CC BY
32
«УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ТРИЛОГИЯ» Д. ЛОДЖА В РУСЛЕ ПОСТМОДЕРНИСТСТКОЙ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ
Новикова В.Ю. ©
Кандидат филологических наук, доцент Краснодарского государственного института
культуры
Интеллектуальный роман в европейской постмодернистской прозе занимает едва ли не ведущее положение последние 50 лет. И литературный процесс породил великое множество разновидностей интеллектуального романа.
Прежде всего существует то, что В.Каннингем назвал «одержимостью историей» [3, 228]. Можно писать интеллектуальную прозу, маскируя ее под исторические или квазиисторические романы (У.Голдинг, У.Эко, П.Акройд, М.Павич, Дж.Фаулз и др.) Не зная реалий английской истории эпохи английской революции, сложнее понимать «Червь» Дж.Фаулза. Не понимая, что ученым и алхимиком 16-го века Джоном Ди движет философское осмысление алхимической традиции приближения к Богу через попытку игры на его поле - создание нового Адама, искусственного человека в реторте, гомункулуса, сложно провидеть события жизни героя романа П.Акройда «Дом доктора Ди». Не представляя себе жизнь позднесредневекового монастыря в Северной Италии, окруженного интригами гвельфов и гибеллинов, папского двора и двора германских императоров, переживающего идеологическое разложение, подтачиваемого еретическими движениями Южной Европы, нельзя в полном смысле слова оценить масштабность романа У.Эко «Имя розы», где на постмодернистском игровом поле разворачивается битва между средневековым схоластическим принципом закрытости и сакральности текста и гуманистически ренессансной традицией его свободной трактовки.
Но можно создавать интеллектуальную прозу, в которой все будет пронизано историей литературной. Цитата как один из генеральных принципов искусства постмодерна вообще становится в таком случае источником игры между автором и «начитанным читателем». В данном случае для автора будет важно найти не того читателя, которому интересен конечный итог, крайняя точка фабулы. Важнее отыскать того, кто найдет в потоке авторской мысли не отдельные отсылки к массивному корпусу литературы прошлого, но увидит, что на этой взаимосвязи построен весь сюжет текста. Не видя зависимости романа А.Мердок «Черный принц» от шекспировского «Гамлета», нельзя осознать мотивы поступков Брэдли Пирсона. Не понимая образной связи между героями романа Дж.Фаулза «Коллекционер» и персонажами шекспировской «Бури» Калибаном и Мирандой, читатель не сразу разберется в изначальной аллегорической заданности романного сюжета. Но сознавая взаимодействия сюжета «Университетской трилогии» Дэвида Лоджа и английской викторианской литературы, можно увидеть в составляющих трилогию романах неразрывное единство между Британией прошлого и настоящего.
Однако само по себе наличие постмодернистского интертекста не кажется нам более важным, чем то, в какую форму он облекается автором. Литературные реалии XIX века в «Университетской трилогии» Д.Лоджа кажутся иронически вписанными в пространство текста. В первом романе цикла, «Университетский обмен», процесс академического взаимодействия между двумя вымышленными учебными заведениями - английским провинциальным колледжем в Раммидже и американским университетом в Эйфории представлен как встреча двух противоположных миров, подобно тому, как в «Повести о двух городах» Чарлза Диккенса представлено сопоставление Англии и революционной Франции. Не случайно «Университетский обмен» Лоджа имеет подзаголовок «повесть о двух кампусах». Революционные события в романе Диккенса ассоциируются у Лоджа со студенческими волнениями времен вьетнамской войны в американских университетах. Но в
© Новикова В.Ю., 2016 г.
обличие от серьезного тона диккенсовского текста, «Университетский обмен» насмешливо обыгрывает реалии ХХ века: забастовка студентов проводится одновременно и против американской агрессии во Вьетнаме и против увольнения одного из университетских профессоров, а местная радиостанция, транслирующая провокационные ток-шоу, поддерживает студентов лишь потому, что это сулит скандальную славу и ей самой, и ее диджею, студенту-недоучке Чарлзу Буну. Люси Манетт, потерявшая отца в романе Диккенса, и Мелани, дочь Морриса Цаппа, заводящая интрижку с его британским альтер-эго в Америке - Филиппом Лоу, воспринимаются как еще одна интертекстуальная параллель, где в первом случае читатель имеет дело с трагедией, а во втором - с фарсом. Еще ярче трагифарсовая дихотомическая связь видна в комической истории Филиппа Лоу, которого привлекают к ответственности за кражу кирпичей, после чего, испытав чудовищный шок после нескольких часов в камере с уголовниками, он ложится в постель с женой Морриса Цаппа. В этом сюжетном элементе явно прослеживается связь с сюжетной линией Чарлза Дарнея, которого в «Повести о двух городах» арестовывают и приговаривают к смертной казни, и он избегает ее лишь потому, что адвокат Картер заменяет его в тюремной камере и погибает вместо него.
Нельзя забывать и о том, что, укладываясь в традицию постмодернистского текста с множеством цитат, «Университетская трилогия» еще и являет собой яркий пример так называемого «университетского романа». О.Анцыферова пишет, что «выстраивая историю жанра, британец Д. Лодж предлагает различать две разновидности интересующего нас явления, которые он подразделяет по принципу организации университетской жизни. Американский университетский роман развивается как campus novel, британский включает и собственно университетский (varsity novel). Слова campus в британском английском нет, поскольку такое явление, как кампус (университетский городок), не характерно в целом для британских университетов. Действие varsity novel обычно разворачивается в Оксбридже и развивается преимущественно среди студентов; отношения преподавателей со студентами мало интересуют автора varsity novel. Его примером может служить, в частности, "Возвращение в Брайдсхед" (Brideshead Revisited, 1945) Ивлина Во. Первым же действительно "кампусным" британским романом Лодж называет "Счастливчика Джима" (Lucky Jim, 1954) Кингсли Эмиса, который придал особую британскую огласовку жанровым шаблонам campus novel, связав его с британской комической романной традицией Филдинга, Диккенса и Во» [2, 266].
Сопоставление британской и американской систем образования словно бы встраивается в «Университетскую трилогию» как важный элемент комической постмодернистской цитатности. Английские профессора сидят на своих должностях, годами не издавая никаких работ, но получают известность в научном сообществе, бесплатно разъезжая по международным мероприятиям или читая лекции под эгидой Британского Совета. Американская же профессура занимается странными исследованиями на новомодные провокационные темы и при выборе на должность преподавателя университетское руководство предпочтет не тихого знатока своего дела, умеющего работать в аудитории, а личность с громким именем и вереницей печатных работ, даже если этот человек никогда не стоял за кафедрой. Преподаватели в Эйфории пишут много книг и статей и изредка (и нехотя) проводят семинары в маленьких группах, студенты в которых не слишком увлечены выбранным спецкурсом. Таким образом, само идеологическое противостояние принципов организации университетской жизни в Америке и Британии подано иронически. Британская образовательная система воспринимается как аналог давно одряхлевшего, окутанного призраками прошлого, а американский принцип преподавания литературы основан на судорожных поисках новизны или скандальности (во втором романе трилогии Моррис Цапп выбирает для доклада по творчеству Джейн Остин «жареную» тему, построенную на сексуальных аналогиях, и приводит слушателей в недоумение или возмущение, но это приносит ему только большую известность среди коллег).
Д.Лодж, возможно, видит в этой антитезе аналогию с избранным им постмодернистским сопоставлением источника изучаемой литературы (Британия) и переворачивающим его с ног на голову постмодернистским переосмыслением (Америка). При этом сатирическое начало такого сопоставления все же несомненно. «В большинстве американских университетов есть факультет, служащий всеобщим посмешищем, и это неизменно факультет английской литературы, обезьянник Деррида, сборище претенциозных болтунов и невежд, овладевших профессиональным жаргоном. Большинство серьезных журналов упоминают сегодня о тружениках этой отрасли почти исключительно в тоне колючего сарказма, а сами они дают себе волю лишь на ежегодных сборищах МЬА, Американской ассоциации современных языков, в узком кругу себе подобных», как пишет А.Цветков [4, 148].
Во втором романе трилогии, «Мир тесен», связь между современностью и британской литературой еще яснее проявляется в одном из конечных эпизодов через узнавание двумя скучными университетскими профессорами-филологами результата своих давних отношений. Почти подчеркнуто сентиментально-комическая сцена встречи Артура Кингфишера и Сибил Мейден, загадочная история с новорожденными младенцами, оставленными на борту самолета в саквояже, списаны с подобного же сюжета из пьесы Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным». Роман «Мир тесен» пронизывает типичная для легких пьес ирландского драматурга ироническая атмосфера глупой путаницы, представленная через многочисленные пересечения самых разных ученых-литературоведов на семинарах и конференциях, череду забавных и драматичных ошибок, которые совершают и главный герой - Перс МакГарригл, и уже знакомые читателю Филипп Лоу и Моррис Цапп, и многие другие персонажи, заполняющие собой «сатирические галереи преподавателей-литературоведов постструктуралистского толка» [2, 267].
Написанный позже роман «Хорошая работа» органично сочетает реалии жизни британского университета времен политики М.Тэтчер и организацию управления промышленного производства, представляя собой некое сочетание романа университетского и романа производственного. Пожалуй, именно заключительная часть «Университетской трилогии» больше всего заполнена интертекстуальными аллюзиями на викторианскую литературу и более всего - на английский индустриальный роман, но в нем встречается огромное количество сюжетных отсылок ко всей викторианской прозе. Главной сюжетной базой в романе Лоджа выступает роман Элизабет Гаскелл «Север и юг». Согласно исследованию Е.С.Аминевой «в «Хорошей работе», как и в этом викторианском романе, параллельно развиваются две повествовательные линии — в данном случае линии Вика Уилкокса и Робин Пенроуз. Разделение Британии на два лагеря — северную (промышленную) и южную (аграрную) у Гаскелл - перерастает в романе «Хорошая работа» в противопоставление университета и промышленного производства в целом. Вик Уилкокс и Робин Пенроуз олицетворяют разрыв между социальными слоями современной Англии.
Помимо романа Гаскелл, в тексте встречаются также упоминания других викторианских романов: «Крошка Доррит» и «Тяжёлые времена» Диккенса, «Сибилла, или Две нации» Дизраэли, «Джейн Эйр» и «Ширли» Бронте, «Грозовой перевал» Э. Бронте, «Феликс Холт, радикал» Джордж Элиот, «Элтон Локк» Кингсли. Такие интертекстуальные отсылки позволяют создать определённую атмосферу, в которой живёт, работает и занимается исследовательской деятельностью главная героиня романа.
Свой роман Лодж выстраивает на основе сопоставления британских университетских реалий с реалиями британского же (причём викторианской эпохи) промышленного производства, в результате чего возникает своеобразный синтез университетского и производственного романов» [1, 21-22].
Таким образом, можно увидеть, что в романах Дэвида Лоджа структура сюжета помимо связи с традицией «университетской прозы» зависит от включенных в него интертекстуальных элементов, построенных на постмодернистской связи.
Литература
1. Аминева Е.С. Викторианская традиция в английском постмодернистском романе // Историческая поэтика жанра. - 2011. - Вып.4. - С. 13 - 29.
2. Анцыферова, О. Университетский роман: жизнь и законы жанра // Вопросы литературы. - 2008. - N0 4. - С. 264 - 295.
3. Каннингем В. Английская литература в конце тысячелетия // Иностр. лит. - 1995. - № 10. - С. 227 - 233.
4. Цветков А. Империя лжи // Октябрь. - 2002. - № 2. - С. 146 - 150.
