CC BY
103
УДК 81
В МНОГОМЕРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЯЗЫКОЗНАНИЯ И ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ: ИНТЕГРАТИВНОСТЬ IN ACTU
© С. В. Иванова, А. С. Самигуллина*
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./ факс: +7 (347) 273 67 78.
E-mail: [email protected].
В статье дается обзор наиболее динамично развивающихся направлений современного языкознания, методологические принципы которых опираются на новую эпистемологию — эпистемологию автопоэза. Интегративность рассматривается как основное свойство научного познания, обеспечивающее взаимопроникновение и взаимоадаптацию таких автопоэзис-ных систем, как человек, язык, культура, когниция. Объектом изучения являются современные языковедческие парадигмы — лингвокультурология и лингвокогнитология. Цель статьи состоит в выявлении качественных признаков интегративности в наиболее динамично развивающихся парадигмах современного языкознания.
Ключевые слова: интегративность, междисциплинарность, лингвокультурологический подход, лингвокогнитивный подход.
Интегративность стала отличительным признаком современного гуманитарного знания. Ярким примером реализации интегративности как неотъемлемого свойства научного познания на рубеже ХХ-XXI вв. является сам факт появления и дальнейшей востребованности новых интегрированных парадигм. Интегративность толкуется в самом широком смысле как междисциплинарность, которая является результатом реализации многочисленных глубинных связей между различными отраслями гуманитарного знания. Именно это свойство составляет предмет исследования настоящей статьи.
Определяя эпистемологические приоритеты современного лингвистического знания, языковеды, как и представители других областей гуманитарного знания [1, с. 3-7; 2], обращают внимание на такую характерную черту современной науки, как интегративность (синтетизм, экспансионизм, междисциплинарность, интердисциплинарность). Интегративность, будучи основным «оружием» рефлексии человека (ср.: «рефлексия синкретична, интегральна и конситуативна» [3, с. 400]), получает как минимум три трактовки в современном языкознании:
1) интегративность как стремление представить язык в вертикальной (в отличие от горизонтальной!) проекции. Иначе говоря, интегративность интерпретируют как принцип, обеспечивающий системное описание языка (например, Московская семантическая школа, когнитивная теория Л. Талми [4] и т.п.);
2) интегративность как возможность синтезировать несколько наиболее влиятельных лингвистических концепций с целью получения нового знания о языке (например, работы Р. З. Мурясова [5-7]);
3) интегративность как междисциплинарность, обеспечивающая превращение лингвистического описания в целостный, комплексный, многомерный, голографический процесс-сценарий, осуществление которого представляется маловероятным без привлечения данных смежных наук. Так, в рамках современного языкознания постепенно зарож-
даются и затем плодотворно развиваются такие комплексные (с точки зрения эпистемологии и внутренней философии) парадигмы лингвистического знания, как лингвокультурологическая, лингвокогнитивная, когнитивно-семиотическая, био-лингвистическая, биосемиотическая, психолингвистическая, нейролингвистическая, теоантропо-космическая и т.п., в рамках которых язык рассматривается в максимально широком контексте. Появление названных дисциплин позволяет исследователям свести воедино уже имеющиеся знания о человеке, произвести их инвентаризацию и систематизацию. Интегративность является логическим следствием антропоцентрической направленности современного гуманитарного знания. Человек как мера всех вещей, как конечный объект и высшая точка исследовательского дерзания современной гуманитарной науки предполагает, что различные аспекты и стороны человеческой деятельности и ее проявлений, которые составляли отдельные предметные области разных научных дисциплин, неизбежно стали восприниматься в своей совокупности. Соответственно современное гуманитарное знание от анализа перешло к синтезу - синтезу сфер и областей исследовательского поиска, когда различные направления гуманитарного знания переживают состояние взаимной адаптации и взаимной ориентированности в связи с тем, что только в комплексе они способны отразить целостность главного объекта своего исследования - человека. Все это в конечном итоге подтверждает мысль Н. Д. Арутюновой о том, что континуальность мира берет верх над попытками представить его дискретно.
Обращает на себя внимание тот факт, что ин-тегративность, или междисциплинарность, отражается уже в именованиях вновь появившихся направлений лингвистического знания. Так, например, интеграция языкознания и культурологии своим прямым следствием имели создание лингво-культурологии, отрасли знания, поставившей во
* Иванова Светлана Викторовна — д-р филол. н., профессор, заведующая кафедрой межкультурной коммуникации и перевода факультета романо-германской филологии.
Самигуллина Анна Сергеевна — канд. филол. н., доцент кафедры английского языка факультета романо-германской филологии.
главу угла изучение взаимодействия языка и культуры. Несмотря на относительно небольшой срок своего самостоятельного существования, лингво-культурология пережила несколько этапов развития. Воодушевление как следствие признания права на самостоятельное существование данного направления и вполне объяснимый энтузиазм при проведении широкофронтальных, крупномасштабных, но методологически разнородных исследований впоследствии сменились кропотливой работой над инструментарием и рабочим аппаратом лин-гвокультурологии, что было связано с необходимостью детализации и разработки концептуальных основ нового направления. Дело в том, что первый этап, который начался в результате лингвокультурологического взрыва и последующего признания самостоятельного статуса лингвокультурологии, породил период «очарованности» лингвистов своеобразием и разноликостью языковой объективации мира. Пестрота и неоднородность средств языковой актуализации, на которую обратили внимание исследователи в первую пору существования лингво-культурологии, были связаны с самой постановкой исследовательской задачи - преимущественным изучением лингвокультурных связей и этнокультурной специфики. Фокус на этих проявлениях взаимодействия языка и культуры был обусловлен широкой постановкой исследовательской задачи лингвокультурологических исследований, что является неизбежным следствием этапа «становления и проектирования» (В. А. Постовалова) любой научной дисциплины. В этом смысле заявление о том, что «лингвокультурология - это наука, возникшая на стыке лингвистики и культурологии и исследующая проявления культуры народов, которые отразились и закрепились в языке» [8, с. 28], неоспоримо, но слишком широко для того, чтобы новая отрасль гуманитарного знания смогла получить методологическую верификацию. «Очарование» первого этапа породило и вполне закономерную критику [9-10], которая сводилась к известному тезису о том, что этнокультурная специфика занимает маргинальное положение и не должна заслонять универсализма внутренней глубинной организации результатов языкового освоения действительности.
В действительности, обнаружение отдельных этнокультурных различий, пусть и довольно красноречивых и интригующих, не представляет собой серьезного системного аргумента, покуда не решены задачи выработки методологической базы, четко не прописаны цели, объект и предметная область нового направления. В связи с этим необходимо еще раз отметить, что «подчеркивание единичных случаев проявления национальнокультурного своеобразия той или иной языковой единицы вне корреляции с системой культурных доминант дает право говорить всего лишь о ее идиоэтнических чертах, или национальнокультурной специфике» [11, с. 129]. Вполне зако-
номерно, что многочисленные продуктивные дискуссии, размышления, разностороннее изучение единиц языка и речи в их преломлении к культуре подвели исследователей к необходимости рассматривать характер лингвокультурного взаимодействия в несколько иной плоскости и с иных позиций. В результате, поверхностное понимание интегра-тивности как механического соединения, некой физической сопредельности двух научных дисциплин, доминировавшее в начале существования лин-гвокультурологии, уступило место более глубокому проникновению в их природу. Стало предельно ясно, что речь идет о сопряжении проблематики и предметных областей лингвистики и культурологии. В связи с этим лингвокультурологи отмечают, что в настоящее время методологическим императивом является такой подход к описанию лингвокультурного взаимодействия, который позволил бы работать в новом, лингвокультурном, пространстве
- пространстве языка и культуры. Такая постановка задачи лингвокультурологического исследования предполагает, что лингвокультуролог работает в «едином пространстве семиозиса» (Ю. М. Лотман).
Однако совмещение областей исследовательского поиска - это лишь один из шагов на пути интеграции языкознания и культурологии. Логика проведения дальнейших исследований обусловливает необходимость следующего шага, связанного с выделением рабочей единицы, которая бы работала в этом интегрированном пространстве, т. е. объединяла бы в себе языковые и культурные параметры. Исследователи предлагают несколько подходов к решению этой задачи. Одним из широко признаваемых подходов к проведению лингвокультурологического исследования является анализ культурных коннотаций, т. е. интерпретация «денотативного или образно мотивированного, квазиденотатив-ного аспектов значения в категориях культуры» [12, с. 214]. Ряд исследователей в качестве базовой единицы лингвокультурологического исследования выделяют культурные смыслы [13, с. 35-42; 14], понимаемые «как культурно-усредненные представления членов некоторого социума об обозначенной данной единицей явления действительности» [15, с. 26]. Ведется поиск единицы на уровне языкового знака: предлагается архикультурема, т.е. единица с культуроносной семантической долей [16, с. 295], культурологическая компонента, как информация культурно-ценностного свойства, совмещенная с языковым значением [17, с. 26]. Так, актуализация культурологической компоненты предполагает ее манифестацию в семантической, синтаксической или прагматической плоскостях языкового знака. Соответственно анализ каждой их этих сторон языковых единиц любой стратумной принадлежности может способствовать выделению информации культурно-ценностного плана [18, с. 25-26]. По существу, речь идет о существовании лингвокультурного кода, т.е. системы культурно-
языковых соответствий [18, с. 26], и его изучении посредством обращения к разным сторонам языкового знака. Лингвокультурный код предполагает отмеченность культурно-языковых связей, т.е. культурологическую маркированность. Культурологическая маркированность состоит в актуализации в информации языкового знака связи с одной из трех сторон культуры: цивилизационной, социально-психологической или деятельностной [18, с. 9]. Экстериоризация (выведение во внешний план) данной культурной информации посредством лингвистического анализа относится к насущным задачам лингвокультурологии.
При всех различиях перечисленных подходов к определению единицы лингвокультурологического анализа объединяющим началом является стремление лингвокультурологов выделить некую сущность, совмещающую лингвистические и культурные параметры. Такая постановка вопроса дает возможность выйти на уровень вербальной объективации культуры с тем, чтобы в дальнейшем можно было производить не только декодирование, но и дешифровку культурных кодов и знаков. Дешифрование культурного кода предполагает поиск и обнаружение в лингвокультурном семиозисе ключей к прочитыванию культурной информации, иными словами, к перлюстрации текста культуры, который, вслед за В. Н. Телия, понимается как любого вида культурно маркированное знаковое пространство [19, с. 20]. Необходимо отметить, что, как и в компьютерных науках, дешифрование и декодирование представляют собой два разных процесса. Декодирование предполагает идентификацию кода, его преобразование в другой код, как например: код культурный - в языковой код или наоборот. Дешифрование означает интерпретацию смысла, т. е. восстановление культурных смыслов, заложенных в языковом сообщении. Так, обнаружение фактов национально-культурной специфики не предполагает системности, ибо национальнокультурная специфика всего лишь знаменует черты идиоэтнического своеобразия. Лингвокультурологический анализ предполагает обнаружение культурного кода, что влечет за собой декодирование и необходимость дальнейшего дешифрования сообщения. Речь в данном случае идет о том, что «в едином пространстве семиозиса» язык и культура предстают как единый код, а это означает, что имеет место подлинная, глубинная интеграция, касающаяся объекта исследования, что, в свою очередь, влечет за собой интеграцию предметных областей и методологии.
Лингвокультурный код представляет собой опредмеченную языковыми знаками систему передачи культурных кодов. «При этом язык в лингвистическом понимании рассматривается как один из многих - хотя и имеющий первостепенную важность - кодов культурной информации» [1, с. 132]. «Представленные таким образом явления культуры
объясняются по аналогии с феноменами языка через обнаружение идеонациональных кодов» [1, с. 132].
Изменение направления вектора лингвокультурологических исследований отразило новое понимание интегративности не просто как смежности двух основополагающих дисциплин, а как их комплексности и взаимообусловленности. Соответственно уточняется и углубляется формулировка цели лингвокультурологического исследования - от описания культурного пространства «сквозь призму языка и дискурса и культурный фон коммуникативного пространства» [20, с. 13] к выявлению с помощью и на основе языковых данных базовых оппозиций культуры, закрепленных в языке и проявляющихся в дискурсе; отраженных в зеркале языка и в нем зафиксированных представлений об окультуренных человеком сферах: пространственной, временной, деятельностной и т.д.; проступающих сквозь призму языка древнейших представлений, соотносимых с культурными архетипами» [20, с. 13]. Другими словами, речь идет о реконструкции кодов культуры при помощи языковых данных. При этом код культуры понимается как «таксономический субстрат ее текстов», который представляет собой «ту или иную совокупность окультуренных представлений о картине мира некоего социума». Согласно В. В. Красных, код культуры - это ««сетка», которую культура «набрасывает» на окружающий мир, членит, категоризует, структурирует и оценивает его» [21, с. 297]. В этом смысле представляется возможным выделять акциональный код, код мифа, космологический код и т.п. [19, с. 20-21]. К этому списку В. В. Красных добавляет соматический, пространственный, временной, предметный, биоморфный, духовный коды, хотя и оговаривает, что список этот может быть продолжен [21, с. 298]. Как явствует из упомянутых перечней, окончательная номенклатура кодов культуры полностью не установлена. Однако можно констатировать, что в широком смысле код культуры понимается как символьная система означивания культурной информации. Культурная информация охватывает представления и знания о фрагментах и объектах окружающей действительности. Культурный код, опредмеченный языковыми знаками, получает статус лингвокультурного кода, а культурные знаки соответственно приобретают статус лингвокультурных [22, с. 119]. Таким образом, в лингвокуль-турологии предметной областью являются лингвокультурное пространство, интегрированная область языковых и культурных знаков, в которой культурные знаки находят языковое воплощение.
Таким образом, цель лингвокультурологии не сводится только к поиску расхождений, некоей специфики, сколь увлекательно бы это ни было (это всего лишь часть задачи, а порою и отнюдь не главный продукт лингвокультурологического исследования). Цель лингвокультурологического исследования состоит в идентификации кодов куль-
туры, их дальнейшем декодировании и дешифровании, т.е. перевод в язык вербальный, и интерпретации культурных смыслов. Соответственно в ходе таких исследований будут установлены как универсалии, так и расхождения в вербальной объективации мира. Цель лингвокультурологического исследования не может быть сведена всего лишь к спорадическому поиску идиоэтнических черт - она гораздо глубже и существеннее, ибо обусловлена взаимной глубинной интегрированностью обеих дисциплин, что в конечном итоге и способствует порождению нового знания. Поставленная таким образом основополагающая задача лингвокульту-рологии смещает акценты с простой констатации уникальности лингвокультурных связей и ее манифестации в виде национально-культурной специфики, или национально-культурной детерминированности, на реконструкцию способов внутренней организации этих связей и выявление различных конфигураций лингвокультурного сращения.
Дальнейшее развертывание и реализация процесса совмещения сфер научного поиска усиливаются и углубляются в связи с неизбежной необходимостью интегрирования методологических баз сопрягающихся научных парадигм и областей знания. Использование аналитических процедур и методологии сопредельных дисциплин для получения качественно нового интегрированного знания становится требованием сегодняшней исследовательской практики (см., например: [1; 23-24]). Полипа-радигматизм, провозглашенный как основополагающая тенденция научного поиска рубежа веков, последовательно реализуется во вновь возникающих направлениях современного языкознания.
Возникновение когнитивной лингвистики как самостоятельной исследовательской школы также продиктовано стремлением «найти пути и способы интеграции знания, полученного о языке в рамках различных научных направлений» [25]. Однако первоначально эта интеграция осуществлялась преимущественно в контексте философии объективизма (formalist/ objectivist/ traditional/ orthodox view of language processing, или когнитивная лингвистика первого поколения, постсоссюровская парадигма), что объясняет приверженность теоретиков языка к логическим построениям в духе Г. Фреге и к максимально обобщенным концептуализациям в духе Декарта и И. Канта (картезианский дуализм). В рамках такого понимания язык по-прежнему трактуется как система знаков, созданная для категоризации, хранения, извлечения и переработки информации, а значение понимается как информация (Н. Хомский, Р. Джекендофф, Дж. Фодор и др.).
Основные методологические ориентиры, которыми руководствуются объективисты, сводятся к ряду обобщений концептуального характера.
- Значение представляет собой абстрактное отношение между символическими репрезентациями (symbolic representations). Символические репре-
зентации, о которых идет речь, получают значение исключительно благодаря своей способности отсылать к предметам, свойствам, явлениям, существующим в мире «Действительное».
- Концепты суть максимально обобщенные ментальные репрезентации (general mental representations), они коллективны, но не индивидуальны (в отличие от образов, которые субъективны).
- Концепты никак не связаны с опытом нашего тела (disembodied).
- Любой анализ значения должен завершаться выявлением буквальных, а не метафорических концептов (literal concepts).
- Концептуальная структура не детерминируется субъективными процессами познания, которые должны изучаться за пределами философии языка, а именно в рамках чистой психологии.
- Ядро рациональности составляет формальная логика.
- Рациональность (как и концепты) не имеет воплощенную (телесную) природу (disembodied), она состоит из чисто абстрактных отношений и операций, основу которых составляют логические силлогизмы, и не зависит от субъективных процессов познания.
Из этого следует, что в самой возможности интеграции методологических установок аналитической философии, когнитивизма и логики не учитывается, как ни странно, «человеческий фактор», а осуществляется последовательная реконструкция мифической «объективной» реальности. Иначе говоря, теоретики языка в очередной раз обходят своим вниманием так называемое «дальнейшее» значение слова (А. А. Потебня), изучение которого не предусматривается формальной процедурой логического анализа, а также исключают возможность существования непропозициональных структур (nonpropositional structures).
Для того, чтобы преодолеть этот разрыв человека и естественного языка, когнитивисты принимают решение пересмотреть эпистемологические ориентиры «постсоссюровской» парадигмы, превратив ее в парадигму «антисоссюровскую» (термины в [26]), или когнитивную лингвистику второго поколения (подробнее об этом см. [27]), основу которой теперь составляет динамический подход к явлениям языка. Мощным импульсом для развития этого подхода послужили, в первую очередь, новаторские работы чилийских ученых У. Матураны и Ф. Варелы [28-29], а также исследования их американских коллег Э. Томпсона, Э. Рош, Дж. Лакоффа, М. Джонсона, Р. Гиббса и Г. Колстона и ряда других (см., напр. [30-33]) о «воплощенной когниции» (embodied cognition). Такие ключевые слова, как инкарнированное, ситуационное и инактивированное познание (embodied, situated, enactive cognition), становятся основой новой методологии.
Так называемый манифест когнитивной лингвистики второго поколения включает в себя семь
основополагающих принципов, извлеченных из концепции физикализма (подробный обзор см. в [34]).
1. Познание телесно (cognition is embodied): существуют телесные нити, управляющие разумом. Тело и душа, мозг и сознание находятся в отношении циклической, взаимной детерминации. Тело и мир образуют единую систему. Данный тезис лежит в основе теории образов-схем, теории концептуальной метафоры и теории концептуальной метонимии.
2. Познание ситуационно (cognition is situated and embedded): в процессе формирования собственной идентичности живой организм как существо когнитивное «вырезает из окружающей реальности контур своей среды» [34, с. 36] => познание окультурено.
3. Познание инактивировано (cognition is enacted): познание осуществляется через действие, двигательная активность - источник формирования когнитивных способностей. «Всякое действие есть познание, всякое познание есть действие» [29, с. 23].
4. Когнитивные структуры суть эмерджентные структуры (cognition is emergent): они появляются спонтанно. Понятие эмерджентности является фундаментальным для постижения когнитивных процессов, поскольку разум, как утверждают У. Мату-рана и Ф. Варела, представляет собой то, что продуцируется на самом последнем этапе эмерджент-ных трансформаций сознания. Например, в теориях ментальных пространств и концептуальной интеграции (Ж. Фоконье, М. Тернер) понятие эмерджент-ности становится одним из основополагающих.
5. Процесс познания протекает в границах интерсубъективности (основная категория феноменологии): Я не локализовано, оно всегда переживает этап постоянного становления, коэволюции с Другим/Другими.
6. Когнитивные системы суть динамические и самоорганизующиеся системы (ср. с положениями теории концептуальной интеграции).
7. В процессе познания имеет место циклическая детерминация субъекта и объекта познания: субъект и объект со-рождаются, со-творятся, изменяются в когнитивном действии и благодаря ему. Наглядное представление о такого рода взаимно полагающей связи дает известная картина М. Эшера «Рисующие руки» (1948). Руки рисуют друг друга таким образом, что возникает вопрос: Какая рука «настоящая»? (см. подробнее [29, с. 22-23], рис. 1).
В результате, язык начинают трактовать как «сложное социально-биологическое коммуникативное образование, предназначенное для ориентации человека в окружающей действительности через использование в качестве средства коммуникации языковых знаков, представляющих собой кристаллизацию коллективного опыта взаимодействия индивидов и поэтому обладающих определенной степенью самостоятельности и постоянства своего значения при всем многообразии когнитивных характеристик носителей языка» [35, с. 27].
Рис.1. М. Эшер «Рисующие руки».
Преимущественность такого подхода состоит, во-первых, в попытке унификации науки, в создании единого информационного мира (конечная цель - абсолютная междисциплинарность), а во-вторых, в стремлении установить закономерности перехода субъективного знания в объективное и, наоборот, в контексте теории самоорганизации (ав-топоэза). Основным недостатком подобной исследовательской позиции является, на наш взгляд, неоправданное преуменьшение роли самого языка в процессе познавательной деятельности. Именно поэтому в современной лингвистической науке наблюдается своеобразная избирательность со стороны исследователей по отношению к изложенным принципам, что приводит к перегруппировке зна-чимостных центров концепции и, как следствие, к появлению новых смежных парадигм, которые представляют собой множественные реинтерпретации постулатов Матураны-Варелы в едином семиотическом пространстве человека, языка, культуры и среды.
Итак, в системе наук о человеке сформировался идеальный образ исследовательского проекта, который мог бы претендовать на роль ведущего. Центральным элементом этого проекта является человек, включенный одновременно в концепто-сферу, биосферу, семиосферу, ноосферу, глобальную информационную сферу (Интернет) и т. п. С точки зрения методологии науки, наиболее важной из перечисленных сфер оказывается семиосфе-ра (т.е. мир значения и коммуникации [36]), поскольку она является продуктом семиотической деятельности, а семиотику в последнее время чаще воспринимают не как науку среди других наук, а как инструмент наук. Семиотика, по словам
Ч. Морриса, есть шаг к объединению науки, необходимая предпосылка для формирования объединенной науки, или метанауки. Это обусловлено тем фактом, что семиотика, по словам Ю. С. Степанова, «находит свои объекты повсюду - в языке, математике, художественной литературе, в архитектуре,
планировке квартиры, в организации семьи, в процессах подсознательного, в общении животных, в жизни растений» [37, с. 5]. При этом семиотика имеет дело не только с простыми (система дорожных знаков, буквенный алфавит и т.п.), но и с куда более высокоорганизованными объектами (живые организмы, культурная среда, мода, творчество и т. п.). «Найти инвариант, атомарную структуру некоторого явления или вещи, описать множественное через единичное или бинарное - вот в чем задача семиотического подхода» [38, с. 56].
Основной закон семиотики - «знак за знак»: развитие значения знака происходит тогда и только тогда, когда он подвергается интерпретации при помощи другого знака или цепочки знаков. Следовательно, семиотический процесс цикличен, а значит, осуществляется по законам автопоэза.
Современная семиотика демонстрирует следующие текущие тенденции развития: а) антропо-логизация семиотических исследований (попытки изучения человека как знаковой целостности); б) встречное движение биосемиотики и гуманитарной семиотики (от биосферы к ноосфере и обратно); в) построение теории единого информационного мира (от семиосферы к концептосфере); г) всестороннее изучение языков искусства (сближение семиотики и эстетики). Наличие этих тенденций в современных семиотических штудиях подтверждается одновременным становлением нескольких направлений в лингвистике, методологически опирающихся на базовые принципы современной науки о знаках и знаковых системах. В данном случае речь идет о когнитивно-семиотическом подходе, когнитивно-семиологическом подходе в лингво-культурологии, биолингвистическом подходе, собственно биосемиотическом подходе и т.п.
Наблюдения показывают, что специфика когнитивно-семиотического подхода per se зависит, в первую очередь, от особенностей объекта исследования. Подобная гибкость подхода обеспечивается за счет инкорпорирования семиотических практик в процедуру когнитивного анализа. Так, изучение категории лица английских местоимений с позиций названного подхода дает право Е. Ю. Хрисонопуло [39] толковать когнитивно-семиотический подход как синтез обобщений, которые возникают в результате знакомства с (1) философскими работами феноменологического направления (М. Бубер, М. Мерло-Понти), (2) с разработками в области собственно семиотического знания (Ч. Пирс, У. Эко), (3) с когнитивной концепцией Р. Лангакера, а также (4) с авто-поэзисной теорией познания Матураны-Варелы.
А. С. Самигуллина указывает на необходимость объединения когнитивных и семиотических практик применительно к анализу метафоры. В ее варианте когнитивно-семиотический проект преимущественно восходит к концептуальным обобщениям Лакоффа-Джонсона, Матураны-Варелы, Тернера-Фоконье и Г. Г. Шпета [40-42].
По мнению Н. Ф. Алефиренко, возможность создания когнитивно-семиологического проекта в лингвокультурологии опирается на фундаментальное положение когнитивистики, «ориентированное на изучение закономерных связей и отношений языковой системы со средой» [43, с. 36]. Содержание понятия «среда» в концепции автора имеет два измерения: реальное (материальное) и виртуальное (идеальное), а собственно взаимодействие исходной системы со средой предполагает отношение в границах ‘язык ~ речь .
Предметом когнитивно-семиологической лин-гвокультурологии, по мнению Н. Ф. Алефиренко, являются системно-функциональные механизмы интериоризации знаний, оценок, мнений и представлений об объективной действительности, сложившихся в пределах того или иного этносоциума, а также вербализация и локализация этих результатов мыслительной обработки информации в виде конституентов семантической структуры номинативных единиц языка. Новаторство ученого состоит в реализации идеи о проведении наномасштабных исследований в приложении к языковому материалу, когда лингвист расчленяет субстанцию языка не на семы (как это принято в компонентном анализе), а на наносмыслы, или мельчайшие элементы человеческой мысли. «Наносмыслы не образуют жестких стационарных структур: они пребывают в вечном поиске “партнеров” - других наносмыслов, чтобы совместно в процессе ассоциативносмысловой консолидации порождать более сложные смыслы, необходимые для возникновения той или иной когнитивной структуры» [43, с. 39-40] (динамический подход).
Н. Ф. Алефиренко утверждает, что главная отличительная черта когнитивно-семиологического направления в современной лингвокультурологии проявляется не в постулировании новой научной дисциплины и, тем более, не во введении в научный обиход новых исследовательских процедур, а в изменении сугубо эвристических установок современного языкознания в силу интенсивного развития лингвистической семантики, «зрелости» лин-гвопрагматики и возросшего доверия языковедов к методам лингвокультурологии, особенно при анализе категории дискурса. Когнитивно-семиологи-ческий подход в представленной трактовке опирается на «деятельностную» составляющую теории прототипов и категориальной семантики Э. Рош, теории концептуальной метафоры и структурирования непредметного мира Дж. Лакоффа и М. Джонсона, теории этнокультурной семантики ключевых концептов А. Вежбицкой, теории структурирования пространства и фоноообразования Л. Тал-ми, «ролевой» когнитивной грамматики Р. Лангакера.
Также в последнее время произошло значительное увеличение количества междисциплинарных исследований, осуществляемых на стыке лингвистики, биологии, семиотики и когнитивной пси-
хологии. В обобщенном варианте данный подход можно обозначить как биолингвистический. В публикациях последних лет все чаще затрагивается проблематика коммуникации человека и животных. Например, в своей статье «Человеческий язык и язык птиц: тождество или подобие?» Ю. А. Сорокин обсуждает вопрос сходств и различий человеческого языка и «языка птиц». Ученый приходит к выводу о том, что и тот, и другой имеют такие базовые свойства, как двойственность, продуктивность, взаимозаменяемость, специализированность, перемещаемость и культурную преемственность, поскольку основная функция языка как биологического явления заключается в его способности адаптироваться к окружающей среде (функция ориентирующего поведения). Однако язык птиц отличается от языка человека, в первую очередь, отсутствием таких качеств, как произвольность, уклончивость и рефлексивность [44].
А. П. Юдакин в статье «Динамическая эволюционная теория» (в трех очерках) предпринимает попытку рассмотреть ряд дискуссионных проблем современной лингвистики, опираясь при этом на концепцию Ч. Дарвина. Исследователь останавливается на 1) проблеме выявления движущих сил эволюционных процессов и становления психической жизнедеятельности организма и логических форм мышления; 2) проблеме взаимоотношения мышления и языка-речи; 3) отражения биологических процессов в языке и т.п. [45].
В сборнике статей «Разумное поведение и язык. Коммуникативные системы животных и язык человека. Проблема происхождения языка» [46], составленном на основе материалов круглого стола «Коммуникация человека и животных: Взгляд лингвиста и биолога» (Москва, 2007), представлены результаты исследований по широкой проблематике междисциплинарного характера. В поле зрения ученых попадают вопросы, касающиеся 1) анализа орудийной деятельности и коммуникации шимпанзе в естественных условиях; (2) обучения антропоидов «языкам-посредникам»; 3) когнитивных моделей и механизмов функционирования языка и мышления человека; 4) эволюции сигнальных и зоосемиотических систем животных и возможности преобразования этих систем в «настоящий» человеческий язык и т. п.
Подобного рода диалог лингвиста и биолога вряд ли мог бы состояться без участия семиотики, которая не только предоставляет свой инструментарий для проведения совместной исследовательской работы, но и помогает избежать механической интеграции лингвистических и биологических теорий.
Еще одним вариантом переосмысления концепции Матураны-Варелы является биосемиотика, в рамках которой ведется разработка биокультур-ной теории значения.
Несмотря на то, что в момент своего возникновения биосемиотика была ответвлением семио-
тики, в настоящее время она все чаще воспринимается как самостоятельное направление семиотической мысли («корень» биологии и семиотики), а именно как «учение о знаках, коммуникации и информации в живых системах» [27, с. 43]. Поскольку основной целью биосемиотики является создание последовательной теории семиозиса жизни и жизни как семиозиса (мы не можем до конца понять знаки, не поняв их роли в организации жизни), то она позволяет исследователям приблизиться к ответу на главный вопрос общей семиотики: какова природа знака и значения (в широком понимании этого термина) и какова природа языкового знака и языкового значения?
Биосемиотическая категория «живая система» характеризуется наличием трех атрибутов (подробнее см. [47]): 1) способность к самоорганизации;
2) материальность, или определенный порядок материально-энергетических конфигураций; 3) Umwelt, или субъективный мир организма, его индивидуальная ниша. Таким образом, во-первых, любая живая система представляет собой частный случай автопоэзисной организации, и человек не является тому исключением; во-вторых, находится во взаимодействии не только с другими системами, но и со средой.
Примечательно, что человек, будучи автопо-эзисной системой, не может взаимодействовать с окружающей средой в ее непосредственной данности. Установление контакта с объектом-элементом среды осуществляется им через призму образа данного объекта, сложившегося в сознании благодаря: а) опыту доступных нашему аппарату восприятия взаимодействий с ним; б) культурной традиции, предписывающей в виде подсознательных установок и стереотипов сознания определенный способ взаимодействия с наиболее важными для данного сообщества объектами. Языковой знак также начинают рассматривать как любой другой эмпирический объект, который существует в мире «Действительное». Другими словами, знак языка приобретает для человека значение тогда и только тогда, когда человек устанавливает взаимную причинную связь между языковым объектом А и некоторым объектом-элементом среды, или неязыковым объектом В. Связь эта является косвенной, т.к. процесс познания опосредуется внутренним знаком, репрезентантом функциональной совокупности устойчивых ассоциаций, возникающих на основе образа объекта (образ объекта = элементарные представления, или «следы памяти» об уже имевших место фактах взаимодействия организма с данным объектом), и образом знака, который сформировался в процессе реальной коммуникации, выполняющей функцию ориентирующего поведения.
Эти размышления легли в основу создания биокультурной теории значения, синтезирующей идеи эволюционной психологии, психологии развития, семиотики, культурологии и кибернетики. В результате, формула значения по Й. Златеву [48, с. 311]
приобретает следующий вид: значение (З) есть отношение между организмом (О) и его физической и культурной средой (С), определяемое ценностью (Ц) того или иного аспекта среды для организма [З = Ц (О, С)].
Биокультурная теория значения складывается из целого ряда постулатов, преимущественно касающихся воздействия факторов нелингвистического характера на процесс формирования, в т.ч., и языкового значения.
- Значение есть экологическое понятие в том смысле, что оно не чисто субъективно («в голове») и не объективно («в мире»), оно есть взаимодействие организма со средой.
- Значение физических факторов (воспринимаемое посредством врожденных ценностных систем) основывается на их роли в сохранении жизни индивида и его рода.
- Значение культурных факторов оценивается при помощи конвенциональных ценностных систем, состоящих, главным образом, из знаков. Ими нужно овладеть и только затем они смогут участвовать в процессе установления ценности этого значения для организма.
- Как врожденные, так и приобретенные ценностные системы играют роль контролирующих систем, которые регулируют поведение организма и способствуют его адаптации к среде.
- Внутренние ценностные системы (врожденные или приобретенные) находятся в тесной взаимосвязи с эмоционально-чувственным миром организма.
- Различают четыре типа систем значения (сигнально-стимульная, ассоциативная, миметическая, символическая), которые образуют эволюционную и эпигенетическую иерархии.
Следовательно, поскольку значение возникает исключительно в пространстве семиозиса жизни, то сомнению подвергается факт существования искусственных систем значения.
Ср.: - организмы автопоэтичны (способны к самоорганизации), а машины - аллопоэтичны;
- организмы развиваются центробежно в силу их устремленности к целостности, а механизмы разрабатываются с привлечением центростремительной методики;
- организмы со временем эволюционируют, а машины помещаются создателями в условия «симулированного развития» (simulated evolution);
- организмы обладают ценностными системами, у машин есть лишь модели ценностных систем (подробнее об этом см. [48, с. 314-317]).
Таким образом, переход от анализа к синтезу, от дискретности к континуальности в представлении действительности возможен лишь в условиях принятия новой эпистемологии, отличительным признаком которой является глубинная интегра-тивность, проистекающая из антропоцентричности современного гуманитарного знания. Все это свидетельствует о том, что наряду с «чистыми» дисци-
плинами неизбежно будут возникать сферы междисциплинарного поиска, неожиданные конгломераты и комбинации наук, концепций и подходов, глубоко и комплексно интегрирующие знания, методологию, а также предметные области исследования. И вместе с жесткой специализацией отдельных научных дисциплин будет продолжать набирать силу и искать новые проявления прямо противоположный процесс, процесс интеграции науки.
ЛИТЕРАТУРА
1. Орлова Э. А. Культурная (социальная) антропология. М.: Академический проект, 2004. 480 с.
2. Эпистемология. Язык. Познание. М.: Языки русской культуры, 2000. 272 с.
3. Рябцева Н. К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005. 640 с.
4. Talmy L. Toward a Cognitive Semantics (2 volumes). Cambridge, MA.: MIT Press, 2000. P. 8-12.
5. Мурясов Р. З. Словообразование и теория номинализации // Вопросы языкознания. 1989. №2. С. 39-53.
6. Мурясов Р. З. Лексико-грамматические разряды в грамматике и словообразовании // Вопросы языкознания. 1999. №4. С. 56-70.
7. Мурясов Р. З. Неличные формы глагола в контрастивнотипологическом видении // Вопросы языкознания. 2000. №4. С. 43-55.
8. Маслова В. А. Лингвокультурология. М.: Академия, 2001. 208 с.
9. Шафиков С. Г. Межъязыковые различия и языковое миро-видение // Лексические и грамматические категории в свете типологии языков и лингвокультурологии: Мат-лы Всероссийской научной конференции. Уфа: РИЦ БашГУ,
2007. С. 43-45.
10. Шафиков С. Г. Ментальность, этническая ментальность и «языковой менталитет» // Единицы языка в когнитивносемиотическом и лингвокультурологическом аспектах: Сб. науч. статей. Ч. 1. Уфа: РИЦ БашГУ, 2009. С. 229-246.
11. Иванова С. В. Идиоэтнический или лингвокультурологический?: Принципы лингвокультурологического анализа // Языковые единицы в парадигматике и синтагматике: Сб. науч. статей: в 2 ч. Ч. 1. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. С. 120-131.
12. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 288 с.
13. Хроленко А. Т. Основы лингвокультурологии: Учебное пособие. М.: Флинта; Наука, 2004. 184 с.
14. Чанышева З. З. Этнокультурные основания лексической семантики. Уфа: РИО БашГУ, 2004. 256 с.
15. Чанышева З. З. Этнокультурные основания лексической семантики: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Уфа, 2006. 44 с.
16. Воробьев В. В. Лингвокультурология (теория и методы). М.: изд-во РУДН, 1997. 331 с.
17. Иванова С. В. Культурологический аспект языковых единиц: Монография. Уфа: РИЦ БашГУ, 2002. 116 c.
18. Иванова С. В. Лингвокультурологический аспект исследования языковых единиц: автореф. дис. . д-ра филол. наук. Уфа, 2003. 41 с.
19. Телия В. Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 13-24.
20. Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультуро-логия. М.: ИТДГК «Гнозис», 2002. 284 с.
21. Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность?. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. 375 с.
22. Иванова С. В. Культурный знак и культурный смысл в лингвокультурологических исследованиях // Единицы языка в когнитивно-семиотическом и лингвокультурологическом аспектах: Сб. науч. статей. Ч. 1. / Отв. ред. Р. З. Мурясов. Уфа: РИЦ БашГУ, 2009. С. 108-121.
23. Иванова С. В. Лингвокультурология и лингвокогнитоло- 37.
гия: сопряжение парадигм: Учебное пособие. Уфа: РИЦ
БашГУ, 2004. 152 с. 38.
24. Кубрякова Е. С. Язык и знание. М.: Языки славянской культуры, 2004. 560 с.
25. Залевская А. А. Корпореальная семантика и интегратив- 39.
ный подход к языку // Лингвистические парадигмы и лин-гводидактика. Иркутск: изд-во БГУЭП, 2002. С. 9-21.
26. Кошелев А. Д. Об основных парадигмах изучения естественного языка в свете современных данных когнитивной психологии // Вопросы языкознания. 2008. №4. С. 15-40. 40.
27. Кравченко А. В. Когнитивная лингвистика сегодня: интеграционные процессы и проблема метода // Вопросы ког- 41.
нитивной лингвистики. 2004. №1. С. 37-52.
28. Матурана У. Р. Биология познания // Язык и интеллект. 42.
М.: Прогресс, 1996. С. 95-142.
29. Матурана У. Р., Варела Ф. Х. Древо познания. Биологические корни человеческого понимания. М.: Прогресс- 43.
Традиция, 2001. 224 с.
30. Lakoff G. Women, Fire, and Dangerous Things. What Categories Reveal about the Mind. Chicago-London: The University 44.
of Chicago Press, 1990. 614 p.
31. Johnson M. The Body in the Mind: The Bodily Basis of Meaning, Imagination, and Reason. Chicago-London: The University of Chicago Press, 1990. 233 p.
32. Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh: The Embodied
Mind and its Challenge to Western Thought. New York: Basic 45.
Books, 1999. 312 p.
33. Gibbs R. W., Colston H.-L. The Cognitive Psychological Reality of Image Schemas and their Transformations // Cognitive Linguistics: Basic Readings / Ed. by D. Geeraerts. Berlin-New
York: Mouton de Gruyter, 2006. P. 239-268. 46.
34. Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Основания синергетики.
Человек, конструирующий себя и свое будущее. М.: Ком-Книга, 2006. 232 с.
35. Трофимова Е. Б. Статус языка в концепции У. Матураны // 47.
Studia Lingüistica Cognitiva. Вып. 1. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. М.: Гнозис, 48.
2006. С. 20-30.
36. Bouissac P. Encyclopedia of Semiotics. Oxford: Oxford University Press, 1998.
Степанов Ю. С. В мире семиотики // Семиотика: Антология. М .-Екатеринбург, 2001. С. 5-42.
Фещенко В. В. Autopoetica как опыт и метод, или о новых горизонтах семиотики // Семиотика и Авангард: Антология. М.: Академический Проект, Культура, 2006. С. 54—122. Хрисонопуло Е. Ю. Категория лица местоимений и категоризация когнитивного и коммуникативного опыта // Studia Lingüistica Cognitiva. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. Вып. 1. М.: Гнозис, 2006. С. 276—293.
Самигуллина А. С. Когнитивная лингвистика и семиотика // Вопросы языкознания. 2007. №3. С. 11—24.
Самигуллина А. С. Метафора в когнитивно-семиотическом освещении. Уфа: РИЦ БашГУ, 2008. 316 с. Самигуллина А. С. Метафора в когнитивно-семиотическом освещении: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Уфа, 2008. 41 с.
Алефиренко Н. Ф. Когнитивно-семиологические аспекты лингвокультурологии // Вопросы когнитивной лингвистики. 2006. №1. С. 36^4.
Сорокин Ю. А. Две микростатьи, на первый взгляд, разные, но схожие, по своей сути. Статья 1: Персонология Н. С. Трубецкого: частночеловеческие и многочеловеческие личности; Статья 2: Человеческий язык и язык птиц: тождество или подобие? // Вопросы психолингвистики.
2008. №7. С. 64—68.
Юдакин А. П. Динамическая эволюционная теория (в трех очерках) // Человек в зеркале языка. Вопросы теории и практики. Книга 3: Сб. статей, посвященный 100-летию со дня рождения член-корр. АН СССР Ф. П. Филина. М.: Институт языкознания РАН, 2008. С. 170—192.
Разумное поведение и язык. Вып. 1. Коммуникативные системы животных и язык человека. Проблема происхождения языка / Сост. А. Д. Кошелев, Т. В. Черниговская. М.: Языки славянских культур, 2008. 416 с.
Кравченко А. В. Знак, значение, знание. Иркутск, 2001. 216 с.
Златев Й. Значение = жизнь (+ культура): Набросок единой биокультурной теории значения // Studia Lingüistica Cognitiva. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. Вып. 1. М.: Гнозис, 2006. С. 308—361.
Поступила в редакцию 14.01.2009 г.
