CC BY
103
УДК 820
Д. Н. Жаткин, Е. В. Комольцева
В. А. ЖУКОВСКИЙ КАК ИНТЕРПРЕТАТОР БАЛЛАДЫ ТОМАСА КЭМПБЕЛЛА «ДОЧЬ ЛОРДА УЛЛИНА»1
Аннотация. В статье представлен анализ осуществленной В. А. Жуковским в 1833 г. интерпретации баллады известного английского поэта-баталиста Томаса Кэмпбелла «Дочь лорда Уллина» («Lord Ullin’s Daughter», 1804, опубл. в 1809 г.). Если английский автор намеренно нагнетает географические подробности, тем самым создавая впечатление, что баллада сочинена на том самом берегу, где предположительно разворачивалось действие, то русский переводчик сознательно размывает топографию, опускает эффективно использованное Кэмпбеллом обстоятельное изображение местности, однако делает это с целью приближения описания к отечественному читателю. Жуковский сократил свой перевод, достигнув лаконичности и стремительности повествования, убрал избыточные детали, индивидуализировал и очеловечил персонажей (дав имена главным героям и персонифицировав безликого лодочника), усилил кэмпбелловские нечеткие звуковые образы, придал последовательным действиям оригинала резкое начало и окончание, установил причинно-следственные связи.
Ключевые слова: Томас Кэмпбелл, русско-английские литературные и историко-культурные связи, художественный перевод, поэзия, межкультурная коммуникация, рецепция, традиция.
Abstract. The article deals with the analysis of the interpretation of the famous Thomas Campbell's ballad «Lord Ullin’s Daughter» (which was published in 1809) made by V. A. Zhukovsky in 1833. The English author intentionally gives geographical details and it helps him to make an impression that the ballad was created on the shore where the action took place, while the Russian interpreter doesn’t give many topographical descriptions and misses the detailed description of the place which was effectively made by Campbell in order to make this composition more understandable for Russian readers. V. A. Zhukovsky made his translation shorter, reached the laconicism and impetuosity of the narration, deleted extra details, made the main characters more individual, gave them proper names, made stronger Campbell's illegible sound images, gave successive original actions the sharp beginning and final, found cause and effect connections.
Keywords: Thomas Campbell, Russian-English literary and historic-cultural connections, literary translation, poetry, inter-cultural communication, reception, tradition.
Т. Кэмпбелл обрел прижизненную славу благодаря поэмам «The Pleasures of Hope» («Радости надежды») и «Gertrude of Wyoming» («Гертруда из Вайоминга»), однако впоследствии был оценен преимущественно за военные
1 Статья подготовлена по проекту НК-403(5)п «Проведение поисковых научноисследовательских работ по направлению «Филологические науки и искусствоведение», выполняемому в рамках мероприятия 1.3.2 «Проведение научных исследований целевыми аспирантами» мероприятия 1.3 «Проведение научных исследований молодыми учеными - кандидатами наук и целевыми аспирантами в научно-образовательных центрах» направления 1 «Стимулирование закрепления молодежи в сфере науки, образования и высоких технологий» федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 годы».
песни («Ye Mariners of England» («Вам, моряки Англии»), «The Battle of the Baltic» («Битва на Балтике»), «Hohenlinden» («Гогенлинден»)), а также за баллады, создававшиеся с учетом литературной «моды» эпохи. Шотландский поэт обратился к балладному жанру уже в самом начале своей литературной карьеры, создав в 1795 г., едва достигнув шестнадцатилетнего возраста, первый вариант своего известного произведения «Lord Ullin’s Daughter» («Дочь лорда Уллина»). Интерес к народным преданиям пробуждали в будущем поэте, наряду с его матерью, и жители скалистых Внутренних Гебрид (Inner Hebrides), архипелага у западных берегов Шотландии, где в неприкосновенности сохранялись многие обычаи и традиции предков, которые мог наблюдать юный Кэмпбелл.
В те же годы, как и многие из соотечественников, Кэмпбелл увлекся Оссианом Дж. Макферсона, начал собирать, литературно обрабатывать и издавать народные песни и легенды. Следует признать, что первые попытки собрать фольклорные произведения были предприняты в Британии еще в начале XVIII в., когда Дж. Уотсон опубликовал три тома «Избранной поэзии» («Choice Collection», 1706-1711), содержавшие, наряду с сочинениями профессиональных поэтов, народные песни и баллады, однако только с 1760 г., когда увидел свет сборник кельтских народных песен Дж. Макферсона «Фрагменты собрания древней поэзии нагорья Шотландии или переведенные с гаэльского или ирландского паэльского языков» («Fragments of Ancient Poetry Collection in the Highlands of Scotland or Translated from the Gaelic or Erse Language»), послуживший основой для знаменитых песен Оссиана, интерес к народным истокам стал в Британии особенно сильным. В 1765 г. вышел фольклорный сборник Т. Перси «Памятники старинной английской поэзии» («Reliques of Ancient English Poetry»), опираясь на который поэты последующих поколений создавали самостоятельные произведения, во многом возрождавшие народные оригиналы и способствовавшие развитию новых литературных веяний.
Народные и литературные баллады, характеризуясь драматичностью событий, динамизмом действия, наличием конфликтной ситуации с трагической развязкой, затрагивали необычные эмоционально-психические состояния героев, представляли их поведение в переломные моменты жизни, причем делали это с характерным акцентом на таинственности, недоговоренности, придававшим повествованию определенную фрагментарность. В числе классификаций литературных баллад, предложенных в разные годы Ч. Джонсоном [1, p. 74-75], О. Л. Мощанской [2, с. 76-88], Дж.-М. Лосом [3, p. 193], М. П. Сиповской [4, с. 6] и А. И. Журавлевой [5, с. 13-20], последние две представляются наиболее удачными. М. П. Сиповская различает ложно-антикварную (историческую) балладу, являющуюся эстетическим переосмыслением рыцарских баллад средневековья, и пасторально-сентиментальную (любовную) балладу, представляющую собой слияние фольклорной и литературной традиций, источником которых являются народные лирические песни.
А. И. Журавлева выделяет соответственно историческую балладу, т.е. такую, в которой исторические события преломляются через судьбу отдельной личности, и легендарную балладу, не связанную с конкретным историческим фактом, но воплощающую определенные моральные категории, такие как любовь, верность, коварство, месть, бунтарство, гордость, кротость, смирение, покорность судьбе [5, с. 14]. На наш взгляд, первая из классификаций в
большей мере соответствует западноевропейскому (в том числе и английскому) фольклорному и литературному материалу, тогда как вторая преимущественно опирается на русский фольклор и литературу.
Среди пятнадцати баллад, созданных Томасом Кэмпбеллом, можно встретить как ложно-антикварные, так и пасторально-сентиментальные произведения. Создание Кэмпбеллом ложно-антикварных баллад обусловливалось конкретными историческими событиями: битвой между шотландцами и англичанами в 1297 г. («Плач по Уолессу» («The Dirge of Wallace», 1795)), якобитским восстанием 1745 г. («Пророчество Локаэлю» («Lochiel’s Warning», 1801)), сражением между ирландцами и англичанами 1315 г. («Дитя О’Коннора» («O’Connor’s Child», 1809)), Ронсевальской битвой в 778 г. («Храбрый Роланд» («The Brave Roland», 1820)), нашествием язычников-датчан на шотландский остров Малл («Реуллура» («Reullura», 1824)). В каждом из этих произведений, во многом решавших вопросы национальной политики (в частности, проводивших мысль о единстве культурного наследия Англии и Шотландии, опровергавших тезис о варварстве северных германских народов), события являются фоном, обстоятельствами, которые прямо или косвенно определяют судьбу героев, чьим действиям уделяется основное внимание. Каждая из ложно-антикварных баллад Кэмпбелла снабжена пространными комментариями, не только вводящими читателя в курс исторических событий, но и придающими повествованию достоверность. В этих балладах Кэмпбелл прибегает к разнообразной строфике и рифме: куплет с рифмовкой аа («Пророчество Локаэлю»), чередующиеся катрен и пятистишие с рифмовкой абаб/абааб («Плач по Уолессу»), секстет с рифмовкой аабввб («Храбрый Роланд»), четырнадцатистишие с рифмовкой абабвгвгддежеж («Реуллура»), шестнадцатистишие с рифмовкой абабвгвгддеежжзз («Дитя О’Коннора»). Ложно-антикварные баллады Кэмпбелла значительны по объему, что сближает их с поэмами, однако, в отличие от поэм, их характеризуют фрагментарность повествования, динамизм и насыщенность действия. Преобладание прямой речи приводит, в частности, к тому, что кэмпбелловская баллада «Пророчество Локаэлю» полностью написана в форме диалога, а в балладе «Дитя О’ Коннора» двенадцать строф из шестнадцати занимает монолог героини. Пасторально-сентиментальных баллад у Кэмпбелла больше («Раненый гусар» («The Wounded Hussar», 1797), «Арфист» («The Harper», 1797), «Гиль-дерой» («Gilderoy», 1799), «Дочь лорда Уллина» («Lord Ullin’s Daughter», 1804), «Турчанка» («The Turkish Lady», 1804), «Гленара» («Glenara», 1809), «Лодка-призрак» («The Spectre Boat», 1822), «Адельгита» («Adelgitha», 1822), «Граф Марч» («Earl March», 1822), «Риттер Банн» («Ritter Bann», 1824)), причем практически все они написаны катреном с перекрестной рифмой абаб; исключение составляет только баллада «Лодка-призрак», в которой стихи катренов рифмуются смежно аабб. Все пасторально-сентиментальные баллады Кэмпбелла посвящены описанию любовных переживаний, сосредоточивают внимание более на чувствах, нежели на действиях героев.
Несмотря на то, что большинство историков английской литературы обходят молчанием балладное творчество Кэмпбелла, в отдельных исследованиях оно названо лучшей частью наследия поэта, основой его литературной известности [6, р. 86], соотнесено с произведениями В. Скотта, во многом предвосхищенными кэмпбелловскими сочинениями [7, р. 31]. Известно, что В. Скотт опубликовал свой первый сборник фольклорных и литературных
баллад «Песни шотландской границы» в 1802 г., тогда как ранние баллады Кэмпбелла «Раненый гусар» (1797), «Арфист» (1797) и «Гильдерой» (1799) были впервые изданы вместе с поэмой «Радости надежды» в 1799 г.; самая первая кэмпбелловская баллада «Плач по Уоллесу» (1795), не воспринимавшаяся автором в качестве законченного произведения, увидела свет только в 1840 г. в книге У. Бити «Жизнь и переписка Томаса Кэмпбелла». Обращение Кэмпбелла на рубеже XVIII-XIX вв. к произведениям двух разных жанров -описательно-дидактической поэме и балладе - подчеркивало две тенденции, характеризовавшие творчество и взгляды поэта на протяжении всей его жизни: приверженность классицистическим традициям и следование романтическим принципам. Баллады, позволявшие поэту отразить эмоциональные аспекты человеческой жизни, передать неповторимо-индивидуальные чувства и переживания, создавались им, в большинстве своем, в начале творческого пути - в период до 1809 г. и были основаны на вызывавших общественный резонанс национальных сюжетах. В кэмпбелловских балладах нашли отражение поэтичность восприятия, профессиональное владение стихом, умение показать простые и вместе с тем сильные эмоции, причем простота, незатейливость лексики оградили поэта от свойственных его поэмам риторики и склонности к классицистическим абстракциям.
Стремясь, в подражание «Песням шотландской границы» В. Скотта, подготовить собственное собрание народных баллад и песен в оригинальной обработке, Кэмпбелл создал баллады «Дочь лорда Уллина» (1804, опубл. в 1809 г.) и «Дитя О’Коннора» (1809), рассказывавшие о трагической любви женщин, ставших жертвами жестокости своих родственников, противившихся их сердечному выбору. В данном случае любовь оказывалась не только главным содержанием романтической баллады, но и «высшим содержанием жизни», характеризовалась стихийностью, способностью не считаться с препятствиями, приносить как радость, так и величайшее горе, причем противниками любящих, согласно верному наблюдению В. М. Жирмунского, становились «отцы и братья - хранители чести девушки» [8, с. 92].
Знаменитая баллада Кэмпбелла «Дочь лорда Уллина», характеризуя которую Л. Хирн утверждал, что «можно разобрать любую строфу <...> на части, как часовой механизм, полюбоваться мастерством и сложить снова, так и не найдя недостатков» [9, с. 641], была основана на услышанном поэтом во время посещения в 1795 г. острова Малл (Mull) - одного из самых больших островов Внутренних Гебрид - шотландском предании о попытке тайного бегства влюбленных - горного вождя с острова Альва и дочери лорда Улли-на, закончившейся их гибелью во время переправы через озеро в шторм. Разъяренному лорду Уллину было суждено оказаться вместе со своими людьми на берегу как раз в тот момент, когда возлюбленные навсегда погружались в пучину вод. «Дочь лорда Уллина», подобно другим балладным текстам Кэмпбелла, характеризовалась большой динамичностью, а также преобладанием прямой речи: восемь из четырнадцати строф произведения представляли собой слова горца, его возлюбленной, паромщика и лорда.
В. А. Жуковского привлекла в балладе Кэмпбелла тема запретной несчастной любви, волновавшая его на протяжении всей жизни. Согласно дневнику русского поэта, он начал и завершил перевод кэмпбелловского произведения в течение двух дней - 8 и 9 января 1833 г., находясь на берегу Женевского озера. Перевод был впервые напечатан в четвертом томе «Библиотеки
для чтения» за 1834 г. с пометой «Вернё. 10/22 января 1833». Следует отметить, что среди осуществленных Жуковским интерпретаций сочинений английских авторов, таких как Т. Грей [10, р. 207-286], О. Голдсмит,
Дж. Драйден, А. Поуп, Р. Саути, Дж.-Г. Байрон, Т. Мур, В. Скотт, баллады занимали наиболее значительное место, о чем, в частности, свидетельствует внесенный русским поэтом в начале лета 1831 г. на форзац тринадцатого тома произведений Р. Саути список созданных в разные годы произведений балладного жанра [11, с. 473-474]; всего же в 1808-1833 гг. Жуковским было написано 39 баллад, из которых только две («Эолова арфа» (1814), «Узник» (1819)) являлись полностью оригинальными, остальные опирались на сочинения немецких и английских авторов - Ф. Шиллера, Л. Уланда, И.-В. Гете, Р. Саути, В. Скотта, Д. Маллета и др.
В балладе «Дочь лорда Уллина» Кэмпбелл использовал чередование четырехстопного ямба с мужской рифмой и трехстопного ямба с женской рифмой. Литературность придают балладе неизменная регулярность ритма, постоянство рифм и длины строк, причем возникающую в связи с этим некоторую монотонность нарушают внутренние рифмы «word» - «bird», «glen» -«men», «dismay’d» - «shade», «wild» - «child» в шестой, восьмой, двенадцатой и четырнадцатой строфах соответственно. Конечные рифмы в данном произведении, как в некоторых других балладах Кэмпбелла, часто неточные, например «tarry» ['teri] - «ferry» ['feri] в первой и шестой строфах, «ready» ['redi] - «lady» ['leidi] в пятой строфе, «wind» [wind] - «men» [men] в восьмой строфе. В шестой и четырнадцатой строфах кэмпбелловского произведения рифма отсутствует («bird» [ba:d] - «white» [wait], shore [Jo:] - child [tjaild]).
Жуковский сохранил перекрестную рифму оригинала abab (a - мужская рифма, b - женская рифма, заканчивающаяся дополнительным безударным слогом), однако использовал только четырехстопный ямб, отказавшись от чередования четырехстопного и трехстопного ямба. Мастерство Жуковского в выборе рифм существенно превосходит кэмпбелловское; пожалуй, только в третьей строфе рифма «вода» - «беда» вызывает вопрос, хотя технически и она вполне приемлема. Вместе с тем переводчик отказался от использования внутренних рифм; внутренняя рифма в пятой строфе («сильней» -«злей»), очевидно, является случайной. Если в английском оригинале Кэмпбелла четырнадцать строф, то в переводе Жуковского - всего одиннадцать, что придает русскому повествованию большую стремительность и динамизм.
Кэмпбелл начинает свою балладу с представления безымянного героя, находящегося на берегу озера и обращающегося к лодочнику с просьбой о переправе: «A chieftain, to the Highlands bound, / Cries, «Boatman, do not tarry!» [12, р. 20] [Вождь, по направлению к Горной границе, / Кричит: «Лодочник, не медли!»]. Жуковский же прежде всего представляет внешний мир, на фоне которого разворачивается трагедия несчастных влюбленных, окружающую природную действительность, за которой в его интерпретации оказывается и первое («Был сильный вихор, сильный дождь; / Кипя, ярилася пучина» [13, с. 290]), и последнее слово («Но грозно раздалась пучина, / И волны, челн пожрав, слились» [13, с. 291]). Русский переводчик мастерски использует описание нарастания бури для нагнетания трагических событий («... сколь ни зла пучина» [13, с. 290], «Гроза сильней, пучина злей» [13, с. 290]; «.челноком / Седая бездна овладела» [13, с. 290]; «И смерть отвсюду им: открыт / Пред ними зев пучины» [13, с. 291]; «Ревет гроза, черна как ночь»
[13, с. 291]), причем водная стихия пугающе характеризуется им как «бездна», «пучина», а состояние природы получает отражение в слове «гроза». Подчеркивая буйство вод, переводчик использует глаголы с семантическим оттенком агрессии «яриться», «пожирать», эпитет «седая», придающий описанию мрачность и напоминающий о смерти, и метафору «зев пучины», призванную соотнести разбушевавшиеся воды с пастью хищного зверя, что не упустит своей жертвы. Описывая грозу, Жуковский прибегает к повтору прилагательного в стихе «сильный вихор, сильный дождь» и к сравнению грозы с ночью («гроза черна, как ночь»); также он использует сравнительную степень прилагательных («сильней», «злей»), подчеркивая ярость грозы и водной стихии.
В балладе Кэмпбелла первое упоминание о шторме появляется только в словах лодочника во второй строфе: «Now who be ye would cross Lochgoyle, / This dark and stormy weather?» [12, р. 20] [Теперь, кто, есть ты, чтобы пересечь Лох-Гойл, / В эту темную и бурную погоду?]. Жуковский при переводе этих стихов использует прием параллелизма, помогающий показать настойчивость попыток лодочника отговорить влюбленную пару от рискованной переправы: «Ты видишь ли, как зла вода? / Ты слышишь ли, как волны громки?» [13, с. 290]. Переводчик вместе с тем намеренно опускает название шотландского озера Лох-Гойл, не желая отвлекать читательское внимание от драматических событий, причем делает это даже несмотря на то обстоятельство, что географические подробности являются сильной стороной английского оригинала, создают впечатление, что автор сочинил свою балладу на том самом берегу, где предположительно разворачивалось действие. Хотя определенная авторская расплывчатость описания и не дает возможности проследить маршрут бегства влюбленных, определить их точное место нахождения, кэмпбелловская точность в назывании мест вынуждает читателя обратиться к карте или к географическому справочнику. Это ощущение конкретности места действия вытекает из аутентичности названий: вождь острова Альва («the chief of Ulva’s isle») и дочь лорда Уллина («Lord Ullin’s daugh-ter»), идущие по направлению к горной границе («to the Highlands bound»), спасаются от преследования в течение трех дней («three days») и просят лодочника перевезти их на пароме («to row us o’er the ferry») через Лох-Гойл (Lochgoyle; другое название - Лох-на-Кил (Loch na Keal)) - морское озеро на западе острова Малл (Mull), второго по величине острова Внутренних Гебрид, находящихся, в противоположность Внешним Гебридам, вблизи западных берегов Шотландии [14, р. 440]. Известно, что Альва (Ульва; Ulva) - небольшой остров в устье Лох-на-Кил; следовательно, паром должен был перевести героев через пролив между Маллом и Альвой [14, р. 693]. Учитывая, что влюбленные бежали в течение трех дней, можно предположить, что вождь пытался скрыться с большого острова Малл, обрести прибежище на родном ему маленьком острове Альва. Впрочем, сообщая, что беглецы направляются к «горной границе» («Highlands bound»), Кэмпбелл вряд ли подразумевал Альву как конечный пункт их бегства, поскольку использованный им термин предполагал в себе совокупное множество островов Внутренних Гебрид [15, р. 349].
Если у Кэмпбелла горный вождь безымянен до самого конца, то у Жуковского он сразу же получает имя Рино: «Ко брегу Рино, горный вождь, / Примчался с дочерью Уллина» [13, с. 290]. Говоря об Уллине, переводчик опускает его дворянский титул, неоднократно упомянутый Кэмпбеллом
(«lord» («лорд»)). Героиня Жуковского, в отличие от кэмпбелловской, имеет имя Мальвина, однако оно появляется не сразу, а в процессе повествования, в девятой строфе перевода, в реплике испуганного, отчаявшегося Уллина, взывающего к дочери: «Мое дитя, назад, назад! / Прощенье! возвратись, Мальвина!» [13, с. 291]. Имена для героев своего перевода Жуковский заимствовал из оссиановских произведений в обработке Дж. Макферсона, оказавших после их появления огромное влияние как на европейскую, так и на русскую литературу [16]. Единственный герой баллады Кэмпбелла, имеющий имя, -это сам лорд Уллин. Отметим, что Уллин (Ullin) - название/имя, использованное Макферсоном в его цикле стихотворений Оссиана как синоним Ольстера (Ulster), а также как имя барда в эпической поэме «Фингал» («Fingal: An Epic Poem»). Вероятнее всего, именно из «Фингала» имя Уллина и было заимствовано Кэмпбеллом.
Несомненно, Жуковский был знаком с оссиановскими текстами и, справедливо считая, что именно они являлись первоисточником для Кэмпбелла, взял из них имена возлюбленных для своего перевода. К тому же в России в начале XIX в. был особенно популярен выполненный Е. И. Костровым перевод французского издания оссиановских текстов Макферсона «Ос-сиан, сын Фингалов, бард третьего века: Гальские стихотворения» (М., 1792; 2-е изд. - СПб., 1818), в котором имена Рино и Мальвина использовались наиболее часто. Жуковский не идентифицирует своего героя как «вождя острова Альва» («the chief of Ulva’s isle»), представляя его в первой строфе «Рино, горный вождь» и позже в шестой строфе снова называя его «Рино». В эпической поэме Макферсона «Фингал» Рино (Ryno), младший из сыновей Фингала, убит, и отец оплакивает его безвременную смерть: «But, Ryno, thou art low indeed! thou hast not received thy fame. Ullin, strike the harp for Ryno; tell what the chief would have been» [17, с. 82] [Но, Рино, ты глубоко действительно! ты не получил твоей славы. Уллин, сыграй на арфе в честь Рино; расскажи, каким вождь был]. В предисловии к четвертой книге «Фингала» объяснена ее адресованность некоей Мальвине, «дочери Тоскара»: «This book, as many of Ossian’s other compositions, is addressed to the beautiful Malvina, the daughter of Toscar» [17, с. 61] [Эта книга, как и многие другие сочинения Ос-сиана, адресована прекрасной Мальвине, дочери Тоскара].
В произведении Кэмпбелла «вождю острова Альва» потребовался пространный монолог (третья и четвертая строфы), чтобы объяснить причины казавшихся столь поспешными действий: «And fast before her father’s men / Three days we’ve fled together, / For should he find us in the glen, / My blood would stain the heather. / His horsemen hard behind us ride, / Should they our steps discover, / Then who will cheer my bonny bride / When they have slain her lover?» [12, р. 20] [И быстро впереди людей ее отца / Три дня мы бежим вместе, / Ибо, если он найдет нас в узкой горной долине, / Моя кровь окрасит вереск. / Его всадники яростно позади нас скачут, / Если они наши следы обнаружат, / Тогда кто утешит мою прекрасную невесту, / Когда они убьют ее возлюбленного?]. Жуковский сократил этот фрагмент кэмпбелловской баллады до одной строфы, тем самым усилив ощущение спешки: «Рыбак, прими нас в твой челнок; / Рыбак, спаси нас от погони; / Уллин с дружиной не далек: / Нам слышны крики; мчатся кони» [13, с. 290]. Особую выразительность описанию придало анафорическое обращение к рыбаку, а также использование звукописи в последнем стихе второй строфы с целью воссоздания атмосферы по-
гони. При этом в русской интерпретации был утрачен ряд значимых для английского оригинала деталей, в частности, указания на продолжительность побега («three days» - «три дня») и местонахождение влюбленных («in the glen» - «в узкой горной долине»). Также переводчик опустил фрагмент текста с глаголами сослагательного наклонения, показывавший возможность развития событий в случае отказа лодочника от переправы.
В интерпретации Жуковского ничего не говорится о предложении вождя оплатить переправу («And I’ll give thee a silver pound / To row us o’er the ferry» [12, р. 20] [И я дам тебе серебряный фунт, / Чтобы перевести нас на пароме]) и об отказе лодочника от вознаграждения, призванном показать, что простого рыбака не привлекают ни «серебро яркое» («silver bright»), ни «красивая леди» («winsome lady»), что им движет только человеческое сострадание. В противоположность кэмпбелловскому разговорчивому лодочнику, которому понадобилось семь стихов, чтобы выразить свое согласие перевезти влюбленных («I’ll go, my chief, I’m ready, / It is not for your silver bright, / But for your winsome lady. / And, by my word! the bonny bird / In danger shall not tarry, / So, though the waves are raging white, / I’ll row you o’er the ferry» [12, р. 20] [Я поеду, мой вождь, я готов, / Это не ради вашего серебра яркого, / А ради вашей прекрасной леди. / И, мое слово! красивая птица / В опасности не должна пребывать, / Так, хотя волны бушуют белые, / Я перевезу вас на пароме]), рыбак Жуковского немногословен: «Садитесь, в добрый час; плывем» [13, с. 290]. Тем не менее, безликий лодочник оригинала «hardy Highland wight» («смелый / мужественный / отважный / храбрый горный человек / существо») получил в интерпретации русского поэта индивидуализацию и персонификацию в образе рыбака. Также Жуковский дополнил перевод репликой рыбака относительно ненадежности лодки: «Пускаться плыть теперь беда: / Мой челн не крепок, весла ломки» [13, с. 290].
Жуковский объединил седьмую и восьмую строфы баллады Кэмпбелла в одну, пятую строфу: «By this the storm grew loud apace, / The water-wraith was shrieking; / And in the scowl of heaven, each face / Grew dark as they were speaking. / But still as wilder blew the wind, / And as the night grew drearier, / Adown the glen rode armed men, / Their trampling sounded nearer» [12, р. 20] [К этому моменту шторм стал громким быстро, / Водный дух вопил; / И в угрюмом виде небес каждое лицо / Становилось темным, в то время как они говорили. / Но тихим, в то время как более дико дул ветер, / И в то время как ночь становилась более угрюмой, / Вниз по долине реки скакали вооруженные люди, / Их топот звучал ближе] - «Гроза сильней, пучина злей, / И ближе, ближе шум погони; / Им слышен тяжкий храп коней, / Им слышен стук мечей о брони» [13, с. 290]. Переводчик не только сконцентрировал пространное кэмпбелловское описание приближения бури и погони, но и трансформировал его: у Кэмпбелла оно следует за согласием лодочника на опасную переправу, а у Жуковского - предшествует уступке рыбака, тем самым принося облегчение беглецам. Жуковский также оставил без внимания элемент мистицизма, придающий драматизм тексту английского подлинника. Среди шума волн влюбленные у Кэмпбелла слышат зловещий звук - вопль водного духа («the water-wraith was shrieking» [водный дух вопил]), предсказывающий их гибель. Преследователи влюбленных, согласно кэмпбеллов-скому оригиналу, вооружены («armed»), однако единственный звук, исходящий от них, - топот («trampling») лошадей. Жуковский усиливает впечатление от приближения погони, используя выражения «тяжкий храп коней» и
«стук мечей о брони». К тому же он дважды повторяет во втором стихе пятой строфы лексему «ближе» и прибегает к использованию анафоры в двух последних стихах строфы.
В балладе Кэмпбелла очень четко прорисован образ героини. Фраза лодочника «winsome lady» («прекрасная леди») и его сравнение девушки с «красивой птицей» («bonny bird») свидетельствуют о ее яркой внешности. Особенности решительного характера дочери Уллина раскрыты в ее реплике, обращенной к лодочнику: «O haste thee, haste!» the lady cries, / «Though tempests round us gather; / I’ll meet the raging of the skies, / But not an angry father» [12, р. 20] [«O поспеши, поспеши!» - леди кричит, - / «Хотя бури вокруг нас собираются; / Я встречу ярость небес, / Но не разгневанного отца]. Именно девушка, страх которой усилен яростью отца, первой осмеливается на переправу. Решительность, готовность к действию, как отмечает О. Л. Мощан-ская, являются отличительными чертами героев английских литературных баллад [2, с. 87]. Выбирая в своем переводе местоимение «нас», Жуковский, в отличие от Кэмпбелла, не приписывает девушке реплику, обращенную к лодочнику («Рыбак, рыбак, подай свой челн; / Спаси нас: сколь ни зла пучина, / Пощада может быть от волн - / Ее не будет от Уллина!» [13, с. 290]); исходя из общей тональности повествования можно предполагать, что эти слова принадлежали вождю, тогда как Мальвина, относительно красоты которой у Жуковского можно только догадываться, осталась безмолвной. Если героиня Кэмпбелла до конца остается преданной своей любви, о чем свидетельствуют стихи, описывающие сцену гибели влюбленных («For sore dismay’d, through storm and shade, / His child he did discover: / One lovely hand she stretch’d for aid, / And one was round her lover» [12, р. 21] [Ибо боль привела в смятение, сквозь шторм и полумрак, / Своего ребенка он действительно обнаружил: / Одну прекрасную руку она простерла за помощью, / А другой обняла своего возлюбленного]), то героиня Жуковского, словно забыв о горном вожде, соотносит возможность спасения только с личностью своего отца («Сквозь пену их он видит дочь / С простертыми к нему руками» [13, с. 291]).
Жуковский конкретизировал образ лорда, сравнив героя с бурей и тем самым показав неминуемость гибели влюбленных либо от сил разбушевавшейся природы, либо от рук отца девушки: «Уллин, как буря, беспощадный» [19, с. 291]. При интерпретации строк оригинала «Lord Ullin reach’d that fatal shore, / His wrath was changed to wailing» [12, р. 21] [Лорд Уллин достиг того рокового берега, / Его гнев сменился на причитания] образ Уллина представлен переводчиком более выпукло, с учетом большего числа эмоциональных оттенков: «Уллин ко брегу прискакал; / Он видит: дочь уносят волны; / И гнев в груди его пропал, / И он воскликнул, страха полный» [13, с. 291]. Как видим, вместо нейтрального английского глагола «reach» («достичь») Жуковский использовал глагол «прискакать» с отчетливо выраженным значением стремительности, вместо герундия «wailing» («причитания, стенания, оплакивания, продолжительный скорбный крик, вопль») - инверсивную синтагму «страха полный».
Обращенные к дочери мольбы отца, составившие основу тринадцатой строфы английского подлинника («Come back! come back!»... / <...> / «And I’ll forgive your Highland chief, / My daughter! oh, my daughter!» [12, р. 21] [«Вернись! вернись!». / <. > / «И я прощу твоего горного вождя, / Моя
дочь! о, моя дочь!]), в несколько усеченном виде приведены Жуковским два-
жды - в девятой («Мое дитя, назад, назад! / Прощенье! возвратись, Мальвина»! [13, с. 291]) и в одиннадцатой, заключительной строфе («О, возвратися, возвратись!» [13, с. 291]), что призвано акцентировать внимание на отчаянии Уллина. Переводчик мастерски сохранил повторы в речи Уллина, тем самым показав всю безнадежность, безвыходность той жизненной ситуации, в которой он оказался.
Кэмпбелловская баллада завершается трагически: «’Twas vain: the loud waves lash’d the shore, / Return or aid preventing; / The waters wild went o’er his child, / And he was left lamenting» [12, р. 21] [Это было напрасно: громкие волны захлестнули берег, / Возврат или помощь предотвращая; / Волны дикие накрыли его ребенка, / И он остался плачущим]. Вместо английского глагола «lash» («нестись, мчаться, ринуться, набрасываться, нападать, хлестать, сильно ударять»), показывающего стремительность, резкость действия, Жуковский использовал «хищный» глагол «пожирать», значительно усиливший экспрессивность финала: «Но грозно раздалась пучина, / И волны, челн пожрав, слились / При крике жалобном Уллина» [13, с. 291].
Исследователи переводного творчества Жуковского К. Обер и В. Обер отмечают в своей статье, что, «как часто бывает у Жуковского, его перевод «Дочери лорда Уллина» превосходит оригинал» («as is frequently the case with Zhukovskij, his translation of «Lord Ullin’s Daughter» proves to be superior to the original» [18, р. 81]). Действительно, русский переводчик размыл кэмпбеллов-скую топографию, опустив эффективно использованные английским поэтом обстоятельное изображение местности и точность в географических названиях, но прибегнул к этому ради отечественного читателя. Он сократил свой перевод, достигнув лаконичности и стремительности повествования, убрал избыточные детали, углубил нередко нечеткие и неопределенные кэмпбел-ловские описания, индивидуализировал и очеловечил персонажей (дав имена главным героям и персонифицировав безликого лодочника), усилил кэмпбел-ловские нечеткие звуковые образы, придал последовательным действиям оригинала резкое начало и окончание, установил причинно-следственные связи. Русский перевод также отличают привнесенные Жуковским анафоры, параллелизмы, четкая прорисовка образов природного мира.
Список литературы
1. Johnson, Ch. Forms of the English Poetry / Ch. Johnson. - N. Y. : Dutton, 1904. -514 с.
2. Мощанская, О. Л. К вопросу об определении жанра английской баллады. Литературные связи и традиции / О. Л. Мощанская // Ученые записки Горьковского государственного университета. - 1966. - Вып. 74. - С. 76-88.
3. Phelps, W. L. The Beginnings of the English Romantic Movement: A Study in the 18th Century Literature / W. L. Phelps. - N. Y. : Norton, 1968. - 404 р.
4. Сиповская, М. П. Литературная баллада и литературное возрождение в Англии первой половины XVIII века : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Сиповская М. П. ; ЛГУ им. А. А. Жданова. - Л., 1977. - 16 с.
5. Журавлева, А. И. Влияние баллады на позднюю лирику Лермонтова /
А. И. Журавлева // Вестник Московского университета. - 1981. - № 1. -
С. 13-20. - (Серия 10, Филология).
6. Symons, A. The Romantic Movement in the English Poetry / A. Symons. - N. Y. : Phaeton Press, 1969. - 540 р.
7. Courthope, W. J. History of the English Poetry: In 6 v. / W. J. Courthope. -N. Y. : Russell, 1962. - V. 6. - 388 р.
8. Жирмунский, В. М. Английские народные баллады / В. М. Жирмунский // Английские и шотландские народные баллады. - М. : Наука, 1973. - С. 87-100.
9. Hearn, L. Complete Lectures on Poets / L. Hearn. - Tokyo : Hokuseido, 1934. -416 p.
10. Топоров, В. Н. «Сельское кладбище» Жуковского: к истокам русской поэзии /
В. Н. Топоров // Russian Literature: North-Holland Publishing Company. - 1981. -T. X. - P. 207-286.
11. Костин, В. М. В. А. Жуковский - читатель Р. Саути / В. М. Костин // Библиотека В. А. Жуковского в Томске : в 3 ч. - Томск : Изд-во Томского ун-та, 1984. -
Ч. 2. - С. 450-479.
12. The Complete Poetical Works of Thomas Campbell. - London : Henry Frowde, 1907. -208 р.
13. Жуковский, В. А. Уллин и его дочь / В. А. Жуковский // Шотландская литература. - М. : Терра - Книжный клуб, 2003. - С. 290-291.
14. Gazetteer of the British Isles. - Edinburgh : J. Bartholomew & Son ltd, 1943. - 616 р.
15. Encyclopaedia Britannica. - London : Forthcoming, 2009. - 1032 р.
16. Левин, Ю. Д. Оссиан в русской литературе: Конец XVIII - первая треть XIX в. / Ю. Д. Левин. - Л. : Наука, 1980. - 280 с.
17. The Poems of Ossian, translated by James Macpherson. - London : Sir Richard Phillips, 1822. - 172 р.
18. Ober, K. H. Zhukovskij’s Translation of Campbell’s «Lord Ullin’s Daughter» / К. Н. Ober, W. U. Ober // Germano-Slavica. A Canadian Journal of Germanic and Slavic Comparative and Interdisciplinary Studies. - 2005. - № 1. - Р. 73-81.
Жаткин Дмитрий Николаевич
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой перевода и переводоведения, Пензенская государственная технологическая академия, академик Международной академии наук педагогического образования, член Союза писателей России, член Союза журналистов России
E-mail: [email protected]
Комольцева Елена Викторовна
преподаватель, кафедра перевода и переводоведения, Пензенская государственная технологическая академия
E-mail: [email protected]
Zhatkin Dmitry Nikolaevich Doctor of philological sciences, professor, head of sub-department of interpretation and translation science, Penza State Technological Academy, fellow of the International Academy of sciences of the pedagogical education, Russian Writers’ Union member, Russian Journalists’ Union member
Komoltseva Elena Viktorovna Lecturer, sub-department of interpretation and translational science, Penza State Technological Academy
УДК 820 Жаткин, Д. Н.
В. А. Жуковский как интерпретатор баллады Томаса Кэмпбелла «Дочь лорда Уллина» / Д. Н. Жаткин, Е. В. Комольцева // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2010. -№ 1 (13). - С. 86-96.
