CC BY
14
Ю.Д.КУЗИН
Ивановский государственный энергетический университет
В.С.СОЛОВЬЕВ И А.И.СУМБАТОВ-ЮЖИН: ГРАНИ ДУХОВНО-ТВОРЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой.
A.C. Пушкин. Евгений Онегин
Чтобы понять и должным образом оценить природу таланта, нужно, по всей видимости, как можно полнее определить тот круг общения, в котором означенный талант находит наиболее удобные точки приложения своих интеллектуально-творческих возможностей. Круг духовного общения B.C. Соловьева исследователями установлен весьма тщательно; похоже, в этом аспекте сегодня сказать почти нечего. Тем не менее, попытаемся в рамках настоящей статьи рассмотреть тему духовно-творческого взаимоотношения Вл. Соловьева и А.И. Сумбатова-Южина, тему, лишь эскизно намеченную в специальной литературе.
В первую очередь возникает вопрос о правомерности сопоставления таких фигур, как Вл. Соловьев и Сумбатов-Южин. B.C. Соловьев - мыслитель, философ, богослов, публицист, поэт, общественный деятель, предтеча русского символизма, одна из вершин русской национальной культуры, создатель оригинальной философской системы. Что же на этом фоне можно ска -зать об Александре Ивановиче Сумбатове-Южине?
А.И. Сумбатов-Южин (Сумбаташвили) - актер (с 1882 г.), режиссер и директор ( с 1909 г.) Московского Малого театра (
как деятель сцены выступал под псевдонимом Южин), драматург, теоретик и историк театра, педагог, общественный деятель, почетный член Российской Академии наук. Он общался с А.Н.Островским, Л.Н.Толстым, А.П.Чеховым, A.M. Горьким, И.А.Буниным, В.Я. Брюсовым, К. Д. Бальмонтом, A.B. Луначарским, был знаком с А. Ф. Кони, с профессорами В. О. Ключевским, А. Д. Градовским, H.H. Баженовым, П.Н. Сакулиным, был в родственных связях с В. И. Немировичем-Данченко и А. П. Ленским. Вместе с А.П. Ленским и М.Н. Ермоловой Александр Иванович Сумбатов-Южин составлял тот триумвират, который определял своим нравственным и творческим авторитетом репертуарную политику и идейно-эстетические искания Малого театра. Сумбатов-Южин был одним из кумиров студенческой молодежи, бессменным руководителем общества « Искусство и литература » при Московском университете, инициатором многих прогрессивных общественных начинаний.
А. И. Сумбатов-Южин много сил и энергии отдал благородному делу интернационализации культур. В его личности, в его творческой биографии сходились могучие токи русского и грузинского театра, поэзии, драматургии, публицистики. С ним интенсивно сотрудничали А. Церетели, Н. Бараташвили, А. Каз-беги, И. Чавчавадзе, Н. Марр, 3. Палиашвили, К. Марджанишвили (Марджанов) и др. Южин за границей представлял не только Малый театр, но и всю российскую театральную жизнь; он был отмечен государственными наградами Сербии и Франции.
Это был, быть может, единственный в Москве актер с университетским дипломом, отлично разбиравшийся не только в теоретических вопросах театральной эстетики, но и в проблемах юриспруденции, философии, филологии, литературоведения и искусствоведения. По его собственному признанию, любимым занятием для него был процесс мышления, он считал себя книжным человеком. Театр для А. И. Сумбатова-Южина выступал как естественная возможность максимально полно реализовать свое гражданское кредо ; он явный энтузиаст идеи общественно значимого, общественно полезного театра. Его творче-
ство пробуждало в современнике самые благородные чувства. Южин жил не ради славы, а ради сцены ; он любил сцену, боготворил свой театр, и эта любовь питала его патриотизм и гражданственность .
А. И. Сумбатов - аристократ не только по духу, по самой своей сути, но и по происхождению. Он был носителем княжеского титула; его бабушка по отцовской линии гордилась своей родословной, восходящей к грузинскому царю Ираклию II; прабабушка по материнской линии была родственницей и задушевной подругой бабушки Лермонтова - Арсеньевой. Его такт, внимательность, благородство манер, рыцарское отношение к женщине были общеизвестны. Даже внешне он был представительным и красивым; говорили, что его красота напоминала красоту Гете.
А. И. Сумбатов-Южин был не просто видным представителем российской культуры последней четверти XIX - первой четверти XX века; он был гигант духа, во многом напоминавший титанов эпохи Возрождения. Об этом свидетельствуют воспоминания и оценки его выдающихся современников , а также исследователей его жизненного и творческого пути .
Таким образом, поставленный в начале статьи вопрос о правомерности сопоставления В. С. Соловьева и А.И. Сумбато-ва-Южина в контексте их духовных устремлений и творческих поисков следует, на наш взгляд , решить положительно.
К сожалению, реализуя цель, поставленную в этой статье, мы можем опереться лишь на очень ограниченную источниковедческую базу. Точнее выражаясь, ключевым документом здесь является письмо, написанное А. И. Сумбатовым-Южиным своей жене Марии Николаевне и датированное 29 апреля 1894 года. Но прежде чем приступить к анализу этого письма, следует установить степень его искренности и открытости, побудительные мотивы этого фрагмента южинского эпистолярного наследия.
На Марии Николаевне, урожденной баронессе Корф, Александр Иванович был женат вторым браком, первый брак был неудачным и непродолжительным. Мечтая о сцене, Мария Николаевна, однако, в силу сложившихся обстоятельств, не ста-
ла актрисой, а посвятила жизнь мужу, став его верным другом и соратником по искусству. А. И. Сумбатов-Южин мог положиться на эстетические вкусы свой жены, ее безупречный такт и воспитанность; они были единомышленниками во всех принципиальных вопросах, и первым человеком, кому он мог довериться в частной переписке, конечно же, являлась Мария Николаевна Сумбатова.
Указанное письмо интересно тем, что в нем на протяжении нескольких страниц А. И. Сумбатов-Южин рассказывает о своей встрече с Владимиром Сергеевичем Соловьевым и пред -ставляет сжатый конспект состоявшейся между ними беседы . Само собой разумеется, содержание этого письма станет гораздо понятнее, если его рассматривать в контексте мировоззренческих взглядов выдающихся собеседников.
Будучи представителем того направления, которое обычно определяется как религиозно-идеалистическая философия, В. С. Соловьев исходит из признания абсолютного божественного начала, демиурга, или «всевышней единой сущности». Самопознание этой единой сущности суть реальное бытие мира; самопознание осуществляется через «вселенский дух»; к пониманию единой сущности ведет лишь целостное знание, триада которого включает знание мистическое, рациональное (философское) и эмпирическое (научное). В свою очередь триада мистического знания образуется из веры, подразумевающей существование предмета познания ; интуиции, то есть истинной идеи предмета, и творчества как эмпирической реализации этой идеи. В сфере общественной жизни всеобщее единство должно было, по Соловьеву, проявиться в слиянии церквей восточной и западной религий, в религиозной, так сказать, интернационализации, что и станет долгожданным воплощением « Царствия Божьего » на земле.
В. С. Соловьеву в принципе чужды кантовский критицизм, гегелевский рационализм и скепсис картезианства, ибо истина, находящаяся в Абсолюте (Боге) познается лишь через веру, мистическую интуицию, религиозное восприятие мира. В «Критике отвлеченных начал» он отмечал, что философия обя-
зана оплодотворить свое содержание религиозно-теологическими идеями, чтобы быть достойной истинному знанию. Мировая гармония у Соловьева основана на любви Бога к людям и людей к Богу. В ряде случаев Соловьев говорит о самоотречении русского народа, его апатии и вере в провиденциальный характер исторического процесса.
Мировоззренческие устои А. И. Сумбатова-Южина были иные. Будучи воспитан в духе ортодоксального православия и отдавая дань традиции, Сумбатов, однако, не был верующим человеком в точном смысле слова. Тем более его не могла прельстить идея единства православной и католической церквей. Сумбатов высказывал неоднократно свое неверие и в традиционные, и в модернистские концепции христианства, полагая, что религия в целом есть результат духовного и нравственного бес -силия.
В момент встречи В. Соловьев был уже известным мыслителем с прочно установившейся репутацией (ему перевалило за сорок и оставалось жить еще около шести лет). А. И. Сумбатов и В. С. Соловьев практически ровесники: их разделяли по времени рождения четыре года. Зная суть взглядов Соловьева, религиозно-мистическую окраску его философского мышления, А.И. Сумбатов, тем не менее, не только искал встречи с выдающимся мыслителем, но и провел эту встречу весьма активно. Но что он мог ожидать от этой встречи, единственной на их жизненном пути?
Сумбатов тщательно присматривался ко всем существовавшим тогда духовно и политически оппозиционным течениям и, к своему огорчению, не мог найти хотя бы одного, совпадающего с его потаенными желаниями. Россия стояла на пороге XX века; в стране веяло предгрозовой атмосферой приближающихся политических катаклизмов; в умах интеллигенции царили идейный разброд и шатания; ощущалась тоска по идеалу, по общенациональной идее; эпоха напряженно искала новые цели, и все настойчивее ставила вопрос: «что делать?». А. И. Сумбатов прекрасно понимал всю уродливость, косность и отсталость современных ему общественных отношений и не скрывал своих
оппозиционных настроений. Но найти людей, чьи нравственно-политические позиции были бы адекватны его принципам и целям, А. И. Сумбатов не мог.
Он пишет Марии Николаевне: « Я заметил..., что все добросовестные люди, какого бы направления они ни держались... -сходятся в двух точках: первая, что все очень скверно, неправдиво и оставаться таковым не должно, а вторая - что общество милой родины ограничивается, с одной стороны, протестами чрезвычайно нелогичного, часто бессмысленно злодейского характера, с другой - трансцендентальностью толстовских учений, а с третьей - покойным похрюкиванием в отечественной грязи. Согласись, элементы прогресса сомнительные» . Демократические убеждения А. И. Сумбатова отрицают насилие; поэтому он отвергает революцию как радикальное средство реорганизации общественной системы. (В скобках заметим, что это отрицание отнюдь не помешало Сумбатову-Южину лояльно относиться к Советской власти, уважать ее отдельных лидеров и поставить Малый театр служить тем идеологическим целям, которые были ею определены.) Иные же формы так называемой духовной оппозиции кажутся Сумбатову поверхностными и лишенными перспективы.
Нет, Сумбатов встретился с Вл. Соловьевым не случайно. Разумеется, в самом факте встречи элемент случайности присутствует, но он лишь выразил определенную необходимость. Собственно, эта встреча началась раньше, с момента глубокого ознакомления Сумбатова с творчеством Вл. Соловьева как философа и как поэта.
Вспомним, как начинается Евангелие от Иоанна: «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... Был человек, посланный от Бога... Он не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете. Был Свет истинный, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир...» . В России как стране изначально ортодоксального христианства слово всегда занимало особое место в структуре человеческого бытия. Слово наполнено либо пафосом созидания, либо жаждой разрушения, в силу чего оно оказывается или сильным катализатором
общественного прогресса, или негативным фактором, тотально разрушающим вековые традиции, национальный характер, сложившуюся в обществе систему духовных ценностей. В России литература (и художественная, и публицистическая, и религиозная, и философская) всегда играла более важную роль, чем в Европе или Америке. Отечественные литераторы, публицисты, критики выражали в полной мере духовное самосознание народа, то есть провидели те богатейшие внутренние нераскрытые силы, которым исторически суждено было вырваться наружу и потрясти мир.
Вот почему отношение артиста и драматурга А.И. Сумба-това-Южина к поэту и мыслителю В. С. Соловьеву не могло не быть отмечено признаками повышенного интереса. Вот почему Сумбатов рассчитывал на вполне осязаемое духовное просветление и возвышение: он прикасался сердцем к «набату совести». Будучи чрезвычайно совестливым и впечатлительным человеком, Сумбатов мог рассчитывать на ясный ум, нравственную стойкость, терпение, волю к победе, мужественную решительность, глубокую внутреннюю интеллигентность своего знаменитого собеседника.
Однако результаты состоявшейся встречи разочаровали если не обоих, то, по крайней мере, А. И. Сумбатова. Следы этой разочарованности и какого-то недоумения мы и находим в упомянутом письме от 29 апреля 1894 года.
Сумбатов охотно принимал идею прогресса, но не видел условий для реализации этой идеи в современной эму России. По какому пути должна развиваться Россия, чтобы соответствовать критериям цивилизованного европейского государства, чтобы слова о демократии и гуманизме не остались пустой фразой, а выразили самую суть гражданского общества ? «Что же необходимо для развития современного русского общества ?» -вот каким вопросом задавался Сумбатов-Южин.
Сумбатов пишет жене, что В. С. Соловьев верит не в поляка или француза, а в человека как такового, человека вообще; именно вера в человека и привела его к признанию необходимости религиозной христианской веры. Соловьев верит не только в
Бога, в ангелов и святых, но также в оживление материи, ссылаясь при этом на Страшный суд. Последнее представляется Сум-батову в принципе невозможным. Соловьев уверен в апокалипсическом конце мира; он верит в возможность индивидуальной жизни духа в загробном мире, в материализацию духа. И это представляется Сумбатову неосуществимой мечтой романтика. Соловьев полагает «спиритические явления слабым, но несомненным начатком приближения времени, когда между жизнью видимой, телесной, и невидимой, духовной, установится неизмеримо более тесная связь, чем теперь» .
В. С. Соловьев, как показалось Сумбатову-Южину, неоправданно суживает арену исторического развития общества, сводя все проблемы к борьбе добра и зла, да еще и утверждая при этом, что зло непременно одерживает верх над добром. Сумбатов интуитивно склонялся к выводу, что в жизни все гораздо сложнее: действительно, зла в жизни было и есть гораздо больше, чем добра, но добро - всесильно. По мнению Соловьева, существует три рода зла: 1) зло индивидуальное - зоологический индивидуализм, когда природные инстинкты господствуют над добрыми побуждениями людей; 2) зло общественное, когда силы зла гнездятся не в природе человека, а в социальных институтах и властных структурах, в общественном сознании и в негативных традициях; наконец, 3) зло физическое, неизбежно витающее над каждым живым существом призраком смерти. Это зло непреодолимо, и поэтому вся история - и всемирная, и отдельно взятого человека - есть лишь путь, ведущий к неизбежному концу.
Выход можно найти в христианстве. Бог может спасти гибнущее человечество. Однако эта позиция кажется А. И. Сум-батову-Южину сомнительной. Проблему прогресса, считает он, надо рассматривать двояко: в плане индивидуального « Я» и в аспекте родовом, общечеловеческом. Если развитие личности физически неизбежно приходит к концу и завершается смертью индивида, то прогресс человечества вечен. Человечество ( ив этом А. И. Сумбатов-Южин твердо уверен) в принципе бес-
смертно. Бессмертие человечества вселяет хоть какую-то надеж -ду на бессмертие и отдельно взятого человека.
В. С. Соловьев полагает, что, коль скоро люди забыли Бога, Богу остается лишь наказывать людей, а потом, подчинив их своей высшей воле, дать им желаемое бессмертие. Здесь и следует искать смысл истории. Бог сам сделал первый шаг, воскресив Христа. Исторический процесс несет на себе печать боготворче-ства; вся история есть не что иное, как познание непреходящего « Царствия Божия »; путь к этому познанию лежит через мировые религии, вершиной которых является христианство.
В. С. Соловьев рассматривает прогресс как узаконенное Богом бесконечное движение снизу вверх. А.И.Сумбатову-Южину эта точка зрения кажется уязвимой для критики: в подобном процессе Бог должен был создать существо гораздо более совершенное, чем человек. Слова Вл. Соловьева о воскрешении - всего лишь красивый миф. Бог не может быть, считает А. И. Сум-батов-Южин, творцом истории. А. И. Сумбатов-Южин отвергает попытку Вл. Соловьева решить вопрос прогресса путем вмеша -тельства Бога в историю и в историческом развитии видеть результаты боготворчества. « Он [ то есть Вл. Соловьев. - Ю. К.] ставит в зависимость, вернее, проводит аналогию между одухотворением клеточки гранита, как одного из элементов мира, в клеточку человеческого разума, и не видит причин, почему творчество ( он говорит: Бог) должно остановиться на этой несовершенной ступени. А я говорю: есть ли несомненные данные утверждать, что оно не должно на этом остановиться ? И если даже не останавливается, то какое дело до этого нашему « Я», тесно связанному с временем, значит, пропадающему в вечности и бесконечности» .
А.И. Сумбатов-Южин далек от мистического восприятия мира, он пытается логически, с помощью разума и методов точной науки уяснить себе сущность жизни, смерти и бессмертия человека и человеческого духа. Его позиции в вопросах веры близки к вольтерьянству, деизму, а где-то переходят в открытый атеизм. Он явно сомневается в христианской догматике и склоняется к идее, что религия есть результат духовного бессилия
человека. Дух человека должен быть свободным; свобода духа, по Сумбатову, начинается там, где вера сменяется скепсисом. Сомнение - вот единственное средство преодоления инерционной лени и косности мышления. Надо заметить, что и Соловьев возбудил к себе известную неприязнь клерикальных кругов своим религиозным модернизмом. Однако Сумбатов идет дальше Соловьева и подвергает критике не только исторически сложившуюся христианскую догматику, но и зародившиеся в конце XIX века модернистские концепции.
«Я прямо сказал Соловьеву, что вера всегда приводила человечество к религии, религия - к застою и насилию не только над телом, но и над духом, а скептицизм и критика освобождали дух от морального, а тело от материального рабства» . А. И. Сумбатов-Южин убежден в том, что в процессе познания человек должен быть взят в его реальных, а не в мистических параметрах; во всем объеме его реального, жизненного, а не призрачного, бытия «... Приятно вступать в области мистических догадок и философской веры, но, по-моему, строгое изучение реальной, временной человеческой жизни. дает большее удовлетворение, чем нирвана метафизических выводов» . Сумбатов, чувствуя, что Вл. Соловьев, говоря словами А. Ф. Лосева, - «самый искренний и самый горячий защитник максимально -канонического и строжайше догматического православия», противопоставляет этому догматизму кантовский критицизм и декартовский скепсис как необходимый источник познания.
Собственно, всю свою жизнь А. И. Сумбатов-Южин искал настоящую философию, подлинную метафизику и на этом пути он, вдохновленный возможными перспективами, встретился с В. С. Соловьевым. Как видим, религиозно-мистическая метафизика выдающегося мыслителя не произвела на великого актера особого впечатления, ибо, как считал Сумбатов, эта метафизика ставит исторические проблемы вне истории, стремится познать человека вне его самого. Наши обязанности посюсторонни, и мы стремимся искать и находить пути для решения наших проблем в континууме земного бытия, если не хотим остаться в неведении относительно законов этой земной жизни. И не только те-
атр, драматургия, литература, искусство, но все сферы многообразной и сложнейшей человеческой деятельности призваны служить делу постижения актуальнейших вопросов человеческого бытия в его историческом, гражданском измерении.
Отрицание религиозной метафизики отнюдь не означает, говорит А. И. Сумбатов-Южин, что «человек не вправе искать ответа на вечные вопросы о жизни и смерти. Я хочу только сказать, что эти вопросы бледнеют перед обязанностями каждого -тратить свою веру на дела по совести земной жизни, и во всяком случае они отвлекают мысль от ее естественного дела - разбираться в видимом, туманят ясность взгляда, ослабляют волю и приводят к чему хочешь: к сентиментализму, к гамлетизму, к метафизике» .
B.C. Соловьев - фигура сложная и противоречивая. Глубоко одаренная личность, человек неустанных поисков, он не достиг, как нам кажется, желаемого единства философского мировоззрения. Его темпераментная натура постоянно искала идеала общественной жизни. В той философской системе, которую создал Вл. Соловьев, всегда можно обнаружить идеи, выражающие передовые общественные настроения. Сила прозрения и предвидения, умение протянуть нить из глубинного исторического прошлого через современность в обозримое будущее приводили Вл.Соловьева к таким концепциям и философским зарисовкам целых периодов исторической жизни и выводам из них, которые поражают и сегодня своей объективностью, широтой охвата, мудростью предвидения. В то же время эти зарисовки и выводы теряли свою остроту на фоне общих метафизических схем мирового развития.
Отсюда даже очень подготовленному и эрудированному специалисту в области философии не избежать столкновения с целым рядом труднообъяснимых и тем более труднопримири-мых противоречивых фактов. К тому же Вл. Соловьев, поэт и художник, был не чужд известного артистизма на собственно житейском поприще, - артистизма, при определенных условиях переходящего в лицедейство, игру, позу. В данном случае соблазн был достаточно велик: ведь перед Соловьевым находился
актер, лицедей, да еще с претензиями к глубокомысленному философствованию. Может быть, сыграл свою отрицательную роль и этот - психологический - фактор. Во всяком случае, как мы уже отметили, эта встреча не породила вполне ожидаемого положительного эффекта.
Выше мы говорили о том, что некоторыми авторитетными современниками, особенно хорошо знавшими А. И. Сумбатова-Южина, именно он назывался в качестве прототипа Князя в «Трех разговорах...» Вл. Соловьева. Разумеется, это не единственная гипотеза. Может быть, гораздо больше оснований считать этим прототипом гр. Л.Н.Толстого, что в свое время было обосновано К.Мочульским. Князь в «Трех разговорах.» защищает толстовское учение о непротивлении злу насилием. Желая доказать несостоятельность этой этической концепции, Генерал с большим воодушевлением и в лучших традициях отечественной баталистики рассказывает об одном эпизоде русско-турецкой войны, когда русские солдаты оказываются свидетелями зверской расправы турок с мирным армянским населением, после чего они по заслугам воздали башибузукам.
Когда стали, - говорит Генерал, - « по именам поминать новопреставленных воинов, за веру, царя и отечество на поле брани живот свой положивших, тут-то я почувствовал, что не многоглаголение это официальное и не титул какой-то., а что взаправду есть христолюбивое воинство и что война как была, так есть и будет до конца мира великим, честным и святым делом.» . На чьей же стороне правда, если все сражающиеся грешны и несовершенны ? Генерал поясняет: « . важно не то, что во всяком человеке есть зачатки и добра и зла, а то, что из двух в ком пересилило. Все люди - братья. Прекрасно. Ну а дальше-то что? Ведь братья-то бывают разные. И почему же мне не поинтересоваться, кто из моих братьев Каин и кто Авель? А если на моих глазах брат мой Каин дерет шкуру с брата моего Авеля и я именно по неравнодушию к братьям дам брату Каину такую затрещину, чтоб ему больше не до озорства было, - вы вдруг меня укоряете, что я про братство забыл. Отлично помню,
поэтому и вмешался, а если бы не помнил, то мог бы спокойно мимо пройти » .
Действительно, позиции Князя очень похожи на толстовство. Но и Л.Н.Толстой и А.И. Сумбатов-Южин сходились в том, что для русской истории неприемлем путь революционного насилия, что деятельность либералов пуста и бесцельна, что прогресс заключается в том, что люди постепенно проникаются идеалом взаимной любви. Но ведь подобные взгляды присущи и В.С.Соловьеву.
Что нам известно о связях Л.Н.Толстого и А.И.Сумбатова -Южина? Как и большинство демократически настроенных интеллигентов, Сумбатов боготворил Толстого. Когда перевозили гроб с телом великого писателя из Засеки в Ясную Поляну, Южин встречал процессию у дома Толстых. При жизни Л. Н. Толстого Сумбатов-Южин был с ним в переписке, и несколько раз они встречались в кругу дружеского общения. Южин сравнивает Толстого с солнцем, без света и тепла которого нет жизни на земле. « Общее впечатление у меня от моих трех встреч такое: точно я попадал в ярко освещенное место, и этот свет моментально без всякого усилия со стороны Льва Николаевича вдруг при каком-нибудь его слове, взгляде, улыбке разрастался в ослепительное сияние, наполнявшее меня непередаваемым, бессознательным счастьем...» . Л. Н. Толстой - один из величайших нравственных и художественных авторитетов для А. И. Сумба-това-Южина:
«Голова кружится, когда захочешь только перечислить, только перечислить - что объял этот океан! Детство, отрочество, войну, мир, женскую любовь и ее отрицание...полноту смерти и полноту жизни.Этот военный, школьный учитель, мировой посредник и мировой художник, этот граф в лаптях - великий символ русского всечеловечества» .
Говоря об образе князя в « Трех разговорах.», надо помнить об общей природе подобных условных литературных фигур, об их интегральном, собирательном характере. Вполне допустимо, что не только характерные черты Л. Н. Толстого, А. И. Сумбатова-Южина, но и черты других выдающихся историче-
ских личностей мы увидим в том или ином соловьевском образе. Важнее другое - взаимное притяжение и очень сложное взаимодействие и взаимообогащение знаковых фигур всемирной истории культуры, которое позволяет пролить дополнительный свет на всю систему этого удивительного взаимодействия, на жизнь и судьбы людей, составляющих сердце и мозг этой системы...
1 См. Юрьев Ю. М. Записки. Т. I-II. М.; Л.; 1963; Турчанинова Е.Д. На сцене и в жизни. М., 1974; Щепкина - Куперник Т.Л. Из воспоминаний. М., 1959; Яблочкина A.A. Жизнь в театре. М., 1953; Ермолова М.Н. Письма. Из литературного наследия. Воспоминания современников. М., 1955; Ленский А.П. Статьи. Письма. Записки. М., 1950; Немирович - Данченко В.И. Статьи, речи, беседы, письма. М., 1952.
2 См.: Эфрос Н. А.И. Южин. М., 1922; Бескин Э. А.И. Сумбатов-Южин. М.; Л., 1939; Кугель А. Театральные портреты. Л., 1967; Филиппов В л. Актер Южин. М., Л., 1941; Зограф Н.Г. Малый театр второй половины XIX века. М., 1960.
3 См.: Сумбатов - Южин А. И. Воспоминания, записи, статьи, письма. М.; Л., 1941. С. 76 - 79.
4 Сумбатов-Южин А. И. Указ. соч. С. 77.
5 Иоанн: I, 1; I, 6; I, 8-9.
6 Сумбатов-Южин А. И. Указ. соч. С. 77.
7 Там же. С. 77 - 78.
8 Там же. С. 78.
9 Там же.
10 См.: Соловьев В. С. Соч. В 2 т. Т. I. М., 1988. С. 17.
11 Сумбатов-Южин А. И. Указ. соч. С. 78.
12 Соловьев В. С. Три разговора. // Избранное. М., 1990. С. 273 - 274.
13 Там же. С. 276 - 277.
14 См.: Чхиквишвили Д. И. Александр Иванович Сумбатов - Южин: Жизнь и творчество. Тбилиси, 1982. С. 257.
15 Там же.
КРАТКИЕ НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
