CC BY
536УКРАИНСКИЙ КРИЗИС: ВОЗДЕЙСТВИЕ НА ПОСТСОВЕТСКИЕ КОНФЛИКТЫ
С.М. Маркедонов
Центр евро-атлантической безопасности Института международных исследований МГИМО (Университета), Москва, Россия
Аннотация. Украинский кризис стал самым серьезным и опасным вызовом для европейской безопасности после распада Советского Союза и Югославии, а также серии этнополитических конфликтов на Балканах и в постсоветских республиках. Это событие соединило в себе наиболее масштабное противостояние России и Запада с момента окончания «холодной войны», российско-украинские противоречия из-за Крыма и юго-восточных областей Украины, а также трансформацию украинского государственного проекта в сторону формирования более жесткого контура национальной идентичности. Вокруг Украины столкнулись интересы России, Евросоюза и США, что обусловило выход этого, по сути, внутригосударственного кризиса на региональный и глобальный уровень.
Все эти события заставили многих политиков и экспертов рассматривать процессы, происходящие на пространстве бывшего СССР сквозь украинскую призму, как ранее в 2006-2008 гг. они виделись в привязке к «казусу Косово».
Настоящая статья посвящена рассмотрению того влияния, которое оказывала (и продолжают оказывать) политическая динамика вокруг Украины на другие постсоветские конфликты (приднестровский, грузино-абхазский, грузино-осетинский и нагорно-карабахский). Рассматривается прямое и косвенное воздействие украинского фактора на этнополитические противостояния на территории бывшего Советского Союза, дается дифференциация символического, идеологического и военно-политического влияния Киева на ситуацию в Приднестровье и на Кавказе. Автор особое внимание уделяет подходам России, показывая отсутствие универсализма в действиях Москвы на постсоветском пространстве. Он также анализирует позиции,
как различных конфликтующих сторон, так и мотивацию акторов, вовлеченных в процессы мирного урегулирования.
Ключевые слова: Украина, Россия, Молдова, Приднестровье, Закавказье, конфликт, внешняя политика, безопасность, нациестроительство.
THE UKRAINIAN CRISIS: IMPACT ON
THE POST-SOVIET CONFLICTS
S.M. Markedonov
Center for Euro-Atlantic Security at the MGIMO Institute for International Studies
Abstract: The Ukrainian crisis has become the most serious as well as dangerous challenge for the European security after the USSR and Yugoslavia demises and series of ethno-political conflicts in the Balkans and the post-Soviet states. This event has combined the biggest West-Russia confrontation after the "cold war" end, the Russian-Ukrainian territorial contradictions for Crimea and Donbass and transformation of the Ukraine's national project towards the shaping of the stronger identity. Interests of Russia, EU and the USA have collided in Ukraine and this is why this initially domestic crisis has been transformed into the regional and even international one.
All aforementioned events pushed policymakers and experts to consider the postSoviet dynamics trough the Ukrainian prism while previously in 2006-2008 it was observed being influenced by the Kosovo case.
The offered article is devoted to the impact of the Ukrainian dynamics on the other post-Soviet conflicts (Transnistrian, Geor-gian-Abkhaz, Georgian-South Ossetian and the Nagorno-Karabakh). It concerns the direct and indirect influence of the Ukrainian factor on the ethno-political confrontation on the newly independent states of Eurasia. The text differentiates Kiev's symbolic, ideological and military-political influence on the regional dynamics in the South Caucasus and in Moldova (the Transnistrian conflict). The author pays special attention to Russia's approaches stressing the absence of the geopolitical universalism. He also considers the viewpoints of conflicting sides as well as
basic motives of the actors engaged in the processes of the conflict resolution.
Ключевые слова: Украина, Молдова, Приднестровье, Закавказье, конфликт, внешняя политика, безопасность, нацие-строительство.
Keywords: Ukraine Moldova, Russia, Transnistria, South Caucasus, conflict, foreign policy, security, nation-building.
Европейская безопасность: украинский фактор.
Значение Украины для европейской безопасности невозможно недооценивать. Оно определяется целым рядом факторов. Во-первых, Украина - вторая по размеру территории (603,7 тыс. кв.км.) и седьмая по численности (за минусом населения Крыма) страна Европы. Даже без учета Крымского полуострова ее площадь составляет около пяти процентов всей территории Европы. Следовательно, появление Украины на карте мира в результате распада Советского Союза, как независимого государства наряду с объединением Германии стало одним из самых важных изменений в европейской политической географии после 1945 г. [Украина 1966]. И если, в случае эскалации противостояния в юго-восточных регионах страны, а также появления других потенциальных конфликтных очагов произойдет фрагментация Украины, то это событие сможет претендовать на потрясение сопоставимое по своему масштабу с югославским распадом. И это притом, что в процессе распада Югославии не было таких факторов, как газовый транзит из России в Европу (что бы кто сегодня ни говорил о потенциальном снижении значения Украины в качестве страны - транзитера). Или концентрации порядка 80% всей инфраструктуры одного из российских флотов на Адриатике (в Черном море в Севастополе и Крыму имеется именно такая цифра) [Sakwa 2015].
Во-вторых, Украина - часть Черноморского региона, который принято рассматривать, как важный элемент так называемого «пояса нестабильности (от Балкан через Приднестровье до стран Кавказа) [Melvin 2018]. На юго-западном направлении Украина имеет непосредственный вы-
ход к одному из неразрешенных конфликтов на территории бывшего СССР - молдавско-приднестровскому (405 км украинской границы примыкают к непризнанной Приднестровской Молдавской Республике). Вместе с Азербайджаном, Грузией и Молдовой Украина входит в число стран-членов ГУАМ («Организации за демократию и экономическое развитие), структуры, которая с момента своего основания в октябре 1997 г. рассматривалась, как интеграционный проект, альтернативный российским проектам в Евразии и как противовес «геополитическому доминированию» Москвы на постсоветском пространстве [Параховский 2008: 119-212].
Более того, еще до возвращения Крыма под российскую юрисдикцию и начала вооруженного конфликта в Донбассе все три партнера Киева по ГУАМ прошли через этнополитические противостояния, имели проблемы с территориальной целостностью. Они стремились решить эту проблему путем, как минимум диверсификации внешней политики (как Молдова или Азербайджан) или активизации взаимодействия с НАТО и Европейским Союзом. В этом плане Украина и Грузия шли, во многом схожим путем, рассматривались и в Москве, и в Брюсселе в контексте геополитического соревнования России и Запада на пространстве бывшего Советского Союза. Декларация Бухарестского саммита Альянса (3 апреля 2008 г.) четко зафиксировала консенсус среди всех стран-членов НАТО по поводу такой стратегической цели, как присоединение Киева и Тбилиси к этому военно-политическому блоку.1
И хотя до настоящего времени никаких конкретных сроков их вступления в Альянс и даже предоставления ПДЧ (Плана действий по членству, предпоследнего этапа перед получением полного членства) не обозначено, курс на интеграцию Грузии и Украины в евроатлантическую «семью»
1 Bucharest Summit Declaration, issued by the Heads of State and Government participating in the meeting of the North Atlantic Council in Bucharest on 3 April 2008 //North Atlantic Treaty Organization [Электронный ресурс] URL: http://www.nato.int/cps/en/natohq/official_texts_8443. htm
не подвергся ревизии. В этом плане показательна оценка генсека НАТО Й. Стол-тенберга, который в ходе своего визита на Украину (июль 2017 г.), приуроченного к двадцатилетию подписания «Хартии об особом партнерстве между Киевом и Брюсселем заявил, что блок «находится на украинской стороне и никогда не признает незаконной аннексии Крыма». Украина является бенефициаром десяти трастовых фондов НАТО с общим бюджетом в 40 млн. евро. Шесть из них были созданы уже после начала конфликта в Донбассе1. Таким образом, сегодняшняя Украина фактически рассматривается Альянсом, как ключевая страна постсоветского пространства, сдерживающая доминирование Москвы на территории бывшего СССР. При этом среди стран-членов Альянса на украинском направлении следует отметить особую активность США. Вашингтон превратился в приоритетного военного партнера Киева, что позволяет Украине эффективно взаимодействовать с Западом даже без формального вступления в ряды НАТО [Интересы НАТО 2017]. И хотя сегодня Украинское государство не отнесешь к главным политическим субъектам, как Европы в целом, так и Черноморского региона, в частности, происходящие процессы внутри и вокруг него крайне важны для всей постсоветской динамики.
Постсоветские конфликты в тени Крыма и Донбасса
По истечении пяти лет после смены власти на Украине и превращения внутреннего, по своей природе, политического кризиса в масштабную международную проблему, постсоветские конфликты оказались в тени событий в Крыму и в Донбассе. Более того, они во многом стали занимать подчиненное положение в отношении к украинскому кризису. То же признание двух бывших автономий Грузинской ССР Россией в августе 2008 г. многие авторы в США и странах ЕС стали рассматривать, как некую увертюру к крымской и донбасской истории. Так по мне-
1 Украина-НАТО: как перейти к ПДЧ //Шга. Новости [Электронный ресурс] URL: https://news.liga.net/politics/articles/ukraina_nato_kak _pereyti_k_pdch
нию руководителя проекта по изучению «новых демократий» в Центре стратегических и международных исследований (CSIS) Я. Бугайски, события на Кавказе и в Крыму надо рассматривать, как части единого целого - политики Москвы по установлению своего геополитического и экономического доминирования в Евразии [Bugajski 2014: 77]. По словам вашингтонского кавказоведа К. Велта, «если мы рассматриваем войну 2008 г. в качестве прелюдии к аннексии Крыма и к гораздо более разрушительному конфликту на Украине, мы будем вынуждены признать, что та война принесла большие геополитические издержки, чем официальные лица США определили в свое время» [Welt 2016: 68]. В едином контексте российского «сдерживания НАТО» рассматривает «пятидневную войну» 2008 г. на Кавказе и события 2014 г. в Крыму специалист по военно-морской безопасности Б. Чонг2.
Как следствие, во многом искусственная привязка постсоветских конфликтов к украинскому контексту, лишение их собственной ценности, фактически низведение до «опытных полигонов» крымской операции Москвы. Здесь же следует добавить и стремление увидеть в кейсах Крыма и Донбасса возможности для мультипликации этого опыта РФ в других постсоветских регионах. Так американский политолог Д. Трейсман, заявив, что «аннексия Крыма» ни много ни мало, «одним махом опрокинула европейский порядок после окончания "холодной войны"», поставил вопрос о том, что Кремль и в дальнейшем может действовать аналогичным образом.3 По мнению Т. Кастуевой-Жан, эксперта Французского института международных отношений (IFRI), «аннексия Крыма, дискурс Кремля о русских и украинцах, как о разделенном народе или высказанные со-
2 Chong B. The Role of the Black Sea in Russia's strategic calculus //European Maritime Security Topic Week. [Электронный ресурс] URL: http://cimsec.org/role-black-sea-russias-strategic-calculus/31805
3 Treisman D. Why Putin Took Crimea: The Gambler in the Kremlin // Foreign Affairs (May-June 2016) [Электронный ресурс] URL: https://www.foreignafairs.com/articles/ukraine/2016-04-18/why-putin-tookcrimea
мнения в прочности государственности Казахстана показывают, что суверенитет ближайших соседей в глазах Москвы -вещь относительная» [Кастуева-Жан 2017: 85].
Между тем такой жесткий «детерминизм», скорее, уводит нас от понимания особенностей каждого из конфликтов, равно как и оценки украинской «добавленной стоимости» в их динамике. Прежде всего, потому, что никакой предопределенности в отношении Украины у Москвы в 2008 г. не было. Даже после «пятидневной войны», когда третий украинский президент В.А. Ющенко официально поддержал действия его грузинского коллеги М.Н. Саа-кашвили на югоосетинском направлении (а до того - поставками вооружений), Кремль никак не изменил свою политику в отношении Киева. В октябре того же года российско-украинский Договор (известный как «Большой договор») был продлен еще на десять лет. Затем, 21 апреля 2010 г., были подписаны соглашения, продлевавшие срок базирования российского Черноморского флота на Украине до 2042 года, то есть на четверть века дольше, чем было предусмотрено первыми договоренностями 1997 г. При этом не стоит переоценивать «пророссийскость» президента В.Ф. Януковича. Он продолжил курс предшественников на укрепление отношений с проблемными партнерами Москвы на постсоветском пространстве (той же Грузией), а также с ЕС и НАТО. В период его президентства между РФ и Украиной также сохранялись сложные отношения и по всему комплексу проблем, связанных с энергетикой. Однако ни при Ющенко, ни при Януковиче Россия не ставила под сомнение территориальную целостность Украины. И уж тем более не обосновывала это апелляцией к казусам Южной Осетии и Абхазии. Ситуация изменилась лишь после того, как в результате массовых протестов, поддержанных Западом в Киеве, сменилась власть, что вызывало ответную реакцию на «второй Майдан» в Крыму и на юго-востоке Украины. Таким образом, не закавказская, а российско-украинская и внутриукраинская (на тот момент Автономная Республика Крым была частью
Украины) динамика определила позицию Москвы в 2014 г. Можно спорить о том, насколько она была релевантна тогдашним вызовам, но очевидно, что созрела она не во время «пятидневной войны» и не под влиянием динамики на Кавказе или в Молдове.
По справедливому замечанию Н. Мел-вина, одного из ведущих экспертов Стокгольмского международного института исследования проблем мира, феномен «разделенного» Черноморского региона» существовал задолго до событий 2014 г., поскольку этнополитические конфликты имели место здесь с момента распада СССР. Их неурегулированность создавала лишь «кумулятивный эффект», что стало, одной из причин украинского кризиса [Melvin 2018]. Заметим, далеко не самой важной! По мнению аналитика из вашингтонского Центра стратегических и международных исследований (CSIS) Джеффри Манкоффа, события на Украине сфокусировали экспертное внимание на достижении стратегического баланса сил России и Запада на фоне углубления конфронтации между ними. Но, как верно он отмечает, ранее, европейская часть СНГ, Кавказ и в меньшей степени Центральная Азия уже становились территориями соперничества и отчужденности между Москвой и Вашингтоном [МапМ1 2017: 141].
Таким образом, говорить о том, что украинский кризис создал с чистого листа некую новую повестку дня в сфере европейской безопасности, не представляется возможным. Он не был вызван к жизни конфликтами на Кавказе или в Молдове, и в свою очередь, не стал главным фактором, определяющим этнополитическую динамику в Черноморском регионе. Другой вопрос, что внутренние проблемы Украины и вовлечение в их разрешение ведущих международных акторов подняли градус конфронтации между Россией и Западом на более высокий уровень, сделав вооруженное противостояние в Донбассе важным «фоновым фактором» для любого мирного процесса на постсоветском пространстве.
С учетом имеющихся территориальных проблем в отношениях с РФ (офици-
альный Киев считает Крым и части Донецкой и Луганской областей своими неотъемлемыми территориями, «временно оккупированными» Россией)1, крайне важной научной задачей является оценка «добавленной стоимости» украинского кризиса для других постсоветских этнополитиче-ских конфликтов. В какой степени вооруженное противостояние в Донбассе и переход Крыма под юрисдикцию РФ влияют на динамику в Приднестровье, Абхазии, Южной Осетии, Нагорном Карабахе? Где это воздействие носит символический и по преимуществу идеологический характер, а где вносит вклад в дестабилизацию и возможную эскалацию противостояния?
Приднестровье: меняющаяся роль Украины
В каждом из постсоветских этнополи-тических конфликтов Киев имел и имеет различную степень вовлеченности, обладает неодинаковыми ресурсами и возможностями для продвижения своих интересов и целей. Пожалуй, то, что всегда объединяло позицию Украины — это особая забота о суверенитете новых независимых государств, появившихся в результате распада СССР и их территориальной целостности. Сепаратистские практики, де-факто государства, существовавшие с начала 1990-х гг. всегда рассматривались Киевом, как некие паттерны, которые важно учитывать в процессе собственного нацие-строительства [Кулик, Якушик 2008: 189191].
В этом ряду особое место занимает приднестровский конфликт. Позиция официального Киева в процессе мирного урегулирования неоднократно колебалась между политической медиацией и экономическим давлением на Приднестровье с целью его принуждения к реинтеграции с Молдовой. Так, в 2005 г. Украина предложила «план Ющенко», согласно которому парламент Молдавии должен был принять
1 Закон Укра!ни Про особливосп державно! политики i3 забезпечення державного суверенитету Украши на тимчасово окупованих територiях у Донецьк1й та Луганськ1й областях // Комментарии.иА. [Электронный ресурс] URL: https://comments.ua/politics/608534-opublikovan-polniy-tekst-zakona.html
закон об особом статусе Приднестровья [Гущин, Маркедонов2016]. Но сегодня Киев воспринимает непризнанную Приднестровскую Молдавскую республику (ПМР) как пророссийский анклав, который может быть использован Москвой в качестве плацдарма для атаки по южным областям Украины, непосредственно граничащим с этим де-факто государством. Особой остроты этому добавляет присутствие на Днестре Объединенной группировки российских войск (ОГРВ). И хотя она сосредоточена на выполнении миротворческих задач, не имеет ударной направленности, средств обеспечения ПВО, испытательных полигонов, сам факт военного присутствия РФ воспринимается, как важный политический символ. Приднестровье также воспринимается, как сепаратистское образование, которое при определенных обстоятельствах может получить признание по абхазскому или югоосетинскому образцу, или быть интегрировано в состав РФ по крымскому сценарию, что в Киеве воспринимают, как опасный прецедент для собственной безопасности и территориальной целостности [ВеШвег 2015: 45-56].
Как следствие, ужесточение украинской позиции по приднестровскому урегулированию. Формально-юридически и сегодня Киев является участником переговорного формата «5+2» (где 2 — это конфликтующие стороны, а «пятерка» — это гаранты, посредники, наблюдатели). Он также не отказывает в признании ПМР, как стороны конфликта (в этой точке РФ, ЕС, США и Украина сохраняют консенсус). Однако, как справедливо замечает, российский исследователь К.П. Курылев, в связи с фактором Приднестровья заметно изменилось украинское военно-стратегическое планирование. В 2015 г. впервые в Военной доктрине Украины среди угроз обозначается и существование де-факто государства на ее границах, а также российское военное присутствие на Днестре [Курылев 2018 Курылев: 200].
В этом же контексте стоит упомянуть такие действия Киева на приднестровском направлении, как ужесточение пограничного и таможенного контроля (начиная с 2014 г.), денонсация межправительствен-
ного соглашения о транзите российских военных через украинскую территорию в Приднестровье и пакета документов, регламентирующих вопросы материально-технического снабжения ОГРВ и миротворцев (май 2015 г.). В июле 2017 г. был открыт совместный молдо-украинского погранично-таможенного пункта «Кучур-ган-Первомайск». Таким образом, контроль над экспортом-импортом Приднестровья со стороны Киева и Кишинева усилился. Руководство Украины открыто декларирует такой свой приоритет, как помощь Молдове в деле восстановления ее территориальной целостности. И в сегодняшних условиях не Кишинев, а именно Киев является наиболее серьезным вызовом для перспектив Приднестровья в том виде, в котором оно существует, начиная с сентября 1990 г. Украина в отличие от Молдовы помимо поддержки Запада по восстановлению «молдавского единства» обладает значительными военными ресурсами, которые могут быть использованы против «сепаратистов». Ее кооперация с Молдовой в вопросе об усилении погранично-таможенного контроля способствует серьезному ухудшению положения ПМР в транспортно-логистическом и экономическом плане. На сегодняшний день радикальная трансформация подходов Украины фактически стала главным фактором возможной «разморозки» многолетнего конфликта на Днестре. И самое опасное состоит в том, что таковая может возникнуть не в силу каких-то внутренних причин, логики самого «замороженного» противостояния, а из-за военной эскалации в Донбассе или обострения конфронтации между Россией и Западом. Как бы то ни было, а значение украинского фактора в Приднестровье значительно выросло. И считаться с ним придется всем игрокам, вовлеченным в процесс мирного урегулирования.
Стратегический союз с Грузией: старые и новые реалии
Грузия стала одной из первых постсоветских республик, подписавших с Украинским государством «Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи» в ап-
реле 1993 г.1 С этого момента настрой на стратегическую кооперацию оставался неизменным. Грузинский политический класс, столкнувшись в начале 1990-х годов с сепаратистскими устремлениями Абхазии, Южной Осетии и партикуляризмом в Аджарии и Мегрелии, долгое время рассматривал Украину, как потенциального нового «старшего брата», способного выступать в роли альтернативы Москве и ее интересам. Отсюда и время от времени возникавшие дискуссии о размещении украинских миротворцев в зоне грузино-абхазского конфликта, и попытки придать импульсы ГУАМ «(Организации за демократию и экономическое развитие). В особенности это было заметно в период президентства В.А. Ющенко (2005-2010 гг.).
В 2003-2004 гг. в Грузии и на Украине прошли «цветные революции». С тех пор «революцию роз» и «первый Майдан» принято трактовать как некий водораздел в истории постсоветского пространства, символ того, что Запад окончательно перестал воспринимать территорию бывшего Советского Союза в качестве российского внешнеполитического домена и сферы особых интересов РФ [Курылев 2018: 4553]. В этом контексте Грузия и Украина позиционируют себя как страны, бросившие вызов Москве ради форсированной интеграции в евроатлантические структуры. В апреле 2008 г. на Бухарестском саммите НАТО Грузии и Украине было обещано членство в этом военно-политическом блоке, хотя никто из них так до сих пор и не получил ПДЧ («Плана действий по членству»). Тем не менее, натовская интеграция - важнейший внешнеполитический приоритет и Грузии, и Украины. При этом актуализация их прозападного выбора детерминирована не столько ценностными соображениями, сколько динамикой двусторонних отношений с Россией, а также этнополитическими и территориальными конфликтами, которые трактуются украинской и грузинской элитой,
1 Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи между Украиной и Республикой Грузия от 13 апреля 1993 года //Законодательство стран СНГ. [Электронный ресурс] URL:
http://base.spinform.ru/show_doc.iwx?rgn=9687
прежде всего, как происки Москвы, а не следствие провалов и просчетов в процессе собственного национально-
государственного строительства.
С приходом к власти на Украине В.Ф. Януковича отношения между Киевом и Тбилиси поначалу немного охладели. От преемника Ющенко ждали поворота в сторону Кремля и пересмотра особых отношений с Тбилиси. Обсуждалась даже перспектива корректировок украинской позиции по Абхазии и Южной Осетии. Однако эта «заморозка» продлилась недолго. Став главой государства, Янукович (а также ключевые министры его команды) выступил с заявлением о поддержке грузинской территориальной целостности. В июне 2013 г. глава МИД Украины (на тот момент Л. А. Кожара) качестве действующего председателя ОБСЕ посетил Тбилиси, где он провел переговоры с «коабитацион-ными» президентом и премьер-министром (М.Н. Саакашвили и Б.Г Иванишвили). Тогдашний грузинский министр иностранных дел Г.Н. Вашадзе дважды посещал Киев в июне 2010 г. и июне 2012 г. И в ходе переговоров с ним В.Ф. Янукович заявлял, что Тбилиси «остается одним из главных партнеров Украины в регионе»1. Таким образом, несмотря на определенную прагматизацию отношений с Москвой в 2010-2013 гг., Украина при Януковиче сохранила преемственность с подходами Ющенко и Кучмы на грузинском направлении.
После победы «второго майдана» Грузия стала для Украины своеобразным «реформаторским» паттерном. В ряды новой украинской власти было кооптировано немало высокопоставленных грузинских чиновников, начиная с экс-президента Саа-кашвили2. В июне 2014 года обе эти стра-
1 МИД Грузии и Украины оформили план сотрудничества на 2013-2014 годы //Спутник-Грузия. [Электронный ресурс] URL: https://sputnik-georgia.ru/georgia/20130618/215739891 .html
2 М.Н. Саакашвили в 2014-2015 гг. работал, как
советник президента и руководитель ряда советов по экономическим реформам, а затем в мае 2015 -ноябре 2016 гг., как глава Одесской областной государственной администрации. Высокопоставленная чиновница из грузинского МВД Е. Згуладзе в декабре 2014 - мае 2016 гг. занимала пост первого
ны подписали Соглашения об ассоциации с Евросоюзом. С символической точки зрения важно, что это произошло после начала украинского кризиса и перехода Крыма под юрисдикцию РФ.
То, что у себя на родине третий президент Грузии после истечения срока своих полномочий оказался под уголовным преследованием, тогда как на Украине он занимал высокие государственные должности, несколько отдалило Тбилиси и Киев. Но после конфликта между президентом П.А. Порошенко и М.Н. Саакашвили и отъезда последнего из страны, украино-грузинские отношения вернулись к прежнему уровню. Впрочем, и имевшееся охлаждение никак не влияло на общность внешнеполитических оценок и отношение к этнополитическим конфликтам. Грузия поддержала территориальную целостность Украины, последовательно на всех площадках голосовала за признание Крыма ее неотъемлемой частью3. Ту же самую линию Киев продолжил в отношении к статусу Абхазии и Южной Осетии. Тем не менее, Тбилиси из-за «казуса Крыма» не стал сворачивать имеющиеся форматы взаимоотношений с Москвой (переговоры между специальным представителем правительства по России З. И. Абашидзе и заместителем министра иностранных дел РФ Г.Б. Карасиным, участие в Женевских консультациях по безопасности на Кавказе). Не были закрыты и российско-грузинские экономические контакты. При этом в от-
заместителя министра внутренних дел Украины, Х. Деканоидзе (у себя на родине была в течение нескольких месяцев министром образования) в ноябре 2015 - ноябре 2016 года была руководителем Национальной полиции. На ниве политического консультирования различных госструктур подвизались и экс-глава правительства Аджарской автономии Л. Варшаломидзе, и бывший министр юстиции Грузии З. Адеишвили (входивший в «ближний круг» Саакашвили). Подробнее см.: Калатозашвили Г. Грузины воюют за единую Украину //Вестник Кавказа [Электронный ресурс] URL: http://vestikavkaza.ru/analytics/gruziny-voyuyut-za-edinuyu-ukrainu. html
3 На заседании ГА ООН Грузия и Азербайджан голосовали за сохранение Крыма в составе Украины, Армения - против //Кавказский узел [Электронный ресурс] URL: https://www.kavkaz-
uzel.eu/articles/240136/
личие от Приднестровья в Абхазии и в Южной Осетии ресурсы Украины были изначально невелики, как и возможности реально повлиять на динамику этих конфликтов. Здесь роль Киева была, прежде всего, символической. В украинский нар-ратив вписалось представление о «пятидневной войне» 2008 года на Кавказе, как первой стадии будущей «агрессии» с целью «аннексии» Крыма и Донбасса.
Украина и нагорно-карабахский конфликт: приоритет территориальной целостности
Особая статья - отношение Украины к конфликту в Нагорном Карабахе. Киев является многолетним партнером Баку. Среди приоритетов этого партнерства выстраивание «энергетических альтернатив» и минимизация зависимости от России в этом плане, а также военно-техническое сотрудничество. Украина - один из ведущих поставщиков вооружений для Азербайджана. В 2007-2017 гг. она поставила: 48 танков Т-72, ПТРК «Скиф» (украинско-белорусский противотанковый ракетный комплекс, разработанный киевским ГККБ «Луч» и минской компанией ОАО «Пеленг»), один учебно-боевой истребитель МиГ-29УБ, 71 единица БТР-70 (без вооружения), 7 самоходных артиллерийских установок «Гвоздика» и много другой тех-ники1.
Другим важнейшим направлением была и остается поддержка территориальной целостности Азербайджана. Еще в 2000 г. украинский политолог Б.А. Парахонский констатировал: «Украина выступает за сохранение территориальной целостности Азербайджана, и поэтому ее позиция в вопросе Нагорного Карабаха противоречит позиции Армении и РФ. В карабахском конфликте Россия поддерживает своего стратегического союзника Армению» [Парахонский 2000: 104-105].
За весь постсоветский период Ереван трудно было рассматривать, как важного партнера Киева. Некоторые попытки изменить ситуацию были предприняты в период президентской легислатуры В.Ф. Яну-
1 Поставщики оружия Азербайджану //Гала [Электронный ресурс] URL: http://galatv.am/ru/news/182022/
ковича (третий президент Армении С.А. Саргсян посетил Киев в июле 2011 г. после десятилетнего перерыва!). Однако резкое обострение в двусторонних отношениях произошло в марте 2014 г. В ходе телефонного разговора с президентом РФ В.В. Путиным его армянский коллега С.А. Саргсян, касаясь референдума в Крыму, констатировал, что это событие «является очередным примером реализации права народов на самоопределение путем свободного волеизъявления». 2 Вскоре после этого заместитель министра иностранных дел Армении Ш.М Кочарян в беседе с послом Украины подтвердил эту позицию своего руководства3. После этого украинский представитель в Ереване покинул столицу Армении для «проведения консультаций» в МИД своей страны. Возвращение посла состоялось только после двух месяцев отсутствия. Однако и после этого, «крымский фактор» определяет отношения в треугольнике Украина-Армения-Азербайджан. Для Еревана референдум в Крыму рассматривается, как возможный прецедент, применимый для достижения самоопределения непризнанной Нагорно-Карабахской республики, тогда как для Баку - опасный паттерн, угроза для территориальной целостности и, не исключено, что инструмент для тотального пересмотра постсоветских границ. Киев же после 2014 года любые шаги на международной арене сопрягает с вопросом о статусе Крымского полуострова.
В этом контексте не удивительно, что в апреле 2016 года во время так называемой «четырехдневной войны» (самого масштабного нарушения перемирия на «линии соприкосновения» в Нагорном Карабахе) Украина (наряду со стратегическим союзником Баку Турцией) поддержала Азербайджан. В том же 2016 г. была достигнута
2 Состоялся телефонный разговор Президента Сержа Саргсяна с Президентом РФ Владимиром Путиным. Президента Республики Армения [Электронный ресурс] URL: http://www.president.am/ru/press-release/item/2014/03/19/President-Serzh-Sargsyan-conversation-with-the-President-of-Russian-federation
3 МИД Армении подтвердил свое признание референдума в Крыму // Кавказский Узел [Электронный ресурс] URL: https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/239857/
договоренность по закупкам украинских военно-транспортных самолетов Ан-178 для азербайджанских вооруженных сил1. Такое единство позиций тем легче достигнуть, что Анкара последовательно поддерживает территориальную целостность Украины и ее суверенитет над Крымом. По словам востоковеда П.В. Шлыкова, «тема Крыма и Украины искусственно подогревается в Турции, вводится в фокус общественной и политической дискуссии»2. В то же самое время имеются и определенные нюансы. Баку и Анкара, выступая за «украинское единство», заинтересованы в укреплении партнерских связей с Москвой. И Турция, и Азербайджан стремятся к диверсификации внешней политики. В отличие от Тбилиси Баку не ставит своей целью войти в НАТО и в Евросоюз, налицо стремление дистанцироваться от всех интеграционных проектов (то же относится и к ОДКБ, и к Евразийскому экономическому союзу). Анкара же, будучи в рядах Североатлантического альянса стремится сохранить определенную дистанцию от США и европейских союзников Вашингтона. Как следствие, нежелание идти на углубление конфронтации с Москвой по всем направлениям, что показало и взаимодействие по Сирии, и стремление «согласиться на несогласие» по Карабаху [Markedonov 2018: 353-365].
Таким образом, на карабахском направлении возможности и ресурсы Украины не столь велики, как на Днестре, но и не сводятся, по большей части к символическим шагам, как в отношении к грузино-абхазскому и грузино-осетинскому конфликтам. Будучи поставщиком вооружений для Азербайджана и поддерживая Баку в деле восстановления территориаль-
1 Позищя Украши щодо тдтримки суверенiтету та територiальноl цiлiсностi Азербайджану незмiнна -телефона розмова Президенпв двох держав //Президент Украины. [Электронный ресурс] URL: https://www.president.gov.ua/news/poziciya-ukrayini-shodo-pidtrimki-suverenitetu-ta-teritorial-36950
2 Шлыков П.В. Турция не попадется в «крымскую ловушку» //Российский совет по международным делам. [Электронный ресурс] URL: http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/turtsiya-ne-popadetsya-v-krymskuyu-lovushku/
ной целостности страны, Киев имеет определенно больший уровень вовлечения в это постсоветское противостояние, чем в Абхазии и в Южной Осетии. При этом наращивание кооперации с Турцией и Азербайджаном не в последнюю очередь диктуется динамикой украинского кризиса, в первую очередь «крымским вопросом». Однако дипломатических и военных возможностей для решительного слома статус-кво в Карабахе у Украины нет. Она не только не сопредседатель Минской группы ОБСЕ, но и не ее участник (как Беларусь). Как поставщик вооружений она также уступает России (которая продает их по рыночной стоимости Баку и снабжает Армению, как свою союзницу по ОДКБ на льготной основе).
Россия: без мультипликации крымского опыта
Решившись на присоединение Крыма после прошедшего на полуострове референдума, Россия отказалась от роли государства-статус-кво, ввела в свою политику ревизионистские практики. Это принципиально отличает ее поведение сегодня от линии 1990-х - середины 2000-х гг. В то же самое время нельзя не увидеть, что ревизионизм
Москвы носит селективный характер. Отсутствует и универсальный подход к урегулированию этнополитических конфликтов
Эти положения нашли свое отражения в Концепции внешней политики РФ 2016 г. Если в отношении Абхазии и Южной Осетии Москва стремится содействовать «их становлению» как «современных демократических государств», то Приднестровье видится лишь, как участник переговорного процесса с Молдовой в рамках «территориальной целостности» последней. Следовательно, под сомнение поставлена территориальная целостность Украины, Грузии, но не Азербайджана и не Молдовы. Такие непризнанные государства, как НКР (Нагорно-Карабахская Республика) и две «народные республики» Донбасса не упоминаются в доктринальных документах РФ вовсе. Речь идет лишь о роли России в урегулировании «нагорно-карабахского» и «внутриукраинского конфликта». Москва
не пошла на мультипликацию крымского опыта, несмотря, например, на обращения со стороны руководства Южной Осетии о проведении референдума о вхождении в состав РФ. Кейс Крыма не стал паттерном и для Донбасса. Москва не намерена включать этот регион в состав России по аналогии с опытом 2014 г.1
В то же самое время, если Кремль не исключает прямых переговоров между Сухуми и Цхинвали и Тбилиси, в том числе и по перспективам статуса Абхазии и Южной Осетии, то «крымский вопрос» официально объявлен решенным и закрытым. По факту Москва оправдывает свой ревизионизм эксклюзивными обстоятельствами (будь то стремление Грузии инкорпорировать свои бывшие автономии военным путем, при игнорировании ранее достигнутых договоренностей с Москвой или свержение президента Виктора Януковича, грозящее пересмотром базирования Черноморского флота в Севастополе). Но при этом Россия опасается прибегать к таким практикам там, где существует возможность сохранить переговорные форматы и свою посредническую роль (например, в Нагорном Карабахе, где военная эскалация в апреле 2016 г. не привела ни к военному вмешательству РФ, ни признанию армянского де-факто государства НКР).
Вовлеченность в формат «нормандской четверки» и сохранение хотя бы видимости «Минских договоренностей» (как минимум, до открытого отказа Киева от этого документа) удерживает Москву и от признания донбасских «народных республик». Их интеграция с особым статусом в рамках украинского государственного проекта рассматривается (хотя официального и не провозглашается) как противовес устремлением «ядровой» части Украины в НАТО и в ЕС. Таким образом, ревизионизм не является для Москвы самоцелью. Это, скорее, инструмент, который реализуется лишь тогда, когда старый статус-кво уже не работает (как это было в случаях с Гру-
зией или Украиной). Но если прежний статус-кво (Армения - Азербайджан, Молдова) сохраняется, Россия предпочитает, как и прежде, в 1990-х начале 2000-х гг. воздерживаться от резких движений.
Таким образом, украинский кризис стал серьезным потрясением для европейской безопасности. Масштабы и значение Украины этому весьма способствовали. С одной стороны, произошло вовлечение ведущих международных игроков в конфликты в этой стране, а с другой, сам Киев, реагируя на изменение статуса Крыма, вооруженное противостояние на юго-востоке страны стал проявлять активность в регионах, имеющих для него интерес. Как в плане военно-политическом, экономическом, так и в идеологическом и символическом.
Активизация Украины на Днестре способствовала появлению дополнительных рисков в зоне неурегулированного конфликта, тогда как наращивание грузино-украинской кооперации стало лишь символическим фактором (демонстрацией укрепления евро-атлантических настроений на просторах бывшего Советского Союза). Влияние украинского кризиса на нагорно-карабахский конфликт де-факто свелось к реагированию на подходы России и ее союзников к новому крымскому статус-кво, сложившемуся в марте 2014 г. Именно этот вопрос предопределил отношения Киева с Баку, Ереваном, Анкарой.
Россия, поставившая с началом событий 2014 г., крест на своих попытках интегрироваться в «западный мир» с соблюдением своих особых интересов2, в то же самое время, не пошла по пути универсализации крымского опыта. Этот кейс и по прошествии пяти лет рассматривается, скорее, как уникальный выбор, предопределенный вполне конкретными обстоятельствами. Там, где отсутствуют эти обстоятельства, Москва ищет другие способы, методы, инструменты для воздействия на ситуацию ради продвижения своих внешнеполитических целей и задач.
2 Тренин Д.В. Внешняя политика России в ближайшие пять лет: цели, стимулы, ориентиры //Московский центр Карнеги [Электронный ресурс] URL: https://carnegie.ru/2016/04/28/ru-63462/ixq3
1 Концепция внешней политики Российской Федерации // Министерство иностранных дел Российской Федерации [Электронный ресурс] URL: //http://www.mid.ru/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/2542248
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Гущин А.В., Маркедонов С.М. Приднестровье: дилеммы мирного урегулирования // М.: Российский совет по международным делам. 2016. Аналитические записки № 1. 11 с.
2. Де Ваал Т. Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной. М. РОССПЭН. 2014. 391 с.
3. Интересы НАТО на западном фланге постсоветского пространства. М. Центр изучения проблем интеграции. 2017 №. 4. 45 с.
4. Кастуева-Жан Т. Россия и страны постсоветского пространства. 25 лет после распада СССР //Россия-2017. Ежегодный доклад Франко-российского аналитического центра «Обсерво». М. Изд-во ООО «Новый век медиа». 2017. С. 85.
5. Кулик В., Якушик В. План Ющенко по урегулированию приднестровского конфликта и проблемы его реализации // Приднестровье в макрорегиональном контексте черноморского побережья. Сборник статей. Под. ред. К.Мацузато. Sapporo. Slavic Research Center. 2008 (на русском языке). С. 189-191.
6. Курылев К.П. Украинский кризис и международная безопасность. М.: Ле-нанд. 2018. С. 200.
7. Парахонский Б.А. Формирование модели регионального сотрудничества в системе ГУАМ // Центральная Азия и Кавказ. 2000. № 2. С.104-105.
8. Парахонский Б.А. Украина в системе ГУАМ //Центральная Азия и Кавказ. 2008. № 3-4 (57-58). С. 119-121.
9. Украина: проблемы безопасности. Под ред. И. Кобринской, Ш. Гарнетта. М. Московский Центр Карнеги. 1996. 143 с.
10. Belitser N. The Transnistrian conflict //"Frozen conflicts" in Europe. Edited by A.Bebler. Barbara Budrich Publishers. Opladen. Berlin. Toronto. 2015. P. 45-56.
11. Bugajski J. Confronting the Putin Doctrine //Hungarian Review. 2014. Vol. V. № 3. P. 77.
12. Mankoff J. "Un-Civil Society" and the Sources of Russian Influence in West Asia //The Great Game in West Asia. Edited by
M.Kamrava. London. Hurst & Co. 2017. P. 141.
13. Markedonov S. Kompetitive Kooperation .Russlands und die Türkei im Südkaukasus // Osteuropa. 2018. № 1012. S. 353- 365.
14. Melvin N. J. Rebuilding Collective Security in the Black Sea Region. Stockholm. Stockholm International Peace Research Institute (SIPRI). 2018. P. 1-4.
15. Sakwa R. Frontline Ukraine: Crisis in the Borderlands. L.; N.Y. I.B.Tauris. 2015. 320 p.
16. The New Geopolitics of the South Caucasus: Prospects for Regional Cooperation and Conflict Resolution. Edited by S.Hunter Lexington Books. 2017. 275 p.
17. Toal G. Near Abroad: Putin, the West and the Contest over Ukraine and the Caucasus. N.Y. Oxford University Press. 2017. 408 p.
18. Welt C. The costs to the United States of the August 2008 War //Cost of the conflict. Core Dimensions of the Georgian-South Ossetian Context. 2016. Washington George Mason University. P. 68.
Сведения об авторе: Маркедонов Сергей Мирославович, кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Центра евро-атлантической безопасности Института международных исследований МГИМО (Университета), эксперт Российского совета по международным делам и фонда поддержки публичной дипломатии им. А.М.Горчакова (e-mail:
REFERENCES
1. Gushchin A.V., Markedonov S.M. Prid-nestrov'e: dilemmy mirnogo ureguliro-vaniya // M.: Rossijskij sovet po mezhdu-narodnym delam. 2016. Analiticheskie zapiski № 1. 11 c.
2. De Vaal T. CHernyj sad. Armeniya i Azerbajdzhan mezhdu mirom i vojnoj. M. ROSSPEHN. 2014. 391 s.
3. Interesy NATO na zapadnom flange postsovetskogo prostranstva. M. Centr izucheniya problem integracii. 2017 №. 4. 45 s.
4. Kastueva-ZHan T. Rossiya i strany postsovetskogo prostranstva. 25 let posle
raspada SSSR //Rossiya-2017. Ezhegod-nyj doklad Franko-rossijskogo analitich-eskogo centra «Observo». M. Izd-vo OOO «Novyj vek media». 2017. S. 85.
5. Kulik V., YAkushik V. Plan YUshchenko po uregulirovaniyu pridnestrovskogo kon-flikta i problemy ego realizacii // Prid-nestrov'e v makroregional'nom kontekste chernomorskogo poberezh'ya. Sbornik statej. Pod. red. K. Macuzato. Sapporo. Slavic Research Center. 2008 (na russkom yazyke). S. 189-191.
6. Kurylev K.P. Ukrainskij krizis i mezhdu-narodnaya bezopasnost'. M.: Lenand. 2018. S. 200.
7. Parahonskij B.A. Formirovanie modeli regional'nogo sotrudnichestva v sisteme GUAM // Central'naya Aziya i Kavkaz. 2000. № 2. S.104-105.
8. Parahonskij B.A. Ukraina v sisteme GUAM //Central'naya Aziya i Kavkaz. 2008. № 3-4 (57-58). S. 119-121.
9. Ukraina: problemy bezopasnosti. Pod red. I. Kobrinskoj, SH. Garnetta. M. Moskov-skij Centr Karnegi. 1996. 143 s.
10. Belitser N. The Transnistrian conflict // "Frozen conflicts" in Europe. Edited by A.Bebler. Barbara Budrich Publishers. Opladen. Berlin. Toronto. 2015. P. 45-56.
11. Bugajski J. Confronting the Putin Doctrine //Hungarian Review. 2014. Vol. V. № 3. P. 77.
12. Mankoff J. "Un-Civil Society" and the Sources of Russian Influence in West Asia //The Great Game in West Asia. Edited by M.Kamrava. London. Hurst & Co. 2017. P. 141.
13. Markedonov S. Kompetitive Kooperation. Russlands und die Türkei im Südkaukasus // Osteuropa. 2018. № 10-12. S. 353- 365.
14. Melvin N. J. Rebuilding Collective Security in the Black Sea Region. Stockholm. Stockholm International Peace Research Institute (SIPRI). 2018. P. 1-4.
15. Sakwa R. Frontline Ukraine: Crisis in the Borderlands. L.; N.Y. I.B. Tauris. 2015. 320 p.
16. The New Geopolitics of the South Caucasus: Prospects for Regional Cooperation and Conflict Resolution. Edited by S. Hunter Lexington Books. 2017. 275 p.
17. Toal G. Near Abroad: Putin, the West and the Contest over Ukraine and the Caucasus. N.Y. Oxford University Press. 2017. 408 p.
18. Welt C. The costs to the United States of the August 2008 War //Cost of the conflict. Core Dimensions of the Georgian-South Ossetian Context. 2016. Washington George Mason University. P. 68.
About the author: Markedonov Sergey Miroslavovich, Ph.D. (Candidate of Sciences) in History, Leading Researcher, Center for Euro-Atlantic Security at the MGIMO Institute for International Studies (e-mail: [email protected])
