utilize his concept of «separation of sciences» immediately in the historical and philosophical science. In his article «The guiding principles, the historical review» Vl. Solov'ev thoroughly analyses the above-named sciences' separation principle of N.I. Kareev. He also addressed Kareev's concept of the research object. In his conceptual analysis, Vl. Solov'ev points out that each research subject is constituted by his recognized «subject». On one point, however, both thinkers are unanimous. This point relates to the question of the purpose of historical research. The historian had to go to the «Truth subjective» in the history of striving, Vl. Solov'ev says. History is the «witness of the truth» says N.I. Kareev. Recognizing the purpose of history is both for Vl. Solov'ev and for N.I. Kareev in recognizing the historical truth.
Key words: theory of history and philosophy of history, object and subject of historical knowledge, historical theorizing, the concept of «Truth subjektive» in history.
Предварительные замечания
Наследие Вл. Соловьёва является необычайно разносторонним. К его работам обращаются не только философы, но и теологи, литераторы и историки. Наша цель, однако, состоит в том, чтобы выяснить отношение Вл. Соловьёва к такой специфической научной дисциплине, как теория истории. На вопрос, занимался ли Вл. Соловьёв историко-теоретической тематикой, интересовала ли она его, мы, без сомнения, можем дать положительный ответ. Вл. Соловьёв обращался к теоретической тематике истории и анализировал её. Достаточно упомянуть его статью «Руководящие мысли "Исторического обозрения"», которая вышла в 1891 г. в журнале «Вопросы философии и психологии»1. Работа эта явилась реакцией Вл. Соловьёва на опубликованные в 1890 г в «Историческом обозрении» статьи известного российского историка Н.И. Кареева. Первая статья Н.И. Кареева имела заголовок «Разработка теоретических вопросов исторической науки»2, а вторая вышла под заглавием «Философия, история и теория прогресса»3.
Но почему философ Вл. Соловьёв заинтересовался статьями историка Н.И. Кареева? Ведь философы, как правило, не так часто интерпретируют работы историков. Интерес Вл. Соловьёва к вышеназванным статьям Н.И. Кареева объяснялся тремя причинами.
Во-первых, вышеназванные статьи Н.И. Кареева не являлись чисто историческими работами. Кареев обращается в них к целому ряду философских
1 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения» // Вопросы философии и психологии. М.: Изд-во Типолитография Высочайше утверждённого т-ва И.Н. Кушне-ров и Ко, 1891. С. 75-86 [1].
2 См.: Кареев Н.И. Разработка теоретических вопросов исторической науки // Историческое обозрение: сб. Исторического Общества при Императорском С.-Петербургском университете за 1890 год. Т. 1. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1890. С. 3-34 [2].
3 См.: Кареев Н.И. Философия, история и теория прогресса // Историческое Обозрение: сб. Исторического Общества при Императорском С.-Петербургском университете за 1890 год. Т.1. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1890. С. 113-164 [3].
тем и проблем. Именно этот факт и вызвал интерес у Вл. Соловьёва. Можно сказать, что в данном случае научные интересы «философа» и «историка» пересеклись в одном и том же «пункте».
Во-вторых, Вл. Соловьёв, как известно, вырос в семье известного российского историка Сергея Михайловича Соловьёва. И это, несомненно, наложило отпечаток на его духовное развитие как личности. Мы можем констатировать тот факт, что у Вл. Соловьёва, безусловно, имелся большой интерес к истори-ко-теоретической тематике.
В-третьих, Вл. Соловьёв был лично знаком с Н.И. Кареевым, которого он уважительно называет в своей статье «почтенным редактором», «основателем и председателем Исторического Общества»4. В детские годы Вл. Соловьёв и Н.И. Кареев посещали одну и ту же гимназию. Позднее философ Вл. Соловьёв и историк Н.И. Кареев возглавляли, соответственно их специализации, философский и исторический отделы самого известного в то время в России энциклопедического словаря Брокгауза-Ефрона5. В личном контакте они оставались до смерти Вл. Соловьёва 1900 г.). Н.И. Кареев прожил значительно дольше (| 1931 г.), но последнее десятилетие его жизни оказалось для него трагическим. Известного российского историка, автора многочисленных монографий, учебников и энциклопедических статей, отстранили в советской России от преподавательской деятельности и перестали практически печатать. В последние годы своей жизни престарелый Н.И. Кареев подвергся жёстким идеологическим нападкам историков-марксистов.
Но вернёмся в исследуемые нами 1890-е гг., когда историческая наука в России развивалась особенно динамично и бурно, когда историки стали открывать для себя новые «пространства» для исторических исследований, применять новые исследовательские методы, интересоваться исследовательскими результатами смежных дисциплин, - одним словом, когда историческая наука стала приобретать «новое лицо». Дискуссия между Вл. Соловьёвым и Н.И. Кареевым развернулась в условиях именно такой, динамично развивающейся и приобретающей новое лицо, исторической науки. И нам стоит бросить хотя бы самый общий взгляд на ситуацию европейской исторической науки в конце XIX столетия, неотъемлемой частью которой являлась российская историческая наука.
Европейская историческая наука конца XIX века
В начале XIX столетия в немецкой исторической науке возникла и стала стремительно развиваться концепция немецкого историзма - особое направление историко-теоретической мысли, которое определяло развитие немецкой исторической науки на протяжении всего XIX столетия и первой поло-
4 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 75.
5 Подробнее об отношениях Вл. Соловьёва и Н.И. Кареева см.: Малинов А.В. В.С. Соловьёв и Н.И. Кареев (к истории взаимоотношений) // Журнал социологии и антропологии. 2003. № 2. С. 55-64 [4].
вины XX столетия. Исследовательские методы историзма обосновали в рамках так называемой «историко-критической школы» немецкие историки Леопольд фон Ранке (Leopold von Ranke) и Бартольд ГЪорг Нибур (Barthold Georg Niebuhr). К основателям историзма относят также Вильгельма фон Гумбольдта (Wilhelm von Humboldt6) и Йоганна Густава Дройзена (J. G. Droysen7), которые, развив концепцию об определяющей и основополагающей роли «идей» в человеческой истории, таким образом заложили теоретический фундамент историзма8.
Существенной чертой историзма являлся тот факт, что принадлежащие этому направлению историки сконцентрировали все свои усилия на исследовании, прежде всего, политической истории, а также истории государства. Российские историки не являлись в этом случае исключением. Как и их европейские коллеги, они также обращались, прежде всего, к политической истории и истории государства. Достаточно упомянуть отца Вл. Соловьёва - Сергея Михайловича Соловьёва, который в своих трудах изобразил развитие российской государственности от «родового строя» к «правовому государству», а позднее и к «европейской цивилизации».
Безусловно, историзм доминировал в развитии европейской исторической науки в течение всего XIX столетия, однако с середины этого столетия в европейской исторической науке стали возникать и укрепляться новые влиятельные течения и направления, такие как, например, марксизм, дарвинизм, позитивизм, которые противопоставили себя историзму, которые заставили историка конца XIX столетия увидеть прошлое с совершенно новой перспективы. Благодаря этим инновационным теориям и направлениям в исторической науке, к концу XIX столетия стал намечаться «поворот» к новым методам исследования прошлого. За этим «поворотом» стояли вполне конкретные имена. В российской исторической науке это были П.Н. Милюков, М.Н. Покровский, П. Струве, М.И. Туган-Барановский и, конечно, Н.И. Кареев. Многие из них находились под влиянием тогда очень популярного в России марксизма. Именно молодые российские историки обратились к исследованию новых исторических тем и проблем - истории хозяйства, истории классов и социальных структур, истории революций. Так, Н.И. Кареев, например, занялся исследованием истории французской революции, но, в отличие от своих коллег, он, однако, заинтересовался также познавательными и теоретическими проблемами исторической науки, которые и заставили его обратиться к чисто философской тематике9.
6 См.: Humboldt W Üher die Aufgabe des Geschichtsschreibers. Schriften zur Anthropologie und Geschichte. Stuttgart, 1960.
7 См.: Droysen J. G. Historik. Hg. v. Ley. Stuttgart, 1977
8 См. об этом: Тоштендаль Р Возвращение историзма? Нео-институционализм и «исторический поворот» в социальных науках // Диалог со временем. 2010. № 30. С. 14-25.
9 Кроме Н.И. Кареева, крупнейшим теоретиком истории в дореволюционной России был А.С. Лаппо-Данилевский (t 1919). Об отношении Вл. Соловьёва к творчеству А.С. Лаппо-Данилевского нам, к сожалению, ничего неизвестно. Но с Н.И. Кареевым Лаппо-Данилевс-кий, конечно же, состоял в контакте и общался.
В своих опубликованных в «Историческом обозрении» 1890 года статьях Н.И. Кареев обращается к проблеме «свободы воли» в истории, а также ставит вопросы о «роли личности» в истории и вопрос о сущности «исторического прогресса». Кроме того, Н.И. Кареев стремится провести чёткую разграничительную линию между философской и исторической науками, пытаясь таким образом точно определить их задачи. Именно эта попытка Н.И. Кареева основательно разобраться с вопросом о компетенциях, задачах и методах исторической и философской наук особенно привлекла внимание Вл. Соловьёва.
Н.И. Кареев, без всякого сомнения, затронул в своих статьях такие вопросы, которые находились в компетенции философской науки. Но обратившийся к философской тематике историк, надо сказать, невольно оказывался на довольно скользкой дорожке, и каждый новый шаг для него был связан теперь с риском потерять равновесие и упасть. За этими не очень уверенными шагами историка на «льду философии» очень внимательно наблюдал со стороны Вл. Соловьёв, который был блестящим «ледовым» виртуозом. Давайте и мы понаблюдаем за «шагами историка на льду».
Н.И. Кареев о понятии «история»
В концентрированном виде взгляды Н.И. Кареева были изложены им в его фундаментальной статье, посвященной понятию «исторiя»10. Эту статью Н.И. Кареев написал для в то время очень популярного энциклопедического словаря Брокгауза-Ефрона. Надо сказать, что эта многостраничная статья носит действительно фундаментальный характер. По своему теоретическому уровню она, на наш взгляд, не только не уступает поздним, изданным в советское время энциклопедическим статьям о понятии «история», но даже значительно превосходит их. Более того, вышеназванная статья Н.И. Кареева нисколько не утратила своей актуальности и своего значения для нашего времени, в чём мы ещё убедимся. Для нас она ценна прежде всего тем, что отражает в сжатом виде историко-теоретические взгляды Н.И. Кареева.
В этой статье Н.И. Кареев, в частности, указывает на тот момент, что к научной истории возможно не только историческое, но и теоретическое отношение. Последнее носит, по мнению Н.И. Кареева, двойственный характер. С одной стороны, «исторiя можетъ быть предметомъ особой теоретической дисциплины, которая изсл(-дуетъ вопросы о задачахъ и методахъ исторической науки и носитъ въ шмецкой литература назваше историки (die Historik): историка есть ничто иное, какъ теорiя историческаго знашя...» [5, с. 501]. С другой стороны, история может быть «и предметомъ такого теоретическаго изсл кдовашя, которое ставитъ своей ц!лыо понять самую сущность (quid proprium) процесса, совершающагося въ жизни отдГльныхъ народовъ или всего человечества» [5, с. 501].
10 См.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. В 86 т. Т. XIIIA. СПб.: Семеновская Типолитограф1я (И.А. Ефрона), 1894. 492 с. [5].
Несколько упрощая сказанное Н.И. Кареевым, можно резюмировать: теоретизирование об истории возможно на двух различных уровнях: на уровне рефлексии о методах исторической науки, т.е. на методологическом уровне, и на уровне рефлексии о смысле и сущности самого исторического процесса, т. е. на историософском уровне. Если «первый уровень» позволяет нам понять суть исторического познавательного процесса, то «второй уровень» позволяет нам открыть в череде исторических фактов и событий определённый смысл. Заметим сразу, что эти два уровня рефлексии тесно связаны и постоянно «пересекаются» друг с другом. Ведь, ставя перед собой вопрос о том, «что» необходимо познать в прошлом, историк никак не может обойти вопроса и о том, «как» или «каким образом» он может познать прошлое. Н.И. Кареева более всего, однако, интересует именно «второй уровень» теоретизирования об истории. «И вотъ въ этомъ-то смысл i-, я буду говорить въ настоящемъ своем реферата о теорш исторш, о теорш историческаго процесса», - предупреждает он нас [2, с. 5].
Н.И. Кареев прекрасно осознаёт тот факт, что о сущности исторического процесса начали рефлексировать не историки, а философы. Он сам указывает на существующую с XVIII века традицию «философии истории», к которой принадлежат такие выдающиеся мыслители, как Вико, Вольтер, Крдер, Кант, Кгель (H.G. Vico, F.M.F Voltaire, J.G. Herder, I. Kant, G.W.F. Hegel)11. Однако традиция философской рефлексии об истории Н.И. Кареева не удовлетворяет. Более того, он не считает её в строгом смысле слова научной традицией, потому что «философия истории» не в состоянии, как он считает, мыслить в точных научных категориях и эмпирически обосновывать результаты своих исследований. По этой причине Н.И. Кареев приходит к выводу, что «филосо-ф1я исторш ... не можетъ зам i,нить того, что мы называемъ Teopieñ историческаго процесса»12. Н.И. Кареев уверен в том, что философия часто «сходит» с почвы строго объективной науки, потому что она «немыслима безъ внесешя н ¡-которых субъективныхъ (выделено мной. - А.Б.) элементовъ». А вот применяющая метод строгого анализа история, «какъ и всякая вообще теорiя, стремящаяся понять, какъ происходятъ tí-, или друг i я явлешя, не должна сходить съ почвы строго-научного объективизма (выделено мной. - А.Б.)13.
Историк Н.И. Кареев, таким образом, делает различие между «субъективным» и «объективным», или же «философским» и «нефилософским», подходом к истории. Только последний является для него «объективным» и «строго-научным» подходом. Но на чём основывается такое мнение Н.И. Кареева? Его мнение базируется на представлении о том, что существует принципиальное различие, как он говорит, между «точными» и «менее точными» науками. При этом «высшш идеалъ науки - точность знашя, т. е. полное соотв i-TCTBie ея истинъ съ действительностью, котораго не можетъ быть безъ прим ¡летя къ изученш критическихъ прiемовъ мысли»14. Поэтому мы ставим «точные на-
11 См.: Кареев Н.И. Разработка теоретических вопросов исторической науки. С. 5-7
12 Там же. С. 7.
13 Там же.
14 См.: Кареев Н.И. Философия, история и теория прогресса. С. 119.
уки» в образец «менее точным» наукам и доверяем первым больше, чем философии15. Ведь философия, как правило, полагается «на одно умозр(-ше, на одну связь идей»16. Она «хлопочетъ о полноте, стройности и црлостности знашя, которыхъ можно достигнуть только путемъ творчества»17, но при этом она часто «покидает Mip i, явленш, съ коимъ пмеетъ д ело наука»18. Таков ход мысли Н.И. Кареева.
Созданная философией «теория истории» лишена, по мнению Н.И. Кареева, эмпирической базы. Философская «теория истории» является, скорее, абстрактной теорией, а не «строгой наукой», потому что она не в состоянии добыть «точные» знания. Последние даются нам только «точными» науками. Итак, главная претензия Н.И. Кареева по отношению к философии заключается в том, что философия, покинув <^ръ явленш», занимается лишь «абстрактным творчеством». Исходя из этого мнения, Н.И. Кареев указывает на главный момент, отличающий историю от философии: «Такимъ образомъ, если высшая задача исторической науки состоитъ въ томъ, чтобы представить объективно эволющю всехъ человеческпхъ обществъ, то фплософ1а исторш есть не что иное, какъ субъекивное отношеше къ этой эволюцш, разсмотр ifiin ея съ точки зрешя прогресса въ жизни единаго по своей природе человечества» [3, с. 135].
Подобная характеристика философии как чисто «субъективной», покинувшей мир «реальных явлений», занимающейся «абстрактным творчеством» науки никак не могла обойти внимания Вл. Соловьёва, который после прочтения статей Н.И. Кареева тут же взялся за перо, включившись в начатую им дискуссию о теории истории.
Критический анализ Вл. Соловьёва историко-теоретической концепции Н.И. Кареева
В самом начале своей критической статьи «Руководящие мысли "Исторического обозрения"» Вл. Соловьёв обращает внимание на высказывание Н.И. Кареева о том, что в современной исторической науке речь идёт уже не о том, как следует писать или изучать историю, а о том, как следует её понимать19. Современная историческая наука, говорит Н.И. Кареев, занялась поисками ответа на такие вопросы, которые прежде ставил перед собой только философ. И в этом он абсолютно прав.
Действительно, именно историческая наука XIX столетия обратилась к проблеме «понимания» прошлого, которую основательно исследовали такие выдающиеся мыслители XIX столетия, как В. фон Гумбольдт (W v. Humboldt), Й.Г Дройзен (J.G. Droysen) и В. Дильтей (W Dilthey).
15 См.: Кареев Н.И. Философия, история и теория прогресса. С. 119.
16 Там же. С. 121.
17 Там же. С. 120.
18 Там же. С. 121.
19 См.: Кареев Н.И. Разработка теоретических вопросов исторической науки. С. 13.
Именно историческая наука осознала необходимость сотрудничества истории с другими дисциплинами, такими как география, экономика, социология или психология. Вл. Соловьёв полностью соглашается с мнением Кареева о том, что между научными дисциплинами существует не только тесная взаимосвязь, но и взаимозависимость, и тоже приходит к выводу, что «теория истори-ческаго процесса не можетъ бытъ удовлетворительно построена безъ р1-ше-шя нъкоторыхъ вопросовъ, входящихъ бол 1,е или мен 1,е въ область другихъ наукъ, какъ естественныхъ, так и гуманитарныхъ»20.
Н.И. Кареев, однако, твёрдо убеждён в том, что у историка сохранилась своя собственная область вопросов. К этой области, по мнению Н.И. Кареева, относится вопрос об исторической причинности, которую он интерпретирует «какъ взапмод(лств1,е двухъ процессовъ: процесса д1-ятельности людей, подчи-неннаго причинности, и процесса изм1шешя культуры, совершающагося постепенно»21. Особенность же истории, считает Н.И. Кареев, заключается в том, что она никогда не берёт человека «особняком», а рассматривает его в совокупности: «Въ исторш, дал ¡,е, мы имеемъ д 1 ло съ совокупнымъ д [.йстрлемъ людей, и съ теоретической точки зёрнпя интересно было бы опр [-делить и д [.йстрле кажда-го челов¡.ка въ отд1льностп, и способъ соедпнешя д¡.йстрля многих людей...» [2, с. 25], утверждает Н.И. Кареев. Только такой - комбинированный - подход к анализу исторических событий позволит нам выяснить их настоящие причины.
«Всё это совершенно в 1,рно», отвечает Вл. Соловьёв, но «именно отноше-ше между "особняком 1-," и совокупностью, между индивидуальным 1-, и общими, между частными элементами и ц ¡лым, или, говоря конкретно, между отд 1 льны-ми людьми и всш народомъ или вс1,мъ человечествомъ, - это отношеше, отъ котораго зависитъ специфическш характер причинности исторической въ от-личiе ближайшимъ образомъ отъ простой психологической, - оно-то и состав-ляетъ умозрительный вопросъ, совершенно неразр ¡.ппшый для историка, как такового» [1, с. 77].
Историку, считает Вл. Соловьёв, принципиально не дано добраться до глубинных причин таких исторических процессов, в которых на передний план выходят не «частные», а «общие» вопросы, такие как, например, проблема взаимоотношения личности и общества, которая в своих различных вариациях существовала на всех ступенях человеческой истории, которая является проблемой общего характера, позволяет себя анализировать с точки зрения и психологических процессов, и социологических структур, и этических норм. В рамках одного только исторического метода, считает Вл. Соловьёв, невозможно всеобъемлюще описать отношение личности «къ толпъ»22. Но историк XIX столетия, надо сказать, это хорошо осознаёт и на практике обращается к исследовательским методам и результатам других наук. Ведь «для понимашя процесса весьма сложнаго и однако же единаго, какова пстор1я человечества.
20 См.
21 См.
22 См.
Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 76. Кареев Н.И. Разработка теоретических вопросов исторической науки. С. 130. Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 77.
необходимо объяснить не только частныя явлешя, его составляющiя, но и единство, его образующее»23. А в своей повседневной работе историк действительно обращается именно к «частным явлениям» - он изучает или развитие европейского ремесла в XIV столетии, или Гражданскую войну в США, или распространение христианства у древних славян, т. е. его занимают частные проблемы, а не вся история. Последние, однако, принадлежат единому историческому процессу, являются его элементами. Но глубинные причины исторических «явлений» лежат не в них самих, а за их пределами, потому что причины эти были порождены «единым историческим процессом». Историческая наука, однако, не в состоянии их охватить, описать и объяснить, потому что она не обладает универсальными методами познания действительности, ей не хватает универсального взгляда на прошлое.
Но справедливости ради надо сказать, что никакая другая научная дисциплина не обладает универсальными методами познания действительности, любая научная дисциплина неизбежно наталкивается на границы своих познавательных возможностей и своего метода. В этом смысле «проблемы истории» являются также проблемами других научных дисциплин, которые вынуждены взаимодействовать друг с другом, которые в большей или меньшей степени зависят друг от друга.
Н.И. Кареев демонстрирует нам зависимость исторической науки от других дисциплин на одном показательном примере - примере историка, который исследует проблему «роли личности в истории». Такой историк, считает Н.И. Кареев, часто впадает в две крайности или же совершает две «типичные ошибки»: в первом случае он видит в личности лишь «собирательное обозна-чеше мелкихъ психологических процессовъ», а во втором случае он определяет личность как «простое создаше окружающаго общества» или же как «одно изъ отраженш духа времени или народа»24. Вл. Соловьёв ухватывается за этот пример Н.И. Кареева, несколько расширяя его интерпретацию. Он, во-первых, прибегает к собственным обозначениям двух вышеназванных точек зрения: первую точку зрения он называет «англшской психолопей», а вторую -«пантеистической идеей безличнаго мiрового духа». Во-вторых, Вл. Соловьёв добавляет к этим двум ещё и третью точку зрения - «материалистическую», которая, как он считает, исходит из того, что «человеческое я есть лишь физ-юлогическая функщя т(лесного организма, безусловно опред(ляемая вш-шни-ми механическими причинами»25.
Под последней Вл. Соловьёв, однако, понимает, скорее, «вульгарный материализм», упрощающий теорию К. Маркса до невероятности. Но К. Маркс внёс, без всякого сомнения, и свой большой вклад в развитие исторической науки. Самым главным достижением марксовой (именно марксовой, а не марксистской) теории является открытие им в человеке существа коллективного. Эту идею К. Маркс формулирует уже в своих ранних работах. Например, в
23 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 77
24 Там же.
25 Там же.
«Тезисах о Фейербахе» он пишет: «...сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» [6, с. 6]. Замечу, что в оригинале К. Маркс применяет фразу «das ensemble der gesellschaftlichen Verhältnisse», т. е. «ансамбль общественных отношений», а не «совокупность общественных отношений». На русский язык, однако, эта фраза была переведена именно как «совокупность общественных отношений». Но если мы попытаемся увидеть в человеческом обществе не просто «совокупность» людей, а именно «ансамбль человеческих отношений», то тогда оно явится нам в совершенно другом свете. Потому что, видя в обществе «ансамбль», мы откроем в нём и его «главного дирижёра», и его «первые скрипки», и его «ведущие голоса». Кроме того, мы увидим, что этому обществу принадлежат такие инструменты и голоса, которые вовсе не доминируют в нём, а остаются, скорее, в тени и тем не менее принадлежат «ансамблю». Видя в человеческом обществе «ансамбль», мы начнём воспринимать его как «совокупность отдельных инструментов». Т. е. мы перестанем воспринимать отдельные инструменты и голоса ансамбля как существующие вне его и, по аналогии с «ансамблем», мы перестанем воспринимать также отдельного человека в истории вне общества. Именно этого и удалось достигнуть К. Марксу. В марксовской концепции человек, даже если его действия в глаза нам никак не бросаются, даже если он ничем не выделяется, является частью функционирующего целого, элементом коллективной «игры», которая строится на определённых правилах, но и таит в себе неожиданности.
Нам могут возразить, что в случае с ансамблем речь идёт лишь о метафоре. Но ведь и идея «безличнаго мiрового духа» является глубоко метафоричной. Историк пользуется метафорами как «познавательными инструментами», которые позволяет ему систематизировать исторические явления. Историк, даже если он убеждён в том, что он находится в «мире реальных явлений», в мире «точных наук», вынужден прибегать к метафорам, т. е. вынужден, точно также как и философ, заниматься «творчеством». Но, используя метафоры, историк никак не обосновывает их. Он сам подчиняется определённым правилам (познавательной) «игры». Поэтому Вл. Соловьёв и говорит, что «я pforni-тельно отказываюсь представить се01,. какимъ образом ученый историкъ на почве своей науки и ея средствами можетъ опровергнуть иллюзюнизмъ англ-шской психологш, или пантеистическую идею безличнаго мирового духа, или исключительно механическое м1ровоззр(лие материалистовъ?»26.
Мы вынуждены в этом случае с Вл. Соловьёвым согласиться. Историческая наука, хотя она и считает, что она действует в мире «точных» наук, работает с «реальными явлениями» и поставляет нам только «факты», использует в качестве своих познавательных инструментов философские идеи (метафоры, теории, конструкции), т.е. прибегает к помощи «неточных» наук, использует знания, которые являются продуктом чисто «философского творчества».
Но Вл. Соловьёв критикует Н.И. Кареева не только за его теорию деления наук на «точные» и «менее точные», но и за его концепцию «объекта» истори-
26 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 77.
ческого познания. Проблема истории, замечает Вл. Соловьёв, заключается в её «крайней спещализацш и измельчан1я историческихъ работъ, отнимающихъ у науки общш интерес и превращающихъ её въ какой-то особенный sport для одних знатоковъ и любителей» [1, с. 79]. Эта проблема, надо сказать, остаётся проблемой и современной исторической науки, которая в выборе исследовательских тем практически не знает никаких границ. Современная наука обращается к истории безумства, сексуальной тематике, истории запахов или же к истории границ - границ ментальных, этических или территориальных. При этом она сохраняет свой интерес и к чисто классическим, традиционным темам, касающийся социальной, экономической или политической истории. Несмотря на разнообразие исторических тем и проблем, которые занимают современную историю, все они имеют нечто общее между собой - все вышеназванные темы и проблемы исследуются историческими методами и являются полноправными «объектами» исторической науки. При этом, заметим, любая из вышеназванных исторических тем или проблем вполне может стать исследовательским «объектом» любой другой научной дисциплины. Так, например, история сексуальности позволяет исследовать себя не только с исторической, но и с психологической, социальной и даже экономической точки зрения. Какой вывод следует из наших рассуждений? Научные дисциплины различаются друг от друга вовсе не отношением к «объекту» их исследования, а отношением к тем методам и целям, которые они применяют к своему «объекту».
Н.И. Карееву, кстати, удаётся блестяще продемонстрировать это на примере тех дифференций, которые существуют между исторической и философской науками. Как история, так и философия занимаются исследованием человека и человеческого общества, т. е. имеют дело с одним и тем же «объектом» исследования. Но если философ может вполне себе позволить исследовать не только прошлое, но и будущее человеческого общества, то историк этого себе позволить никак не может. От историка мы ожидаем фундаментального и объективного анализа именно человеческого прошлого, а не прогнозирования будущего. Но почему Н.И. Кареев, приведя такой удачный пример, приходит к выводу, что «главное въ науке - подчинеше объекту, въ пред(лах кото-раго долженъ оставаться и творческш ироцессъ мысли... въ науке творчество связано объектомъ изучешя, т. е. не имеет права ничего создавать, что въ то же время не давалось бы действительностью...» [1, с. 80], остаётся для нас загадкой. Ведь проблема заключается как раз-таки в том, что научный «объект» вовсе не даётся учёному, а он, скорее, создаётся им. По этой причине учёный никак не может подчиняться своему объекту, справедливо утверждает Вл. Соловьёв, и тут же задаёт Н.И. Карееву вопрос: «Какимъ же образомъ можно подчиняться тому, что не дано, неизвестной величине, какому-то искомому х или у?». Вл. Соловьёв заключает: «Невнимаше къ этой простой истине и фантастическое представление о какихъ-то двух отдГльных Mipax объекта и субъекта привели нашего автора къ дальнейшим ошибочнымъ взглядамъ и заключешям въ области философиш исторш» [1, с. 81].
Идентичность «объекта» исследования, таким образом, вовсе не предполагает автоматически единство методологических подходов к нему. Вл. Соло-
вьёв демонстрирует это на конкретном примере химика и гидрографа, которые занимаются одним и тем же «объектом» - исследуют воду, но исследуют они «один и тот же объект» в различных целях и разными методами27. Гидрограф изучает водные массы совершенно другими методами, чем химик. Что касается процесса исторического познания, то специфика этого процесса заключается в том, что в нём «объект» и «субъект» могут довольно быстро поменяться местами, потому что в истории «объект» и «субъект» являются динамичными категориями. И причина этой динамики лежит в том, что историки не просто «описывают» действительность, а они ещё и «формируют» её: «че-лов ¡-.ку свойственно не только выражать субъективный требовашя, но и осуществлять ихъ, т. е. превращать идеи въ вещи»28.
Об этом же, кстати, писал и Ф. Ницше (Е Nietzsche), который в своих знаменитых «Несвоевременных наблюдениях» убедительно описал такие «познавательные» ситуации, в которых человек становится зависимым от своего «объекта». Ф. Ницше указывает на тот факт, что преклоняющийся пред монументальным и великим прошлым человек стремится и в своём настоящем к великому и монументальному. А обладающий «антикварной» душой человек пытается сохранить в своём настоящем любой «остаток», «обрывок» или же «прогнивший кусочек» прошлого, обожествляя его и преклоняясь перед ним. Во всех этих случаях, однако, не «объект» прошлого, а сам человек определяет своё отношение к прошлому, т. е. человек сам делает себя «объектом» того, «субъектом» чего он в действительности является. Но человек должен пользоваться историей для целей жизни, восклицает Ницше. И это ключевая идея всей его работы, которая красной нитью проходит через весь его текст29. Но также и Вл. Соловьёв требует от исследователя отойти от упрощённого понимания роли «субъекта» и «объекта» в процессе познания прошлого. Вл. Соловьёв указывает на то, что «нужно разд(лять не между субъективнымъ и объективным'!,, а между истиннымъ и ложнымъ, разумнымъ и безсмысленнымъ; ибо все истинно-субъективное им ivc r i. т ¡.m i. са-мымъ и силу объективности» (выделено мной. - А.Б.) [1, с. 83].
И действительно, «объективное» может проявлять себя только в «субъективной» форме - других форм для проявления объективного просто-напросто не существует. Это вовсе не означает, что субъективное никогда и ни при каких условиях не сможет принять объективную форму, не может стать истиной. Нет. Субъективное не только может, но даже должно стать истиной, т. е. стать «истинно-субъективным».
Об «истинно-субъективном» в истории
Как и любой другой теоретик истории, Вл. Соловьёв исходит из того, что «история» является и действием, и рассказом. Вл. Соловьёв указывает на тот
27 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 79.
28 Там же. С. 82.
29 См.: Nietzsche F Unzeitgemässe Betrachtungen // Nietzsche Ii Werke in zwei Bänden. Neu bearbeitet von W Deninger. Essen, 1997. Bd. 1. 129-162.
факт, что человек не только «делает» историю, но он ещё и «оценивает» её или же «судит» о ней, причём судит, исходя из объективных критериев: «Исто-р1я совершается не помимо человека, а опред1ляется въ значительной степени его духовнымъ существомъ, его идеальными мотивами», а это означает, что «норма для суда надъ историческими явлешями можетъ и должна им ёть объективный характеръ»30.
Разумеется, «событие» и «рассказ» - это такие категории, которые, по аналогии с кантовскими категориями «вещей самих по себе» и «вещей для нас», существуют в совершенно различных плоскостях действительности, но это также и такие категории, которые имеют под собой одну и ту же основу - как человеческие «события», так и человеческие «рассказы» являются нравственными феноменами. Исторические действия и исторические (ре)конструкции существуют в пространстве нравственного и вне его просто немыслимы. Это только естественные науки могут позволить себе нейтрально описывать изучаемые ими процессы и явления, не прибегая при этом к их нравственной оценке, а история такого себе позволить никак не может, потому что историк не только описывает, а он ещё и оценивает своё прошлое.
Никакой историк не будет нейтрально рассуждать о преступлениях нацизма, описывая их так, как химик описывает химическую реакцию, демонстрируя нам своё полное равнодушие и безучастность к реконструируемым им событиям, не давая им никакой моральной оценки. Такое описание прошлого вызвало бы у нас, и по праву, полное непонимание и возмущение. Почему? Потому что задача историка состоит не только в том, чтобы описывать, но ещё и в том, чтобы оценивать прошлое - причём оценивать его не в соответствии с «исторической», т. е. временной шкалой человеческих ценностей, а в соответствии с универсальными этическими нормами, которые исследуются и обосновываются философской наукой. В оценке событий прошлого историк вынужден опираться на абсолютные принципы моральной философии. Абсолютные принципы носят абсолютный характер, они не допускают дифференций и расхождений. На практике это означает, что историки вполне могут расходиться, например, во мнениях о причинах возникновения немецкого фашизма, но в вопросе нравственной оценки его преступлений они расходиться никак не должны. В данном случае «многовариантность» суждений принципиально не допускается. Историку позволено иметь своё мнение о прошлом, но ему не позволено выражать в своём мнении человеконенавистнические, нацистские или расистские взгляды, потому что, и мы вторично процитируем здесь Вл. Соловьёва, «исторiя совершается не помимо чслов ¡.ка. а опред(ляется въ значительной степени его духовнымъ су-ществомъ, его идеальными мотивами...»31.
Нравственная позиция историка является неотъемлемой частью его профессиональной квалификации. Историк несёт полную ответственность за свои «деяния», а его непосредственным «деянием» является «описание прошлого», о
30 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 82.
31 Там же.
котором историк обязан судить в соответствии с универсальными этическими нормами, потому что «норма для суда надъ историческими явлешями можетъ и должна им ¡ л ь объективный характеръ»32. Если историк будет следовать объективным нормам, то его субъективная позиция примет характер истинно-субъективной. Именно к такой «исследовательской позиции» призывал историков Л. ф. Ранке (L. v. Ranke), который поставил перед своими коллегами задачу -описывать прошлое так, «как это действительно было»33. Разумеется, историк может описывать прошлое только со своей субъективной точки зрения. Разумеется, в его работах «говорит» не само прошлое, а говорит историк, который повествует нам о прошлом. Но если историк займёт истинно-субъективную позицию по отношению к своему прошлому, то тогда он будет говорить «устами прошлого». К этой позиции историка призывает не только Л. ф. Ранке, но и Н.И. Кареев. В 1894 году Н.И. Кареев произносит пророческие, нацеленные в неизвестное и тревожное будущее слова - слова, которые приподымают его сегодня над цехом всех историков - как историков прошлого, так и будущего - и ставят его в один ряд с величайшими мыслителями его времени.
«Достоинство истории, какъ "свидетельницы истины',' - говорит Н.И. Кареев, - требуетъ полной свободы; но бывали ц iлые перюды, когда правительства не позволяли касаться наибол i £, важных историческихъ вопросовъ, по темь или дру-гимъ политическимъ соображешямъ, и общество, находившееся въ другихъ на высокомъ культурномъ уровне, или coBCi-м не знало своего прошлаго, или представляло его себе въ томъ виде, въ каком это было желательно офищальной исторюграфии. Одна изъ важн ейшихъ культурныхъ и сощальныхъ задачъ истории, как науки, состоитъ именно въ томъ, чтобы давать обществу настоящее зна-ше его собственнаго и чужого прошлаго, безъ котораго немыслимо и надлежащее понимаше современности. Историческому образованш принадлежитъ, поэтому, особенно важное значеше; но для того, чтобы оно могло выполнить свою задачу, необходимо положить въ его основу вполне научную историю, отр(шившуюся отъ всякихъ такъ называемыхъ "патрютическихъ" легендъ, какую бы окраску (либеральную или консервативную, напр.) ни им ¡ли эти легенды и каие бы мотивы ни руководили виновниками этихъ искаженш» [5, с. 505].
Достоинство истории, убеждён Н.И. Кареев, лежит в том, что она является «свидетельницей истины». И в этом пункте, мы уверены, Вл. Соловьёв полностью согласился бы с Н.И. Кареевым. Именно в этом существенном пункте -касающемся проблемы научной истины - историк и философ всё-таки сошлись во мнениях.
Список литературы
1. Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения» // Соловьёв В.С. Вопросы философии и психологии. М.: Изд-во Типолитография Высочайше утверждённого т-ва И.Н. Кушнеров и Ко, 1891. C. 75-86.
32 См.: Соловьев В.С. Руководящие мысли «Исторического обозрения». С. 82.
33 В оригинале «bloä zeigen wie es eigentlich gewesen». Ranke, L.v. Sämtliche Werke, Bd. 33/34. Leipzig 1885. S. VII [5].
2. Кареев Н.И. Разработка теоретических вопросов исторической науки // Историческое обозрение: сб. Исторического Общества при Императорском С.-Петербургском университете за 1890 год. Т. 1. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1890. С. 3-34.
3. Кареев Н.И. Философия, история и теория прогресса // Историческое обозрение: сб. Исторического Общества при Императорском С.-Петербургском университете за 1890 год. Т. 1. СПб.: Типография М.М. Стасюлевича, 1890. С. 113-164.
4. Малинов А.В. В.С. Соловьёв и Н.И. Кареев (к истории взаимоотношений) // Журнал социологии и антропологии. 2003. № 2. С. 55-64.
5. Энциклопедическш словарь Брокгауза и Ефрона. В 86 т. Т. XIIIA. СПб.: Семеновская Типолитографш (И.А. Ефрона), 1894. 492 с.
6. Маркс К. Тезисы о Фейербахе // К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения в 50 т. Т. 3. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. 629 с.
7. Ranke L.v. Sämtliche Werke, 54 Bde. (1867-1890). Bd. 33/34. Leipzig, 1885.
References
1. Solov'ev, VS. Rukovodyashchie mysli «Istoricheskogo obozreniya» [The Thinking behind Historical Review], in Solov'ev, VS. Voprosy filosofii i psikhologii [Problems of Philosophy and Psychology], Moscow: Izdatel'stvo Tipolitografiya Vysochayshe utverzhdennogo tovarishchestva I.N. Kushnerov i Ko, 1891, pp. 75-86.
2. Kareev, N.I. Razrabotka teoreticheskikh voprosov istoricheskoy nauki [Development of theoretical questions of historical science], in SbornikIstoricheskogo ObshchestvapriImperatorskom Sankt-Peterburgskom universitete za 1890 god «Istoricheskoe obozrenie» [А collection of historical society in the Imperial University of St. Petersburg «Historical review»], Saint-Petersburg: Tipografiya M.M. Stasyulevicha, 1890, vol. 1, pp. 3-34.
3. Kareev, N.I. Filosofiya, istoriya i teoriya progressa [перевод Philosophy, history and theory of progress], in Sbornik Istoricheskogo Obshchestva pri Imperatorskom Sankt-Peterburgskom universitete za 1890 god «Istoricheskoe obozrenie» [А collection of historical society in the Imperial University of St. Petersburg «Historical review»], Saint-Petersburg: Tipografiya M.M. Stasyulevicha, 1890, vol. 1, рр. 113-164.
4. Malinov, A.V. V.S. Solov'ev i N.I. Kareev (k istorii vzaimootnosheniy) [Solovyov and Kareev (on the history of the relationship)], in Zhurnal sotsiologii i antropologii, 2003, no. 2, pp. 55-64.
5. Entsiklopedicheskiy slovar' Brokgauza i Efrona: v 86 t., t. XIIIA [Brockhaus and Efron Encyclopedic Dictionary in 86 vol., vol. XIIIA], Saint-Petersburg: Semenovskaya Tipolitografiya (I.A. Efrona), 1894. 492 p.
6. Marks, K. Tezisy o Feyerbakhe [Theses on Feuerbach], in Marks, K., Engel's, Ii Sochineniya v501., t. 3 [The Collected Works in 50 vol., vol. 3], Moscow: Gosudarstvennoe izdatel'stvo politicheskoy literatury, 1955. 629 p.
7. Ranke, L.v. Sämtliche Werke, 54 Bde. (1867-1890). Bd. 33/34. Leipzig, 1885.
