CC BY
42УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ. УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО.
УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС
А.А. Тарасов,
А.С. Закотянский
УПРОЩЕННЫЕ ПРОЦЕДУРЫ ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ И ПРОБЛЕМЫ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ФОРМ ДОКАЗЫВАНИЯ
Наблюдающееся в последние годы реформирование уголовного процесса России в духе процессуальной экономии допустимо лишь поскольку, поскольку оно предусматривает достаточные гарантии соответствия вновь вводимых процедур назначению и принципам уголовного судопроизводства, в том числе -возможность возврата к общему (то есть не сокращенному и не упрощенному) порядку производства. В этом контексте авторами анализируется и негативно оценивается устойчивая тенденция современной правоприменительной практики к принятию процессуальных решений исключительно на основе непроцессуальных данных, которая в силу внешней схожести с процессуальной экономией, создает почву для оправдания злоупотреблений под видом активизации борьбы с преступностью.
Ключевые слова: доказывание по уголовным делам; упрощенная форма уголовного судопроизводства; процессуальная экономия; гарантии прав участников уголовного процесса; непроцессуальное познание.
А.А. Tarasov,
A.S. Zakotyanskiy
SIMPLIFICATION OF CRIMINAL CASE PROCEDURE AND PROBLEMS OF PROCEDURAL FORMS OF PROOF
The reform process of the criminal procedure in Russia in the procedure-saving spirit witnessed in the recent years is admissible only because it provides sufficient guaranties of compliance of the new procedure with the designation and principles of criminal trialincluding the possibility of return to general (unabridged and not simplified) order of the trial. Wiithin this context the authors analyse and negatively evaluate the modern persistent tendency of the law administration to make procedural decisions on the basis of non-procedural data, which, being superficially similar to procedure-saving mode, provides with opportunity for abuse justification disguised as crime prevention.
Key words: proof in criminal cases, simplified form of criminal trial, procedure-saving mode, guaranties of criminal trial participants' rights, non-procedural knowledge.
Уголовно-процессуальный закон в последние годы претерпел значительные изменения в части определения форм доказательственной деятельности. Нормы об упрощенном досудебном (дознание в сокращенной форме) и судебном (особый порядок судебного разбирательства при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением и при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве) порядках производства по уголовным делам, о расширении перечня познавательных действий, проводимых до возбуждения уголовного дела, прямо связаны с доказыванием. Известно, что перечисленные нововведения с самого начала и до сих пор вызвали и продолжают вызывать в литературе немало негативных оценок, иногда довольно резких. Так, например, A.B. Победкин пишет в 2013 году: «Вывод очевиден - особый порядок принятия судебного решения приводит к нарушению прав и свобод граждан России, ставит под угрозу безопасность каждого из нас, а потому безнравственен и антиконституционен» [1, с. 106.]. Также многими восприняты и законодательные решения от 4 марта 2013 года - как регресс,
противоречащий не только заложенным в период принятия УПК РФ 2001 г. началам состязательности и защиты прав личности, но и основным положениям теории доказательств. Вместе с тем А.Н. Хали-ков, например, свои критические суждения по поводу отступления от принятых правил теории доказательств при определении новых способов проверки сообщения о преступлении в ст. 144 УПК РФ, сопровождает одобрительным замечанием о фактическом отказе законодателя от стадии возбуждения уголовного дела в силу её неоправданной затратности и «работы вхолостую» [2, с. 2, 36-40].
Последнее оценено автором как оправданная процессуальная экономия. А.Г. Волеводз, напротив, пишет об экономической нецелесообразности отказа от стадии возбуждения уголовного дела в России (по примеру УПК Украины 2012 г.) [3] тоже апеллируя к принципу процессуальной экономии, который непременно будет нарушен в последующей стадии предварительного расследования. Диаметральные расхождения в оценках практической полезности разных процессуальных институтов обусловлены
№
Г* *
отнюдь не только разным отношением авторов к значимости демократических ценностей, на защиту которых нацелен уголовный процесс, хотя и этих мировоззренческих споров из научных дискуссий удалить невозможно [4]. Однако более существенную прагматическую роль в оценках любых изменений процессуальной формы вообще и процессуальных форм доказательственной деятельности, в частности, играют авторские соображения относительно сочетания в этой деятельности частных и публичных интересов. Все споры в науке и на практике ведутся на почве выбора между максимально эффективным наступательным воздействием на преступность в стране и защитой прав и интересов людей, которые по разным причинам оказались «на линии огня». Законодатель обязан находить оптимальное сочетание между тем и другим.
При рассмотрении нормативных изменений с этой точки зрения становится ясным, что законодатель, упрощая процессуальную форму (сокращая предмет доказывания для каких-то случаев, уменьшая объем проверки и оценки доказательств, вводя средства доказывания, не имеющие четкого нормативного регулирования), одновременно стремится создать сколько-нибудь надёжные гарантии соблюдения прав личности.
Для «сокращенного дознания» роль таких гарантий выполняют: а) установленный законом перечень случаев, когда дознание в сокращенной форме не производится (ст. 226.2 УПК РФ); б) перечень оснований для реализации права прокурора направить уголовное дело, поступившее с обвинительным постановлением, для производства дознания в общем порядке (п. 3 ч. 1 ст. 226.8 УПК РФ); в) право участников процесса в судебном производстве по делу заявить обязательные для суда возражения против дальнейшего производства дознания в сокращенной форме, приводящие к возвращению дела для производства дознания в общем порядке; г) возвращение дела по инициативе суда, в том числе при наличии достаточных оснований полагать самооговор подсудимого (ч. 4 сг. 226.9УПК РФ).
При особом порядке судебного разбирательства гарантиями соблюдения прав личности являются: а) обязанность суда удостовериться в том, что обвиняемый осознает характер и последствия заявленного им ходатайства о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства, и в том, что такое ходатайство было заявлено добровольно и после проведения консультаций с защитником (ч. 2,3 ст. 314, ч. 4 ст. 316 УПК РФ); б) право подсудимого, государственного или частного обвинителя, потерпевшего заявлять обязательные для суда возражения против постановления приговора без проведения судебного разбирательства; в) возможность прекращения особого порядка судебного разбирательства по инициативе суда с назначением рассмотрения
дела в общем порядке (ч. 6 ст. 316 УПК РФ). В этом же ряду - обязанность суда удостовериться в том, что «обвинение, с которым согласился подсудимый, обоснованно, подтверждается доказательствами, собранными по делу» (ч. 7 ст. 316 УПК РФ), хотя в силу ч. 5 той же статьи «судья не проводит в общем порядке исследование и оценку доказательств, собранных по делу». В этом трудно не усмотреть явного противоречия и того, что законодатель вывел формирование судейского усмотрения в данном случае за процессуальные формы доказывания. Последнее обстоятельство как раз и вызвало волну резкой критики в адрес «особого порядка», к которой мы в данном случае не присоединяемся именно потому, судья, усомнившись в доказанности вины, имеет процессуальную возможность рассмотреть дело с полноценным судебным следствием.
При осуществлении процессуальных познавательных действий до возбуждения уголовного дела гарантией соблюдения прав личности (по мысли законодателя, заложенной в новую ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ) служит обязанность разъяснения лицам, участвующим в производстве конкретного действия, их прав и обязанностей, предусмотренных УПК РФ, и обеспечения возможности осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают интересы этих лиц. К числу таких процессуальных действий теперь отнесены: получение объяснений, образцов для сравнительного исследования, истребование и изъятие документов и предметов, назначение судебной экспертизы, требование о производстве исследований документов, предметов, трупов и т.д. Заметим, что в этом законодательном перечне в один ряд поставлены полноценные следственные действия и их «безымянные аналоги» - некое «изъятие», какое-то «исследование», не являющееся экспертизой, но производимое с привлечением специалиста, а точнее, скорее всего - им самим, поскольку следователь вправе «требовать» производства этого исследования, а вовсе не проводить его самостоятельно. Таким образом, в сами формулировки закона заложена путаница между процессуальными и непроцессуальными формами познания юридически значимых обстоятельств.
И всё же, несмотря на общее упрощение процессуальной формы, законодатель, в целом, стремится к сохранению гарантий прав личности, ориентируясь на общее назначение уголовного судопроизводства, определенное в ст. 6 УПК РФ через универсальную категорию «защиты прав и законных интересов» его участников. Эти гарантии сохраняются, в основном, благодаря многократным возможностям возвратиться к общему порядку производства по уголовному делу, а для стадии возбуждения уголовного дела -возможностью компенсировать «начальные упрощения» последующим полноценным расследованием.
Такая возможность заложена, например, в правило об обязательности удовлетворения ходатайства любой из сторон о назначении дополнительной или повторной экспертизы (ч.1.2 ст. 144 УПК РФ), хотя в него же, надо заметить, заложена и опасность злоупотреблений со стороны недобросовестных участников процесса.
Даже не переоценивая эффективность всех перечисленных гарантий, полагаем всё же, что излишне категоричные высказывания о разрушении законодателем фундаментальных основ уголовного процесса самим фактом введения упрощенных процессуальных форм[5, с. 13; 6, с. 18,22] кажутся преждевременными: стремясь удешевить и ускорить уголовный процесс, законодатель не обязательно делает подозреваемого, обвиняемого или подсудимого абсолютно бесправными, а упрощенную процессуальную форму необратимой. Упрощенные и ускоренные формы производства по уголовным делам существуют во всех развитых странах как англоамериканской, так и континентально-европейской правовых семей, и механизмы защиты и восстановления нарушенных прав не стали от этого менее эффективными ни в США, ни во Франции или Германии. Значит, главная проблема совсем не в том, как выглядит процессуальная форма применения власти, а в качественном содержании самой этой власти.
Именно поэтому авторы настоящей статьи, как и многие другие, не могут не выразить обеспокоенности сложившейся в современном уголовном процессе России ситуацией, причём не по поводу действий законодателя, а более по поводу современной правоприменительной практики, в которой «процессуальная экономия» традиционно реализуется за счёт сворачивания гарантий прав и свобод человека. Последнее прямо касается и процессуальных форм доказывания.
И текст, и дух уголовно-процессуального закона настраивают на незыблемость того постулата, что доказывание (процессуальное познание) выступает единственным надежным инструментом получения фактических оснований (доказательств) для принятия любых процессуальных решений [7, с. 141; 8, с. 15, 34, 45 и др.]. Термин «доказывание» употребляется как синоним словосочетания «установление фактических обстоятельств дела» представителями разных отраслей юридической науки для обозначения первой стадии любого правоприменительного процесса независимо от авторского взгляда на общее количество и названия таких стадий [9, с. 89]. Законом в качестве оснований для принятия правоприменительных уголовно-процессуальных решений установлена различная степень доказанности определенного круга обстоятельств, но источник вывода об их установлении неизменен - это доказательства. Исключением до недавнего времени - до указанных выше законодательных новелл от 4 марта 2014 г. -
можно было бы считать только основания решения о возбуждении уголовного дела, для обозначения которых в законе использовано слово «достаточные данные». Логично, что среди этих «данных» могли оказаться не только доказательства. Однако упоминавшаяся ч.1.2 ст. 144 УПК РФ и эти данные позволяет уравнять с доказательствами. По возбужденному уголовному делу процессуальные решения должны приниматься на основе доказательств, обладающих свойством допустимости, то есть полученных исключительно в рамках уголовно-процессуальной формы, в результате производства следственных и иных предусмотренных УПК РФ процессуальных действий.
Рассмотрим, как это выглядит в практике обоснования процессуальных решений о заключении под стражу, о производстве обыска в жилище и о судебном санкционировании обыска жилища, проведенного при обстоятельствах, не терпящих отлагательства, без судебного решения, о получении информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами. Почти в четверти - 24 % (48 из 200) - изученных нами судебно-контрольных материалов принятые процессуальные решения были обоснованы исключительно ссылками на непроцессуальные материалы, полученные вне рамок предусмотренных УПК РФ следственных и иных процессуальных действий. Среди подобных непроцессуальных материалов можно назвать: протоколы личного досмотра, составленные в рамках производства по делу об административном правонарушении, справки эксперта об исследовании наркотических средств, акты оперативно-розыскных мероприятий, рапорты оперуполномоченных разных подразделений полиции, опросы, проведенные оперативными сотрудниками или сотрудниками полиции, не наделенными полномочиями дознавателя или следователя и не выполнявших их отдельных поручений. Необходимо отметить, что данные опросы не могут быть названы доказательством, полученным в ходе процессуального действия - получения объяснений, предусмотренного ч.1 ст. 144 УПК РФ в редакции Федерального закона от 04.03.2013 № 23-ФЗ, действующей с 15.03.2013 г. При их проведении не соблюдалась процедура, предусмотренная ст. 144 УПК РФ в редакции Федерального закона от 04.03.2013 № 23-ФЗ, в частности, опрашиваемым лицам не разъяснялись права, необходимость разъяснения которых установлена ч.1.1 указанной статьи УПК РФ (право пользоваться услугами адвоката и право приносить жалобы на действия, бездействие и решения дознавателя, органа дознания, следователя, руководителя следственного органа).
Формально такой подход на практике аргументируется тем, что статьи, регулирующие порядок принятия любых промежуточных судебных решений, кроме решения о заключении под стражу, не
№ г' * w *
содержат запретов принимать эти решения на основании данных, не проверенных в ходе судебного заседания (как это прямо сказано только о заключении под стражу в ч. 1 ст. 108 УПК РФ). Среди таких данных, в первую очередь, - результаты оперативно-розыскной деятельности, представленные вопреки требованиям статьи 89 УПК РФ, но в соответствии с Федеральным законом «Об оперативно-розыскной деятельности» и межведомственной «Инструкцией о порядке представления результатов оперативно-розыскной деятельности органу дознания следователю и суду», действующая редакция которой утверждена совместным приказом МВД, Минобороны, ФСБ, ФСО, ФТС, СВР, ФСИН, ФСКН и СК России от 27 сентября 2013 г. № 776/703/509/507/1820/42/53 5/398/68. Формально ни отступлением от требований закона о доказывании, ни нарушением основных постулатов теории доказательств это как бы и не является: суд, действующий в рамках судебного контроля, уголовное дело по существу не рассматривает и не разрешает. Да и доказывание в общепринятом уголовно-процессуальном понимании этого слова здесь не осуществляется, поскольку устанавливаются не обстоятельства, образующие предмет доказывания (ст.73 УПК РФ), а те, что служат основанием для применения отдельных правоограничительных мер. Однако все вышеприведенные судебные решения ограничивают конституционные права и свободы граждан, причем, не менее значимые, чем личная неприкосновенность, - неприкосновенность жилища или частной жизни. И суд, рассматривающий соответствующие ходатайства органов уголовного преследования, не перестал быть органом судебной власти, который должен принимать свои решения только на основе надёжной и проверяемой информации. Допустив, что на этих этапах производства по уголовному делу какие-то оперативно-розыскные или административные материалы могут учитываться судом в качестве дополнительных данных к полноценным доказательствам, согласиться с тем, что судебное решение может быть основано только на них, никак нельзя.
Непроцессуальная информация тем и отличается от доказательств, что её нельзя проверить доступными суду средствами, а значит, принимая их на веру, судья полностью полагается на мнение полиции, превращая судебный контроль в некое, не очень существенное, процедурное обременение для уголовного преследования, а не в форму реализации судебной власти. Не лишне, в связи со сказанным, заметить, что именно в судебно-контрольных материалах признаётся судами «случаями, не терпящими отлагательства». В обоснованиях судебных решений используются сами эти слова из полицейских ходатайств, иногда снабжённые указанием на то, что момент принятия решения об обыске, например, «выпал на выходные» или на что-нибудь подобное. Ав-
торы вовсе не исключают возникновения по-настоящему чрезвычайных ситуаций, в которых надо действовать оперативно и решительно, чтобы спасти жизни людей, исключить уничтожение важных доказательств (как правило, известно каких, -оружия, наркотиков, взрывчатых веществ и т.п.), но именно это, а вовсе не «выходные дни» в суде и уж тем более не повторение самих этих слов может определять какой-то случай как «не терпящий отлагательства». За такого рода безусловным доверием судей к органам уголовного преследования редко стоит действительная убеждённость в их фактической правоте и юридической безупречности их действий. Просто судебный контроль, в принципе, пока так и не стал в России тем видом деятельности, который судьи воспринимают как форму реализации судебной власти.
Изучение практики показало, что судебно-кон-трольные материалы для принятия решений о заключении под стражу, то есть - об ограничении права человека на свободу и личную неприкосновенность, также могут быть обоснованы исключительно непроцессуальной информацией. Содержащиеся в таких судебно-контрольных материалах «процессуальные», на первый взгляд, доказательства, при ближайшем рассмотрении такими не являются:
1. Протокол осмотра места происшествия, где в качестве места происшествия обычно указан стол в отделении полиции, на который выложены изъятые в ходе личного досмотра наркотические средства. Содержание такого протокола сводится к описанию способа упаковки вещества, изъятого в ходе оперативно-розыскных мероприятий либо личного досмотра в рамках КоАП РФ.
Можно предположить, что подобный протокол «трансформирует» изъятый в ходе проведения непроцессуальных действий предмет в доказательство, - а значит обеспечивает соблюдение ч. 1 ст. 108 УПК РФ и соответствие практики познавательным постулатам теории доказательств. Но дальнейшие познавательные действия с таким упакованным веществом, как правило, производятся как с результатом непроцессуального познания. Хотя УПК РФ в редакции Федерального закона от 04.03.2013 № 23-Ф3 представляет с 15.03.2013 г. возможность назначения судебной экспертизы уже на стадии возбуждения уголовного дела, на практике продолжают производить непроцессуальное «исследование вещества», которое по неясным причинам сохранено среди способов проверки сообщения о преступлении после введения в перечень ч. 1 ст. 144 УПК РФ назначения и производства экспертизы. По результатам такого «исследования» экспертом составляется справка об исследовании, содержащая описание манипуляций по вскрытию и восстановлению упаковки и нанесенных на нее экспертом новых обозначений. В результате этой странной смеси действий разных субъек-
тов осмотренное ранее в рамках процессуального познания вещество вновь превращается в результат непроцессуального познания. Затем, уже после принятия судом решения о заключении под стражу, превращенное в результат непроцессуального познания упакованное вещество вновь трансформируется в доказательство путем проведения следственного действия - его осмотра в упакованном виде с описанием упаковки и последующей судебно-химической экспертизы. Всё перечисленное можно было бы считать простой формальностью, если бы такая путаница не создавала почву для служебных злоупотреблений и не порождала бы сомнений в достоверности всех собираемых сведений о преступлениях. Но самое главное, что всей этой путаницы при действующей регламентации стадии возбуждения уголовного дела и вовсе можно было бы избежать безо всяких сомнительных и трудоёмких ухищрений.
2. Протокол допроса подозреваемого, проведенного оперуполномоченными. Поскольку в большинстве случаев допрашивающий оперуполномоченный участвовал в проводимых до этого в отношении подозреваемого оперативно-розыскных мероприятиях, процессуальный характер такого протокола вызывает сомнения. Думается, не случайно в ч. 2 ст. 41 УПК РФ запрещено возложение полномочий по проведению дознания на то лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия: оперативно-розыскная информация не должна определять восприятие доказательственной. Отделение процессуальной познавательной деятельности от оперативно-розыскной последовательно проводилось российским законодателем и в эпоху дореволюционных судебных следователей, и в советские годы, и в период текущей судебной реформы. Ранее одним из авторов указанная проблема детально анализировалась в контексте проблем взаимодействия органов следствия и дознания [10, с. 99-114]. Примечательно, что во всех изученных нами делах протокол допроса, проведенного лицом, осуществляющим предварительное расследование по делу, уже после принятия решения о заключении под стражу дословно дублировал содержание протокола, составленного оперуполномоченным.
В качестве ещё одного весьма распространенного примера смешения процессуальной и непроцессуальной информации можно назвать практику заключения под стражу на основании совпадающих по содержанию явки с повинной и протокола допроса. В силу принципа свободы оценки доказательств (ст. 17 УПК РФ) сами по себе явка с повинной, то есть письменный документ, содержащий в себе собственноручно исполненное сообщение о совершении преступления самим автором документа, и ничего не прибавляющий к ней протокол допроса этого же по-
дозреваемого не могут рассматриваться как два разных самодостаточных доказательства. Они требуют обязательной поддержки другими доказательствами.
В некоторых изученных материалах подобная поддержка «царицы доказательств» (чистосердечного признания, зафиксированного в двух процессуальных документах с разными заголовками) иногда осуществляется с помощью непроцессуальной «справки эксперта», содержащей следующий текст -«с использованием системы АДИС «Папилон» было установлено совпадение следов пальцев с места происшествия с данными дактокарты ранее осужденного». При этом, в судебно-контрольных материалах документы, позволяющие сделать вывод об обнаружении следов пальцев процессуальным способом (например, протокол осмотра места происшествия) либо вовсе отсутствуют, либо не содержат данных, где именно и как были обнаружены отпечатки на месте происшествия (Например, судебно-контрольные материалы № 3/1-59/14, № 3/1-47/14, рассмотренные Промышленным районным судом г. Самары в 2014 г.).
Схожая практика существует и при санкционировании судом получения информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами. Это следственное действие нередко производится на основании документов, никак не связанных друг с другом содержанием: например, непроцессуального рапорта оперуполномоченного о том, что «к преступлению может быть причастен такой-то гражданин», и протоколов допросов следователем возможных свидетелей, которые сообщают, что не знают ни имени, ни каких-либо иных сведений о возможном преступнике, но знают его национальность (пример из судебно-контрольного материала № 155/14, рассмотренного Промышленным районным судом г. Самары в 2014 г.). В данном случае процессуальные протоколы допросов, не имея никакой информационной связи с непроцессуальным документом, содержащим немотивированное предположение о причастности к преступлению конкретного лица, не могут быть названы достаточным основанием для принятия процессуального решения вообще, а судебного - тем более. И законодательные правила об упрощении процессуальной формы к такой практике никакого отношения не имеют.
Возможность использования непроцесуальных сведений для обоснования судебных решений допускалась и дореволюционными юристами. В.К. Слу-чевский отмечал, что «ошибочно было бы думать, что при производстве дела на суде уголовном Суд может довольствоваться одними уголовными доказательствами, нужными для выяснения той материальной истины, которая осуществилась в качестве исторического события в факте исследуемого преступления. Как на судебном следствии, так и ранее него, во время движения дела по различным процес-
Г* *
суальным моментам его, нередко встречается надобность в установке частных положений, стоящих за пределами исследуемого преступления и требующих, в свою очередь, доказательств для установки своей ... При избрании меры пресечения суд и следователь оценивают силу улик, но притом по иным, чем на судебном следствии, основаниям, так как основывают при этом внутреннее убеждение свое не на одних только судебных данных, но и на результатах дознания» [11, с. 405]. Результаты дознания, упоминаемые В.К. Случевским, являлись именно итогом непроцессуальной деятельности, поскольку по УУС дознание велось «посредством розысков словесными расспросами и негласным наблюдением без производства обысков и выемок (ст. 254 УУС), так как полиция скорее собирает не доказательства, а только сведения о них» [12, с. 323]. То, что сейчас принято называть оперативно-розыскной деятельностью, в дореволюционной литературе называли «полицейским разведыванием», «сыском» и т.п., но результаты этой деятельности никогда не признавались собственно «судебными доказательствами». Однако ни в дореволюционном уголовном процессе, ни сейчас на уровне теории не допускается принятие процессуальных решений исключительно на основе непроцессуальных данных по причине их недостаточной надёжности. Современная практика, как показало проведенное нами исследование, такую возможность допускает, что отдельные представители профессиональных сообществ, занятых в правоохранительной деятельности, нередко представляют как приверженность процессуальной экономии, обусловленной потребностями наступательной и активной борьбы с преступностью.
Процессуальная экономия, как одно из основных свойств процессуальной формы, выделялась процессуалистами еще с дореволюционного периода. Как отмечал И.Я. Фойницкий «процесс кроме моральной основы, состоящей в направлении его к правильному решению дела, имеет основу материальную, экономическую; как институт практической жизни он должен сообразовываться с наличными средствами государства, и при построении его важно соблюдать экономию времени, личных сил и денежных затрат» [13, с.153].
Однако, как отмечает И.Б. Михайловская, процессуальная форма не может отождествляться исключительно с уголовно-процессуальным законодательством, а включает в себя цель уголовного процесса и принципы, определяющие построение процессуальных институтов [14, с. 13-14]. Иными сло-
вами, изменение процессуальной формы с позиций усиления «процессуальной экономии» ценой прав участников процесса, не наделенных властными полномочиями, возможно только при соответствующем ему изменении назначения и принципов уголовного судопроизводства. Тенденция к устранению процессуальной формы из процесса доказывания, выражающаяся в осуществляемом на практике принятии процессуальных решений исключительно на основе результатов непроцессуального познания, нельзя не расценить как своеобразный сигнал о возможном изменении назначения и принципов современного российского уголовного процесса.
В таком случае назначение уголовного судопроизводства может стать односторонне направленным на скорейшее изобличение преступника, а точнее -того, кого счёл преступником конкретный представитель «обвинительной машины». В таких условиях действие принципов состязательности сторон, обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту, презумпции невиновности может быть значительно ограничено, а как следствие - могут появиться благоприятные условия для злоупотреблений под видом борьбы с преступностью.
Упрощение процессуальной формы само по себе представляется полезным и отвечающим сложившейся в науке концепции смешанного уголовного процесса. Упрощение процессуальной формы допустимо постольку, поскольку оно соединено с нормативными гарантиями соблюдения прав участников процесса в рамках упрощенных порядков, с возложением на властвующих субъектов дополнительных обязанностей по их обеспечению, а также с возможностью возврата к общему порядку уголовного процесса при возникновении у любого заинтересованного участника процесса обоснованных сомнений в соответствии происходящего назначению уголовного судопроизводства и его принципам. В уголовном процессе демократического государства по-другому быть не должно, и никакая процессуальная экономия не может служить оправданием для воцарения в российском правосудии таких давно отживших стереотипов, как «органы зря не задерживают», «попался - значит, виноват» и, наконец, - «лес рубят - щепки летят». Российская история не раз показывала, что увлечение карательной доктриной уголовного процесса не только не снижает волны преступности в стране, но ещё и формирует особый тип «правоохранителя» - упивающегося властью и безнаказанностью и постоянно путающего законное и незаконное.
Пристатейный библиографический список
1. ПобедкинА.В. Уголовный процесс: состояние вне права: монография. -М.: Юрлитинформ, 2013.
2. Халиков А.Н. Проблемы доказывания в ходе проверки сообщения о преступлении // Актуальные проблемы взаимосвязи уголовного права и процесса: сборник материалов Международной заочной научно-практической конференции (Уфа, Институт права БашГУ, 17-18 апреля 2013 г.). - Уфа: РИЦ БашГУ, 2013.
3. Волеводз А. Половина госбюджета России - цена возможной очередной реформы уголовного процесса. Пора бы остановиться. Рейтинг персональных страниц и электронных библиотек. viperson.m/wind.php?ID=667528&soch=l.
4. Розовский Б.Г. Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса: Эссе. - Луганск: РИО ЛАВД, 2004. //http://kalmovsky-k.narod.ni/b/rozovsky2004/rozovsky2004.doc (Дата обращения: 28.07.2014 г.)
5. Боруленков Ю.П. Допустимость доказательств: время перемен? // Уголовное судопроизводство. 2013. № 3.
6. Александров А.С., Лопатников М.В., Терехин В.В. Этапы «Большого пути» русского уголовно-процессуального права от полусостязательности - к инквизиции // Актуальные проблемы взаимосвязи уголовного права и процесса: сборник материалов Всероссийской заочной научно-практической конференции с международным участием (Уфа, Институт права БашГУ, 17-18 апреля 2014 г.). Уфа, 2014.'
7. Лупинская П.А. Решения в уголовном судопроизводстве: теория, законодательство и практика. 2 изд. - М: Норма, Инфра-М, 2010.
8. Муратова Н.Г., Подольский М.А. Судебные решения в досудебном производстве по уголовному делу: (понятие, виды, содержание, механизм принятия). - Казань: Аделаида, 2007.
9. Галиев Ф.Ф. Логические основания стадий применения права // Правовое государство: теория и практика. 2014. № 1 (35).
10. Тарасов А.А. Расследование преступлений группой следователей: процессуальные и тактико-психологические проблемы. - Самара: Изд-во «Самарский университет», 2000.
11. Случевский В.К. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство-судопроизводство. Изд. 4, доп. ииспр. СПб., 1913.
12. Викторский С.И. Русский уголовный процесс. Изд. 2. М., 1912
13. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. I. СПб., 1910.
14. Михайловская И.Б. Цели, функции и принципы российского уголовного судопроизводства (уголовно-процессуальная форма). -М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2003.
Д.А. Чигрин
МЕХАНИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ И ПОДДЕРЖАНИЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБВИНЕНИЯ: СУБЪЕКТЫ И СОДЕРЖАНИЕ ПРАВООТНОШЕНИЙ
Статья посвящена анализу правового положения субъектов формирования и поддержания государственного обвинения в уголовном процессе Российской Федерации, а также содержания соответствующих правоотношений. Рассматриваются проблемы, связанные с изменением соотношения процессуальных функций участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения на досудебных стадиях. На примере института дознания в сокращенной форме и института досудебного соглашения о сотрудничестве проводится анализ влияния тенденций к упрощению и оптимизации уголовного судопроизводства на процедуры формирования государственного обвинения. Делается вывод об усилении влияния на данные процедуры административно-управленческого фактора. При подготовке статьи использованы существующие научные исследования, учтены последние изменения уголовно-процессуального закона. Ключевые слова: государственное обвинение, прокурор, следователь, поддержание государственного обвинения.
Ключевые слова: государственное обвинение, прокурор, следователь, поддержание государственного обвинения.
D.A. Chigrin
MECHANISM OF FORMATION AND SUSTAINMENT OF PUBLIC PROSECUTION: SUBJECTS AND CONTENT OF LEGAL RELATIONS
The article is devoted to the analysis of the legal status of the subjects of the formation and maintenance of public prosecution in the criminal procedure of the Russian Federation, and also to the associated legal relations. In the article were analyzed problems which are associated with changes in procedural functions of the subjects of the prosecution in pre-trial proceedings. On the example of inquiry in an abbreviated form and the pre-trial cooperation agreement was analyzed an influence of trends of simplifying and optimization of criminal proceedings on the formation of public prosecution. The conclusion about increasing of influence of the administrative factor on those procedures was made. The article is prepared with usage of current scientific researches, the latest changes of the criminal procedure legislation were took into account.
Key words: the public prosecution, a prosecutor, an investigator, the maintenance of the public prosecution.
Государственное обвинение по уголовному делу - один из наиболее мощных способов правового воздействия на лицо, которое, по мнению государства, нарушило уголовный закон, то есть совершило преступление. Появлению обвинения, поддерживаемого в суде государственным обвинителем, предшествует сложный процесс его формирования.
Формирование государственного обвинения происходит на досудебных стадиях уголовного процесса и заканчивается утверждением прокурором обвинительного заключения (обвинительного акта, обвинительного постановления) и направлением уголовного дела в суд. Текущие обвинительные тезисы закрепляются в различных процессуальных
