CC BY
83
Ю.А.КРАШЕНИННИКОВА
УРОКИ КЛАССИЧЕСКОГО ФРАНЦУЗСКОГО ЛИБЕРАЛИЗМА ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ ЛИБЕРАЛЬНОЙ ТЕОРИИ
XIX век — время формирования и расцвета либеральной идеологии в Западной Европе. Ее доктринальное оформление нашло отражение в термине «классический либерализм». Французский классический либерализм сложился в результате серьезной внутренней эволюции раннелиберальной идеологии, осуществившейся, прежде всего, под влиянием радикализма Французской буржуазной революции и ее критики со стороны консерваторов, а также в силу того, что его главной задачей было идеологическое обоснование и закрепление позитивных преобразований революции.
Оставив в стороне попытки закрепить за теми или иными французскими мыслителями определенные позиции в либерально-
консервативном спектре, — что часто является малопродуктивным не только с точки зрения политической философии, но и изучения политических идеологий1, — политологи и историки политических идей призна-
1 Определение степени «консервативности» и «либеральности» бывает порой сопряжено не только с упрощением и схематизацией наследия политических мыслителей, но и с игнорированием мировоззренческой эволюции авторов и контекстуальностью их произведений. К тому же довольно часто место мыслителям, например первой половины XIX столетия, пытаются найти в современном политическом спектре, что диктуется конъюнктурными интересами (особенно в публицистике и публичной политике). Ярким примером может служить продолжающаяся дискуссия по вопросу об идеологической идентификации А. де Токвиля. Можно добавить, что случай Токвиля, в общем-то, типичен для французского либерализма.
ют разнообразие концепций, составляющих содержание либеральной идеологии, и значимость контекста для их понимания.
Для англоязычных исследователей «белых пятен» французской либеральной традиции (такими «белыми пятнами» являются практически большинство авторов, за исключением, пожалуй, Констана и Токвиля)1 характерен четко артикулированный практический интерес, который часто сопровождается констатацией неудовлетворительного состояния дел в современной либеральной политической теории.
Как отмечает американский ученый румынского происхождения А. Крэуту, обращение к французским доктринерам — это «особая возможность для увлекательного путешествия в незнакомый интеллектуальный ландшафт и единственный путь расширить наше либеральное воображение»2. Причины того, что мощная интеллектуальная традиция Франции была частично «забыта» современными политическими теоретиками, по его мнению, заключается в господстве деон-тологического либерализма, который «часто обходится без исторических и социологических исследований и ограничивается проведением умозрительных аналитических различений». Не менее существенным ограничителем являлась установка на восприятие Франции в первую очередь как родины радикальных политических теорий. Многие историки идей, пишет Крэуту, «увлечены исследованием крайних флангов политического спектра и часто ошибочно рассмат-
1 Neidleman J.F. The general Will Is Citizenship. Inquiries into French Political Thought. - L., 2001; New French Thought: Political Philosophy / Mark Lilla, editor. -Princeton, N.J.; Chichester, 1994; Craiutu A. Between Scylla and Charybdis: the «Strange» Liberalism of the French Doctrinaires // History of European Ideas, Oxford, 1998. - Vol. 24, № 4- 5. - Р. 243- 265; Craiutu A. Tocqueville and the Political Thought of the French Doctrinaires (Guizot, Royer-Collard, Remusat) // History of Political Thought, Oxford, 1999. -Vol. 20, № 3. - Р.456-493. Примечательно, что докторская диссертация А. Крэуту «The Difficult Apprenticeship of Liberty: Reflections on Political of the French Doctrinaires» (1999) была признана Американской ассоциацией политических наук лучшей диссертацией по политической философии в 1998- 1999 гг. и получила премию им. Лео Штрауса. Во Франции всплеск интереса к интеллектуальному наследию французских либералов первой половины XIX в. произошел в 1980- 1990-х гг., во многом благодаря работам П. Розанваллона (Rosanvallon P. Le moment Guizot. - P., 1985; Rosanvallon P. La monarchie impossible. Les Chartes de 1814 et 1830. - P., 1994; изданный при его участии сборник «François Guizot et la culture politique de son temps: colloque de la Fonda». - P., 1991).
2 Craiutu A. Between Scylla and Charybdis... - Р. 260.
ривают либеральный центр как «необитаемую» землю, населенную невыразительными и неинтересными личностями, лишенными вдохновляющих убеждений».1
Отличие либерализма XIX в. от рационалистического индивидуализма раннелиберальных политических учений, особенно четко проявившееся во французской политико-философской традиции, лежало в области метода объяснения политических явлений. Мир не воспринимался более как чистая проекция человеческого разума, следовательно, акцент делался не на абстрактном индивиде, а на среде, на условиях социального действия. Отсюда — интерес к социальным и историческим аспектам существования политических институтов, который получил мощную поддержку в цивилизационном направлении исторической науки, ставшем гордостью французской историографии. Ф. Гизо, А. Тьер, О. Тьерри, Э. Карне, О. Минье, П. Барант, Ш. Ремюза совмещали исторические исследования с концептуальным осмыслением современных политических процессов.
Большинство ученых склонно рассматривать эту особенность как типологическую черту, отличающую классический французский либерализм не только от концепций XVII—XVIII вв., но и от англоамериканской либеральной традиции. Л. Сиедентоп в своей известной статье «Две либеральные традиции» обозначил главное методологическое различие следующим образом: «Французские либералы начала XIX в. адаптировали ценности ранних английских либералов к новым идеям о социальной природе человека, гораздо меньше концентрируясь на вопросе о том, как индивид может приобрести точное знание о внешнем, природном мире. Они стремились быть, скорее, историками или юристами, нежели философами разума»2. По его мнению, именно благодаря историко-социологическому подходу французский классический либерализм смог сформировать более точное представление о происходящих социально-политических процессах, чем английский либерализм Бентама и Милля. Не касаясь оценки перспектив выживаемости и эффективности, условно говоря, британского и французского типов либеральной рефлексии, отметим некоторые уточнения, привнесенные в компаративистский анализ
1 Craiutu A. Between Scylla and Charybdis... - Р.224.
2 Siedentop L. Two liberal traditions // The idea of freedom. Essays in Honor of Isaiah Berlin. - Oxford, 1979. - Р.156.
европейских либеральных традиций XIX в. последующими исследователями.
А. Крэуту возражает против присущего Л. Сиедентопу жесткого противопоставления национальных вариантов либерализма и некритических обобщений. Как отмечает исследователь, утверждение, что в английской либеральной мысли XIX в. отсутствовала историческая и социологическая логика познания политического, не верно по отношению к Миллю, а также к ряду других британских мыслителей, в частности, к кругу журнала «Edinburgh Review». В то же время он соглашается с Сиедентопом в том, что для французской либеральной традиции, — для французов дедуктивный метод, мышление a prioi, был неприемлем. Политолог М. Фриден, анализируя морфологию французской либеральной идеологии, указывает на характерное для нее смещение концепта рациональ-ности с центра либеральной парадигмы на периферию, а также на увеличение внимания французских либералов к «социальному и социологическому контексту политического поведения». При этом он акцентирует внимание на «расколе» в употреблении понятий, вызванном реакцией на Французскую рево-люцию1. По словам Я. Нейдлемана, автора исследования, посвященного эволюции концепции общей воли во французской политической философии, Ф. Гизо, П.-П. Ройе-Коллар, Ж.де Сталь, Б. Констан и А.де Токвиль, несмотря на разделяющие их разногласия, были в той или иной степени историками и применяли исторический подход к нормативным вопросам»2. Достаточно убедительным выглядит объяснение «историко-социологического» уклона политической филосо-фии французского либерализма ее прагматической ориентацией, которое дают А. Крэуту, М. Фриден и Я. Нейдлеман. По словам Я. Нейдлемана, это был «скорее, прагматический ответ на стечение обстоятельств, чем абстрактный, рациональный подсчет прав»3.
Классический французский либерализм с его сильной историко-социологической составляющей диссонирует не только с «англосаксонской» либеральной традицией XIX в., но и с доминирующим
1 Freeden M. Ideologies and political thought: a conceptual approach. - Oxford, 1998. - Р.169.
2 Neidleman J.F. Op. cit. - Р. 125.
3 Ibid. - Р.126.
типом современного либерализма. Как отмечает Я. Нейдлеман, идеи, представленные в сочинениях Констана, Токвиля и доктринеров, пережили ренессанс лишь недавно. Именно к ним, а не к более аналитическому типу либерализма, преобладающему в англоамериканской мысли в последние десятилетия, обратились новые французские либералы1.
С точки зрения Я. Нейдлемана, урок французской либеральной мысли XIX в. в том, что либерализм не может избежать парадокса общей воли, обозначенного Ж.-Ж. Руссо. В то время как Руссо защищал и свободу, и социализацию индивида, большинство либералов выступают одновременно и за ограничение народной воли, и за согласие с ней, что тоже проблематично. Для либеральных мыслителей первой половины XIX в. общая воля обозначала скорее широкий интерес
граждан к индивидуальной свободе и ограниченному правлению, чем
... 2 выражение действительной воли каждого гражданина2.
Возможно, пишет Нейдлеман, в эру стабильной либеральной демократии было бы полезно взять на вооружение социологический метод французского либерализма, чтобы определить, в чем же кроется реальная угроза свободе. В идеале и республиканцы, и либералы должны отказаться от попыток примирить противоречия между суверенитетом разума и народа, между общей волей и волей всех. Оба лагеря могут извлечь урок из истории французских либералов XIX в. и проанализировать социальный и культурный контекст, в котором они выстраивают свои политические теории». Это поможет понять, считает Я. Нейдлеман, что при некоторых обстоятельствах «процедурные ограничения суверенной власти могут быть оправданы опасностями государственного деспотизма, гражданские свободы, охраняемые этими ограничениями, будут более значимыми, чем политическая свобода, от которой отказались. При других же обстоятельствах, усиливающаяся власть суверена может быть наиболее эффективным средством максимизации личной свободы (freedom), несмотря на угрозы, которые возросшая власть суверена может представлять для индивидуальной свободы (liberty)»3.
1 Neidleman J.F. Op. cit. - Р.125.
2 Ibid. - Р.138.
3 Neidleman J.F. Op. cit. - Р.143.
А. Крэуту считает, что теория справедливости Дж. Роулза базируется на концепции договора, предусматривающей гипотетическое соглашение между индивидами о том, какая форма социальной связи гарантирует их базовые права и свободы. Более того, «политический» либерализм Роулза, вопреки своему названию, имеет очень слабый политический элемент. «Чего мы не можем найти у Роулза, но видим у французских доктринеров, — пишет Крэуту, — так это анализ условий политической жизни и осознание «шума и грязи» реальной политики. Гизо и доктринеры понимали, что политическая философия — это не просто философская трактовка политических вопросов, она должна дополняться предвидением, взятым из истории и социологии, и демонстрировать ясное понимание того, что происходит в реальном мире»1. Можно добавить, что вовлеченность в политическую жизнь, сочетание ролей философа и политического деятеля было характерно для представителей французского либерализма. Французские либералы XIX в. стремились воплотить свои идеи и принципы, что нашло отражение и в стилистике их трудов по политической проблематике.
В чем же Крэуту видит значимость наследия французских доктринеров и Ф. Гизо? Во-первых, их актуальность состоит в том, что они «сумели избавить либерализм от его привычной оппозиционности, показав, как можно примирить власть, порядок и свободу». Во-вторых, Ф. Гизо был одним из первых авторов, кто увидел два важных аспекта политической жизни, объясняющих парадоксальную эволюцию либеральных обществ. «Он понял, что развитие представительного правления должно, в конце концов, привести к значительному усилению государственной власти над гражданским обществом; это становится возможным благодаря неизвестному ранее социальному запросу»2. Собственно говоря, данный постулат Гизо лег в основу его теории управления с помощью «новых средств правления».
Парадоксальный, но подтверждаемый развитием современных либерально-демократических обществ вывод Гизо состоял в том, что свободы возрастают по мере увеличения влияния власти на общество. Не следует считать государственную власть априорно враждебной
1 Craiutu A. Between Scylla and Charybdis... - Р.49.
2 Craiutu A. Rethinking political power: the strange liberalism of French doctrinaires // Papers prepared for annual meeting of American political science association. San Francisco, August 30-September 2, 2001. - Р. 24-25.
индивидуальной свободе, а, скорее, приходится сомневаться в добродетелях свободного рынка, считали франузские теоретики «классического либерализма». Крэуту видит главную ценность политической теории доктринеров в том, что традиционно ставилось им в упрек как свидетельство их «нелиберальности». В первую очередь, это особое внимание к организации управления и отказ от концепции минималистского государства: «их слишком заметный, декларативный этатизм», подкрепленный солидной теоретической базой в виде концепций суверенитета Разума, новых средств управления, политического курса «золотой середины».
Французскому политологу Люсьену Жому, автору многочисленных работ, присуще иное, скорее критическое отношение к идеям доктринеров1. Обращение к генеалогии французского либерализма, его внутренней динамике; а также попытка структурировать поле отношений, пересечений различных политических течений внутри французского либерализма XIX в. — таковы центральные задачи работ Л. Жома.
Автор рассматривает либерализм как «дискурс, оправдывающий практики, восприятия, выбор позиций в борьбе мнений по поводу социально-политических институтов»2. Исследуя либеральные идеи и практики во Франции XIX в., Жом отказывается от сравнительного анализа французского либерализма с «его доктринальными братьями и кузенами»3. Главным критерием отбора авторов для него служат позиция «последовательного индивидуализма» и самопрезен-тация политических мыслителей и практиков. В результате этого либеральное течение у него представлено весьма широко: от Ж. де Сталь и Б. Констана до орлеанистов и либеральных католиков. В то же время, использование понятия «дискурс» позволяет ему показать либеральное движение в его разнообразии, оценить его внутреннюю конфликтность.
1 Среди последних его работ по данной проблематике следует отметить: Jaume L. L'individu effacé ou le paradoxe du libéralisme français. - P., 1997; Jaume L. La liberté et la Loi. Les origines philosophiques du libéralisme. - P., 2000; Jaume L. Problèmes du libéralisme. De Mme de Staël à Tocqueville // Droits. - P., 2000. - № 30. Р. 41- 55; Jaume L. Le gaullisme et la crise de l'Etat // Esprit. - P., 2001. - № 272. - Р. 219-224.
2 Jaume L. L'individu effacé. - Р.15.
3 Jaume L. L'individu effacé. - P.15.
Другой особенностью методологии исследования французского политолога является скептическое отношение к устоявшемуся представлению о некоем «триединстве» либеральной идеологии, сочетающей в себе согласованные друг с другом экономические, политические и морально-этические идеи. По его мнению, между экономическим и политическим либерализмом лежит граница философская и эпистемологическая. Они различаются концепциями человека; к тому же экономический либерализм, в отличие от политического, покоится на теоретических основаниях эмпирического типа. В случае же, когда экономический либерализм «претендует быть основанием политической свободы и стремится поглотить политический либерализм», возникает оригинальная концепция закона, институтов и государства (например, у Ф. фон Хайека), не репрезентативная для либеральной мысли в целом. Еще одна плоскость существования либерализма, которой Жом явно симпатизирует, — это определенная нравственная культура, подразумевающая особые правила поведения и отношение к жизни, или «либеральный дух». Ценность этого понятия возрастает в современной политической теории, изучающей общества, в которых либеральная система ценностей общепризнанна. Как отмечает французский исследователь, «сказать, что существует либеральный дух — означает предположить, что субъективный, этический фактор превалирует над доктриной или системой либерального общества, включая то, что называют в наши дни «либеральными демократиями»1.
Интересно, что, с одной стороны, отдавая приоритет категории либерального образа мысли, можно предельно расширить границы либеральной ойкумены. С другой стороны, при уточнении содержания «либерального духа» появляется четкий и простой критерий типологии внутри либерального дискурса. По мнению французского исследователя, первым признаком либеральной нравственной культуры выступает осознание того, что не может быть автоматически действующих гарантий индивидуальной свободы. В то же время, идея
о том, что возможна некая сеть институтов, автоматически гарантирующих индивидуальную свободу, была и остается весьма популярной. В истории политических идей она присутствовала в различных вариантах: как свободная игра социальных влияний у Гизо и доктри-
1 1аише Ь. ейасе. - Р. 537.
неров; как свободная игра институтов, организованных на конституционный манер (идея разделения властей у Монтескье); наконец, как свободная игра рынка в экономическом либерализме (Д.Юм, А.Смит, Ф.Хайек).1
Либерализм нравственной культуры, который Жом находит у Ж. де Сталь, Б. Констана, А. де Токвиля и отчасти у Дж. Локка и Э. Канта, предполагает способ существования человека, одновременно данный и требуемый, который наиболее адекватно может быть выражен немецким словом «Bildung». Подчеркивая активность и инициативность индивида, французский исследователь использует термин «политический субъект». Итак, речь идет о «субъекте, рассматривающем свои права на основании универсальности разума, природы человека и в перспективе общего бла-га»2. Либеральная нравственная культура с ее центральным понятием «либеральность суждения», введенным во французскую традицию Ж.де Сталь, является основанием для особого типа политического либерализма — «либерализма субъекта».
В рамках логики «либерализма субъекта» индивидуальная свобода подразумевает «право второй степени», реализация которого «зависит лишь от личной инициативы» — право оценивать содержание своих прав, их границы, определяемые законом. Л. Жом для обозначения данного понимания свободы использует формулировку «право судить право». Для этого варианта либерального дискурса характерно развитие конституционализма — как научного типа рефлексии по поводу гарантий, данньгх законом, — внутри политической теории.
В рамках другой либеральной логики — «либерализма государства» — пользование гражданскими и частично политическими правами раз и навсегда создает субъекта, определяя понятие человека и гражданина, и помещает его под защиту государства. В конечном счете, свобода индивида замыкается на праве быть хорошо управляемым и оставляет в стороне вопрос о его участии в осуществлении суверенитета. Еще одно следствие этой концепции — цезаристская формула, утверждающая универсальность гражданских прав и исключительность прав политических3. Как пишет Л. Жом, это «либерализм нотаблей, уделяющий главное внимание государственности, в своей
1 Jaume L. Problèmes du libéralisme. - Р. 152.
2 Ibid. - Р.152.
3 Jaume L. L'individu effacé... - Р. 539- 540.
аргументации отдающий приоритет социологии над юриспруденцией, в борьбе с правонарушениями оказывающий предпочтение превентивным, а не репрессивным мерам (последнее, в общем-то, теоретически является нарушением либерального кредо)»1.
Историческая судьба этих типов либерализма такова, что второй вариант стал доминирующим во французской традиции, — сначала у Гизо и доктринеров, затем в орлеанизме и частично вошел в идеологию голлизма. Именно он способствовал «фабрикации позднейшего имиджа либерализма во Франции»2. Первый тип, будучи «течением с протестантскими и швейцарскими корнями» не получил реализации в политической практике. Элементы «либерализма субъекта» присутствуют у де Сталь, Констана, Токвиля, Лабулэ, Прево-Парадоля, Пуату, а его влияние заметно в республиканской мысли. Как полагает Л. Жом, именно отказ преобладающей части либералов во Франции от такого понимания индивидуальности и стал причиной подъема республиканского движения в 1875—1880-х годах.
Рассматривая причины доминирования во французской традиции этатистского варианта либерализма, Л. Жом указывает на фундаментальную проблему либеральной мысли, особенно острую в условиях пострево-люционной Франции: политический опыт показывал, что частные интересы слишком антагонистичны для сохранения единства общества. Констатируя этот факт, французские либералы приходили к выводу о необходимости авторитетной верховной власти, которая могла бы определить общее благо, и признания «естественного превосходства» некоторых граждан. Другой важный фактор французской истории — наследие бюрократической империи Наполеона. Как отмечает Л. Жом в статье «Голлизм и кризис государства», «нельзя понять французский либерализм, забывая о том, что его деятельность и мысль определялись не только по отношению к Террору, но и по отношению к институтам, завещанным Наполеоном... Университетская монополия, кодификация законов, административные суды, управление прессой, административная машина префектур были настолько прочны, что главное течение французского либерализма, основанное Ф. Гизо, стремилось не разрушить их, а изменить, либерализо-вать»3.
1 Ibid. - Р. 19.
2Ibid. - Р. 19.
3 Jaume L. Le gaullisme et la crise de l'Etat. - Р. 46-47.
Наконец, третье направление во французском либерализме XIX в. — либеральный католицизм (Монталамбер и др.), главным противоречием которого была двойственность задач: с одной стороны, защищать «права Истины», официальную католическую доктрину, с другой — отстаивать современные права и свободы. Жом справедливо указывает на нечеткую границу между либеральным и нелиберальными идеологическими дискурсами. В XIX столетии эта граница становилась размытой в силу того, что сам либерализм постепенно лишался статуса оппозиционности и приобретал черты господствующей идеологии. В результате с либеральными притязаниями выступали политические круги, часто враждебные либерализму. Например, легитимизм стал на защиту децентрализации или свободы образования. При этом претензия на либеральное понимание какого-либо конкретного предмета зачастую становилась делом противников либерализма справа и слева не просто в силу политической выгоды, а по причине отсутствия философского и даже доктринального единства в самом либерализме1.
Общий лейтмотив работ Л. Жома — констатация слабости традиции французского либерализма, которая обуславливает и шаткие позиции либералов в современном политическом спектре Франции. Действительно, если Жом и не отказывает «либерализму государства» в праве на признание его исторической роли, то отклоняет возможность развития и обновления его в современной Франции, и в этом он резко расходится с А. Крэуту. Впрочем, полемика, развернувшаяся после выхода книги Л. Жома «Незаметный индивид», подтверждает тот факт, что не все французские интеллектуалы столь скептически относятся к либеральному наследию своей страны. В частности, знаменитый публицист и ученый Ж.-Ф. Ревель отметил, что автор не только задается вопросом, в чем причина «незначительности» французской либеральной традиции, но идет дальше, намереваясь доказать, что французские либералы не были либералами. По мнению Ж.-Ф. Ревеля, можно констатировать, что периодические попытки французских либералов возродить индивидуальную свободу и заставить отступить государство всегда оказывались неудачными, но
1 ша. - р. 20.
«нельзя приписывать им упорное намерение на протяжении веков, добровольно стремиться к этому поражению»1.
Вариант, который кажется Л. Жому наиболее адекватным запросам современных либеральных демократий, это не «либерализм государства» и не экономический либерализм, а «либерализм субъекта», его акцент на гражданской ответственности индивида. Урок, который современные либеральные демократии должны извлечь из опыта классического французского либерализма, — это необходимость преодоления «кризиса ответственности», создания баланса личного и общего интересов. Ведь жертвуя личным в пользу общего или наоборот, общество сталкивается с угрозой потери индивидуальной свободы. Ставка на «спонтанный порядок», как это утверждает экономический либерализм, по его мнению, не может отвести эти опасения.
Подводя итоги обзора новых интерпретаций классического французского либерализма в зарубежной политической науке, отметим, что такое переосмысление политико-философского наследия показывает прежде всего творческий потенциал самой либеральной идеологии. В общем-то, «открытие» новых тем в классическом французском либерализме, извлечении уроков даже из неудачного его опыта, неудивительно для французской политической науки, пытающейся в очередном обращении к национальной либеральной традиции найти пути и обоснования дальнейшего развития либерализма, определить его историческое место и перспективы в национальном идеологическом спектре. Обращение же к «бел^гм пятнам» в трудах англоязычных исследователей сопряжено с актуализацией проблем политического участия, государственного управления и баланса свобод в современных либеральных демократиях. Таким образом, либеральное звучание приобретают даже те идеи французских мыслителей, которые ранее не сочетались с общим представлением о либерализме, считались чужеродными ему.
'Revel J.-F. Les libéraux français étaient-ils libéraux? (A propos du livre de Lucien Jaume) // http://240plan.ovh.net/~catallax/sections.php?artid=7.
