CC BY
117
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 31 (169). Право. Вып. 21. С. 18-22.
Е. С. Карабанов
условия совместимости индивидуальной жалобы с положениями европейской КОНВЕНЦИЕЙ
О ЗАЩИТЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА И ОСНОВНЫХ СВОБОД
Рассматриваются вопросы совместимости индивидуальных жалоб, направляемых в Европейский суд по правам человека, с положениями Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Большое внимание уделено анализу практики конвенциональных органов, на основании которого выделяются ключевые критерии совместимости, применение которых представлено на конкретных примерах судебной практики.
Ключевые слова: Европейская конвенция, Европейский суд, индивидуальная жалоба, условия совместимости.
Одним из условий приемлемости индивидуальных жалоб, подаваемых в порядке ст. 34 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Европейская конвенция, Конвенция) в Европейский суд по правам человека (далее — Европейский суд, Суд), является их совместимость с положениями конвенционального права. Данное требование означает, что жалоба должна соответствовать компетенции Европейского суда по предмету обращения, кругу субъектов, являющихся сторонами в деле, обстоятельству, времени и территориальной сфере действия Европейской конвенции. Практика демонстрирует, что индивидуальная жалоба, не соответствующая хотя бы одному из перечисленных критериев, объявляется Европейским судом неприемлемой. В этой связи в настоящей статье мы остановимся на некоторых правовых позициях, которыми руководствуется Европейский суд в своей деятельности, и которые, по нашему мнению, имеют ключевое значение в оценке совместимости индивидуальной жалобы с положениями Европейской конвенции.
В своей первоначальной редакции Европейская конвенция вступила в силу 3 сентября 1953 г. после сдачи последней, десятой ратификационной грамоты. В соответствии с ч. 3 ст. 59 Конвенции для государства, пожелавшего присоединиться к ней впоследствии, ее положения вступают в силу с даты сдачи им на хранение ратификационных грамот. Для России такой датой является 5 мая 1998 г.
Согласно основополагающим принципам международного права Конвенция не имеет обратной силы и распространяет свое действие в отношении только тех событий, которые произошли после ее ратификации конкретным госу-
дарством. Данное положение нашло отражение в ст. 1 Федерального закона от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней», которым Россия признала юрисдикцию Европейского суда в отношении предполагаемых нарушений, имевших место после вступления Конвенции в действие.
По общему правилу заявитель при обращении в Европейский суд не может ссылаться на факты, имевшие место до даты, с которой у государства возникла обязанность исполнять конкретные международные правовые обязательства. В противном случае Суд может объявить жалобу гайопе temporis, т. е. несовместимой с положениями Конвенции, и на этом основании признать ее неприемлемой. Однако в практике конвенциональных органов была выработана концепция длящейся ситуации, которая позволяет Европейскому суду в случае, когда предполагаемое нарушение носит длящейся характер, принимать во внимание факты, относящиеся к периоду до вступления Конвенции в силу в отношении конкретного государства, в той мере, в которой они могли способствовать возникновению такого нарушения1.
В судебной практике понятию длящейся ситуации противопоставляется понятие единовременного акта, который выражается в одномоментном действии и не влечет длящегося нарушения. Как правило, в качестве единовременного акта может рассматриваться лишение права собственности или иного вещного права. Также в качестве единовременного акта могут рассматриваться и другие события. Например, в ряде решений Европейский суд пришел к выводу о том, что не образует длящейся ситуации
отмена вступившего в законную силу судебного решения в порядке надзора, даже в случае, когда он влечет возобновление судебного разбирательства2.
В научной литературе предпринимались попытки обобщить практику Европейского суда по данному вопросу. Так, Б. Л. Зимненко приходит к выводу о том, что в ситуации, когда заявитель ссылается на обстоятельства, произошедшие до вступления в силу Конвенции для государства-ответчика, однако окончательное решение властями вынесено после ее ратификации, жалоба является приемлемой3. Более осторожную позицию занимает О. В. Баулин. По его мнению, в случае, когда предметом жалобы выступает внутреннее судопроизводство, в том числе и гражданское, начавшееся до вступления Конвенции в законную силу для того или иного государства, Суд, как правило, с учетом конкретных обстоятельств признает подобные жалобы приемлемыми, если окончательное постановление по делу в рамках этого конкретного процесса было вынесено национальным судом после ратификации и обретения силы международным правовым договором4. Однако следует отметить, что судебная практика не столь однозначна. Обращаясь к анализу правовой позиции, занимаемой Европейским судом при разрешении дел, в которых поднимался вопрос о длящемся характере нарушения, исследователи не без оснований отмечают различие подходов, применяемых судебной инстанцией в схожих правовых ситуациях5.
Существующая неопределенность, по нашему мнению, объясняется, в первую очередь, тем, что Европейский суд не дает исчерпывающего определения самому понятию «длящаяся ситуация» и не выделяет четких критериев, позволяющих провести грань между длящейся ситуацией и единовременным актом. Безусловно, такое положение создает определенные сложности не только при оценке совместимости жалобы с положениями Конвенции, но также и при разрешении других вопросов, связанных с приемлемостью индивидуальных жалоб.
В соответствии с предметным критерием под юрисдикцию Европейского суда попадают только те события, которые повлекли нарушение прав и свобод, гарантированных нормами конвенционального права. Это следует из положений ст. 1 Конвенции, которая обязывает государство-участника обеспечивать каждо-
му, находящемуся под его юрисдикцией, права и свободы, определенные в первом разделе Конвенции. Эта статья сохранила неизменной свою первоначальную формулировку, однако с тех пор был принят ряд протоколов, которыми перечень прав, закрепленных непосредственно в конвенциональных нормах, был существенно дополнен.
Несмотря на то, что нормы Конвенции имеют общий, неконкретизированный характер, их буквальное прочтение не дает четкого представления о предметной компетенции Европейского суда. И здесь необходимо напомнить о роли самого Суда в толковании норм Конвенции. Зачастую именно он определяет предмет судебного разбирательства, а значит, и область такого разбирательства в каждом конкретном случае. В связи с этим обращает на себя внимание тенденция, наметившаяся в решениях Европейского суда и направленная на расширение сферы контроля над соблюдением прав и свобод. Ее результатом стало то, что некоторые статьи, закрепляющие, прежде всего, фундаментальные права, в практике Европейского суда были детализированы рядом иногда вполне самостоятельных прав. С другой стороны, толкование, применяемое Судом, придало отдельным положениям статей статус самостоятельных норм, хотя все же образующих определенное нормативное единство. Кроме того, Конвенция содержит и такие права, которые не находят непосредственного выражения в ее нормах, но вытекают из их смысла. Таковым, например, является право на доступ к правосудию. Несмотря не «неочевидный» характер данных норм, они применяются Судом наравне с другими6. Существующее положение обязывает принимать во внимание не только непосредственно текст Конвенции, но также те решения Европейского суда, благодаря которым права, закрепленные в конвенциональных нормах, наполняются не всегда очевидным содержанием.
Обращаясь к тексту упомянутой ранее ст. 1 Европейской конвенции, следует отметить, что по отношению к территориальной компетенции Европейского суда, которая в терминологии европейского судопроизводства находит выражение в формуле ratione loci, ключевую роль играет понятие юрисдикции государства. Первоначально содержание ст. 1 Конвенции рассматривалось как отражающее обычное, главным образом территориальное понятие юрисдикции и пони-
малось в контексте ст. 56 Конвенции, которая позволяла государствам-участникам на условиях оговорки распространять свою юрисдикцию на территории, за международные отношения которых оно несет ответственность. Однако в дальнейшем судебная практика признала, что в исключительных обстоятельствах расцениваться как осуществление юрисдикции могут и действия государства, которые имели место или которые повлекли последствия вне пределов его национальной территории. Например, государство может распространять свою юрисдикцию в той мере, в которой служащие его консульских и дипломатических представительств, а также его военнослужащие, находящиеся на территории иностранного государства, осуществляют свои властные полномочия7.
В этой связи представляет интерес правовая позиция Европейского суда в деле «Илашку и другие против Молдавии и России», предметом рассмотрения которого послужили события, происшедшие в период конфликта в Приднестровье. Прежде всего, Суду предстояло ответить на вопрос, находились ли заявители на момент предполагаемого нарушения под юрисдикцией государств-ответчиков, что потребовало детального изучения обстоятельств, а также политического контекста событий, которые имели место.
Поднимая вопрос о роли российских властей в рассматриваемых событиях, Европейский суд указал на то, что государство, осуществляющее контроль над регионом, вне пределов его национальной территории, распространяет свою ответственность на действия местных органов власти, которые продолжают функционировать благодаря его поддержке. Помимо этого возможно говорить об ответственности государства в случае признания им актов самопровозглашенной власти, не признанной международным сообществом. То обстоятельство, что в рассматриваемый период в регионе дислоцировался контингент российских войск и их действия способствовали событиям, которые привели к нарушению Конвенции, позволило Европейскому суду утверждать, что заявители находились под юрисдикцией Российской Федерации, и в их отношении она несла ответственность.
Однако особого внимания заслуживает правовой подход, которым руководствовался Европейский суд в отношении Молдавии. Так, он признал, что территориальная юрисдикция государства в исключительных случаях мо-
жет быть ограничена, особенно когда имеются обстоятельства, препятствующие государству в осуществлении его власти над частью национальной территории. Но, несмотря на то, что ситуация в зоне конфликта ограничивала юрисдикцию властей Молдавии, на этом государстве-ответчике, по мнению Европейского суда, лежала позитивная обязанность принимать меры к тому, чтобы в пределах своих возможностей оно обеспечивало права заявителей8. В данном деле Европейский суд по существу признал, что государство в соответствии со ст. 1 Конвенции остается связанным обязательством принимать все возможные меры, соответствующие нормам международного права и имеющие дипломатический, экономический, судебный или иной характер. Это необходимо для того, чтобы обеспечить заявителям соблюдение их прав, предусмотренных Конвенцией, даже в случае отсутствия со стороны государства полного контроля над частью своей национальной территории.
Одной из процессуальных особенностей производства в Европейском суде является то, что ответчиком в деле о предполагаемом нарушении прав и свобод, получивших закрепление в нормах конвенционного права, может выступать исключительно государство, ратифицировавшее Конвенцию и соответствующие протоколы к ней. Обращает на себя внимание и то, что такое положение нетипично для российского законодательства, которым не предусмотрена возможность привлечения к ответственности государства как единого субъекта. Вместе с тем в системе европейского правозащитного механизма ответственность государства, присоединившегося к Европейской конвенции, связана с теми обязательствами, которые оно возлагает на себя как сторона международного договора.
Предметом обжалования в Европейский суд могут служить действия или бездействие официальных властей в лице исполнительных, законодательных, судебных и иных государственных органов, за деятельность которых государство несет ответственность. При этом необходимо оговориться, что понятие «государственный орган» в практике Европейского суда не подразумевает исключительно центральные органы власти. В тех случаях, когда государственная система предполагает определенную степень децентрализации, указанное понятие распространяется на любые государственные структуры, осуществляющие публичные функции.
Данный подход не всегда согласуется с нормами национального права. Например, прецедентная практика конвенционных органов в качестве государственных рассматривает органы местного самоуправления в том смысле, что они действуют на основании публичного права и осуществляют государственные функции, переданные им на основании действующего законодательства. В то же время в силу ст. 12 Конституции РФ органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти.
Следует отметить, что действия частных лиц и неправительственных организаций, которые привели к нарушению Конвенции, могут служить предметом рассмотрения в Европейском суде только в свете оценки эффективности административного реагирования властей. Однако подобные факты самостоятельным основанием для возбуждения производства в Суде являться не могут. Ярким примером тому может служить дело «Д. Ф. Тумилович против Российской Федерации», в котором Европейский суд объявил жалобу несовместимой (ratione personae) с положениями Конвенции на том основании, что заявителем оспаривались действия его бывшего нанимателя — частной компании9.
Критерий совместимости (ratione personae) также предполагает, что индивидуальная жалоба должна быть подана субъектом, который наделен правом на обращение в Европейский суд. В соответствии со ст. 34 Конвенции Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой группы частных лиц или любой неправительственной организации. В контексте ст. 1 Конвенции право физических лиц на обращение в Европейский суд с индивидуальной жалобой имеет обязательным условием то обстоятельство, что заявитель на момент совершения предполагаемого нарушения находился под юрисдикцией государства-ответчика. При этом в научной литературе отмечается, что право на обращение не обусловлено наличием у заявителя гражданства государства, на которое подается жалоба, а также не зависит от правоспособности и дееспособности физического лица10.
Практика Европейского суда уточнила, что правом подачи индивидуальной жалобы наделены также и юридические лица при условии, что поводом обращения послужило нарушение права, гарантированного нормами Европейской конвенции и протоколами к ней, и которым юридическое лицо могло реально воспользоваться.
Это может относиться не только к имущественным правам, охраняемым ст. 1 Протокола № 1, но и, к примеру, к праву на получение судебного решения в разумные сроки11.
Отдельное внимание следует обратить на следующее обстоятельство. По смыслу Конвенции заявитель должен обладать статусом «жертвы» нарушения. Европейский суд неоднократно указывал на то, что само существование «жертвы», то есть лица, которое непосредственно пострадало от предполагаемого нарушения норм Конвенции, является необходимым условием для приведения в действие правозащитного механизма Европейской конвенции12. Между тем Конвенция не дает четкого определения понятия «жертва нарушения», поэтому ориентирами для потенциального заявителя должны служить правовые позиции, выработанные в судебной практике.
Статус «жертвы» по смыслу Конвенции предполагает, что лицо, обратившееся с индивидуальной жалобой в Европейский суд, непосредственно пострадало от нарушения, о котором оно заявляет. Однако судебная практика не связывает себя ограничительным толкованием понятия жертвы нарушения, что, по мнению В. А. Туманова, является одним из примеров реализации общей установки Европейского суда — сделать свою деятельность наиболее эффективной в контексте защиты прав человека13.
Так, в соответствии с правовой позицией Европейского суда под жертвой в ст. 34 Конвенции подразумевается не только прямая жертва нарушения, но также любая косвенная жертва, которой данное нарушение причинило вред, или которая имеет личную заинтересованность в его рассмотрении14. Как правило, косвенными жертвами признаются близкие родственники непосредственной жертвы нарушения, а также иные лица, которые состояли с непосредственной жертвой в близких отношениях. Также косвенной жертвой может быть признано лицо, которому причинен ущерб вследствие нарушения прав другого лица, или лица, заинтересованные в прекращении нарушения.
Несмотря на то что индивидуальная жалоба по смыслу Конвенции не является превентивным средством защиты, при исключительных обстоятельствах риск будущего нарушения может придать заявителю статус жертвы (потенциальной жертвы) при условии, что он представит разумные и убедительные доводы возможной
реализации нарушения в отношении него лич-но15. Однако в целом в практике Европейского суда признание заявителя потенциальной жертвой — редкое явление, так как по определению такое признание может быть сопоставимо с осуществлением нормоконтроля, функциями которого Европейский суд не наделен.
Таким образом, статус жертвы нарушения подразумевает, что заявитель должен проявлять личную заинтересованность. В связи с этим судебной практикой признаются недопустимыми жалобы, имеющие характер actio popularis, то есть направленные на защиту исключительно общественных интересов. Также признаются неприемлемыми жалобы, доводы которых сводятся к абстрактному оспариванию норм национального законодательства лишь на основании субъективной убежденности ее заявителя в их несоответствии положениям Европейской кон-венции16. Обращает на себя внимание правовая позиция, выработанная в прецедентной практике Европейского суда, в соответствии с которой заявитель должен сохранять статус жертвы нарушения на протяжении всего периода рассмотрения дела. Учитывая, что обязанность по устранению нарушения норм Конвенции в первую очередь лежит на государстве, в ситуации, когда власти прямо или косвенно признали факт допущенного нарушения и предоставили соответствующую компенсацию в счет возмещения его последствий, заявитель может утратить статус жертвы нарушения17. Только соблюдение совокупности указанных условий может свидетельствовать о выполнении всех вспомогательных функций охранительного механизма Конвенции, при которых его субсидиарная природа препятствует дальнейшему рассмотрению жалобы. Вместе с тем существующая практика дает основания утверждать, что данный подход Европейского суда может использоваться российскими властями, которые во избежание рассмотрения дела по существу пытаются ограничиться принятием односторонних мер18.
На основании вышеизложенного можно сделать вывод о том, что судебная практика выработала вполне определенные правовые подходы к решению вопросов совместимости индивидуальных жалоб с положениями Европейской конвенции. Это указывает на необходимость теоретического исследования практики Европейского суда и систематизации его прецедентного права.
Примечания
1 См.: Сальвия, М. Европейская конвенция по правам человека. СПб., 2004. С. 107.
2 Постановление Европейского суда по правам человека по делу «Константин Антонов (Konstantin Antonov) против Российской Федерации» (жалоба № 38020/03) от 3 ноября 2005 г. // Бюл. Европ. Суда по правам человека. 2006. № 6. С. 87-92.
3 См.: Зимненко, Б. Л. Анализ обращений граждан в Европейский суд по правам человека против Российской Федерации // Моск. журн. междунар. права. 2003. № 2. С. 121.
4 См.: Баулин, О. В. Применение Европейским судом по правам человека критерия ratione temporis по российским гражданским делам // Актуальные проблемы гражданского права и процесса : сб. материалов науч.-практ. конф. / под ред. Д. Х. Валеева, М. Ю. Челышева. М., 2006. Вып. 1. С. 249.
5 См.: Холинер, Д. П. Условия приемлемости жалоб в Европейский Суд по правам человека. Опыт по делам из Российской Федерации // Религия и право. 2003. № 1. С. 29; Алисиевич, Е. Сроки подачи жалоб в Европейский суд по правам человека // Корпоративный юрист. 2006. № 5. С. 52.
6 См.: Туманов, В. А. Европейский суд по правам человека. Очерк организации и деятельности. М., 2001. С. 17.
7 См.: Сальвия, М. Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Руководящие принципы судебной практики, относящиеся к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 г. СПб., 2004. С. 89.
8 Постановление Европейского Суда по правам человека по делу «Илашку и другие против Молдавии и России (Ilascu and others — Moldova and Russia)» (жалоба № 48787/99) от 8 июля 2004 г. // Бюл. Европ. Суда по правам человека. 2004. № 12.
9 Решение Тумилович Л. Ф. против Российской Федерации от 22 июня 1999 г. (жалоба № 47033/99) // Журн. рос. права. 2000. № 9. С. 58-61.
10 См.: Курдюков, Д. Г. Право на индивидуальную жалобу по Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. // Моск. журн. междунар. права. 2003. № 2. С. 39; Туманова Л. В. Защита семейных прав в Европейском Суде по правам человека / Л. В. Туманова, И. А. Владимирова. М., 2007. С. 33.
11 Сальвия, М. Указ. соч. С. 109.
12 Постановление Европейского Суда по делу «Юрий Холодов (Yuriy Kholodov) и Зоя Холодова (Zoya Kholodova) против Российской Федерации» (жалоба № 30651/05) // Бюл. Европ. Суда по правам человека. 2007. № 6. С. 138-141.
13 См.: Туманов, В. А. Указ. соч. С. 40.
14 Решение Европейской Комиссии о приемлемости по жалобам № 1420/62, 1477/62 и 1478/62. Ann. Vol. 6. P. 591, 621 (цит. по: М. Сальвия. С. 806).
15 Asselbourg et al. Dec. N. 1 (цит. по: М. Сальвия. С. 804).
16 Постановление по делу «Макарова (Makarova) и другие против Российской Федерации» (жалоба № 7023/03) от 24 февраля 2005 г. // Бюл. Европ. Суда по правам человека. 2005. № 9. С. 79-87.
17 Постановление Европейского Суда по делу «Амуюр против Франции (Amuur v. France)» от 25 июня 1996 г., Reports of Judgments and Decisions. 1996. P. 846).
18 См.: Холинер, Д. П. Указ. соч. С. 30.
