CC BY
322
УДК 94(47).084.1 DOI 10.18522/0321-3056-2015-3-69-74
А.Ф. КЕРЕНСКИЙ И ЕГО РОЛЬ В РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРОЦЕССЕ 1917 ГОДА: ОПЫТ ИСТОРИОГРАФИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
© 2015 г. И.М. Рыбаков
Рыбаков Игорь Михайлович - Rybakov Igor Mikhailovich -
аспирант, кафедра исторической политологии, Postgraduate Student, Department of Historical Politol-
Институт истории и международных отношений ogy,
Южного федерального университета, Institute of History and Foreign Affairs
ул. Б. Садовая, 33, г. Ростов-на-Дону, 344082. of the Southern Federal University,
E-mail: [email protected] B. Sadovaya St., 33, Rostov-on-Don, 344082, Russia.
E-mail: [email protected] Рассматривается состояние историографической разработанности роли А.Ф. Керенского в революционном процессе 1917 г. на различных этапах развития исторической науки. Анализируется специфика эмигрантской, советской и современной историографии по данной теме, которая является весьма обширной. При этом сохраняется необходимость усиления внимания к таким проблемам, как рассмотрение психологической природы и мотивации деятельности Керенского в 1917 г., сыгравших ключевую роль и в его судьбе, и всей страны в целом.
Ключевые слова: эмигрантская историография, советская историография, современная историография, переходный подэтап историографии, новейший подэтап историографии, мемуарно-теоретическое наследие.
The author examines the state of historiographical elaboration of the role of Alexander Kerensky in the revolutionary process in 1917 at different stages of historical science development. In the article the specific character of emigrational, Soviet and modern historiography on the subject, which is quite extensive is analyzed. In this case, there is the necessity to pay more attention to issues such as the consideration of a psychological nature and motivation of Kerensky activities in 1917, which played a key role in his life, and in the destiny of the whole country.
Keywords: emigrant historiography, Soviet historiography, modern historiography, the transition substage of historiography, the newest substage of historiography, memoirs-theoretical heritage.
Александр Фёдорович Керенский - один из тех триумфаторов России начала XX в., которые до сих пор остаются недооценёнными и до конца не понятыми, несмотря на то, что в последнее время издаются его книги и множатся публикации о нём. Он жил и действовал в удивительное время кризисов, войн и революций, когда в конечном счёте решился вопрос о будущем российского государства.
Актуальность данной темы не вызывает сомнений прежде всего в силу того, что начиная с 1990-х гг. резко увеличилось число источников, принципиально новых для отечественных исследователей, в частности личного происхождения, в том числе произведений самого Керенского. Можно говорить о наличии малоизученных фрагментов мемуарно-теоретического его наследия, что повышает научную значимость обозначенной проблемы. Также усилилась необходимость рассмотрения психологической природы и мотивации некоторых поведенческих действий Керенского, особенно в 1917 г. как «поворотного» момента в истории России.
Цель статьи - анализ состояния разработанности темы в отечественной историографии и выявление существующих в ней узловых вопросов.
Необходимо отметить, что в развитии отечественной историографии данной темы прослежи-
ваются три крупных этапа, обладающих существенной спецификой: эмигрантский, советский и современный.
На первом этапе были предприняты серьёзные попытки осмысления происшедшего представителями различных направлений русской политической эмиграции. В основном эти работы носили субъективный характер, как в плане оценки действий Керенского в межреволюционный период с февраля по октябрь 1917 г., так и в целом его общественно-политической деятельности, что является, на наш взгляд, скорее их достоинством, а не недостатком.
Представители консервативного течения русской эмиграции (В. В. Шульгин, А. И. Деникин) оценивали его в целом негативно, усматривая в деятельности Керенского одну из главных причин прихода большевиков к власти. В частности, А. И. Деникин определял всякую власть после Февральской революции, в том числе и власть Керенского, как носившую признаки самозванства, а «власть Временного правительства в самой себе носила признаки бессилия» [1, с. 112]. В связи с этим более правомерной представляется оценка, данная А. Ф. Керенскому В. В. Шульгиным, писавшим о нём как о человеке с искренним отвращением к крови и в то
же время признавшим, что «по трясине, прыгая с кочки на кочку, мог более или менее двигаться только Керенский» [2, с. 449, 468].
Авторами либерального направления (П. Н. Милюков, В. Д. Набоков) осмысливались не столько причины собственной изоляции и падения демократического строя в октябре 1917 г., сколько производился поиск главного виновника произошедшего, которым практически единодушно был назван А. Ф. Керенский. Так, например, главный идеолог и лидер партии кадетов П. Н. Милюков писал: «Шаг к коалиции, предпринятый Керенским, привёл к дальнейшему ослаблению и распаду государства... Цикл грядущих превращений русской революции наметился как в зеркале. На этой покатой плоскости коалиционное правительство Керенского оказалось, действительно, первым шагом» [3, с. 94].
В том же русле высказывался и другой видный кадет, управляющий делами Временного правительства В.Д. Набоков, вообще отрицавший за Керенским какие-либо заслуги и качества, оправдывавшие «такое истерически-восторженное отношение к нему» [4, с. 36]. История, по его мнению, навязала Керенскому ту роль, в которой ему суждено было так бесславно и бесследно провалиться. Феномен его власти и степень влияния на общество Набоков объяснял психозом толпы, нашедшей себе кумира. Такая позиция, на наш взгляд, была связана не просто с негативным отношением к Керенскому, но и желанием в определённой степени оправдать собственные политические просчёты.
Другую позицию занимали представители социалистического лагеря эмиграции, особенно близко знавшие Керенского как человека и политического деятеля. В частности, Ф. А. Степун называл линию Керенского единственно правильной, подчеркнув, что его вина состояла лишь «в том, что он недостаточно энергично вёл страну по верному пути» [5, с. 33-35].
Позицию Ф. А. Степуна полностью поддерживал один из лидеров Трудовой народно-социалистической партии В. Б. Станкевич, полагавший, что «слова ненависти по отношению к Керенскому были словами ненависти не только к революции, но и всему народу. для того времени Керенский воплощал собой единственно возможную линию государственной власти» [6, с. 64-65].
Наиболее взвешенную позицию в оценке А.Ф. Керенского и его роли в событиях 1917 г. занимал один из ярких представителей меньшевистской историографической традиции в эмиграции И.Г. Церетели, полагавший, что Керенский являлся
не причиной государственного разложения, которое наблюдалось осенью 1917 г., а лишь «наглядным выражением этого процесса, процесса разрушения демократического единства, которое одно только могло бы спасти Россию» [7, с. 155]. Таким образом, главной причиной Октября 1917 г. в России явился процесс противостояния в условиях развала государственности, усиления экстремистских тенденций, который и привёл к поражению демократических сил.
Определённый интерес представляют суждения, высказанные эмигрантами, лишёнными партийных пристрастий. Речь идёт прежде всего о дневнике З. Н. Гиппиус, который может рассматриваться одновременно и как источник, и как историографический факт. Тональность приведённых в нём оценок существенно менялась по мере изменения ситуации в стране в целом. Особенно примечательна оценка Гиппиус Керенского как «моста между эволюционно-творческим и революционно-разрушительным элементами революции... Он нечто третье, революционно-творческое, единственно желаемое в межреволюционный момент» [8, с. 99]. Но, как показывает исторический опыт, в революционную эпоху чаще всего побеждают лидеры крайних флангов, люди, склонные и способные к диктатуре.
Таким образом, на «эмигрантском» этапе историографии по данному вопросу были заложены определённые основы для её дальнейшего развития на современном этапе.
Вторым этапом хронологически является советская историография, основу которой заложил В. И. Ленин, считавший, что «Керенского пригласили в правительство с целью создать видимость народного представительства, иметь демократического краснобая, который бы говорил народу пустые слова» [9, с. 63]. Исходя из этого, в советской исторической науке утвердился подход, ставший традиционным, согласно которому Керенский рисовался человеком «ниоткуда», позёром и неврастеником, неизвестно каким путём вошедшим во власть. В связи с постами, которые им занимались во Временном правительстве, он стал воплощением слабости, нерешительности и бездействия, а в конечном итоге - предательства революции.
Стоит отметить, что советская историография складывалась под гнетом господствовавшей моноидеологии и привела ко многим деформациям в освещении образа Керенского. Наиболее очевидными жертвами становились те лидеры, идеологи, которые находились «по ту сторону баррикад». Ке-
ренскому давали необъективные оценки, приписывали то, чего он в действительности не совершал.
Квинтэссенцией такого подхода стала работа В.И. Старцева «Крах керенщины» (1982), в которой в принятом ключе был дан анализ последних двух месяцев того периода русской государственной и общественной жизни, «.который получил у современников название "керенщины" по имени незадачливого премьера Временного правительства, пытавшегося балансировать между силами революции и контрреволюции» [10, с. 3]. Автор сделал вывод, что падение Временного правительства было закономерным, так как в России накануне Октября 1917 г. не было альтернативы власти Советов и большевиков, представлявших собой сплочённую и организованную политическую силу, сильную доверием масс. Однако эта позиция представляется сомнительной, так как даже осенью 1917 г. объективно всё ещё сохранялась альтернатива вооружённому восстанию, в частности «путём создания однородного правительства из социалистических партий и избрания демократическим путём народного представительства в лице Учредительного собрания» [11, с. 176].
Вместе с тем следует признать, что в работах ряда историков на этом этапе содержится богатейший фактический материал о политической деятельности Керенского в 1917 г. [12, 13].
Итак, советская историография по проблеме сохранила критическую тональность на всем протяжении своего развития и опиралась на ленинскую позицию, которая в Советской России выполняла зачастую идеологическую, а не научную функцию. Неслучайно деятельность бывшего главы Временного правительства Керенского рассматривалась лишь в контексте происходивших бурных событий 1917 г., как не имевшая самостоятельного значения.
Рубеж 1980 - 1990-х гг. знаменовал начало современного этапа историографии, в значительной степени связанного с ростом общественного интереса к альтернативным моделям общественного устройства. В конце 1980-х гг. на волне гласности появляется ряд научно-публицистических работ, посвящённых обозначенной теме, что ассоциируется с началом «переходного» подэтапа в современной историографии. Стали меняться подходы к конструированию фактологической модели. В частности, в статье Г. З. Иоффе была высказана важная мысль о том, что Керенский, как и многие другие деятели постфевральской демократии, был вовсе не случайной фигурой на политическом олимпе, как принято считать в советской истори-
ческой науке. «Он был детищем своего времени, откликом на его запрос» [14, с. 4], - к такому выводу пришёл автор. Однако следует отметить, что Г. З. Иоффе не удалось всесторонне оценить роль А. Ф. Керенского в политических событиях начала XX в. в России, но тем не менее был сделан определённый шаг к объективному научному анализу.
На «переходном» подэтапе активизируется процесс исследования обозначенной проблемы отечественными историками. В частности, Б. И. Колониц-ким рассмотрен важный вопрос о восприятии Керенского-политика различными кругами интеллигенции в 1917 г. Автор полагал, что эта тема особенно важна для создания политического портрета, так как «.гораздо более интересным и важным видится мнение беспартийного большинства» [15, с. 98].
Особенно плодотворным в начале 1990-х гг. стал анализ проблемы «феномена Керенского», предпринятого рядом авторов. В частности, в статье А. Г. Голикова [16] сделана попытка проследить эволюцию данного феномена в марте - октябре 1917 г. и раскрыть характер восприятия этой личности массовым сознанием. В итоге он приходит к мысли о том, что феномен Керенского был одним из проявлений массового сознания того периода, а его образ был усердно создан, а затем и в определённой степени разрушен печатью того времени. Данный вопрос был в дальнейшем рассмотрен Б. И. Колоницким [17], определившим «феномен Керенского» как вполне адекватный массовым настроениям межреволюционного периода, так как именно такой политик-оратор был необходим в этот период. Также немаловажным являлся тот факт, что Керенский полностью идентифицировал себя с Февралём, ибо это была «его революция».
Немалый интерес вызывает статья Г.Н. Новикова [18]. Керенский показан как внимательный и тонкий наблюдатель советской действительности, трагической истории, приведшей ко Второй мировой войне и наступлению ядерной эпохи. Ценность работы состоит в том, что она выполнена на основе уникальных архивных источников: периодических изданий, хранящихся в Техасе - газет «Дни», «Новая Россия», рукописей Керенского, писем Н.Н. Берберовой, адресованных бывшему премьер-министру. Автор опровергает многие клише советских историков, отметив безвыходность его положения в условиях 1917 г. и объясняет это тем, что благодаря молодой энергии, уму, ораторским способностям, политической ловкости, вознесенный к верховной власти, он, словно затем и объявился временным хозяином Зимнего дворца, чтобы оказаться беспощадно выброшен-
ным за борт либо военной, либо большевистской диктатурой.
В 1993 г. в Чебоксарах опубликован сборник «Александр Керенский: любовь и ненависть революции» [19], в котором на основе принципа антиномии была предпринята попытка анализа деятельности Керенского и его оценок через воспоминания современников. В том же году опубликован сначала в журнальном варианте, а затем в виде отдельной книги важнейший мемуарный труд Керенского «Россия на историческом повороте» [20], его письма [21] и т.д.
С середины 1990-х гг. можно говорить о новейшем подэтапе в современной историографии. Его началом стало появление научного исследования Г. З. Иоффе, в котором высказывалась важная мысль о том, что «...Керенский был идеалист, романтик революции... Её ситуация нашла и востребовала его, он соответствовал ей и противоречивыми "несоединимыми" чертами своего характера, и своим особым местом в сложном конгломерате политических сил, в эти дни противостоящих власти» [22, с. 24-25].
В 1996 г. опубликована коллективная монография М. И. Басманова, Г. А. Герасименко и К. В. Гусева [23], в которой вскрывались причины поражения Керенского в октябре 1917 г. Авторы пришли к спорному, на наш взгляд, выводу о том, что, оказавшись на вершине власти, Керенский не смог установить сотрудничество ни с народом, ни с политическими партиями, чему помешали его звёздная болезнь и политическое ослепление. Нам представляется, что данный вывод являлся в известном смысле отголоском советских штампов.
В ряде работ этого периода, посвящённых рассмотрению вопросов, связанных с политической культурой 1917 г., характером и ролью революционного насилия, затрагивается и проблема «феномена Керенского» [24-26]. В целом, в данных работах интересен вывод о том, что Керенский, по-видимому, «обладал способностью угадывать вектор эмоционального ожидания масс» [24, с. 61], он олицетворял революцию, персонифицировал её курс и был в известном смысле «живым символом Февраля» [26, с. 314].
Для новейшего этапа современной историографии характерно появление ряда учебников, в частности «Истории России IX - XXI века: от Рюрика до Путина», в котором в специальной статье С. М. Смагина на основе использования аксиологического принципа предприняла попытку правдивого воссоздания образа Керенского, его роли как политика, который «всегда верил в демократическое
будущее России» [27, с. 450]. Это связано с тем, что в оценке А. Ф. Керенского и в особенности его исторических трудов не хватало множества важных штрихов, которые могли бы дополнить, а в чём-то даже по-новому осветить его противоречивый образ.
В частности, в статье Н.В. Четверткова [28], в целом не носящей новационного характера, высказывается предположение о том, что падение Керенского было вызвано «сшибкой» двух революционных потоков народного движения, соответственно в феврале и в октябре 1917 г., что имело свою логику и глубокий смысл, однако эта мысль в дальнейшем развита не была.
Следует отметить, что в 2004 г. вышел первый монографический труд о Керенском [29]. Следуя его дневниковым записям, вводя в повествование неизвестные документы начала XX в., фрагменты воспоминаний министров Временного правительства, известных писателей, музыкантов, В. Л. Стронгин создает яркий образ этого образованного человека, умного и честного адвоката, стремившегося сделать Россию демократической страной.
В 2000-е гг. происходит активизация изучения обозначенной темы. Появляется целый ряд работ, посвящённых биографии Керенского [30-32].
Особо следует выделить статью О. Аурова «Вокруг Февраля», в которой автор попытался проанализировать ряд мемуарных работ Керенского, где тот, по мнению О. Аурова, предложил собственную интерпретацию событий 1917 г. в России, основанную на том, что война оттянула наступление революции и не будь её, революция свершилась бы ещё в 19141915 гг. О. В. Ауров делает вывод, что либеральная общественность, не пожелавшая идти на компромисс с действующей властью, стала главным катализатором будущей революции, которая «много раньше, чем стать реальностью политической жизни, абсолютно и полностью победила в сознании оппозиции» [33, с. 199].
Исследованием, отдельным аспектом рассмотрения которого являлось теоретическое наследие А. Ф. Керенского, стала диссертация Е. Н. Ляпоровой [34]. Она поставила цель выявить и сравнить различные оценки большевистских преобразований в России в экономической и социальных сферах, сложившиеся у крупнейших теоретиков русского зарубежья. Что касается конкретно взглядов Керенского в 1920-х гг., автор пришла к выводу, что он отрицал вестернист-скую направленность большевизма и считал его тупиковой ветвью развития человечества.
Работой, объединившей в себе существовавшие наработки по данной теме, можно считать труд
С.В. Тютюкина, в котором автор отмечает, что «.оценивая государственную деятельность Керенского, необходимо не забывать о том наследии, которое он как политик получил от предшествующих веков российской истории» [35, с. 20]. При этом провал в России демократии был вызван, конечно же, не деятельностью Керенского, а обществом в целом, которое было не готово к выходу из кризиса демократическими методами.
Таким образом, в новейшей историографии сделан значительный шаг в научном осмыслении обозначенной проблемы, предприняты попытки обобщения накопленного материала. Одновременно интенсировался процесс издания работ самого Керенского, что значительно усиливает возможности продолжения научного поиска. При этом особую роль в современной общественно-политической ситуации играет тот факт, что А. Ф. Керенский являлся, безусловно, политиком, отличительными чертами которого была маневренность, гибкость, толерантность, а сам он являлся своеобразной равнодействующей в переплетении политических сил и общественных процессов.
Литература
1. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Минск, 2002.
2. Шульгин В. В. Годы. Дни. 1920. М., 1990.
3. Милюков П. Н. История второй русской революции. М., 2001.
4. Набоков В. Д. Временное правительство. М., 1991.
5. Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. Т. 2. Нью-Йорк, 1956.
6. Станкевич В. Б. Воспоминания 1914 - 1919. Берлин, 1920.
7. Дан Ф.И., Церетели И. Г. Два пути. Избранное. Ч. 2. М., 2010.
8. Гиппиус З. Н. Синяя книга: Петербургский дневник. 1914 - 1918. Белград, 1929.
9. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 31. М., 1969.
10. Старцев В. И. Крах керенщины. Л., 1982.
11. Российский политический процесс XX - начала XXI в.: власть, партии, оппозиция / отв. ред. С. М. Сма-гина. Ростов н/Д., 2006.
12. Старцев В. И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. Л., 1980.
13. Старцев В. И. Революция и власть. Петроградский Совет и Временное правительство в марте - апреле 1917 г. М., 1978.
14. Иоффе Г. З. Мистерия керенщины // Советская Россия. 1987. 4 марта.
15. Колоницкий Б. И. А. Ф. Керенский и Мережковские в 1917 году // Литературное обозрение. 1991. № 3.
16. Голиков А. Г. Феномен Керенского // Отечественная история. 1992. № 5.
17. Колоницкий Б. И. Загадка Керенского // Звезда. 1994. № 6.
18. Новиков Г.Н. Об архиве А.Ф. Керенского в Техасе // Новая и новейшая история. 1993. № 1.
19. Александр Керенский: любовь и ненависть революции: сб. Чебоксары, 1993.
20. Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте. М., 1993.
21. «.Будущий артист императорских театров». Письма Александра Керенского родителям // Источник. 1994. № 3.
22. Иоффе Г.З. Семнадцатый год: Ленин, Керенский, Корнилов. М., 1995.
23. Басманов М.И., Герасименко Г.А., Гусев К.В. Александр Фёдорович Керенский. Саратов, 1996.
24. Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.
25. Колоницкий Б.И. Культ А. Ф. Керенского: образы революционной власти // Отечественная история. 1999. № 4.
26. Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть. К изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2001.
27. Смагина С. М. А. Ф. Керенский // История России IX - XXI века: от Рюрика до Путина. М., 2004.
28. Четвертков Н. В. Несколько штрихов к портрету А. Ф. Керенского // Отечественная история. 2001. № 6.
29. Стронгин В. Л. А. Керенский. Демократ во главе России. Владимир, 2010.
30. Канин В. Г. Керенский. Не может быть демократии без свобод и социальной справедливости. М., 2006.
31. Стронгин В. Л. Керенский. Загадка истории. М., 2004.
32. ФедюкВ. П. Керенский. М., 2009.
33. Ауров О. В. Вокруг Февраля. // Свободная мысль. 2007. № 2.
34. Ляпорова Е. Н. Образ советского государства в представлениях русской эмиграции в 20-е годы XX века на примере взглядов П.Н. Милюкова, А.Ф. Керенского и И.В. Гессена: дис. ... канд. ист. наук. Ростов н/Д., 2008.
35. Тютюкин С. В. Александр Керенский. Страницы политической биографии (1905-1917 гг.). М., 2012.
References
1. Denikin A. I. Ocherki russkoi smuty [Essays on Russian Troubles]. Minsk, 2002.
2. Shul'gin V. V. Gody. Dni [Years, Days]. 1920. Moscow, 1990.
3. Milyukov P. N. Istoriya vtoroi russkoi revolyutsii [History of the Second Russian Revolution]. Moscow, 2001.
4. Nabokov V. D. Vremennoe pravitel'stvo [Provisional Government]. Moscow, 1991.
5. Stepun F. A. Byvshee i nesbyvsheesya [Former and Unrealized]. Vol. 2. New York, 1956.
6. Stankevich V. B. Vospominaniya 1914 - 1919 [Memories of 1914 - 1919]. Berlin, 1920.
7. Dan F.I., Tsereteli I. G. Dva puti. Izbrannoe [Two Directions. Selected]. Ch. 2. Moscow, 2010.
8. Gippius Z. N. Sinyaya kniga: Peterburgskii dnevnik. 1914 - 1918 [Blue Book. Petersburgian Diary. 1914-1918]. Belgrad, 1929.
9. Lenin V. I. Polnoe sobranie sochinenii [Complete Set of Works]. Vol. 31. Moscow, 1969.
10. Startsev V. I. Krakh kerenshchiny [Crash of Kerensky Policy]. Leningrad, 1982.
11. Rossiiskii politicheskii protsess XX - nachala XXI v.: vlast', partii, oppozitsiya [Russian political process of XX -beginning of XXI century: power, parties, the opposition]. Ed. S. M. Smagina. Rostov-on-Don, 2006.
12. Startsev V. I. Vnutrennyaya politika Vremennogo pravi-tel'stvapervogo sostava [Domestic policy of the Provisional Government of the First Composition]. Leningrad, 1980.
13. Startsev V. I. Revolyutsiya i vlast'. Petrogradskii Sovet i Vremennoe pravitel'stvo v marte - aprele 1917 g. [Revolution and Power. The Petrograd Soviet (Council) and the Provisional Government in March - April 1917]. Moscow, 1978.
14. Ioffe G. Z. Misteriya kerenshchiny [Mistery of Keren-sky Policy]. Sovetskaya Rossiya, 1987, March, 4.
15. Kolonitskii B. I. A. F. Kerenskii i Merezhkovskie v 1917 godu [Kerenskiy and Merezhkovskie in 1917]. Literaturnoe obozrenie, 1991, no 3.
16. Golikov A. G. Fenomen Kerenskogo [Phenomenon of Kerensky]. Otechestvennaya istoriya, 1992, no 5.
17. Kolonitskii B. I. Zagadka Kerenskogo [Enigma of Kerensky]. Zvezda, 1994, no 6.
18. Novikov G.N. Ob arkhive A.F. Kerenskogo v Tekhase [On Archives of Kerensky in Texas]. Novaya inoveishaya istoriya, 1993, no 1.
19. Aleksandr Kerenskii: lyubov' i nenavist' revolyutsii [Alexander Kerensky: Love and Hatred of Revolution]. Cheboksary, 1993.
20. Kerenskii A. F. Rossiya na istoricheskom povorote [Russia at Historical Turning Point]. Moscow, 1993.
21. «...Budushchii artist imperatorskikh teatrov». Pis'ma Aleksandra Kerenskogo roditelyam [".Future Actor of Em-
Поступила в редакцию
peror Theatres". Letters of Kerensky to Parents]. Istochnik, 1994, no 3.
22. Ioffe G.Z. Semnadtsatyi god: Lenin, Kerenskii, Kornilov [Seventeenth Year: Lenin, Kerensky, Kornilov]. Moscow, 1995.
23. Basmanov M.I., Gerasimenko G.A., Gusev K.V. Ale-ksandr Fedorovich Kerenskii [Alexader Feodorovich Kerensky]. Saratov, 1996.
24. Buldakov V.P. Krasnaya smuta. Priroda i posledstviya revolyutsionnogo nasiliya [Red Troubles. The Nature and Consequences of Revolutionary Violence]. Moscow, 1997.
25. Kolonitskii B.I. Kul't A. F. Kerenskogo: obrazy revoly-utsionnoi vlasti [The Cult of Alexander Kerensky: Images of Revolutionary Power]. Otechestvennaya istoriya, 1999, no 4.
26. Kolonitskii B. I. Simvoly vlasti i borba za vlast'. K izucheniyu politicheskoi kul'tury rossiiskoi revolyutsii 1917 goda [Symbols of Power and the Struggle for Power. To Studying the Political Culture of the Russian Revolution of 1917]. Saint Petersburg, 2001.
27. Smagina S. M. A. F. Kerenskii. Istoriya Rossii IX -XXI veka: ot Ryurika do Putina [Kerensky. History of Russia 9 - 21 centuries: from Rurik to Putin]. Moscow, 2004.
28. Chetvertkov N. V. Neskol'ko shtrikhov k portretu A. F. Kerenskogo [Several Touches to the Portrait of Kerensky]. Otechestvennaya istoriya, 2001, no 6.
29. Strongin V. L. A Kerenskii. Demokrat vo glave Rossii [Kerensky. Democrat as the Head of Russia]. Vladimir, 2010.
30. Kanin V. G. Kerenskii. Ne mozhet byt' demokratii bez svobod i sotsial'noi spravedlivosti [Kerensky. There can be no Democracy without Freedom and Social Justice]. Moscow, 2006.
31. Strongin V. L. Kerenskii. Zagadka istorii [Kerensky. Enigma of History]. Moscow, 2004.
32. Fedyuk V. P. Kerenskii [Kerensky]. Moscow, 2009.
33. Aurov O. V. Vokrug Fevralya... [Round the February]. Svobodnaya mysl', 2007, no 2.
34. Lyaporova E. N. Obraz sovetskogo gosudarstva vpred-stavleniyakh russkoi emigratsii v 20-e gody XX veka na primere vzglyadov P.N. Milyukova, A.F. Kerenskogo i I. V. Gessena: dis. ... kand. ist. nauk [The Image of the Soviet State in the Views of Russian Emigration in 20th years of XX century, the Example of the Views of P.N. Milyukov, A.F. Kerensky and I.V. Hesse]. Rostov-on-Don, 2008.
35. Tyutyukin S.V. Aleksandr Kerenskii. Stranitsy politicheskoi biografii (1905-1917 gg.) [Alexander Kerensky. Pages of Political Biography (1905-1917)]. Moscow, 2012.
3 марта 2015 г.
