CC BY
242
нем проявляется определенное различие. Так, в ряде стран данный правовой институт регулируется нормами материального права: в Австралии — ст. 3z Закона о преступлениях (Crimes Act 1914)2, в Канаде — ст. 494 Уголовного кодекса (Criminal Code)3, в Швеции — глава 24 § 7 Уголовного кодекса (Brottsbalken)4.
Существует немногочисленная группа стран, в которых правовое регулирование «гражданского ареста» осуществляется нормами специальных законов. Например, Великобритании право гражданского ареста предусмотрено ст. 24А Закона о полиции и доказательствах по уголовным делам (Police and Criminal Procedure Act 1984), в Израиле — нормами не собственно сводного текста Уголовно-процессуального закона (П1р ОП тч HD» [ПОП й^З], Л^й»З-1982)5, который в определенной степени можно рассматривать как аналог УПК России, а специальным нормативным актом «Уголовно-процессуальный закон (полномочия правоохранительных органов по аресту) 1996 г.» (тр ОП тч HD1?'1?' (ОЙЭТЧЛ KD'DH ЙУХ-I'Q), 1996)6.
Другие государства идут по пути включения норм о «гражданском аресте» в уголовно процессуальное законодательство. В Австралийском Союзе право гражданский арест («power of arrest without warrant by other persons», дословно — полномочие на арест без ордера другими гражданами) предусмотрено ст. 3Z Закона о преступлениях 1914 г.7 (в ред. от 8 октября 2015 г.), являющегося по своему содержанию уголовно-процессуальным законом этого государства. Согласно указанной правовой норме, лицо, не являющееся констеблем, может без ордера, арестовать другого человека, если он или она считает, на разумных основаниях, что другое лицо совершает или только совершило уголовное преступления. При этом гражданин, задержавший другого человека, должен как можно скорее организовать доставление задержанного и найденного при этом имущества в распоряжение констебля. В Федеративной Республике Бразилия декрет об уголовном процессе8 от 3 октября 1941 г. N° 3689 (в ред. от 30 ноября 2012 г.) не содержит какого-либо подробного регулирования, указывая в ст. 301, что любой человек может, а правоохранительные органы и их должностные лица должны арестовать любого застигнутого на месте преступления.
В ст. 82 УПК КНР9 производство гражданского ареста регулируется в несколько более развернутом виде. Так, если имеет место одно из следующих обстоятельств: 1) лицо совершает преступление или обнаружено сразу после его совершения; 2) лицо находится в розыске; 3) лицо бежало из заключения; 4) лицо преследуется за совершение преступления, — любой человек, осведомленный об этих обстоятельствах должен задержать такое лицо и передать его органу общественной безопасности, народной прокуратуре или народному суду.
Статья 73 УПК Франции10 устанавливает, что, лицо имеет право задержать преступника на месте преступления, наказуемого лишением свободы, и доставить его в ближайший судебного пристава либо вызвать полицию к месту задержания.
Согласно ч. 1 § 127 УПК ФРГ11 «если кто-либо застигнут при совершении преступного деяния или преследуется по горячим следам, каждый уполномочен задержать его также без постановления суда, если существует подозрение, что он попытается скрыться или его личность не может сразу быть установлена».
В Японии основания и процедура «гражданского ареста» регулируется статьями 212—214 УПК Японии12. В соответствии с этими правовыми нормами любое лицо вправе без ордера задержать человека при совершении им преступления или непосредственно после этого в процессе погони, а также при наличии видимых следов преступления на его теле либо при обнаружении у этого человека оружия или имущества, в отношении которого можно сделать разумное предположение о получении их преступным путем. Задержанный должен быть немедленно передан местному прокурору или полицейскому либо судебному чиновнику.
«Гражданский арест» регулируется нормами уголовно-процессуального права также в Республике Венгрия, Греческой Республике, Королевстве Дания, Республике Индия, Республике Ирландия, Королевстве Испания, Итальянской Республике, Королевстве Норвегия, США, Турецкой Республике, Финляндии и др. странах.
Таким образом, в национальном законодательстве большинства зарубежных государствах «гражданский арест» вполне обоснованно рассматривается как уголовно-процессуальный институт.
Поскольку задержание по подозрению в совершении преступления ограничивает конституционную свободу личности, процедура «гражданского ареста» в России, как полагает автор, должна регулироваться нормами уголовно-процессуального закона, а не имеющим силу закона судебным актом.
Представляется, что с учетом ранее изложенных факторов существует объективная предпосылка дополнительного изучения в рамках сравнительного правоведения проблем задержания лица по подозрению в совершении преступления с целью использования полученных результатов для совершенствования отечественного уголовно-процессуального закона.
1 Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. Федеральный закон от 18 декабря 2011 г. № 174-ФЗ (в ред. от 8 марта 2015 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.
2 Официальный сайт Федерального реестра законодательства Австралии. URL: https://www.legislation.gov.au/Series/ C1914A00012. В настоящее время действует в редакции закона № 45 от 1 июля 2016 г.
3 Официальный сайт министерства юстиции Канады. URL:
http://laws-lois.justice.gc.ca/eng/acts/C-46/section-494.html.
4 Официальный сайт Парламента Королевства Швеция. URL: http://www.riksdagen.se/sv/dokument-lagar/dokument/svensk-forfattningssamling/brottsbalk-1962700_sfs-1962-700.
5 Сайт юридического факультета университета Хайфы. URL: http://weblaw.haifa.ac.il/he/Research/ResearchCenters/ SocietyAndCrime/cls%20legislation/%D7%97%D7%95%D7%A7_ %D7%A1%D7%93%D7%A8_%D7%94%D7%93%D7%99%D7% 9F_%D7%94%D7%A4%D7%9C%D7%99%D7%9C%D7%99.pdf.
6 Сайт израильской национальной правовой базы данных. URL:. http://weblaw.haifa.ac.il/he/Research/ResearchCenters/ SocietyAndCrime/cls%20legislation/%D7%97%D7%95%D7%A7_%D 7%94%D7%9E%D7%A2%D7%A6%D7%A8%D7%99%D7%9D.pdf.
7 Crimes Act 1914 // Сайт Австралийского института правовой информации (Australasian Legal Information Institute). URL: http://www.austlii.edu.au/au/legis/cth/consol_act/ca191482/.
8 Código Processo Penal - Decreto-lei 3689/41. // Сайт правовой информации Бразилии (JusBrasil) http://presrepublica.jusbrasil.com.br/ legislacao/91622/codigo-processo-penal-decreto-lei-3689-41#art-301.
9 Сайт правовой информации КНР. URL: http://www. lawinfochina.com/display.aspx?lib=law&id =9247&CGid=(2012).
10 Code de procédure pénale // Сайт правовой информации Правительства Франции. URL: http://www.legifrance.gouv.fr/ affichCodeArticle.do?idArticle=LEGIARTI000006575113&cidText e=LEGITEXT000006071154&dateTexte=20100705&oldAction=re chCodeArticle.
11 Strafprozeßordnung // Правовая информационная система ФРГ (Informationssysteme «dejure.org»). URL: http://dejure.org/ gesetze/StPO/127.html.
12 Официальный сайт правовой информации Правительства Японии. URL: law.e-gov.go.jp/htmldata/S23/S23HO131.html.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ПРЕДПОСЫЛКИ И РЕЗУЛЬТАТЫ
РАСШИРЕНИЯ АПЕЛЛЯЦИИ В РОССИЙСКОМ УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ ГРИНЕНКО,
профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Московского государственного института международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации,
доктор юридических наук, профессор E-mail: а[email protected] Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье проведена оценка положений российского уголовно-процессуального законодательства, расширивших апелляцию. Предложены меры по совершенствованию данной процедуры.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, уголовное дело, судебное разбирательство, апелляционное производство, суд, судья.
Abstract. In the article estimation of provisions of the Russian criminal procedure legislation to expand the appeal. Proposed measures to improve the procedure.
Keywords: criminal proceedings, criminal proceedings, appeals, court, judge.
Право осужденного лица на пересмотр вынесенного в отношении его приговора закреплено на международном уровне. Так, в соответствии с ч. 5 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.1 прямо закреплено, что каждый, кто осужден за какое-либо преступление, имеет право на то, чтобы его осуждение и приговор были пересмотрены вышестоящей судебной инстанцией согласно закону. В отечественном законодательстве аналогичное право лица содержится в ч. 3 ст. 50 Конституции РФ.
В настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что апелляционное производство по уголовным делам обеспечивает гораздо большую степень защиты прав и законных интересов лиц, вовлеченных в соответствующие правоотношения, нежели ранее существовавшая кассация. Вместе с тем введение в УПК РФ процедуры, позволяющей рассматривать в апелляционном порядке приговоры всех без исключения судебных органов, а не только мировых судей, вызвало и новые проблемы. Данные проблемы, на наш взгляд, обусловлены не только неточностями и пробелами в действующем и вновь принятом законодательстве, но и тем, что многие правила, призванные регламентировать апелляционное производство, «наложились» на процедуру апелляции, появившуюся гораздо ранее в отношении приговоров мировых судей.
Во-первых, нельзя однозначно ответить на вопрос о том, кто и в какой части вправе обращаться с апелляционной жалобой или апелляционным представлением.
В ст. 389.1 УПК РФ закреплено правило, согласно которому право апелляционного обжалования в числе прочих участников уголовного судопроизводства принадлежит «иным лицам в той части, в которой обжалуемое судебное решение затрагивает их права и законные интересы». Данная норма, на первый взгляд, сомнений не вызывает, однако в уголовно-процессуальной науке и правоприменительной практике общепризнанным является то, что к подобным лицам относятся лишь лицо, в отношении которого было прекращено уголовное преследование, лицо, в отношении которого ведется или велось производство о применении принудительных мер медицинского характера. Вместе с тем заметим, что к ним могут быть причислены и те лица,
которые требовали, чтобы им был предоставлен тот либо иной процессуальный статус, однако этого сделано не было. Например, если лицо участвовало в процессе в качестве свидетеля, а его ходатайство о наделении статусом потерпевшего не было удовлетворено, то такое лицо также должно быть наделено правом обращаться с апелляционной жалобой. Суд апелляционной инстанции, обнаружив соответствующие основания, должен принимать жалобу к рассмотрению и одновременно предоставлять такому заинтересованному лицу права потерпевшего, с возложением на него соответствующих обязанностей.
Весьма актуальным является и вопрос об участии защитника в апелляционном производстве. По общему правилу, закрепленному в ч. 2 ст. 49 УПК РФ, в производстве по уголовным делам в качестве защитников допускаются адвокаты. Но по определению суда или постановлению судьи в качестве защитника могут быть допущены наряду с адвокатом один из близких родственников обвиняемого или иное лицо, о допуске которого ходатайствует обвиняемый. При производстве у мирового судьи указанное лицо допускается и вместо адвоката.
Таким образом, лицо, которое не было адвокатом, но участвовало в суде первой инстанции в качестве защитника, также должно быть наделено правом обжаловать приговор или иное судебное решение в апелляционном порядке. Но в случаях, когда апелляционное производство осуществляется в отношении приговора или иного решения мирового судьи, такое лицо вправе участвовать в пересмотре только наряду с адвокатом.
Следующая проблема состоит в том, что в ст. 389.2 УПК РФ установлена возможность апелляционного обжалования различных судебных решений. По общему правилу в этом порядке могут быть обжалованы решения суда первой инстанции, не вступившие в законную силу. Однако ряд промежуточных судебных решений может быть обжалован в апелляционном порядке лишь одновременно с обжалованием итогового решения по делу. Заметим, что проблемой является то, что в ч. 2 ст. 389.2 перечислен лишь примерный перечень данных решений (о порядке исследования доказательств, об удовлетворении или отклонении ходатайств участников судебного разбирательства), что на практике может вызвать применение их «расширенного списка» и,
как следствие, нарушение прав сторон на обращение с апелляционными жалобами.
Далее, при подготовке уголовного дела к апелляционному рассмотрению суд апелляционной инстанции обязан проверить, были ли извещены заинтересованные лица о принесенных жалобе или представлении и направлены ли им копии соответствующих документов. Отметим, что в круг этих лиц должны быть включены как заинтересованные участники уголовного судопроизводства, так и иные лица, права и законные интересы затрагивает апелляционное жалоба или представление, независимо от наличия у них того либо иного процессуального статуса.
Весьма важная проблема возникает в связи с определением срока апелляционного обжалования постановлений судьи об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу. По общему правилу, закрепленному в ст. 389.4 УПК РФ, апелляционные жалоба, представление на приговор или иное решение суда первой инстанции могут быть поданы в течение 10 суток со дня постановления приговора или вынесения иного решения суда, а осужденным, содержащимся под стражей, — в тот же срок со дня вручения ему копий приговора, определения, постановления. Наряду с этим в ч. 11 ст. 108 УПК РФ указано, что постановление судьи об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или домашнего ареста и о продлении их срока либо об отказе в этом может быть обжаловано в апелляционном порядке в течение 3 суток. В этот же срок жалоба подлежит рассмотрению.
Хотелось бы заметить, что законодатель в данном случае поступил не вполне последовательно. С одной стороны, установление 3-суточного срока для апелляционного рассмотрения жалобы в достаточной степени обеспечивает право лица, заключенного под стражу, на доступ к правосудию, и возможность отмены незаконного и необоснованного судебного решения. Но, с другой стороны, уменьшение срока апелляционного обжалования таких решений с 10 до 3 суток существенно ограничивает право лица, в отношении которого было принято решение о его заключении под стражу. В этой связи представляется целесообразным, чтобы в УПК РФ была закреплена возможность лица обжаловать решение о его заключении под стражу в
10-суточный срок, с оставлением 3-суточного срока рассмотрения такой жалобы судом апелляционной инстанции.
В ч. 7 ст. 389.13 УПК РФ закреплено правило о том, что суд апелляционной инстанции с согласия сторон вправе рассмотреть апелляционные жалобу, представление без проверки доказательств, которые были исследованы судом первой инстанции. В целом содержание данной нормы сомнений не вызывает, однако, по нашему мнению, она является недостаточно гибкой, поскольку предусматривает либо полное повторное исследование доказательств, либо полный отказ от этого. На практике возможны не прописанные в законе ситуации, когда стороны считают, что некоторые доказательства не требуют проверки, а некоторые — требуют. Поэтому суд должен выяснять мнение сторон относительного того, какие доказательства, исследованные судом первой инстанции, необходимо проверить, а для каких такая проверка не требуется. С согласия сторон суд должен иметь полномочие рассмотреть апелляционную жалобу или представление как с повторным исследованием доказательств, так и без исследование доказательств или с исследованием некоторых из них.
Весьма проблемным является правило, закрепленное в ст. 39.32 УПК РФ, согласно которому в числе прочих решений суд апелляционной инстанции вправе по жалобе стороны обвинения отменить оправдательный приговор и вынести приговор обвинительный. С формальной позиции такое действие было бы вполне допустимым, поскольку в суде апелляционной инстанции исследование доказательств осуществляется по тем же правилам, что и при первоначальном судебном разбирательстве. Однако, будучи постановленным в апелляционной инстанции, обвинительный приговор сразу же вступит в законную силу, поскольку кассационное производство представляет собой пересмотр приговоров и иных судебных решений, уже вступивших в законную силу. Тем самым будет нарушаться право лица на пересмотр приговора вышестоящим судом, закрепленное в ч. 3 ст. 50 Конституции РФ.
В этой связи представляется целесообразным установить законодательный запрет на замену оправдательного приговора приговором обвини-
тельным и предусмотреть в УПК РФ обязанность суда апелляционной инстанции возвращать в таких случаях уголовное дело на новое судебное разбирательство в суд первой инстанции.
Таким образом, разрешение вышеуказанных проблем позволит повысить эффективность и пол-
ноту апелляционного производства по уголовным делам, расширить гарантии соблюдения прав и законных интересов лиц, вовлеченных в соответствующую сферу деятельности.
1 Ведомости ВС СССР. 1976. № 17. Ст. 291.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
КАК ОДУХОТВОРИТЬ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫЙ КОДЕКС РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ?
АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ ПОБЕДКИН,
профессор кафедры уголовного процесса Московского университета
МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, профессор Е-той: apobedkin71@ mail.ru Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Сиойоп-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье в качестве одной из причин недостаточной эффективности уголовно-процессуальной деятельности обосновывается недостаточное влияние принципов на содержание и применение уголовно-процессуального закона. Предлагается схема новой системы принципов, основанных на духовно-нравственных ценностях россиян. Предлагается изменение подхода к тексту УПК с «механистического» на «духовно-нравственный».
Ключевые слова: принципы уголовного судопроизводства, духовно-нравственные ценности, совесть, законность, справедливость, истина.
Abstract. In the article settles the insufficient influence of principles to the content and application of the criminal procedure law as one of the reasons for the insufficient efficiency of the criminal procedure. It is provided the new system of principles which based on spiritual and moral values of the Russians. The article is proposed to change the approach to the text of the Criminal Procedure Code from «mechanistic» to «spiritual and moral».
Keywords: principles of criminal procedure, spiritual and moral values, conscience, legality, justice, truth.
«Два чувства дивно близки нам, В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам».
А.С. Пушкин
С момента принятия Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации1 прошло достаточно
времени для того, чтобы трезво оценить, насколько действенным инструментом повышения качества уголовного судопроизводства он стал.
Вряд ли нужно доказывать, что УПК не является сегодня нормативным актом, позволяющим обеспечить эффективное уголовное судопроизводство. Причин тому много и, прежде всего, это идейная эклектичность закона. Время показало, что пере-
вод отечественного уголовного процесса на традиционную западную (в большей степени англосаксонскую) «договорную» основу повлек за собой деградацию уголовно-процессуальной формы, выхолащивание содержания заявленных принципов уголовного процесса. Некоторые из них (законность, презумпция невиновности, свобода оценки доказательств) не раскрываются системой норм УПК. Другие не являются идеями2, концептуального уровня, достойными категории принципов уголовного процесса, и представляют собой фактически набор рядовых регулятивных уголовно-процессуальных норм или субъективных прав и обязанностей участников судопроизводства (разумный срок уголовного судопроизводства, охрана прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве, обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту).
Такой подход к принципам уголовного процесса не может обеспечить их системообразующую роль, определяющую направления развития уголовно-процессуального права и его правильное применение. Вполне объяснимо, что в науке новые обороты набирает бинарный взгляд на принципы уголовного процесса, впервые сформулированный Р.Х. Якупо-вым, сущность которого — в наличии исключений из принципов3.
Признавая, что такой взгляд имеет право на существование, особенно в питательной среде хаотичной правки УПК, его трудно разделить безоговорочно. В условиях непреодоленного еще правового нигилизма он способен повлечь игнорирование принципов, увлечение «исключениями», субъективный подход к их доле в системе уголовно-процессуальных норм и институтов. Не это ли наблюдаем и сейчас, когда УПК настолько утратил свойство стабильности, что Е.Б. Мизулина, возглавлявшая рабочую группу по разработке УПК, сегодня абсолютно серьезно предлагает запретить вносить изменения в УПК чаше одного раза в год4! Справедливости ради нужно заметить, что начало маховику поправок было положено самими разработчиками УПК, с легкой руки которых первые массовые изменения были внесены в УПК, еще не вступивший в силу.
Это результат забвения подлинного значения принципов уголовного процесса. Переход на механистическую, по сути — беспринципную (с ударе-
нием на втором слоге, хотя не исключается и ударение на третьем) модель закона положительных результатов не принес. УПК не только не создал стабильную систему правового регулирования, но и как важнейший правовой акт, позволяющий ограничивать самые значимые для человека права и свободы, уважения к себе не снискал.
Стать уважаемым законом УПК сможет только если его требования будут ясными, непротиворечивыми, соответствующими лучшим отечественным духовно-нравственным качествам и традициям. Только тогда они будут приниматься к исполнению не только ввиду возможного принуждения, но и по внутреннему велению.
Одухотворить УПК до уровня документа величайшей ценности можно только новой системой принципов. Эта система должна включать идеи, прежде всего, выраженного нравственного характера (сейчас в своем большинстве принципы — это правовые ценности, связь которых с нравственными категориями, ясными каждому, еще нужно доказывать). Идеи-принципы уголовного судопроизводства не могут иметь никаких исключений. Они должны усматриваться в каждом уголовно-процессуальном институте, каждой уголовно-процессуальной норме.
Есть мнение, что законодательная система принципов сегодня «чужда той сфере, в которой она призвана упорядочивать отношения, и разрешать возможные противоречия»5, поскольку не опирается на отечественные духовно-нравственные ценности. В этом есть доля правды. Дело конечно, не в том, что принципы, закрепленные сегодня в главе 2 УПК, отрицательно влияют на качество закона и правоприменительной практики в связи с западным генезисом, а в том, что многие из них не могут претендовать на роль принципов не только в связи с их откровенно юридическим регулятивным характером, но и по причине неспособности поднять содержание уголовно-процессуального права до уровня российской духовной ценности, заставляющей каждого, кто читает УПК, проникаться духом гордости за собственную страну, ощущением причастности к великому нравственному процессу.
Речь не о том, чтобы изгнать из УПК западные правовые ценности. Как можно обойтись, например, без презумпции невиновности? Даже авторы,
которые прямо пишут, что презумпция невиновности — инородное тело в российском праве, что пружиной отечественного уголовного судопроизводства является идея виновности, которая корнями уходит в русскую старину6, вряд ли всерьез полагают, что презумпцию невиновности нужно заменить презумпцией виновности. Скорее, в идее виновности они усматривают присущую россиянам идею осознания виновности, истинного раскаяния. Действительно совершивший преступление, если по совести, не должен бы использовать презумпцию невиновности как способ ухода от ответственности. Лучше бы он раскаялся, повинился. Именно к такому покаявшемуся нужно проявить милосердие. Такая «милость к падшему», по Д. Гранину, «требует пушкинского мужества и веры....К ней надо призывать и призывать, чтобы растревожить совесть, чтобы лечить глухоту души»7. Такое милосердие — лекарство для всех. Обмен же согласия с предъявленным обвинением на более мягкий приговор — это не то раскаяние, которое соседствует с милосердием. Это грубая сделка, нередко с совестью, и не только обвиняемых, но и судей.
Конечно, о наборе традиционных отечественных духовно-нравственных ценностей, которые следовало бы реализовать в принципах уголовного судопроизводства, можно спорить. Однако, представляется, что в
Стратегии национальной безопасности Российской Федерации8 основные из них отражены правильно: приоритет духовного над материальным, защита человеческой жизни, прав и свобод человека, семьи, созидательный труд, служение Отечеству, нормы морали и нравственности, гуманизм, милосердие и справедливость9. Очень важно, что в числе таких ценностей в Стратегии указано и на защиту прав и свобод человека, поскольку традиционно считалось, что уважение к праву и соблюдение его требований никогда не входило в число черт, присущих российскому народу.
Основная правовая проблема России, будем честны, сегодня не в плохом качестве законов (эта проблема, конечно, тоже существует), а в небрежном отношении россиян к их общеобязательным требованиям.
Конечно, собственные отечественные традиции не исключают необходимости «западного»
отношения к необходимости соблюдать правовые требования. Право — явление мирового масштаба, проявление социальной закономерности и следование ему — обязательное условие существования, стабильности или выживания общества, а потому должно стать внутренней потребностью и нравственной ценностью.
В.Д. Зорькин, отвечая на вопрос почему в начале прошлого века страна не использовала шанс на мирное развитие, а люди «олицетворявшие собой идеи народной свободы и государственной силы», не нашли общий язык, главную причину справедливо видит в том, что в России не было устойчивого правосознания, массового доверия к праву и закону10.
Отрадно, что в УПК впервые сказано о значении совести. Речь идет о требовании руководствоваться совестью при оценке доказательств (ч. 1 ст. 17 УПК). Это требование подчеркивает нравственную основу уголовно-процессуальной деятельности. Руководствоваться совестью — значит принимать такие решения при оценке доказательств, за которые не будет стыдно и не нужно оправдываться перед самим собой. Требование законодателя руководствоваться совестью при оценке доказательств — это признание на уровне государства, что бессовестным людям не место в числе должностных лиц, наделенных полномочиями по применению уголовно-процессуального права. Однако руководствоваться совестью нужно, конечно, не только при оценке доказательств. Мало того, именно велением совести должно стать неуклонное соблюдение закона.
В УПК нужно прямо предусмотреть, что принципом уголовного процесса является принцип совести (можно подумать над его именованием). Сегодня формулировка принципа законности неудовлетворительна, от должностных лиц даже прямо не требуется соблюдать уголовно-процессуальный закон. В статье же, посвященной принципу совести, должно быть сказано, что все участники уголовного судопроизводства в его ходе руководствуются совестью, неукоснительно соблюдая требования уголовно-процессуального закона.
В число принципов уголовного судопроизводства обязательно нужно включить идею о необходимости стремления к истине. Пришло время переболеть представлениями об истине в уголовном
судопроизводстве как причине нарушений прав участников уголовного судопроизводства, и, тем более, пыток, применяемых к обвиняемым (подозреваемым).
Именно истина как нравственная ценность, возвращенная в уголовный процесс, способна стать своеобразной «совестью уголовно-процессуального права», которая не позволит выхолостить из него присущий только ему метод уголовно-процессуального регулирования. Поскольку до трех четвертей уголовных дел в отечественных судах рассматриваются в особых порядках судебного разбирательства, все стали постепенно и прочно забывать, что метод уголовно-процессуального регулирования состоит в обязанности должностных лиц правильно устанавливать обстоятельства, необходимые для правильного разрешения уголовного дела, невзирая на личные интересы участников судопроизводства в его исходе.
Важность истины косвенно признают даже те авторы, которые по разным причинам не считают возможным определять ее как цель доказывания или как принцип процесса. Так, В.А. Лазарева подчеркивает, что «Не нацеленное на достижение истины уголовное судопроизводство не способно служить средством защиты прав и свобод человека и гражданина», однако оговорившись, что «приняв категорию истины в качестве идеальной и нравственной цели уголовного судопроизводства, мы не можем отождествлять стремление суда к познанию истины с обязанностью эту истину установить»11.
Н.А. Колоколов, резко отрицательно настроенный к ориентации правоприменителя на поиск истины, фактически вынужден признать, что без нее задачу уголовного процесса не решить. Так он пишет, что для «умиротворения общества» (это и есть, по его мнению, задача уголовного процесса) — истина не нужна, а нужна уверенность в том, что зло справедливо наказано и не повторится: «... для москвичей неважно, сколько жертв у битцевского маньяка, важно, что под их списком подведена черта»12.
Полагаем, что задача уголовного процесса — все же не умиротворение общества, а формирование его убежденности в надежной защищенности как в целом, так и каждого его члена. Но в любом
случае подвести черту под списком преступлений преступника можно только при условии правильного установления обстоятельств по уголовному делу, в том числе и выявления действительно виновного. Это и есть установление истины.
Стоит прислушаться к словам Московского митрополита Филарета, сказанным почти два века назад: «истину, хотя бы и самую печальную, надобно видеть, и показывать, и учиться от нее, чтобы не дожить до истины более горькой, уже не учащей, но и наказующей за невнимание к ней»13.
Что же касается пыток и других нарушений прав должностными лицами, осуществляющими уголовный процесс, то причина их не в поисках истины и вообще не в содержании уголовного процессуального права. Она проще и кроется в необузданности животных инстинктов, извращенном воспитании, садистских наклонностях, бескультурье. С прискорбием приходится согласиться с А.И. Ковлером (долгие годы представлявшем России в Европейской суде по правам человека в качестве судьи): «.увы, правоприменительная практика далеко отстала от предложений методологии. Более того, общая правовая культура и, если угодно, профессиональные инстинкты значительной части правоприменителей требуют таланта М.А. Булгакова для их характери-стики»14.
Трудно представить Россию без оценки любых действий и решений по критерию справедливости. Каждый россиянин ощущает и осознает их справедливость или несправедливость почти на инстинктивном уровне. Нельзя не согласиться с В.Д. Зорькиным, в том, что «базисом нормативного социального поведения в любой стране являются укоренившиеся в обществе массовые представления о должном, благом и справедливом»15.
Конечно, сформулировать понятие справедливости, удовлетворяющее всех, в том числе специалистов в различных отраслях науки, вряд ли когда-то удастся. Однако нет серьезных препятствий для того, чтобы сформулировать приемлемое понятие для целей уголовного судопроизводства. Не вызывает же сегодня серьезных возражений понятие справедливости приговора, вытекающее из ст. 297, п. 4 ч. 1 ст. 398.15, ч. 2 ст. 389.18 УПК. Приговор несправедлив, если назначенное наказание не соответствует тяжести преступления, личности осуж-
денного, если оно чрезмерно мягкое или чрезмерно суровое.
Зерно справедливости — в получении человеком заслуженных благ или воздаяний. Справедливость — воздаяние равным за равное, она связана с равенством всех перед законом и судом16, как широкая философская категория предопределяет такое равенство (Л.М. Володина, напротив, полагает, что равенство всех перед законом и судом предпосылка справедливости17).
Справедливость в уголовном процессе, конечно, не может быть сведена к характеристике требований, предъявляемых к приговору. Справедливым должен быть весь уголовный процесс. Процессуальная форма и практика ее применения должны обеспечивать равное и объективное отношение к каждому участнику уголовного судопроизводства, позволять правильно устанавливать значимые обстоятельства (устанавливать истину), выявлять действительно виновных, назначать наказание, соответствующее тяжести совершенного деяния и личности осужденного, не позволять осуждать невиновного, и обеспечивать возмещение вреда, причиненного потерпевшим.
Принцип справедливости должен найти отражение в системе принципов уголовного процесса и стать важным мерилом допустимости разного рода процедур, зачастую не содержащих необходимых гарантий справедливости, а потому именующимися процессуальными лишь по традиции. УПК должен олицетворять справедливый процесс, тогда возможно доля должностных лиц, верящих в высшую справедливость больше чем в нормы права (по данным С.И. Захарцева и В.И. Сальникова из 700 опрошенных следователей и оперативных работников 502 заявили, что при расследовании и раскрытии преступлений в высшую справедливость верят больше, чем в нормы права18), станет не столь пугающей.
Уголовно-процессуальное право — отрасль права, самостоятельное существование которой объясняется социальной потребностью в безопасности общества в целом и каждого его члена. Эта потребность предопределяет и особый метод уголовно-процессуального регулирования, который даже в отдельных случаях не должен подменяться методами, допускающими возможность превали-
рования частных интересов над общественными и
19
государственными .
В этом смысле публичность, т.е. обеспечение общественных интересов — основная функция уголовного судопроизводства. Отсутствие в системе принципов идеи о предназначении уголовного судопроизводства чревато слиянием уголовного процесса с иными видами юридического процесса, утерей им самобытности, а значит и нужности. Этой идее нужно найти место в УПК. Вопрос юридической техники в данном случае второстепенен. Вполне органично данная идея могла бы смотреться и в статье УПК, посвященной назначению уголовного судопроизводства, как полагает, например Л.М. Во-лодина20. Видимо, подход к принципам, как к идеям, одухотворяющим уголовный процесс, вынудит пересмотреть и хрестоматийную попытку упрощенного объяснения студентам, что принцип, в отличие от целей, задач, функций отвечает на вопрос: «как осуществляется уголовно-процессуальная деятельность». Принцип-идея может согласовываться с любым вопросом («как», «зачем», «с какой целью»), если раскрывает сущностные характеристики уголовного процесса, его «станового хребта».
О конкретных отечественных духовно-нравственных ценностях, подлежащих отражению в УПК, следует думать. Однако, видимо, не стоит бояться называть их своими именами прямо в тексте закона. Не стоит сомневаться, что родные россиянам понятия — правды, честности, истины, справедливости, милосердия, совести, долга и другие понятия того же ряда, — понимаются в России единообразно. Каждый участник уголовного судопроизводства сможет безошибочно, до тончайших сфер определить реализуются эти идеи в уголовном судопроизводстве или только формально закреплены.
Варианты нормативного закрепления духовно-нравственных начал в качестве принципов уголовного судопроизводства могут быть разными. Скорее всего, достаточно ограничиться общей формулировкой идеи, понятной даже для неподготовленного к восприятию сложных юридических текстов человека. Попытки исчерпывающе изложить в одной статье содержание принципа и все следствия из него неизбежно превратят идею в обычную регулятивную норму и снизят общее одухотворяющее
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
воздействие и системообразующую роль принципа-идеи. К сожалению, пока дело обстоит именно так.
Литература
1. Агутин А.В., Агутина Н.В. Теоретические и нравственные основания принципов в современном отечественном уголовном судопроизводстве. М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2009.
2. Безруков С.С. Принципы уголовного процесса: автореферат на соискание ученой степени доктора юридических наук. М.: ВНИИ МВД России, 2016.
3. Володина Л.М. Требование справедливости в уголовном судопроизводстве // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5 (23).
4. Гранин Д. Завещание Пушкина. Два лика. СПб.: Союз писателей Санкт-Петербурга, ООО «Журнал «Звезда», 2013. С. 169.
5. Захарцев С.И., Сальников В.И. О конвергенции уголовно-процессуального права России и зарубежных государств // Библиотека криминалиста.
2015. № 2(19).
6. Зорькин В.Д. Опыт и уроки первой Государственной Думы // Российская газета. 2016. 29 апреля.
7. Зорькин В.Д. Россия и Страсбург // Российская газета. 2015. 21 октября.
8. КолоколовН.А. Учебник «Уголовно-процессуальное право: прошлое, настоящее и будущее» // Библиотека криминалиста. 2015. № 1 (18).
9. КониА.Ф., ТолстойЛ.Н. // Петербург: Очерки. СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2014.
10. Ковлер А.И. Незамеченный юбилей // Права человека. 2013. № 6 (87).
11. Петров И. Поправьтесь // Российская газета. 2016. 24 октября.
12. Победкин А.В. Об основной функции уголовного судопроизводства и методе уголовно-процессуального регулирования // Библиотека криминалиста. 2915. № 1 (18).
13. Победкин А.В. Содержание уголовно-процессуального права как выражение объективной социальной потребности // Библиотека криминалиста.
2016. № 3 (26).
14. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации: утв. Указом Президента Рос-
сийской Федерации от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности // Российская газета. 31 декабря 2015 г.
15. Томин В.Т. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. М.: Юрайт, 2009.
16. Теория уголовного процесса: презумпции и преюдиции / под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрли-тинформ, 2012.
1 Далее — УПК.
2 Автор безоговорочно придерживается взгляда на принципы уголовного процесса как на идеи. См., например: Томин В.Т. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. М.: Юрайт, 2009.
3 Безруков С.С. Принципы уголовного процесса: автореферат на соискание ученой степени доктора юридических наук. М.: ВНИИ МВД России, 2016.
4 Петров И. Поправьтесь // Российская газета. 2016. 24 октября.
5 Агутин А.В., Агутина Н.В. Теоретические и нравственные основания принципов в современном отечественном уголовном судопроизводстве. М.: Изд-во Московского гуманитарного университета, 2009. С. 29.
6 Агутин А.В., Агутина Н.В. Указанная работа. С. 24—25.
7 Гранин Д. Завещание Пушкина. Два лика. СПб.: Союз писателей Санкт-Петербурга, ООО «Журнал «Звезда», 2013. С. 169.
8 Далее — Стратегия.
9 Стратегия национальной безопасности Российской Федерации: утв. Указом Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности // Российская газета. 31 декабря 2015 г
10 Зорькин В.Д. Опыт и уроки первой Государственной Думы // Российская газета. 2016. 29 апреля.
11 Теория уголовного процесса: презумпции и преюдиции / под ред. Н.А. Колоколова. М.: Юрлитинформ, 2012. С. 68.
12 Колоколов Н.А. Учебник «Уголовно-процессуальное право: прошлое, настоящее и будущее» // Библиотека криминалиста. 2015. № 1 (18). С. 361.
13 Кони А.Ф., Толстой Л.Н. // Петербург: Очерки. СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2014. С. 288.
14 Ковлер А.И. Незамеченный юбилей // Права человека. 2013. № 6 (87). С. 13.
15 Зорькин В.Д. Россия и Страсбург // Российская газета. 2015. 21 октября.
16 См.: Володина Л.М. Требование справедливости в уголовном судопроизводстве // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5 (23). С. 220.
17 Там же. С. 220.
18 См.: Захарцев С.И., Сальников В.И. О конвергенции уголовно-процессуального права России и зарубежных государств // Библиотека криминалиста. 2015. № 2(19). С. 33.
19 Подробнее см.: Победкин А.В. Об основной функции уголовного судопроизводства и методе уголовно-процессуального регулирования // Библиотека криминалиста. 2915. № 1 (18). По-бедкин А.В. Содержание уголовно-процессуального права как выражение объективной социальной потребности // Библиотека криминалиста. 2016. № 3 (26).
20 См.: Володина Л.М. Требование справедливости в уголовном судопроизводстве // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 5 (23). С. 222—223.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
СУДЕБНОЕ ПРОИЗВОДСТВО С УЧАСТИЕМ ПРИСЯЖНЫХ ЗАСЕДАТЕЛЕЙ: НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ В СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОМ АСПЕКТЕ
ОЛЬГА ВИКТОРОВНА ХИМИЧЕВА,
начальник кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, профессор E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.11 — судебная власть, прокурорский надзор, организация правоохранительной деятельности
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Реформирование судебного разбирательства с участием присяжных заседателей в Российской Федерации целесообразно осуществлять с учетом опыта, имеющегося в других государствах. Статья посвящена вопросам постановления присяжными заседателями вердикта, обеспечению его обоснованности и возможностям пересмотра вышестоящими судебными инстанциями.
Ключевые слова: судебное разбирательство с участием присяжных заседателей, коллегия присяжных заседателей, вердикт присяжных.
Abstract. The reform of the judicial proceedings with the participation of jurors in the Russian Federation it is expedient to take into account the expertise available in other States. The article is devoted to resolution by jury verdict, to ensure its validity and possible revision by higher courts.
Keywords: trial by jury, a panel of jurors, the verdict of the jury.
Существование суда с участием присяжных заседателем несомненно является неотъемлемым признаком демократического правового государства. В России еще в период самодержавия государственная власть пришла к выводу о необходимости обеспечения справедливости правосудия, что далеко не всегда достижимо в условиях функционирования только назначаемых этой властью профессиональных судей.
Характеризуя значение суда присяжных, известный русский юрист Н.Н. Полянский писал: «В России суд присяжных, введе нный Судебными Уставами 1864 г., наряду с земским самоуправлением, был первым опытом обращения правительства
к самодеятельности русского общества. Как и земское самоуправление, он пробивал первую брешь в строго полицейской системе управления страной, требующей полной бездеятельности и безгласности общественных сил»1.
И.Я. Фойницкий отмечал: «институт присяжных заседателей введе н у нас не как вынужденная народом у правительства уступка, а добровольным его актом как видоизменение прежних, уже устаревших форм народного участия, идея которого глубоко коренится в нашей жизни и неразрывна с нашим национальным воззрением на правосудие»2 и что «будучи установлением судебным, а не политическим, присяжные заседатели должны быть приглашаемы
к суждению в тех делах, в которых участие их обеспечивает наиболее полное достижение целей правосудия»3.
По мнению В.Д. Спасовича, «самой сердцевине государства пробным камнем по вопросу об удаче Реформы был институт присяжных заседателей»4.
Целую хвалебную оду суду присяжных воспел знаменитый А.Ф. Кони в свое м докладе «Судебная реформа и суд присяжных», прочитанном 28 ноября 1880 г. в Петербургском юридическом обществе5.
Представляется не случайным, что возрождение в 90-х гг. ХХ столетия суда присяжных в российской уголовном процессе не вызвало неприятия в обществе. Время показало не только жизнеспособность данной формы правосудия, но и необходимость ее дальнейшего развития, что, в частности, проявилось в предстоящем с 1 января 2018 г. введении суда с участием присяжных заседателей в судах районного звена6.
Однако, как и в пореформенный период после принятия Устава уголовного судопроизводства 1864 г., возрожде нный в нормах УПК РФ институт суда присяжных обнаружил ряд проблем теоретического, правового и правоприменительного характера.
Так, есть мнение, что судопроизводство с участием присяжных заседателей осуществляется в условиях неравенства сторон. Например, В.Т. Ба-тычко считает, что «сторона обвинения и сторона защиты не находятся в равных условиях. Как правило, адвокат, принимающий участие в суде с участием присяжных заседателей в качестве защитника участвует в том же качестве и на проведении предварительного расследования и очень хорошо знает обстоятельства дела, так как сам порой активно решает вопросы, связанные с формированием доказательственной базы по уголовному делу. Прокурор, участвуя в качестве обвинителя, в лучшем случае прочитал материалы уже готового дела»7. Вместе с тем, данный вывод сам по себе никак не свидетельствует о ненадлежащем состоянии правового регулирования производства в суде с участием присяжных заседателей, поскольку автор, в сущности, отмечает организационный аспект проблемы — подготовленность государственного обвинителя к надлежащему выполнению своих обязанностей. Кроме того, по мнению подавляющего большинства
российских уче ных-процессуалистов состязательность и равноправие сторон проявляется в полной мере именно в условиях суда присяжных.
Вместе с тем, уче ными совершенно справедливо отмечается, что существенное, приче м отрицательное, влияние на эффективность суда присяжных оказывает целый ряд факторов.
Во-первых, это широкомасштабный правовой нигилизм в обществе, влияние которого на состояние уголовного процесса в целом очень подробно раскрыл А.В. Победкин8. Вследствие недоверия к правовым предписаниям, а иногда и прямого их отрицания, следования личным интересам и негативному жизненному опыту присяжные заседатели нередко выносят вердикты, противоречащие законам логики и общепринятым нормам морали.
Во-вторых, существует проблема корректного понимания и соотнесения присяжными заседателями вопросов, поставленных в вопросном листе, тем доказательствам, которые были исследованы в судебном заседании. Данная проблема возникает в связи с тем, что присяжные заседатели, не являясь специалистами в области уголовного права, зачастую не в состоянии адекватно осознать юридические различия формы вины (умысел, неосторожность), между тем они обязаны дать ответ о виновности подсудимого. Значительные трудности могут возникнуть при ответе на этот и другие вопросы вследствие неумения отличить виды соучастия, неоконченное преступление от покушения на его совершение и т.д. Этим обусловлено вынесение присяжными заседателями, неискушенными в юриспруденции, справедливых, на их взгляд, но незаконным или необоснованных вердиктов9.
В-третьих, отсутствие требования обоснования и мотивировки вердикта присяжных заседателей объективно обусловливает его неопровержимость, выраженную в законодательном запрете апелляционного обжалования приговора, основанного на обвинительном вердикте, ввиду несоответствия выводов, изложенных в приговоре, установленным фактическим обстоятельствам дела (ст. 38927 УПК РФ). Между тем, еще Н.Н. Полянский вполне обоснованно отмечал, что «обязанность суда мотивировать свой приговор есть одна из закономерностей его деятельности и вместе с тем тщательной оценки всех представленных по делу доказательств»10.
Эти, а также некоторые иные, связанные с ними, проблемы известны не только российским законодателям и правоприменителям. И отдельных государствах правовое регулирование разбирательства в суде с участием присяжных заседателей приобрело формы, существенно отличающиеся от российских. Одним из таких государств является Франция.
Так, в Париже и каждом департаменте действуют суды ассизов, которые согласно ст. 240 Уголовно-процессуального кодекса Франции состоят из суда и жюри. Статьи 243, 254 — 267 УПК Франции определяют, что суд ассизов функционирует в составе тре х профессиональных судей (президент и двух судей-заседателей) и жюри в составе шести человек, отбираемых на основе избирательных списков данного региона.
Основной особенностью разбирательства в суде ассизов является то, что, хотя опросный лист для жюри составляется и напутственное слово президента формируется и произносится порядке, примерно аналогичном предусмотренному ст. 338 и 339 УПК РФ, профессиональные судьи и жюри совещаются одновременно в одной совещательной комнате (ст. 355 УПК Франции). При этом, роль членов жюри сводится к голосованию на специально подготовленных бюллетенях по оглаше нным ранее и повторяемых в каждом бюллетене вопросам президента суда, приче м при голосовании каждый присяжный заседатель делает отметку «да» или «нет» по каждому вопросу таким образом, чтобы другие члены жюри и профессиональные судьи не могли наблюдать его ответы. До начала голосования члены жюри вправе получать разъяснения президента по непонятным им вопросам. Если результаты голосования позволяют вынести приговор (есть необходимое единодушие по поставленным вопросам, отсутствует противоречие в ответах), судьи приступают к обсуждению и составлению приговора.
Изложенный весьма схематично процессуальный порядок позволяет обеспечить органическое единство окончательного судебного решения как по вопросам «факта», так и вопросов «права» и минимизировать возможность неосознанного решения жюри.
Иначе решен этот вопрос в российском уголовно-процессуальном законе. Статья 340 УПК РФ запрещает председательствующему в какой-либо
форме выражать свое мнение по вопросам, поставленным перед коллегией присяжных заседателей, хотя в напутственном слове он разъясняет присяжным основные правила оценки доказательств в их совокупности; сущность принципа презумпции невиновности; положение о толковании неустранен-ных сомнений в пользу подсудимого; положение о том, что их вердикт может быть основан лишь на тех доказательствах, которые непосредственно исследованы в судебном заседании, никакие доказательства для них не имеют заранее установленной силы, их выводы не могут основываться на предположениях, а также на доказательствах, признанных судом недопустимыми11.
Фактическое отсутствие во французском уголовно процессе самостоятельного вердикта присяжных, подобного тому, который предусмотрен уголовно-процессуальным правом России, привело к тому, что в соответствии с французским законом об усилении защиты презумпции невиновности и прав жертв12, допускается апелляционное обжалование приговора, вынесенного судом ассизов по первой инстанции.
Поскольку, как отмечалось, приговор суда ассизов представляет собой единство решения членов жюри и профессиональных судей, то фактически предметом обжалования является решение и по вопросу «факта», и по вопросу «права». Для рассмотрения таких жалоб создаются Апелляционные суды ассизов. Дела рассматриваются составом из тре х профессиональных судей и девяти членов жюри (ст. 296 УПК Франции), приче м неблагоприятное для осужде нного решение в Апелляционном суде ассизов может быть вынесено не менее чем восьмью голосами (ст. 360 УПК Франции). Апелляционное производство осуществляется по тем же процессуальным правилам, что и разбирательство в суде ассизов по первой инстанции. Решение данного суда можно обжаловать в кассационном порядке в Кассационный суд Франции.
Можно в целом согласиться с мнением А.С. Кам-нева, исследовавшего судопроизводство с участием присяжных заседателей во Франции, который правильно отметил, что «вердикт присяжных заседателей не является объектом пересмотра судей-профессионалов в суде вышестоящей инстанции, поскольку вопросы факта либо вообще не подлежат
пересмотру в суде кассационной инстанции, либо подлежат пересмотру новой коллегией присяжных заседателей в суде апелляционной инстанции» и сделавшего вывод «о стремлении законодателя сохранить незыблемость вердикта присяжных заседателей» и это стремление «находит свое воплощение в создании особых условий пересмотра приговоров суда присяжных в виде ограничений судей-профессионалов на пересмотр вердикта присяжных заседателей или установления возможности его пересмотра только новой коллегии присяжных заседателей в суде апелляционной инстанции»13. В России незыблемость вердикта присяжных обеспечена полным исключением его обжалования.
Полагаем необходимым дополнительное тщательное изучение механизма апелляционного обжалования приговора суда ассизов во Франции, дающего потенциальную возможность исправить ошибочное решение суда первой инстанции. Данный механизм в определе нной степени позволил бы обеспечить более полную реализацию предусмотренного ч. 3 ст. 50 Конституции Российской Федерации права осужде нного на обжалования приговора, вынесенного на основе вердикта присяжных заседателей. Этот вопрос приобретает особую актуальность в связи с предстоящим существенным расширением круга уголовных дел, рассматриваемым судом с участием присяжных заседателей.
Литература
1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. (в редакции от 6 июля 2016 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации, 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.
2. Федеральный закон от 23 июля 2016 г. № 190-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей» // Собрание законодательства Российской Федерации, 2016. № 26 (Часть I). Ст. 3859.
3. Федеральный закон от 23 июля 2016 г. № 209-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации, 2016. № 26 (Часть I). Ст. 3878.
4. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. (в ред. Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 декабря 2015 г.) «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей» // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2006. № 1.
5. Уголовно-процессуальный кодекс Франции // Code de procédure pénale // официальный сайт правовой информации Министерства юстиции Франции. URL: http://www.legifrance.gouv.fr/ affichCode.do?cidTexte= LEGITEXT000006071154
6. Абдрахманов Р.С., Химичева Г.П. Прошлое и настоящее суда присяжных в России: Лекция. М.: ЮИ МВД РФ, 1995.
7. Батычко В.Т. Современные проблемы осуществления в России правосудия с участием присяжных заседателей // Известия Южного федерального университета, 2009. № 3. Том 92.
8. Камнев А.С. Формы и основания пересмотра приговоров, постановленных судом с участием присяжных заседателей, во Франции // Вестник Томского государственного университета, 2015. № 396.
9. Кони А.Ф. Собрание сочинений. Том 4. М.: Юридическая литература, 1967.
10. Победкин А.В. Уголовный процесс: состояние вне права: Монография. М.: «Юрлитинформ», 2013.
11. Полянский Н.Н. Уголовный процесс. Уголовный суд, его устройство и деятельность. Лекции. М.: Т-во И.Д. Сытина, 1911.
12. Спасович В.Д. Речь о прошедшем и будущем Судебных уставов в общем собрании Юридического общества при С.-Петербургском университете 20 ноября 1899 г. // Избранные труды и речи: теоретические работы. Несудебные речи. Очерки. Сообщения. Исследования. Тула, 2000.
13. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. I и II. Издание третье, пересмотренное и дополненное. С.-Пб.: Сенатская типография, 1910.
1 Полянский Н.Н. Уголовный процесс. Уголовный суд, его устройство и деятельность. Лекции. М.: Т-во И.Д. Сытина, 1911.
С. 58.
2 Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Том I. Издание третье, пересмотренное и дополненное. С.-Пб.: Сенатская типография, 1910. С. 139.
3 Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Том II. Издание третье, пересмотренное и дополненное. С.-Пб.: Сенатская типография, 1910. С. 128.
4 Спасович В.Д. Речь о прошедшем и будущем Судебных уставов в общем собрании Юридического общества при С.-Петербургском университете 20 ноября 1899 г. // Избранные труды и речи: теоретические работы. Несудебные речи. Очерки. Сообщения. Исследования. Тула, 2000. С. 380.
5 КониА.Ф. Собрание сочинений. Том 4. М.: Юридическая литература 1967. С. 121—222. Дата доклада указана по старому стилю.
6 См.: Федеральный закон от 23 июля 2016 г. № 190-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей» // Собрание законодательства Российской Федерации, 2016. № 26 (Часть I). Ст. 3859; Федеральный закон от 23 июля 2016 г. № 209-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации» // Собрание законодательства Российской Федерации, 2016. № 26 (Часть I).
Ст. 3878.
7 Батычко В.Т. Современные проблемы осуществления в России правосудия с участием присяжных заседателей // Известия Южного федерального университета, 2009. № 3. Том 92. С. 193.
8 Победкин А.В. Уголовный процесс: состояние вне права: Монография. М.: «Юрлитинформ», 2013.
9 На это обстоятельство указывали и другие авторы. См.: Абдрахманов Р.С., Химичева Г.П. Прошлое и настоящее суда присяжных в России: Лекция. М.: ЮИ МВД РФ, 1995. С. 6.
10 ПолянскийН.Н. Указ. соч. С. 62.
11 См. также п. 33 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 ноября 2005 г. (в ред. Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 22 декабря 2015 г.) «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих судопроизводство с участием присяжных заседателей».
12 Сайт правовой информации Правительства Франции. URL: https://www.legifrance.gouv.fr/affichTexte.do?cidTexte=JORFTE ХТ000000765204. Доступ 5 ноября 2016 г.
13 Камнев А.С. Формы и основания пересмотра приговоров, постановленных судом с участием присяжных заседателей, во Франции // Вестник Томского государственного университета, 2015. № 396. С. 125—126.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
ПОЧЕМУ ДЛЯ ВЫНЕСЕНИЯ
РЕШЕНИЯ О ЛИЧНОМ ОБЫСКЕ ЗАДЕРЖАННОГО ПО ПОДОЗРЕНИЮ В СОВЕРШЕНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ УСТАНОВЛЕН ОСОБЫЙ (УПРОЩЕННЫЙ) ПОРЯДОК?
СЕРГЕЙ БОРИСОВИЧ РОССИНСКИЙ,
доцент кафедры уголовно-процессуального права Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), доктор юридических наук E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Аннотация. В настоящей работе поднимаются проблемы процессуальной регламентации механизма принятия решения о производстве личного обыска задержанного по подозрению в совершении преступления.
Рассматривая данные вопросы в контексте единых подходов к применению государственного принуждения, принципов уголовного судопроизводства и общих правил проведения следственных действий, автор приходит к выводу о недопустимости существующего в настоящее время упрощенного порядка принятия решения о личном обыске задержанного.
Ключевые слова: задержание подозреваемого, личный обыск, обыск, следственные действия.
Abstract. This article raises problems of procedural regulation of the mechanism of adopting a decision on making a personal search of the person detained on suspicion of committing a crime.
Having considered the given issues within the context of unified approaches to application of public enforcement, criminal judicial procedure principles and general rules of conducting investigation activities, the author comes to the conclusion on inadmissibility of the current simplified procedure for adoption of a decision on personal search of the detainee.
Keywords: detention of suspect, personal search, search, investigation activities.
Личный обыск — это следственное действие, которое заключается в принудительном обследовании тела человека, его одежды, обуви и аксессуаров в целях отыскания и изъятия скрываемых предметов, документов или ценностей, имеющих значения для уголовного дела. Возможность производства личного обыска задержанного по подозрению в совершении преступления и его процессуальные особенности вытекают из системного единства ст. 93, 182 и 184 УПК РФ. На целесообразность его осуществления и его высокий доказательственный потенциал указывают ученые, посвятившие свои работы данной проблематике1.
Вместе с тем многие уголовно-процессуальные аспекты личного обыска остаются практически неисследованными; освещение этих вопросов носит преимущественно описательный характер и сводится к пересказу соответствующих статей УПК РФ2. Создается впечатление, что это следственное действие не вызывает никаких ощутимых процессуальных проблем? Разве что извечный вопрос о возможности его проведения до возбуждения уголовного дела. Однако это не совсем так. Личному обыску задержанного по подозрению в совершении преступления присущ целый ряд неразрешенных вопросов и доктриналь-ного, и нормативно-правого, и практического характера. Один из них - это вопрос о процессуальном механизме принятия решения об его производстве.
Вообще обыск согласно ч. 1 ст. 164 и ч. 2 ст. 182 УПК РФ проводится на основании мотивированного постановления следователя / дознавателя. Подобная правовая конструкция весьма логична и обоснована. Она выражает единый законодательный подход, в соответствии с которым, следственные действия, характеризующиеся возможностью применения государственного принуждения, проводятся на основании соответствующего постановления как государственно-властного акта, ограничивающего определенные права и свободы участников уголовно-процессуальных правоотношений.
Вместе с тем, ч. 2 ст. 184 УПК РФ устанавливает своеобразный упрощенный порядок вынесения решения о личном обыске задержанного по подозрению в совершении преступления - без вынесения соответствующего постановления. Кстати, близкие по смыслу положения содержатся и в уголовно-процессуальных законах некоторых государств, возникших на постсоветском пространстве (например, Беларуси, Казахстана и др.). Подобная позиция законодателя, представляется более чем странной ввиду своей противоречивости и несоответствия единой логике правовой регламентации следственных действий. Вполне очевидно, что адресованное следователю (дознавателю) требование о вынесении постановления - это не прихоть государства, не пустая формальность. Это теоретически обоснованное положение, соответствующее общим принципам применения принудительных мер в сфере публично-правового регулирования. Ведь если исходить из общеизвестного доктринального постулата о сущности государственного принуждения как формы ограничения прав и свобод, властного воздействия на лицо против его воли, связанного с наступлением неблагоприятных последствий и т.д., то в сфере уго-ловного-процессуальной деятельности оно может быть реализовано лишь на основании специального юрисдикционного решения, отвечающего требованиям законности, обоснованности и мотивированности, коим в досудебном производстве как раз и является постановление следователя (дознавателя).
Пытаясь понять подобный замысел законодателя, мы постарались изучить историю этой правовой позиции и ее научную обоснованность. Впервые на законодательном уровне упрощенный порядок принятия решения о личном обыске был закреплен в ст. 172 УПК РСФСР 1960 г. При этом анализ специальной литературы позволяет констатировать не только отсутствие каких-либо соответствующих теоретических исследований, но и вообще фактически полное игнорирование этих вопросов. До принятия УПК РСФСР 1960 г., уче-
ные в принципе не выделяли никаких правовых особенностей личного обыска3. Тогда как в более поздних работах об указанной специфике говорилось уже как о само собой разумеющейся4. Научная обоснованность данной процессуальной особенности личного обыска отсутствует и в современной литературе, написанной в контексте действующего УПК РФ5.
Специальная норма о проведении личного обыска задержанного без необходимости вынесения соответствующего постановления в принципе лишена доктринальной основы. Поэтому в настоящее время уже достаточно сложно понять, чем руководствовался законодатель, вводя в 1960 г. данное положение в систему уголовно-процессуального регулирования. Здесь может возникнуть лишь одно предположение: очевидно разработчики УПК РСФСР, а вслед за ними и авторы действующего УПК РФ просто не придавали большого значения различиям между личным обыском как следственным действием и личным обыском как режимным мероприятием, направленным на изъятие у подозреваемого предметов, запрещенных к хранению и использованию в изоляторах временного содержания. Ведь если первый имеет сугубо познавательный характер и может проводится строго при наличии предусмотренных ч. 1 ст. 182 УПК РФ оснований, то второй связан лишь с необходимостью кратковременного помещения лица под стражу. Кстати, именно в этой связи складывается весьма порочная практика. Она заключается в том, что, хотя формально каждое из этих мероприятий преследует свои собственные цели, однако фактически они дублируют друг друга, на что совершенно справедливо указывает В.Н. Григорьев6.
Выдвинутое предположение подтверждается и самой формулировкой ч. 2 ст. 184 УПК РФ, где указано, что личный обыск может быть проведен без соответствующего постановления не только при задержании лица, но и при его заключении под стражу в порядке ст. 108 УПК РФ. Более того, факт недопонимания законодателем различий между личным обыском как следственным действием и как режимным мероприятием вполне очевиден исходя из комплексного анализа ч. 4—5 ст. 182 и ч. 1 ст. 184 УПК РФ. Ведь по общему правилу до начала активной фазы (рабочего этапа) обыска следователь обязан предъявить постановление (судебное решение) о его производстве и предложить выдать
искомые предметы, документы и ценности в добровольном порядке. Однако специальные правила личного обыска подобного предписания не предусматривают. Зачем устанавливать подобную дифференциацию, если личный обыск - это не более чем разновидность обыска? Зачем искусственно лишать человека права на добровольную выдачу искомых объектов, тем самым априори подвергая его необоснованному принуждению? Видимо потому, что при режимном мероприятии, с которым законодатель путает личный обыск как следственное действие, изъятию подлежат не предметы, документы или ценности, имеющие значение для уголовного дела, а те самые пресловутые часы, шнурки, ремень и другие объекты, запрещенные к хранению и использованию в изоляторах временного содержания.
Представляется, что в настоящее время нет никаких причин для сохранения на законодательном уровне особого правового режима принятия решения о производстве личного обыска задержанного по подозрению в совершении преступления. Формальным основанием для проведения этого следственного действия может быть только вынесенное в соответствии с общими требованиями законное, обоснованное и мотивированное постановление. Оно должно предъявляться обыскиваемому лицу вместе с предложением о добровольной выдаче искомых предметов, документов или ценностей. Это поспособствует не только надлежащему обеспечению прав подозреваемого и избавлению от необоснованного принуждения, но и позволит более аргументированно обжаловать в судебном порядке обоснованность проведения данного следственного действия.
Внесенные нами предложения невольно актуализируют еще две проблемы теории, нормативного регулирования и практики уголовного судопроизводства. Первая из них связана с некоторым усложнением и без того слишком сильно заформализован-ной процедуры досудебного производства. Ведь необходимость вынесения отдельного постановления о производстве личного обыска задержанного неизбежно повлечет за собой лишние временные затраты и организационно-технические трудности. Следователи (дознаватели), которые и без того проводят задержания в условиях процессуального цейтнота и перегружены бременем составления множества документов, получат дополнительную работу.
Вторая проблема, возникающая в связи с необходимостью вынесения постановления о производстве личного обыска задержанного, - это проблема судебного контроля, необходимость которого вытекает из системного единства п. 6 ч. 2 ст. 29, ч. 2 ст. 164, ч. 3 ст. 182 УПК РФ и ч. 1 ст. 184 УПК РФ. И если при существующей в настоящее время специальной процедуре производства личного обыска задержанного его судебное санкционирование не требуется, то внесенные нами предложения невольно упираются в данный вопрос.
Прекрасно понимая потенциальные практические сложности, связанные с реализацией вносимых нами предложений, мы, мы тем не менее, считаем их разумными и отвечающими «высокому» назначению уголовного судопроизводства, ради которого, собственно говоря, и предусмотрена установленная законом процессуальная форма.
Однако ограниченный объем настоящей публикации не позволяет остановиться на этом вопросе более подробно. Тем более, что указанные проблемы и наше к ним отношение уже были подробно освещены в некоторых других наших работах7.
В любом случае, изложенные в настоящей статье аргументы позволяют сделать общий вывод о том, что процедура принятия решения о личном обыске задержанного по подозрению в совершении преступления не должна носить упрощенного характера. Ее следует подчинить общим требованиям, установленным ч. 2 ст. 182 УПК РФ в ее системном единстве со ч. 1 ст. 164 УПК РФ.
Кстати в этой связи. Закономерно возникает и более глобальный вопрос: а нужна ли вообще самостоятельная статья 184 УПК РФ? Ведь если исключить упрощенные процедуры принятия решения о личном обыске, ее правовая ценность будет сводиться лишь к требованию о принадлежности участвующих лиц к одному полу с обыскиваемым человеком. Ответ на данный вопрос мы постараемся дать в наших следующих публикациях.
Литература
1. Григорьев В.Н. Задержание подозреваемого. М.: ЮрИнфор, 1999.
2. Громов В.Л. Дознание и предварительное следствие. Теория и техника расследования преступлений: руководство для органов дознания и народ-
ных следователей; под ред. Н.В. Крыленко. 2-е изд. М.: НКЮ РСФСР, 1926.
3. Корнуков В.М., Валиев Р.Ш. Личный обыск и его роль в уголовно-процессуальном доказывании. Саратов: СГАП, 2007.
4. Михайлов А.И., Юрин Г.С. Обыск. М.: ВНИИ Прокуратуры СССР, 1971.
5. Попов В.М. Обыск. Алма-Ата: Казахский госуниверситет имени С.М. Кирова, 1959.
6. Ратинов А.Р. Обыск и выемка. М.: Госиздат, 1961.
7. Россинский С.Б. Допустим ли упрощенный порядок принятия решения о личном обыске задержанного по подозрению в совершении преступления? // Российский следователь. 2016. № 17.
8. Семенцов В.А. Следственные действия: учебное пособие. Екатеринбург: УрГЮА, 2003.
9. Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 2. М.: Наука, 1970.
10. Строгович М.С. Уголовный процесс. М.: Минюст СССР, 1946.
11. Советский уголовный процесс / под ред. Д.С. Карева. М.: Высшая школа, 1968.
12. Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М.: Госюриздат, 1951.
13. Шейфер С.А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок и доказательственное значение. М.: Юрлитинформ, 2004.
1 Например: Корнуков В.М., Валиев Р.Ш. Личный обыск и его роль в уголовно-процессуальном доказывании. Саратов: СГАП, 2007. С. 84.
2 Например: Строгович М.С. Курс советского уголовного процесса. Т. 2. М.: Наука, 1970. С. 119; Шейфер С.А. Следственные действия. Основания, процессуальный порядок и доказательственное значение. М.: Юрлитинформ, 2004. С. 75—77; Семенцов В.А. Следственные действия: учебное пособие. Екатеринбург: УрГЮА, 2003. С. 49 и многие другие работы.
3 Например: Громов В.Л. Дознание и предварительное следствие. Теория и техника расследования преступлений: руководство для органов дознания и народных следователей; под ред. Н.В. Крыленко. 2-е изд. М.: НКЮ РСФСР, 1926. С. 156; Строгович М.С. Уголовный процесс. М.: Минюст СССР, 1946. С. 248— 248; Чельцов М.А. Советский уголовный процесс. М.: Госюриздат, 1951. С. 269—271; Попов В.М. Обыск. Алма-Ата: Казахский госуниверситет имени С.М. Кирова, 1959. С. 48—49 и т.д.
4 Например: Ратинов А.Р. Обыск и выемка М.: Госиздат, 1961. С. 159; Советский уголовный процесс / под ред. Д.С. Карева. М.: Высшая школа, 1968. С. 225; Михайлов А.И., Юрин Г.С. Обыск. М.: ВНИИ Прокуратуры СССР, 1971. С. 7—8 и т.д.
5 Корнуков В.М., Валиев Р.Ш. Личный обыск и его роль в уголовно-процессуальном доказывании ... С. 150.
6 Григорьев В.Н. Задержание подозреваемого. М.: ЮрИнфор, 1999. С. 184.
7 Россинский С.Б. Допустим ли упрощенный порядок принятия решения о личном обыске задержанного по подозрению в совершении преступления? // Российский следователь. 2016. № 17. С. 25—30.
УДК 34 ББК 67
ЗАЩИТА ЗАКОННЫХ ИНТЕРЕСОВ ПОТЕРПЕВШЕГО В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
ДЕНИС ВАСИЛЬЕВИЧ ШАРОВ,
заместитель начальника кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье констатируется факт, что проводимая в России судебная реформа в целом, и уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, в частности, больше ориентированы на охрану прав обвиняемых, нежели чем на защиту потерпевших. Рассматриваются причины такого положения дел. Предлагается направление изменения создавшейся ситуации путем провозглашения защиты законных интересов потерпевшего в качестве основной цели деятельности стороны обвинения в уголовном процессе.
Ключевые слова: потерпевший, жертва преступления, защита законных интересов потерпевшего, назначение уголовного судопроизводства.
Abstract. The article states the fact that the Russia judicial reform in general and criminal procedure code of the Russian Federation, in particular, are more focused on protection of the rights of persons subject to criminal prosecution rather than protection of victims of crime. Analyzes the reasons for this situation. It is proposed to change the direction of the current situation through the proclamation of protection of the legitimate interests of the victim as the main purpose of the prosecution in the criminal procedings.
Keywords: the victim of the crime, the protection of the legitimate interests of the victim in criminal proceedings, the purpose of criminal proceedings.
В соответствии со ст. 1 Конституции Российской Федерации (далее — Конституция РФ) наша страна является правовым демократическим государством. Правовое государство по своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно обеспечивает безопасность граждан, охрану и защиту их прав и законных интересов, эффективное восстановление в правах1.
Согласно ст. 2 Конституции РФ, человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита его прав и свобод — обязанностью государства.
Указанные права и свободы признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, они определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием.
Наиболее остро вопрос о защите прав и свобод человека и гражданина встает при производстве по уголовным делам.
Причем, справедливость уголовного судопроизводства должна быть обращена не только на обвиняемого, но и на потерпевшего. И даже в первую очередь на потерпевшего, поскольку государство не смогло обеспечить его естественные неотчуждае-
мые права: право на жизнь, на здоровье, защиту его собственности2.
К сожалению, и проводимая в России судебная реформа в целом, и уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее — УПК РФ), в частности, остаются больше ориентированными на охрану прав лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, нежели чем на защиту потерпевших от преступлений.
Принятый в 2001 году УПК РФ нацелен, прежде всего, на обеспечение более гуманного и справедливого отправления правосудия в отношении граждан, преступивших закон. Безусловно, это одно из важнейших направлений уголовно-процессуальной деятельности, однако, на наш взгляд, не меньшее внимание должно быть уделено защите интересов потерпевших.
По данным ЦСИ ФКУ «ГИАЦ МВД России» в 2015 году в органах внутренних дел зарегистрировано 2 388 476 преступлений, по 1 047 099 преступлениям лица, их совершившие, не установлены. Материальный ущерб только по оконченным производством уголовным делам составил 436 492 001 руб. Миллионы граждан, пострадавших от преступления, не получили реальной помощи от государства3.
Казалось бы, являясь жертвой преступления и в силу этого имеющий все основания претендовать на центральное место в системе уголовного производства, потерпевший фактически оказался на его периферии, представляя собой не более чем источник доказательств для органов, осуществляющих расследование.
С одной стороны, это объективно связано с тем, что цели системы уголовного правосудия, в соответствие с Рекомендацией Комитета министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса» от 28 июня 1985 года № Я (85) 11, «традиционно выражались в терминах, которые касаются, главным образом, отношения между государством и правонарушителем»4.
Действительно, в рамках традиционного подхода к проблеме защиты прав человека в уголовном процессе, в центре внимания всегда и неизменно оказывались интересы лица, привлекаемого к уголовной ответственности, либо виновного в совершении преступления.
С другой стороны, в соответствии с той же Рекомендацией Комитета министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса», а также в русле Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (принятой Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 29 ноября 1985 года 40/34)5, основной функцией уголовного правосудия должно быть удовлетворение запросов и охрана интересов потерпевшего.
Это диктует необходимость постепенного переноса акцента с доминирующей охраны прав правонарушителя на приоритетную защиту жертвы преступления, уделения интересам потерпевшего в уголовном процессе как минимум не меньшего внимания, нежели чем интересам обвиняемого.
До тех пор, пока защита законных интересов потерпевшего не станет главным критерием оценки работы правоохранительных органов, пока не произойдет смена сложившегося стереотипа мышления практических работников, и соответствующим образом не изменится их отношение к потерпевшему, вообще нельзя всерьез говорить об удовлетворении его потребностей в уголовном судопроизводстве.
К сожалению, в настоящее время, правоприменительная практика далека от подобного понимания положения потерпевшего в уголовном процессе.
Отчасти это связано с провозглашением в УПК РФ функции обвинения в качестве основной уголовно-процессуальной функции и отнесением следователя, дознавателя, прокурора исключительно к стороне обвинения.
Сейчас мы не будем говорить о целесообразности предпринятой попытки внедрения состязательности в досудебное производство по уголовным делам и превращения следователя из исследователя в обвинителя. Достаточно проанализировать предмет доказывания, что бы понять, что из этого мало что получилось6. Как и ранее, несмотря на удаление из УПК РФ одноименного принципа, следователь не может не исследовать обстоятельства уголовного дела всесторонне, полно и объективно.
Следует согласиться с коллегами из МГУ имени М.В. Ломоносова, что подход, имеющий место в действующем уголовно-процессуальном законе, нельзя признать теоретически состоятельным, по-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
скольку он не соответствует ни цели, ни основным задачам предварительного расследования, поэтому более верной представляется доктринальная точка зрения, в соответствии с которой следователь и дознаватель осуществляют функцию расследования7.
Однако ярлыки наклеены. Согласно УПК РФ следователь, дознаватель, прокурор сегодня — сторона обвинения, осуществляющая функцию уголовного преследования.
В результате подобного структурирования уголовно-процессуальной деятельности защита законных интересов потерпевшего по определению не может являться главной целью их деятельности, и лицо, потерпевшее от преступления, неизбежно оказывается по сути на «задворках» уголовного процесса.
Вместе с тем, фундаментальные основы качественного изменения отношения к потерпевшему со стороны государственных органов и должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, изначально заложены в УПК РФ. Речь идет о ст. 6 уголовно-процессуального закона, согласно которой основным назначением уголовного судопроизводства является защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений.
Именно защита законных интересов потерпевшего в его широком понимании, включающем в себя не только физических и юридических лиц, но государство и общество в целом, и должна стать безоговорочно главной целью деятельности следователя, дознавателя, прокурора8. Целью, для достижения которой, собственно, возбуждается уголовное дело и производится уголовное преследование.
Статья 6 УПК РФ ставит перед так называемой стороной обвинения совершенно иные задачи, не содержащие обвинение в качестве самостоятельной цели деятельности. Обвинение должно представлять собой не более чем средство, используемое для достижения действительного назначения уголовного судопроизводства, а именно защиты законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, а также государства и общества в целом.
Иными словами, следователь и дознаватель должны позиционироваться вовне, а главное, внутренне ощущать себя не как обвинители обвиняемо-
го, а как защитники потерпевшего, использующие функцию уголовного преследования как средство защиты его интересов.
Должно прийти осознание того, что потерпевший является не просто источником доказательств, не досадной помехой расследованию, как это часто происходит сегодня, а, действительно, центральной фигурой уголовного судопроизводства, фигурой ради удовлетворения потребностей которого это расследование, собственно, и производится.
Понятно, что это процесс не быстрый, требующий длительного времени и, безусловно, политической воли, однако если мы хотим добиться реальной защиты законных интересов потерпевшего в уголовном процессе, то рано или поздно начинать его все равно придется. В противном случае потерпевший, всегда будет находится на второстепенных ролях, что не отвечает основному назначению уголовного судопроизводства и противоречит интересам подавляющего большинства граждан.
1 Постановление Конституционного Суда РФ от 21.11.2002 № 15-П «По делу о проверке конституционности положений подпункта 1 пункта 3 и абзаца первого пункта 6 статьи 9 Закона Российской Федерации «О вынужденных переселенцах» в связи с жалобой гражданина М.А. Мкртычана» // «Вестник Конституционного Суда РФ», № 1, 2003.
2 Володина Л.М. Проблемы возмещения вреда потерпевшему в уголовном судопроизводстве // Возмещение вреда потерпевшему в уголовном судопроизводстве: организационные, правовые и криминалистические проблемы: Сб. матер. междунар. науч.-практ. конф.: В 2-х ч. М.: Академия управления МВД России, 2016. Ч. 1. С. 93—94.
3 ЦСИ ФКУ «ГИАЦ МВД России». Статистические сборники «Состояние преступности в России за январь—декабрь 2015 г.».
4 Рекомендация Комитета министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса» от 28 июня 1985 года №Я (85) 11 // Зарубежный опыт правового регулирования по вопросам защиты участников уголовного судопроизводства и практика его применения. М., 2000. С. 16.
5 Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотребления властью // Зарубежный опыт правового регулирования по вопросам защиты участников уголовного судопроизводства и практика его применения. М., 2000.
6 Подробнее см. Шаров Д.В. Предмет доказывания в уголовном судопроизводстве: исторический опыт и современные проблемы // Актуальные проблемы российского права № 11, 2014. С. 2063—2067.
7 Курс уголовного процесса / Под. ред. д.ю.н., проф. Л.В. Головко. М.: Статут, 2016. С. 625.
8 Причем, именно законные интересы потерпевшего, на наш взгляд, являются основополагающей категорией, определяющей его стремления и потребности в уголовном производстве. Категорией более фундаментальной нежели права потерпевшего, представляющие собой лишь средство защиты его основных законных интересов, инструмент их достижения.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
СОБЛЮДЕНИЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В СФЕРЕ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА: СОСТОЯНИЕ, ПРОБЛЕМЫ, СРЕДСТВА ОБЕСПЕЧЕНИЯ
НАТАЛЬЯ ВИКТОРОВНА БУЛАНОВА,
доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Академии Генеральной
прокуратуры Российской Федерации, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье проанализировано состояние законности в досудебном производстве по уголовным делам и рассмотрена возможность введения в России института следственных судей как меры способствующей повышению качества расследования и соблюдению прав человека.
Ключевые слова: права человека, прокурорский надзор, следственный судья, прокурор, законность предварительного расследования.
Abstract. The article analyzes the state of the law in pre-trial proceedings in criminal matters and examined the possibility of introducing in Russia investigating judges of the Institute as a measure to enhance the quality of investigation and observance of human rights.
Keywords: human rights, public prosecutor's supervision, the investigating judge, the prosecutor, the legality of the preliminary investigation.
Состояние законности и соответственно соблюдение прав человека в сфере уголовного судопроизводства далеко от идеального. Число допускаемых нарушений закона в данной сфере весьма высоко. Например, в 2012 г. число выявленных прокурорами нарушений, допущенных органами дознания и органами предварительного следствия в досудебном производстве, превысило 5 миллионов (что на 17,6% больше, чем в 2011 г.), в 2013 г. составило более 4 миллионов 860 тысяч, а в 2014 г. — 5 миллионов 921 тысячи, в 2015 г. — 4 миллиона 908 тысяч. Большая часть таких нарушений (более 2/3) допускается при приеме, регистрации и проверке сообщений о преступлениях.
В то же время с 2015 г. отмечается улучшение следственной работы, наблюдается сокращение
общего числа выявленных прокурорами нарушений в работе следственных подразделений, улучшилась раскрываемость тяжких и особо тяжких преступлений. В частности, на 17,1% сократилось число выявленных прокурорами нарушений закона, допущенных органами предварительного расследования в досудебном производстве. Это обстоятельство с удовлетворением отметил Генеральный прокурор Российский Федерации Ю.Я. Чайка, выступая на 23 марта 2016 г. на расширенном заседании коллегии Генеральной прокуратуры Российской Федерации1.
Одновременно Генеральный прокурор Российской Федерации обратил внимание и на существующие серьезные проблемы: затяжной характер следствия более чем по трети уголовных дел, рост числа обвиняемых, длительное время содержащихся под
стражей, нарушения, допущенные при принятии решений о приостановлении предварительного следствия.
Необходимость построения такой системы уголовного судопроизводства, которая с одной стороны, отвечала бы критериям соблюдения прав и свобод человека, законности и соразмерности ограничения прав участников уголовного процесса, обеспечения реализации принципа презумпции невиновности, а с другой, позволяла быстро и эффективно устанавливать фактические обстоятельства содеянного, лиц, совершивших уголовно-наказуемые деяния, их виновность в совершении преступления, привлекать их к уголовной ответственности, возмещать потерпевшим причиненный преступлением имущественный и моральный вред общепризнанна. Однако этот общепризнанный тезис вызывает жаркие дискуссии о путях построения такой системы.
В связи с этим нельзя оставить без внимания вопрос о введении в России института следственных судей. Несмотря на то, что эта идея не нова2, сейчас дискуссия по данному вопросу получила новый импульс и разделила научное сообщество на его сторонников и противников3.
Целью создания данного института провозглашается коренная модернизация российского уголовного процесса в целях реализации требования Конституции Российской Федерации о состязательном построении судопроизводства (ч. 3 ст. 123). Задача следственного судьи должна состоять в осуществлении активного судебного контроля за расследованием, но без принятия на себя функции уголовного преследования4. В качестве одного из доводов в пользу этого института указывается то обстоятельство, что это позволит исключить обвинительный уклон досудебного производства. Судебная функция должна осуществляться следственным судьей дискретно в форме судейских следственных действий или в форме состязательных судебных слушаний, в промежутках между которыми расследование в установленном порядке будут осуществлять стороны. Благодаря такой системе, процесс должен стать полностью состязательным, становится реальным введение параллельного адвокатского расследования.
В настоящее время суд наделен полномочиями, позволяющими в рамках различных институтов обе-
спечить контроль за соблюдением органами предварительного расследования конституционных прав и свобод человека в досудебном производстве. Среди них принятие решения об избрании и продлении мер пресечения (заключения под стражу, домашнего ареста, залога), о применении мер процессуального принуждения и производстве следственных и иных процессуальных действий, ограничивающих конституционные права участников процесса, рассмотрение жалоб на действия (бездействие) и решения прокуроров, следователей, дознавателей, органа дознания.
В то же время на сторону обвинения возложено бремя доказывания обвинения, которое включает обязанность доказывания фактических обстоятельств совершенного преступления, виновность лица в его совершении, доказывание иных обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела судом, а также бремя опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого, обвиняемого, подсудимого (ч. 2 ст. 14, ст. 73 УПК РФ). Соответствующие правовые позиции были неоднократно сформулированы Конституционным Судом Российской Федерации5. Признание в российской доктрине права на проведение «адвокатского расследования» неизбежно поставит на повестку дня вопрос о перераспределении бремени доказывания и возложении на защитника обязанности по доказыванию позиции защиты. Но готово обществе в целом и адвокатское сообщество в частности к этому? Ведь очевидно, что расходы, связанные с его проведением лягут тяжелым бременем на подозреваемых и обвиняемых.
Справедливы слова о том, что защитник, при современном положении уголовного судопроизводства России, не может являться альтернативой прокурору и следователю, ставить положение обвиняемого в зависимость от его профессиональных и нравственных качеств недопустимо6. Нельзя не принимать во внимание, что введение адвокатского расследования невозможно и ввиду отсутствия у адвоката властных полномочий, а «наделение его такими полномочиями невозможно, исходя из того, что он — не представитель власти и таковым стать не может в силу своего статуса»'.
Опыт зарубежных государств, где существует аналогичный институт, различен, при этом даже в
странах, где он имеет значительную историю (например, Франция), высказываются сомнения в его эффективности и предложения по его реорганизации. Кроме того, согласно УПК Франции следственный судья является органом предварительного следствия, а не юрисдикционным судебным органом, призванным осуществлять проверку законности и обоснованности актов предварительного следствия. В целях разграничения собственно следственных и юрисдикционных функций следственного судьи в 2000 г. принят «Закон, укрепляющий защиту презумпции невиновности и права потерпевшего», в соответствии с которым наряду со следственным судьей в уголовном судопроизводстве Франции введена должность «судьи по свободам и заключению», основной функцией которого является санкционирование заключения под стражу, продление срока содержания под стражей и рассмотрение ходатайств об освобождении из-под стражи.
Действительно в настоящее время большинство стран Балтии и ряд стран СНГ ввели либо планируют ввести в уголовное судопроизводство фигуру специализированного следственного судьи. Однако расценивать их опыт как положительный преждевременно, поскольку он непродолжителен и нуждается в изучении и осмыслении. В то же время, например, согласно УПК Латвии следственным судьей является судья, которому поручено контролировать соблюдение прав человека в уголовном процессе. К его основным функциям относится принятие решений о применении, изменении или отмене мер пресечения, а также рассмотрение жалоб.
В то же время полагаем, что вполне обоснованным является положение о необходимости исключения возможности рассмотрения уголовного дела по существу тем же судьей, который принимал решение в ходе досудебного производства по уголовному делу (ч. 2 и 3 ст. 29 УПК РФ). Более того, целесообразно возложить на этих судей только осуществление контроля за законностью предварительного расследования, изъяв из их компетенции рассмотрение уголовных дел по существу. В этом случае они и сформируют самостоятельный корпус следственных судей, осуществляющий контроль за законностью предварительного расследования путем принятия решений об избрании мер пресечения и иных
мер процессуального принуждения, производства следственных и иных процессуальных действий, ограничивающих конституционные права участников уголовного судопроизводства (ст. 108, 165 УПК РФ), рассмотрение жалоб на действия (бездействие) и решения органов предварительного расследования и прокурора (ст. 125 УПК РФ).
Участие следственного судьи в доказывании должно быть ограничено дачей согласия на производство следственных и иных процессуальных действий, ограничивающих конституционные права участников уголовного процесса и проверкой законности действий органов предварительного расследования, если в случаях нетерпящих отлагательства, указанные следственные действия были произведены на основании постановления следователя без судебного решения.
Представляется заслуживающим внимание предложение о введении института депонирования доказательств, согласно которому органами расследования перед судом возбуждается ходатайство о допросе лица в качестве свидетеля (потерпевшего) до фактического рассмотрения уголовного дела судом8. В дальнейшем при рассмотрении дела по существу, показания данного лица при невозможности по каким-либо объективным причинам обеспечить его явку в суд, оглашаются. При этом подозреваемый, обвиняемый и его защитник вправе участвовать в судебном заседании. Производство таких процессуальных действий можно было бы возложить на следственного судью.
Обсуждение института следственных судей, на наш взгляд, со всей очевидностью высветило иные проблемы: проблему процессуальной самостоятельности следователей и проблему обеспечения законности без прокурорского надзора. Представляется, что оптимизация предварительного расследования может быть достигнута путем усиления процессуальной самостоятельности следователей при сильном внешнем постоянном прокурорском надзоре за законностью расследования и соблюдение прав и свобод участников уголовного судопроизводства (без вмешательства в тактику и методику предварительного расследования).
1 http://genproc.gov.ru/smi/news/genproc/news-1067532/ (дата обращения 30 марта 2016 г.).
2 Маркин А.И. Состязательность на предварительном следствии. Дисс...канд.юрид.наук. С-Петербург, 2001. С. 9; Трише-ва А.А. Институт следственных судей — необходимое условие состязательного судопроизводств // Законность, 2009, № 7.
3 Морщакова Т.Г. О компетенции и порядке формирования института следственных судей в РФ. Предложения Руководителя Постоянной комиссии по гражданскому участию в правовой реформе Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека // Электронная библиотека Сибирского федерального университета. Систем, требован.Adobe Acrobat Reader URL: http://law.sfu-kras. ru/daWmethod/e-Hbrary-kup/Raznoe/prilozhenye0/o200/oE... (дата обращения 07.04.2015); О следственных судьях. Предложения Руководителя Постоянной комиссии по гражданскому участию в правовой реформе Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Т.Г. Морщаковой «О компетенции и порядке формирования института следственных судей в РФ». Мнение Генеральной прокуратуры РФ [Электронный ресурс]://Международная ассоциация содействия правосудию URL: http://www.genproc.gov.ru/upload/ iblock/64d/2.doc (дата обращения: 15.04.2015); Лазарев В. Непредвзятая судебная защита. О формировании института следственных судей //Новая адвокатская газета № 6/2015(191). URL:http://www.advgazeta.ru/arch/191/1553 (дата обращения: 05.04.2015); ГоловкоЛ.В. Следственные судьи или очередной раунд американизации российского уголовного процесса // http:// www.zakon.ru (дата обращения 17.03.2015); Его же. Институт следственных судей: американизация путем манипуляции // http://www. Rapsinews.ru (дата обращения 22.03.2015); Смирнов А.В. Вокруг института следственных судей: манипуляции с «американизацией» и «объективной истиной» // http://www. rapsinews.ru (дата обращения 23.03.2015); Шамардин А.А., Боро-
дай Н.С. К вопросу о статусе судьи, осуществляющего функции судебного контроля и судебного санкционирования в уголовном процессе// http://www.iuaj.net/node/1892 (дата обращения 01.12.2015); Михайлов М.А. О необходимости учета крымского опыта при решении вопроса о создании института следственных судей в РФ // http://www.iuaj.net/node/1777 (дата обращения 08.12.2015).
4 http://genproc.gov.ru/documents/nauka/execution/ document-622573 (дата обращения 22.12.2015).
5 Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 29.06.2004 № 13-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связя с запросом группы депутатов Государственной Думы» // Собрание законодательства Российской Федерации, 05.07.2004, № 27, ст. 2804; определение Конституционного Суда Российской Федерации от 21.12.2004 № 467-О «По жалобе гражданина Пятничу-ка Петра Ефимовича на нарушение его конституционных прав положениями статей 46, 86 и 161 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации, 2005, № 3.
6 Пиюк А. Процессуальный статус прокурора в уголовном судопроизводстве // Законность, 2012, № 6.
7 Шейфер С.А. О некоторых проблемах судебной реформы // Российская юридическая доктрина в XXI веке: проблемы и пути их решения: Научно-практическая конференция (3—4 октября 2001 г.) / Под ред. А.И. Демидова. Саратов: СГАП, 2001. С. 78.
8 Воскобитова Л.А. Состязательность: две концепции участия адвоката в доказывании. Статья 2. Программа // Уголовное судопроизводство, 2012, № 4. С. 9—17; Малофеев И.В. Разумный срок как принцип уголовного судопроизводства. Автореф. дис... канд. юрид. наук. М., 2014. С. 12.
УДК 34 ББК 67
ВОЗВРАЩЕНИЕ СУДОМ УГОЛОВНОГО ДЕЛА ПРОКУРОРУ: НЕСТАБИЛЬНОСТЬ ИНСТИТУТА
АНДРЕЙ АЛЬБЕРТОВИЧ ШИШКОВ,
профессор кафедры уголовного процесса Московского университета МВД
России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected]
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Статья посвящена становлению института возвращения судом уголовного дела прокурору для устранения препятствий его рассмотрения в судебном заседании. Отмечается влияние правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации на формирование данного института. Высказывается мнение, что многочисленные изменения и дополнения норм ст. 237 УПК Российской Федерации, по сути, вернули институт дополнительного расследования, известный советскому уголовному судопроизводству.
Ключевые слова: дополнительное расследование, возвращение уголовного дела прокурору, изменение обвинения судом, правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации.
Abstract. The article is devoted to the establishment of the Institute returning the criminal case to the prosecutor by the court to remove obstacles consideration in court. It notes the impact of the legal positions of the Constitutional Court on the formation of this institution. You-affects the view that numerous changes and additions to the rules of Art. 237 Criminal Procedure Code of the Russian Federation, in fact, returned to institute further investigation known Soviet criminal proceedings.
Keywords: further investigation, the return of the criminal case to the prosecutor, the charges change the court, the legal position of the Constitutional Court of the Russian Federation.
За 15 летний период действия УПК РФ было принято более 200 федеральных законов, изменивших первоначальный облик кодифицированного акта, регулирующего уголовное судопроизводство современной России. Таким вниманием со стороны законодателя мог бы похвастаться не каждый Кодекс. Считается, что подобная нестабильность уголовно-процессуальных норм изначально была предопределена, поскольку их содержание — синтез различных правовых систем, порой противоречивых и не свойственных традиционным отечественным представлениям о порядке уголовного судопроизводства.
Надо сказать, что в целом изменения и дополнения в УПК позитивно отразились на состоянии правового регулирования уголовного судопроизводства. Одни федеральные законы создавали новые институты, ранее неизвестные отечественной правовой системе, другие дополняли и вносили изменения в уже существующие. Но отдельные уголовно-процессуальные институты за это время так трансформировались, что можно смело сказать о возврате к положениям УПК РСФСР.
Институт возвращения судом уголовного дела прокурору был создан на обломках института возвращения дела для дополнительного расследования (ст. 232 УПК 1960 г.). Еще в период действия этого кодекса законодатель под влиянием правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации вынуждено изменял работавшие годами нормы о дополнительном расследовании. В итоге к моменту принятия УПК РФ сформировалось устойчивое мнение о том, что полномочия суда возвращать уголовные дела прокурору для восполнения неполноты предварительного расследования либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающиеся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном за-
ключении, противоречит положениям Конституции Российской Федерации, поскольку позволяли суду инициировать продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения, т.е. по сути, ре-ализовывать не свойственную ему обвинительную функцию.
Разумеется, рабочая группа по подготовке УПК РФ не могла не учитывать правовую позицию Конституционного Суда о новой роли суда в уголовном судопроизводстве и не отразить это в ст. 237 УПК РФ. В результате нормы УПК РФ на момент введения его в действие не предусматривали возможность по возвращенному судом уголовному делу производить процессуальные действия с целью восполнения неполноты предварительного расследования и усиления обвинения. Одной из гарантий такого запрета выступала обязанность прокурора по возвращенному ему уголовному делу обеспечить устранение допущенных нарушений в течение 5 суток. А в июле 2003 года законодатель дополнительно вводит еще две гарантии: 1) запрещает производство каких-либо следственных или иных процессуальных действий, не предусмотренных ст. 237 УПК РФ; 2) доказательства, полученные по истечении 5 суток либо производстве процессуальных действий, не предусмотренных ст. 237 УПК РФ, признаются недопустимыми.
Таким образом, стабильность института была нарушена спустя год после введения УПК РФ в действие. При этом первые изменения и дополнения были направлены на усиление запрета производить по возвращенному уголовному делу процессуальные действия с целью восполнения полноты произведенного расследования и усиления обвинения, т.е. еще раз подтверждалась правовая позиция Конституционного Суда РФ, сформулированная еще в 1999 году Постановлением 7-П1.
Не успел правоприменитель адаптироваться к новым положениям ст. 237 УПК РФ, как появилась
обновленная правовая позиция Конституционного Суда РФ, отраженная в Постановлении 18-П2. Теперь норма, ограничивающая возможность производства следственных и процессуальных действий по возвращенному прокурору уголовному делу, признавалась не соответствующей Конституции Российской Федерации. В результате законодатель вынужден был пересмотреть действующие положения рассматриваемого института, упразднив в 2008 году часть 4 ст. 237 УПК РФ. При этом интересно заметить, что Постановлением 7-П возможность проведения дополнительных следственных действий по возвращенному по инициативе суда уголовному делу оценивалось как продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения.
Одновременно со снятием запрета на производство следственных и процессуальных действий утратили силу и другие две гарантии, содержавшиеся в ч. 2 и 5 ст. 237 УПК РФ. Таким образом, спустя 6 лет после вступления УПК РФ в действие институт возвращения судом уголовного дела прокурору существенно трансформировался.
Позднее были еще неоднократные изменения и дополнения ст. 237 УПК РФ, связанные в основном с совершенствованием форм предварительного расследования, в частности, появление сокращенной формы дознания. Но принципиально новый облик институт возвращения уголовного дела прокурору приобрел в июле 2014 года в результате реализации законодателем еще одной правовой позиции Конституционного Суда РФ, отраженной в Постановлении от 2 июля 2013 г. № 16-П3. В частности, была признана не соответствующей Конституции РФ ч. 1 ст. 237 УПК РФ, ограничивающая возможность суда инициировать изменение обвинения в сторону, ухудшающую положение обвиняемого или подсудимого.
Мотивируя свое решение, Конституционный Суд РФ отметил, что направляя уголовное дело прокурору, суд не осуществляет уголовное преследование, он лишь указывает на существо ущемляющих права участников уголовного судопроизводства нарушений, которые не могут быть устранены в судебном заседании и препятствуют разрешению уголовного дела судом, и тем самым не подменяет сторону обвинения. Иными словами, цель возвра-
щения уголовного дела прокурору — восстановление нарушенных прав участников уголовного судопроизводства. При этом не важно, ходатайствуют ли об этом сами участники процесса. Возможно, что их вполне устраивает правовое и фактическое отражение обстоятельств в материалах уголовного дела. В этой связи интересно еще раз напомнить о правовой позиции, отраженной в Постановлении 7-П, где полномочия суда о направлении дела прокурору, в том числе по собственной инициативе для предъявления другого обвинения в т.ч. более тяжкого почему-то оценивалось как проявление обвинительной функции.
Ну, даже если признать объективно необходимым возвращение суду право по своей инициативе возвращать уголовное дело для усиления обвинения, то важно, чтобы вывод о принятии такого решения следовал в результате исследования фактических обстоятельств дела в стадии судебного разбирательства, а не на этапе подготовки к судебному заседанию.
Однако законодатель иначе сформулировал новое основание возвращения уголовного дела прокурору. В частности, теперь суд вправе возвращать уголовные дела прокурору, если установит, что фактические обстоятельства, изложенные в итоговом процессуальном документе предварительного расследования (обвинительное заключение, обвинительный акт (постановление), свидетельствуют о наличии оснований для квалификации действий обвиняемого, как более тяжкого преступления либо в ходе предварительного слушания или судебного разбирательства установлены фактические обстоятельства, указывающие на наличие оснований для квалификации действий указанных лиц как более тяжкого преступления (п. 6 ч. 1 ст. 237 УПК РФ).
Не трудно заметить, что эти основания законодатель разделил союзом «либо» на две части. В первом случае речь идет о случаях, когда суд в стадии подготовки к судебному заседанию или судебном разбирательстве обнаружит ошибку (в т.ч. техническую) в формулировании обвинения. Например, следователь, дознаватель неверно квалифицировал преступление, при этом правильно описал его фактические признаки или присутствует расхождение в обвинительных тезисах постановления
о привлечении в качестве обвиняемого и обвинительного заключения и т.п. Такое возвращение не связано с оценкой совокупности доказательств, имеющихся в материалах уголовного дела. Судья здесь не берет под сомнение доказанность обстоятельств преступления, не сомневается в результатах расследования, вместе с тем, его не устраивает отражение в процессуальных документах в целом правильных выводов следователя, дознавателя. В общем-то такая ситуация и не требовала дополнительной регламентации в законе, поскольку могла быть разрешена положениями п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ, которые уже вполне успешно применяются судами.
Вторая часть основания возвращения уголовного дела прокурору для усиления обвинения связана с установлением непосредственно судом фактических обстоятельств, указывающих на наличие оснований для квалификации действий обвиняемого как более тяжкого преступления. Из правильного прочтения этого основания следует вывод, что суд может вернуть уголовное дело прокурору, только если лично путем непосредственного исследования доказательств установит фактические обстоятельства, требующие усиления обвинения.
Однако, как известно, фактические обстоятельства в системе действующего законодательства могут быть установлены либо в ходе предварительного расследования, либо в процессе судебного разбирательства. Вопрос о том, может ли суд при проведении предварительного слушания устанавливать фактические обстоятельства, весьма дискуссионный. Вместе с тем законодатель почему-то в п. 6 ч. 1 ст. 237 УПК РФ предусмотрел возможность возникновения второго основания возвращения прокурору уголовного дела не только в ходе судебного разбирательства, но и в процессе проведения предварительного слушания.
Эта ошибка обусловлена тем, что законодатель редакцию п. 6 ч. 1 ст. 237 УПК РФ почти дословно воспринял из резолютивной части постановления № 16-П, в котором Конституционный Суд РФ, на наш взгляд, не совсем верно оценил предварительное слушание как этап судебного разбирательства, на котором может быть принято решение о возвращении уголовного дела прокурору на основании обнаружения новых фактических данных,
указывающих на необходимость усиления обвинения. В действительности же, если оценивать постановление № 16-П в контексте всего документа, в т.ч. ситуации, послужившие поводами для рассмотрения дела, то видно, что Конституционный Суд РФ своим решением говорит о том, что вывод суда о необходимости усиления обвинения возникает в результате судебного разбирательства после исследования доказательственной базы, когда им установлены фактические обстоятельства, указывающие на наличие оснований для квалификации действий лица как более тяжкого преступления. Поэтому в стадии подготовки к судебному заседанию суд может вернуть уголовного дело прокурору с целью усиления обвинения только лишь по первому основанию, т.е. фактические обстоятельства, установленные в ходе предварительного расследования не вызывают сомнения, но их изложение в обвинительных документах ошибочное и свидетельствует о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления. А это, как уже было отмечено, вполне можно было реализовывать путем применения положений п. 1 ч. 1 ст. 237 УПК РФ. Во всех иных случаях, когда у суда возникает сомнение в результатах расследования, необходимо назначать судебное заседание и устанавливать фактические обстоятельства дела в судебном следствии.
Изложенное свидетельствует, что институт возвращения судом уголовного дела прокурору несмотря на все уже внесенные изменения и дополнения еще нуждается в совершенствовании, а значит по прежнему не приобрел стабильного состояния.
1 Постановление Конституционного Суда РФ от 20.04.1999 года № 7-П «По делу о проверке конституционности положений статей 232, 248 и 258 УПК РСФСР в связи с запросами Иркутского районного суда Иркутской области и Советского районного суда города Нижний Новгород».
2 Постановление Конституционного Суда РФ от 08.12.2003 года № 18-П «По делу о проверке конституционности положений статей 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также глав 35 и 39 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан».
3 Постановление Конституционного Суда РФ от 02.07.2013 года № 16-П «По делу по делу о проверке конституционности положений ч. 1 ст. 237 УПК РФ в связи с жалобой гражданина Республики Узбекистан Б.Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда».
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОДОЗРЕВАЕМОГО ЛИЦА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ:
СОВРЕМЕННОЕ И ВОЗМОЖНОЕ СОСТОЯНИЕ
ЕЛЕНА ВЛАДИМИРОВНА СОПНЕВА,
начальник кафедры уголовного процесса Ставропольского филиала Краснодарского университета МВД России, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Подозреваемый — участник уголовного судопроизводства, чье появление в уголовном деле «замаскировано» под различные решения и действия, чем искажается его процессуальное положение. Теоретическая и практическая востребованность подозреваемого обязывает обеспечить его самостоятельным процессуальным определением.
Ключевые слова: определение, способы, подозреваемый, закон, теория, практика, проблематика.
Abstract. The suspect is the participant of criminal trial whose appearance in a criminal case "is disguised" under various decisions and actions, that destroys its procedural provision. The theoretical and practical demand of the suspect obliges to provide it with independent procedural determination.
Keywords: determination, methods, suspect, law, theory, practice, perspective.
Современный период существования статуса подозреваемого связан с принятием Уголовно-процессуального кодекса РФ в 2001 году, который некоторым образом изменил его процессуальную характеристику, но не решил проблему его законодательного регулирования. Применительно к действующему установлению уголовно-процессуального закона подозреваемого можно определить как лицо, в отношении которого принято одно из решений, предусмотренных частью 1 статьи 46 УПК РФ. Если рассматривать определение как систематизированное общее представление, позволяющее идентифицировать участника уголовного судопроизводства, то используемый вариант нацеливает правоприменителя на познание не сущности подозреваемого, а способов его легализации в уголовном деле.
Вместе с тем, рассмотрев каждый из способов (возбуждение уголовного дела в отношении кон-
кретного лица, задержание по подозрению в совершении преступления, применение меры пресечения, уведомление о подозрении) создания процессуального статуса подозреваемого, с точки зрения теоретического понимания, законодательного воплощения, практики реализации, и целеполагания укажем на их процессуальную несостоятельность. Приведем некоторые из подтверждающих положений.
Итак, теория. Ученые высказывают критику и формулируют предложения, направленные на изменение современного статуса подозреваемого. И. Овсянников пишет, что отсутствие в законе конкретных оснований появления подозреваемого при возбуждении уголовного дела может способствовать как преждевременному вовлечению в уголовный процесс подозреваемых, так и неоправданному отказу от наделения лица статусом подозреваемого1. В. Быков предлагает ч. 1 ст. 46 УПК РФ дополнить
п. 4 следующего содержания: «либо допрошенное дознавателем, следователем или прокурором в связи с наличием доказательств о причастности к совершению преступления»2. О. Науменко указывает на применение меры пресечения в отношении заподозренного в совершении преступления, который затем приобретает статус подозреваемого3.
В свою очередь, в законе и практике сложилась следующая ситуация. При реализации п. 1 ч. 1 ст. 46 УПК РФ решение о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица является актом, легализующим подозреваемого. Тогда основания возбуждения уголовного дела совпадают с основаниями появления подозреваемого. Анализ структуры и содержания бланка постановления о возбуждении уголовного дела, в части реализации статуса подозреваемого, свидетельствует, что он не соответствует правовой природе подозреваемого, а выполняет миссию, возложенную на него названием и содержанием соответствующего процессуального решения. Кроме того, провозглашение названного акта в отношении конкретного лица создает значимые процессуальные последствия по реализации возникших прав подозреваемого (знать, в чем он подозревается, давать объяснения и показания по поводу имеющегося в отношении него подозрения). При принятии решения о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица уполномоченные лица незамедлительно уведомляют лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело (ч. 4 ст. 146 УПК РФ). В данном тезисе не усматриваются, какие либо действия, свидетельствующие о разъяснении подозрения. Рассматриваемая формулировка не содержит четкого указания на объем информации, подлежащей сообщению подозреваемому. Можно констатировать, что подозрение как таковое лицу не разъясняется.
Задержание как способ создания процессуальной фигуры подозреваемого (п. 2 ч. 1 ст. 46 УПК РФ), на наш взгляд, несколько сомнителен. Так, при задержании лица оно, скорее всего, выступает в роли заподозренного. Кроме того, в статье 91 УПК РФ закреплены основания задержания подозреваемого, которые можно подвергнуть критике как основания создания подозреваемого. Анализ уголовных дел позволяет привести следующую статистику: в 19% лицо было задержано во время
совершения преступления, в 35% после его совершения (такое лицо можно назвать заподозренным); в 44% на него указали как на лицо, совершившее преступление (такую информацию можно получить в рамках вне процессуальной деятельности); в 31% на нем были обнаружены следы преступления (если в 54% лицо задержано в момент совершения преступления или непосредственно после этого, то такая информация получена в рамках до процессуальной деятельности); в 2% у лица не было постоянного места жительства (такую информацию нельзя признать основанием создания статуса подозреваемого)4. Иные данные, указание на которые содержится в ч. 2 ст. 91 УПК РФ вряд ли могут быть положены в основу инициирования подозреваемого, но позволительны для задержания. Например, если лицо пыталось скрыться, то его необходимо задержать. Задержание в данном случае выступает в качестве способа фактического «сохранения» участника уголовного процесса, чем выполняет свое непосредственное назначение.
Анализ появления подозреваемого в связи с применением меры пресечения (п. 3 ч. 1 ст. 46 УПК РФ) позволяет выделить несколько положений, препятствующих успешной реализации его статуса. Так, ряд мер пресечения избираются с согласия лица, в отношении которого они применяются. Это относится к личному поручительству (ч. 2 ст. 103 УПК РФ), наблюдению командования воинской части (ч. 2 ст. 104 УПК РФ). В таких случаях появление подозреваемого связано с усмотрением лица, совершившего преступление, и не является волеизъявлением субъекта расследования уголовного дела. Или же одним из оснований заключения под стражу является нарушение обвиняемым обязательств, принятых в ходе других мер пресечения (п. 3 ч. 1 ст. 108 УПК РФ). Вряд ли указанное основание избрания меры пресечения может служить основанием для подозрения лица. Кроме того, среди условий заключения под стражу — необходимость изоляции лица, возможность применения в виде наказания лишения свободы сроком свыше трех лет (ч. 1 ст. 108 УПК РФ) и другие, которые не могут играть основную роль при провозглашении статуса подозреваемого. Ибо нельзя связать изоляцию лица с необходимостью его подозрения, или наоборот от-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
сутствие необходимости изоляции лица не должно влечь отказ от подозрения.
Подозреваемым является лицо, которое уведомлено о подозрении в совершении преступления в порядке, установленном статьей 223.1 УПК РФ (п. 4 ч. 1 ст. 46 УПК РФ). Однако названная норма адресована дознавателю и используется при возбуждении уголовного дела по факту совершения преступления, что существенно суживает ее процессуальные возможности. Уведомление о подозрении также можно назвать лишь попыткой разрешить ситуацию со статусом подозреваемого лица, но не ее решением.
Итак, рассмотренные способы трансформации гражданина в подозреваемого имеют существенные отличия от его правовой природы, в них заложены препятствия для качественной реализации положения подозреваемого. Тогда уместно сформировать идею о необходимости изменения подхода к пониманию подозреваемого. Именно подозрение является основанием создания процессуального статуса подозреваемого. При таком подходе подозреваемый — это лицо, в отношении которого установлены достаточные данные, позволяющие предположить его причастность к преступлению, и привлечь в качестве подозреваемого.
Литература
1. Быков В.М. Проблемы правового положения подозреваемого // Адвокатская практика. 2007. № 4.
2. Науменко О.А. Гарантии прав подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и дознавателя при производстве дознания // Российский юридический журнал. 2012. № 3.
3. Овсянников И. Уголовно-процессуальные гарантии прав подозреваемого // Юридический мир. 2005. № 10.
4. Сопнева Е.В. Исторические, современные и перспективные представления о подозрении в уголовном судопроизводстве: учебное пособие / Ставрополь: Издательско-информационный центр «Фабула», 2016.
1 Овсянников И. Уголовно-процессуальные гарантии прав подозреваемого // Юридический мир. 2005. № 10.
2 Быков В.М. Проблемы правового положения подозреваемого // Адвокатская практика. 2007. № 4.
3 Науменко О.А. Гарантии прав подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и дознавателя при производстве дознания // Российский юридический журнал. 2012. № 3.
4 Сопнева Е.В. Исторические, современные и перспективные представления о подозрении в уголовном судопроизводстве: учебное пособие / Ставрополь: Издательско-информационный центр «Фабула», 2016. 316 с.
УЧЕБНИК
ПОД РЕДАКЦИЕЙ
И.И. СЫДОРУКА АЛЕНДОЛЬЦЕВОЙ О.Д. ЖУКА
ПРАВО
ОХРАНИТЕЛЬНЫЕ ОРГАНЫ
Правоохранительные органы: учебник для студентов вузов, обучающихся по специальности «Юриспруденция». Гриф Ми-нобрнауки РФ. Гриф УМЦ «Профессиональный учебник». Гриф НИИ образования и науки / Под ред. И.И. Сыдорука, А.В. Ендоль-цевой, О.Д. Жука. 10-е изд., перераб. и доп. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2016. 463 с.
ДЕСЯТОЕ ИЗДАНИЕ
В учебнике рассмотрены вопросы правового статуса судебных и правоохранительных органов Российской Федерации и правоприменительных органов зарубежных стран.
Особенности правового регулирования деятельности правоохранительных органов Российской Федерации представлены с учетом положений таких доктринально-концептуальных документов, как Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., Концепция общественной безопасности Российской Федерации и др.
Вопросы судоустройства в Российской Федерации рассмотрены с учетом последних изменений и дополнений, касающихся введения с сентября 2015 г. в Российской Федерации Кодекса административного судопроизводства. Для бакалавров и магистров, изучающих основы правоведения.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ОБЕСПЕЧЕНИЯ ПРАВ УЧАСТНИКОВ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА ПРИ ПРОИЗВОДСТВЕ СЛЕДСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
СЕРГЕЙ ВАЛЕРЬЕВИЧ ГУРДИН,
доцент кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Уточняются современные направления обеспечения прав участников уголовного процесса вообще и при производстве следственных действий в частности; освещаются проблемные вопросы, возникающие при этом. Автор подвергает анализу указанные выше проблемные вопросы и предлагает свое видение того, как их разрешить. Выводы, представленные в статье, основаны на всестороннем изучении позиций других ученых и действующем уголовно-процессуальном законодательстве.
Ключевые слова: обеспечение прав личности в уголовном процессе; следователь; обвиняемый; потерпевший; принуждение; специальные знания.
Abstract. Refines the modern trends to ensure the rights of participants in criminal proceedings in general and investigative actions in particular; highlights the problematic issues that arise in this case. The author analyzes the above-mentioned concerns and offers his vision of how to solve them. The findings presented in this article are based on a comprehensive study of the position of other scientists and current criminal procedure legislation.
Keywords: provision of individual rights in criminal proceedings; investigator; the defendant; the victim; compulsion; expertise.
Российская Федерация, является демократическим правовым государством, поэтому очень бережно относится к правам и свободам человека. Такое отношение соответствующим образом закреплено в ст. 2 основного закона страны — Конституцией РФ, где сказано, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства.
Совершенно ясно, что такое положение дел касается в особенности такой специфической сферы государственной деятельности как уголовно-процессуальная, так как при ее осуществлении права некоторых ее участников достаточно ощутимо за-
трагиваются, а в строго установленных законом случаях и вовсе ограничиваются.
Именно при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности в полной мере применяются меры государственного принуждения, производятся следственные действия, некоторые из которых в значительной степени затрагивают права человека, вовлеченного в орбиту уголовного судопроизводства в том или ином качестве, а также других граждан, чьи интересы затронуты совершенным преступлением.
Несомненно, что права участников уголовного процесса нуждаются в надлежащем их обеспечении, причем в соответствии с современными тре-
бованиями международных стандартов по осуществлению уголовного судопроизводства.
Очевидно, что процессуальный статус различных участников уголовного судопроизводства, несомненно, различается в зависимости от их заинтересованности в исходе дела. Соответственно этому дифференцируется степень непосредственного обеспечения их прав, в том числе и процессуального характера.
Совершенно понятно, что, прежде всего, следует обеспечить права таких участников уголовного процесса, которые имеют в деле личную заинтересованность в благополучном для них исходе производства по уголовному делу, — подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, гражданского истца и гражданского ответчика.
При этом в большей степени нуждаются в защите интересы лица, обвиняемого в совершении преступления, так как именно это лицо может быть ограничено в информации, находиться в местах временной изоляции от общества, ограничено в других своих, в том числе и конституционных правах.
Понятно, что такая позиция, в том числе и законодателя, вызывает не однозначную реакцию общественности, нет единого мнения по этому поводу и среди ученых-процессуалистов.
Такое положение дел, возможно, объяснить следующим. Поскольку в отношении обвиняемого существует реальная угроза подвергнуться наказанию со стороны государства, то именно в отношении обвиняемого с теоретической точки зрения возможно проявление факта наивысшей степени несправедливости из всех, которые могут иметь место в уголовном процессе, а именно постановление незаконного, необоснованного, несправедливого приговора суда. Таким образом, на месте осужденного за совершение виновного, противоправного, общественно опасного и наказуемого деяния — преступления оказывается невиновный в его совершении.
В свою очередь, потерпевший как гражданин, права которого нарушены преступлением, интересы которого государство в лице своих специально созданных правоохранительных органов не сумело уберечь от преступного посягательства, вправе ожидать от него действий, направленных на вос-
становление его нарушенных прав, включая возмещение причиненного преступлением вреда. При этом над потерпевшим, в отличие от обвиняемого, не нависает тех угроз, о которых было сказано выше.
Именно по этой причине законодатель вполне определенно закрепил в УПК РФ общие правила производства следственных действий, неуклонное соблюдение которых лицами, уполномоченными их производить, несомненно, приведет в конечном итоге к обеспечению в полном объеме прав участников уголовного процесса и, что немало важно получению полноценных доказательств по уголовному делу.
Вместе с тем, законодатель не ограничивается только лишь общими правилами производства следственных действий.
В случаях, когда речь заходит о следственных действиях, которые напрямую затрагивают, конституционные права участников уголовного процесса (осмотр жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц, обыск или выемка в жилище, выемка заложенной или сданной в ломбард вещи, выемка предметов и документов, содержащих государственную или иную охраняемую федеральным законом тайну, а также предметов и документов, содержащих информацию о вкладах и счетах граждан в банках и иных кредитных организациях, контроль и запись телефонных и иных переговоров, получение информации о соединениях между абонентами и (или) абонентскими устройствами) законодатель предусматривает более сложную, содержащую в себе очень серьезные процессуальные гарантии процедуру их производства весьма подробно изложенную в ст. 165 УПК РФ.
Действительно, основу уголовно-процессуальной деятельности на досудебных стадиях составляет производство следственных действий, большинство которых как было отмечено выше, связано с ограничением конституционных прав участников таких действий.
Отдавая себе отчет в этом, законодатель посредством детально урегулированной процедуры производства следственных действий стремится обеспечить права лиц участвующих в их производстве, в том числе и конституционные, ограничение которых возможно только на основании судебного ре-
шения, именно об этом, по сути, идет речь в ст. 165 УПК РФ.
При этом анализ УПК РФ и юридической ли-тературы1 позволяет выделить ряд мер способствующих обеспечению прав личности при их производстве. К ним в частности относятся следующие положения: производство следственных действий возможно только по конкретному уголовному делу, находящемуся в производстве специально уполномоченного на то должностного лица или органа; производство следственных действий должно быть направлено на получение новых знаний лишь о конкретном вполне определенном событии преступления; признание доказательств недопустимыми если они получены в результате производства следственных действий, произведенных с нарушениями требований уголовно-процессуального закона.
Глубокий анализ быстро развивающегося, уголовно-процессуального законодательства и существующих в юридической литературе мнений ученых-процессуалистов позволяет определить некоторые направления обеспечения прав участников уголовного процесса при производстве следственных действий и не только, которые сводятся:
а) к уточнению существующих и привнесению в закон новых прав отдельных участников уголовного процесса2;
б) к дифференциации процессуальной формы, в том числе и формированию отдельных видов процессуального производства по уголовному делу3;
в) обеспечению прав участников уголовного процесса при производстве следственных действий на уровне международных стандартов4;
г) совершенствованию основ процессуального контроля и надзора за производством следственных действий5;
д) повышению эффективности и дальнейшей разработке основ использования в процессе производства следственных действий специальных зна-ний6.
Еще одним направлением обеспечения прав участников уголовного процесса, бесспорно, является развитие законодательства, позволяющего устранить пробелы в правовом регулировании, а
также постепенное устранение правовых неопределенностей, неточностей в уже действующих нормах уголовно-процессуального законодательства, регламентирующего производство следственных действий.
Далее следует отметить, что должностные лица и органы, уполномоченные производить следственные действия, обязаны обеспечивать права их участников.
При этом под обеспечением прав участников уголовного процесса при производстве следственных действий понимается совокупность правовых средств и способов, определяющих цель конкретного следственного действия не противоречащую назначение уголовного процесса в целом, являющих собой единую, систему регламентации правового статуса того или иного участника следственного действия.
Говоря иначе, это формально определенное уголовно-процессуальным законодательством множество последовательно сменяющих друг друга процессуальных решений и действий, производимых специально уполномоченными на то должностными лицами и органами, осуществляющими уголовное судопроизводство, направленное на соблюдение, недопущение нарушения прав, а также, создание благоприятных условий, при которых участник производства того или иного следственного действия может беспрепятственно реализовывать, предусмотренные УПК РФ права и добросовестно исполнять свои обязанности.
Полагаем, что изложенные выше положения должны снизить риск не надлежащего обеспечения прав участников уголовного процесса при производстве следственных действий.
Литература
1. Алонцева Е.Ю. Полномочия следователя по производству следственных действий, выполняемых с разрешения суда: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006.
2. Гурдин С.В. Участие специалиста-кинолога на досудебных стадиях уголовного процесса: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001.
3. Гурдин С.В. Участие специалиста-кинолога на досудебных стадиях уголовного процесса: моно-
графия. М.: Академия управления МВД России, 2007.
4. Кондрат И.Н. Охрана прав участников уголовного процесса в досудебном производстве: международные стандарты и механизм реализации в Российской Федерации. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2014.
5. Химичева О.В. Концептуальные основы процессуального контроля и надзора на досудебных стадиях уголовного судопроизводства: дис. ... д-ра. юрид. наук. М., 2004.
1 См. например: Алонцева Е.Ю. Полномочия следователя по производству следственных действий, выполняемых с разреше-
ния суда: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2006.
2 Так в период с 2013 по март 2015 гг. законодатель существенно упрочил процессуальное положение потерпевшего, посредством внесения десяти изменений и дополнений в ст. 42 УПК РФ.
3 Введение в УПК Федеральным законом от 04.03.2013 № 23-ФЗ Главы 32.1. Дознание в сокращенной форме.
4 Кондрат И.Н. Охрана прав участников уголовного процесса в досудебном производстве: международные стандарты и механизм реализации в Российской Федерации. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2014.
5 Химичева О.В. Концептуальные основы процессуального контроля и надзора на досудебных стадиях уголовного судопроизводства: дис. ... д-ра. юрид. наук. М., 2004.
6 Гурдин С.В. Участие специалиста-кинолога на досудебных стадиях уголовного процесса: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001., Гурдин С.В. Участие специалиста-кинолога на досудебных стадиях уголовного процесса: монография. М.: Академия управления МВД России, 2007.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ГИПЕРТРОФИРОВАННОЕ
ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПРАВ ОБВИНЯЕМОГО — ФАКТОР ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ И УГРОЗА БЕЗОПАСНОСТИ ГОСУДАРСТВА
СЕРГЕЙ ВИКТОРОВИЧ ПЕТРАКОВ,
доцент кафедры предварительного расследования Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук, доцент, E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье рассматриваются причины приоритета прав обвиняемого. Делается вывод о влиянии международно-правовых актов на дестабилизацию отечественного уголовного судопроизводства.
Ключевые слова: обвиняемый, уголовный процесс, безопасность государства, назначение уголовного процесса.
Abstract. The article deals with the causes of the priority rights of the accused. The conclusion is that the international legal instruments to influence the destabilization of the national criminal proceedings.
Keywords: accused, criminal proceedings, state threat, purpose of criminal proceedings.
Нормативным назначением уголовного судопроизводства является как защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, так и защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Вместе с тем, уже традиционной, в научных кругах, стала критика современного уголовного процесса, как обеспечивающего права подозреваемого (обвиняемого) в ущерб иным социально значимым факторам. И.Г. Смирнова делает ввод, что «смещение приоритетов исключительно в сторону гарантированного обеспечения прав и свобод личности приводит к явному дисбалансу частных, общественных и государственных интересов, нуждающихся в синхронизации и охране»1. Смещение приоритетов, обусловлено, по мнению указанного автора, «положением государства на внешнеполитической арене, которое во многом определяется тем, какова степень гарантированности прав личности в государстве, что выступает своеобразным указателем политической состоятельности государства»2. Данный тезис во многом соответствует действительно, по сравнению с отдельными, достаточно идеалистическими, позициями представителей общей теории права3.
Импульс к смещению нормативно закрепляемых ценностей права в сторону прав и свобод личности по отношению к обществу и государству произошел во второй половине ХХ века, как одно из последствий итогов Второй Мировой войны4. Основной целью нормативного закрепления на международном уровне обеспечения естественных и иных прав, непосредственно связанных со свободной личностью, являлось предотвращение в будущем мировых войн и тотального пренебрежения к правам личности. Еще до международно-правового характера закрепления соблюдения прав личности, соответствующие положения нашли свое воплощение на внутригосударственном уровне, в том числе и в сфере уголовного судопроизводства. Так, в соответствии с УПК РСФСР 1922 и 1923 годов следователь не имел права домогаться показаний или сознания обвиняемого путем насилия, угроз и других подобных мер (ст. 139 и 136, соответственно).
Несмотря на предназначение международно-правовых норм, вышеуказанный импульс, как
представляется, на протяжении десятков лет задал тенденцию к деформации самой сути приоритета прав и свобод личности в правовом государстве. Ограничение прав и свобод личности государством стало рассматриваться как угроза нарушения естественных прав человека. Эти тенденции сразу же коснулись сферы уголовного судопроизводства, как одной из самых репрессивных по отношению к правам человека. Существенному принуждению со стороны государства подвергается подозреваемый (обвиняемый). В результате уже правоохранительные органы государства, специально созданные для защиты прав и свобод человека, в первую очередь — законопослушного, стали рассматриваться как агрессор по отношению к предполагаемому субъекту преступления. И это предположение сдвинуло в уголовном судопроизводстве приоритет прав и свобод личности в целом, в сторону субъекта преступного деяния.
На современном этапе сложилась ситуация когда государство защищает преступника, как потенциального, так и реального5 от самого себя в лице правоохранительных органов, реализующих его же (государства) правоохранительную функцию. В результате уголовный процесс как элемент механизма обеспечения государством собственной и общественной безопасности стал «выступать инструментом разрешения правовых конфликтов, создавать и обеспечивать правопорядок, в котором заинтересованы граждане, общество, государство»6. В научных исследованиях делался акцент на обеспечении безопасности как назначении уголовного процесса, но обеспечении безопасности, при этом, понималось узко, лишь «в смысле защищенности упорядоченного, справедливого и демократического порядка разрешения конфликтов по поводу совершенного преступления на основе равноправия граждан, защиту публичного характера самой возможности осуществлять уголовное судопроизводство»7.
Как бы ни идеалистичны были приведенные в статье позиции теоретиков права о назначении государства к правам и свободам каждой отдельно взятой личности, правоприменительная деятельность уголовного судопроизводства активно стремится к идеалу, но в большей части применительно к субъекту преступления. Нормативно закрепляемое эталонное поведение правоохранительных
органов по отношению к указанному субъекту стороны защиты, на практике искажается и приобретает крайние формы воплощения8. Как понимаем закон (эталонное закрепление правового положения личности), не требует совершения подобных действий. В итоге мы имеем, что закон один, а практика его применения в регионах разная. Практически сложно и как представляется невозможно установить, как на местах на территории всей России искажается достижение приоритета прав личности по отношению к интересам общества и государства.
В большей части уже не норма, а излишне широкое усмотрение правоприменителя приводит к дисбалансу интересов личности, общества и государства. Как представляется, причина тому, страх руководителей правоохранительных органов, включая прокуратуру, что совершаемые действия не достаточно полно обеспечат соблюдение прав подозреваемого (обвиняемого), что в дальнейшем может привести к оправданию подсудимого, изменении квалификации или возвращению уголовного дела, с последующей возможной реабилитацией лица со всеми вытекающими последствиями или наложением дисциплинарных взысканий на руководителей указанных органов. Возможность множественного обжалования судебных решений со стороны подсудимого может порождать уже неуверенность судьи в правильности принимаемого им решения в части обеспеченности прав указанного субъекта стороны защиты. Судьи, как мы знаем, так же не свободы от дисциплинарного воздействия в связи с отменой выносимых ими актов.
Но это лишь внутригосударственные причины искажения предназначения уголовного процесса. Если же рассматривать обозначенную в статье проблематику шире, то можно установить, что периодические импульсы, порождающие внутригосударственные причины, поступают из области международно-правовых отношений, одну из ключевых позиций в которых занимают решения Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ), так сказать, первопричина. Изучение публикаций о решениях ЕСПЧ, принятых против России, приводит к выводу, что указанный Суд может признать те или иные положения национального уголовно-про-
цессуального законодательства не соответствующим Конвенции о защите прав человека и основных свобод9. Естественно, что решения ЕСПЧ по уголовным делам принятые против России единичны в рамках всей страны, но даже это может дестабилизировать деятельность всех органов правоохранительных органов государства10. При этом стоит учитывать, что заявителями, как правило, выступают субъекты преступления.
Как представляется заданный на международно-правовом уровне вектор приоритетного обеспечения прав и свобод личности, породил жалобы стороны защиты в ЕСПЧ о нарушенных национальным законодательством прав обвиняемых в сфере уголовно-правовых отношений. Исходя из непредсказуемости позиции ЕСПЧ относительно несоответствия внутригосударственного уголовно-процессуального законодательства положениям Конвенции о защите прав человека и основных свобод, и суд, и прокуратура и органы предварительного расследования, вынуждены обеспечивать права обвиняемого, в ущерб правам, как иных физических лиц, так и общества, в целом. Кроме того, скрупулезность обеспечения прав обвиняемого, как наиболее слабой стороны дела в правоотношениях с правоохранительными органами, на нормативном и правоприменительном уровнях внутри самого государства, может так же ущемлять законные интересы общества и государства и дестабилизировать саму правоохранительную деятельность. Гипертрофированное понимание приоритета прав личности на большом промежутке времени, может стать внутренней угрозой безопасности самого государства, выражающейся в неспособности правоохранительных органов эффективно противостоять преступности.
Литература
1. Исаев М.А., Курицын С.Я., Воробьев В.П. Болезни государства. Диагностика патологий системы государственного управления и права. М.: Изд-во МГИМО, 2009. 471 с. // Государство и право. 2010. № 3.
2. Карамышева О.В. Позиции ЕСПЧ по вопросам сроков судопроизводства и нарушения права на защиту: практика 2010—2011 годов // Уголовный процесс. 2012. № 3.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
3. Карамышева О.В. Нарушение прав человека при производстве по уголовным делам, выявленные ЕСПЧ в 2011—2012 годах // Уголовный процесс. 2012. № 11.
4. Козявин А.А. Социальное назначение и функции уголовного судопроизводства: Дис. ... к-та юрид. наук. Курск, 2006.
5. Кононов И.С. Защита неприкосновенности жилища при проведении обыска: рекомендации ЕСПЧ // Уголовный процесс. 2012. № 5.
6. Марченко М.Н. Правовое государство и гражданское общество (теоретико-правовое исследование). Учебное пособие. М.: «Проспект», 2015.
7. Смирнова И.Г. Социальная ценность российского уголовного судопроизводства: Автореф. ... дис. д-ра юрид. наук. Томск, 2006.
8. Трубникова Т.В. Право обвиняемого допрашивать на показывающих против него свидетелей: подходы ЕСПЧ // Уголовный процесс. 2014. № 3.
1 Смирнова И.Г. Социальная ценность российского уголовного судопроизводства: Автореф... дис. д-ра юрид. наук. Томск, 2006. С. 22.
2 Смирнова И.Г. Указ. соч. С. 24—25.
3 Марченко М.Н. указывает на приоритете прав и свобод человека (или, более узко, гражданина), как на одном из сущностных аспектов правового государства, которые становятся в конечном счете основной целью его существования, ибо неотчуждаемые (естественные) права человека объявляются абсолютной гуманистической ценностью. См.: Марченко М.Н. Правовое государство и гражданское общество (теоретико-правовое исследование). Учебное пособие. М.: «Проспект», 2015. С. 328. Куриц С.Я. и Воробьев В.П. утверждают, что «целеполагание эталонной системы государственного управления состоит в низведении государственной власти к роли civil servants, обслуживанию потребностей и желаний граждан и жителей государства на основе создания оптимальных условий для наиболее полной реализации их человеческого потенциала», выдвигая в качестве аргумента «не человек — для государства, а государство — для человека». См.: Исаев М.А., Курицын С.Я., Воробьев В.П. Болезни государства. Диагностика патологий системы государственного управления и права. М.: Изд-во МГИМО, 2009. 471 с. // Государство и право. 2010. № 3. С. 122—123.
4 Так, Генеральная Ассамблея ООН в преамбуле к Всеобщей декларации прав человека, указала, что признание равных и неотъемлемых прав всех членов человеческой семьи является основой свободы, справедливости и всеобщего мира, права человека должны охраняться властью закона, так как пренебрежение и презрение этих прав привели к варварским актам. Провозглашая Всеобщую декларацию прав человека, Генеральная Ассамблея ООН в качестве задачи ставила обеспечение всеобщего и эффективного признания и осуществления провозглашенных в ней прав, путем национальных и международных прогрессивных мероприятий. В преамбуле Конвенции о защите прав человека и основных свобод, достаточно четко излагается, что
подписавшие Конвенцию Правительства, считают, что одним из средств достижения цели Совета Европы — достижение большего единства между членами Совета, является защита и развитие прав человека и основных свобод. Также указывается, что члены Совета подтверждают, что приверженность основным свободам является основой справедливости и всеобщего мира, а соблюдение свобод обеспечивается подлинным демократическим политическим режимом и всеобщим пониманием, и соблюдением прав человек.
5 Даже осужденному государство должно создавать условия для отбывания наказания в условиях, которые отсутствуют у значительной части потерпевших (Прим. авт.).
6 Смирнова И.Г. Указ. соч. С. 18.
7 Козявин А.А. Социальное назначение и функции уголовного судопроизводства: Дис. ... к-та юрид. наук. Курск, 2006. С. 205.
8 Так, например, в ходе опроса сотрудников следственных подразделений г. Санкт-Петербурга, автор получил данные о том, что в отношении всех лиц, сбывающих наркотические средства или психотропные вещества и состоящих на учете у нарколога, в обязательном порядке назначается судебная наркологическая экспертиза. Если эксперт признает лицо зависимым от указанных средств или веществ, то обязательно назначается судебная психиатрическая экспертиза по поводу того, мог ли субъект осознавать свои действия или руководить ими. Прокуратура отдельного района стала требовать от органов предварительного расследования получения судебного решения на осмотр мобильного телефона, поскольку усмотрела в таком осмотре ограничение конституционного права на тайну переписки.
9 Так, например, констатировав причину длительности сроков производства активными действиями самого обвиняемого, ЕСПЧ указал, что данному лицу «не может быть поставлено в вину, что он в полном объеме использовал предоставленные национальным законодательством возможности для защиты своих интересов». См.: Карамышева О.В. Позиции ЕСПЧ по вопросам сроков судопроизводства и нарушения права на защиту: практика 2010-2011 годов // Уголовный процесс. 2012. № 3. С. 58—65; Также ЕСПЧ посчитал, «что основной причиной перенаселенности следственных изоляторов является чрезмерно частое использование в России заключения под стражу в качестве меры пресечения и чрезмерная длительность содержания под стражей». См.: Карамышева О.В. Нарушение прав человека при производстве по уголовным делам, выявленные ЕСПЧ в 2011—2012 годах // Уголовный процесс. 2012. № 11. С. 60—69; Кроме того ЕСПЧ толковал понятие «жилище» шире, чем это предусмотрено в отечественном законодательстве со всеми вытекающими последствиями для решений и действий правоохранительных органов; См.: Кононов И.С. Защита неприкосновенности жилища при проведении обыска: рекомендации ЕСПЧ // Уголовный процесс. 2012. № 5. С. 53—55; В ряде решений констатировалось, что «Россией было допущено нарушение ст. 6 Конвенции в результате необеспечения права обвиняемого на допрос показывающих против него свидетелей». См.: Трубникова Т.В. Право обвиняемого допрашивать на показывающих против него свидетелей: подходы ЕСПЧ // Уголовный процесс. 2014. № 3. С. 36—45; По мнению ЕСПЧ сторона обвинения должна доказывать на отсутствие провокации при осуществлении оперативно-розыскных мероприятий. См.: Карамышева О.В. Позиции ЕСПЧ по вопросам ареста и ОРД: практика 2013 года // Уголовный процесс. 2014. № 3. С. 14—23.
10 Так, например, в 2013 г. ЕСПЧ в 28 своих постановлениях констатировал незаконное продление срока содержания под стражей, в 12 — длительность содержания под стражей, в 16 — длительность рассмотрения судом вопроса правомерности заключения под стражу, в 13 — несправедливость судебного разбирательства. См.: Карамышева О.В. Позиции ЕСПЧ по вопросам ареста и ОРД: практика 2013 года // Уголовный процесс. 2014. № 3. С. 14—23.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
К ВОПРОСУ О КОРРЕКТИРОВКЕ ПРИНЦИПА ПРЕЗУМПЦИИ НЕВИНОВНОСТИ
ГАЛИНА ПЕТРОВНА ХИМИЧЕВА,
профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики Московского педагогического государственного университета,
доктор юридических наук, профессор, Заслуженный юрист Российской Федерации
E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Презумпция невиновности в уголовном судопроизводстве должна распространять действие не только на обвиняемого и подозреваемого, но и любое иное лицо, изобличаемое в совершении преступления.
Ключевые слова: презумпция невиновности, обвиняемый, подозреваемый, лицо, изобличаемое в совершении преступления.
Abstract. The presumption of innocence in criminal proceedings must extend not only to the accused and the suspect, but also any other person, expose a crime.
Keywords: the presumption of innocence, the accused, the suspect, person exposed a crime.
Принципы уголовного судопроизводства не случайно закреплены не только в уголовно-процессуальном законодательстве, но и на конституционном уровне. Конституция Российской Федерации для всех направлений государственной деятельности имеет определяющее значение, поскольку устанавливает основы конституционного строя Российской Федерации, основные права и свободы человека и гражданина, которые не могут быть изменены иначе как в порядке, установленном Конституцией Российской Федерации (ч. 1 ст. 16, ст. 64). Незыблемость положений Основного закона не случайна и служит гарантией стабильности правовой системы государства, и даже в случаях объективной необходимости внесения изменений в конституционные предписания к их реализации следует относиться крайне осторожно. Вот почему несмотря на широкомасштабную судебно-правовую реформу, поправки к главе 2 УПК РФ, регламентирующей принципы уголовного судопроизводства, вносятся не с той интенсивностью, как в иные разделы уголовно-процессуального закона.
Для уголовно-процессуального права Конституция Российской Федерации — основной источник, определяющий принципы уголовного судопроизводства, важнейшие уголовно-процессуальные институ-
ты, формирующий основы процессуального положения участников уголовного процесса. В связи с этим наличие пробелов и неточностей в конституционных нормах, несоответствие им предписаний норм уголовно-процессуального законодательства во многом препятствует реализации полномочий и прав участников уголовного процесса, исполнению ими процессуальных обязанностей. Отмеченное обстоятельство имеет значение и для органов и должностных лиц, на которые возложено осуществление уголовно-процессуальной деятельности, и для лиц, участвующих в ней в том или ином процессуальном статусе.
Важнейшим конституционным положением, определяющим правовое положение обвиняемого, подозреваемого в уголовном судопроизводстве, выступает презумпция невиновности. Долгое время этот важнейший принцип не получал признания в уголовном процессе, он не был предусмотрен ни в процессуальном законодательстве, ни в Основном законе. В результате процессуальное положение обвиняемого оказалось ущербным и даже закрепленные права не всегда возможно было использовать должным образом.
Презумпция невиновности на протяжении долгих лет вызывала научные дискуссии как в части ее
места в правовой системе, так и содержания, границ реализации и правовых следствий. В результате в нормативных актах нашли закрепления весьма различные формулировки этого правового положения. В первую очередь это касается определения субъекта, на которого распространяется презумпция невиновности.
Уголовно-процессуальный закон, закрепляя принцип презумпции невиновности, прежде всего, продублировал предписание ст. 49 Конституции Российской Федерации, согласно которому обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном УПК РФ порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда (ч. 1 ст. 14 УПК РФ). Обратим внимание, что в этих нормах речь идет об обвиняемом. В то же время ч. 2 ст. 14 УПК РФ указывает на отсутствие обязанности не только обвиняемого, но и подозреваемого доказывать свою невиновность, предусмотрев, что «бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения». Таким образом, правило о презумпции невиновности в уголовном судопроизводстве сформулировано гораздо шире соответствующего конституционного положения и распространяется не только на обвиняемого, но и на подозреваемого.
Процессуальный статусы подозреваемого и обвиняемого (ст. 46, 47 УПК РФ) не идентичны, обладают существенной спецификой; как известно, лицо, поставленное в процессуальное положение подозреваемого, может так и не стать обвиняемым по данному уголовному делу, а потому действие презумпции невиновности в отношении обоих субъектов чрезвычайно важно для уголовного судопроизводства.
Вместе с тем, если исходить из ст. 49 Конституции Российской Федерации и ч. 1 ст. 14 УПК РФ, то принцип презумпции невиновности распространяет свое действие исключительно на обвиняемого. Уголовно-процессуальное понятие «обвиняемого» зафиксировано в ч. 1 ст. 47 УПК РФ: это лицо, в отношении которого вынесено постановление о привлечении его в качестве обвиняемого, вынесен обвинительный акт или составлено обвинительное постановление. Следовательно, обвиняемым считается участник уголовного процесса, в отношении
которого стороной обвинения собраны доказательства, изобличающие его в совершении преступления, и в процессуальном документе — постановлении — сформулировано обвинение.
Однако справедливо ли, что подозреваемый не включен в сферу действия презумпции невиновности, основного принципа, определяющего правовое положение лица, изобличаемого в совершении преступления?
Кто же такой подозреваемый? Исходя из ч. 1 ст. 46 УПК РФ, это лицо, в отношении которого возбуждено уголовное дело, задержанное, к которому применена мера пресечения до предъявления обвинения, либо уведомленное о подозрении. Вместе с тем, нельзя забывать, что фактически в уголовном судопроизводстве к категории подозреваемых относится гораздо более широкий круг лиц. Так, ст. 46 УПК РФ не называет к качестве подозреваемого лицо, в отношении которого указанные процессуальные решения не вынесены, но проводятся следственные и иные процессуальные действия по изобличению его в совершении преступления. На практике распространены ситуации, когда следователь часто до последнего момента производства по уголовному делу не ставит лицо в процессуальное положение подозреваемого, обвиняемого, чтобы не допустить противодействия расследованию с его стороны или со стороны его защитника. Лицо фигурирует в качестве свидетеля или вовсе не обладает каким-либо процессуальным статусом, хотя в отношении него фактически осуществляется уголовное преследование. Процессуальный документ, на основании которого лицо приобретает статус обвиняемого и получает возможность использовать соответствующие права, выносится лишь на заключительном этапе расследования, когда все материалы об обстоятельствах совершения преступления собраны, получены доказательства, подтверждающие виновность лица в его совершении.
По этому поводу Конституционным Судом Российской Федерации еще в 2000 г. была сформулирована четкая правовая позиция о том, что «факт уголовного преследования и, следовательно, направленная против конкретного лица обвинительная деятельность могут подтверждаться не только актом о возбуждении в отношении данного лица уголовного дела, но и проведением в отношении
него следственных действий (обыска, опознания, допроса и др.) и иными мерами, предпринимаемыми в целях его изобличения; выявлением фактов и обстоятельств, уличающих лицо, в отношении которого ведется уголовное преследование или свидетельствующих о наличии подозрений против него (в частности, разъяснением в соответствии с ч. 1 ст. 51 Конституции Российской Федерации права не давать показаний против себя самого)»1.
Неслучайно поэтому уголовно-процессуальный закон все же защищает лиц, формально не являющихся подозреваемыми или обвиняемыми, но в отношении которых фактически осуществляется уголовное преследование: ч. 3 ст. 49 УПК РФ допускает защитника к участию в уголовном деле с момента начала осуществления иных мер процессуального принуждения или иных действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении преступления, с момента объявления лицу, подозреваемому в совершении преступления, постановления о назначении судебно-психиатри-ческой экспертизы, а также с момента начала осуществления процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении.
Нужно в связи с этим констатировать, что сформулированное в ч. 1 ст. 46 УПК РФ понятие подозреваемого постепенно «размывается». В настоящее время в уголовном судопроизводстве действуют, помимо подозреваемого, также и иные изобличаемые в совершении преступления участники: «лицо, подозреваемое в совершении преступления», «лицо, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении». Но каков процессуальный статус этих лиц? В уголовно-процессуальном законе о правовом положении «лица, подозреваемого в совершении преступления», и «лица, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении» четко не говорится, хотя очевидно, что положения т. 46 УПК РФ на них не распространяются. И далее, возникает вопрос: распространяется ли презумпция невиновности на таких лиц?
Полагаем, презумпция невиновности, как конституционное предписание и как принцип уголовного судопроизводства, должно применяться не только в отношении обвиняемого и подозреваемого в рамках понятий, определенных в ст. 46 и 47 УПК
РФ, но и на всякое лицо, невиновность которого ставится под сомнение.
Такая точка зрения достаточно распространена в процессуальной науке. В частности, есть мнение о необходимости включения подозреваемого в конституционную формулу презумпции невиновно-сти2; другие авторы полагают, что презумпция невиновности должна распространяться вообще на всех лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, и ее действие не следует ограничивать конкретными процессуальными фигурами3.
Необходимость формирования общеправового положения о презумпции невиновности вызвана тем, что презумпция невиновности закреплена не только в УПК РФ, но и в ряде других отраслевых нормативных правовых актов. Так, в Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях в ст. 1.5. под названием «Презумпция невиновности» определено следующее: «Лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, считается невиновным, пока его вина не будет доказана в порядке, предусмотренном настоящим Кодексом, и установлена вступившим в законную силу поста-давлением судьи, органа, должностного лица, рассмотревших дело». В Налоговом кодексе Российской Федерации также закреплено, что «лицо считается невиновным в совершении налогового правонарушения, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке» (ч. 6 ст. 108). Очевидно, эти предписания не вполне вписываются в существующую редакцию конституционного правила о презумпции невиновности.
В силу общеправового характера Конституции Российской Федерации сфера применения рассматриваемого правового положения не должна ограничиваться лишь уголовным судопроизводством; презумпция невиновности должна действовать в отношении не только обвиняемого или подозреваемого, но и каждого лица, изобличаемого в совершении преступления или иного правонарушения.
Литература
1. Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. № 11-П по делу о проверке конституционности положений части 1 статьи 47 и части 2 статьи 51 УПК РСФСР в
связи с жалобой гражданина В.И. Маслова // СЗ РФ. 2000. № 27. Ст. 2882.
2. Химичева О.В., Химичева Г.П. О совершенствовании принципов уголовного судопроизводства // Актуальные проблемы российского права. 2014. № 4 (41). С. 625—630.
3. Петрухин И.Л. Презумпция невиновности — конституционный принцип советского уголовного процесса // Сов. государство и право. 1978. № 12.
4. Касумов Ч.С. Презумпция невиновности в советском праве. Баку, 1984.
5. Гуляев А.П. Социально-политический аспект презумпции невиновности // Сов. государство и право. 1988. № 4.
6. Либус И.А. Презумпция невиновности в советском уголовном процессе. Ташкент: Узбекистан, 1981. С. 58.
1 См.: Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. № 11-П по делу о проверке конституционности положений ч. 1 ст. 47 и ч. 2 ст. 51 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина В. И. Маслова // Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 27. Ст. 2882.
2 См., напр.: Петрухин И.Л. Презумпция невиновности - конституционный принцип советского уголовного процесса // Советское государство и право. 1978. № 12. С. 18; Касумов Ч.С. Презумпция невиновности в советском праве. Баку, 1984. С. 20.
3 См., напр.: Гуляев А.П. Социально-политический аспект презумпции невиновности // Советское государство и право. 1988. № 4. С. 30; Либус И.А. Презумпция невиновности в советском уголовном процессе. Ташкент: Издательство «Узбекистан», 1981. С. 58.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
УГОЛОВНОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО: СОСТОЯНИЕ И ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ
ЛЮДМИЛА МИЛЬТОНОВНА ВОЛОДИНА,
профессор кафедры уголовно-процессуального права Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА), доктор юридических наук, профессор
E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Действующий уголовно-процессуальный закон представляет собой конгломерат разрозненных идей, представленных не всегда продуманными решениями законодателя. Современное состояние уголовного судопроизводства требует разработки концепции уголовно-процессуального закона. Необходимо уточнение назначения уголовного судопроизводства, концептуальное решение вопросов обеспечения прав потерпевшего, изменения статуса прокурора, устранения противоречий в регламентации возбуждения уголовного дела.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, концепция, уголовная политика, назначение уголовного судопроизводства, принципы.
Abstract. The current criminal procedural law stands as an aggregation of disconnected ideas represented by the decisions of a legislator that are not always circumspect. The current condition of criminal procedure requires the development of the conception of criminal procedural law. It is necessary to specify the assignment of the criminal procedure. The conceptual settlement of the issues of ensuring the rights of a complainant, the change in the status of the prosecutor and removement of the contradictions in regulation of initiation of the criminal case are needed as well.
Keywords: criminal procedure, conception, criminal policy, assignment, principles, prosecutor.
Еще до введения в действие УПК РФ, наряду с позитивной оценкой нового уголовно-процессуального закона, все более нарастала волна крити-
ческих высказываний. Критике подвергался общий подход к определению назначения уголовного судопроизводства и отказ от закрепления его задач,
критически был воспринят отказ от принципов публичности, независимости суда, гласности, всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств уголовного дела, равенства всех перед законом и судом. Неоднозначное восприятие принципа состязательности было связано прежде всего с отказом от принципов публичности и всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств уголовного дела. Не поддавалась пониманию идея законодателя об обязательности дачи согласия прокурором на возбуждение каждого уголовного дела. Критическому обсуждению подвергались и другие вопросы регламентации стадии возбуждения уголовного дела. Вызвало волну очередной дискуссии внедрение института принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением. Не до конца последовательно решались вопросы обеспечения прав потерпевшего и возмещения причиненного ему вреда.
Изменения уголовно-процессуального закона начались до введения его в действие и продолжаются до сих пор: в общей сложности принято более 200 Федеральных законов, направленных на его изменения и дополнения. Ныне действующий уголовно-процессуальный закон представляет собой конгломерат разрозненных идей, представленных не всегда продуманными, страдающими непоследовательностью решениями законодателя. Спонтанность изменений закона нередко приводит к их последующему пересмотру и новому изменению или к частичному возврату к старому варианту. Примером тому служат «метания» законодателя в регламентации статуса прокурора, регламентации стадии возбуждения уголовного дела. Объяснение этой непоследовательности, как представляется, лежит в отсутствии глубоко продуманной концепции уголовного судопроизводства, которое, в свою очередь, объясняется отсутствием концепции единой уголовной политики.
Уголовный процесс — особый вид деятельности, отражающий как в зеркале соответствующую эпоху. Уголовному судопроизводству отведена роль соответствующего эпохе инструментария, призванного воплощать в жизнь волю власти: будь то первые установления на уровне примитивных представлений о справедливости разрешения тяжбы, будь то современная правовая регламентация, направленная на обеспечение доступа каждого к справедливому
правосудию. Человеческое общество в силу своего существования так или иначе вынуждено было решать вопросы, связанные с защитой прав и законных интересов потерпевшего, вопросы, касающиеся преступления и, соответственно, ответственности и наказания виновного. И уголовно-процессуальное право призвано упорядочить этот особый вид государственной деятельности, сопряженной с раскрытием преступления, установлением виновного в его совершении, применением к нему наказания и восстановлением нарушенных прав потерпевшего.
В ходе дискуссий уже достаточно давно высказывается мнение о необходимости принятия нового УПК РФ взамен действующего «лоскутного» уголовно-процессуального закона. Однако принятию нового закона, как представляется, должно предшествовать, во-первых, обсуждение широкой юридической общественностью единой концепции уголовной политики. Во-вторых, необходима разработка концепции собственно уголовно-процессуального закона, которая должна осуществляться также при участии широкого юридического сообщества страны. Разработка концепции уголовно-процессуального закона требует прежде всего четкой формулировки назначения уголовного судопроизводства и продуманности системы принципов уголовного судопроизводства: она должна быть подвергнута серьезному анализу и переосмыслению с точки зрения критериев, предъявляемых к ней с позиций общечеловеческих ценностей и традиций российского права.
Говоря о назначении уголовного судопроизводства нельзя забывать, что уголовный процесс рожден потребностью защиты общества от явлений преступного характера: назначение уголовного судопроизводства по сути своей есть ничто иное, как цель уголовно-процессуальной деятельности, направленная на обеспечение защиты физических и юридических лиц, общества и собственно государства. Трудно объяснить непоследовательность позиции законодателя и понять его отказ от защиты интересов общества: любое преступление есть общественно-опасное деяние, государство обязано защищать от преступных посягательств и человека, и общество в целом. Потребность в регламентации конкретных общественных отношений возникает в социуме в ходе их развития и, являясь побудительной силой развития этих отношений, реализуется в праве. Назначением
(целью) уголовного судопроизводства прежде всего является защита прав потерпевших (физических и юридических лиц), защита интересов общества и государства от преступления и его последствий. Вместе с тем, общая конструкция назначения уголовного судопроизводства должна быть подкреплена действенным обеспечительным механизмом, гарантирующим достижение цели защиты прав потерпевшего. В этой связи необходимо обратиться к не раз высказываемой идее разработки и внедрения в закон института гражданского иска в уголовном процессе.
Справедливость как свойство уголовного судопроизводства, заложенное в его смысл и содержание, упоминается в ст. 6 УПК РФ лишь в соотношении с назначением наказания. Но понятие справедливости имеет более широкое смысловое значение: совершенно очевидно, справедливость правосудия — не прерогатива обвиняемого, справедливость судебного решения прежде всего (должна быть!) направлена на защиту прав потерпевшего в силу того, что государство не сумело обеспечить его безопасность. Справедливость как всеобщее требование должно распространяться в целом и на уголовно-процессуальные процедуры.
В УПК следует четко закрепить и задачи уголовного судопроизводства. Цели и задачи уголовного судопроизводства, безусловно, взаимосвязаны: решение конкретных задач, возложенных на правоохранительные органы и суд (а они различны в силу специфики функций, возлагаемых и осуществляемых ими), выступают в заданном отношении средством достижения цели.
Анализируя существующие определения принципов уголовного судопроизводства, в которых говорится о том, что принципы отражают его сущность, следует обратить внимание на некоторое смещение установок. Конечно, принципы как основные правовые начала не могут не отражать сущности и содержания уголовного процесса, однако было бы точнее говорить о том, что принципы не только и не столько «отражатели» этого вида деятельности, — они более значимы по своему содержанию, они несут на себе груз определяющих начал уголовно-процессуальной деятельности. Конечно, они характеризуют исторический тип уголовного процесса, характеризуют уровень защиты прав и свобод человека, как носители современной эпохи и определенного этапа раз-
вития общественных отношений. И все же принципы — квинтэссенция уголовного судопроизводства: они не только выражают его природу, они формируют ее. Правовые конструкции систем принципов вырастают из общественно-социальных потребностей времени, с другой стороны, конструкция системы — субъективная воля законодателя. Безусловным ориентиром в данном направлении работы служит содержание Конституции Российской Федерации, а потому основой системы принципов должны быть все положения Конституции, отражающие требования международно-правовых стандартов, относящиеся своим содержанием к обеспечению прав и свобод человека и гражданина, которые подвержены возможности их ограничения в силу специфики уголовно-процессуальной деятельности. В связи со сказанным было бы целесообразно, на наш взгляд, выделить в УПК названную группу норм в разделе (главе) «Конституционные основы уголовного судопроизводства», включая в том числе «забытые» законодателем принцип свободы доступа к правосудию (право каждого на справедливую судебную защиту), принцип гласности уголовного судопроизводства (а не общее условие судебного разбирательства), действующий равным образом на всех этапах движения уголовного дела, принцип равенства всех перед законом и судом1.
С другой стороны, любая отрасль права, регламентирующая особый круг общественных отношений, имеет собственное содержание, опирающееся на основополагающие начала, определяющие специфику данной отрасли, служащие вектором деятельности. Эти начала могли бы быть выделены в самостоятельный подраздел отраслевых норм-принципов, формирующих, определяющих и обеспечивающих ответственность властных субъектов уголовного процесса за надлежащее исполнение обязанностей в ходе производства по уголовному делу. К таковым следовало бы отнести: принцип публичности, всесторонность, полноту и объективность исследования обстоятельств уголовного дела, свободу оценки доказательств, язык уголовного судопроизводства, свободу обжалования действий и решений органов и должностных лиц, осуществляющих производство по уголовному делу.
В пылу реформирования статуса прокурора, его полномочия законодатель «урезал» до минимума,
но, опомнившись, начал кое-что из них возвращать... Проблема статуса прокурора заключается прежде всего в необходимости возвращения ему основного полномочия — возбуждать уголовное преследование. В Рекомендациях Комитета министров Совета Европы от 6 октября 2000 г. N R (2000) 19 утверждается: прокуроры как представители государственной власти во всех системах уголовного правосудия решают вопрос о возбуждении или продолжении уголовного преследования. «Око государево» должно быть зрячим, а полномочия прокурора — действенными.
В рамках разработки концепции должны быть устранены противоречия и решены проблемы ста-
дии возбуждения уголовного дела в части приема и регистрации первичной информации о совершенном (готовящемся) преступлении, предоставления прокурору дополнительных полномочий, дающих возможность оперативно реагировать на допущенные на этой стадии нарушения закона, должны быть конструктивно решены проблемы формирования доказательственной базы для принятия решения о начале производства по делу.
1 См. более подробно: Володина Л.М., Володина А.Н. Уголовное судопроизводство: право на справедливую и гласную судебную защиту. М.: Изд. «Юрлитинформ». 2010.
УДК 34 ББК 67
МИФЫ И ПРЕДУБЕЖДЕНИЯ В ОСНОВЕ ОРГАНИЗАЦИИ РАССЛЕДОВАНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПО УПК РОССИИ
АЛЕКСАНДР ФОМИЧ ВОЛЫНСКИЙ,
профессор кафедры криминалистики Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя доктор юридических наук, профессор, Заслуженный деятель науки РФ
Сиайоп-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье автор рассматривает мифы и предубеждения, лежащие в основе организации расследования преступлений по УПК России. Автор полагает, что мифы и предубеждения прошлого повлияли на настоящее и предопределяют будущее.
Ключевые слова: организация раскрытия и расследования преступлений, следователь, взаимодействие, судебная экспертиза.
Abstract. In this article the author examines the myths and prejudices that underlie the organization of the investigation of crimes under the Criminal Procedure Code of Russia. The author believes that the myths and prejudices of the past influence the present and determine the future.
Keywords: organization of detection and investigation of crimes, investigator, interaction, forensics.
Анализ исторического опыта формирования системы современного отечественного судопроизводства, а соответственно, теории и практики раскрытия и расследования преступлений, свидетельствует о том, что за прошедшие 15 лет, как был принят действующий УПК РФ, по данным некоторых ученых, в него внесено не то две, не то две с половиной тысячи поправок, что само по себе свидетельствует о
несовершенстве не только отдельных предписаний этого основополагающего для организации раскрытия и расследования преступлений Закона, но и в целом его концепции1.
Еще при подготовке проекта УПК РФ в дискуссиях о его концепции активно эксплуатировались два, по существу взаимоисключающих мифа: а) о традициях отечественного (читай советского)
уголовно-процессуального законодательства и необходимости их сохранения; б) о важности заимствования многовекового опыта борьбы с рыночной преступностью в странах западной Европы и США. В конечном итоге, как там у них, в нашем УПК были обозначены принципы уголовного судопроизводства, позаимствованы подходы к его демократизации, гуманизации, но оставлена без изменений (какой была в УПК РСФСР) система доказательств и средств доказывания, то что как раз и определяет возможности правоохранительных органов раскрывать и расследовать преступления. Более того, под влиянием мифов несколько иного порядка и при старании адвокатского лобби эта система оказалась еще более извращенной.
По существу мы имеем один из классических примеров, когда мифы и предубеждения прошлого повлияли на настоящее и предопределяют будущее2.
Не без связи с этими обстоятельствами само понятие организации раскрытия и расследования преступлений в нашей криминалистической и уголовно-процессуальной литературе представляется теоретико-философски с акцентом на деятельность следователя, без учета реалий следственной практики. Некоторые ученые определяют ее как «рациональный выбор расстановки и приложения сил, орудий и средств»3. Другие утверждают, что это процесс «создания умственной модели предстоящей и осуществляемой деятельности»4 или «процессуальное руководство следователя ходом расследования и его участниками»5.
Между тем такую характеристику организации раскрытия и расследования преступлений, по нашему мнению, следует давать, исходя из научно осмысленного, методологически выверенного определения «организации» в энциклопедических изданиях, где она представляется как «внутренняя упорядоченность, согласованность взаимодействия более или менее дифференцированных и автономных частей целого, обусловленного его строением»6. При этом очевидно, что применительно к организации раскрытия и расследования преступлений как «целого» в качестве «автономных частей» выступают такие виды деятельности, как процессуальная, оперативно-розыскная, технико-криминалистическая, судебно-экспертная, а в
определенной мере — административная. В этом же перечне следует обозначить деятельность органов, осуществляющих функции надзора и контроля за предварительным следствием. Объединяет эти виды деятельности конечная цель — раскрытие и расследование преступлений, поэтому взаимодействие осуществляющих их служб, аппаратов учреждений представляется как основа организации в целом'.
Такое понимание организации раскрытия и расследования преступлений неизбежно ведет к выводу, что ее совершенствование, с учетом современных вызовов преступности, по существу «мегана-учная проблема». В рамках любой отдельно взятой науки уголовно-правового цикла, в том числе криминалистики, она нерешаема. Предметами таких наук как известно, определяются рамки их исследований, линии их разграничения, что важно для их самоопределения и самоутверждения в системе себе подобных, для совершенствования присущих им методов, средств и форм деятельности. Но организация раскрытия и расследования преступлений, как целое, характеризуется своим, общим для названных наук предметом деятельности и, соответственно, присущими ему комплексными, межнаучными проблемами, несомненно более сложными (по сравнению с узкопредметными), а вместе с тем чрезвычайно актуальными, по сути своей прорывными.
Нам всем необходимо осознать, что исторически сложившаяся мифологированная межнаучная черезполосица в сфере указанных наук отрицательно сказывается на подготовке кадров следователей и оперативных работников в учебных учреждений правоохранительных министерств и ведомств, а следовательно, на эффективности их практической деятельности. Такое положение выгодно в уголовном процессе стороне защиты, но противоречит интересам стороны обвинения.
По этой причине, следует признать, представители наук уголовно-правового цикла и видов деятельности, определяющих содержание «частей» организации раскрытия и расследования преступлений как «целого» не смогли консолидировано противостоять принятию крайне противоречивого УПК РФ и ничего не смогли предложить, кроме огромного множества, зачастую не согласованных
между собой и с основным текстом этого Закона, поправок в него.
Напомним, что ключевым словом в определении организации расследования преступлений является «взаимодействие». Ясно, что эффективность «целого» предопределяется эффективностью деятельности каждой из его «частей», но только при их должном взаимодействии «целое» приобретает качественно иное состояние. При этом очень важно, понимать взаимодействие следователя с оперативным работником как совместные действия. Так оно осуществляется в странах ЕС, где оперативно-розыскные мероприятия в виде отдельной главы о специальных следственных действиях включены в их УПК.
По УПК РФ (ст. 38. ч. 2, п. 4) основная форма взаимодействия указанных субъектов выражена в праве следователя «давать органу дознания. обязательные для исполнения письменные поручения о проведении оперативно-розыскных мероприятий». Отсутствие такой переписки в уголовном деле рассматривается лицами, осуществляющими процессуальный надзор за его расследованием, как серьезное упущение, влекущее порой дисциплинарное наказание. Во избежание подобных последствий, следователи (дознаватели) нередко пишут поручение, а вместе с тем и ответ на него. В результате, по данным различных исследований, до 80% ответов представляют собой формальные отписки. Можно ли говорить при этом о взаимодействии — большой вопрос.
Такое отношение к взаимодействию следователя с оперативными работниками сформировалось у нас под влиянием мифа о «зловредной роли» оперативно-розыскной деятельности во время культа личности. При этом меньше всего обращается внимание, что это регламентированная законом деятельность государственных органов, что она не имеет никакого отношения к «доносительству» и «стукачеству» как способам расправы над политическими противниками — «врагами» господствовавшей в то время власти.
Влияние этого мифа сказалось на содержании ст. 89 УПК РФ, фактически запрещающей использование данных ОРД в процессе доказывания, и ст. 163, ч. 2 УПК РФ, в которой как-то стыдливо и противоречиво отмечается, что «к работе след-
ственной группы могут быть привлечены (а могут быть не привлечены? А.В.) должностные лица, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность». И это при том, что без ОРД не раскрывается ни одно тяжкое и особо тяжкое преступление, что на практике для этого по-прежнему создаются следственно-оперативные группы, а нередко и постоянно действующие8.
Впрочем, эта проблема настолько же сложна, насколько злободневна. Она требует самостоятельного межнаучного исследования, в том числе с позиций экономики. Нельзя же признать нормальным положение, пишет по этому поводу В.Ф. Статкус, когда на аппараты, осуществляющие ОРД, государство тратит денег больше, чем на гласные следственные органы, а результаты их деятельности не находят отражения и должного признания в процессе доказывания и в приговорах судов по уголовным делам — «деньги на ветер» — заключает ученый9.
4. Своеобразные мифы и предубеждения проявляются в решении проблем организации и правового регулирования использования в раскрытии и расследовании преступлений современных достижений науки и техники, трансформируемых через криминалистику и судебную экспертизу. Под их влиянием до сих пор сохраняется почти 100 лет назад сформировавшаяся организация деятельности экспертно-криминалистических подразделений органов внутренних дел (ЭКП ОВД), которая сегодня оказалась в жестком противоречии с уровнем развития используемой ими техники собирания следов преступления, их исследования и использования, прежде всего, в форме современных информационно-поисковых систем криминалистического назначения типа «Папилон», «Автопоиск», «Опознание», «Оружие» и др. Потенциальные возможности таких систем сегодня не раскрываются в полной мере, поскольку они не обслуживаются должным образом подготовленными специалистами в текущем режиме времени (без чего система лишена достоинств системы). Соответственно, явно усложнились и возросли по объему задачи, связанные с обслуживанием такой техники, с содержанием ее в состоянии готовности к практическому применению. Очевидна необходимость специальной подготовки и более основательной специализации используе-
мых ее экспертов и особенно специалистов. Но это невозможно при совмещении их функций в одном лице.
Иначе говоря, экстенсивный путь развития ЭКП ОВД (расширение их сети, увеличение их штатной численности, выделение дополнительных денежных средств на их техническое оснащение и т.п.) себя окончательно исчерпал. Как ни странно, но при этом бытует и широко используется в дискуссии на эту тему миф, что лучше эксперта-криминалиста функцию специалиста никто не исполнит. Согласиться с таким мнением можно лишь в том смысле, что специалист-криминалист должен иметь профессиональную подготовку по собиранию и экспресс-исследованию следов преступлений на уровне эксперта. Но при этом, в отличие от эксперта, он должен иметь навыки работы не только с отдельными, различными по природе и механизму образования следами, но и с их «картиной», помогая следователю в установлении механизма и иных обстоятельств преступления, а оперативному работнику в его раскрытии по горячим следам. Именно в этом смысле не без оснований утверждается, что самая сложная, комплексная и самая важная для раскрытия и расследования преступлений «экспертиза» — это исследование места происшествия.
Отсюда возникает далеко не риторический вопрос, а готовы ли в общей массе эксперты ЭКП ОВД профессионально выполнять такую «экспертизу», если сегодня почти половина из них не имеет системной криминалистической подготовки — это эксперты-химики, бухгалтера, биологи, автотехники и т.п. Справедливости ради заметим, в основе своей они великолепные, но узкопрофильные судебные эксперты, а на месте происшествия необходимы специалисты-универсалы, обладающие навыками работы с функционально разнообразной поисковой техникой, конструктивно отличающейся от той, которая используется в лабораторных условиях при производстве экспертиз. Этим, по нашему мнению, объясняется крайне низкая результативность работы экспертов ЭКП ОВД в качестве специалистов — с их участием в этом следственном действии изымается в среднем немногим более одного следа преступления (данные ЭКЦ МВД за 2009 г.). В зарубежных странах, где функции экспертов (научная полиция) и специалистов (техническая полиция)
организационно разделены, этот показатель выше в 3—4 раза.
В этой связи уместно напомнить, что судебно-экспертные учреждения и экспертно-криминали-стические подразделения уже реформированы даже в союзных с Россией государствах — в Республике Беларусь и в Казахстане.
5. В части взаимодействия следователя с оперативными работниками, с экспертами и специалистами-криминалистами положение еще более сложно во вновь созданных правоохранительных министерствах и ведомствах. Показательна в этом отношении ситуация в Следственном комитете России, призванного раскрывать и расследовать тяжкие и особо тяжкие преступления. Однако непосредственно в его распоряжении для этого ничего нет, разумеется, кроме мозгов следователей, которым остается только одно, надеяться на помощь соответствующих служб других министерств и ведомств. Но надо ли доказывать, что межведомственное взаимодействие еще более сложно, противоречиво и менее эффективно, чем внутриведомственное.
Имея в виду данное обстоятельство, три года назад (в 2013 г.) на научно-практической конференции в Академии МВД России мной был задан вопрос выступавшему с сообщением референту правового управления администрации Президента России (фамилию не называю по соображениям корректности): «Не считаете ли Вы, по крайней мере, небесспорным формирование в нашей стране полисистемы организационно разобщенных правоохранительных министерств и ведомств, в то время как преступность глобализируется, расширяет географию своей деятельности, выходя на международный уровень, демонстрирует все более высокую организованность, мобильность, техническую оснащенность и вооруженность?»
«Нет, — категорически ответил он, и добавил, — в США автономно действует полтора десятка различных правоохранительных служб и ведомств.....». Ответ довольно наглядно свидетельствует о формальной оценке зарубежного опыта и его явно не удачного механического переноса на почву российских реалий борьбы с преступностью. При этом не учитывалась сущая «мелочь». В США полицейское расследование, в отличии от нашего предварительного, предполагает реализацию в пол-
ном объеме всего арсенала гласных и негласных методов и средств, имеющихся в распоряжении полиции, вне зависимости от ее ведомственной принадлежности и профиля деятельности, а получаемые при этом доказательства оцениваются судом. Следует учитывать и то, что наша страна, в отличие от США окружена множеством не всегда дружественных стран.
Судя по тому, что в систему МВД РФ возвращены службы по контролю за миграционным процессом и за незаконным оборотом наркотических средств, ошибочность таких решений осознается и нашим Правительством.
Между тем Следственный комитет РФ, стремясь хоть как-то поправить положение, начал формировать свою систему ЭКП. Но при этом он пошел по пути формального клонирования организации деятельности этих подразделений, по образцу и подобию, действующей в МВД РФ, включая совмещение функций экспертов и специалистов-криминалистов, не учитывая концептуальные различия технико-криминалистической и судебно-экспертной видов деятельности10.
Уже сегодня МВД РФ и Минюст РФ не могут согласовать единую классификацию судебных экспертиз, обеспечить стандартизацию методик их проведения. Можно представить, что будет, если «свои» судебно-экспертные учреждения или экс-пертно-криминалистические подразделения создадут другие правоохранительные министерства и ведомства. Это неизбежно повлечет возрастающее количество повторных экспертиз и, как следствие, увеличение сроков расследования. При этом можно с уверенностью прогнозировать многократное увеличение расходов на весьма дорогостоящую экспер-тно-исследовательскую технику и крайне низкий коэффициент ее использования. А рынок обязывает учитывать и этот фактор.
Очень важно, чтобы организационно-структурные изменения в системе судебно-экспертных учреждений, включая ЭКП ОВД, сопровождались соответствующими изменениями в уголовно-процессуальном законодательстве. В частности, специалистов, организационно обособленных от экспертов, следует наделить правом производства исследований, результаты которых должны иметь доказательственное значение. Такая практика получила
всеобщее признание и широкое распространение в странах ЕС. В некоторых из них соотношение судебных экспертиз и исследований определяется: один к девяти. Экспертизы назначаются только в случаях, когда заключение специалиста вызывает сомнение.
Таким образом, возможно сокращение значительного объема работы, формально дублируемой в настоящее время специалистами и экспертами, так решается актуализировавшаяся в последнее время проблема процессуальной независимости судебных экспертов11.
Очевидно, что и эта «часть целого» — деятельности по раскрытию и расследованию преступлений нуждается в целевом межнаучном исследовании и реформировании, в том числе с учетом опыта Республики Беларусь и Казахстана.
6. Серьезное влияние на организацию раскрытия и расследования преступлений в нашей стране оказывают органы прокуратуры и суды, осуществляющие функции процессуального надзора и контроля. Необходимость такой деятельности, как «части» в системе «целого» сама по себе не вызывает сомнения. Однако в условиях формирования рыночных социально-экономических отношений и реформирования нашего уголовного судопроизводства, под влиянием тех же мифов и предубеждений, а также не всегда критически оцениваемого опыта зарубежных стран, система процессуального надзора и контроля за следствием приобрела чрезвычайно сложный, а вместе с тем малоэффективный характер.
Эту систему можно представить в виде пирамиды, в основании которой следователи и оперативные работники, а над ними их начальники, начальники начальников, прокуроры по надзору за следствием, их руководители, наконец суды, не говоря уже о службе собственной безопасности, об адвокатах и т.д. В основе этой системы системное недоверие и формирование по этой причине многоступенчатого механизма «контроля за контролерами». Но хорошо известно, чем сложней такая система, тем больше она подвержена коррупции, и при этом оказывается, что «у семи нянек дитя без глазу», не говоря уже о принципе ее экономичности.
И при этом, вот уж все разумное сокрушающее влияние мифов, высказываются предложения о необходимости создания еще одного элемента с контрольно-надзорными функциями — института
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
следственных судей, не меняя основанные на мифах и предрассудках упомянутые выше положения УПК РФ о доказательствах и процессе доказывания. Такой институт имеется в ряде зарубежных стран, но основная его функция заключается, в обеспечении законности и конспиративности в осуществлении специальных (негласных) следственных действий, включая санкционирование их проведения.
Очевидно, что эту систему так же следует, если не реформировать, то упорядочить, преследуя цель сокращения надзорно-контрольных инстанций и наделения следователей возможно широкой процессуальной самостоятельностью и независимостью, с одновременным определением комплекса мер, направленных на совершенствование их профессиональной подготовки, на стимулирование их труда и, конечно, на повышение их ответственности.
Литература
1. Ищенко Е.П. Реформой правит криминал. М.: Изд-во «Юрлитинформ». 2013. С. 18—60; его же. О концептуальных недостатках уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // О криминалистике и не только. Избранные труды. М.: «Проспект». 2016. С. 90—98.
2. Волынский А.Ф. Социальные функции и задачи наук уголовно-правового цикла в условиях реформирования уголовного судопроизводства // Наука и практика. «Актуальные проблемы юридической науки и практики». Материалы международной научно-практической конференции 26 февраля 2004 г. Орел: ОрЮИ, 4(20). 2004. С. 8—11.
3. Ларин А.М. Я следователь. М.: Издательский дом «Автограф». 2008. С. 343.
4. Зеленский В.Д. О понятии и содержании организации расследования преступлений // Проблемы организации расследования преступлений. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (Краснодар, 21—22 сентября 2006 г.) Краснодар, 2006. С. 21.
5. Ищенко Е.П. Об организации предварительного расследования преступлений // Криминалистическое учение об организации расследования преступлений: формирование и практическая реализация. Материалы межвузовского научно-практического семинара. (Москва, 25 марта 2014 г.). М., 2014. С. 18—19.
6. БСЭ. 3-е изд. Т. 18. М., 1974. С. 1407; Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 463.
7. Волынский А.Ф. Организация раскрытия и расследования преступлений: проблемы и пути решения // Российский следователь. № 1. 2016. С. 7—11.
8. Приказ Следственного комитета Прокуратуры РФ от 02.09.2008 г. № 79.
9. Статкус В.Ф. Следователь по особо важным делам. М.: Интеркрим-пресс. 2007. С. 43.
10. Волынский А.Ф. Судебно-экспертная и криминалистическая виды деятельности: общее и особенное // Эксперт-криминалист. № 2. 2013 С. 18—20.
11. О состоянии законности в деятельности государственных экспертных учреждений (подразделений) и негосударственных экспертов // Информационно-аналитический бюллетень Генеральной прокуратуры Российской Федерации. № 1 (5). М., 2014. С. 50.
1 Ищенко Е.П. Реформой правит криминал. М.: Изд-во «Юрлитинформ». 2013. С. 18—60; его же. О концептуальных недостатках уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации // О криминалистике и не только. Избранные труды. М.: «Проспект». 2016. С. 90—98.
2 Волынский А.Ф. Социальные функции и задачи наук уголовно-правового цикла в условиях реформирования уголовного судопроизводства // Наука и практика. «Актуальные проблемы юридической науки и практики». Материалы международной научно-практической конференции 26 февраля 2004 г. Орел: ОрЮИ, 4(20). 2004. С. 8—11.
3 Ларин А.М. Я следователь. М.: Издательский дом «Автограф». 2008. С. 343.
4 Зеленский В.Д. О понятии и содержании организации расследования преступлений // Проблемы организации расследования преступлений. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (Краснодар, 21—22 сентября 2006 г.) Краснодар, 2006. С. 21.
5 Ищенко Е.П. Об организации предварительного расследования преступлений // Криминалистическое учение об организации расследования преступлений: формирование и практическая реализация. Материалы межвузовского научно-практического семинара. (Москва, 25 марта 2014 г.). М., 2014. С. 18—19.
6 БСЭ. 3-е изд. Т. 18. М., 1974. С. 1407; Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 463.
7 Волынский А.Ф. Организация раскрытия и расследования преступлений: проблемы и пути решения // Российский следователь. № 1. 2016. С. 7—11.
8 Приказ Следственного комитета Прокуратуры РФ от 02.09.2008 г. № 79.
9 Статкус В.Ф. Следователь по особо важным делам. М.: Интеркрим-пресс. 2007. С. 43.
10 Волынский А.Ф. Судебно-экспертная и криминалистическая виды деятельности: общее и особенное // Эксперт-криминалист. № 2. 2013 С. 18—20.
11 О состоянии законности в деятельности государственных экспертных учреждений (подразделений) и негосударственных экспертов // Информационно-аналитический бюллетень Генеральной прокуратуры Российской Федерации. № 1 (5). М., 2014. С. 50.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ УГОЛОВНОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО: ПУТИ ОПТИМИЗАЦИИ
ОКСАНА ВАЛЕНТИНОВНА КАЧАЛОВА,
заведующая отделом проблем уголовного судопроизводства Российского государственного университета правосудия, кандидат юридических наук, доцент, E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье рассматриваются основные направления рационализации современного российского уголовного судопроизводства. Делается вывод о том, что наиболее важными направлениями оптимизации уголовного судопроизводства выступают дальнейшее развитие упрощенных форм при расследовании и разрешении уголовных дел, информатизация уголовного судопроизводства, широкое распространение примирительных процедур по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, отказ от отдельных процессуальных норм, усложняющих излишним образом процесс производства по уголовным делам.
Ключевые слова: оптимизация уголовного судопроизводства, упрощенные уголовно-процессуальные формы, информатизация производства по уголовным делам, особый порядок судебного разбирательства, возвращение уголовного дела прокурору.
Abstract. In the article the basic directions of the rationalization of the modern Russian criminal proceedings. The conclusion is that the most important areas of optimization of criminal proceedings are the further development of simplified forms in the investigation and resolution of criminal cases, computerization of criminal justice, widespread conciliation procedures in cases of crimes small and moderate, non-specific procedural rules, complicating excessive way production process in criminal cases.
Keywords: optimization of criminal justice, criminal procedure simplified form, information in criminal cases, a special order of the trial, the return of the criminal case to the prosecutor.
Сфера уголовной юстиции, как и иные сферы современного постиндустриального информационного общества объективно развивается в сторону рационализации.
Еще в 1987 г. в Рекомендации № 6 г (87) 18 Комитета министров Совета Европы «Относительно упрощения уголовного правосудия» были определены основные направления оптимизации уголовно-процессуальной деятельности: дискреционное преследование; суммарное производство, альтернативы уголовному преследованию, введение упрощенных процедур; упрощение обычных судебных процедур.
Профессор И.Я. Фойницкий писал, что уголовный «процесс, кроме моральной основы, состоящей в направлении его к правильному разрешению дела,
имеет основу.. .экономическую; как институт практической жизни он должен сообразоваться с наличными средствами государства, и при построении его весьма важно соблюдать экономию времени, личных сил и денежных затрат»1.
Споры и сомнения всегда касались лишь количественных и качественных аспектов оптимизации уголовного судопроизводства, допустимых ее пределов.
Общий критерий пределов возможной оптимизации уголовного судопроизводства был обозначен отечественной наукой более 30 лет назад: И.Л. Пе-трухин, Г.П. Батуров и Т.Г. Морщакова высказались за то, что «.снижать уровень социальных издержек в судопроизводстве можно и нужно лишь при усло-
вии, что это не отразится на его качестве», экономия может привести к ухудшению качества правосудия, в этом случае велик риск причинения вреда охраняемым ценностям нематериального характера, еще боли важным, чем материальные2.
Определяя современные пути и направления развития рационализации современного российского уголовного судопроизводства, следует отметить, на наш взгляд, наиболее важные их них: применение упрощенных форм при расследовании и разрешении уголовных дел, информатизация уголовного судопроизводства, широкое распространение примирительных процедур по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, отказ от отдельных процессуальных норм, усложняющих излишним образом процесс производства по уголовным делам.
Наиболее распространенной из форм оптимизации уголовного судопроизводства является применение упрощенных уголовно-процессуальных форм: дознания в сокращенной форме (гл. 32.1 УПК РФ) с последующим рассмотрением дела в особом порядке (гл. 40 УПК РФ), и двух разновидностей особого порядка судебного разбирательства — порядка, предусмотренного гл. 40 УПК РФ и особого порядка судебного разбирательства, следующего за заключением досудебного соглашения о сотрудничества в порядке гл. 40.1 УПК РФ. Количество дел, рассмотренных российскими судами в сокращенном порядке, из года в год неуклонно растет3.
Задачи рационализации уголовного судопроизводства настоятельно требуют формирования новой модели ускоренного досудебного производства, которая будет применяться при расследовании преступлений, не представляющих большой общественной опасности, совершенных в условиях очевидности и не представляющих сложности в расследовании. Дознание в сокращенной форме, предусмотренное гл. 32.1 УПК РФ, является в силу целого комплекса причин неэффективным, не способным оптимизировать процесс расследования и разрешения уголовных дел, облегчить доступ граждан к правосудию, обеспечить разумные сроки уголовного судопроизводства при расследовании уголовных дел.
В качестве необходимых процессуальных признаков новой модели ускоренного досудебного про-
изводства следует рассматривать возможность применения упрощенной формы вне зависимости от позиции участников уголовно-правового конфликта и признания вины лица, совершившего преступление, сокращение сроков расследования таких преступлений. Однако обстоятельства, подлежащие доказыванию по таким делам, не должны быть существенно сокращены по сравнению с теми, которые устанавливаются по другим уголовным делам.
Другим важнейшим направлением рационализации уголовного судопроизводства является его информатизация:
• введение электронной формы уголовного дела и отдельных его элементов в электронной форме4;
• переход участников предварительного следствия на смс-оповещения. Извещение участников уголовного судопроизводства допускается, в том числе посредством СМС-сообщения в случае их согласия на уведомление таким способом и при фиксации факта отправки и доставки СМС-извещения адресату5;
• щирокое использование аудио и видео технологий в процессе расследования и разрешения дел, в том числе и для управления движением дел и получения доказательств и обеспечения обмена данными и информацией между судом и сторонами. Успешный опыт подобного рода существует в ряде европейских стран;
• переход на аудиовизуальную фиксацию судебного заседания.
К числу иных процессуальных возможностей оптимизации уголовного судопроизводства следует отнести отказ от отдельных процессуальных норм и процедур, излишним образом усложняющих производство по уголовным делам:
• сокращение оснований для возвращения уголовного дела прокурору.
Отсутствует серьезная необходимость возвращать уголовное дело прокурору, если при ознакомлении обвиняемого с материалами уголовного дела ему не были разъяснены права, предусмотренные ч. 5 ст. 217 УПК РФ. Речь не идет о том, чтобы обязанность следователя разъяснять обвиняемому положения ч. 5 ст. 217 УПК возложить на суд. Имеются в виду только те редкие случаи, когда следователь по каким-то причинам не выполнил или некачественно выполнил эту обязанность6.
Нуждаются в изменении и положения п. 2 ч. 1 ст. 237 УПК РФ, предусматривающего необходимость возвращения уголовного дела прокурору ввиду невручения копии обвинительного заключения, обвинительного акта или обвинительного постановления. Данное нарушение, по нашему мнению, может быть и должно устранено без возвращения уголовного дела прокурору.
Поскольку возвращение уголовного дела прокурору осуществляется через предварительное слушание (п. 2 ч. 2 ст. 229 УПК РФ), которое проводится с участием сторон, можно было бы обеспечить вручение копии обвинительного заключения, обвинительного акта или обвинительного постановления прокурором в ходе предварительного слушания в присутствии суда, который непосредственно в этом убеждается. Если же место пребывания обвиняемого неизвестно, либо обеспечение его явки проблематично, суд в порядке предварительного слушания может приостановить производство по делу, не возвращая при этом его прокурору, одновременно обязывая его установить место пребывания обвиняемого, обеспечить его явку и вручить копию обвинительного заключения, постановления или акта:
• возможное установление дифференцированных сроков для рассмотрения дела судом. Наиболее эффективный способ в организации судами рассмотрения уголовных дел предполагает определенную дискрецию в выборе приоритетов. Подход к длительности судебного процесса из серии „всех под одну гребенку» является контрпродуктивным как с точки зрения процессуальной эффективности, так и справедливости, поскольку препятствует должной подготовке к рассмотрению более сложных дел7;
• предоставление мотивировочной части судебного решения по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести только по ходатайству стороны;
• отказ от практики автоматического вручения копий судебного решения, даже если оно изготовлено в полной мотивированной форме;
• отказ от практики обязательного изготовления протокола судебного заседания при наличии обязательной видеозаписи хода судебного заседания;
• введение запрета на обжалование по определенным незначительным категориям дел (что применяется в ряде европейских стран).
Литература
1. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 сентября 1975 г. № 5 «О соблюдении судами Российской Федерации процессуального законодательства при судебном разбирательстве уголовных дел».
2. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 марта 2004 г. № 1 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации». Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 декабря 2006 г. № 60 «О применении судами особого порядка судебного разбирательства уголовных дел».
3. Абдулвалиев А.Ф. Предпосылки и перспективы внедрения электронной формы уголовного дела в деятельность судебных органов // Вопросы права и политики. 2013. № 5.
4. Качалова О.В., Цветков Ю.А. Электронное уголовное дело — инструмент модернизации уголовного судопроизводства // Российское правосудие. 2015. № 2.
5. Колосович М.С., Колосович О.С. Электронная форма заявления как повод для возбуждения уголовного дела // Вестник Волгоградской академии МВД России. Волгоград: Изд-во Волгогр. акад. МВД России, 2011, № 3 (18).
6. Кувычков С.И. Использование в доказывании электронной информации // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. Нижний Новгород: Изд-во Нижегор. акад. МВД России, 2012, № 2.
7. Петрухин И.Л., Батуров Г.П., Морщако-ва Т.Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М., 1979.
8. Тришева А.А. Возвращение уголовного дела прокурору и разумный срок уголовного судопроизводства // Законность, 2011, № 5.
9. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996. Т. 1.
10. Франс ван дер Долен, Георг Става. Эффективность судебных разбирательств // Совместный Проект Европейского Союза и Совета Европы «Вве-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
дение апелляционного порядка пересмотра судебных решений в Российской Федерации».
11. Халиуллин А.И. Электронная подпись в уголовном процессе России //Актуальные проблемы российского права. 2014, № 6.
1 Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996. Т. 1. с. 141.
2 ПетрухинИ.Л., Батуров Г.П., Морщакова Т.Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М., 1979. С. 185.
3 В 2010 году в особом порядке было рассмотрено 553 099 уголовных дел (51,5% от общего числа рассмотренных уголовных дел), в 2011 — 567 330 дел (56,8%), в 2012 — 573 003 дел (60,8%), в 2013 — 589 230 дел (62,5%), в 2014 — 598 807 дел (64,2%), в 2015 626 77 дел (65,2%) // Сайт Судебного департамента при Верховном Суде РФ. URL: http://www.cdep.ru/index. php?id=79&item=2883
4 См. об этом, например: Качалова О.В., Цветков Ю.А. Электронное уголовное дело — инструмент модернизации уголовного судопроизводства // Российское правосудие. 2015. № 2; Абдулвалиев А.Ф. Предпосылки и перспективы внедрения электронной формы уголовного дела в деятельность судебных органов // Вопросы права и политики. 2013. № 5. C. 150—164; Халиуллин А.И. Электронная подпись в уголовном процессе России // Актуальные проблемы российского права. 2014, № 6; Кувыч-ков С.И. Использование в доказывании электронной информации // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. Нижний Новгород: Изд-во Нижегор.
акад. МВД России, 2012, № 2; Колосович М.С., Колосович О.С. Электронная форма заявления как повод для возбуждения уголовного дела // Вестник Волгоградской академии МВД России. Волгоград: Изд-во Волгогр. акад. МВД России, 2011, № 3 (18). С. 124—130 и др.
5 См. об этом: п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 сентября 1975 г. № 5 «О соблюдении судами Российской Федерации процессуального законодательства при судебном разбирательстве уголовных дел» (с изменениями, внесенными постановлениями Пленума от 20 декабря 1976 г. № 7, от 20 декабря 1983 г. № 10, от 27 августа 1985 г. № 7, от 24 декабря 1985 г. № 10, от 21 декабря 1993 г. № 11, от 6 февраля 2007 г. № 7); п. 15.1 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 марта 2004 г. № 1 «О применении судами норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» (с изменениями, внесенными постановлениями Пленума от 5 декабря 2006 г. № 60, от 11 января 2007 г. № 1, от 9 декабря 2008 г. № 26, от 23 декабря 2008 г. № 28, от 23 декабря 2010 г. № 31); п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 декабря 2006 г. № 60 «О применении судами особого порядка судебного разбирательства уголовных дел» (с изменениями, внесенными постановлениями Пленума от 24 февраля 2010 г. № 4, от 23 декабря 2010 г. № 31) и др.
6 См. например: Тришева А.А. Возвращение уголовного дела прокурору и разумный срок уголовного судопроизводства. // Законность, 2011, № 5.
7 Франс ван дер Долен, Георг Става. Эффективность судебных разбирательств.// Совместный Проект Европейского Союза и Совета Европы «Введение апелляционного порядка пересмотра судебных решений в Российской Федерации».
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ РУКОВОДСТВО НАЧАЛЬНИКА ОРГАНА ДОЗНАНИЯ И НАЧАЛЬНИКА ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ ДОЗНАНИЯ: КОНКУРЕНЦИЯ ИЛИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ?
ОКСАНА ВАЛЕРЬЕВНА МИЧУРИНА,
профессор кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, профессор E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Когда органом дознания выступает какой-либо государственный орган, тогда он традиционно представляет собой систему, состоящую из двух, а иногда и более субъектов: руководителя и подчиненного ему должностного лица (или нескольких лиц). Государственный орган не может сам непосредственно осуществлять конкретные действия, принимать процессуальные решения. Фактически это может сделать только физическое лицо. Учитывая данное обстоятельство, в нормативный оборот введены субъекты, являющиеся структурными элементами системы «орган дознания»: начальник органа дознания (п. 17 ст. 5, ст. 40.2 УПК РФ), начальник подразделения дознания (п. 17.1 ст. 5, ст. 40.1 УПК РФ) и дознаватель (п. 7 ст. 5, ст. 41 УПК РФ). В такой системе руководителем выступает начальник органа дознания. А какова роль другого начальника — начальника подразделения дознания? Он полноценно осуществляет процессуальное руководство? И нет ли конкуренции в полномочиях этих двух руководителей?
Ключевые слова: дознание; процессуальное руководство; процессуальный контроль; начальник органа дознания; начальник подразделения дознания; дознаватель.
Abstract. When the body of inquiry serves the public authority, whereas traditionally it is a system consisting of two, and sometimes more subjects: the manager and his subordinate officer (or more persons). A public agency may not itself directly implement any specific actions to take procedural decisions. In fact, it can only do an individual. Given this fact, the law introduces the subjects, which are structural elements of the system «body of inquiry»: the chief of a body of inquiry (p. 17 of art. 5, art. 40.2 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation), the chief of division of inquiry (p. 17.1 of art. 5, art. 40.1 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation) and the investigator (p. 7 of art. 5, art. 41 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation). In this system, the head serves as the chief of body of inquiry. And what then is the role of another head — the chief of division of inquiry? And whether there is no competition here in the powers of the two leaders?
Keywords: inquiry; рrocedural мanual; рrocedure control; chief of body of inquiry; chief of division of inquiry; investigator.
Руководство в какой-либо сфере есть деятельность управленческая. И как об этом свидетельствует само слово, осуществляется руководителями. Обращена такая деятельность, прежде всего, внутрь системы на подчиненных сотрудников, то есть управляемую подсистему с целью ее наилучшей организации. Органы внутренних дел в качестве органа дознания тоже представляют собой систему, состоящую из руководителя и подчиненного ему должностного лица (или нескольких лиц). Таким образом, руководство в сфере дознания осуществляется руководителем дознания (управляющей подсистемой) в отношении дознавателей (управляемой подсистемы).
В юридической литературе по отношению к органам предварительного расследования принято различать два вида руководства: процессуальное и непроцессуальное (организационное)1. В первом случае управляющее воздействие руководителя строго урегулировано уголовно-процессуальным законом, осуществляется во время производства по конкретному уголовному делу и реализуется в процессуальной форме на основе возникающих правоотношений. Организационное руководство отличается тем, что представляет собой непроцессуальное управление. Здесь организующее воздействие субъекта управления на подчиненных ему лиц реализуется в административно-правовых и иных формах. При организационном руководстве влияние на процессуальную деятельность, безусловно, оказывается, но лишь опосредованным путем, тогда как процессуальное руководство воздействует на нее непо-
средственно. Подобное различие процессуального и организационного руководства применимо также и к дознанию.
Процессуальное руководство в сфере дознания, являясь персонифицированной деятельностью руководителя, направлено на предотвращение отклонений процесса расследования от установленного законом порядка, его объем и содержание определяются и регламентируются в предоставленных уголовно-процессуальным законом полномочиях руководителя. Организуют такую работу и несут персональную ответственность за ее состояние, соблюдение законности и конечные результаты начальник органа дознания и начальник подразделения дознания.
Система прямых связей в органе дознания — это жесткая структура, при которой каждый случай передачи команды управления, минуя непосредственно подчиненную систему, нежелателен, так как способен нарушить ритм ее функционирования. Вот почему начальник органа дознания является субъектом управления по отношению к дознавателю и любому другому должностному лицу органа дознания, в том числе начальнику подразделения дознания. В связи с чем, последнего нельзя уравнивать по статусу с начальником органа дознания. Их взаимоотношения являются отношениями субординации.
Надо заметить, что любой аппарат государственных служащих внутри государственного органа строится на принципах субординации, то есть соподчинения одних работников другим. Каждое
должностное лицо здесь обычно обладает четко определенной компетенцией внутри иерархического разделения труда и ответственности за свою деятельность перед вышестоящим должностным лицом. Не избежал субординационного построения и орган дознания. К примеру, все сотрудники, реализующие полномочия органа дознания имеют, как правило, четко определенные обязанности и права в сфере уголовного судопроизводства и несут по ним ответственность перед начальником органа дознания. Сотрудники подразделения дознания, помимо аналогичного подчинения начальнику органа дознания, ответственны за осуществление уголовно-процессуальной деятельности и перед начальником подразделения дознания. Последний, в свою очередь, несет также ответственность перед начальником органа дознания за весь объем работы, выполняемый дознавателями. Причем такая субординация соблюдается ими именно в сфере уголовно-процессуальной деятельности, а не только в силу служебной подчиненности. Так, указания начальника подразделения дознания по уголовному делу обязательны для исполнения дознавателем, но могут быть обжалованы им начальнику органа дознания или прокурору (ч. 4 ст. 40.1 УПК РФ).
Что же касается отношений начальника подразделения дознания внутри системы «орган дознания» с сотрудниками, осуществляющими другие полномочия органа дознания, то они имеют не субординационный, а скорее координационный характер в силу отсутствия не только служебной, но и процессуальной соподчиненности друг с другом.
Процессуальное руководство начальника органа дознания и начальника подразделения дознания складывается из реализации ими полномочий, закрепленных в уголовно-процессуальном законе. Объем и содержание этих полномочий различны, но по справедливому мнению О.В. Гладышевой, их объединяет одна общая цель — обеспечение всестороннего, полного и объективного расследования преступлений в форме дознания, а также защита прав и законных интересов его участников2.
При этом начальник органа дознания осуществляет процессуальные полномочия для надлежащей организации деятельности не только дознавателя, но и любого другого должностного лица органа дознания. Что же касается начальника подразделения
органа дознания, то его полномочия ограничены только сферой дознания и вверенным ему подразделением. Иными словами, руководство начальника подразделения распространяется лишь на находящихся в его подчинении дознавателей, что подтверждается ч. 1 ст. 40.1 УПК РФ: «Начальник подразделения дознания по отношению к находящимся в его подчинении дознавателей уполномочен...».
Проведенное нами изучение уголовных дел, находившихся в производстве дознавателей подразделений дознания органов внутренних дел, показало, что исключительно все решения дознавателя (начиная с постановления о возбуждении уголовного дела и вплоть до вынесения окончательного решения) контролируются начальником подразделения дознания. Вместе с тем, нельзя не отметить, что УПК РФ не требует утверждения начальником подразделения дознания процессуальных решений дознавателя. Только начальник органа дознания может придавать юридическую силу отдельным решениям дознавателя: он утверждает обвинительный акт или обвинительное постановление по уголовному делу (п. 10 ст. 40.2 УПК РФ). Об утверждении каких-либо решений дознавателя начальником подразделения дознания речи в законе не ведется. На практике такая ситуация считается неправильной. Анкетирование дознавателей органов внутренних дел по вопросу о необходимости утверждения обвинительного акта или обвинительного постановления показало, что больше половины респондентов (62,7%) высказалось за их утверждение именно начальником подразделения дознания, а не начальником органа дознания.
Аналогичное мнение отражено и в юридической литературе3. А отдельные авторы пошли дальше в своих рассуждениях относительно эффективности существования двух руководителей в сфере дознания и видят необходимость в лишении начальника органа дознания процессуального руководства, с предоставлением всех его полномочий начальнику подразделения дознания4. Обоснованы ли эти предложения?
Перекладывание утверждения процессуальных решений дознавателя на начальника подразделения дознания нам представляется не совсем верным. И вот почему. В большинстве случаев дознание про-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
изводится штатными дознавателями, контролируемыми начальником подразделения дознания. Но штатная единица дознавателя не равнозначна процессуальному понятию «дознаватель». Этот статус должностное лицо органа дознания приобретает при наличии возложения на него производства дознания начальником органа дознания. Сам законодатель допускает такую возможность, сформулировав в п. 7 ст. 5 УПК РФ различные моменты наделения должностного лица органа дознания полномочиями на производство дознания. Кто должен осуществлять процессуальное руководство, когда предварительное расследование в форме дознания, наряду с должностными лицами подразделений дознания, будет производиться сотрудниками иных служб органов внутренних дел (внештатными дознавателями)? На них процессуальный контроль начальника подразделения дознания не распространяется. Отсюда понятна логика законодателя: именно начальник органа дознания должен отвечать за итоговые решения по уголовному делу, независимо от того каким из дознавателей оно принято, а начальник подразделения дознания — осуществлять промежуточный контроль. Поэтому о конкуренции тут вряд ли можно вести речь.
Эти же аргументы лежат и в основе нецелесообразности сокращения руководителей в сфере дознания путем ликвидации начальника органа дознания. Лишившись начальника органа дознания, мы потеряем их надлежащее взаимодействие. Процессуального руководства лишатся не только внештан-тые дознаватели, те, кого начальник органа дознания уполномочил на производство дознания. Вне сферы контроля останется деятельность органа дознания по производству неотложных следственных действий, выполнению обязательных для исполнения письменных поручений следователя о проведении оперативно-розыскных мероприятий, производстве отдельных следственных действий, об исполнении постановлений о задержании, приводе, об аресте, о производстве иных процессуальных действий.
Итак, уголовно-процессуальный закон наделил начальника органа дознания и начальника подразделения дознания комплексом полномочий в одной сфере — сфере руководства дознанием. Между тем, это не дает нам право считать, что начальник подразделения дознания подменяет или заменятет на-
чальника органа дознания. Свое процессуальное руководство начальник подразделения дознания осуществляет только по отношению к дознавателям специализированных подразделений и не вправе реализовывать в отношении дознавателей, уполномоченных начальником органа дознания. Тогда как полномочия начальника органа дознания распространяются на всех должностных лиц системы «орган дознания», в том числе и на самого начальника подразделения дознания.
Литература
1. Арепьева Т.А. Начальник подразделения дознания в российском уголовном процессе: дис. ... канд. юрид. наук. Воронеж, 2013.
2. Гладышева О.В. Полномочия начальника органа дознания и начальника подразделения дознания в досудебных стадиях уголовного судопроизводства // Общество и право. 2012. № 5 (42). С. 165—171.
3. Гуткин И.М. Вопросы совершенствования процессуального и организационного руководства в сфере дознания // Совершенствование уголовно-процессуальной деятельности органов внутренних дел. М., 1984.
4. Кузембаева М.М. Функциональная характеристика деятельности дознавателя и органа дознания в уголовном процессе России: дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2006.
5. Митькова Ю.С. К вопросу о процессуальных полномочиях начальника подразделения дознания // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2011. Вып. 4 (19). С. 93—97.
1 См.: Гуткин И.М. Вопросы совершенствования процессуального и организационного руководства в сфере дознания // Совершенствование уголовно-процессуальной деятельности органов внутренних дел. М., 1984. С. 3.
2 См. об этом: Гладышева О.В. Полномочия начальника органа дознания и начальника подразделения дознания в досудебных стадиях уголовного судопроизводства // Общество и право. № 5 (45). 2012. С. 165.
3 См., например: Кузембаева М.М. Функциональная характеристика деятельности дознавателя и органа дознания в уголовном процессе России: дис. ... канд. юрид. наук. Омск, 2006. С. 78; Арепьева Т.А. Начальник подразделения дознания в российском уголовном процессе: дис. ... канд. юрид. наук. Воронеж, 2013. С. 96.
4 См.: Митькова Ю.С. К вопросу о процессуальных полномочиях начальника подразделения дознания // Вестник Волгоградской академии МВД России. 2011. Вып. 4 (19). С. 96.
УДК 34 ББК 67
О ХАРАКТЕРЕ СУДЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
НА ЭТАПЕ ИСПОЛНЕНИЯ ПРИГОВОРА И ИНЫХ ИТОГОВЫХ СУДЕБНЫХ РЕШЕНИЙ
ВИКТОР ИВАНОВИЧ КА ЧАЛОВ,
профессор кафедры уголовно-процессуального права им. Н.В. Радутной Российского государственного университета правосудия, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected]
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье рассматриваются особенности судебной деятельности на этапе исполнения приговора и иных итоговых судебных решений. Делается вывод о том, что судебная деятельность в стадии исполнения приговора является правосудием, содержание этой деятельности составляет судебный контроль, корректирующий итоговые судебные решения.
Ключевые слова: исполнение приговора, правосудие, судебная деятельность, судебный контроль, корректирующая функция суда.
Abstract. The article discusses the features of judicial activity at the stage of execution of the sentence or other final court decisions. The conclusion is that the judicial activities at the stage of execution of sentence is justice, the content of this activity is judicial control, correction of the final court decision.
Keywords: execution of the sentence, justice, judicial activism, judicial review, the court correcting function.
При рассмотрении вопросов, предусмотренных УПК РФ, в стадии исполнения приговора и иных итоговых судебных решений (постановления о применении принудительных мер медицинского характера, постановлении о применении принудительных мер воспитательного воздействия в отношении несовершеннолетнего), правовой спор о квалификации отсутствует, уголовно-правовой конфликт уже разрешен на предыдущих стадиях уголовного судопроизводства. В связи с этим в науке уголовно-процессуального права спорным является вопрос о том, является ли судебная деятельность, осуществляемая на данном этапе производства по делу, правосудием. Для разрешения данного вопроса обратимся к анализу характера и правовой природы деятельности суда на стадии исполнения приговора и иных итоговых судебных решений.
Уголовно-процессуальная деятельность суда в стадии исполнения итоговых судебных решений направлена на защиту прав, свобод а также законных
интересов осужденных лиц, несовершеннолетних, совершивших преступление, а также лиц, в отношении которых разрешается вопрос о прекращении, об изменении или о продлении применения принудительных мер медицинского характера, а также защиту прав и свобод других субъектов уголовно-процессуальных отношений, в первую очередь, потерпевшего. В связи с этим уместно говорить о защите частного интереса на данном этапе производства по делу. Кроме того, суд, посредством уголовно-процессуальной деятельности осуществляет защиту законных интересов общества и государства, что может быть обозначено как защита публичного интереса.
Во-первых, при рассмотрении всех вопросов, связанных с исполнением итоговых судебных решений, суд производит процессуальные действия и принимает процессуальные решения, которые могут затрагивать права и законные интересы субъектов уголовно-процессуальных отношений.
Во-вторых, все процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения суда в стадии исполнения итоговых судебных решений в соответствии со ст. 6 УПК РФ должны быть направлены на защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступления, а также защиту лиц от необоснованного ограничения их прав и свобод. К примеру, освобождая условно-досрочно осужденного от отбывания наказания в соответствии со статьей 79 УК РФ либо заменяя неотбытую часть наказания более мягким видом наказания в соответствии со статьей 80 УК РФ и т.д., суд осуществляет защиту прав осужденных. При этом суд при принятии процессуального решения, опирается на цели уголовного наказания — ст. 43 УК РФ (в части возможности их достижения без реального отбывания назначенного наказания), должен учитывать характер преступления, степень общественной опасности совершенного преступления для защищаемых Конституцией Российской Федерации и уголовным законом ценностей, характер совершенного преступления, причины и иные обстоятельства его совершения, а также данные о лице, совершившем преступление.
В случае, когда суд совершает процессуальные действия и принимает процессуальные решения при замене наказания в случае злостного уклонения от его отбывания (п. 2 ст. 397 УПК РФ), при изменении вида исправительного учреждения, назначенного по приговору суда осужденному к лишению свободы, в соответствии с ч. 4 ст. 78 и ст. 140 УИК РФ (п. 3 ст. 397 УПК РФ) и т.д., осуществляется защита публичных интересов1.
При исполнении итоговых судебных решений публичный интерес в уголовном судопроизводстве также связан с целями наказания. Ч. 2 ст. 43 УК РФ определяет, что наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. В случае установления обстоятельств, свидетельствующих о том, что цели наказания не достигнуты применительно к конкретному осужденному, суд принимает решение о принуждении в отношении данного лица, защищая тем самым публичный интерес. В соответствии с правовой позицией Конституционного Суда РФ, суд вправе заменить неотбытое на-
казание по приговору суда и исполняемого осужденным наказания его эквивалентом, исполнение которого может быть осуществлено принудительно. При этом решение, принимаемое судом, не может быть произвольным, а должно основываться на учете как характера преступления, за которое лицо осуждено, так и личности виновного, а также причин, по которым назначенное судом наказание не исполнялось2.
Таким образом, при исполнении итоговых судебных решений уголовно-процессуальная деятельность суда осуществляется в форме правосудия.
Осуществляя правосудие в стадии исполнения итоговых судебных решений, суд, осуществляет делает это посредством судебного контроля либо корректировки вступивших в законную силу итоговых судебных решений. Однако единого мнения среди ученых-процессуалистов по данному вопросу, нет. Ряд авторов рассматривают деятельность суда в стадии исполнения итоговых судебных решений как судебный контроль. При этом они не связывают сам судебный контроль с правосудием при исполнении итоговых судебных решений3. Другие авторы рассматривают деятельность суда в стадии исполнения итоговых судебных решений (исполнение приговора), как судебный контроль, но связывают данную деятельность суда с формой правосудия4. При этом судебный контроль, по их мнению, заключается в рассмотрении судьей вопросов, перечисленных в ст. 397 УПК РФ и ч. 1 ст. 20 УИК РФ5.
А.Ф. Амануллина рассматривает судебный контроль при исполнении приговора как форму правосудия. Однако видит в нем комплексную судебную деятельность, основанную на системе процессуальных действий и решений участников уголовного судопроизводства со стороны обвинения, защиты, компетентных органов государства, осуществляемая с целью судебной защиты конституционных прав осужденных, оправданных и реабилитированных физических и юридических лиц, при исполнении судебных, иных процессуальных решений6.
Некоторые авторы рассматривают деятельность суда в стадии исполнения итоговых судебных решений в качестве правосудия, называя ее корректировочной7. В обоснование своей позиции они указывают, что наказание как составная
часть приговора носит характер индивидуального криминологического прогнозирования, которое возможно только на вероятностном уровне, а поскольку в ходе реализации наказания могут происходить изменения личности осужденного, содержащееся в приговоре суда, решение о наказании постоянно должно корректироваться, подправляться с тем, чтобы в максимальной степени соответствовать существующим на конкретный момент условиям8.
Не ставя перед собой задачу подробного вышеуказанных позиций, рассмотрим, каким же образом реализуется правосудие при исполнении итоговых судебных решений. Полагаем уместным говорить о судебном контроле на данном этапе производства по уголовному делу. К такому выводу можно прийти в связи с тем, что деятельность суда направлена на защиту нарушенных или оспариваемых прав, свобод либо правовых интересов лиц, участвующих в стадии исполнения итоговых судебных решений, осуществляется посредством познавательной деятельности суда (доказывания) обстоятельств дела, по вопросам, которые должны быть разрешены при исполнении итоговых судебных решений.
В результате осуществления судебного контроля используется определенная система процессуальных действий, осуществляемых судом, которая позволяет корректировать вступивший в законную силу приговор либо иное итоговое судебное решение по уголовному делу. При этом корректировка осуществляется для защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод либо правовых интересов заинтересованных лиц. В результате корректировки итоговых судебных решений суд не вмешивается в саму сущность вступившего в законную силу итогового судебного решения. Он поправляет итоговые судебные решения, внеся в них соответствующие корректуры, которые стали возможными в результате исследованных в ходе судебного заседания имеющихся обстоятельств. Поэтому мы согласны с мнением таких авторов, как А.Н. Павлухин, И.А. Давыдов, Н.Д. Эриашвили, которые пишут о том, что предметом судебного контроля при исполнении приговора, в том числе и при исполнении иных итоговых судебных решений, будут являться: своевременность приведения к исполнению приго-
вора в целях обеспечения наиболее эффективного процесса исполнения наказания; вопросы, возникающие в процессе исполнения наказания и требующие для них разрешения вмешательства суда и т.д.9. Все эти обстоятельства представляют собой самостоятельный предмет доказывания при исполнении итоговых судебных решений. Корректировка итогового судебного решения это, в первую очередь, способ, при помощи которого осуществляется судебный контроль в данной стадии уголовного процесса.
Уголовно-процессуальная деятельность суда в стадии исполнения итоговых судебных решений должна осуществляться в процессуальной форме посредством проведения судебного заседания. Процессуальным результатом этой деятельности является вынесение общеобязательного, законного, обоснованного и мотивированного судебного акта (постановления судьи). Реализация данного акта обеспечивается принудительной силой государства. Все вышесказанное позволяет прийти к выводу о том, что этот акт в полной мере может рассматриваться как акт правосудия.
Уголовно-процессуальную деятельность суда при исполнении итоговых судебных решений необходимо отделять от административно-процессуальной деятельности, которая также осуществляется в форме правосудия посредством судебного контроля на данном этапе производства по уголовному делу (ч. 2 ст. 20 УИК РФ), однако в этом случае имеют место не уголовно-процессуальные правоотношения, а административные. В этом случае предметом судебного заседания выступают, в первую очередь, действия администрации учреждений и организаций, исполняющих уголовное наказание либо исполняющих иную меру уголовно-правового характера, а также условия содержания осужденных или иных лиц, медицинское обслуживание и т.д. Процессуальный порядок такой деятельности суда регламентируется КАС РФ.
Литература
1. Определение Конституционного Суда РФ от 24.06.2008 № 376-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Ячменевой Марины Владимировны на нарушение ее конституционных
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
прав частью третьей статьи 49 Уголовного кодекса Российской Федерации» // СПС Консультант Плюс.
2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 16 февраля 2006 года № 62-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Се-верского городского суда Томской области о проверке конституционности части первой статьи 50 Уголовного кодекса Российской Федерации». // СПС Консультант Плюс.
3. Александров А.С. Принципы уголовного судопроизводства // Правоведение. 2003. № 5.
4. Амануллина А.Ф. Судебный контроль в стадии исполнения приговора: автореферат дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009.
5. Багаутдинов Ф. Отражение публичных и личных интересов в принципах уголовного судопроизводства // Уголовное право. 2002. № 4.
6. Воронин О.В. Исполнение приговора по УПК РФ. Учебное пособие. Томск. НТЛ. 2006.
7. Головко Л.В. Принципы неотвратимости ответственности и публичности в современном российском уголовном праве и процессе // Государство и право. 1999. № 3.
8. Качалова О.В. Ускоренное производство в уголовном процессе: дис. ... докт. юрид. наук. М., 2016.
9. Ломаев А.Ю. Публичный интерес как правовая категория: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2012. С. 11.
10. Масленникова Л.Н. Методология познания публичного и частного (диспозитивного) начал в уголовном судопроизводстве. М., 2000.
11. Павлухин А.Н., Давыдов И.А., Эриашви-ли Н.Д. Судебный контроль за исполнением уголовных наказаний. М., 2008.
12. Петрухин И.Л. Публичность и диспозитив-ность в уголовном процессе // Российская юстиция. 1999. № 3.
13. Рябцева Е.В. Соотношение принципа разумности, публичности и диспозитивности в уголовном процессе // Общество и право. 2011. № 5.
14. Свиридов М.К. Сущность и предмет стадии исполнения приговора. Томск, 1978.
15. Хатуаева В.В. Соотношение публичного и частного (диспозитивного) начал в современном уголовном судопроизводстве // Общество и право. 2011. № 1.
16. Шадрин В.С. Обеспечение прав личности и принцип публичности в уголовном процессе // Государство и право. 1994. № 4.
1 Более подробно о публичном интересе см.: Лома-ев А.Ю. Публичный интерес как правовая категория: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Казань, 2012. С. 11; Качалова О.В. Ускоренное производство в уголовном процессе: диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2016. С. 71—72; Александров А.С. Принципы уголовного судопроизводства // Правоведение. 2003. № 5. С. 34; Багаутдинов Ф. Отражение публичных и личных интересов в принципах уголовного судопроизводства // Уголовное право. 2002. № 4. С. 55; Головко Л.В. Принципы неотвратимости ответственности и публичности в современном российском уголовном праве и процессе // Государство и право. 1999. № 3. С. 66; Масленникова Л.Н. Методология познания публичного и частного (диспозитивного) начал в уголовном судопроизводстве. М., 2000. С. 24—26; Петрухин И.Л. Публичность и диспозитивность в уголовном процессе // Российская юстиция. 1999. № 3. С. 24— 25; Рябцева Е.В. Соотношение принципа разумности, публичности и диспозитивности в уголовном процессе // Общество и право. 2011. № 5. С. 10; Шадрин В.С. Обеспечение прав личности и принцип публичности в уголовном процессе // Государство и право. 1994. № 4. С. 97; Хатуаева В.В. Соотношение публичного и частного (диспозитивного) начал в современном уголовном судопроизводстве // Общество и право. 2011. № 1. С. 11—12 и др.
2 Более подробно об этом см.: Определение Конституционного Суда РФ от 24.06.2008 № 376-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Ячменевой Марины Владимировны на нарушение ее конституционных прав частью третьей статьи 49 Уголовного кодекса Российской Федерации»; Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 16 февраля 2006 года № 62-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса Северского городского суда Томской области о проверке конституционности части первой статьи 50 Уголовного кодекса Российской Федерации». // СПС Консультант Плюс.
3 См.: Муратова Н.Г. Указ. соч. С. 13, 39—40; Воронин О.В. Исполнение приговора по УПК РФ. Учебное пособие. Томск. НТЛ. 2006 г. С. 9; ПавлухинА.Н., ДавыдовИ.А., ЭриашвилиН.Д. Судебный контроль за исполнением уголовных наказаний. М., 2008. С. 24—28.
4 См.: Николюк В.В. Указ. соч. С. 79 и др.
5 См.: Николюк В.В. Указ. соч. С. 79.
6 См.: Амануллина А.Ф. Судебный контроль в стадии исполнения приговора: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 10.
7 См.: Свиридов М.К. Сущность и предмет стадии исполнения приговора. Томск, 1978, С. 17—18, 135.
8 См.: Там же. С. 17—18.
9 См.: Павлухин А.Н., Давыдов И.А., Эриашвили Н.Д. Судебный контроль за исполнением уголовных наказаний. М., 2008. С. 24—25.
УДК 34 ББК 67
ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ, ВНЕСЕННЫХ ЗАКОНОДАТЕЛЕМ
В СТАТЬЮ 6.1 УПК РФ
ЕЛЕНА НИКОЛАЕВНА КЛЕЩИНА,
профессор кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
доктор юридических наук, доцент; АЛЕКСЕЙ СЕРГЕЕВИЧ АРХИПОВ, заместитель начальника отдела полиции № 3 (по Северному району) управления МВД России по городу Орлу,
кандидат юридических наук
Сиайоп-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье анализируются изменения, внесенные законодателем в ст. 6.1 УПК РФ, за период ее действия. Авторами поднимается вопрос о том, в какой мере интересам потерпевшего соответствует реализация принципа разумного срока уголовного судопроизводства.
Ключевые слова: разумный срок уголовного судопроизводства, потерпевший, достаточность, эффективность.
Abstract. The article discusses changes made by the legislator in article 6.1 of the code of criminal procedure, for the period of its validity. The authors raised the question of the extent to which the interests of the victim corresponds to the implementation of the principle of reasonable time of criminal proceedings.
Keywords: reasonable time, victim, sufficiency, efficiency.
В период с 2014 по 2016 г.г. ст. 6.1 УПК РФ была дополнена тремя новыми частями: 3.1, 3.2, 3.3. Новыми нормами расширяется сфера действия принципа разумного срока уголовного судопроизводства, ими сформированы условия для защиты прав и законных интересов большего числа участников уголовного судопроизводства. Так, ч. 3.2 ст. 6.1 УПК РФ создает правовые предпосылки для защиты права на разумный срок уголовного судопроизводства лица, на имущество которого наложен арест, не являющегося подозреваемым и обвиняемым и не несущим по закону материальную ответственность за их действия.
Данное лицо, не получая статус подозреваемого (обвиняемого), может рассматриваться таковым в широком, например, конституционно-правовом смысле. Начиная с решения по жалобе В.И. Маслова от 27.06.20001, Конституционный Суд Российской Федерации предлагает рассматривать фактическое положение лица, испытывающего на себе действие мер уголовно-процессуального принуждения или иных мер, обязательно сопутствующих уголовному
преследованию, обеспечивая такому лицу доступ к процессуальным средствам защиты. Основываясь на данной позиции, судебная практика пошла по пути признания действий по наложению ареста на имущество лиц, не являющихся подозреваемыми (обвиняемыми), свидетельствами осуществления уголовного преследования2.
С учетом этого, предусмотренная ч. 3.2 ст. 6.1 УПК РФ норма лишь дополняет, не изменяя коренным образом, первоначальную концепцию разумного срока уголовного судопроизводства, первоисточником которой является положение ч. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 04.11.1950 (далее по тексту — Конвенция), обеспечивая ее приспособление к практике российского уголовного судопроизводства. Как гласит Конвенция: «Каждый .при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на. разбирательство дела в разумный срок.». Прилагательное «любой» в данном случае позволяет рассматривать «обвинение» в наднациональном смысле, учитывая все факты и обстоятельства, свидетель-
ствующие о том, что лицо подвергается уголовному преследованию3.
В отличие от ч. 3.2 ст. 6.1 УПК РФ, нормы частей 3.1 и 3.3 ст. 6.1 УПК РФ несут в себе более глубокие изменения юридического содержания принципа разумного срока уголовного судопроизводства, развивая его за рамками первоначальной концепции. Данными нормами предписывается определение разумности сроков периодов досудебного производства: со дня подачи заявления, сообщения о преступлении до дня принятия решения о приостановлении предварительного расследования по уголовному делу по основанию, предусмотренному п. 1 ст. 208 УПК РФ (ч. 3.1) и с того же дня до момента принятия решения об отказе в возбуждении уголовного дела либо о прекращении уголовного дела по основанию, предусмотренному п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК РФ (ч. 3.3).
Как известно, Конвенция и Европейский Суд по правам человека (далее по тексту — ЕСПЧ) соответственно не наделяют потерпевшего и не требуют обеспечивать ему право на разумный срок уголовного судопроизводства. В то же время, стремление федерального законодателя создать на территории Российской Федерации более высокий уровень защиты прав человека в уголовном судопроизводстве, чем предусмотрено Конвенцией, не может кем-либо осуждаться, что особенно подчеркивается Верховным Судом Российской Федерации4.
Идея признания за потерпевшим и иными, помимо подозреваемого, обвиняемого, лицами права на разумный срок в уголовном судопроизводстве учитывалась законодателем при определении первоначального содержания ст. 6.1 УПК РФ и некоторых иных норм. Неслучайно положения о разумном сроке получили статус процессуального принципа, а в ч. 2 ст. 123 УПК РФ указано, что нарушение разумных сроков затрагивает интересы различных участников уголовного судопроизводства. В то же время, ч. 3 ст. 6.1 УПК РФ предписывала определять разумность только сроков уголовного преследования подозреваемого и обвиняемого, тем самым создавая условия для защиты рассматриваемого права данных участников. С включением в указанную статью ч.ч. 3.1 и 3.3, потерпевшему были созданы аналогичные процессуальные гарантии.
Одновременно с этим усложнился правовой механизм определения разумности сроков досу-
дебного производства: потребовалось учитывать дополнительные обстоятельства уголовного дела и оценивать разумность практически всего времени проверки заявления, сообщения о преступлении и производства предварительного расследования. Однако нами ставится под сомнение не столько эффективность измененного механизма оценки разумности сроков в досудебном производстве, сколько необходимость самостоятельной оценки разумности продолжительности процессуальной деятельности, направленной на обеспечение прав и законных интересов потерпевшего.
За более чем полвека существования ЕСПЧ и его предшественников, в компетенцию которых входило разрешение вопросов толкования и применения Конвенции, идея наделения потерпевшего правом на разумный срок уголовного судопроизводства не получила какого-либо развития. Конечно, потерпевший заинтересован в скором разрешении уголовно-правового конфликта, напрямую затрагивающим его интересы. Но требование разумности сроков уголовного судопроизводства, если рассматривать его всесторонне, лишь отчасти согласуется с интересами потерпевшего, а в основном направлено на защиту прав обвиняемого (подозреваемого). Учитывая противоположность позиций данных участников уголовного судопроизводства, возможность наличие любого универсального средства одновременного обеспечения их законных интересов всегда должно ставится под сомнение.
На сегодняшний день развитие научных представлений о сущности разумных сроков уголовного судопроизводства достигло понимания его прямой зависимости от достаточности и эффективности действий представителей судебной или следственной власти по своевременной реализации предоставленных им полномочий5. Если данную зависимость рассматривать абстрактно, то разумный срок уголовного судопроизводства (в той мере, в какой он является прямым следствием достаточных и эффективных действий полномочных субъектов уголовного процесса) полностью соответствует интересам потерпевшего.
Но потерпевший заинтересован прежде всего в достаточности и эффективности действий по расследованию совершенного в отношении него преступления, а лишь во вторую очередь в разумности
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
сроков такого расследования. С другой стороны, обвиняемого в первую очередь интересует скорейший выход из того состояния неопределенности, в котором он пребывает в ходе осуществления в отношении него уголовного преследования, а не эффективность расследования, его завершение установлением всех обстоятельств дела.
Следствием превышения разумных сроков уголовного судопроизводства может являться полный отказ от уголовного преследования или его ограничение. В соответствии с ч. 3 ст. 5 Конвенции, содержащийся под стражей имеет право на разбирательство дела в разумный срок или освобождение из-под стражи. В уголовно-процессуальном законодательстве некоторых стран нарушение разумных сроков производства по делу является основанием полного прекращения уголовного преследования6. В УПК РФ такой выход из ситуации, связанной с нарушением разумных сроков уголовного судопроизводства, прямо не предусмотрен. В то же время, анализ последних тенденций, наметившихся в правоприменительной практике, показывает, что решения о продлении сроков предварительного следствия могут отменяться судами по жалобам в порядке ст. 125 УПК РФ подозреваемого (обвиняемого), его защитника в случаях, когда доказано нарушение разумности продлеваемых сроков7. Такие отмены нередко исключают возможность дальнейшего производства по делу. Очевидно, что рассмотренный вариант развития событий не отвечает интересам потерпевшего, который в случае нарушения разумных сроков вообще лишается возможности защиты своих прав, нарушенных преступным посягательством.
В ст. 13 Конвенции предусмотрено право каждого, чьи законные интересы нарушены, в том числе в результате совершения преступления, на эффективное средство правовой защиты. В ходе рассмотрения ЕСПЧ жалоб на нарушения данного положения Конвенции в досудебном производстве, были детально определены критерии достаточности и эффективности действий полномочных субъектов уголовного процесса по рассмотрению сообщения о преступлении и производству предварительного расследования8.
Учитывая пример успешной имплементации в российском законодательстве и правоприменительной деятельности положений Конвенции о раз-
умном сроке уголовного судопроизводства и практики ЕСПЧ по их применению, нами предлагается включить в УПК РФ требование достаточности и эффективности действий уполномоченных органов и должностных лиц по проверке заявлений, сообщений о преступлении и производству предварительного расследования. Основываясь на практике ЕСПЧ, установить обстоятельства, учитываемые при оценке достаточности и эффективности таких действий.
Создание гарантий достаточности и эффективности действий государственных органов и должностных лиц, уполномоченных проводить проверку заявлений, сообщений о преступлении и производить предварительное расследование, по нашему мнению, в большей мере соответствовало бы интересам потерпевшего, чем обеспечение разумности сроков процессуальной деятельности по защите лица, пострадавшего от преступления, в досудебном производстве.
1 О проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Масло-ва. Постановление Конституционного Суда РФ от 27.06.2000 № 11-П // Собрание законодательства РФ. 03.07.2000. № 27. Ст. 2882.
2 Определение Верховного Суда РФ от 22.02.2011 № 5-Г11-14[Электронный ресурс: СПС «КонсультантПлюс].
3 Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Заключена в г. Риме 04.11.1950) (с изм. от 13.05.2004) //Собрание законодательства РФ. 8 января 2001 г. № 2. Ст. 163.
4 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27.06.2013 № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней». Российская газета. 2013. № 6121.
05 июля.
5 Аширбекова М.Т., Некенова С.Б. Разумный срок уголовного судопроизводства как правовое понятие // Научные труды. Российская академия юридических наук. Выпуск 14: в 2 т. Т. 2. М.: ООО «Издательство «Юрист». 2014. С. 732—735.
6 Казак С., Белых Г. Право на рассмотрение дела в уголовном процессе в Латвии в разумные сроки // Особенности теории и практики нормативно-правового регулирования общественных отношений и правоприменения в различных правовых семьях мира в призме использования их рационального опыта в правовой системе России, в том числе в системе МВД России. Материалы международной научно-практической конференции 13 мая 2011г. [Сайт]: Калининградский институт МВД России. Режим доступа: http://www.klimvd.ru/files/mejd_opit/Kasaka.pdf. Дата доступа: 17.10.2016.
7 Обзор судебной практики суда Чукотского автономного округа по уголовным делам за I квартал 2015 года (утв. Постановлением президиума суда Чукотского автономного округа от 18.03.2015) [Электронный ресурс]: СПС «КонсультантПлюс».
8 Постановление ЕСПЧ от 29.07.2010 по делу «Копылов (Кору^) против Российской Федерации» (жалоба № 3933/04) «Бюллетень Европейского Суда по правам человека», 2011, № 6.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ПРОИЗВОДСТВО ДОЗНАНИЯ ПО ВОЕННО-СУДЕБНОМУ УСТАВУ 1867 Г.
СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ НЕВСКИЙ,
главный научный сотрудник ФГКУ «ВНИИ МВД России», доктор юридических наук, профессор E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье рассматриваются основные положения производства дознания в соответствии с Военно-судебным уставом 1867 г. Указаны случаи, при которых производилось дознание, требования, предъявлявшиеся к офицерам, назначенным для производства дознания, полномочия военных начальников при назначении и окончании дознания. Отдельно рассмотрен вопрос о производстве полицией дознания в отношении деяний военнослужащих.
Ключевые слова: дознание, военнослужащие, преступления и проступки, офицеры, военный начальник, полиция.
Abstract. The article examines the fundamentals of performing inquiry according to the Military Court code of 1867. The author points out certain cases when inquiry was performed, requirements that the officers assigned to perform inquiry had to meet and the powers of military chiefs with regards to initiating and ending inquiry. The issue of the police performing inquiry with respect to the deeds of the military is viewed separately.
Keywords: inquiry, military, crimes and misdemeanors, officers, military chief, police.
Военно-судебный устав был разработан специальной комиссией на основе «Основных положений преобразования военно-судебной части»1 и утвержден императором Александром II 15 мая 1867 г. Впоследствии Военно-судебный устав подвергался неоднократным изменениям и дополнениям, наиболее существенные из которых были внесены в 1869 г.2.
Порядку производства дознания в Военно-судебном уставе посвящено отделение второе «О дознании» главы третьей «О предварительном производстве».
В соответствии со ст. 312 устава дознание назначалось при наличии законного повода «к начатию» дела для собрания надлежащих сведений о преступлениях и проступках, а также о происшествиях, в которых возможно содержались признаки преступного деяния.
Ст. 314 устава установила случаи, при которых военным начальством производилось дознание:
1) при нарушении военнослужащими законов дисциплины и военной службы даже при участии в этом гражданских лиц, а также когда преступления и проступки военнослужащих не относились к нарушению законов дисциплины и военной службы, но совершены в местах, состоявших в исключительном ведении военного начальства;
2) при совершении преступлений и проступков, не относившихся к нарушению законов дисциплины и военной службы, в местах, не состоявших в исключительном ведении военного начальства, но между воинскими чинами во время исполнения обязанностей по службе;
3) при совершении преступлений и проступков лицами гражданского ведомства в местах, состоящих в исключительном ведении военного начальства.
Дознание назначалось полковыми командирами или лицами, пользовавшимися с ним одинаковыми
правами, а также старшими в порядке подчиненности начальниками. При этом дознание производилось по распоряжению военного начальника, в исключительном ведении которого находилось место совершения преступного деяния. При совершении деяния в месте, находившемся в ведении гражданских властей, дознание назначалось по распоряжению воинского начальника, в подчинении которого состояло обвиняемое или подозреваемое лицо (ст. 315, 316).
В соответствии со ст. 318 устава дознание возлагалось военными начальниками на подчиненных им офицеров при соблюдении следующих правил:
1) назначенный для производства дознания офицер должен быть чином старше лица, в отношении деяний которого производилось дознание, или в одном чине, но иметь старшинство по производству в чин;
2) назначаемый для производства дознания офицер должен был удовлетворять требованиям ст. 13 устава (не состоять под следствием или судом за преступления и проступки, не подвергаться по судебным приговорам содержанию на гауптвахте, с ограничением некоторых прав и преимуществ по службе, или иному более строгому наказанию. Не назначались также для производства дознания офицеры, ранее бывшие под судом за преступления или проступки, влекшие за собой такие наказания, но не оправданные судебными приговорами), не состоять с участвующими в деле лицами в отношениях, признаваемыми законом поводами для отвода военных следователей и судей.
В военных учреждениях, в которых не имелось офицеров, производство дознания могло быть поручено гражданским чиновникам военного ведомства при соблюдении указанных требований.
Военный начальник при передаче лицу, назначенному для производства дознания, всех имевшихся по делу сведений имел право дать ему письменные или устные указания «обстоятельств, подлежа-ших разследованию».
Ст. 319 устава определила, что при назначении дознания, а также в ходе его производства, военный начальник при необходимости принимал меры пресечения в отношении подозреваемого. В отношении военнослужащих применялись следующее меры:
1) «отдача под ближайший надзор начальства, 2) домашний арест, 3) арест в местах заключения военного ведомства и содержание под стражей в местах заключения гражданского ведомства» (ст. 470). К лицам гражданского ведомства, обвинявшимся в совершении преступлений или проступков, применялись меры пресечения в соответствии со статьями 416—431 Устава уголовного судопроизводства (ст. 477). В случае, если лицо, производившее дознание, считало необходимым применить в отношении подозреваемого меру пресечения, то оно докладывало об этом начальнику, назначившему дознание (ст. 328).
Лицо, производившее дознание, как регламентировала ст. 325 устава, собирало «все нужныя, для разъяснения дела, сведения посредством розысков, словесными разспросами, не делая ни обысков, ни выемок в домах». Показания каждого опрошенного лица записывались производившим дознание отдельно, «по возможности, собственными словами спрошеннаго, без изменений, пропусков и прибавлений» (ст. 326). Лицо, производившее дознание, обязывалось принять меры, необходимые для предупреждения уничтожения следов преступления (ст. 327).
В соответствии со ст. 332 устава наблюдение за «правильностью и скоростью» производства дознаний возлагалось на военного начальника, назначившего дознание. Последний разрешал сомнения, возникавшие при производств дознания, а также жалобы, поданные обвиняемым или подозреваемым и другими лицами.
Материалы оконченного дознания представлялись военному начальнику, его назначившему. Если военный начальник признавал, что дознание произведено с достаточной полнотой, то в соответствии со ст. 334 устава делал одно из следующих распоряжений:
1) о передаче подлежащим властям гражданского ведомства материалов дознания о преступлениях и проступках, совершенных в местах, состоявших в исключительном ведении военного начальства, но не подсудных военному суду;
2) о прекращении дознания о преступлениях и проступках, подсудных полковому суду, при недостаточности доказательств или улик про-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
тив обвиняемого, а также при наличии законных причин к прекращению дела. В противном случае производилось разбирательство в пределах полномочий, предоставленных дисциплинарным уставом, или обвиняемый предавался полковому суду;
3) о прекращении дознания о преступлениях и проступках, подсудных полковому суду, по которым не был обнаружен виновный, если они не влекли наказаний, соединенных с лишением всех прав состояния или с потерей всех и некоторых особенных, лично и по состоянию или званию присвоенных, прав и преимуществ, а также о прекращении дознания о происшествиях, в которых не оказалось признаков преступного деяния. Одновременно об этом ставился в известность военный начальник, которому было доложено о происшествии;
4) о предании обвиняемого суду в результате произведенного дознания о преступлениях и проступках, подсудных военно-окружному суду, но не влекших за собой лишения всех прав состояния или всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ, а также в результате дознаний об относившихся к нарушению обязанностей военной службы преступлениях и проступках, хотя и влекших за собой указанное лишение прав, но совершенных военнослужащими без участия лиц гражданского ведомства, в случаях, когда обстоятельства дела выяснены с достаточной полнотой и преступление или проступок являлись настолько очевидными, что не было необходимости в производстве предварительного следствия. Если это выходило за пределы власти военного начальника, то он представлял материалы дознания тому начальнику, от власти которого зависело предание обвиняемого суду;
5) во всех иных случаях судебному следователю гражданского ведомства сообщалось о производстве предварительного следствия или об отданном распоряжении о его производстве военным следователем, даже если дознанием не были выявлен обвиняемый или подозреваемый совершении преступного деяния. Кроме того, военный начальник был вправе сделать распоряжение о производстве «через военного следователя» отдельных следственных действий, если преступление или проступок
совершены при условиях, предусмотренных п. 1 и 2 ст. 314 устава, и для «разъяснения» дела необходимо произвести «обследование» лишь некоторых его обстоятельств.
Военно-судебный устав также предусматривал возможность производства дознания о преступлениях и проступках, совершенных военнослужащими, полицией. Полицией, в соответствии со ст. 321 устава, производилось дознание о преступлениях и проступках, не касавшихся нарушений обязанностей по военной службе и дисциплины, совершенных военнослужащими в местах, не состоявших в ведении военного начальства, за исключением случаев, подпадающих под действие п. 2 ст. 314 устава. При этом ст. 322 определила, что дознания о преступлениях и проступках военнослужащих производились полицией по правилам, установленным Уставом уголовного судопроизводства.
Полиция обязывалась сообщать военному начальству необходимые сведения о начатом дознании и о передаче материалов дознания судебному следователю или мировому судье. Полицией дознание передавалось непосредственно военному начальству во всех случаях, когда противозаконные действия военнослужащих не требовали производства предварительного следствия судебным следователем и не подлежали разбирательству мировым судьей (ст. 323).
При неисполнении полицией обязанностей по производству дознания по делам о преступлениях и проступках военнослужащих, подсудных военному суду, или по собиранию дополнительных по этим делам сведений, запрашиваемых военным начальником, последний сообщал об этом местному прокурору гражданского ведомства или его товарищу (ст. 324).
1 Кутафин О.Е., Лебедев В.М., Семигин ГЮ. Судебная власть в России: история, документы. В 6 т. Т. III. От Свода законов к судебной реформе 1864 г. / Отв. ред. А.В. Наумов. М.: Мысль, 2003. С. 684.
2 Далее по тексту — Военно-судебный устав, устав. При написании статьи использовалось следующее издание: Свод военных постановлений 1869 г. Книга XXIV. Устав военно-судебный. Изд-е четвертое (по 1 Января 1913 года). СПб.: Государственная типография, 1913 (при цитировании сохранены, по возможности, стиль и орфография документа).
УДК 34 ББК 67
СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ СТАТУСА НАЧАЛЬНИКА ОРГАНА ДОЗНАНИЯ
АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧРЫЖАКОВ,
профессор кафедры уголовно-правовых дисциплин Тульского филиала ОЧУВО «Международный юридический институт»,
кандидат юридических наук, профессор, Заслуженный работник высшей школы РФ E-mail: [email protected]; АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ЗАЛИВИН, доцент кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент, Заслуженный сотрудник органов внутренних дел РФ E-mail: [email protected]
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Федеральным законом от 30.12.2015 № 440-ФЗ усовершенствованы редакции некоторых статей УПК РФ, в том числе определение «начальник органа дознания». В настоящей публикации представлен анализ некоторых изменений закона.
Ключевые слова: начальник органа дознания, начальник подразделения дознания, дознаватель, учреждение.
Abstract. The Federal law from 30.12.2015 No. 440-FZ, refined the wording of some articles of the code of criminal procedure, including the definition of "the chief of body of inquiry". This publication presents an analysis of some of the law changes.
Keywords: the chief of the inquiry body, the chief of division of inquiry, the investigator, the institution.
Федеральным законом от 30 декабря 2015 г. № 440-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части уточнения полномочий начальника органа дознания и дознавателя»1 изменены акценты в определении понятия «начальник органа дознания». Ранее, главным сущностным критерием в дефиниции названного участника уголовного процесса было его полномочие «давать поручения о производстве дознания и неотложных следственных действий, осуществлять иные полномочия, предусмотренные» УПК РФ. Теперь, основной понятийный признак — организационная составляющая статуса начальника органа дознания — то обстоятельство, что именно он возглавляет (является заместителем такового), учреждение наделенное статусом органа дознания.
В настоящее время, органом дознания законодатель именует не только учреждения (органы внутренних дел и входящие в их состав территориальные, в том числе линейные, управления (отделы, отделения, пункты) полиции, а также иные органы исполнительной власти, наделенные в соответствии с федеральным законом полномочиями по осуществлению оперативно-розыскной деятельности, органы Федеральной службы судебных приставов, органы государственного пожарного надзора федеральной противопожарной службы), но и некоторых должностных лиц (командира воинской части, соединения, начальника военного учреждения или гарнизона и др.2.
В случае наделения статусом органа дознания должностного лица, возглавлять его вряд ли кто-
либо может, кроме него самого. Поэтому, когда органом дознания является должностное лицо, его статус включает в себя не только полномочия органа дознания, но и некоторые права (обязанности, ответственность) начальника подразделения дознания и даже дознавателя.
Согласно ч. 3 ст. 40.2 УПК РФ в органах внутренних дел Российской Федерации полномочия начальника органа дознания осуществляют также заместители начальника полиции. Это «уточнение» касается тех случаев, когда орган внутренних дел не является территориальным управлением (отделом, отделением, пунктом) полиции. Управление (отдел, отделение, пункт) полиции возглавляет начальник полиции. Соответственно его заместитель в соответствии с п. 17 ст. 5 УПК РФ не только обладает полномочиями начальника органа дознания, он таковым является.
Органом внутренних дел, не являющимся управлением (отделом, отделением, пунктом) полиции, руководит начальник этого органа. Начальником полиции в этом случае является не он сам, а его заместитель, у которого имеются свои заместители. Именно им дополнительно ч. 3 ст. 40.2 УПК РФ и предоставляет право осуществлять полномочия начальника органа дознания. Согласно ч. 2 ст. 40.2 УПК РФ начальник органа дознания по отношению к дознавателям, уполномоченным им осуществлять предварительное расследование в форме дознания, обладает полномочиями начальника подразделения дознания, предусмотренными ст. 40.1 УПК РФ. Поэтому изменения статуса начальника подразделения дознания также повлияли на формирование правового положения начальника органа дознания.
В связи с этим, несколько слов следует сказать и о правах начальника подразделения дознания. И раньше начальники подразделения дознания вынуждены были проверять материалы проверки заявлений (сообщений) о преступлении у подчиненных им дознавателей. Теперь же это полномочие прямо закреплено в п. 1 ч. 3 ст. 40.1 УПК РФ, в которой ранее речь шла о проверке лишь материалов уголовного дела на стадии предварительного расследования. Причем даже не уточнялось, чьи уголовные дела вправе проверять начальник подразделения дознания. Начальник подразделения дознания вправе
«проверять материалы проверки сообщения о преступлении и материалы уголовного дела, находящиеся в производстве дознавателя». «Проверить» означает «удостовериться в правильности» чего-нибудь или же «подвергнуть испытанию для выяснения» чего-нибудь3. «Проверять» — «устанавливать правильность, точность» чего-нибудь или же «делать» что-нибудь «с целью выяснения свойства, качества» чего-нибудь4.
Соответственно проверка, о которой идет речь в новой редакции п. 1 ч. 3 ст. 40.1 УПК РФ, это специфический как мыслительно-логический, так и иного рода процесс, осуществляемый начальником подразделения дознания, в целях установления законности, всесторонности, полноты и объективности осуществляемой дознавателем на досудебных стадиях деятельности, посредством ознакомления и рассмотрения, оформленных и собранных дознавателем документов (предметов), которые в своей совокупности и составляют «материалы проверки сообщения о преступлении» и «материалы уголовного дела».
Как материалы проверки сообщения о преступлении, так и материалы уголовного дела могут быть в производстве не только дознавателя. Уголовно-процессуальное производство по таковым вполне может осуществлять созданная из дознавателей, входящих в штат подразделения дознания, группа дознавателей. Несмотря на то, что прямо в законе эта возможность не прописана, а равно на то, что решение о производстве дознания группой дознавателей (об изменении ее состава) принимает начальник органа дознания (п. 7 ч. 1 ст. 40.2, ч. 2 ст. 223.2 УПК РФ), полагаем, начальник подразделения дознания вправе также проверять материалы, полученные при проверке сообщения о преступлении и материалы уголовного дела, находящиеся в производстве данной группы дознавателей.
И еще одна возможность, наличие которой «напрашивается» по аналогии с закрепленным в новой редакции п. 1 ч. 3 ст. 40.1 УПК РФ правилом. Внесением изменений, а также дополнением в п. 1 ч. 3 ст. 40.1 УПК РФ (п. 8 Федерального закона от 30.12.2015) законодатель расширил полномочия начальника подразделения дознания. Заложенная в него идея, думается, заключается в том, что на-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
чальнику подразделения дознания предоставлены полномочия проверять материалы любого осуществляемого подчиненным ему дознавателем уголовно-процессуального производства. Однако виды таковых не ограничиваются проверкой сообщения о преступлении и предварительным расследованием, находящегося в производстве дознавателя уголовного дела. Когда органу дознания следователем (другим органом предварительного расследования) дается поручение о производстве процессуальных действий, выполняет таковое конкретный дознаватель.
В предложенной ситуации, у дознавателя имеется материал исполнения соответствующего поручения, который затем от имени органа дознания будет направлен следователю (другому органу предварительного расследования), поручение которого вы-
полнялось. Последовательным, полагаем, является заключение, что и такого рода материал начальник подразделения дознания вправе проверить, когда он оформляется подчиненным ему дознавателем. По меньшей мере, указанный вывод совершенно логичен и в полной мере отвечает общей идее совершенствования вышеперечисленных статей УПК РФ.
1 См.: Собр. законодательства РФ. 2016. № 1 (Часть 1). Ст. 60.
2 См.: Правоохранительные органы: учебник. 2-е изд. М.: «ИНФРА-М», 2004. С. 365.
3 См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка / С.И. Ожегов; под ред. Л.И. Скворцовой. 24-е изд., испр. М.: Издательство «Оникс». 2007. С. 784.
4 См.: Краткий толковый словарь русского языка / Сост. И.Л. Городецкая, Т.Н. Поповцева, М.Н. Судоплатова, Т.А. Фоменко; Под ред. В.В. Розановой. 4-е изд., стереотип. М.: Рус. Яз., 1985. С. 155.
УДК 34 ББК 67
МЕРА УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ХАРАКТЕРА
В ВИДЕ СУДЕБНОГО ШТРАФА КАК НОВОЕ ОСНОВАНИЕ ПРЕКРАЩЕНИЯ УГОЛОВНОГО ДЕЛА ИЛИ УГОЛОВНОГО ПРЕСЛЕДОВАНИЯ
АЛЛА СЕРГЕЕВНА ЕСИНА,
Начальник кафедры предварительного расследования Московского университета Министерства внутренних дел Российской Федерации имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected]; ОЛЬГА ЕВГЕНЬЕВНА ЖАМКОВА, Старший преподаватель кафедры уголовного процесса Московского университета Министерства внутренних дел Российской Федерации имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук E-mail: [email protected]
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье рассматривается новое для российского уголовного судопроизводства основание прекращения уголовного дела или уголовного преследования в виде назначения меры уголовного правового характера — судебного штрафа, а также анализируются проблемы применения норм главы 51.1. УПК РФ.
Ключевые слова: судебный штраф, мера уголовно-правового характера, прекращение уголовного дела, судебное решение.
Abstract. The article discusses the Russian criminal proceedings the grounds for termination of criminal case or criminal prosecution in the form of appointment of measures of criminal legal nature, judicial fines as well as analyzes the problems of application of norms 51.1. Code Of Criminal Procedure.
Keywords: judicial fines, the measure of criminal law, the termination of the criminal case, the judicial decision.
15 лет действует Уголовно-процессуальный кодекс РФ, а процесс совершенствования его норм только активизируется. Если в первые годы применения УПК РФ дополнялся отдельными понятиями или предложениями, то с годами законодатель инкорпорирует в текст закона новые правовые институты. Безусловно, имеют место быть объективные причины объясняющие и обосновывающие подобный процесс. Вместе с тем, следует признать, что не все новеллы законодателя безупречны с точки зрения законодательной техники изложения закона и понятны по механизму правоприменения.
Федеральным законом от 03.07.2016 № 323-ФЗ Уголовно-процессуальный кодекс РФ был дополнен новым основанием прекращения уголовного дела или уголовного преследования в связи с назначением меры уголовно -правового характера в виде судебного штрафа. (ст. 25.1. УПК РФ, глава 51.1 УПК РФ).
Данное положение закона, направленное на дальнейшую гуманизацию и либерализацию уголовного-процессуального законодательства, является продолжением уголовной политики по совершенствованию оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности в Российской Федерации.
На фоне постоянного снижения количества уголовных дел, поступающих на рассмотрение в суды, и сокращения общего числа лиц, осуждаемых за совершение преступлений, имеет место увеличение в общей структуре судимости доли лиц, осужденных за совершение преступлений небольшой и средней тяжести.
Такое положение стало складываться начиная с 2002 года, то есть задолго до того, как законодатель в 2011 году внес изменения в статью 15 УК РФ и к преступлениям небольшой тяжести отнес деяния, максимальное наказание за которые не превышает трех лет лишения свободы, что объективно увеличило число преступлений небольшой тяжести,
предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации.
Только за первое полугодие 2016 года из общего числа осужденных — 400 792 тыс., за преступления средней тяжести было осуждено 91 231 (за первые 6 месяцев 2015 года данный показатель составил 88 933тыс), небольшой тяжести — 204 165 тыс. (в 2015 году — 162 200 тыс.)1. В 2015 году за преступления средней тяжести было осуждено 185 390 тыс. человек, за небольшой тяжести — 353 909. Для сравнения в 2014 году, соответственно, за преступления средней тяжести было осуждено — 180 191 тыс., небольшой — 341 268 тыс.
Таким образом, практически каждое второе лицо осуждается за преступление небольшой тяжести. Негативные последствия от судимости в таких случаях (причем не только для самого осужденного, но и для его близких родственников) не вполне адекватны характеру этих деяний или личности осужденного. В этой связи появление такого института как меры уголовного- правового характера в виде судебного штрафа как основание освобождения от уголовной ответственности позволяет избежать негативных последствий, связанных с наличием судимости.
Следует отметить, что применение для достижения целей уголовного наказания к освобожденным от уголовной ответственности лицам разного рода мер государственного принуждения, менее строгих по своему характеру, чем уголовное наказание, не ново для законодательства нашей страны. В настоящее время, например, допускается освобождение от уголовной ответственности несовершеннолетних с применением к ним принудительных мер воспитательного воздействия. Уголовный кодекс РСФСР 1960 года наряду с такими же мерами для несовершеннолетних (статья 63 УК РСФСР) предусматривал возможность освобождения от уголовной ответственности взрослых лиц с привлечением их к административной ответственности (статья 501 УК РСФСР).
Следует отметить, что новелла уголовно-процессуального законодательства действует с июля текущего года и пока преждевременно говорить о активной практике применения норм нового правового института. Однако есть основание предполагать, что данное основание прекращения уголовного дела будет востребовано у правоприменителей.
Положительный момент нововведения состоит в том, что основная нагрузка в превенции правонарушений ляжет на иные меры уголовно-правового характера, а механизм уголовной ответственности будет включается только в случае когда применение иных мер уголовно-правового характера не достигло своих целей и не оказало достаточного превентивного воздействия на правонарушителя; потерпевшие от преступлений получат дополнительные возможности возмещения вреда, причиненного им в результате преступления, а лица, совершившие преступления небольшой и средней тяжести, — дополнительные возможности освобождения от уголовной ответственности, что позволит тем из них, к кому будет применена статья 251 УПК РФ, избежать негативных последствий, связанных с судимостью. Суммы полученные в виде уплаты судебного штрафа пополнят бюджет страны.
Вместе с тем, отдельные положения норм главы 51.1 УПК РФ требуют разъяснения и осмысления с точки зрения их практического применения. Например, в соответствии со ст. 446.2. УПК РФ, определяющей порядок прекращения уголовного дела или уголовного преследования и назначения меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа, в качестве условия для применения данной меры указывается: степень тяжести совершенного преступления и факт возмещения ущерба или иным способом заглаживание подозреваемым, обвиняемым причиненного преступлением вреда (ст. 25.1.УПК РФ).
По мнению авторов статьи для применения судебного штрафа перечисленных условий не достаточно. Полагаем, что подобный порядок не эффективен и вряд ли будет служить в полной мере достижению целей и соблюдению принципов уголовного судопроизводства. Условия при которых возможно применение судебного штрафа должны быть расширены. Так, в качестве обязательного условия для применения судебного штрафа должно стать:
признание подозреваемым (обвиняемым) своей вины, согласие (не оспаривание) с квалификацией содеянного, согласие на прекращение уголовного дела с применением судебного штрафа. Полагаем, что данные правовые позиции в обязательном порядке должны выясняться следователем (дознавателем) до принятия решения о возбуждении ходатайства перед судом о прекращении уголовного дела, что будет способствовать эффективности применения данной меры. Аргументируем нашу позицию.
Полагаем, что нововведение обусловлено не только стремлением законодателя сократить количество лиц, имеющих судимость и таким образом гуманизировать уголовную политику. Не менее важным для законодателя является факт уплаты судебного штрафа, а также факт исполнения решения органа судебной власти. Следовательно, ещё в ходе досудебного производства должны быть приняты меры к обеспечению исполнения решения судебного органа. Возможно ли добиться исполнения судебного решения от лица, чья правовая позиция осталась невыясненной? Устанавливается порядок, при котором ни в ходе предварительного расследования, ни в ходе судебного производства никто не обязан устанавливать факт признания лицом, совершившим преступление, своей вины, согласия с квалификацией содеянного. Этого не требует законодатель! Однако мы полагаем, что даже если обвиняемый (подозреваемый) согласен избежать уголовной ответственности посредством судебного штрафа, но факт привлечения к уголовной ответственности в его судьбе остается и ему не безразлично: какая статья УК РФ будет фигурировать в его биографии.
Если же, в качестве обязательного условия к прекращению уголовного дела будет указано — полное признание лицом своей вины, согласие с квалификацией содеянного и с самим фактом прекращения уголовного дела путем применения судебного штрафа, то, безусловно, это миними-низирует случаи отказа от исполнения судебного штрафа.
Исследовав этот вопрос, авторы статьи нашли подтверждение своим предложениям в судебной практике. 23 августа 2016 года исполняющий обязанности мирового судьи судебного участ-
ка №219 Реутовского судебного района Московской области вынес решение о прекращении уголовного дела в отношении Конаркова Д.В., обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 158 УК РФ. В ходе судебного заседания защитником Алябьевым В.А. было заявлено ходатайство об освобождении Конакова Д.В. от уголовной ответственности по ч. 1 ст. 158 УК РФ с назначением судебного штрафа, поскольку подсудимый в трехкратном размере возместил ущерб причиненный преступлением, полностью признал свою вину, раскаялся в содеянном, не возражал против прекращения уголовного дела на основании ст. 25.1 УПК РФ. В этом же ходатайстве защитник предложил суду сумму и срок выплаты судебного штрафа подчеркнув, что эти вопросы не вызывают возражения у обвиняемого. Суд, обсудив ходатайство, выслушав мнение сторон, учитывая отсутствие возражений со стороны государственного обвинителя — удовлетворил ходатайство защитника и освободил Конаркова от уголовной ответственности, применив к нему меру уголовно-правого характера2.
Таким образом, не смотря на отсутствие некоторых положений в тексте уголовно-процессуального закона судебная практика применения идет по пути установления тех обстоятельств, на которые указали авторы статьи. Обращаем внимание, что суд согласовал с обвиняемым сумму и срок выплаты штрафа перед принятием судебного решения окончательно.
Считаем, что способствовать эффективности применения судебного штрафа могла бы и такая мера как введение уголовной ответственности за неисполнение судебного решения по аналогии со ст. 17.14 КоАП РФ «Неисполнение законодательства о исполнительном производстве». В этом случае, суд, при ситуации, когда лицо не выплатило штраф в установленные сроки, по ходатайству судебного пристава не только отменяет постановление о прекращении уголовного дела и направляет его для возобновления предварительного расследования, но также обязывает органы расследования при дополнительном производстве по делу собрать доказательства для вменения обвиняемому лицу ещё одного состава преступления — не уплата судебного штрафа (или неис-
полнение судебного решения в виде судебного штрафа).
Далее в тексте ст. 25.1 УПК РФ не указана обязанность устанавливать материальное положение лица в отношении которого планируется прекращение уголовного дела путем применения судебного штрафа, а также наличие у него постоянного заработка или иных материальных доходов, которые позволили бы ему исполнить судебное решение и выплатить судебный штраф. Максимальная сумму штрафа, которая может быть назначена судом — 250 тысяч рублей!!! Сумма достаточно большая для многих категорий граждан. Однако, полагаем, что применение этой меры уголовно-правового характера не должно провоцировать лицо, освобожденное от уголовной ответственности, к совершению новых преступлений с целью уплаты судебного штрафа. В этой связи считаем необходимым дополнить ст. 25.1. УПК РФ положением, в котором обязать следователя устанавливать в ходе расследования реальные возможности лица по уплате судебного штрафа. В случае если будет установлено, что лицо не имеет возможности уплатить судебный штраф, то принимать решение о прекращении уголовного дела по данному основанию нельзя, и даже следует считать это незаконным.
Вышесказанное актуализирует необходимость дополнения нового правового института предложениями, сформулированными авторами выше, а именно: предусмотреть уголовную ответственность за неуплату судебного штрафа, примененного в порядке главы 51.1 УПК РФ; дополнить текст ст. 25.1 УПРК РФ положением о том, что прекращение уголовного дела возможно: если лицо полностью признает себя виновным, согласен с квалификацией содеянного и согласен с прекращением уголовного дела по данному основанию, вменить в обязанность следователя (дознавателя) установление источников доходов и возможности уплаты судебного штрафа лицом, в отношении которого принимается решение о прекращении уголовного дела.
1 Основные статистические показатели деятельности судов общей юрисдикции за 2016 год // www.cdep.ru.
2 https://rospravosudie.com/court
УДК 343.1 ББК 67.410.21
РЕАЛИЗАЦИЯ ПРАВА ГРАЖДАН НА УЧАСТИЕ В ОТПРАВЛЕНИИ ПРАВОСУДИЯ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ: РЕФОРМА И ПЕРСПЕКТИВЫ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ
АННА ВАЛЕНТИНОВНА МИРОНОВА,
начальник кафедры уголовного процесса Московского областного филиала Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье рассматриваются формы народного представительства при отправлении правосудия в уголовном судопроизводстве в связи с реформированием суда присяжных в Российской Федерации. Анализируются некоторые проблемы введения судов присяжных в районных судах общей юрисдикции и изменения количества присяжных заседателей в коллегии присяжных. Обосновывается мнение о необходимости возрождения суда с участием народных заседателей.
Ключевые слова: суд присяжных, присяжные заседатели, народные заседатели.
Abstract. The article discusses the forms of popular representation in the administration of justice in criminal proceedings in connection with the reform of trial by jury in the Russian Federation. Examines some problems of introduction of jury trials in the district courts of General jurisdiction and changes in the number of jurors on the jury. Justifies the opinion about the necessity of the revival of the court with the participation of people's assessors.
Keywords: jury trial, the jury, lay judges.
На современном этапе развития уголовного судопроизводства практически единственной формой реализации конституционного права граждан участвовать в отправлении правосудия (ч. 5 ст. 31 Конституции Российской Федерации) является суд с участием присяжных заседателей.
В связи с проведением в Российском государственном университете правосудия 19.02.2015 совместно с Верховным Судом РФ круглого стола на тему «Перспективы реформирования суда присяжных в Российской Федерации», а также в связи с принятием федерального закона от 23.06.2016 № 190-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей»1 был высказан целый ряд точек зрения на то, каким должен быть суд присяжных в России, какие еще формы участия граждан в отправлении
правосудия целесообразно ввести в отечественный уголовный процесс.
Анализ научных трудов и точек зрения, высказанных в период действия Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (УПК РФ), авторами, среди которых научно-педагогические работники, работники судов, органов прокуратуры, адвокатуры, органов предварительного расследования и лица, деятельность которых непосредственно не связана с правоохранительной областью, позволил обозначить ряд направлений, которые предлагают исследователи по развитию института участия граждан в отправлении правосудия.
Во-первых, практически каждое высказывание исследователей, профессионально оценивающих суд присяжных заседателей, связано с необходимостью его упрощения, «удешевления»2. Предложения по уменьшению расходов на финансирование
из бюджетных средств формирования и функционирование в ходе судебного разбирательства коллегии присяжных заседателей, высказанные в научных трудах, были учтены законодателем. С 1 июня 2018 года состав коллегии присяжных заседателей сократится до восьми присяжных заседателей в судах уровня субъектов Российской Федерации и приравненных к ним военных судах, а в районных судах — до шести присяжных заседателей.
Их вышеуказанного следует не только то, что уменьшается количественный состав коллегии присяжных заседателей, но и то, что состав суда с их участием будет функционировать не только в судах уровня субъектов Российской Федерации и приравненных к ним военных судах, но и в районных судах. Такую новеллу можно приветствовать с точки зрения доступности для подсудимого суда с участием присяжных заседателей.
По поводу укорачивания «скамьи» присяжных заседателей необходимо отметить, что действительно, нет научного обоснования для количества присяжных заседателей, положенного в основу норм ст. 30 УПК РФ «Состав суда». На количественный состав судей в уголовном судопроизводстве Российской Федерации оказывали влияние и зарубежный опыт, и отечественные правовые традиции. У величины 12 присяжных заседателей есть даже и религиозный подтекст. В предлагаемом законодателем составе 6-8 присяжных заседателей сохранена коллегиальность и возможность оправдательного вердикта при общем равенстве голосов «за» и «против» признания лица виновным. Однако есть все же опасения по поводу того, что меньшей коллегией легче управлять и воздействовать на нее профессиональным судьей. Кроме того, большее количество присяжных представит и больший «срез» общества представителями разных профессий и социальных групп, что соответствует идее суда присяжных. Ведь положительной чертой суда присяжных является то, что он служит пространством диалога государства и гражданского общества, казенного и народного представления о праве3. Суд присяжных как правовой институт формирует активную гражданскую позицию и правосознание у граждан, снижает их недоверие к суду и правоохранительной системе4. Согласимся с этими утверждениями, поскольку суд присяжных является демократическим
правовым институтом, наличие которого является альтернативой межведомственной «солидарности» судей, прокуроров, следователей и т.п. и поэтому внушает определенное доверие к правоохранительной системе.
Вместе с тем, реализация такого необходимого института как суд присяжных требует и финансовых затрат, которые в условиях экономического кризиса вызывают проблемы. Это и проблема формирования коллегии присяжных в судах районного уровня, обусловленная тем, что большинство граждан под любыми предлогами, хотят избежать обязанности участвовать в отправления правосудия. Для преодоления этой проблемы государству необходимо проводить просветительскую работу с целью формирования правосознания, взглядов на ценность и значение работы присяжных заседателей для повышения их авторитета в обществе.
В районах с небольшим количеством населения высока вероятность того, что подсудимый будет знаком присяжным заседателям или их близким, особенно в республиках, где большая часть населения связана между собой родственными или свойскими отношениями. Для решения этой проблемы необходимо предусмотреть возможность формирования коллегии присяжных из числа граждан, проживающих в других субъектах Российской Федерации.
Проблемой является и размещение коллегии присяжных в залах судебных заседаний зданий районных судов, которые строились без комнат для совещания присяжных заседателей и без места для скамьи присяжных заседателей.
Вторым предложением, высказываемым в дискуссии, посвященной судам присяжных, которое хотелось бы обозначить, это участие профессионального судьи в ходе совещания присяжных заседателей после удаления их для вынесения вердикта. Есть мнение, что такое участие поможет присяжным заседателям разобраться в деталях дела, требующих юридической подготовки5. Однако в данном случае теряется смысл суда присяжных видеть в уголовном процессе состязающиеся на равных стороны, не считать подсудимого заблаговременно виновным, разрешать дело с точки зрения разума и справедливости. Суд присяжных провозглашающий вердикт, который писан не под диктовку судьи, является формой объективного суда.
Судья в процессе работы с судом присяжных получает опыт доведения сведений из уголовного дела в форме доступной для понимания всех участников процесса. Должностных лиц органов предварительного расследования участие в уголовном судопроизводстве присяжных заседателей мобилизует для более качественного сбора и оформления доказательств.
Третьим направлением вышеуказанной дискуссии является вопрос о возможном внедрении в российский уголовный процесс, широко распространенного в советский период института народных заседателей или заимствовать суд шеффенов (по образцу континентальной Европы).
Суд с участием народных заседателей по своему замыслу был простой, экономичной, понятной для народа формой представительства граждан при отправлении правосудия. Представая перед судом с народными заседателями, подсудимый видел, что его судят граждане, обычные люди, значит, он может рассчитывать не только на законное, но и на справедливое решение суда. Однако, как иногда бывает, хорошая идея была постепенно искажена и получила негативную оценку все тех же представителей народа. По наблюдениям профессора Ю.К. Яки-мовича, который сам когда-то в течение нескольких лет был народным заседателем, отрицательной тенденцией развития института народных заседателей явилось следующее:
• народные заседатели постепенно из представителей народа, всех его слоев, стали представлять лишь пенсионеров;
• народные заседатели превращались в постоянных судей, участвовали в осуществлении правосудия вместо двух недель в году, как было предусмотрено Федеральным законом «О народных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации» от 02.01.2000 № 37-ФЗ (утратил силу с 1 февраля 2003 года), в течение многих лет подряд без перерыва;
• в результате длительного и тесного взаимодействия с профессиональными судьями народные заседатели утрачивали черты, которые присущи народным представителям: отсутствие служебной заинтересованности в исходе дела, знание народной жизни и т.д., у них, как и професси-
ональных судей происходила так называемая профессиональная деформация6. Если не допустить «сращивания» народных представителей с судейским корпусом, предусмотреть законодательством систему голосования и подсчета голосов, которая не позволит игнорировать мнение народных заседателей, и внимательно отнестись к отбору кандидатов для участия в суде и «воспитывать» профессиональных судей в духе уважения к мнению народных заседателей, то возможно сформировать альтернативу суду присяжных. Например, в Германии суд шеффенов (народных представителей) имеет большой авторитет, поскольку любое решение в смешанном суде, состоящем из профессиональных судей и шеффенов (возможны пропорции 1:2, 2:2; 3:2 и другие) принимается большинством в две трети голосов. Это означает, что в суде, состоящем из трех профессиональных судей и двух шеффенов для принятия решения требуется как минимум четыре голоса. Таким образом, два шеффена по существу имеют в этих судах право вето7.
Положительными чертами суда с участием народных заседателей можно назвать следующие: за ним может быть закреплена более широкая подсудность; может функционировать на уровне районных судов, повысив тем самым уровень доступности судебной власти с участием граждан в отправлении правосудия; предполагает участие народных представителей в исследовании доказательств и вынесении приговора; более экономичен в сравнении с судом присяжных.
С учетом того, что функционирование судов присяжных сталкивается с проблемами длительности процесса формирования коллегии присяжных, и судебного следствия, небольшой подсудности уголовных дел такому суду, дороговизны, возрождение суда с участием народных заседателей и его современное развитие поможет решить некоторые из названных проблем.
Литература
1. Головко Л.В. Прекращение дела после расследования — такое же ценное решение, как раскрытое преступление с обвинительным заключением // Уголовный процесс. 2016. № 1.
2. Давыдов В.А. Мы предлагаем существенно расширить участие граждан в отправлении правосудия // Уголовный процесс. 2015. № 5.
3. Качалова О.В. Перспективы реформирования суда присяжных в Российской Федерации Уголовный процесс. 2015. № 4.
4. Пашин С.А. Аргументы за суд присяжных // Уголовный процесс. 2015. № 4.
5. Руденко В.Н. Институт жребия в формировании состава шеффенских судов в Германии // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2010. Вып. 10 // Научная библиотека КиберЛе-нинка URL: http://cyberleninka.ru/article/n/institut-zhrebiya-v-formirovanii-sostava-sheffenskih-sudov-v-germanii#ixzz4O2UmG6zN
6. Тенденции и проблемы развития института суда присяжных в России (Тарасов В.Н.) // Судья. 2016. № 5.
7. Шабанов А. Реформа суда присяжных // ЭЖ-Юрист. 2016. № 25 URL: http://primelegal.ru/ files/publication-jury-court-reform.pdf
8. Якимович Ю.К. Выборность судей и коллегиальность рассмотрения уголовных дел в Российской империи, СССР и Российской Федерации; суд
присяжных или суд шеффенов? // Уголовная юстиция. 2014. № 2(4).
1 Федеральный закон от 23.06.2016 № 190-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с расширением применения института присяжных заседателей» (Вступает в силу с 1.06.2017, за исключением отдельных положений, вступающих в силу с 1.06.2018) // Собрание законодательства РФ. 27.06.2016. № 26 (Часть I). Ст. 3859.
2 См. например: Качалова О.В. Перспективы реформирования суда присяжных в Российской Федерации Уголовный процесс. 2015. № 4. С. 17; Решетова Н.Ю. Участие граждан в отправлении правосудия: суд присяжных и другие возможности // 23-34; Шабанов А. Реформа суда присяжных // ЭЖ-Юрист. 2016. № 25 URL: http://primelegal.ru/files/publication-jury-court-reform.pdf
3 Пашин С.А. Аргументы за суд присяжных // Уголовный процесс. 2015. № 4. С. 42.
4 Тенденции и проблемы развития института суда присяжных в России (Тарасов В.Н.) // Судья. 2016. № 5.
5 Давыдов В.А. Мы предлагаем существенно расширить участие граждан в отправлении правосудия // Уголовный процесс. 2015. № 5. С. 19; Решетова Н.Ю. Указ. раб. С. 28; Головко Л.В. Прекращение дела после расследования — такое же ценное решение, как раскрытое преступление с обвинительным заключением // Уголовный процесс. 2016. № 1. С. 25.
6 Якимович Ю.К. Выборность судей и коллегиальность рассмотрения уголовных дел в Российской империи, СССР и Российской Федерации; суд присяжных или суд шеффенов? // Уголовная юстиция. 2014. № 2(4). С. 31.
7 Руденко В.Н. Институт жребия в формировании состава шеффенских судов в Германии // Научный ежегодник Института философии и права Уральского отделения Российской академии наук. 2010. Вып.10 // Научная библиотека КиберЛенинка URL: http:// cyberleninka.ra/article/n/institut-zhrebiya-v-formirovanii-sostava-
sheffenskih-sudov-v-germanii#ixzz4O2UmG6zN
Адвокатская этика
um « гыш
Учебник
Адвокатская этика. Учебник. Гриф УМЦ «Профессиональный учебник. Гриф НИИ образования и науки. / Под ред. Г.Б. Мирзоева, Н.Д. Эриашвили. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2016. 303 с.
Раскрываются содержание и социальная ценность профессиональной этики адвоката. Всесторонне рассматриваются этико-психо-логические особенности личности и деятельности адвоката, морально-психологические аспекты оказания им консультационных услуг, защиты прав и интересов граждан в суде. Даются практические рекомендации по формированию профессионального имиджа, преодолению профессиональной деформации, использованию методов правомерного психологического воздействия на участников уголовного и гражданского процесса. Освещаются вопросы истории этических установок в адвокатской деятельности и отношения к адвокатской профессии.
Для студентов и аспирантов, преподавателей юридических вузов, практикующих адвокатов, стажеров и помощников адвокатов, слушателей курсов повышения квалификации.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО СТАТУСА ПОТЕРПЕВШЕГО, ЗАЯВИВШЕГО ГРАЖДАНСКИЙ ИСК (ГРАЖДАНСКОГО ИСТЦА) В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ, ПО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВУ
ОТДЕЛЬНЫХ СТРАН1
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА ВОЛЫНСКАЯ,
профессор кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
доктор юридических наук, профессор; МИХАИЛ ИВАНОВИЧ ФЕДОРОВ, преподаватель кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя
Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
СНайоп-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Авторы статьи на основании исследования опубликованных в юридической литературе источников, законодательных норм и анализа правоприменительной практики попытались обратить внимание на особенности процессуального статуса потерпевшего, заявившего гражданский иск (гражданского истца) в уголовном судопроизводстве, по законодательству отдельных стран.
Ключевые слова: законодатель, норма, права, потерпевший, гражданский истец, преступление, статус, ущерб, УПК РФ.
Abstract. Authors of the article based on the study published in the legal literature sources, legislation and assessment practices have attempted to draw attention to the peculiarities of the procedural status of the victim, who said civil action (civil claimant) in criminal proceedings under the laws of individual countries.
Keywords: legislator, the rule of law, victim, civil plaintiff, the crime, the status of damage, Code of Criminal Procedure.
Критический анализ содержания норм, регламентирующих процессуальный статус потерпевшего и гражданского истца (ч. 1 ст. 42 и ст. 44 УПК РФ), свидетельствует o их частичном совпадении в части урегулирования проблем, связанных с возмещением имущественного ущерба. Данное обстоятельство позволило авторам в настоящей статье рассматривать особенности правового положения потерпевшего, заявившего гражданский иск в едином контексте.
Одним из основных правовых документов, определяющих положение личности в уголовном процессе на уровне международных общепринятых стандартов следует считать «Всеобщую декларацию прав человека, принятую и провозглашенную резолюцией № 217А (III) Генеральной Ассамблеей ООН от 10.12.1948 года.
В юридической литературе отмечается, что указанный нормативный акт имел «ряд крупных недостатков. Главный из которых заключается в его
формально-юридическом характере и в отсутствии в этом процессе каких бы то ни было мероприятий, которые были бы способны содействовать осуществлению провозглашенных...основных свобод и прав человека»2 к числу которых, несомненно, должны относиться и права потерпевшего. Это мнение породило дискуссию по определенным вопросам в российском научном сообществе.
Принятая на основе Декларации «Европейская конвенция o защите прав человека» от 04.11.1950 года, не только закрепила и дала детальное разъяснение основным правам и свободам личности, но и упорядочила необходимость создания Европейского суда по правам человека, окончательные решения которого в рассматриваемой сфере считаются обязательными и на сегодняшний день. А в соответствии со ст. 46 Конституции РФ, любой гражданин, в том числе и потерпевший от преступления, вправе обращаться в международные (меж-
государственные) органы, в том числе в Европейский суд за реализацией своего права на защиту прав и законных интересов вследствие того что скорость принятия решения о возмещении вреда необыкновенно важна, поскольку задержка в возмещении вреда, наоборот, влечет дискредитацию самой идеи правового регулирования. Тем самым отечественное уголовно-процессуальное законодательство, в соответствии с действующим УПК РФ, акцентировалось на состязательности процесса в сфере соблюдения баланса в обеспечении и осуществлении конституционных прав граждан, а именно: «обвиняемый» — «потерпевший (гражданский истец)». Но это реалия сегодняшнего дня.
Отмечается, что Европейский Суд в тот период времени, основывался на том, что потерпевший не обладает правом «подачи заявления o возбуждении уголовного дела», что предполагает ориентированность уголовного судопроизводства прежде всего на процессуальную фигуру обвиняемого. Однако мировое европейское сообщество не поддержало эту правую идею, чему способствовало принятие в 1985 году «Декларации основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью» (1985 г.), согласно которой потерпевший, как жертва преступления должен иметь возможность на реализацию права o доступе к правосудию и компенсации вреда, причиненного преступлением. Уместно отметить, что в названном нормативном акте впервые было определено, кто понимается под «жертвой преступления».
Последующие международно-правовые документы отражают в себе конкретные рекомендации по стабилизации процессуального статуса потерпевшего, получение соответствующей практико-юридической помощи (консультации); информации o ходе производимого расследования; o характере и размере выявленного от преступления ущербе и т.д. Эти положения в той или иной степени нашли отражение в нормах действующего УПК РФ. С точки зрения российского законодателя, положительный для потерпевшего результат урегулирования правового конфликта должен основываться на нормах международной системы права с использованием его апробации в рамках национального правоприменительного опыта, одним из важнейших вопросов которого является проблема возмещения вреда, причиненного преступлением.
Очевидно, что способы возмещения ущерба потерпевшим (гражданским истцам) весьма разнообразны в соответствии с законодательством большинства государств. Однако отдельным из них присущи свои особенности. Так на основании § 403 УПК ФРГ «потерпевший» или его наследник вправе предъявить в уголовном процессе к обвиняемому имущественное требование, вытекающее из совершенного преступления. Одновременно с этим потерпевший или его наследник вправе требовать от органов уголовного судопроизводства сведения, касающиеся возмещения причиненного им ущерба. При этом потерпевшему должно быть указано на возможность предъявления своего требования в уголовном процессе.
В соответствии с законодательством ФРГ возмещение вреда потерпевшему производится посредством конфискации имущества и денег подсудимого, в первую очередь приобретенных противоправным путем. Для этого в соответствии с § 111Ь—111п УПК ФРГ производится обеспечение сохранности предметов и имущества, конфискация денежных сумм, штрафа или издержек путем их изъятия или ареста. Изъятое движимое имущество может быть возвращено соответствующим лицам в случае немедленной уплаты стоимости вещи (п. 1 абз. 6 § 111с УПК ФРГ), если на эту сумму был возмещен вред потерпевшему. Если лицо, совершившее противоправное деяние, добровольно не исполняет предписание суда или прокуратуры по обеспечению претензий потерпевших, вытекающих из вреда, причиненного таким деянием, то возмещение вреда потерпевшему производится принудительным путем (абз. 1 § 11^ УПК ФРГ). Когда возмещение вреда потерпевшему преступником невозможно, так как конфисковать у него нечего (что зачастую происходит и в России), то возмещают вред потерпевшему третьи лица. Однако возвращение этого имущества, в том числе залога, происходит, если обвиняемый признан невиновным, либо если ходатайство потерпевшего признано судом необоснованным (§ 405 УПК ФРГ)3.
Интересно, что в законодательстве Испании вопросы возмещения потерпевшему вреда от преступлений регулируются Уголовным кодексом. Согласно ст. 113 УК Испании компенсация материального и морального вреда означает возмещение вреда, причиненного не только потерпевшему, но и его родственникам или третьему лицу4. На наш взгляд,
это совершенно справедливо, так как родственники и близкие люди также испытывают стресс, который в определенных случаях может переживаться ими не менее остро, а это, в свою очередь, может негативно сказаться на их здоровье, а иногда и на работоспособности. Соответственно такая ситуация отразится на экономическом положении работодателя (третьего лица), где работает потерпевший либо его родственники. Суд или Трибунал Испании, постановив о гражданской ответственности лица, определяет размер ущерба и его компенсации, указывая это в своем решении. Данному вопросу законодатель посвятил главы II, III, IV Уголовного кодекса, состоящие из 11 статей (ст. 116—126).
Сходные черты можно проследить и в законодательстве Австрии.
Законодатель США делении разграничил понятие «потерпевшего» и «жертва», акцентируя внимание, в большей степени на последнем и определил его на региональном, а не на федеральном уровне, что нашло отражение в Федеральном законе «О защите жертв преступлений» (1982 г.).
К числу основных принципов, составляющих содержание названного Закона относились оказание им первоочередной и срочной медицинской помощи; — разъяснение их роли и места в уголовном процессе; — представление информации о мерах, которые могут быть предприняты правоохранительными органами для защиты, а также о задержании и аресте обвиняемого, о его освобождении до рассмотрения дела в суде, о прекращении или об отказе в возбуждении уголовного дела; — уведомление администрации предприятия, на котором работают потерпевший или свидетель, о его сотрудничестве с правоохранительными органами — оказание иной помощи, включая предоставление транспорта, бронирование мест в гостиницах и т.д.
Законодатель, исследовав совокупный опыт правоприменения в этой сфере, в том числе и инициативы, поступающие от отдельных штатов, на Конгрессе США, принял «Билль о правах жертв» (1990 г.), акцентируя внимание на правилах регистрации при возмещении ущерба.
Названный нормативный акт установил ряд положений, среди которых имеются весьма интересные для отечественного правоприменителя. К примеру: 1) на справедливое и уважительное отношение
с соблюдением достоинства личности и конфиденциальности; 2) на необходимую защиту от обвиняемого; 3) быть информированным о судебном заседании; 4) представлять свои интересы и быть выслушанным на всех этапах рассмотрения дела; 5) советоваться с государственным обвинителем на всем протяжении процесса; 6) на возмещение ущерба виновным (право на реституцию); 7) на информацию об обвиняемом, о вынесенном ему приговоре, об отбывании им наказания и освобождении его из заключения.
Возвращаясь к инициативам отдельных штатов США, хотелось бы обратить внимание на права потерпевших, определенные в основном законе о правах жертв преступлений. Принятый в 1992 г. Конгрессом Пенсильвании, которые по нашему мнению имеют перспективу для реформирования российского законодательства и среди них следующее: получать всю информацию о видах помощи и сфере услуг, предоставляемых жертвам преступлений; в случае причинения им физического или материального ущерба вносить до вынесения приговора свои предложения и ходатайства по поводу его путей и размера его возмещения; на возмещение ущерба, как в порядке реституции, так и в порядке выплачиваемой государством компенсации ущерба; на быстрейшее возвращение предметов собственности, изъятых в качестве вещественных доказательств по делу; вносить в органы расследования свои предложения по изменению формулы обвинения, возможному снижению наказания или оправданию виновного (что оставляет возможность примирения сторон)5.
Нами сознательно акцентировалось внимание на отдельных аспектах правоприменения в рамках института потерпевшего с точки зрения международных стандартов, поскольку проблема весьма многогранна и требует длительного исследования.
1 Поясняем, что когда в тексте статьи мы используем терминологию «потерпевший», под ним понимается то лицо, которое заявило гражданский иск о возмещении имущественного вреда, причиненного преступлением.
2 Фоменко А.Н. «К вопросу о правовом положении жертвы преступления в международно-правовых актах» // «Бизнес в законе. Экономико-юридический журнал» № 5. 2012. С. 36.
3 См.: Уголовно-процессуальный кодекс Федеративной Республики Германии. С изменениями и дополнениями на 1 января 1993 г.: Перевод с немецкого / Пер., предисл.: Филимонов Б.А. М.: Манускрипт, 1994. С. 164—166.
4 Уголовный кодекс Испании / Под ред. Н.Ф. Кузнецовой и Ф.Н. Решетникова. М., 1998.
5 Квашис В.Е., Вавилова Л.В. Зарубежное законодательство и практика защиты жертв преступлений. М., 1996. С. 52—53.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ИЗМЕНЕНИЕ ПРАВОВОГО СТАТУСА ПОТЕРПЕВШЕГО В ПРОЦЕДУРЕ ИЗБРАНИЯ МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ ПО РЕШЕНИЮ СУДА
ВАЛЕРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ РУДИЧ,
доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин Уральского института экономики, управления и права, кандидат юридических наук E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Статья посвящена проблемам формирования правового стандарта участия потерпевшего в процедурах, связанных с принятием решений о применении мер пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога при разрешении судом соответствующих ходатайств органов предварительного расследования. Анализируются правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации в рассматриваемой сфере уголовно-процессуальной деятельности.
Ключевые слова: потерпевший, правовой статус, меры пресечения, заключение под стражу, домашний арест, залог.
Abstract. The article is devoted to problems of formation of the legal standard of victim participation in proceedings related to decision-making on the use of preventive measures in the form of detention, house arrest, bail court in resolving the relevant motions of bodies of preliminary investigation. Analyzes the legal position of the Constitutional Court of the Russian Federation and of the Supreme Court in this area of criminal procedure.
Keywords: the victim, the legal status, a measure of restraint, detention, house arrest, bail.
В современном российском уголовном судопроизводстве назрела необходимость формирования правового стандарта участия потерпевшего в процедурах, связанных с принятием решений о применении мер пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога при разрешении соответствующих ходатайств органов предварительного расследования.
Основу данного правового стандарта составляют (как и предписывает статья 15 Конституции РФ) общепризнанные международно-правовые принципы и нормы. Так, Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью закрепляет обязанность
государств содействовать тому, чтобы судебные и административные процедуры в большей степени отвечали потребностям жертв преступлений путем обеспечения возможности изложения и рассмотрения мнений и пожеланий жертв на соответствующих этапах судебного разбирательства в тех случаях, когда затрагиваются их личные интересы, без ущерба для обвиняемых и согласно соответствующей национальной системе уголовного правосудия1.
В Рекомендации № R (85) 11 Комитета министров Совета Европы «О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса» подчеркивается важность повышения доверия потерпевшего к
уголовному правосудию и поощрения его на сотрудничество с органами уголовной юстиции во всех стадиях уголовного процесса. Последние обязаны в наибольшей степени учитывать запросы потерпевшего от преступления2.
Подобного рода положения закреплены и в других рекомендациях Комитета Министров Совета Европы правительствам государств — членов3.
Позиция Европейского Суда по правам человека относительно участия потерпевшего в судебной процедуре основывается на том, что «.принцип равноправия и состязательности сторон ... требует «справедливого баланса между сторонами», причем каждой стороне должна быть предоставлена разумная возможность представить свою позицию по делу в условиях, которые не ставят его в существенно менее выгодное положение по сравнению со своим оппонентом.»4. Участие потерпевшего в судебной процедуре как представителя сторон обвинения в деле является необходимым условием обеспечения баланса интересов и обеспечения права лица на судебную защиту своих интересов.
По мнению Конституционного Суда РФ, участие в уголовном преследовании является для потерпевшего средством защиты его собственных прав и интересов5. Потерпевший, реализуя свое право на участие в уголовном преследовании, предусмотренное п. 47, 55 ст. 5, ч. 2 ст. 42 УПК РФ, может использовать и процедуру, регламентированную ст. 108 УПК РФ. В соответствии с ч. 6 ст. 108 УПК РФ, явившимся в судебное заседание потерпевшему, его представителю или законному представителю суд должен разъяснить их права и обязанности и заслушать их мнение по рассматриваемому вопросу.
Аналогичную позицию занимает Пленум Верховного Суда РФ, который указывает, что установленный ч. 4 ст. 108 УПК РФ порядок рассмотрения судом ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу не исключает участие в судебном заседании потерпевшего, его представителя, законного представителя. Данные участники уголовного процесса вправе довести до сведения суда свою позицию относительно избрания, продления, изменения, отмены меры пресечения в от-
ношении подозреваемого или обвиняемого, а также обжаловать судебное решение. Также разъясняется необходимость выяснения в судебном заседании того, что обвиняемый (подозреваемый) действительно представляет опасность для потерпевшего: об этом могут свидетельствовать наличие угроз потерпевшему со стороны обвиняемого (подозреваемого), его родственников, предложение потерпевшему выгод материального или нематериального характера с целью фальсификации доказательств по делу и пр.6.
Следует подчеркнуть то, что потерпевший вправе лично участвовать в заседании суда первой инстанции, а равно в стадии подготовки к судебному разбирательству, стадии апелляционного производства, и довести до суда свою позицию относительно целесообразности применения той или иной меры пресечения к обвиняемому как лично, так и через своего представителя или законного представителя.
Уголовно-процессуальным законодательством обязанность извещать участников процесса возложена на суд. Это в частности следует из положений ст. 232 УПК РФ, согласно которой судья дает распоряжение о вызове в судебное заседание лиц, указанных в его постановлении, а также принимает иные меры по подготовке судебного заседания. На реализацию обязанности суда об извещении потерпевшего направлено разъяснение Верховного Суда РФ, содержащееся в пункте 13 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 (ред. от 24.05.2016 г.), согласно которому суд, рассматривая ходатайство об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу, должен выяснить сведения о потерпевшем.
В соответствии с ч. 1 ст. 389.1 УПК РФ потерпевший, его представитель, законный представитель вправе обжаловать судебное решение о мере пресечения в отношении подозреваемого или обвиняемого независимо от того, принимали ли указанные лица участие в судебном заседании. В связи с чем, суду подлежит копию постановления суда вручать потерпевшим, либо направлять по почте.
Заметим, что рассматриваемый нами стандарт находится в системной связи с другими
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
стандартами справедливого судебного разбирательства: гласностью, состязательностью, равноправием сторон и другими. В частности, своевременное извещение потерпевшего о месте и времени рассмотрения ходатайства об избрании меры пресечения, а также последующее участие потерпевшего в этой процедуре обеспечивает ее гласность.
Стандарт гласности (публичности) является одним из принципов справедливого судебного разбирательства, провидимого Европейским Судом по правам человека в своих решениях. Его нарушение недопустимо с точки зрения положений о равенстве процессуальных возможностей, состязательности и обеспечения права на справедливое судебное разбирательство (ст. 6 Конвенции)7. Рассмотрение ходатайства об избрании подозреваемому, обвиняемому меры пресечения в виде заключения под стражу (как и о продлении срока содержания под стражей) проводится в открытом судебном заседании, за исключением случаев, указанных в ч. 2 ст. 241 УПК РФ.
Полагаем, что тенденция правового развития такова, что роль потерпевшего в судебных процедурах, связанных с применением мер пресечения (других процедурах, проводимых судом в ходе досудебного производства по уголовным делам) будет возрастать.
Литература
1. Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (принята 29 ноября 1985 г. резолюцией 40/34 Генеральной Ассамблеи ООН) [Электронный ресурс] // СПС КонсультантПлюс.
2. О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса: рекомендация № R(85)11 Комитета министров Совета Европы: (принята 28 июня 1985 г.) // Сборник документов Совета Европы в области защиты прав человека и борьбы с преступностью. М., 1998.
3. Постановление ЕСПЧ по делу «Бацани-на против России» от 26 мая 2009 г. Европейский Суд [Электронный ресурс] // СПС Консультант Плюс.
4. Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 (ред. от 24.05.2016) «О прак-
тике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» // Российская газета. 2013. 27 декабря. № 294.
5. Определение Конституционного Суда Рос. Федерации от 5 дек. 2003 г. № 446-О по жалобам граждан Л.Д. Вальдмана, С.М. Григорьева и региональной общественной организации «Объединение вкладчиков «МММ» на нарушение конституционных прав и свобод рядом положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации // СПС Консультант Плюс.
6. Никонов М.А. Применение меры пресечения в виде заключения под стражу: правовые позиции ЕСПЧ и КС РФ // Уголовный процесс. 2014. № 4.
1 Декларация основных принципов правосудия для жертв преступлений и злоупотреблений властью (принята 29 ноя-бря1985 г. резолюцией 40/34 Генеральной Ассамблеи ООН) [Электронный ресурс] // СПС КонсультантПлюс (дата обращения — 21 июня 2016 года).
2 О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса: рекомендация № И (85) 11 Комитета министров Совета Европы: (принята 28 июня 1985 г.) // Сборник документов Совета Европы в области защиты прав человека и борьбы с преступностью. М., 1998. С. 114—116.
3 См. там же. С. 118.
4 См., напр.: постановление ЕСПЧ по делу «Бацанина против России» от 26 мая 2009 г. Европейский Суд [Электронный ресурс] // СПС КонсультантПлюс (дата обращения — 21 июня 2016 года).
5 Определение Конституционного Суда Рос. Федерации от
5 дек. 2003 г. № 446-О по жалобам граждан Л.Д. Вальдмана, С.М. Григорьева и региональной общественной организации «Объединение вкладчиков «МММ» на нарушение конституционных прав и свобод рядом положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации и Федерального закона «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации // СПС КонсультантПлюс (дата обращения — 29 октября 2016 г.).
6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 (ред. от 24.05.2016) «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» //Российская газета. 2013. 27 декабря. № 294.
7 Подробнее см.: Никонов М.А. Применение меры пресечения в виде заключения под стражу: правовые позиции ЕСПЧ и КС РФ // Уголовный процесс. 2014. № 4. С. 59.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
К ВОПРОСУ О ВЕДОМСТВЕННОМ ПРОЦЕССУАЛЬНОМ КОНТРОЛЕ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА ГРИГОРЬЕВА,
доцент кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Статья посвящена ведомственному процессуальному контролю как средству обеспечения прав и свобод участников уголовного судопроизводства. Рассматривается понятие ведомственного процессуального контроля. Предлагается оценивать ведомственный процессуальный контроль как относительно самостоятельную функцию уголовного судопроизводства.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, ведомственный процессуальный контроль, руководитель следственного органа, начальник органа дознания, начальник подразделения дознания.
Abstract. The article is devoted to departmental procedural control as a means of ensuring the rights and freedoms of participants in criminal proceedings. Discusses the concept of departmental procedural control. It is proposed to evaluate departmental procedural control as a relatively independent function of criminal proceedings.
Keywords: criminal proceedings, departmental procedural control, the head of the investigative body, the chief of body of inquiry, head of the unit of inquiry.
Одним из средств обеспечения прав и свобод участников уголовного судопроизводства на досудебных его стадиях наряду с судебным контролем и прокурорским надзором выступает ведомственный процессуальный контроль, который заключается в полномочиях руководителя следственного органа, начальника органа дознания и начальника подразделения дознания влиять на ход предварительного расследования.
В теории уголовно-процессуального права нет единства по вопросу о существовании такой функции уголовного судопроизводства как ведомственный процессуальный контроль, осуществляемый должностными лицами в отношении следователя, дознавателя, органа дознания, а понятие ведомственного процессуального контроля рассматривается в основном применительно к деятельности руководителя следственного органа1 и как уголовно-процессуальная деятельность, а не как средство обеспечения законности следственной деятельности2.
Однако сегодня, не только руководитель следственного органа, но и начальник органа дознания, начальник подразделения дознания обладают полномочиями процессуального характера, посредством реализации которых они осуществляют контроль за деятельностью, подчиненных им следователей или дознавателей, с тем, чтобы она была в рамках закона, при соблюдении прав и свобод участников уголовного судопроизводства.
Полагаем содержание ведомственного процессуального контроля определяется рядом факторов: а) спецификой работы; б) значимыми задачами, стоящими перед органами предварительного следствия и дознания в целом; в) конкретными правами и обязанностями подразделений и лиц, осуществляющих ведомственный процессуальный контроль.
Понятие «ведомственный процессуальный контроль» может быть определено как относительно самостоятельная функция уголовного судопроизводства, осуществляемая в досудебных стадиях
уголовного процесса руководителем следственного органа, начальником органа дознания, начальником подразделения дознания в пределах, установленной законом компетенции, и состоящая в наблюдении, проверке, согласовании процессуальных действий следователя или дознавателя и даче им указаний, обязательных для исполнения, в целях обеспечения законности и достижения целей уголовного судо-производства3. Ряд авторов в понятие ведомственного процессуального контроля также включают полномочия, направленные на устранение выявленных нарушений закона4.
Основными чертами ведомственного процессуального контроля являются: 1) непрерывность (часто ежедневность) контрольной деятельности со стороны руководителя (начальника); 2) возможность оперативно реагировать на выявленные нарушения закона и устранять их; 3) возможность применения к лицам, допустившим несущественные нарушения закона, мер дисциплинарного воздействия; 4) приближенность к объекту контрольной деятельности; 5) персональная ответственность руководителя (начальника) за допущенные нарушения закона, обусловливающая необходимость повышения качества контрольной деятельности5.
В уголовно-процессуальной литературе имеется точка зрения, согласно которой следует отличать организационный (административный) и ведомственный процессуальный контроль6, первый реализуется руководителями в рамках организации процесса расследования, второй реализуется участниками уголовного процесса в процессуальных формах и на основе возникающих процессуальных правоотношений.
Поскольку организационный и процессуальный контроль тесно взаимосвязаны и трудноразделимы, некоторые авторы7 не делают различий между ними. Тем не менее, необходимо различать контроль руководителей органов, осуществляющих предварительное расследование и дознание, за соблюдением административно-правовых предписаний, связанных с предварительным расследованием, и процессуальный контроль, непосредственно связанный с реализацией норм уголовно-процессуального законодательства по расследованию преступлений, включающий в себя функции по руководству деятельностью следователей и дознавателей8.
Руководитель следственного органа, начальник органа или подразделения дознания выступают в роли не только процессуального, но и административного руководства. Административные полномочия, по отношению к процессуальным, носят обеспечительный характер.
Несмотря на то, что предварительное следствие и дознание — две формы одной и той же процессуальной деятельности — предварительного расследования, законодатель предусмотрел совершенно неравные правовые полномочия при осуществлении процессуального контроля руководителем следственного органа (максимальный объем) и начальником подразделения дознания, начальником органа дознания (минимальный объем)9.
Кроме того, поскольку руководитель следственного органа, начальник органа дознания и начальник подразделения дознания представляют одну сторону со следователем или дознавателем, это порождает дискуссии по поводу справедливости, выносимых ими решений.
Нами поддерживается точка зрения Г.П. Хими-чевой, которая указывает, что достоинством процессуального контроля руководителя следственного органа служит его непосредственная близость к объекту контроля (действиям и решениям, предпринимаемым следователем), создающая необходимые условия для непрерывной проверки соблюдения требований закона и неотложного реагирования на выявленные нарушения и просчеты»10. Данное утверждение в полной мере относится и к ведомственному процессуальному контролю начальника органа дознания и начальника подразделения дознания.
Большое внимание в юридической литературе уделяется вопросам соотношения процессуального ведомственного контроля и прокурорского надзора на основе разработанных теорией общих критериях различия правовых институтов контроля и надзо-ра11. Во-первых, существенным образом отличаются задачи, стоящие перед прокурором и руководителем следственного органа (начальником органа или подразделения дознания), различны и присущие им процессуальные функции. Во-вторых, контроль со стороны руководителя (в отличие от надзора прокурора) носит внутриведомственный характер, сочетает процессуальные и административные возможности влияния на следователя (дознавателя).
В-третьих, надзор за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия и дознания — это только одно из направлений многоплановой деятельности прокуратуры.
Изменения, внесенные в УПК в последние годы, повлекли известное перераспределение полномочий между прокурором и руководителем следственного органа, в пользу последнего, что вызвало дискуссию в юридической литературе. Одни авторы полагают, что ведомственный процессуальный контроль, осуществляемый руководителем следственного органа, не может служить равноценной заменой прокурорскому надзору12. Другие считают позитивным передачу руководителю следственного органа части полномочий прокурора по руководству деятельностью следователей и негативным лишение прокурора его надзорных функций13. Третьи пришли к выводу, что принятые изменения способствовали повышению процессуального статуса и самостоятельности следователя, улучшились показатели законности в деятельности следственного аппарата14.
По нашему мнению, перераспределение надзорных полномочий прокурора в пользу процессуального контроля руководителя следственного органа объективно вызывает определенные трудности в возможностях прокурора по незамедлительному устранению нарушений закона со стороны следователя, руководителя следственного органа и восстановлению нарушенных прав участников уголовного судопроизводства и иных лиц, чьи права были нарушены (ограничены) незаконным действием (бездействием) или решением указанных должностных лиц. В сфере прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов дознания такая ситуация не возникает.
С другой стороны, не следует забывать о том, что деятельность руководителя следственного органа и следователя находится под постоянным прокурорским надзором. Прокурор является ответственным не только за качество проведенного расследования, но и за законность самого процесса расследования15. Вопрос установления границ (пределов) надзора и контроля, сущности контрольных и надзорных полномочий требует дальнейшей разработки.
Таким образом, ведомственный процессуальный контроль в уголовном судопроизводстве игра-
ет очень важную роль, поскольку главное его назначение определено соблюдением законности при производстве по уголовному делу. Ведомственный процессуальный контроль необходимо выделить в качестве самостоятельного направления уголовно-процессуальной деятельности и закрепить в уголовно-процессуальном законодательстве данное понятие как средство обеспечения прав и свобод участников уголовного судопроизводства в досудебном производстве по уголовным делам.
Литература
1. Белозеров Ю.Н., Чувилев А.А. Проблемы обеспечения законности и обоснованности возбуждения уголовного дела. М., 1977.
2. Безрядин В.И. О некоторых вопросах соотношения полномочий надзора и процессуального контроля руководителя следственного органа в досудебном производстве // Юридическая наука: история и современность. 2015. № 1.
3. Буланова Н. Правовая регламентация прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия // Уголовное право. 2009. № 3.
4. Гаврилов Б.Я. О восстановлении процессуальных и надзорных полномочий прокурора на предварительном следствии // Юридический консультант. 2008. № 9.
5. Капранов А.В. Организационные и процессуальные аспекты контрольно-надзорной деятельности на досудебных стадиях // Юристъ — Право-ведъ. 2013. № 4 (59).
6. Ковалева М.Г. Возбуждение уголовного дела и обеспечение его законности и обоснованности: Автореф. дисс. ... канд. юр. наук. СПб., 2005.
7. Назаров А.Д. Влияние следственных ошибок на ошибки суда. СПб., 2003.
8. Олефиренко Т.Г. Ведомственный процессуальный контроль как основное средство руководителя следственного органа по обеспечению законности предварительного расследования // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики Тамбов: Грамота, 2014. № 2 (40): в 2-х ч. Ч. II.
9. Табаков С.А. Ведомственный процессуальный контроль за деятельностью следователей
и дознавателей органов внутренних дел: Автореф. дисс. ... канд. юр. наук. Омск, 2009.
10. Спирин А.В. Полномочия прокурора по надзору за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия: вопросы теории, практики, законодательного регулирования. Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. - Екатеринбург, 2014.
11. Сумин А.А. Актуальные проблемы обеспечения законности в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. М.: Московский университет МВД России, 2013.
12. Татьянина Л.Г. Уголовно-процессуальные правоотношения прокурора и руководителя следственного органа: проблемы и пути их решения // Российское право в Интернете. 2009. № 5 (Спец-вып.).
13. Татьянина Л.Г. Уголовно-процессуальные правоотношения прокурора и руководителя следственного органа: проблемы и пути их решения // Уголовное судопроизводство. 2010. № 1.
14. Химичева Г.П. Досудебное производство по уголовным делам: концепция совершенствования уголовно-процессуальной деятельности: монография. М.: Экзамен, 2003.
1 Табаков С.А. Ведомственный процессуальный контроль за деятельностью следователей и дознавателей органов внутренних дел: Автореф. дисс. ... канд. юр. наук. Омск, 2009. С. 14.
2 Олефиренко Т.Г. Ведомственный процессуальный контроль как основное средство руководителя следственного органа по обеспечению законности предварительного расследования // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и прак-
тики Тамбов: Грамота, 2014. № 2 (40): в 2-х ч. Ч. II. С. 148—150.
3 Сумин А.А. Актуальные проблемы обеспечения законности в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. М.: Московский университет МВД России, 2013. С. 71.
4 Табаков С.А. Ведомственный процессуальный контроль за деятельностью следователей и дознавателей органов внутренних дел: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Омск, 2009. С. 15.
5 Ковалева М.Г. Возбуждение уголовного дела и обеспечение его законности и обоснованности: Автореф. дисс. ... канд. юр. наук. СПб., 2005. С. 25.
6 Белозеров Ю.Н., Чувилев А.А. Проблемы обеспечения законности и обоснованности возбуждения уголовного дела. М., 1977. С. 110—111.
7 Назаров А.Д. Влияние следственных ошибок на ошибки суда. СПб., 2003. С. 147.
8 Капранов А.В. Организационные и процессуальные аспекты контрольно-надзорной деятельности на досудебных стадиях // Юристъ — Правоведъ. 2013. № 4 (59). С. 82—85.
9 Сумин А.А. Актуальные проблемы обеспечения законности в досудебных стадиях уголовного судопроизводства. М.: Московский университет МВД России, 2013. С. 16.
10 Химичева Г.П. Досудебное производство по уголовным делам: концепция совершенствования уголовно-процессуальной деятельности: монография. М.: Экзамен, 2003. С. 288.
11 Спирин А.В. Полномочия прокурора по надзору за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия: вопросы теории, практики, законодательного регулирования. Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2014. с. 17; Татьянина Л.Г. Уголовно-процессуальные правоотношения прокурора и руководителя следственного органа: проблемы и пути их решения // Уголовное судопроизводство. 2010. № 1. С. 23.
12 Буланова Н. Правовая регламентация прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия // Уголовное право. 2009. № 3. С. 73.
13 Татьянина Л.Г. Уголовно-процессуальные правоотношения прокурора и руководителя следственного органа: проблемы и пути их решения // Российское право в Интернете. 2009. № 5 (Спецвып.).
14 Гаврилов Б.Я. О восстановлении процессуальных и надзорных полномочий прокурора на предварительном следствии // Юридический консультант. 2008. № 9. С. 5—11.
15 Безрядин В.И. О некоторых вопросах соотношения полномочий надзора и процессуального контроля руководителя следственного органа в досудебном производстве // Юридическая наука: история и современность. 2015. № 1. С. 105—111.
Теоретико-методологические и правовые основы регулирования миграционных процессов (На примере России и государств-членов Европейского Союза): Монография / Прудникова Т. А. М.: Изд-во ЮНИТИ, 2016.
В монографии раскрываются развитие миграционных процессов и основы их административно-правового регулирования. Анализируется опыт международно-правового регулирования миграционных процессов. Рассматриваются основные направления совершенствования национального законодательства, регулирующего миграционные процессы.
Для аспирантов юридических вызов, практических работников системы правоохранительных органов, а также студентов, курсантов, слушателей образовательных учреждений МВД России юридического профиля.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ЗНАЧЕНИЕ ПРОКУРОРСКОГО НАДЗОРА ЗА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ СЛЕДОВАТЕЛЯ, ДОЗНАВАТЕЛЯ ПО ВОЗМЕЩЕНИЮ ПРИЧИНЕННОГО ПРЕСТУПЛЕНИЕМ ВРЕДА
ДМИТРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ИВАНОВ,
Заместитель начальника кафедры предварительного расследования Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09—уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье раскрывается значение прокурорского надзора за деятельностью органов предварительного расследования по возмещению вреда, причиненного преступлением. Обоснован вывод о том, что прокурорский надзор является эффективным методом повышения качества работы следователей, дознавателей по созданию условий возмещения причиненного преступлением вреда и восстановления прав лиц, ставших жертвами преступных деяний.
Ключевые слова: прокурор, надзор, возмещение вреда, потерпевший, органы предварительного расследования, следователь, дознаватель.
Abstract. The article reveals the importance of prosecutorial supervision over the preliminary investigation activities to compensate for damage caused to crime. The conclusion that the public prosecutor's supervision is an effective method to improve the quality of the work of investigators, investigators to establish the conditions of compensation of harm caused crime and restore the rights of victims of criminal acts.
Keywords: Attorney, supervision, compensation for harm, the victim, pre-trial investigation authorities, the investigator, the investigator.
Считаем своевременным и обоснованным рассмотреть вопрос о значении прокурорского надзора за процессуальной деятельностью должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование, в том числе по обеспечению ими условий и создания гарантий возмещения вреда, причиненного преступлением.
Начиная уже со стадии возбуждения уголовного дела, следует отметить необходимость прокурорского надзора за содержанием материалов дослед-ственной проверки. Действующий уголовно-процессуальный закон предоставляет для этого прокурору ряд полномочий. В частности, рассмотрение жалоб на отказ в приеме сообщения о преступлении (ч. 5 ст. 144 УПК РФ); получение копий постанов-
лений о возбуждении уголовного дела и об отказе в возбуждении уголовного дела (ч. 4 ст. 146, ч. 4 ст. 148 УПК РФ).
В то же время, резонно будет указать, что наряду с проверкой законности принятых решений об отказе в возбуждении уголовного дела прокурорами должны проверяться не только признаки наличия состава преступления, но не менее важно, уделять особое внимание обстоятельствам, характеризующим характер и размер причиненного преступлением вреда. Даже если на данном этапе сведения о характере и размере причиненного преступлением вреда максимально точно не установлены, прокурор при проверке указанных материалов не должен исключать наличие фактов необоснованности принятых решений.
Видятся последовательными в данном вопросе аргументы Н.П. Печникова, который указывает, что «проверяя законность и обоснованность постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, прокурор по надзору, изучая материалы проверок сообщений о преступлениях, должен обращать внимание на объективность и полноту их проведения, в том числе путем опроса заинтересованных лиц и специалистов»1. Однако, развивая и дополняя мнение вышеназванного автора, небезосновательно отметить, что прокурор в рамках проверки материалов на основании которых вынесено решение об отказе в возбуждении уголовного дела, должен обращать внимание также на данные о характере и размере вреда, причиненного заявителю.
Говоря о реакции прокурора, на выявленные нарушения уголовно-процессуального закона со стороны должностных лиц, полномочных принимать процессуальные решения на стадии возбуждения уголовного дела, следует сказать, что его надзор в данном плане необходим и востребован. В случаях, когда речь идет о проверке отказных материалов на предмет установления характера и размера причиненного преступлением вреда, прокурор является, пожалуй, единственным объективным участником уголовного судопроизводства и компетентным должностным лицом, способным повлиять на ситуацию в корне. При этом он должен принять меры с целью изменить сформировавшуюся тенденцию относиться к жертвам преступных посягательств как к «носителям проблем» для изменения «красивой» статистики раскрываемости преступлений. Прокурор способен средствами прокурорского реагирования повлиять на ситуацию и акцентировать внимание должностных лиц, органов предварительного расследования на проблемы жертв преступлений, установлению всех обстоятельств совершенного деяния, и как следствие, способствовать обеспечению возмещения причиненного вреда.
Нормативные правовые акты также прямо указывают прокурору на данную обязанность и предоставляют довольно широкий круг властных полномочий. В частности, положения совместного приказа Генеральной прокуратуры Российской Федерации и ряда других правоохранительных ведомств «Об усилении прокурорского надзора и ведомственного
контроля за законностью процессуальных действий и принимаемых решений об отказе в возбуждении уголовного дела при разрешении сообщений о преступлениях» декларируют следующую императивную норму: «проверяя законность и обоснованность постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела, тщательно изучать материалы всех проверок сообщений о преступлениях, устанавливать полноту и своевременность их проведения. В необходимых случаях лично получать объяснения от заинтересованных лиц и специалистов, а равно заявителей, изменивших свою первоначальную позицию, с приобщением результатов опросов к материалам проверок»2. Причем относительно заявителей, изменивших свою позицию, подразумевается, что она касается не только самого факта совершения уголовно наказуемого деяния, но и ухода от ответа на вопрос о характере и размере причиненного преступлением вреда. Данные обстоятельства в силу п. 4 ч. 1 ст. 73 УПК РФ нуждаются в точном установлении при принятии законного и обоснованного решения на стадии возбуждения уголовного дела.
В этой связи в целях обеспечения всесторонности, полноты и объективности проверок сообщений о преступлениях и своевременного принятия соответствующих закону решений прокурорам необходимо организовать систематический упреждающий процессуальный контроль за их проведением до истечения срока предусмотренного ст. 144 УПК РФ.
Изучая следственную практику на предмет исследования проблем оценки имущественного вреда, причиненного преступлением, автором установлено, что в процессе расследования следователю, дознавателю приходится неоднократно перепредъявлять обвинение, особенно по многоэпизодным преступлениям, связанным с различными формами хищений. Обусловлено это тем, что на первоначальном этапе расследования зачастую затруднительно установить точное количество, наименование и стоимость всего имущества, являющегося предметом хищения.
Результатом таких ошибок являются многочисленные факты направления прокурорами уголовных дел для производства дополнительного расследования. Так, по уголовному делу по обвинению
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
А. в совершении преступления, предусмотренного п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ, не установлен размер имущественного вреда, причиненного преступлением, в целях его определения не назначена товароведческая экспертиза3. Вызывает недоумение факт того, что уголовное дело дважды возвращалось прокурором в СО при ОВД по Рязанскому району г. Москвы из-за неустранения следователем противоречий о сумме причиненного имущественного вреда, указанной в обвинительном заключении и заявлении о совершенном преступлении4.
Заглядывая в корень проблемы, и анализируя подобные недочеты и процессуальные ошибки, допускаемые сотрудниками органов предварительного расследования, следует указать, прежде всего, на недостаточный процессуальный контроль со стороны непосредственных руководителей. В то же время, в связи с большой нагрузкой количества уголовных дел, находящихся в производстве следователей, дознавателей, повлиять на данную негативную тенденцию исключительно карательными мерами прокурорского реагирования вряд ли возможно. При этом отметим, что прокурорский надзор в данном плане должен быть не только инструментом наказания, но что более важно, осуществлять функцию наставничества, которая предполагает такие аллегорические термины и словосочетания, как «обучение», «консультирование», «работа над ошибками».
Ученая общественность пытается проанализировать проблемные вопросы, обозначенные нами относительно данного аспекта и предложить пути их решения. В частности, среди причин неэффективности деятельности по обеспечению возмещения вреда в досудебном производстве по уголовным делам В.Н. Титова небезосновательно отмечает слабую организацию прокурорского надзора по выявлению нарушений, допускаемых органами предварительного расследования5.
При этом, убедителен С.А. Синенко, который предлагает «кроме усиления контрольно-надзорной деятельности, .искать и другие приемы, например, разработку соответствующих методических рекомендаций, нацеленных на повышение тактической грамотности следователя»6. В то же время, активная деятельность в данном направлении со стороны надзирающих прокуроров не кажется нам излиш-
ней, и позволит повысить эффективность работы по возмещению вреда, причиненного преступлением, начиная с досудебных этапов уголовного судопроизводства.
В качестве положительного опыта, исходя из обозначенного контекста проблемы, можно привести пример взаимодействия правоохранительных органов одного из регионов Российской Федерации. Например, в ГСУ ГУ МВД России по Иркутской области в соответствии с Инструкцией по организации информационного взаимодействия в сфере противодействия легализации (отмыванию) денежных средств и иного имущества, полученного преступным путем, утвержденной совместным приказом Генеральной прокуратуры России, МВД России, других правоохранительных ведомств и Росфинмониторинга от 5 августа 2010 г. № 309/566/378/318/1460/43/207, с целью выявления в действиях лиц, привлеченных в качестве обвиняемых по уголовным делам коррупционной направленности по признакам преступления, предусмотренного ст. 174.1 УК РФ, разработана единая форма запроса. Данная унифицированная форма рекомендована для использована следователями при обращении в подразделения Росфинмонито-ринга с целью получения информации о движении денежных средств по счетам физических и юридических лиц. В указанном подразделении также наработана практика выездных семинаров с участием представителей прокуратуры, суда, экспертов-бухгалтеров, экспертов-строителей по темам, касающимся деятельности следователей и оперуполномоченных по возмещению вреда, причиненного преступлением7.
В заключение отметим, что только четко выстроенный и системный прокурорский надзор за деятельностью органов предварительного расследования позволит гарантировать восстановление прав лиц, ставших жертвами преступных деяний и обеспечить реальное и полноценное возмещение вреда, причиненного преступлением.
1 Печников Н.П. Проблемы теории и практики прокурорского надзора за процессуальной деятельностью органов предварительного следствия // Вопросы современной науки и практики. Университет им. В.И. Вернадского. 2012. № С38. С. 102.
2 См.: Пункт 2.3. приказа Генеральной прокуратуры Россий-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
ской Федерации, Министерства внутренних дел Российской Федерации, Федеральной службы безопасности Российской Федерации, Следственного комитета Российской Федерации, Федеральной службы Российской Федерации по контролю за оборотом наркотиков, Федеральной таможенной службы, Федеральной службы исполнения наказаний, Министерства обороны Российской Федерации, Федеральной службы судебных приставов, Министерства Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий от 26 марта 2014 года № 147/209/18 7/23/119/596/149/196/110/154 «Об усилении прокурорского надзора и ведомственного контроля за законностью процессуальных действий и принимаемых решений об отказе в возбуждении уголовного дела при разрешении сообщений о преступлениях» // Российская газета от 13 августа 2014 г. № 6453 (181).
3 Из материалов уголовного дела № 43574, расследованного в СО при ОВД по району Восточный г. Москвы в 2011 году / Аналитические данные контрольно-методического управления ГСУ ГУ МВД России по г. Москве за 2011 год.
4 Из материалов уголовного дела № 278406, расследованного в СО ОМВД России по Рязанскому району г. Москвы в 2014 году /
Аналитические данные контрольно-методического управления ГСУ ГУ МВД России по г. Москве за 2014 год.
5 Титова В.Н. Применение законодательства о возмещении вреда, причинённого преступлением // Вестник академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации. 2013. № 6 (38). С. 38.
6 Синенко С.А. Обеспечение прав и законных интересов потерпевшего в уголовном судопроизводстве: теоретические, законодательные и правоприменительные проблемы: Дисс. . докт. юрид. наук. Москва. 2014. С. 133.
7 См.: Информационно-аналитическая справка Следственного департамента МВД России за 2015 год «Об эффективности использования процессуальных инструментов по установлению имущества обвиняемых (подозреваемых) по уголовным делам о преступлениях коррупционной направленности с целью наложения ареста или применения судом кон-фискационных санкций» // Письмо Заместителя Министра — начальника Следственного департамента МВД России от 15 июня 2016 г. № 17/1-14556 «О неотложных мерах по возмещению ущерба, причиненного в результате совершения преступлений».
УДК 34 ББК 67
ПРАВОВАЯ ОСНОВА ПРИМЕНЕНИЯ ТЕХНИЧЕСКИХ СРЕДСТВ ПРИ ПРОИЗВОДСТВЕ СЛЕДСТВЕННЫХ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ
ВИТАЛИЙ ФЕДОРОВИЧВАСЮКОВ,
старший преподаватель кафедры криминалистики и предварительного расследования в ОВД Орловского юридического институт МВД России имени В.В. Лукьянова,
кандидат юридических наук E-mail: [email protected];
ЕВГЕНИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ СЕМЕНОВ,
старший преподаватель кафедры уголовного процесса Орловского юридического института МВД России имени В.В. Лукьянова,
кандидат юридических наук E-mail: [email protected]
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье авторами проводится исследование технических средств, применяемых специалистами при расследовании преступлений, определяются нормативная база их использования
Ключевые слова: технические средства, стенографирование, фотографирование, киносъемка, аудио- и видеозапись, электронный документ, привлечение специалиста, следственные действия
Abstract. In article authors conduct a research of the technical means used by specialists in case of investigation of crimes, are determined the regulatory base of their use.
Keywords: technical means, shorthand, photography, filming, audio- and video, electronic document, involvement of the specialist, investigative actions.
В соответствии с ч. 6 ст. 164 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее — УПК РФ) при производстве следственных действий могут применяться технические средства и способы обнаружения, фиксации и изъятия следов преступления и вещественных доказательств. Правовой основой применения технических средств при производстве следственных и процессуальных действий в процессе расследования преступлений являются нормы УПК РФ, регулирующие правила производства следственных действий и порядок оформления хода и результатов этих действий.
Исчерпывающего перечня видов технических средств, которые могут применяться при производстве следственных действий, УПК РФ не содержит. Закрепление в законе такого перечня было бы нецелесообразным ввиду поступательного характера развития науки и техники, наличия тенденции постоянного совершенствования существующих и создания новых видов технических средств.
Отсутствие в законе перечня технических средств означает, что при производстве следственных действий могут применяться любые технические средства и способы обнаружения, фиксации и изъятия следов преступления и вещественных доказательств, использование которых обеспечивает достижение указанных в законе целей их применения и которые отвечают определенным законом требо-ваниям1.
В литературе понятие «технические средства» толкуется в узком и широком смысле слова.
Так, по мнению А.В. Белоусова, «в узком смысле под ними понимаются приборы, инструменты, различного рода приспособления и материалы, способствующие решению задач уголовного судопроизводства путем их применения для обнаружения, фиксации, изъятия и исследования доказательств, фиксации хода и результатов следственных и судебных действий, а также предупреждения преступлений. В широком смысле в данное понятие включаются также методы (способы, приемы) и методики применения технических средств»2.
Другая группа процессуалистов к техническим средствам относит различные устройства, имеющие как бытовое назначение, так и специальное криминалистическое назначение. При этом такие сред-
ства, отмечают авторы, многообразны и классифицируются по различным основаниям3.
Третья группа ученых определила понятие «технические средства криминалистической видеозаписи», как любую современную портативную видеозаписывающую, телевизионную и видеопроекционную аппаратуру, а также носители информации (магнитные ленты, DVD диски, карты памяти и т.п.)4.
Необходимо отметить, что в части 2 статьи 166 УПК РФ перечислены способы фиксации следственных действий, через которые раскрывается содержание соответствующих технических средств: фотографирование, киносъемка, аудиовидеозапись. Стоит сказать, что киносъемка в силу определенных обстоятельств (дороговизна материалов, сложность и трудоемкость их обработки) не нашла широкого применения в уголовном процессе и криминалистике, а в настоящее время, ввиду появления и освоения более эффективных и доступных средств ауди-овидеозаписи, ее вообще не применяют. Несмотря на то, что в теории уголовного процесса достаточно давно ставится вопрос об исключении киносъемки из уголовно-процессуального кодекса, законодатель настойчиво предписывает в действующем УПК РФ использовать киносъемку (см. ст. п. «а» ч. 2 ст. 82; ч. 2 ст. 84; ч. 2, ч. 5 и ч. 8 ст. 166; ч. 5 ст. 179; ч. 4 ст. 189; ч. 3 и ч. 4 ст. 190; ч. 4 ст. 192; ч. 5 ст. 241; ч. 5 ст. 259; ч. 1 и ч. 3 ст. 276; ч. 1 и ч. 5 ст. 281 УПК РФ). При этом возникает, по крайней мере, два вопроса: первый по поводу тех следственных действий, при проведении которых законодатель допускает использование киносъемки, в частности, почему в их числе освидетельствование, допрос, а не осмотр, очная ставка или предъявление для опознания; второй, зачем необходимо перечислять технические средства в статьях, посвященных отдельным следственным действиям, если это уже сделано в ст. 166 УПК РФ применительно ко всем следственным действиям. Полагаем, там же и следовало бы изложить все требования, предъявляемые к применению технических средств.
Считаем, что предписания о киносъемке в статьях УПК РФ следует убрать. Конечно же, они не влияют на процесс расследования преступлений, но явно дискредитируют закон и не дела-
ют чести законодателю. В этой связи следовало бы уточнить редакцию указанных статей УПК РФ, исключив из них упоминания о киносъемке и киноленте.
В нормах УПК РФ содержатся указания на основные виды технических средств, применяемых при производстве следственных и иных процессуальных действий. В соответствии со ст. 176 УПК РФ — это технические средства фиксации хода и результатов производства следственных действий. Некоторые виды технических средств фиксации следов преступления и вещественных доказательств перечислены в ч. 2 ст. 166 УПК путем указания на целевую направленность их применения. Это технические средства стенографирования, фотографирования, киносъемки, аудио- и видеозаписи. Подобные же указания на средства фотографирования, киносъемки, аудио- и видеозаписи содержатся в ст. 82, 179, 189, 190 УП РФ, на средства записи телефонных и иных переговоров и средства для прослушивания фонограмм — в ст. 186 УПК РФ. Ст. 185 УПК РФ предусматривает возможность снятия копий с задержанных почтово-телеграфных отправлений при их осмотре и выемке, то есть возможность применения технических средств копирования, которые также относятся к средствам фиксации.
В нормах УПК РФ содержатся также указания на виды носителей информации, на которые фиксируются результаты применения технических средств. Согласно ч. 8 ст. 166 УПК РФ к ним относятся фотографические негативы и снимки, киноленты, диапозитивы, фонограммы допроса, кассеты видеозаписи, носители компьютерной информации, чертежи, планы, схемы, слепки и оттиски следов, выполненные при производстве следственного действия. Данный перечень носителей информации также не является исчерпывающим. Таковыми могут быть также цифровые носители информации, используемые в цифровой аппаратуре и компьютерной технике.
Однако применение технических средств при производстве следственного действия не является, за некоторым исключением, императивным требованием закона. Фотографирование, видео и аудиозапись, киносъемка, осуществляемые с помощью технических средств, являются, как это вытекает
из анализа ч. 6 ст. 164 УПК РФ, факультативными способами фиксации хода и результатов следственного действия, поскольку их проведение закреплено в законе в альтернативной форме. Из этого правила имеются лишь некоторые исключения. Обязательному фотографированию подлежат неопознанные трупы (ч. 2 ст. 78 УПК РФ). В обязательном порядке фотографируются или снимаются на видео-или кинопленку вещественные доказательства в виде предметов, которые в силу громоздкости или иных причин не могут храниться при уголовном деле (ст. 82 УПК РФ). Технические средства фиксации хода и результатов производства следственного действия применяются в обязательном порядке также в случае его производства без участия понятых, когда такое участие обязательно (ч. 3 ст. 170 УПК РФ).
Прямых требований к техническим средствам фиксации следов преступления и вещественных доказательств при производстве следственных действий уголовно-процессуальный закон не содержит. Но поскольку применение технических средств входит в структуру следственных действий, то и требования к ним идентичны с требованиями, предъявляемыми законом к следственным действиям и их результатам — доказательствам. Данные требования выявляются путем системного анализа правовых норм, регламентирующих основания, условия и порядок производства следственных действий и норм, определяющих свойства доказательств.
При производстве следственных действий и, соответственно, при применении технических средств в ходе их производства, должны быть соблюдены требования, вытекающие из установленных законом принципов уголовного процесса, в частности, таких, как: законность при производстве по уголовному делу (ст. 7 УПК РФ), уважение чести и достоинства личности (ст. 9 УПК РФ), неприкосновенность личности (ст. 10 УПК РФ), охрана прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве (ст. 11 УПК РФ). Технические средства, применяемые при производстве следственных действий, должны обеспечить соблюдение указанных принципов.
Требования, вытекающие из принципов уголовного процесса, конкретизированы в ст. 164 УПК РФ,
регламентирующей общие правила производства следственных действий. Согласно ч. 3 и 4 данной статьи при производстве следственных действий недопустимо применение насилия, угроз и иных незаконных мер, а равно создание опасности для жизни и здоровья участвующих в них лиц; производство следственного действия в ночное время не допускается, за исключением случаев, не терпящих отлагательства. Следовательно, технические средства, применяемые при производстве следственных действий, должны отвечать требованиям безопасности и не создавать опасности для жизни и здоровья лиц, участвующих при производстве следственных действий.
Требования безопасности к техническим средствам разрабатываются и утверждаются федеральными органами исполнительной власти, осуществляющими контроль за качеством и безопасностью товаров (работ, услуг), и определяются техническими регламентами5.
Производство следственных действий и, соответственно, применение технических средств при их производстве, должно обеспечить получение доказательств, обладающих в соответствии со ст. 88 УПК РФ свойствами достоверности и допустимости.
Достоверность как свойство доказательства, означает точное его соответствие по содержанию объективной действительности, адекватность заключенной в доказательстве информации ее источнику. Исходя из этого, технические средства фиксации, применяемые при производстве следственных действий, должны обеспечить адекватность фиксируемой информации ее источнику и ее последующую сохранность. Применение технических средств, не отвечающих данному критерию, допускающих возможность искажения информации при ее фиксации и не позволяющих обеспечить ее сохранность в последующем недопустимо. В связи с этим в уголовном судопроизводстве допустимо применение только тех видов технических средств, которые прошли соответствующие испытания и имеют знак и сертификат соответствия. Согласно ст. 2 Федерального закона 27 декабря 2002 г. № 184 «О техническом регулировании»6, знак соответствия — это обозначение, служащее для информирования приобретателей о
соответствии объекта сертификации требованиям системы добровольной сертификации или национальному стандарту; а сертификат соответствия — это документ, удостоверяющий соответствие объекта требованиям технических регламентов, положениям стандартов, сводов правил или условиям договоров.
Наиболее часто применяемые при производстве следственных действий в процессе расследования и упоминаемые в нормах УПК РФ виды технических средств — технические средства фиксации и воспроизведения образной и звуковой информации, в частности, бытовая вычислительная и множительная техника, входят в утвержденный Постановление Правительства РФ от 1 декабря 2009 г. № 982 перечень товаров, подлежащих обязательной серти-фикации7.
В то же время законом не предъявляются какие-либо требования к техническим решениям, с помощью которых обеспечивается безопасность применяемых при производстве следственных действий технических средств и достоверность фиксируемой с их использованием информации. Принципы устройства и механизм действия технических средств фиксации, их конструктивные особенности, форма представления в них фиксируемой информации находятся за пределами правового регулирования8.
В настоящее время в уголовном судопроизводстве все более широкое применение находят технические средства фиксации, в которых информация о фиксируемых объектах получает отражение и хранится в электронно-цифровой форме, в форме электронного документа. Информация в электронной форме, подписанная простой электронной подписью или неквалифицированной электронной подписью, в соответствии со ст. 6 Федерального закона от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ «Об электронной подписи»9, признается электронным документом, равнозначным документу на бумажном носителе, подписанному собственноручной подписью.
Кроме того, Федеральным законом от 23 июня 2016 г. № 220-ФЗ, вступающим в силу с 1 января 2017 года, наименование раздела XIX УПК РФ излагается в новой редакции «Использование в уголовном судопроизводстве электронных доку-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
ментов и бланков процессуальных документов», а содержание главы 56, включенной в указанный раздел, также претерпевает изменения в части изложения форм подачи ходатайств, заявлений, жалоб, представлений в суд. Согласно ст. 471.1 УПК РФ такой формой может теперь служить электронный документ, подписанный лицом, направившим такой документ, электронной подписью в соответствии с законодательством Российской Федерации.
Представляется, подобная форма представления, обеспечивающая высокое качество фиксации информации, ее достоверность, а также компактность, надежность, быстродействие и удобство в применении технических средств, уже в ближайшее время позволит усовершенствовать процедуру документооборота в уголовно-процессуальной деятельности, упростить процессуальный порядок отображения процесса расследования лицами, ведущими производство по уголовному делу.
Литература
1. Федеральный закон от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ (ред. от 30.12.2015) «Об электронной подписи» // СЗ РФ. 2011. № 15. Ст. 2036.
2. Постановление Правительства РФ от 1 декабря 2009 г. № 982 (ред. от 26.09.2016) «Об утверждении единого перечня продукции, подлежащей обязательной сертификации, и единого перечня продукции, подтверждение соответствия которой осуществляется в форме принятия декларации о соответствии» // СЗ РФ. 2009. № 50. Ст. 6096.
3. Белоусов А.В. Белоусов А.В. Проблема фиксации доказательств в досудебных стадиях уголовного процесса России: дис. ... канд. юрид. наук. М.: РГБ, 2003.
4. Васюков В.Ф. Изъятие электронных носителей информации: нерешенные проблемы практики // Уголовный процесс. 2016. № 2 (134).
5. Клевцов В.В. Некоторые особенности производства следственных действий на первоначальном этапе расследования преступлений различных категорий // Всероссийская научно-практическая конференция «Уголовно-процессуальные и криминалистические проблемы борьбы с преступностью», сборник материалов.
Орел: ОрЮИ МВД России имени В.В. Лукьянова, 2016.
6. Криминалистика: учебник для студентов вузов / под ред. проф. А.Ф. Волынского, проф. В.П. Лаврова. 3-е изд., перераб. и доп. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2008.
7. Семенов Е.А. Особенности применения технических средств специалистами при расследовании преступлений // Криминалистика: вчера, сегодня, завтра: сб. науч. тр. Вып. 6. Иркутск: ФГКОУ ВПО ВСИ МВД России, 2015.
8. Шолохов С.В., Коргин А.В., Васюков В.Ф. К вопросу о роли использования технико-криминалистических средств в доказывании по уголовным делам // Сборник материалов Всероссийской конференции «Современное уголовно-процессуальное право России — уроки истории и проблемы дальнейшего реформирования». 2015.
1 Шолохов С.В., Коргин А.В., Васюков В.Ф. К вопросу о роли использования технико-криминалистических средств в доказывании по уголовным делам // Сборник материалов Всероссийской конференции «Современное уголовно-процессуальное право России — уроки истории и проблемы дальнейшего реформирования». 2015. С. 343—348.
2 Белоусов А.В., Белоусов А.В. Проблема фиксации доказательств в досудебных стадиях уголовного процесса России: дис. ... канд. юрид. наук. М.: РГБ, 2003. С. 43.
3 Семенов Е.А. Особенности применения технических средств специалистами при расследовании преступлений // Криминалистика: вчера, сегодня, завтра: сб. науч. тр. Вып. 6. Иркутск: ФГКОУ ВПО ВСИ МВД России, 2015. С. 193.
4 Криминалистика: учебник для студентов вузов / под ред. проф. А.Ф. Волынского, проф. В.П. Лаврова. 3-е изд., перераб. и доп. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2008. С. 176.
5 Васюков В.Ф. Изъятие электронных носителей информации: нерешенные проблемы практики // Уголовный процесс. 2016. № 2 (134). С. 54—57.
6 СЗ РФ. 2002. № 52 (ч. 1). Ст. 5140.
7 Постановление Правительства РФ от 1 декабря 2009 г. № 982 (ред. от 26.09.2016) «Об утверждении единого перечня продукции, подлежащей обязательной сертификации, и единого перечня продукции, подтверждение соответствия которой осуществляется в форме принятия декларации о соответствии» // СЗ РФ. 2009. № 50. Ст. 6096.
8 Клевцов В.В. Некоторые особенности производства следственных действий на первоначальном этапе расследования преступлений различных категорий // Всероссийская научно-практическая конференция «Уголовно-процессуальные и криминалистические проблемы борьбы с преступностью», сборник материалов. Орел: ОрЮИ МВД России имени В.В. Лукьянова, 2016. С. 157—161.
9 Федеральный закон от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ (ред. от 30.12.2015) «Об электронной подписи» // СЗ РФ. 2011. № 15. Ст. 2036.
УДК 34 ББК 67
ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ УЧАСТНИКОВ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА
ПО УГОЛОВНЫМ ДЕЛАМ, ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ ПО КОТОРЫМ ПРОИЗВОДИТСЯ В ФОРМЕ ДОЗНАНИЯ1
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ БЕКЕТОВ,
доцент кафедры уголовного процесса Московского университета МВД РФ имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected]; ВИКТОР АНАТОЛЬЕВИЧ САМОРОКА, доцент кафедры уголовного процесса Московского университета МВД РФ имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук, доцент E-mail: [email protected]
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье авторами рассматриваются вопросы обеспечения безопасности участников уголовного судопроизводства по уголовным делам, предварительное расследование по которым производится в форме дознания. Обосновывается необходимость применения непроцессуальных мер безопасности только в тех случаях, когда показания защищаемых лиц позволяют привлечь к уголовной ответственности участников организованных преступных групп, а также лиц совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления.
Ключевые слова: участник уголовного судопроизводства, меры безопасности, дознание, дознаватель.
Abstract. In the article the authors consider the problems of the applying safety measures ofthe participants of criminal cases that perform in theform of inquiry in Russian criminal procedure. It is substantiated the necessity of using the non-procedural security measures only in cases where the evidence allow to bring to account the members of organized criminal groups, as well as, those who have committed the grave crimes and capital offences.
Keywords: the participants of the criminal procedure, safety measures, inquest, inquiry officer.
Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации2 (ч. 3 ст. 11) и Федеральным законом от 20.08.2004 № 119-ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»3 (ч. 2 ст. 3) предусмотрена возможность осуществления государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства по уголовным делам, предварительное расследование по которым производится в форме дознания.
Согласно статистическим данным количество поступивших в подразделения органов внутренних
дел по обеспечению безопасности лиц, подлежащих государственной защите4, постановлений (определений) о применении государственной защиты в отношении потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства в 2014 году составило1 597, а в 2015 — 1 537 постановлений, определений. Из них дознавателями в 2014 году вынесено 165 постановлений, а в 2015 — 127 постановлений, что составляет 10,33% и 8, 26%, соответственно. В 2015 году больше всего мер безопасности по уголовным делам дознания применялось в Чеченской Республике (25 случаев). Среди лидеров
также Челябинская область и Удмуртская Республика (по 9 случаев).
Приведенная статистика свидетельствует о том, что меры безопасности в отношении участников уголовного судопроизводства по уголовным делам, по которым расследование производится в форме дознания, применяются значительно реже, нежели при предварительном следствии.
Вместе с тем, в настоящий момент существует недостаточная определенность в вопросах правового регулирования применения мер безопасности в отношении участников уголовного судопроизводства по уголовным делам, предварительное расследование по которым производится в форме дознания.
Так, в соответствии с ч. 3 ст. 11 УПК РФ меры безопасности в отношении участников уголовного судопроизводства вправе принять в пределах своей компетенции орган дознания, начальник органа дознания, начальник подразделения дознания и дознаватель.
В ФЗ № 119 должностным лицом, наделенным правом принимать решение о применении мер безопасности по уголовным делам, предварительное расследование по которым производится в форме дознания, определен только начальник органа дознания.
Данное несоответствие вызывает определенные сложности у правоприменителя, так как участники уголовного судопроизводства руководствуются в своей деятельности положениями УПК РФ, а сотрудники подразделений государственной защиты — нормами ФЗ № 119.
В соответствии с ч. 3 ст. 11 УПК РФ орган дознания, начальник органа дознания, начальник подразделения дознания и дознаватель при наличии достаточных данных о том, что потерпевшему, свидетелю или иным участникам уголовного судопроизводства, а также их близким родственникам, родственникам или близким лицам угрожают убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением их имущества либо иными опасными противоправными деяниями, принимает в пределах своей компетенции в отношении указанных лиц предусмотренные УПК РФ меры безопасности5, а также иные меры безопасности, предусмотренные законодательством Российской Федерации.
Под иными (непроцессуальными) мерами безопасности подразумеваются меры безопасности, предусмотренные ФЗ № 119. Согласно ч. 1 ст. 6 данного закона для обеспечения защиты жизни и здоровья защищаемых лиц и (или) сохранности их имущества органами, обеспечивающими безопасность, с учетом конкретных обстоятельств могут применяться одновременно несколько или одна из следующих мер безопасности:
• личная охрана, охрана жилища и имущества;
• выдача специальных средств индивидуальной защиты, связи и оповещения об опасности;
• обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемом лице;
• переселение на другое место жительства;
• замена документов;
• изменение внешности;
• изменение места работы (службы) или учебы;
• временное помещение в безопасное место. Согласно ч. 3 ст. 7 ФЗ № 119 осуществление ряда
мер безопасности (переселение на другое место жительства, замена документов, изменение внешности, изменение места работы (службы) или учебы) возможно только по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях, то есть по уголовным делам, по которым предварительное расследование производиться в форме дознания в большинстве случаев могут быть применены только следующие из указанных мер безопасности:
• личная охрана, охрана жилища и имущества;
• выдача специальных средств индивидуальной защиты, связи и оповещения об опасности;
• обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемом лице;
• временное помещение в безопасное место. Несмотря на то, что институт защиты участников уголовного судопроизводства позаимствован нами из законодательства и практики деятельности правоохранительных органов зарубежных стран, мы как всегда выбрали свой путь и пошли дальше своих иностранных коллег. В зарубежных странах применение специальных, финансово затратных мер безопасности во многом зависит от степени общественной опасности совершенного преступления и от ценности показаний даваемых участником уголовного судопроизводствапретендующим на государственную защиту.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Так, в § 3521 Закона о контроле за организованной преступностью, принятого в 1970 году в США, (OrgaшzedCrimeContшlActof 1970) указывается, что Генеральный атторней может распорядиться о переселении или других мерах защиты свидетеля или потенциального свидетеля со стороны федерального правительства или правительства штата в официальном процессе, касающемся организованной преступной деятельности или других тяжких преступлений. Там же говориться, что в обязанности защищаемого лица входит давать свидетельские показания и предоставлять информацию всем уполномоченным сотрудникам правоохранительных органов во всех необходимых процедурах.
В Италии также государственная защита предоставляется свидетелям преступлений, виновные в совершении которых наказываются лишением свободы на срок от 5 до 20 лет, а также членам семей свидетелей, сотрудничающих с органами юстиции6.
Как отмечается А.А. Суминым в ФРГ и США в отличие от Российской Федерации, государственной защите подлежат лишь те свидетели, которые дают показания по серьезным преступлениям или против преступных организаций. В какой-то степени это оправдано, так как защита даже одного свидетеля достаточно дорогостоящая процедура, поэтому государство стремиться как можно больше средств направить на защиту свидетеля, который своими показаниями может помочь привлечь к уголовной ответственности опасных преступников7.
В нашем же законодательстве подобных критериев не содержится. Любой участник уголовного судопроизводства в адрес которого поступают угрозы, вне зависимости от тяжести расследуемого преступления и значимости его показаний для разрешения дела, вправе обратиться с соответствующем заявлением, после рассмотрения которого и установления реальности поступающих угроз должно быть принято решение о применении мер безопасности, предусмотренных в том числе и ФЗ № 119.
На наш взгляд, такой подход изначально не верен. Предусмотренные ФЗ № 119 меры безопасности должны использоваться только в исключительных
случаях, когда речь идет о важных для правосудия показания участников уголовного судопроизводства позволяющих привлечь к уголовной ответственности участников организованных преступных групп, а также лиц совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления. В остальных случаях защитой участников уголовного судопроизводства должны заниматься территориальные подразделения полиции, используя возможности предусмотренные УПК РФ, Федеральным законом от 07.02.2011 № З-ФЗ «О полиции», Федеральным законом от 12.08.1995 № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельно сти».
Необходимость применения мер безопасности предусмотренных Законом о государственной защите только в указанных исключительных случаях обуславливается:
• значительными финансовыми затратами при осуществлении мер безопасности,
• организационными сложностями применения мер безопасности,
• небольшой штатной численностью подразделений, осуществляющих рассматриваемые меры безопасности.
Литература
1. Иванов И.С. Переселение защищаемого лица на другое постоянное место жительства в отечественном и зарубежном праве // Российский следователь. 2013. № 6.
2. Сумин А.А. Применение мер безопасности в отношении участников уголовного судопроизводства: учебное пособие / А.А. Сумин; М.Ю. Бекетов; В.А. Саморока. М.: Московский университет МВД России, 2012.
1 Данная работа выполнена при информационной поддержке Компании «КонсультантПлюс».
2 Далее — УПК РФ.
3 Далее — ФЗ № 119.
4 Далее — подразделения государственной защиты.
5 Далее — процессуальные меры безопасности.
6 См.: Иванов И.С. Переселение защищаемого лица на другое постоянное место жительства в отечественном и зарубежном праве // Российский следователь. 2013. № 6. С. 46.
7 Сумин А.А. Применение мер безопасности в отношении участников уголовного судопроизводства: учебное пособие / А.А. Сумин; М.Ю. Бекетов; В.А. Саморока. М.: Московский университет МВД России, 2012. С. 48.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ПРОВЕРОЧНЫЕ ПРОИЗВОДСТВА В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ ШВЕЙЦАРИИ И РОССИИ: СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ
АЛЕКСАНДР АНАТОЛЬЕВИЧ ТРЕФИЛОВ,
старший научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения
при Правительстве Российской Федерации, кандидат юридических наук E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В данной статье рассматриваются проверочные процедуры в уголовном процессе Швейцарии с учетом вступления в силу нового УПК этой страны 2007 года. Автор анализирует систему проверочных производств, их доктри-нальную классификацию, а также отдельные виды: жалобу, апелляцию и ревизию. Указанные вопросы рассмотрены в сравнительно-правовом аспекте, не исключая из него и российское судопроизводство. Работа выполнена на основе оригинальных нормативных и доктринальных источников, ранее не переводившихся на русский язык.
Ключевые слова: Уголовно-процессуальный кодекс, проверочные процедуры, жалоба, апелляция, ревизия.
Abstract. In this article checking procedures in criminal procedure of Switzerland taking into account entry into force of the new Criminal Procedure Code of this country of2007 are considered. The author analyzes system of checking productions, their doctrinal classification, and also separate types: claim, appeal and audit. The specified questions are considered in comparative and legal aspect, without excluding from it and the Russian legal proceedings. Work is performed on the basis of the original standard and doctrinal sources which were earlier not translated into Russian.
Keywords: Criminal procedural code, verification procedures, plea, appellation, revision.
Профессор М. Питт пишет, что уголовная юстиция, несмотря на все гарантии, «остается рискованным (отчаянным) делом (предприятием)» (riskantes Unterfang)1. Вследствие этого ст. 32 Конституции Швейцарии предусматривает требование, согласно которому каждый постановленный судом приговор по уголовному делу может быть обжалован в вышестоящую инстанцию.
Сопоставляя подходы швейцарского и российского законодателя к проверочным производствам, можно обнаружить следующие различия между ними.
Во-первых, УПК Швейцарии предусматривает более узкий перечень проверочных производств в сравнении с российским Кодексом. Так, в отличие от нашей страны, в рассматриваемом правопорядке не существует дуализма апелляции и кассации.
К проверочным производствам относятся только жалоба, апелляция и ревизия. Последняя близка к предусмотренному в УПК РФ возобновлению производства по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств. Отсутствует надзорное производство, являющееся чисто советской конструкцией.
Во-вторых, УПК Швейцарии предусматривает, что многие процессуальные действия (бездействия) и решения не могут быть обжалованы, в частности: 1) решение по ходатайству частного обвинителя (ч. 2 ст. 125); 2) решение суда по ходатайству о снятии пломбы (ч. 3 ст. 248); 3) постановление прокуратуры об открытии предварительного следствия (ч. 3 ст. 309); 4) решение прокуратуры об окончании предварительного следствия (ст. 318); 5) предъявление обвинения (абз. 2 ст. 324); 6) решение
о передаче дела на рассмотрение по существу (ч. 2 ст. 334); 7) решение об открытии производства по делу (ст. 300);
Перечень данных документов существенно более емкии, чем в российском уголовном процессе2.
Способы обжалования. Итак, УПК Швейцарии, как и большинство действовавших ранее кантональных процессуальных кодексов, предусматривает три формы обжалования:
1) Жалоба (ст. 393—397)
2) Апелляция (ст. 398—409)
3) Ревизия (ст. 410—415).
Жалоба (Beschwerde). Сопоставление швейцарского института жалобы и российского обжалования решений и действий суда и должностных лиц, осуществляющих судопроизводство (гл. 16 УПК) позволяет выявить между ними следующие различия.
Швейцарский законодатель не устанавливает 5-дневного срока рассмотрения жалоб на решения и действия органов досудебного производства (в отличие от ч. 3 ст. 125 УПК РФ). По его замыслу, торопить суд нельзя. Как говорили римские юристы, кто быстро судит, тот быстро раскаивается. При этом закрепленный в УПК Швейцарии принцип ускорения подлежит обязательному принятию во внимание в ходе всех процедур, относящихся к уголовному процессу, включая и ту, о которой сейчас идет речь.
В то время, как российский УПК предусматривает рассмотрение поданной жалобы в судебном заседании с соблюдением принципа устности, швейцарский законодатель устанавливает ее разрешение в письменном производстве (ч. 1 ст. 397). Какие-либо слушания с участием сторон данный Кодекс не предусматривает. Возможно, данный подход направлен на соблюдение разумных сроков судебного разбирательства, так как письменное производство технически проще и быстрее устного (в частности, не нужно тратить время на вызов сторон и их заслушивание).
УПК Швейцарии не дифференцирует процедуру рассмотрения жалоб, в то время как российский Кодекс предусматривает особенности рассмотрения отдельных категорий жалоб (ст. 125.1). В исследуемом правопорядке все поданные жалобы рассматриваются по одним и тем же процессуальным правилам.
Апелляция (Berufung). Сопоставление апелляции в Швейцарии и в России позволяет выявить между ними следующие различия.
В рассматриваемом правопорядке апелляционное производство может быть как устным, так и письменным (ст. 405—406); в России проведение слушаний на данной стадии является обязательным (ст. 389.13). Данная особенность показывает, что швейцарское апелляционное производство, если оно ведется только письменно, существенно отличается от устного рассмотрения дела в суде первой инстанции.
В Швейцарии документом, возбуждающим апелляционное производство, независимо от того, кто его подал, является только апелляционная жалоба (ст. 399), а в России — апелляционная жалоба или апелляционное представление (ст. 389.6). Удвоение указанных терминов в отечественном уголовном процессе, как представляется, не имеет под собой какого-либо научного обоснования и только усложняет судопроизводство.
Различен объект обжалования. В Швейцарии апелляция допустима только в отношении приговоров судов первой инстанции, которыми производство по делу разрешено полностью или частично (ч. 1 ст. 398). В России могут быть обжалованы в апелляционном порядке любые не вступившие в силу решения суда первой инстанции (ст. 389.1).
В Швейцарии апелляционная жалоба может быть подана в устной форме с занесением в протокол (ч. 1 ст. 399). Российский кодекс предусматривает только письменную форму (ст. 389.6).
УПК Швейцарии предусматривает более узкий круг решений, которые принять суд по итогам апелляционного производства. Он вправе либо оставить приговор в силе, либо постановить новый приговор, либо возвратить дело в суд первой инстанции со своими указаниями (ст. 408—409). В отличие от России, не предусмотрена возможность изменения обжалуемого судебного акта (п. 9 ч. 1 ст. 389.20).
УПК Швейцарии, в отличие от российского Кодекса (ст. 389.10) не предусматривает конкретных сроков начала рассмотрения дела в суде апелляционной инстанции.
Ревизия (Revision). Можно обнаружить следующие различия между швейцарской проверкой (реви-
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
зией) и российским пересмотром дела ввиду новых и вновь открывшихся обстоятельств.
Швейцарский законодатель, как отмечено выше, не разграничивает новые и вновь открывшиеся обстоятельства, а российский, напротив, разделяет их на две самостоятельные группы (ч. 3 и ч. 4 ст. 413).
УПК Швейцарии предусматривает, что ходатайства о проверке должны быть направлены в письменной форме и с соответствующим обоснованием в апелляционный суд. В России, напротив, право возбуждения производства ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, за одним единственным исключением, принадлежит прокурору, а поводами для этого являются сообщения граждан, должностных лиц, а также данные, полученные в ходе предварительного расследования и судебного рассмотрения других уголовных дел (ст. 415). Следо-
вательно, в Швейцарии, в отличие от России, при обнаружении указанных обстоятельств необходимо обращаться, минуя прокурора, непосредственно в суд.
В Швейцарии пересмотр дела в порядке проверки (ревизии) осуществляет суд апелляционной инстанции (в большинстве случаев — Верховный суд кантона). В России же ч. 1 ст. 417 УПК предусматривает более широкий перечень судебных органов, обладающих данным полномочием.
В Швейцарии, в отличие от России, проверочное производство может быть только письменным (ч. 1 ст. 412 УПК).
1 PiethM. Schweizerisches Strafprozessrecht. Basel. 2009. S. 226.
2 Перечень актов, обжалование которых не допускается в российском уголовном процессе, приводит П.А. Лупинская (Уголовно-процессуальное право // под ред. П.А. Лупинской. М., 2009. С. 822—824).
УДК 343.13 ББК 67.411
ТЕОРЕТИКО-ПРАВОВЫЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ СТАТУСОВ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ, ОСУЩЕСТВЛЯЮЩИХ УГОЛОВНОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
ВИКТОР ВИКТОРОВИЧ ПУШКАРЕВ,
доцент кафедра предварительного расследования Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В статье раскрываются закономерности процессуальных статусов должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование. Формулируется понятие уголовно-процессуального статуса, фиксируется и описывается его структура. Исследуются сущностные свойства структуры процессуального статуса, раскрываются закономерности взаимовлияния системы его элементов друг на друга, на иные институты уголовно-процессуального права, при изменении их правового содержания.
Ключевые слова: уголовное преследование, обвинение, уголовно-процессуальный статус, досудебное производство.
Abstract. The article reveals the laws of the procedural status of officials engaged in criminal prosecution. Formulated the concept of criminal procedural status is recorded and described its structure. We study the intrinsic properties of the procedural status of the structure, disclosed patterns of mutual influence of elements of the system at each other in the other institutions of the criminal procedure law, changing their legal content.
Keywords: the criminal prosecution, the criminal and the procedural status, the pre-trial proceedings.
Положения принципа состязательности сторон, закрепленные в ст. 15 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее по тексту — УПК РФ), предполагают разрешение вопроса о функциях уголовного судопроизводства, процессуальных статусах его участников и обеспечении процессуального равенства средств, им предоставленных.
Функция уголовного преследования (обвинения), реализуемая должностными лицами, осуществляющими предварительное расследование, проявляет социальное назначение конкретного должностного лица, выступает основным направлением его процессуальной деятельности и реализуется для достижения назначения уголовного судопроизводства в процессе ее осуществления.
Анализ генезиса отечественного уголовно-процессуального законодательства убедительно вскрывает ряд существенных закономерностей уголовно-процессуальных статусов должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование.
В качестве первой следует назвать очевидную преемственность уголовно-процессуальных норм, регламентирующих уголовно-процессуальные статусы должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, в ретроспективно-правовом смысле. Даже смена фундаментальных общественных отношений и политических режимов в России показала их универсальный характер, значимость и востребованность со стороны правовой системы.
Во-вторых, структура уголовно-процессуальных статусов должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, зиждется на устойчивой системе элементов, обеспечивающих должный уровень функционирования и потенциал развития данного института, а именно: уголовно-процессуальная функция, компетенция и ответственность. Данный конструкт уголовно-процессуального статуса должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, является универсальным и позволяет описывать все уголовно-процессуальные отношения, в которые вступает конкретный участник уголовного судопроизводства, особенности его процессуальной деятельности, характер процессуального взаимодействия и влияния на состояние и развитие иных норм и правоотношений.
Выделенные закономерности обусловливают следующий объективный факт, в соответствии с которым, структура уголовно-процессуального статуса участника уголовного судопроизводства всегда носит неизменный характер, что отнюдь не цементирует содержание системных элементов уголовно-процессуального статуса. Напротив, оно динамично и эта потенциальная изменчивость позволяет обоснованно, с точки зрения науки и практики, предполагать то, каким образом новая модель процессуального статуса повлияет на характер создаваемых, изменяемых или прекращаемых уголовно-процессуальных отношений. Данная закономерность уголовно-процессуального статуса оказывает значимое влияние на правотворчество и должна учитываться при совершенствовании уголовно-процессуального законодательства.
Ограниченный объем изложения не позволяет автору настоящей статьи раскрыть в ней все содержание уголовно-процессуального статуса должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование. Однако, представляется возможным сформулировать дефиницию искомого понятия и раскрыть содержание системных элементов его структуры.
Представляется, что уголовно-процессуальный статус должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, — есть установленная нормами уголовно-процессуального права система элементов, определяющих его (участника уголовного судопроизводства) процессуальную функцию, компетенцию и ответственность.
По замечанию А.В. Гриненко, природа связей между элементами внутри системы отлична от других видов связей, например, от причинно-следственной, поэтому можно говорить о наличии особой системной связи, которая формирует всю ее структуру1. Кроме того, как было показано автором выше, она предполагает возникновение закономерностей, отражающих существенные связи между системными элементами уголовно-процессуальных статусов, а также с другими институтами уголовно-процессуального права.
Сущность и назначение функции уголовного преследования (обвинения) выступают в качестве основной идеи и базовой процессуальной основы, на которой конструируется все правовое содержа-
ние уголовно-процессуального статуса конкретного участника уголовного судопроизводства. Она позволяет описывать и обосновывать все особенности его процессуальной деятельности, моделировать и научно прогнозировать степень влияния видоизмененной структуры процессуального статуса участника на процессуальный статус других участников уголовного судопроизводства, характер складывающихся между ними уголовно-процессуальных отношений.
Процессуальная компетенция должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, является следующим системным элементом структуры их уголовно-процессуальных статусов и представляет собой совокупность полномочий, прав и обязанностей конкретного участника. Процессуальная компетенция конкретного должностного лица, осуществляющего уголовное преследование, собственно и является содержательной основой его уголовно-процессуального статуса.
Для принятия процессуальных решений и совершения процессуальных действий в интересах других лиц при осуществлении уголовного преследования в досудебном производстве, должностным лицам, осуществляющим уголовное преследование, законом предоставляются процессуальные полномочия.
Должностные лица, осуществляющие уголовное преследование наделяются определенными процессуальными правами, под которыми понимается охраняемая возможность совершать процессуальные действия без ограничений. Процессуальные обязанности должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование — это процессуальные действия, результатом неисполнения или ненадлежащего исполнения которых является наступление ответственности. Процессуальные права и обязанности должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, соотносятся с процессуальными правами и обязанностями других участников уголовного судопроизводства.
Процессуальная компетенция должностного лица, осуществляющего уголовное преследование, не может быть полностью изложена в одной, конкретной, статье уголовно-процессуального закона. Так, традиционно в УПК РСФСР 1960 года2
и в действующем УПК РФ 2001 года при нормативном выражении процессуального статуса лиц, осуществляющих уголовное преследование, в соответствующих статьях закрепляются процессуальные полномочия, вытекающие из общих задач уголовного судопроизводства, а для изложения их процессуальной компетенции, а также конкретных прав и обязанностей используется отсылочный способ. Такой подход следует признать правильным, однако несомненно, что процессуальные полномочия должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, необходимо подвергнуть не только ревизии, но и теоретико-практическому переосмыслению.
Например, задача возмещения вреда, причиненного преступлением3, никаким образом не отражена в ст. 37, ст. 38, ст. 39, ст. 40, ст. 40.1, ст. 40.2 и ст. 41 УПК РФ в качестве одного из основных процессуальных полномочий, предоставленных должностным лицам уголовно-процессуальным законом при осуществлении уголовного преследования по уголовному делу для принятия процессуальных решений и совершения процессуальных действий в интересах лиц, которым этот вред был причинен.
Во-вторых, достижение назначения уголовного судопроизводства, по мнению автора, невозможно без закрепления в системе полномочий лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство, обязанности оказания правовой помощи, что, как правильно утверждает П.В. Фадеев, есть форма содействия участникам уголовного процесса в защите и охране их прав и законных интересов4.
Также в настоящее время не решен вопрос о процессуальной самостоятельности следователя. В отношении процессуальной самостоятельности дознавателя ситуация еще более сложная. Несмотря на то, что она закреплена в п. 3 ч. 2 ст. 38 УПК РФ и в п. 1 ч. 3 ст. 41 УПК РФ, соответственно, в качестве их процессуального полномочия, реальный процессуальный механизм ее осуществления практически отсутствует. Некоторые авторы справедливо полагают, что в действующем уголовно-процессуальном законе фактически резюмируется, что дознаватель не способен самостоятельно принять законное и обоснованное решение и все свои действия и решения должен постоянно согласовы-
вать5 [2, с. 13]. В связи с чем, необходимо постулировать, что процессуальная самостоятельность следователя и дознавателя должна стать основополагающей идеей уголовного процесса и подлежит закреплению в системе принципов уголовного судопроизводства. Такое изменение уголовно-процессуального законодательства, несомненно, повлечет трансформацию процессуального статуса следователя и дознавателя, потребует нормативного выражения процессуальной компетенции следователя и дознавателя в новом достаточном объеме для повышения эффективности предварительного расследования.
О таком системном элементе уголовно-процессуального статуса должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, как ответственность, в соответствующих статьях УПК РФ даже не упоминается. В связи с этим необходимо отметить, что таким образом нарушены правила описания уголовно-процессуального статуса в статье нормативного правового акта. Может сложиться впечатление, о том, что прокурор, следователь, руководитель следственного органа, орган дознания, начальник подразделения дознания, начальник органа дознания, дознаватель не несут никакой ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение своих процессуальных обязанностей при реализации своей процессуальной функции уголовного преследования.
Следует обратить внимание на ч. 7 ст. 60 УПК Республики Казахстан6, где, как и ранее в ч. 1 ст. 127 УПК РСФСР 1960 года, закреплен данный системный элемент процессуального статуса следователя и, в частности, говорится о том, что следователь несет полную ответственность за законное и своевременное исполнение своих процессуальных решений при производстве досудебного расследования. Следует положительно отметить стремление казахского законодателя к полноценному отражению структуры уголовно-процессуального статуса следователя в соответствующей статье уголовно-процессуального закона7.
Не вызывает никаких сомнений, что правило об ответственности должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, следует нормативно выразить в ст. 37, 38, 39, 40, 40.1, 40.2, 41 УПК РФ, указав, что соответствующее долж-
ностное лицо, осуществляющее уголовное преследование, несет полную ответственность за свои процессуальные решения и действия. Для конкретизации санкции может быть применен бланкетный способ изложения предлагаемой правовой нормы.
В заключение необходимо отметить, что на степень совершенства и зрелости уголовно-процессуального законодательства, его высокий качественный уровень, указывает должное нормативное выражение структуры и содержания системы уголовно-процессуальных статусов должностных лиц, осуществляющих уголовное преследование, что создает благоприятные условия для эволюционного повышения эффективности уголовного преследования в точном соответствии с назначением уголовного судопроизводства.
Литература
1. Гриненко А.В. Система принципов и цель производства по уголовному делу // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2000. № 6 (233). С. 179—192.
2. Есина А.С., Федулова И.И. К вопросу о процессуальной самостоятельности дознавателя // Вестник Московского университета МВД России. 2013. № 2. С. 12—15.
3. Иванов Д.А. К вопросу о значении и способах оценки имущественного вреда, причиненного преступлением // Вестник Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя. 2015. № 9. С. 184—188.
4. Пушкарев В.В. Формирование теоретических основ уголовно-процессуального статуса следователя в целях унификации его структуры для нормативного выражения // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Юриспруденция. 2016. № 2. С. 115—123.
5. Фадеев П.В. Оказание правовой помощи как функция уголовного судопроизводства // Вестник Московского университета МВД России. 2014. № 6. С. 157—162.
1 Гриненко А.В. Система принципов и цель производства по
уголовному делу // Известия высших учебных заведений. Пра-
воведение. 2000. № 6 (233). С. 182.
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
2 Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (утв. ВС РСФСР 27.10.1960) // Ведомости ВС РСФСР, 1960. № 40. ст. 592.
3 См. более подробно об этом: Иванов Д.А. К вопросу о значении и способах оценки имущественного вреда, причиненного преступлением // Вестник Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя. 2015. № 9. С. 184—188.
4 Фадеев П.В. Оказание правовой помощи как функция уголовного судопроизводства // Вестник Московского университета МВД России. 2014. № 6. С. 159.
5 См.: ЕсинаА.С., ФедуловаИ.И. К вопросу о процессуальной
самостоятельности дознавателя // Вестник Московского университета МВД России. 2013. № 2. С. 13.
6 Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан от 4 июля 2014 года № 231^ // Казахстанская правда от 10.07.2014 г. № 133 (27754).
7 Пушкарев В.В. Формирование теоретических основ уголовно-процессуального статуса следователя в целях унификации его структуры для нормативного выражения // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: Юриспруденция. 2016. № 2. С. 121.
УДК 343.13 ББК 67.410.2
ОСМОТР И ПРОСЛУШИВАНИЕ ФОНОГРАММЫ, ПОЛУЧЕННОЙ ПРИ ПРОИЗВОДСТВЕ КОНТРОЛЯ И ЗАПИСИ ТЕЛЕФОННЫХ И ИНЫХ ПЕРЕГОВОРОВ: ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ТЕРЕХОВ,
Врио заместителя начальника кафедры уголовного процесса Московского университета МВДРосси имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук E-mail: [email protected]; ОЛЬГА СЕРГЕЕВНА ЕРОХИНА, преподаватель кафедры уголовного процесса Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук E-mail: [email protected] Научная специальность 12.00.09 — уголовный процесс
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. В данной статье рассматриваются проблемы правоприменения осмотра и прослушивания телефонных и иных переговоров. Авторы обращают внимание на необходимость участия при осмотре и прослушивании фонограммы лиц, чьи переговоры записаны, а также целесообразность уничтожения фонограммы, если она не содержит сведений, имеющих значение для уголовного дела.
Ключевые слова: уголовное судопроизводство, следственные действия, прослушивание телефонных и иных переговоров, осмотр и прослушивание фонограммы.
Abstract. This article discusses the problem of law enforcement inspection and interception of telephone and other conversations. The authors draw attention to the need to participate during the inspection and listening to a soundtrack of those whose talks are recorded, as well as the feasibility of destruction of a phonogram, if it does not contain any information relevant to the criminal case.
Keywords: criminal proceedings, investigations, interception of telephone and other conversations, viewing and listening to soundtracks.
