CC BY
51
УКРАИНСКИЕ КРИЗИС 2014 ГОДА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ПОСТСОВЕТСКОГО РЕГИОНА И НАЦИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ АЗЕРБАЙДЖАНА
Джаннатхан ЭЙВАЗОВ
заместитель главного редактора журнала социально-политических исследований «Центральная Азия и Кавказ»
(Баку, Азербайджан)
АННОТАЦИЯ
В статье рассматривается влияние нынешнего украинского кризиса на политическую структуру постсоветского региона и национальную безопасность Азербайджанской Республики. События, разворачивающиеся с 2014 года в Украине являются наиболее острым противостоянием в отношениях РФ с Западом после окончания холодной войны, а складывающаяся ситуация может вызвать изменения на региональном уровне и повлиять на условия наци-
ональной безопасности постсоветских государств.
На уровне региональной системы эти изменения характеризуются увеличением структурной нестабильности и, следовательно, транзитивности. Для Азербайджана как регионального государства это означает увеличившиеся структурные риски, сопровождающиеся ограничением экономических и политических возможностей в реализации стратегии национальной безопасности.
/Г
Л
V
КЛЮЧЕВЫЕ украинский кризис 2014 года, постсоветское СЛОВА: пространство, региональная система безопасности,
Постсоветский макрокомплекс безопасности, политическая структура, структурная нестабильность, Россия, Запад, Азербайджан, национальная безопасность.
JJ
Введение
В начале 1990-х годов на месте единого советского государства образуется анархически организованная региональная политическая система. 15 независимых государств приступили к самостоятельному формированию своей внешней политики. При этом Российская Федерация (РФ) осталась единственным геополитическим актором с возможностями устойчивой проекции своего влияния в региональном масштабе и ключевым фактором безопасности для новых независимых государств (ННГ). Соответственно, динамика отношений безопасности между ННГ и их связи с внешними силовыми центрами, формировались, наряду с эндогенными факторами, и в зависимости от геополитических интересов и активности РФ.
Россия активно противодействовала попыткам ННГ выйти из ее «ближнего зарубежья» и начать сближаться с внерегиональными силовыми полюсами. В 1990-х годах, в пору острых внутренних экономических и политических проблем, главным рычагом для РФ были этнопо-литические конфликты на территории ННГ — армяно-азербайджанский, конфликты в Грузии, Молдове1. Единственным прецедентом выхода из зоны «особых интересов» РФ остается Прибалтика, но тут особую, если не главную роль сыграла жесткая позиция Запада, с которым в тот момент Кремль не мог открыто соперничать. В 2000-х годах в России происходит централизация политической власти и на волне высоких мировых цен на энергоносители расширяются ее экономические возможности. Кремль все более жестко отстаивает свой исключительный статус на постсоветском пространстве, пытаясь противодействовать прежде всего расширению НАТО и ЕС. Война с Грузией в августе 2008 года и нынешние украинские события — примеры открытого использования российских Вооруженных сил в отношении постсоветских ННГ, а последовавшее за этим давление Запада на Кремль сопровождалось беспрецедентным со времен холодной войны кризисом в их отношениях, что является и индикатором, и фактором меняющихся региональных и макроусловий безопасности ННГ.
Учитывая геополитическую привлекательность Азербайджана, одного из постсоветских ННГ, складывающаяся ситуация имеет для него особое значение. Оценку этого, наряду с общим региональным структурным эффектом украинского кризиса, мы и попытаемся предложить в настоящей статье.
1 Здесь имеется в виду неофициальная поддержка Россией сепаратистских движений в Азербайджане, Грузии и Молдове (Нагорный Карабах, Южная Осетия, Абхазия и Приднестровье) (см., например: CoppietersB. The Politicisa-tion and Securitisation of Ethnicity: The Case of the Southern Caucasus // Civil Wars, 2001, Vol. 4, No. 4. P. 74—75; Malash-enko A. Postsovetskie gosudarstva Yuga i interesy Moskvy // Pro et Contra, 2000, Vol. 5, No. 3. P. 42—43; Cornell S.E., McDermott R.N., O'Malley W.D., Socor V., Starr F.S. Regional Security in the South Caucasus: The Role of NATO. Washington D.C.: Central Asia-Caucasus Institute, 2004. P. 16; Cornell S.E. Undeclared War: The Nagorno-Karabakh Conflict Reconsidered // Journal of South Asian and Middle Eastern Studies, Summer 1997, Vol. XX, No. 4. P. 12; Уткин А.И. Мировой порядок XXI века. М.: Эксмо, 2002. С. 400—401; MorikeA. The Military as a Political Actor in Russia: The Cases of Moldova and Georgia // The International Spectator, July — September 1998, Vol. XXXIII, No. 3 [http://www.ciaonet.org/ olj/iai/iai_98moa01 .html], 13 December 2007).
Региональная система постсоветского пространства: политическая структура и динамика безопасности
Образовавшуюся в начале 1990-х годов на постсоветском пространстве региональную систему целесообразнее рассматривать с точки зрения теории региональных комплексов безопасности (ТРКБ). В соответствии с ТРКБ, речь идет о «сконцентрированном вокруг великой державы региональном комплексе безопасности», структура которого в момент его образования была составлена РФ и 4 субкомплексами (Латвия, Литва, Эстония; Беларусь, Молдова, Украина; Азербайджан, Армения, Грузия; Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан). Однако процесс развития региона сопровождался определенными структурными изменениями, главное из которых связано с включением прибалтийских государств в ЕС. С учетом этих изменений мы склонны использовать понятие Постсоветского макрокомплекса безопасности (ПМБ), политическая структура которого на сегодня составлена одной державой, РФ, и тремя локальными комплексами безопасности (Беларусь, Молдова, Украина; Азербайджан, Армения, Грузия; Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан).
Специфика политической структуры региона непосредственно влияет на динамику безопасности в нем. Для оценки этой связи мы в некоторых исследованиях оперировали параметром (не)стабильности политической структуры региональной системы безопасности (РСБ)2. Последняя, по нашему мнению, основана на трех компонентах: внутренняя слабость/сила государств, составляющих региональную систему; (а)симметрия силы и (а)симметрия уязви-мостей между ними; (не)зрелость их отношений друг с другом. Весь ПМБ характеризуется очевидной асимметрией слабости/силы, угроз и уязвимостей, составленностью преимущественно слабыми государствами и отсутствием достаточной кооперативной практики в регулировании дилемм безопасности. Об этом свидетельствуют многочисленные конфликты на этом пространстве, которые до сего времени не нашли разрешения. В соответствии с нашей классификацией, ПМБ — это негативно асимметричная РСБ3, и такая его структурная специ-
2 Об этом подробнее см.: Эйвазов Дж. Структурные факторы в развитии региональных систем безопасности (на примере регионов постсоветской Центральной Евразии) // Центральная Азия и Кавказ, 2012, Том 15, Выпуск 1. С. 93—120; Он же. Региональная система безопасности на постсоветском пространстве: политическая структура, окружение и склонность к транзиту // Кавказ & Глобализация, 2014, Том 8, Выпуск 1—2. С. 7—39.
3 В соответствии с отмеченными параметрами (не)стабильности политической структуры, мы выделяем четыре типа региональных систем безопасности: 1) позитивно симметричная РСБ — все государства примерно одинаково сильные и обладают примерно равным уровнем уязвимости по отношению друг к другу; 2) негативно симметричная РСБ — все государства примерно одинаково слабые и обладают примерно равным уровнем уязвимости по отношению друг к другу; 3) позитивно асимметричная РСБ — одни государства сильные, другие слабые, и уязвимость сильных по отношению к слабым гораздо ниже, чем уязвимость слабых по отношению к сильным. При этом сильные преобладают в системе как количественно (сильных больше, чем слабых), так и качественно (способны определяющим образом влиять на динамику региональных отношений в сторону умеренности и кооперативности); 4) негативно асимметричная РСБ — одни государства сильные, другие слабые, и уязвимость сильных по отношению к слабым гораздо ниже, чем уязвимость слабых по отношению к сильным. При этом слабых больше, чем сильных, и качественных возможностей последних недостаточно, чтобы определяющим образом способствовать развитию умеренности и кооперативности в региональных отношениях (см.: Эйвазов Дж. Структурные факторы в развитии региональных систем безопасности (на примере регионов постсоветской Центральной Евразии). С. 98; Он же. Региональная система безопасности на постсоветском пространстве: политическая структура, окружение и склонность к транзиту. С. 12—13).
фика до сих пор непосредственно влияет на безопасность государств региона и отношения между ними.
Некоторые количественные характеристики, а также наиболее острые вызовы безопасности государствам, участвующие в определении структурной специфики ПМБ, предложены в табл. 1 и 2.
Таблица 1
Некоторые экономические и военные характеристики государств ПМБ (2013 г.)
F Государство Население (млн) ВВП (млрд долл.) Темпы роста ВВП (%) ВВП на душу населения (млн долл.) Военный бюджет (млн долл.) Численность вооруженных сил И
i Азербайджан 9,6 77,2 4,1 8 297 2 000,0 66 950
2 Армения 3,0 10,3 4,3 3 037 447,0 44 800
3 Беларусь 9,6 72,9 2,1 7 807 552,0 (2012 г.) 48 000
4 Грузия 4,5 17,0 6,0 3 763 389,0 20 650
5 Казахстан 17,7 214,0 5,5 12 708 2 320,0 39 000
6 Кыргызстан 5,5 7,2 7,4 1 282 102,0 10 900
7 Молдова 3,6 7,9 4,0 2 218 24,0 5 350
8 Россия 142,5 2 210,0 3,4 15 650 68 200,0 845 000
9 Таджикистан 7,9 8,6 7,0 1 052 189,0 8 800
10 Туркменистан 5,1 40,2 7,7 7 051 538,9 (2012 г.) 22 000
ii Узбекистан 28,7 56,5 7,0 1 895 1 460,0 (2012 г.) 48 000
i2 Украина 44,6 182,0 0,4 4 015 2 420,0 129 950
1[ m c m o 4 h u k: The Military Balance 2014. London: The International Institute for Strategic Studies, 2014. ]l
Как видно из табл. 2, ПМБ преимущественно составлен государствами с серьезными вызовами национальной безопасности и соответствующим уровнем уязвимости; все участвующие в нем государства, включая РФ, испытывают острые внутренние проблемы, а также проблемы от явной и скрытой конфликтности в отношениях друг с другом. Наряду с этим, как видно из табл. 1, между ними наблюдается очевидная асимметрия в военных и экономических компонентах силы/слабости.
Россия — единственная держава в политической структуре ПМБ. Соответственно, такая структурная особенность однозначно предполагает рассмотрение этого последнего как асимметричной РСБ. Более того, речь здесь идет о кардинальной силовой асимметрии, ибо разрыв между РФ и остальными государствами ПМБ по всем ключевым параметрам национальной силы огромен. Приведенные в табл. 1 цифры хоть и частично, но наглядно характеризуют этот разрыв. Сложности постсоветского транзита не лишили РФ статуса державы, вместе с тем обострившиеся в этот период уязвимости не позволяют характеризовать ее сильной в параме-
Таблица 2
Наиболее острые вызовы и уязвимости национальной безопасности государств ПМБ
рг Государство Вызовы и уязвимости ^
1 Азербайджан Конфликт с Арменией и оккупация юго-западных районов, связанные с этим социально-политические и экономические проблемы, потенциальная угроза сепаратизма в других районах компактного проживания этнических меньшинств, напряженность в отношениях с сопредельными державами (Иран, Россия) по вопросам региональной политики и этнополитики, зависимость экономики от продажи энергоресурсов.
2 Армения Территориальные претензии и, как следствие, открытая и скрытая конфликтность в отношениях с сопредельными государствами: Азербайджаном (Нагорный Карабах), Турцией (Восточная Анатолия), Грузией (Джавахетия); связанная с этим изолированность от основных экономически прибыльных трансрегиональных энергетических и транспортных проектов, зависимость от внешних акторов (Россия, диаспора).
3 Беларусь Жесткий, по типу советского, режим, репрессивные методы управления и связанная с этим международная изоляция (в основном от США и стран ЕС). Эти условия способствовали пророссийской ориентированности страны, что вылилось в ее существенную экономическую зависимость от РФ (энергетика, экспорт товаров).
4 Грузия Конфликт в Абхазии и Южной Осетии, связанные с этим неподконтрольность этих территорий официальным грузинским властям, вынужденные переселенцы, угрозы сепаратизма в других районах компактного проживания этноменьшинств, постоянная напряженность в отношениях с Россией и военные, политические и экономические последствия этого (война августа 2008 г., признание Абхазии и Южной Осетии Россией, легализация российского военного присутствия на этих территориях).
5 Казахстан Неурегулированность правового статуса Каспия, зависимость от внешних акторов (Россия) в транспортировке своих энергоносителей на мировые рынки. Латентная конфликтность в отношениях с Узбекистаном — приграничные вопросы и конкуренция за лидерство в регионе.
6 Кыргызстан Слабость системы государственного управления, нестабильность внутриполитической системы, приводившая в 2005 и 2010 годах к революционной смене власти. Связанная с этим, а также с относительной ресурсной бедностью экономическая неразвитость. Набор нерешенных проблем с Узбекистаном — границы (в Ферганской долине), водные ресурсы, трансграничная активность радикальных исламских организаций. Зависимость от внешних акторов в экономике (Россия, Китай, Казахстан) и обеспечении безопасности (Россия).
7 V Молдова Сохраняющаяся разделенность страны вследствие вооруженного конфликта в Приднестровье. Связанные с этим и с ресурсной бедностью, экономический упадок и зависимость от внешних акторов (Россия, ЕС).
Таблица 2 (продолжение)
Государство
Россия
Вызовы и уязвимости
Сохраняющаяся нестабильность на Северном Кавказе: сепаратизм и рост религиозного экстремизма сопровождались двумя русско-чеченскими войнами и неутихающей вооруженной активностью в Дагестане, Ингушетии и в других республиках Северо-Кавказского федерального округа, что характеризует собой в целом проблему уязвимости всего «южного мусульманского пояса» России; острый демографический кризис, последствия которого привели к секьюритизации вопросов убыли этнических русских и нелегальной иммиграции мусульман и китайцев; материальный рост в 2000-х преимущественно за счет продажи углеводородов не способствовал необходимому технологическому прогрессу российской экономики, «обеспечив» ее долгосрочную зависимость от мировых цен на сырье с массой сопутствующих этому социально-экономических проблем, острота которых наиболее ясно проявляется с началом мирового экономического кризиса 2008 года. Устойчивый конфронтационный тренд в отношениях со странами НАТО, международная изоляция и экономические санкции как следствие аннексии Крыма в марте 2014 года и поддержки вооруженного сепаратизма в Донбассе.
9 Таджикистан
Непреодоленность последствий гражданской войны 1992—1997 годов, слабость системы государственного управления, внутриполитическая нестабильность, экономический упадок. Сохраняющаяся зависимость в плане экономики (миграция рабочей силы, инвестиции) и обеспечения безопасности от России. Слабые возможности контроля над границей с Афганистаном, деструктивное влияние афганской нестабильности — радикальные исламские группировки, наркотрафик. Сохраняющаяся напряженность в отношениях с Узбекистаном (границы, водные ресурсы, трансграничная активность радикальных исламских организаций).
10 Туркменистан
Жесткий, закрытый политический режим. Сохраняющаяся напряженность в отношениях с Узбекистаном по вопросу использования водных ресурсов Амударьи и с прикаспийскими государствами относительно принадлежности нефтегазовых месторождений на Каспии.
11 Узбекистан
Жесткий, закрытый политический режим, репрессивные методы управления и связанное с этим международное давление (в основном со стороны США и стран ЕС), проблемы экономического характера. Активность радикальных исламских организаций, напряженность в отношениях со своими соседями (границы, водные ресурсы, радикальные исламские группы, беженцы).
12 Украина
V
Внутриполитическая нестабильность, вылившаяся в 2004 году в «оранжевую революцию», сохраняющаяся разделенность общества по вопросам политической идентичности. С конца 2013 года новая волна политической нестабильности, приведшая к смене власти. Потеря контроля над Крымом вследствие его аннексии Россией в марте 2014 года. Волна вооруженного сепаратизма в юго-восточных областях (Донецк, Луганск), частичная потеря контроля над этими областями, масштабные военные столкновения с сепаратистами. Сохраняющаяся напряженность в отношениях с РФ. Зависимость от нее в энергоносителях.
8
трах государства. При этом Россия менее уязвима по отношению к другим участниками ПМБ, чем они к ней, следовательно, силовая асимметрия здесь дополняется асимметрией уязвимо-стей, что соответствующим образом отражается на взаимном восприятии и поведении в рамках всей региональной системы.
Азербайджан: интересы и политика безопасности
Будучи частью ПМБ, Азербайджан, как никто другой, испытал на себе влияние его структурной специфики. Еще в составе СССР начались территориальные претензии со стороны соседней Армении. Тогда речь, как известно, шла о передаче Нагорно-Карабахской автономной области из состава Азербайджанской в состав Армянской ССР. После распада СССР вооруженные столкновения в Нагорном Карабахе переросли в полномасштабную войну, обернувшуюся для Баку не только потерей контроля над этим регионом, но и оккупацией семи прилегающих к нему районов, в целом составляющих примерно 20% территории Республики.
Несмотря на режим прекращения огня, действующий с 1994 года, этот конфликт до сих пор остается неурегулированным: никаких серьезных подвижек, будь то в вопросе освобождения оккупированных азербайджанских территорий, будь то в политическом статусе Нагорного Карабаха, с того времени не было.
Этот вооруженный конфликт, его возникновение в период национального движения, обострение и трансформация в полномасштабную войну на ранних порах независимости, трагические последствия, к которым он привел, а также его неурегулированность по сей день определяют повестку дня национальной безопасности Азербайджана.
■ Во-первых, территориальная целостность Республики нарушена; такая ситуация сама по себе ставит под сомнение ее статус как суверенного государства.
■ Во-вторых, более миллиона вынужденных переселенцев изгнано из мест своего постоянного проживания. Соответственно, нарушены базовые права примерно десятой части населения республики.
■ В-третьих, конфликт не урегулирован, следовательно, высока вероятность возобновления большой войны со всеми сопровождающими ее гуманитарными, экономическими и политическими последствиями.
Более того, периодически происходят военные столкновения, временами переходя в позиционные бои, в ходе которых гибнут как военнослужащие, так и мирное население.
Именно с этим связано текущее доминирование в повестке дня безопасности Азербайджана ее военных аспектов, порой, чрезмерно затмевающих остальные вопросы. Огромный военный бюджет (четвертый по объему среди государств ПМБ, после РФ, Украины и Казахстана) и ускоренное расширение военно-технических возможностей Республики — это деньги, которые при иных обстоятельствах можно было потратить на другие сферы, включая решение невоенных аспектов безопасности. Однако реалии Азербайджана оказались куда более драматичными.
Несомненно, развитие нагорно-карабахской проблемы стимулировалось целым рядом факторов, в том числе и внутренних. Однако, оценивая ее эволюцию, трудно уйти от признания особой роли политико-структурных факторов. Конфликт проще и эффективнее всего понимается с точки зрения логики геополитики и отношений безопасности, складывающихся в
постсоветском регионе. Поэтому концепция ПМБ необходима в том числе и для понимания этой проблемы.
Структурная асимметрия ПМБ выражается в первую очередь громадным силовым разрывом между РФ и остальными ННГ. Более того, это пространство воспринимается Кремлем как зона своих исключительных интересов и влияния4. Как показывает эмпирика постсоветского периода, нагорно-карабахский, как, собственно, и другие вооруженные конфликты, остается в числе главных инструментов удержания контроля над этим пространством. Грузия 2008 года и Украина 2014-го — примеры, когда это было открыто представлено.
При администрации Абульфаза Эльчибея (1992—1993 гг.) Азербайджан стремился ускоренными темпами отойти от постсоветской политической идентичности. Важными пунктами этой политики были скорейший вывод российских Вооруженных сил с территории Республики, отказ от участия в каких-либо постсоветских реинтеграционных объединениях, курс на сближение с Турцией и Западом. Соответственно, именно этот период постсоветской независимости Азербайджана характеризовался наиболее жестким прессингом «с Севера», главным инструментом которого был нагорно-карабахский конфликт. Как отмечает С. Корнелл, «Эль-чибей отказался «продать свою душу», чтобы извлечь из этого выгоду для своей страны; он не хотел позволить русским даже думать, что он готов «продать душу», одновременно выстраивая долгосрочную стратегию создания независимого государства... Справедливости ради следует сказать, что правительство Эльчибея правило слабой рукой и шансы на успех были довольно ограничены. Россия решительно встала на сторону армян во время бойни в Ходжалы и при падении Шуши — за месяцы до того, как Эльчибей стал президентом. Теперь же Москва вознамерилась любыми завуалированными способами отстранить Эльчибея от власти, и изменить ее решение могла разве что полная капитуляция»5.
Российская поддержка Армении в войне в Нагорном Карабахе оказалась решающим фактором в военных неудачах Азербайджана, и, как следствие, в остром политическом кризисе 1993 года и потере власти Эльчибеем.
В июне 1993 года к власти приходит Гейдар Алиев, при котором ориентированная на Турцию и Запад внешняя политика прежней администрации, меняется на более сбалансированный курс. В том же году Республика возобновляет свое участие в СНГ, о выходе из которого годом ранее заявила прежняя администрация. В мае 1994 года при посредничестве России было подписано соглашение о прекращении огня в зоне армяно-азербайджанского конфликта.
Параллельно с нормализацией отношений с РФ при администрации Г. Алиева развиваются и отношения с Западом. В сентябре 1994-го подписывается «Контракт века» — соглашение между Азербайджаном и крупнейшими международными нефтяными компаниями о разработке азербайджанских месторождений нефти — Азери — Чираг — Гюнешли, ставшее основой для вовлечения и долгосрочного участия Запада в нефтегазовых проектах на Каспии. В октябре 1998 года был согласован проект основного маршрута транспортировки азербайджанской нефти — Баку — Тбилиси — Джейхан (БТД)6. Это и заложило основу осуществляемой
4 В периоды всех трех президентов РФ постсоветское пространство объявлялось зоной ее особых интересов. И указ Б. Ельцина «Об утверждении Стратегического курса Российской Федерации с государствами участниками Содружества Независимых Государств», и «пять принципов» российской внешней политики, сформулированные Д. Медведевым в развитие российско-грузинского кризиса 2008 года, и указ «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» от 7 мая 2012 года, обозначающий внешнеполитические приоритеты России при нынешней администрации В. Путина, фактически представляют собой различные стадии развития концепции «ближнего зарубежья», главный тезис которой строится на признании ключевого значения этого региона для РФ.
5 Cornell S.E. Azerbaijan since Independence. M.E. Sharpe, 2011. P. 71.
6 Соответствующее решение было отражено в декларации, подписанной в Анкаре 29 октября 1998 года президентами Азербайджана, Грузии, Турции, Казахстана, Узбекистана и в присутствии министра энергетики США.
по сей день «нефтяной дипломатии», ключевым принципом которой является использование энергетических возможностей Азербайджана для усиления его международного влияния и решения насущных политических проблем Республики.
В 1997 году формируется региональное объединение ГУАМ (Грузия — Украина — Азербайджан — Молдова). США содействовали этому объединению, прежде всего как средству поддержания геополитического плюрализма на постсоветском пространстве. Для самих же участников ключевой целью было усиление международных позиций и содействие урегулированию вооруженных конфликтов на их территории.
С 2003 года, при администрации Ильхама Алиева, стратегическая составляющая внешней политики не изменилась, однако существенно выросли возможности Республики. В 2006 году был введен в действие нефтепровод БТД, а годом позже газопровод Баку — Тбилиси — Эрзерум (БТЭ), посредством которых азербайджанские нефть и газ пришли на мировой рынок. Благодаря огромному притоку валюты и, как следствие, невиданному доселе экономическому росту Азербайджан фактически превратился в ключевой энерготранзитный узел, обеспечивающий альтернативный российскому доступ к углеводородам Каспийского региона. Соответственно, увеличивался и международный политический вес Республики.
В условиях обострения отношений РФ с Западом
Отношения РФ с США и ЕС — наиболее важный фактор и индикатор динамики геополитики и безопасности в ПМБ, и Азербайджан не мог остаться в стороне от этого влияния. При этом трансрегиональные энерготранзитные функции и экономическая самодостаточность Республики, приобретенные вследствие развития упомянутых нефтегазовых проектов, давали ей возможность определенного маневра и влияния на ситуацию. Однако развитие конфронтационного тренда в отношениях между РФ и Западом может создать новые вызовы безопасности Азербайджана и существенно сузить его политические и экономические возможности.
Сразу после развала советского государства РФ предстала в ослабленном состоянии. 1990-е годы стали временем развития наиболее острых вызовов ее безопасности. Полуразрушенная экономика и глубокий идеологический кризис, который переживало общество некогда одной из ведущих держав, усугублялись неразберихой в политической системе и неспособностью властей обеспечить правопорядок и стабильность в стране. Однако при всем этом Россия сохраняла статус силового полюса постсоветского пространства.
Отношения РФ с Западом в первые годы срока президентства Бориса Ельцина вполне можно характеризовать как «медовый месяц». Россия зависела от экономической помощи западных стран, последние же были заинтересованы в успешном решении вопроса о советском «ядерном наследстве». В России многие верили в будущее страны в единой с Западом политической системе; на Западе — рассчитывали, что новая российская власть сможет создать в стране функциональную демократию и рыночную экономику по западному образцу. В России начала 1990-х позиции сторонников прозападной внешнеполитической идентичности были довольно сильны, и это явно отражалось в ее политическом курсе.
Однако оттепель начала 1990-х годов в отношениях РФ с Западом очень скоро сменилась новым этапом недопонимания и обострения противоречий. Запуск процесса расширения НАТО на восток, натовские бомбардировки Сербии, активное вовлечение западных компаний в энергетическую и транспортную сферу постсоветских ННГ — вот неполный список того, что вызывало, мягко говоря, настороженность в Кремле. При этом было понятно, что ничем, кро-
ме эффектных демонстраций своего недовольства, наподобие нашумевшего «разворота самолета над Атлантикой»7, ответить на неблагоприятное для себя развитие ситуации Москва не может.
Миф о возможности интеграции РФ в единую управляемую западными ценностями международную систему постепенно сходил на нет, возвращая постсоветскую Россию к традиционной идее своей державной самобытности и необходимости формировать собственную зону влияния на пространстве бывшего СССР.
По мере того как Россия приходила в себя после дефолта 1998 года и с приходом администрации Владимира Путина, усиливалась ее вертикаль власти, ее политический курс на постсоветском пространстве становился более определенным и жестким. Однако речь шла не только об оптимизации применения классических механизмов обеспечения своих региональных интересов. На 2000-е годы приходится пик в использовании и наращивании экономических (включая энергетические) рычагов в политике РФ в отношении своего «ближнего зарубежья». Более того, этот новый инструментарий стал использоваться и в игре против Запада. Идеи, предложенные одним из наиболее влиятельных администраторов России 1990-х годов Анатолием Чубайсом в статье «Миссия России в XXI веке», фактически явились концептуальным обоснованием и отражением меняющейся политики Кремля8. Введенные ее автором понятия «либеральная империя» и «либеральный империализм» предполагали для России как «единственного и уникального естественного лидера на всем пространстве СНГ и по объему своей экономики, и по уровню жизни своих граждан» необходимость экономической экспансии на этом пространстве.
Наряду с этими механизмами борьба с западным влиянием осуществлялась и посредством развития постсоветских реинтеграционных проектов. ОДКБ, Единое государство РФ и Беларуси, ЕврАзЭС, Таможенный союз (ТС), Единое экономическое пространство (ЕЭП) и, наконец, Евразийский экономический союз (ЕАЭС) — проекты, реализация которых должна была связать воедино оставшееся после последнего расширения НАТО и ЕС в Прибалтике пространство бывшего СССР.
В 2006 году произошел первый «украинский газовый кризис», когда РФ приостановила подачу газа в Украину и ЕС, что было воспринято Западом как использование Кремлем энергетических рычагов в политических целях и стимулировало ускоренный поиск альтернативных энергоисточников для Европы. Зависимость ЕС от российских энергоносителей вкупе с попытками Кремля ее использовать заставляло Евросоюз искать надежные альтернативы, увеличивая значение и политические возможности Азербайджана.
В мае 2009 года на саммите ЕС в Праге была одобрена идея создания Южного энергетического коридора (ЮЭК) с целью обеспечить стабильные поставки каспийских и ближневосточных энергоносителей в Европу9. А в январе 2011 года в ходе визита главы Еврокомиссии Ж. Баррозу в Азербайджан между сторонами была подписана совместная декларация по ЮЭК. Тем самым ЕС удалось получить согласие азербайджанской стороны на участие в поставках каспийского газа в Европу по маршрутам этого энергокоридора.
В 2011 году Турцией и Азербайджаном был анонсирован проект создания Трансанатолийского газопровода (TANAP). Соответствующее соглашение было подписано 26 июня 2012 года премьером Р. Эрдоганом и президентом И. Алиевым. На начальном этапе речь идет о транспортировке газа с азербайджанского месторождения Шах-Дениз (фаза 2) в Турцию и
7 24 марта 1999 года премьер-министр России Е. Примаков, летевший с официальным визитом в США, развернул самолет над Атлантическим океаном и вернулся в Москву в знак протеста против начала бомбардировок Сербии.
8 См.: Чубайс А. Миссия России в XXI веке // Независимая газета, 1 октября 2003.
9 Южный энергетический коридор предполагал несколько возможных маршрутов трубопроводов — «ХаЬиссо», Трансадриатический газопровод и «Белый поток».
Европу. При этом увеличение мощности газопровода предполагает возможность прокачки по нему и туркменского газа10.
В июне 2013 года международный консорциум по разработке месторождения Шах-Дениз-2 принял решение о выборе маршрута транспортировки азербайджанского газа в Европу. Среди двух рассматриваемых в тот момент вариантов «Nabucco-West»11 и Трансадриатический газопровод (ТАР) выбор был сделан в пользу последнего. Тем самым был сделан важнейший шаг в направлении реализации проекта ЮЭК.
Сами по себе энергетические противоречия между РФ и Западом заметно повышали значение и политические возможности Азербайджана, вместе с тем их обострение, а точнее, усиление в этих противоречиях политической составляющей грозило серьезным обратным эффектом. Само решение о выборе ТАР для транспортировки азербайджанского газа в Европу в июне 2013 года и, соответственно, отказ от более внушительного проекта «МЬиссо-West», наряду с прочим, диктовался необходимостью избежать острой реакции и давления со стороны Кремля. Азербайджанская сторона не могла не учитывать, что при выборе «МЬиссо-West» ввиду географии его прокладки ей пришлось бы открыто конкурировать с Россией. Отметим, что период международных обсуждений по выбору маршрута проходил на фоне обострения российско-азербайджанских отношений (конец 2012 — июль 2013 г.)12, и только после того, как был выбран ТАР, а точнее, не выбран «Nabucco-West», наметился спад в напряженности.
Грузия-2008 и Украина-2014: новые «правила игры» в регионе
Российско-грузинская война 2008 года и украинский кризис 2014-го были индикаторами изменения ситуации, точнее, появления новых «правил игры». На уровне постсоветского региона это означало, что РФ будет отстаивать свои особые интересы здесь не только через негласные военно-политические инструменты и методы «либерального империализма», но и путем прямого использования военной силы. В макрорегиональном масштабе это было констатацией готовности Кремля ради этих интересов идти на острую эскалацию конфликта с другими заинтересованными в регионе державами, в первую очередь с США и ЕС.
И Грузия, и Украина — ННГ наиболее преуспевшие в интеграции в европейские и евро-атлантические структуры, и вполне понятными представляются мотивы РФ в признании независимости Южной Осетии и Абхазии с легализацией российского военного присутствия здесь, а также аннексии Крыма и превращении юго-востока Украины в зону вооруженного сепаратизма.
Из всех центров силы, вовлеченных в ПМБ, только РФ продемонстрировала готовность к открытому применению военной силы ради своих интересов в регионе. И это довольно силь-
10 Начальная мощность ТАМАР — 16 млрд куб. м в год — ориентирована на прокачку газа со второй очереди месторождения Шах-Дениз (планируется с 2018 г.). Однако наличие дополнительных объемов экспортируемого газа предполагает возможность увеличения мощности газопровода до 22 млрд куб. м в год.
11 Укороченный вариант проекта «МЬиссо», предполагал прокладку газопровода от турецко-болгарской границы до Австрии.
12 Отсутствие компромиссного решения в переговорах по продлению аренды Габалинской РЛС, отказ российской стороны от транспортировки азербайджанской нефти по трубопроводу Баку — Новороссийск и, наконец, по меньшей мере, молчаливое согласие Кремля на формирование в Москве так называемого «Союза миллиардеров» (крупных российских бизнесменов азербайджанского происхождения) в преддверии намеченных на октябрь 2013 года президентских выборов в Азербайджане.
ный аргумент тех, кто придерживается тезиса о нынешней однополярности региональной политической системы постсоветского пространства. Хотя и надо сказать, что реакция Турции, ЕС и особенно США на открытое применение Россией в августе 2008 года военной силы в отношении ННГ, в котором были сконцентрированы их интересы, довольно сильно выделяется на фоне всего предшествующего. В случае с Соединенными Штатами, как известно, дело дошло до направления американских военных кораблей к черноморскому побережью Грузии. Это, наряду с акцентированной дипломатической активностью ЕС и Турции13, послужило в качестве сдерживающего Россию средства.
Украинский кризис 2014 года, подобно примеру с Грузией, довольно ясно подтверждает тезис об однополярности ПМБ. И здесь РФ оказалась единственной державой, показавшей готовность к открытому применению военной силы в вовлеченном регионе — в данном случае на территории Украины. Как известно, именно такой запрос был сделан президентом В. Путиным 1 марта 2014 года в Совет Федерации РФ и именно российские Вооруженные силы фактически обеспечивали проведение референдума в Крыму 16 марта по присоединению к России. Реакция других вовлеченных акторов была сильнее, чем в ситуации с Грузией: политическая риторика США и ЕС была значительно жестче, в отношении РФ были введены санкции. Однако, как и в случае с Грузией, Запад однозначно дал понять, что не будет прибегать к механизмам военного принуждения, ограничившись экономическим и политическим давлением.
Первичная реакция Азербайджана
События, разворачивавшиеся в Украине еще с конца 2013 года, с аннексией Крыма приобрели международное значение и не могли не тревожить официальный Баку. За период независимости между Азербайджаном и Украиной сформировался широкий спектр связей и отношений; здесь и схожие позиции по ключевым вопросам международной политики и безопасности, и взаимодействие в ГУАМ, и экономическое и военно-техническое сотрудниче-ство14. Однако развитие ситуации грозило куда более серьезными рисками, чем подрыв сотрудничества с Украиной.
Присоединение Крыма, в российской интерпретации — на основе референдума среди жителей полуострова, так же, как и шестью годами ранее признание независимости Южной Осетии и Абхазии, было если не юридическим, то как минимум политическим прецедентом «решения» территориальных вопросов. Неудивительно, что оба этих события вызвали оживленное обсуждение в экспертных и политических кругах Азербайджана. Решительность России в деле «наказания» ННГ, несогласных с ее трактовкой региональной политики, вкупе с аморфностью позиции и медлительностью действий Запада убеждали в возможности использования Кремлем либо «грузинского», либо «украинского» сценария в Нагорном Карабахе.
Более того, значительно сузились возможности политического маневра официального Баку, ибо ситуация предполагала четкий выбор. С одной стороны, принцип территориальной
13 Ситуация вокруг Грузии стимулировала процессы активного взаимодействия между заинтересованными державами как на двустороннем уровне (РФ — США, РФ — Турция, РФ — ЕС), так и в рамках ООН (чрезвычайные заседания Совета Безопасности ООН по ситуации в Грузии, характеризовавшиеся острыми разногласиями между США и Грузией, с одной стороны, и РФ — с другой, в оценке ситуации и по проекту соответствующей резолюции).
14 Украина стоит в списке основных поставщиков вооружений и военной техники Азербайджану.
целостности, на основе которого по известным причинам все время независимости строилась внешняя политика Азербайджана, подкрепленная еще и реально партнерскими отношениями с Украиной; с другой — позиции России, идущей ва-банк и агрессивной, в том числе и от понимания фактического провала прежней политики по международному признанию Южной Осетии и Абхазии15.
Позиция Азербайджана относительно событий в Крыму была изложена 18 марта главой МИД Э. Мамедъяровым, выразившим поддержку территориальной целостности и напомнившим о необходимости решения проблемы на основе Конституции Украины16.
Азербайджан был также в числе 100 государств, голосовавших за резолюцию ГА ООН от 27 марта, подтверждающую территориальную целостность Украины и признающую незаконным крымский референдум.
В тот момент Азербайджану удалось избежать серьезного обострения отношений с РФ. Ввиду проблемы оккупированных Арменией территорий его позиция выглядела обоснованной, а политика — последовательной. Кроме того, как и прежде, Баку не дразнил Кремль своими успехами в интеграции с ЕС и НАТО, стараясь придерживаться почтенной дистанции, как от евро-атлантического, так и от евразийского вектора. К тому же Москва была отвлечена украинскими событиями и все еще рассматривала перспективу относительно безболезненной международной легитимизации присоединения Крыма. Однако последнего не произошло, и ситуация для РФ стала осложняться давлением Запада, международной изоляцией, санкциями и, как следствие, обострением экономической ситуации внутри.
Перспективы развития кризиса: риски и ограничения для Азербайджана
Начало 2015 года не принесло каких-то существенных подвижек в урегулировании украинского кризиса. Более того, интенсификация военных действий в Донбассе с довольно очевидным, а порой и нескрываемым участием российских Вооруженных сил, углубление противоречий между Кремлем и Западом не дают оснований говорить о скором разрешении ситуации. Тем временем ее развитие по конфронтационному сценарию способствует как структурным изменениям, так изменениям и в других сферах, что может привести к новым вызовам национальной безопасности Азербайджана.
Структурныериски. Прежде всего попытаемся оценить украинский кризис с точки зрения развития РСБ на постсоветском пространстве, определив тем самым изменения в фундаментальных условиях национальной безопасности региональных государств.
Как известно, вооруженные конфликты есть ключевой индикатор нестабильности региональной системы. А нестабильность, соответственно, определяет ее склонность к транзиту. Весь период развития ПМБ сопровождался вооруженной конфликтностью. При этом она охватила не только его субкомплексы (Приднестровье, Нагорный Карабах, Абхазия и Южная
15 Напомним, что России не удалось добиться признания Южной Осетии и Абхазии ни одним из своих ближайших союзников из «ближнего зарубежья». Помимо РФ, их признали только Никарагуа, Венесуэла и несколько островных микрогосударств Тихого океана, да и то, преимущественно, в силу оказанной им российской финансовой помощи.
16 См.: Azerbaijan Supports Early Restoration of Stability in Ukraine // FM. News.Az.,18 March 2014 [http://news.az/ articles/politics/87228].
Осетия, Фергана, Таджикистан, а теперь уже и юго-восток Украины), но и в определенной степени его единственный полюс — РФ (Северный Кавказ). Налицо и другие особенности постсоветского региона (экономика, технологии, политические режимы), вполне ясно позволяющие характеризовать его именно как негативно асимметричную РСБ.
В условиях негативной асимметричности склонность РСБ к конфликтам генерируется не только силовой асимметрией, но и внутренней слабостью участвующих государств и их соответствующим обостренным восприятием своей уязвимости. Что, собственно, и есть главный стимулятор конкурентного поведения, крайними формами которого являются война и дилемма безопасности. Для единственного полюса системы наиболее вероятным способом снижения своей уязвимости и нейтрализации «внешних угроз» является контроль над системой, разумеется включая вариант ее полной иерархизации. Эмпирика рассматриваемого региона предлагает для подтверждения этого достаточный аргументационный материал. Здесь и события 1920-х годов — поглощение большевистской Россией образовавшихся на обломках Российской империи государств, и события 1990-х—2000-х годов с попытками РФ сохранить зону СНГ в своей геополитической орбите, апогеем которых стали упомянутые события августа 2008 года в Грузии, а также нынешний украинский кризис.
История развития ПМБ — это прежде всего попытки его единственного полюса сохранить это пространство под своим контролем. Россия 1990-х годов была недостаточно сильна, чтобы реставрировать прежние формы отношений с ННГ. Ее возможности позволяли лишь опосредованно, используя еще большую слабость новых государств, влиять на них, сдерживая их стремление сблизиться с альтернативными центрами силы. Создание СНГ должно было зафиксировать зону особой заинтересованности РФ при новом формате отношений между ней и другими постсоветскими государствами. В 2000-х годах централизация власти и высокие нефтедоходы усилили военные и экономические возможности России. Но это не сопровождалось принципиальными изменениями в ее отношениях с ННГ, точнее, естественным созреванием этих отношений. Увеличение силовой асимметрии в ПМБ при сохранении преимущественно незрелых отношений усиливает структурную нестабильность в регионе, способствуя обостренным восприятиям своей уязвимости и внешних угроз.
Более того, украинские события запустили острейшую геополитическую конкуренцию на макрорегиональном уровне, что вполне определенно еще более расшатывает региональную структуру. Столь напряженных отношений между РФ и Западом не было со времени холодной войны. Не вдаваясь в поиск виноватых, констатируем очевидное:
1) присоединением Крыма и поддержкой сепаратистских объединений в юго-восточных областях Украины Кремль вызвал на себя беспрецедентно сильный со времен холодной войны прессинг Запада, выдерживать который придется за счет колоссальных экономических затрат;
2) российское общество, где долгое время фактически культивировался образ Запада как источника всех бед России, в целом поддержало эти действия властей;
3) конфликт эскалирует, вовлекая все новые сферы и ресурсы (взаимные экономические санкции, военные учения, пересмотр военной стратегии с анонсированием увеличения оборонных расходов, усиление военного присутствия в зонах контакта, по всей видимости, не обойдется и без интенсификации работ в сфере ПРО и наращивания ядерных сил).
Вопрос, можно ли выйти из такого кризиса, не самый сложный. В принципе, урегулирование ситуации возможно в двух вариантах: либо происходит возврат к статус-кво, то есть РФ возвращает Украине Крым, прекращает поддержку сепаратистов в Донбассе и признает существующие границы Украины; либо США и ЕС признают новую политическую реальность с Крымом в составе РФ и федерализированной или же расчлененной Украиной. Разумеется, и
то и другое предполагает четкую картину победителя и проигравшего. В краткосрочной перспективе ситуация не предполагает усредненного сценария, при котором выход из нее хотя бы позволял уступившему спасти репутацию великой державы.
Для России ввиду декларированной и долгое время социально подпитываемой конструкции об особых интересах в регионе такая «игра с нулевой суммой» чревата серьезнейшими, в том числе и внутриполитическими, проблемами. В связи с тем, что уже само российское общество является носителем этих идей, наряду с образами врага и концепциями о «западном заговоре», существенная уступка, сделанная Кремлем оппоненту, будет вести к потере им общественной поддержки со всеми вытекающими для политической стабильности этого непростого государства последствиями. Следовательно, для нынешних российских властей возврат к статус-кво невозможен.
Но помимо политических интересов за рубежом, разумеется, у любой державы есть еще и экономические возможности, а также социальные обязательства. Конфронтация с Западом уже сегодня привела к серьезному удару по российской экономике17, что не может не сказаться на перспективах общественной поддержки текущей администрации. Если исключить возможность скорой смены власти в РФ, то сохранение существующего политического курса при стабильно ухудшающихся экономических условиях заставит администрацию оперировать мобилизационными сценариями. При этом значительно возрастает возможность инициирования новых «победоносных войн» с «присоединениями» и «признаниями независимости» проблемных территорий. Вполне понятно, о каком регионе идет речь: именно «ближнее зарубежье» РФ в силу объективной силовой асимметрии и сформированного в российском обществе представления об «особых интересах» здесь более всего подходит на роль такого «консолида-ционного ресурса».
Реинтеграционные проекты были среди главных направлений, успехи в которых должны были сглаживать объективное обострение внутренней и внешней ситуации РФ. Именно на их реализацию, помимо «китайского энергетического направления», были ориентированы главные усилия Кремля в первые месяцы украинского кризиса. 29 мая 2014 года подписывается договор о создании ЕАЭС. Он был создан на базе ТС (РФ, Беларусь, Казахстан), но уже в этот период предусматривалось присоединение к нему Армении и Кыргызстана. То, как Армению «убеждали» отказаться от договора об ассоциации с ЕС и присоединиться к ЕАЭС, довольно наглядно свидетельствует о далеко не только экономической важности евразийского проекта для Кремля. Политическая и идеологическая подоплека проекта очевидна: если с политической точки зрения Евразийский союз должен был быть более четкой (по сравнению с СНГ) институциональной фиксацией российской зоны влияния, то идеологически главной является его социально-консолидирующая функция.
Связь между двумя вышеупомянутыми мобилизационными механизмами — «победоносные войны» и реинтеграционные проекты — довольно очевидна. Вспомним хотя бы, с чего, собственно, начался нынешний украинский кризис. В Кремле очень рассчитывали, что тогдашнему президенту Украины Виктору Януковичу удастся переориентировать страну с евро-атлантического на евразийский интеграционный процесс, тем более что определенный прогресс в этом направлении за годы его президентства был достигнут18. В ноябре 2013 года официальный Киев приостановил подготовку подписания Договора об ассоциации с ЕС, назначенного на Вильнюсский саммит «Восточного партнерства» (28—29 ноября). Это вылилось в массовые протесты в Киеве, завершившиеся, как известно, смещением Януковича и
17 По итогам 2014 года, отток капитала составил 150 млрд долл., а курс национальной валюты обесценился более чем в два раза.
18 В апреле 2010 года подписываются Харьковские соглашения, продлевающие время пребывания Черноморского флота РФ в Крыму, а в июле Верховной Радой принимается Закон о внеблоковом статусе Украины.
приходом евро-атлантически настроенных властей, на что Кремль и реагировал запуском «крымско-донбасского» сценария.
Обострение отношений РФ с США и ЕС практически до уровня «игры с нулевой суммой» предполагает возможность аналогичного сценария во всех ННГ; как и Украина, все они обладают довольно ощутимыми русскими и русскоязычными общинами; в некоторых они проживают компактно и в приграничных с РФ районах, а некоторые уже имеют «замороженные» конфликты и зоны «вне контроля».
Реализация такого сценария, разумеется, наиболее вероятна в отношении евро-атланти-чески ориентированных ННГ. Однако при вышеупомянутых макроусловиях нельзя исключать его использования и в чисто консолидационных целях, что значительно расширяет список потенциальных объектов. В целом, важными факторами здесь являются:
1) география расположения и геополитическое значение ННГ;
2) уровень его вовлеченности в постсоветские реинтеграционные проекты, экономические связи и политические отношения с РФ и государствами Запада;
3) наличие проблемных территорий и конфликтов с соседями;
4) доля русского и русскоязычного населения, компактность его проживания и его отношение к политике местных властей.
Наиболее проблемными для Азербайджана являются первый, третий и, частично, второй набор факторов.
Геополитическое значение Азербайджана в данных обстоятельствах является скорее большим минусом, чем плюсом, и способно превратить его в один из главных объектов жесткой, в том числе и военно-политической, конкуренции держав. Несмотря на стабильные политические отношения и экономические связи с РФ, участие Азербайджана в постсоветских реинтеграционных процессах ограничивается аморфным форматом СНГ. При этом география его расположения и вытекающие из нее коммуникационные функции не позволяют ему остаться в стороне от этих процессов: все труднее становится оправдываться необходимостью проведения сбалансированного курса. Понимание того, что в силу географии расположения и коммуникационных функций Азербайджана формирование эффективного евразийского объединения требует его участия, будет стимулировать соответствующее давление со стороны Кремля. Есть и известные «этнотерриториальные рычаги», которые могут использоваться в этих целях. Пожалуй, только четвертый из перечисленных наборов факторов можно отнести к плюсам. Русская община Азербайджана, одна из крупнейших в странах СНГ, проживает преимущественно не компактно и без особых проблем с местными властями, более того, в Республике до сих пор существуют русские школы и образование на русском языке в вузах.
Оценивая развитие ситуации, теоретически нельзя исключать и более серьезные структурные изменения в ПМБ (распад и объединение государств, изменение в полярности системы). Надо сказать, что с учетом текущей структурной нестабильности и ее развития в перспективе они более чем не исключены. Однако это вопрос скорее более долгосрочной перспективы.
Стратегические ограничения. Развитие украинского кризиса влечет за собой и некоторые ситуационные проблемы, способные усложнить реализацию стратегии национальной безопасности Азербайджана, а при неблагоприятном развитии и создать для страны довольно острые проблемы.
Складывающаяся на макрорегиональном уровне политическая ситуация ограничивает возможности внешнеполитического маневра для Азербайджана. При стабильных макроусловиях он мог довольно успешно проводить сбалансированный внешнеполитический курс, держась на почтенной дистанции как от Запада, так и от РФ, не делая четкого выбора между ними
и тем самым сглаживая объективно сложную геополитику в регионе. При усложнившихся же макроусловиях, да и еще и с явной тенденцией в сторону «игры с нулевой суммой», официальному Баку все труднее сохранять прежнюю гибкость политического курса.
Практически это уже проявляется в возможностях решения нагорно-карабахской проблемы — главной в повестке дня безопасности Азербайджана. С середины 2000-х годов, когда в бюджет Республики хлынули доходы от нефти, значительно возросли и оборонные расходы. В относительно короткие сроки Азербайджан добился серьезных успехов в модернизации и усилении боеспособности Вооруженных сил. Как видно из табл. 1, военный бюджет Республики — один из самых крупных среди постсоветских ННГ. Конечно, одной из целей этого был вариант прямого использования военной силы для освобождения оккупированных Арменией территорий в Нагорном Карабахе и вокруг него. Высшее руководство Азербайджана довольно часто упоминало о возможности этого в случае исчерпания дипломатических механизмов решения проблемы. Однако в нынешних макроусловиях этот вариант становится слишком рискованным.
Если ранее, в принципе, можно было рассчитывать хотя бы на нейтральность РФ в случае возобновления активной стадии армяно-азербайджанской войны, то сегодня цена такого нейтралитета может оказаться несовместимой с интересами независимости и суверенитета Азербайджана. Для РФ «потеря союзника» в лице Армении в результате нежелания или неспособности его поддержать будет ударом по репутации державы с особым статусом в регионе со всеми вытекающими последствиями для инициированных ею реинтеграционных проектов. Разумеется, в условиях беспрецедентного давления Запада и обострения социально-экономических проблем внутри страны это будет однозначным негативом и для усилий Кремля по достижению внутренней консолидации. Единственное, что теоретически могло бы сгладить эффект от «потери союзника», — это приобретение нового более важного «союзника». Тогда, в самом лучшем случае, Азербайджану придется отказаться от сбалансированной внешней политики и присоединиться к евразийским реинтеграционным проектам.
Более того, перспективы обострения отношений в диаде «РФ — Запад» могут и без увязки с решением нагорно-карабахского вопроса привести к усилению давления Кремля на официальный Баку для достижения вышеупомянутых целей. В условиях полноценной «игры с нулевой суммой» на макрорегиональном уровне и очевидной силовой асимметрии в регионе Азербайджану, так же, как и другим привлекательным с геополитической точки зрения ННГ, придется смириться со значительным сужением возможностей внешнеполитического маневра, включая необходимость четкого выбора между евро-атлантической и евразийской политической идентичностью и вектором интеграции.
Развитие украинского кризиса сопровождается и определенным экономическим давлением на Азербайджан. Не будем вдаваться в подробный анализ связи между украинскими событиями и обвалом цен на нефть, констатируем лишь очевидное. Так же, как и в случае с российско-грузинской войной 2008 года, в 2014-м году «убеждение» России происходит на фоне обвала мировых цен на нефть — основной, как известно, источник ее доходов19. Имеют место если не консолидированные усилия по снижению нефтяных цен, то по меньшей мере заинтересованность Запада в этом как в рычаге воздействия на Кремль. Разумеется, при этом под аналогичным давлением оказываются все ННГ, главным источником доходов которых являются углеводороды, включая Азербайджан с его официальным почти 70%-м доходом от нефти и газа.
С учетом отмеченного обстоятельства отсутствие существенных подвижек в урегулировании ситуации на макрорегиональном уровне будет ограничивать экономические возможности Республики. За время высоких цен на сырье Азербайджану удалось накопить око-
19 С июля 2014 года цена на нефть марки «Брент» упала более чем в два раза — со 110 до 47 долл. за баррель.
ло 50 млрд долл. золотовалютных резервов. Однако при продолжительности отмеченных экономических ограничений с учетом высоких социальных потребностей и обязательств государства, сформированных в «сытые 2000-е», эти стабилизационные ресурсы могут оказаться недостаточными.
Помимо отмеченной «нефтяной логики» следует также учитывать и непосредственное влияние экономического кризиса в РФ на Азербайджан. Ведь за годы независимости между ними сформировалась определенная экономическая взаимозависимость. Сегодня одна из активно обсуждаемых в Республике тем — перспективы азербайджанских трудовых мигрантов в России20. Естественно, в свете ухудшения экономических условий в России рассматриваются возможные негативные последствия их возвращения на родину. Это не только прекращение соответствующих валютных трансфертов в Республику21, но и вопрос о социально-экономическом, а возможно, и политическом эффекте от появления в относительно сжатые сроки сотен тысяч преимущественно безработных, хлынувших в Республику.
Заключение
Украинский кризис является отражением определенных тенденций в развитии геополитики и безопасности на пространстве бывшего СССР, которые зародились значительно раньше событий весны 2014 года. Кризис знаменовал собой высшую на сегодня точку столкновения двух противоположных геополитических тенденций: с одной стороны, идущие «с Запада» попытки укрепить сформировавшийся после распада СССР геополитический плюрализм, обеспечивающий стабильный доступ США и их европейских союзников к постсоветскому региону, с другой — стремление России удержать его как зону своей особой заинтересованности и влияния.
С распадом СССР данное пространство эволюционировало как самобытная региональная система безопасности, специфика политической структуры которого характеризовалось нестабильностью. Пожалуй, наиболее ярким выражением структурной нестабильности постсоветского региона были неурегулированные и продолжающиеся по сей день вооруженные конфликты. Однако при всей сложности, а порой и драматизме внутренних процессов отношения между единственным полюсом региональной системы — РФ и другими ее участниками не входили в стадию непосредственного военного конфликта. Относительно стабильны были и отношения Кремля с другими заинтересованными в регионе державами. События августа 2008 года в Грузии и, особенно, нынешний кризис в Украине продемонстрировали существенное изменение как в одном, так и в другом.
■ Во-первых, Кремль четко обозначил регион как зону своих исключительных интересов, а также готовность их отстаивать с непосредственным применением военной силы.
■ Во-вторых, предельно обострились геополитические отношения на макрорегиональ-ном уровне.
20 По официальной российской статистике, их чуть более 600 тыс. (ФМС РФ). Неофициальные данные предлагают значительно большую цифру азербайджанских трудовых мигрантов в РФ — примерно 2 млн чел. (включая нелегальную миграцию) (см.: Рустамова Э. Азербайджан не сильно пострадает в условиях обесценивания рубля в отличие от других стран. Но ущерб все-таки будет нанесен // Эхо, 29 января 2015 [http://echo.az/article.php?aid=77564]).
21 Официальная российская статистика предлагает цифру чуть более 1 млрд долл. в год, неофициальная — 2— 3 млрд.
С конца 1990-х годов отношения РФ с Западом характеризовались довольно устойчивой конфликтной тенденцией, однако до открытого представления друг друга в образе врага дело не доходило. Сторонам удавалось как-то сглаживать или даже откладывать острые проблемы, кооперируясь в определенных сферах безопасности. Сегодня же, особенно в свете украинских событий, их противоречия все более напоминают «игру с нулевой суммой».
Складывающаяся вследствие вышеупомянутых факторов ситуация предполагает изменения как в региональной структуре, так и в условиях национальной безопасности постсоветских ННГ. Для постсоветского макрокомплекса безопасности это характеризуется увеличением его структурной нестабильности и, следовательно, транзитивности. Для участвующих же в нем государств это означает увеличившиеся структурные риски и, соответственно, военные угрозы в повестке дня национальной безопасности, сопровождающиеся сокращением экономических возможностей и пространства для политического маневра.
Азербайджан на протяжении большей части периода независимости стремился сбалансированно подходить к отношениям с РФ и Западом. При сохранении текущих макроусловий ему будет все труднее поддерживать их одинаковую позитивность и дистанцироваться от обоих этих центров силы. Более того, развитие конфликтного тренда в их отношениях вплоть до «игры с нулевой суммой», что далеко не исключается, будет сопровождаться усилением внешнего давления на Республику, геополитическая привлекательность которой может превратить ее в поле жесткой конкуренции держав со всеми вытекающими последствиями для ее безопасности.
Сохраняющаяся оккупация Арменией около 20% территорий как следствие вооруженного конфликта в Нагорном Карабахе формирует главный сегмент текущей повестки дня национальной безопасности Азербайджана. В текущих макроусловиях решение этой проблемы с точки зрения фундаментальных интересов национальной безопасности Республики усложняется. Повышаются и риски внешнего использования этой ее уязвимости.
В отмеченной ситуации роста структурных рисков, а также экономических и поведенческих ограничений лучший способ не превратиться в «трофей» геополитической игры — это попытаться максимально от нее дистанцироваться. В понимании текущей маловероятности эффективного решения фундаментальных проблем военной безопасности и чрезмерной рискованности резких сдвигов и скачков в политическом курсе одним из важнейших тактических принципов для Республики является осторожность, выжидательность и последовательность, сопровождающиеся предельно четкой демонстрацией ориентированности внешней политики на насущные национальные интересы. Партнеры и оппоненты должны ясно видеть последовательность во внешнеполитическом курсе Азербайджана на основе изначально декларированных национальных интересов и международно-правовых принципов. Только это может сделать максимально безболезненным политический выбор малого государства в условиях обостряющейся структурной нестабильности в регионе и жесткой конкуренции сильных мира сего.
Отмеченное относится не только к Азербайджану. На системном уровне, очевидно, мы имеем дело с острой стадией в развитии структурно нестабильной и оттого склонной к транзиту РСБ. И любая непоследовательность в поведении ее акторов, их несвоевременные и неосторожные действия, способствуя усилению общей атмосферы неопределенности и непредсказуемости, будут расшатывать и без того структурно нестабильную систему, повышая тем самым риски военных решений.
