CC BY
163
УДК 94(47+57)«1905/1917»
А. Б. Николаев
В поисках А.Ф. Керенского
В статье рецензируется монография известного российского историка С.В. Тютюкина «Александр Керенский. Страницы политической биографии (19051917)». Особое внимание уделяется анализу введения, в котором, по мнению А.Б. Николаева, содержится «ключ» к пониманию авторских подходов при показе личности А.Ф. Керенского. Изучая основное содержание книги, рецензент дополняет характеристику Керенского собственными суждениями. Рецензент приходит к выводу, что С.В. Тютюкину удалось найти того Керенского, который оказался «ближе к человеческому и политическому оригиналу».
In this article the monograph of «Alexander Kerensky. Pages of Political Biography (1905-1917)» by a famous Russian historian S.V. Tyutyukin is reviewed. The particular attention in the review is given to the analysis of the Introduction, which, according to A.B. Nikolaev, contains the «key» to understanding the author's approaches when showing the personality of A.F. Kerensky. Learning the basic content of the book, the reviewer adds his own judgments to the characteristic of Kerensky. The reviewer concludes that S.V. Tyutyukin found that Kerensky, who was «closer to the original human and politician».
Ключевые слова; С.В. Тютюкин, А.Ф. Керенский, Февральская революция, революционное насилие, временный суд, государственное совещание, корниловский мятеж.
Key words; S.V. Tyutyukin, A.F. Kerensky, the February revolution, revolutionary violence, Temporary Court, State Conference, Kornilov's revolt.
В 2012 г. в издательстве РОССПЭН вышла монография известного российского историка С.В. Тютюкина, посвященная А.Ф. Керенскому [19]. К сожалению, мне удалось достать эту книгу только в 2013 г. Любопытно, что купил я ее в день рождения А.Ф. Керенского и в этом увидел знак, приглашающий меня не только изучить труд Тютюкина, что я раньше или позже все равно сделал бы, но и отрецензировать его.
Автор монографии профессионально проанализировал во введении имеющиеся труды по теме своего исследования, отметив их сильные и слабые стороны. Характеризуя советскую историографию, С.В. Тютюкин совершенно справедливо указал присущий ей стереотип образа Керенского: «в личностном плане - это интеллектуальная посредственность, неврастеник, карьерист, демагог, позер
© Николаев А. Б., 2014
и обманщик; как политик - явный "легковес", авантюрист, типичный мелкий буржуа, декларирующий "единение" всех классов российского общества, включая буржуазию, а на деле оказывающийся объективно прислужником последней» [19, с. 6]. Можно утверждать, что именно в этих словах и кроется ключ к книге С.В. Тютюкина, построенной на отрицании данного образа, скорее карикатурного [19, с. 7], чем реального. Эта схема стала основой и для оценки достижений постсоветской историографии в изучении личности Керенского, его жизни и деятельности. С ее помощью автор отделяет от научных трудов те работы, в которых идеологическая направленность - коммунистическая или антикоммунистическая - мешает объективному изучению биографии А.Ф. Керенского. Интересно, что труды советских историков, несмотря на то, что они создавались в условиях известных ограничений, получили более высокую оценку (В.И. Старцев) [19, с. 9-10], чем работы современных исследователей, содержащие «весьма критические, но уже антикоммунистические по своей направленности характеристики Керенского» (А.Б. Зубов) [19, с. 18].
И здесь же обратим внимание на то, что при анализе работ предшественников Тютюкин как бы объясняет то, почему тот или иной сюжет в его собственной монографии не будет подробно изучен. Так, раскрывая вклад Б.И. Колоницкого в анализ деятельности Керенского в 1917 г., он пишет: «Правда, вряд ли можно согласиться с ним в том, что Керенский был центральной фигурой Февральской революции (такой фигуры, на мой взгляд, вообще не было)» [19, с. 16]. И, следуя этому подходу, Тютюкин посвятил участию Керенского в Февральской революции всего 22 страницы (Гл. 4. Прорыв во власть) [19, с. 107-129]. Столь незначительное по объему (самая маленькая глава в книге!) изложение важнейшего периода из политической биографии Керенского вызывает огорчение.
Не могу согласиться с тем, что Керенский не был центральной фигурой Февраля 1917 г., а также с тем, что «такой фигуры вообще не было». Думается, что нежелание/отказ рассматривать Керенского и других деятелей как вождя (ей) революции связан с подходом рассматривать Февральскую революцию как результат полного банкротства царизма [19, с. 110, 124], которое (полное банкротство) и снимает вопрос о вождях революции. Конечно, Керенский не был единственной центральной фигурой Февральской революции. Несомненно, что в ее решающие дни важнейшую роль играл председатель IV Государственной думы М.В. Родзянко, от личной позиции которого зависел не только исход Февральской революции, но и основные черты политического строя новой России, пусть и только на переходный период - вплоть до созыва Учредительного собрания.
Предваряя историографический обзор и в ходе его, автор пишет о мифах и легендах, которые имеют непосредственное отношение к его герою. Так, он сообщает о пристрастии Керенского к «наркотикам и чуть ли не о психическом расстройстве» [19, с. 6]. Посмотрим, как автор работает с этим «мифом» в основном тексте книги. Он приводит свидетельство «аристократического недоброжелателя Керенского» В.Д. Набокова, относящееся к марту 1917 г., который «краешком глаза заметил тогда там, в Таврическом, как сопровождающий повсюду нового министра депутат-прогрессист Думы и масон граф А.А. Орлов-Давыдов давал Керенскому то ли что-то нюхать, то ли поил его чем-то» [19, с. 118]. Характеризуя заключительную речь А.Ф. Керенского 15 августа 1917 г. на Государственном совещании в Москве, он пишет: «Но ничего нового премьер не сказал и даже производил на некоторых слушателей впечатление человека, находящегося под влиянием наркотиков, действие которых закончилось еще до конца его речи» [19, с. 222]. Описывая события 20-х чисел сентября 1917 г., Тютюкин замечает: «Шли слухи о наркозависимости премьера» [19, с. 271]. И, наконец, от слухов и предположений автор совершает шаг к разрешению этой проблемы относительно конца октября того же года: «Керенский был полностью деморализован, практически бездействовал и держался на одних транквилизаторах» [19, с. 280]. Какие лекарственные средства использовал Керенский в качестве транквилизаторов, Тютюкин не указывает. Здесь же замечу, что вряд ли уместно употреблять понятие «транквилизаторы» относительно 1917 г. Скорее всего, речь все-таки идет о наркотиках, которые в 1917 г. особо не выделялись из числа сильнодействующих и ядовитых веществ. Думается, что Керенский был эфироманом. Во всяком случае, на это намекали современники [20, с. 230].
Во введении Тютюкин также пишет, что в советское время была широко распространена легенда «о трусливом бегстве Керенского из Петрограда в октябре 1917 г. в женском платье» [19, с. 6]. И вновь он возвращается к этому сюжету в 9-й главе «Политическая агония»: «Запущенная позже большевиками в средствах массовой информации для дискредитации бывшего премьера версия, согласно которой он якобы бежал из столицы в женском платье, не имела под собой никакой почвы» [19, с. 278]. Справедливости ради, необходимо указать, что эта версия в прессе была запущена не большевиками, а черносотенной газетой «Гроза», в которой 5 ноября 1917 г. сообщалось следующее: «Керенский, в посрамление России объявивший себя верховным главнокомандующим и министром-председателем, ускользнул от расправы солдат из Петрограда, переодевшись сестрой милосердия» [8]. Первым обратил внимание на эту заметку Д.И. Стогов [17, с. 86].
Источниковая база исследования достаточно широка. С.В. Тютюкин пишет, что он использовал «многие новейшие документальные и мемуарные публикации» [19, с. 20]. Жаль, что автор не привлек архивные материалы, не ввел в научный оборот новые исторические источники.
Нет возможности анализировать всю монографию, остановлюсь только на отдельных сюжетах большинства ее глав. На мой взгляд, особую ценность представляют 2-я и 3-я главы, в которых содержатся интересные сведения и ценные выводы относительно деятельности А.Ф. Керенского в качестве депутата IV Государственной думы. Так, автор выделяет два этапа в думской работе А.Ф. Керенского: осень 1912 - весна 1914 и лето 1914 - начало 1917. Говоря о первом этапе, Тютюкин подчеркивает: «Став депутатом, Керенский превратился в настоящего профессионального политика леворадикального направления, в полной мере использовавшего свою депутатскую неприкосновенность для смелой и последовательной критики царского правительства по всем основным направлениям его внутриполитического курса» [19, с. 59]. Характеризуя второй период думской деятельности Керенского, Тю-тюкин разделяет его на два этапа: 1914 и 1915-1917 гг., каждому из которых присущи своеобразные черты: «И если в начале Керенский выступал в Думе как убежденный русский социал-патриот, то в 1915-1917 гг. он проявил уже и черты революционера-интернационалиста в духе решений международной социалистической конференции в Циммервальде и пришел к критике империализма и империалистической политики всех воюющих государств». Для второго этапа также характерно то, что, как пишет автор рецензируемой монографии, Керенский «стремился сочетать работу в Государственной думе с укреплением своих связей с революционным подпольем и особенно с партией эсеров» [19, с. 99]. Тютюкин доказывает, что думская деятельность подготовила Керенского к активному участию в революционных событиях 1917 г. - «без Керенского-депутата не было бы в 1917 г. и Керенского-министра и главы Временного правительства» [19, с. 99]. Иначе говоря, автор подводит читателя к той мысли, что Керенский был неслучайной фигурой в российской политической элите образца 1917 г.
Пожалуй, впервые в отечественной историографии столь глубоко и подробно проанализированы речи А.Ф. Керенского с трибуны Государственной думы, показано его участие в думских инцидентах и скандалах. Весьма ценным, на мой взгляд, является вывод Тютю-кина о том, что 18 мая 1913 г. «с думской трибуны впервые прозвучала будущая генеральная идея Керенского, которая стала стержнем его политической стратегии в 1917 г., - идея общенацио-
нальной революции, объединяющей три главные социальные силы России - пролетариат, крестьянство и буржуазию» [19, с. 49].
В четвертой главе - «Прорыв во власть» - автор рассказывает о деятельности Керенского в дни Февральской революции, о вступлении его в должность министра юстиции Временного правительства и первых его мероприятиях на этом посту, а также и об участии Керенского в последнем акте революции - отказе вел. кн. Михаила Александровича от восприятия верховной власти. Подкупает точность авторских оценок и характеристик, которыми сопровождается изложение фактического материала. Нельзя не согласиться и с заключительной из них: «В дни Февральской революции Керенский превратился в сжатую до предела пружину, проявив незаурядную силу воли, решительность, смелость, умение правильно оценить обстановку и быстро принять единственно верное в тот момент решение» [19, с. 123].
Жаль, что автор отказался дать полномасштабную картину участия Керенского в событиях Февраля 1917 г. - некоторые сюжеты прописаны пунктиром, а другие вообще обойдены молчанием. Так, говоря о роли Керенского в организации перехода воинских частей на сторону революции днем-вечером 27 февраля, он ограничился следующим замечанием: «Когда после полудня 27 февраля к Таврическому дворцу стали подходить перешедшие на сторону революции войска, именно Керенский одним из первых приветствовал их от имени Думы, ввел внутрь дворца, приказал встать в караул и охранять здание от возможного нападения сторонников старого режима» [19, с. 112]. Но известно, что Керенский утром-днем 27 февраля предпринял ряд шагов для организации движения восставших полков к Государственной думе. Совершенно обойден молчанием переход на сторону революции 1-го пехотного запасного полка вечером 27 февраля 1917 г. Это была первая воинская часть, которая явилась в Государственную думу под командой полковника К.Ф. Лучивки-Неслуховского в полном составе - свыше 200 офицеров и 12 тысяч солдат. Принял полк в Таврическом дворце
А.Ф. Керенский, а присутствовал при этом П.Н. Милюков [13].
Выяснить все обстоятельства, способствовавшие тому, что Лу-чивка-Неслуховский первым привел и подчинил Военной комиссии Временного комитета Государственной думы 1-й пехотный запасной полк, пока не удалось. Можно лишь предположить, что Керенский или кто-то из его окружения («штаб Керенского») сумел установить связь с Лучивкой-Неслуховским и предложил ему привести полк в Думу. Хотя Неслуховский писал в своей автобиографии лишь о том, что решение 27 февраля он принял самостоятельно, «внимательно следя за развертывающимися событиями» [5]. Конечно, нельзя ожидать правдивого изложения событий с указанием связей с
A.Ф. Керенским или его «штабом» в автобиографии, написанной в 1934 г. с целью оформления персональной пенсии. Установлено, что и после Февральской революции Керенский не забыл заслуги этой воинской части и полковника Лучивки-Неслуховского. Так, 8 мая 1917 г. военный и морской министр А.Ф. Керенский при посещении полка вспомнил, как «27 февраля, когда еще только началось восстание в войсках, и когда еще нельзя было ручаться за победу революции, 1-ый зап[асной] полк явился в Гос[ударственную] Думу в полном порядке со своим командиром и офицерами во главе» [9]. В этот же день Константин Францевич был произведен в генерал-майоры [14].
Правда, Тютюкин уделяет внимание другой «важной составной» части деятельности Керенского «с первых же дней революции», а именно «добровольно взятая им 27 февраля обязанность наблюдения за арестами и содержанием под стражей бывших министров и других влиятельных сановников Российской империи» [19, с. 114]. При этом автор выступает сторонником версии, согласно которой аресты проводились с целью спасения представителей царского режима от народной расправы, а сам Керенский рисуется идеологом бескровной революции. В связи с этим С.В. Тютюкин приводит его слова: «Знайте, что Государственная дума не проливает крови» [19, с. 114]. Обращу внимание на то, что аресты сопровождались издевательствами, избиениями, ранениями и даже убийствами не только на улицах Петрограда и домашних квартирах жертв, но и в цитадели революции - Таврическом дворце, а точнее - в Министерском павильоне, который Керенский захватил в свое распоряжение явочным порядком. Условия содержания, установленные Керенским для узников Министерского павильона, включали запрет разговаривать друг с другом и вставать с мест без разрешения. Лица, оказавшиеся под арестом в Министерском павильоне, не были гарантированы от дальнейших покушений на их жизнь и здоровье. Вечером 27 февраля 1917 г. восставшие, выполняя приказ Керенского, заняли Петроградское губернское жандармское управление. Во время этой операции были нанесены телесные повреждения его начальнику генерал-лейтенанту И.Д. Волкову, которого затем восставшие доставили в Таврический дворец. Здесь он был арестован по приказу А.Ф. Керенского и стал вторым узником Министерского павильона. Дальнейшую судьбу жандармского генерала установила С.В. Ремнева, которая пишет, что он был 28 февраля заколот солдатом. Труп И.Д. Волкова в этот же день был доставлен в Мариинскую больницу [15, с. 261]. В ночь на 4 марта вице-адмирал
B.А. Карцев, доведенный до отчаяния условиями содержания в Ми-
нистерском павильоне, набросился на караульного и был им ранен сначала штыком, а затем и выстрелом из винтовки [18]. Иначе говоря, к характеристике, которую дает С.В. Тютюкин, необходимо добавить, что А.Ф. Керенский стал одним из организаторов революционного насилия и несет вместе с другими вождями Февраля 1917 г. ответственность за те убийства, ранения, избиения и аресты, которыми сопровождалась революция. Хотя, во введении, анализируя широко известную в научных кругах монографию
В.П. Булдакова, С.В. Тютюкин замечает, что А.Ф. Керенский «явился одним из творцов "красной смуты"» [19, с. 17].
В пятой главе - «Заложник демократии» - рассказывается о деятельности Керенского на посту министра юстиции и содержится анализ его мероприятий, направленных на создание первого коалиционного Временного правительства. Давая характеристику А.Ф. Керенского, С.В. Тютюкин совершенно справедливо указывает, что Керенский «откровенно манкировал своими советскими обязанностями», оставаясь зампредом Петросовета, «зато, добровольно играя роль несуществующего вице-премьера кабинета, считающего, что как единственный представитель демократии в правительстве он имеет полное право вмешиваться во все обсуждаемые дела». Нельзя не согласиться с утверждением автора о том, что «позиция Керенского в правительстве была по-своему уникальной и считалась важнее, чем какой-либо другой пост во Временном правительстве» [19, с. 154].
К сожалению, С.В. Тютюкин не показывает в своей работе отношение А.Ф. Керенского к Государственной думе. Вместе с тем Керенский, представляясь 4 марта в Министерстве юстиции, заявил: «- Господа, я принял от исполнительного комитета Гос[ударственной] Думы пост министра юстиции - пост блюстителя права и законности в стране» [3]. В первой декаде марта в официальных документах в большинстве случаев он указывал свою думскую принадлежность. А.Ф. Керенский 6 и 28 марта 1917 г. посетил Государственную думу, где встречался с М.В. Родзянко и другими депутатами. Во время первого посещения обсуждался вопрос о возобновлении законодательной деятельности Государственной думы [6], а в ходе второго - Керенский отвечал на различные вопросы думцев [2].
Сообщая в этой главе о первых мероприятиях Керенского на посту министра юстиции, Тютюкин пишет о приказе от 3 марта 1917 г., которым были созданы «временные революционные суды-"тройки" по уголовным делам в составе судьи, солдата и рабочего с равными правами». По словам автора, «эти суды должны были раз-
239
бирать конфликты между солдатами, населением и рабочими, которые возникали в результате пьяных драк, в ходе торговли солдатами награбленными в дни революции вещами и т. д.» [19, с. 131]. Уточню, что в состав временного суда входил мировой судья, а судьи от рабочих и армии были выборными. Новым было то, что воинские чины за преступления и проступки, совершенные вне службы, судились временными судами. Причем речь шла не только о солдатах, но и об офицерах. На скамье подсудимых в камерах временного суда могли оказаться представители любой группы населения. Подчеркну, что через временные суды проходили и лица за оскорбление А.Ф. Керенского. Поэтому материалы временных судов представляют дополнительный интерес для характеристики отношения столичной «улицы» к герою рецензируемой книги.
В последних трех главах показана деятельность А.Ф. Керенского на посту главы Временного правительства. Центральное место в главе 7-й - «Во главе государства» - занимает Государственное совещание, проходившее в Москве 12-15 августа 1917 г. [19, с. 216-223]. В частности, С.В. Тютюкин пишет, что на нем «не было только откровенных монархистов и почти загнанных в подполье большевиков» [19, с. 216]. Но дело обстояло несколько иначе. Так, в начале августа 1917 г. устроители Государственного совещания указывали, что в нем «примут участие члены Гос[ударственной] думы независимо от их политических воззрений» [10]. То есть они были готовы к тому, что среди его участников могут оказаться и правые депутаты! И действительно, среди членов Государственного совещания были правые думцы. Например, в его работе принял участие правый депутат Ш-М Государственной думы Н.А. Белогуров [16]. Присутствовали на Государственном совещании и большевики, которые прошли на него в составе различных групп - профсоюзной, рабочих кооперативов, комитетов общественных организаций, союза городских служащих, городских самоуправлений, местных советов, армейских и флотских комитетов. Всего же немногим более 60 чел. Большевики сорганизовались во фракцию, которая выработала декларацию, переданную в президиум Государственного совещания 14 августа. А на вечернем заседании 15 августа выступил представитель ВЦСПС большевик Д.Б. Рязанов, который предложил мелкобуржуазной демократии разорвать коалицию с буржуазией [7, с. 279].
С.В. Тютюкин пишет, что «за спиной премьера на протяжении всего Государственного совещания стояли два офицера-адьютанта
и и и и | /ъ
- один в военной сухопутной, другой - в военно-морской форме». С какой целью приведен этот факт? Автор отвечает на этот вопрос в
240
следующем предложении: «Все было парадно, торжественное..»» [19, с. 216]. Однако современники отнеслись к этому иначе: «Всеобщее удивление вызвал тот факт, что за спиной А.Ф. Керенского в течение всего заседания стояли на вытяжку два офицера». Причем среди журналистов говорили, что «ни при каком старом режиме никто никогда не позволял себе прибегать к подобной охране» [11]. И в этих словах читается даже не удивление, а негодование, обращенное на Керенского за столь бесчеловечное обращение со своими адъютантами. Необходимо также уточнить и то, что в последующие дни работы Совещания адъютанты на вытяжку не стояли. По сообщению «Вечернего времени», «кто-то догадался поставить им кресло» [4]. Кстати, адъютанты тоже представляют интерес для исследователей политической биографии А.Ф. Керенского, но интерес пока безответный. Хотя некоторые сведения о них встречаются в воспоминаниях современников событий [1].
Рассуждая о главном итоге Государственного совещания,
С.В. Тютюкин пишет, что оно «не оправдало возлагавшихся на него правительством и его главой надежд» [19, с. 223]. В действительности Временное правительство сумело заполучить на Государственном совещании поддержку большинства, однако характер ее говорил о шатком положении коалиции. Можно утверждать, что Совещание, сохранив коалицию, не укрепило ее.
Восьмая глава посвящена событиям, которые в советской историографии получили название «корниловский мятеж». Автор подчеркивает, что в постсоветский период было реанимировано, высказанное еще современниками мнение, «согласно которому генерала Корнилова нельзя считать ярым контрреволюционером и что никакого "мятежа" фактически не было» [19, с. 234]. С.В. Тютюкин присоединяется к этому взгляду. Он справедливо утверждает, что «победили в этих событиях демократические силы, а не Керенский, и это предрешило его падение в октябре 1917 г. [19, с. 251].
В последней главе - «Политическая агония» - кратко описывается последний период премьерства Керенского. Как указывает
С.В. Тютюкин, «этот термин принадлежит Милюкову и был применен им в «Истории Второй русской революции» к сентябрьско-октябрьскому “послекорниловскому” и самому неудачному периоду в жизни и государственной деятельности Керенского в 1917 г.» [19, с. 265]. Соглашаясь с такой характеристикой этого периода, Тютю-кин обращает внимание на основные его события, говорящие именно об «агонии власти». В частности, он пишет о том, что Керенский настоял 1 сентября «на официальном объявлении России демократической республикой, тем самым «нарушив, наконец, свято испо-
241
ведовавшийся принцип "непредрешенства" будущих постановлений Учредительного собрания» [19, с. 265]. Замечу, что, нарушая этот основополагающий принцип механизма Временной власти, Керенский, вместе с тем, не хотел немедленно решать вопрос о мире и о земле. Можно утверждать, что, разрушая принцип «непредреше-ния», он лишь приблизил падение собственной власти. Неудачной была для Керенского и попытка решить вопрос о правительственной власти, опираясь на Демократическое совещание [19, с. 270]; отказал в поддержке Временного правительства Предпарламент, потребовавший «от Керенского немедленно объявить о начале мирных переговоров, передаче всей помещичьей земли в ведение земельных комитетов и о создании, наряду с Временным правительством, Комитета общественного спасения» [19, с. 278].
Определенный интерес представляет заключительная часть монографии - «Еще раз о феномене Керенского». Именно в ней Тю-тюкин дает список политических просчетов Керенского, совершенных им в 1917 г. Правда, желательно было бы здесь не публиковать запись 1961 г. из блокнота Керенского, где он перечисляет шесть своих главных ошибок, совершенных в 1917 г. [18, с. 298]. Этот документ [12, с. 212] лучше было бы охарактеризовать во введении, где содержится обзор источников, или в основной части исследования.
Подводя итог, можно утверждать, что С.В. Тютюкину удалось найти того Керенского, который в его книге оказался «ближе к человеческому и политическому оригиналу». Значение рецензируемой книги этим не ограничивается - она, несомненно, поможет и другим исследователям в поисках своего Керенского.
Список литературы
1. А-нъ. Страничка из дневника // Последние известия. - 1922. - 26 янв. (Ревель).
2. А.Ф. Керенский в Государственной] Думе // Биржевые ведомости. -1917. - 29 марта (веч. вып.).
3. В министерстве юстиции // Биржевые ведомости. - 1917. - 5 марта (утр. вып.).
4. Впечатления // Вечернее время. - 1917. - 17 авг.
5. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. А-539. Оп. 4. Д. 2472. Л. 11.
6. Гессен А. Государственная] Дума существует // Биржевые ведомости. -1917. - 7 марта (веч. вып.).
7. Государственное совещание. Стенографический отчет. - М., 1930. -С. 279.
8. За день // Г роза. - 1917. - 5 нояб.
9. Керенский в среде товарищей в 1-м запасном полку // Голос солдата. -1917. - 9 мая.
10. Московское совещание // Вечернее время. - 1917. - 3 авг.
11. Московское совещание // Новое время. - 1917. - 13 авг.
12. Новиков Г.Н. Об архиве А.Ф. Керенского в Техасе // Новая и новейшая история. - 1993. - № 1.
13. 1-й запасный полк // Биржевые ведомости. - 1917. - 27 марта (веч. вып.).
14. Послужной список помощ[ника] начальника 19-й пехотной запасной бригады полковника Лучивка-Неслуховского // Семейный архив Неслуховских.
15. Ремнева С.В. Гибель жандармского генерала // Следствие продолжается. - СПб., 2012. - Кн. 5.
16. Решение членов Государственной] думы // Биржевые ведомости. -1917. - 13 авг. (утр. вып.).
17. Стогов Д.И. Газета «Гроза» - идеологический рупор крайне правых // Герценовские чт. 2006. Актуальные проблемы социальных наук. - СПб., 2006.
18. Сумасшествие адмирала Карцева // Петроградский листок. - 1917. -9 марта.
19. Тютюкин С.В. Александр Керенский. Страницы политической биографии (1905-1917). - М.: РОССПЭН, 2012. - 309 с. (Люди России).
20. Шульгин В.В. Дни. 1920: Записки. - М., 1989.
