CC BY
55Растительность России. СПб., 2008. № 12. С. 139—146.
Vegetation of Russia. St. Petersburg, 2008.
N12. P. 139—146.
ИСТОРИЯ НАУКИ
«Укоренение» метода классификации растительности по Браун-Бланке в СССР и России
«Take rooting» of the Braun-Blanquet approach classification of vegetation in the USSR and Russia
© Б. M. Миркин B. M. Mlrkin
Институт биологии УНЦ РАН. 450054, г. Уфа, проспект Октября, 69.
E-mail: geobotanika@rambler.ru
Рассматривается история и современное состояние классификации растительности на основе эколого-флористических критериев в СССР и России. Метод начал внедряться в практику работы советских геоботаников в 1970-е гг., получил распространение в 1980-е. В 1990—2000-е гг. уровень классификаций повысился и ныне соответствует международным стандартам. Показана роль 6-й всесоюзной конференции по классификации растительности (Уфа, 1981) и журнала «Растительность России» в развитии этой классификации.
Ключевые слова: классификация растительности, метод Браун-Бланке, основные научные центры, Россия, история и современное состояние, Советский Союз, эколого-флористический подход.
Key words: classification of vegetation, method of Braun-Blanquet, principal scientific centers, Russia, history and modern state, Soviet Union, ecologo-floristical approach.
В редакционной статье, открывающей 10-й юбилейный номер журнала «Растительность России», говорится о том, что за краткий срок своего существования журнал стал «безальтернативным» изданием, в котором печатают результаты своих исследований сторонники эколого-флори-стической классификации (ЭФК). «Специалисты, причисляющие себя к отечественной доминантной школе, оказались не готовы конкурировать на журнальном поле с более организованными и более активными собратьями по цеху» (Первый..., 2007: 3—4).
В настоящей статье автор, являющийся свидетелем и участником процесса «укоренения» ЭФК в российской науке о растительности, решил обозначить основные этапы этого процесса. То, что переход на «европейские» подходы ЭФК был положительным явлением, сомнений не вызывает.
Во-первых, ЭФК играет роль некого «эсперанто», который облегчает консолидацию исследований ученых из разных стран. Это позволило встроить российскую науку в мировую «vegetation science».
Во-вторых, метод позволяет наиболее эффективно вскрывать закономерности связи растительности и среды и динамические тенденции растительности.
В-третьих, система ЭФК стимулирует полное выявление видового состава сообществ.
В-четвертых, метод делает обязательным условием его применения публикацию полных таблиц геоботанических описаний, что позволяет формировать международную базу данных о растительности и на этой основе проводить широкие бота-нико-географические обобщения.
Роль ЭФК особенно возросла на рубеже тысячелетий, когда резко усилилось влияние человека на природу и возникла острейшая необходимость организации мониторинга изменения флоры и растительности с целью разработки системы их сохранения. Поскольку ни ареалы видов, ни ареалы сообществ «не признают» государственных границ, то решение этой задачи возможно только усилиями всего международного сообщества.
Полная библиография работ, отражающих описанные ниже этапы процесса становления и разви-
тия ЭФК в России, очень велика. Автор ограничился цитированием лишь некоторых работ, которые представляются ему наиболее важными, и отсылает интересующихся к монографиям (Миркин, 1985, 1989; Миркин, Наумова, 1998), а также к библиографии, опубликованной на страницах журнала «Excerpta botaшca» (Solometch et а1., 1994), и «Указателю статей...» (2007).
Предыстория «укоренения» ЭФК в России (до 1960 г.)
Р. Уиттекер (Whittaker, 1962) сформулировал представления об экологии экологов и о двух главных традициях в развитии подходов к классификации растительности — северной и южной. Первая традиция, зародившаяся при изучении бореальных лесов, привела к развитию классификации на основе доминатов, а вторая, объединившая исследователей юга Европы, — к ЭФК. Классификация растительности в российской геоботанике начала XX столетия полностью укладывалась в северную традицию. Ее истоки были связаны с классификацией таежных лесов, где доминантные критерии были достаточно эффективными: доминанты древесного яруса немногочисленны и, как правило, являются сильными эдификаторами, определяющими состав ценофильных (в понимании С. М. Разумовского) видов сообществ. Напочвенный покров представлен сравнительно небольшим числом видов сосудистых растений, мхов и лишайников. Эта классификация, созданная В. Н. Сукачевым под влиянием работ А. Каяндера, была удобной в практической деятельности при определении системы лесопользования, так как типы лесов были немногочисленны, экологичны (часто отражали бонитет лесообразующих пород ) и легко различались фи-зиономически.
Однако развитие классификации всех прочих, нелесных типов растительности — луговой, степной, пустынной и др. — испытало влияние «эффекта запечатления» (в понимании С. В. Мейена): на их признаки были экстраполированы закономерности организации таежных лесов и принципы их классификации (т. е. сформировалась «еловая догма»; Миркин, Наумова, 1998). Экстраполяция подогревалась общим климатом советской науки с ее разделением на научные школы по принципу «одна наука — одна школа» при незыблемом авторитете лидеров. Подобно тому, как при классификации лесов выделялись формации ели, пихты или сосны и ассоциации ельник зеленомошный и сосняк бе-ломошный, стали выделять аналогичные единицы луговой и даже сегетальной растительности. Появились анекдотичные формации (кукурузная, пшеничная, гороховая) и ассоциации (разнотравно-пшеничная, мелкотравно-кукурузная, хвощово-го-роховая и т. д.).
Для луговой растительности эта система была разработана А. П. Шенниковым (1941). Если высшие единицы этой классификации (тип растительности, классы формаций — настоящие, остепнен-ные, пустошные, болотистые и торфянистые луга) были достаточно экологичны, то этого нельзя было сказать о единицах более низкого ранга — формациях (выделяются по одному доминанту) и ассоциациях (выделяются по содоминантам).
Во-первых, доминанты в луговой растительности флюктуируют, и их состав может меняться не только от года к году, но и при сезонной изменчивости, поэтому выделяемые по однократным геоботаническим описаниям единицы были неустойчивы во времени.
Во-вторых, некоторые доминанты обладают широкой экологической амплитудой и потому «не умещаются» в рамках класса формаций. К примеру, разные ассоциации щучковой формации представляли практически все классы ассоциаций. «Раскалывались» на настоящие и остепненные луга разные ассоциации лугово-овсяницевой и лугово-лисохво-стной формаций. И так далее.
Наконец, поскольку четкое доминирование в луговых сообществах скорее исключение, чем правило, стали использоваться группы доминирования. Так, довольно часто устанавливались ассоциации типа разнотравно-разнозлаковой, разнобобово-раз-нозлаковой, разнотравно-осоковой и т. д. Причем, поскольку в разных районах группы злаков, разнотравья, осок или бобовых имели разный видовой состав, то под одним названием могли скрываться сообщества с существенными различиями местообитаний и флористического состава.
При этом такие «ассоциации» широко «внедрялись в практику» в соответствии с инструкциями геоботанического обследования сенокосов и пастбищ, которые были разработаны ВНИИ кормов Министерства сельского хозяйства СССР. Если высшие единицы хозяйственной типологии были достаточно экологичны, так как выделялись по экото-пическому признаку (природные зоны, рельеф, типы почв), то низшие единицы — типы естественных кормовых угодий — предлагалось выделять, как и ассоциации, по доминантам. Это делало геоботанические картограммы естественных кормовых угодий, которые составлялись в системе «Гип-розем», совершенно нечитаемыми. Впрочем, такой подход порождал мелкоконтурность и геоботанических карт, особенно крупного масштаба.
Чтобы недостатки «ботанической классификации» лугов А. П. Шенникова проявились, был необходим «роялист, больший, чем король» — исследователь, который последовательно реализует и документирует принципы классификации А. П. Шенникова для достаточно разнообразной совокупности луговых сообществ. Им стал Л. И. Но-моконов (1959), который в своей монографии о растительности поймы Енисея привел результаты полной классификации лугов и проиллюстрировал их таблицами конкретных геоботанических описаний. Стал очевиден полный формализм классификации лугов по доминантам. В рамках монодоми-натных формаций, искусственно «выдернутых» из полидоминантной растительности, было выделено множество ассоциаций, причем каждая характеризовалась, как правило, по одному геоботаническому описанию. В результате как полидоминантность, так и сменнодоминаность луговых сообществ были проигнорированы. Это не помешало Л. И. Номоко-нову интуитивно увязывать ассоциации каждой формации в лучевую схему, подобную знаменитому «кресту Сукачева». Обсуждаемая монография многими геоботаниками была воспринята критически. Ее подробный анализ был дан в рецензии (Ипатов, Миркин, 1962).
Не приходится говорить о негативном восприятии таких классификаций оппонентами А. П. Шен-
никова, в первую очередь Л. Г. Раменским, который считал их совершенно произвольными и не отражающими ни закономерностей распределения видов по градиентам среды, ни сочетаемости видов в сообществах. Т. А. Работнов, не занимавшийся проблемой классификации растительности, но хорошо представлявший ее задачи применительно к луговой растительности, неоднократно в своих выступлениях на семинарах и в личных разговорах с автором называл доминантные классификации лугов «полной чепухой».
У классификации по доминантам был и другой, «скрытый» недостаток: она не стимулировала полного выявления флористического состава и, соответственно, знания флоры геоботаниками. В эти годы автору неоднократно приходилось сталкиваться с геоботаниками-луговедами, которые путали самые обычные виды, что не мешало им «успешно» выделять многочисленные формации и ассоциации. Они знали виды-доминанты, а для текстовой характеристики выделенных единиц (таблицы видового состава, как правило, не составляли; работа Л. И. Номоконова была редким исключением) могли легко набрать по полтора десятка видов для каждой формации. При этом, поскольку экологические ареалы формаций перекрывались, в их составе было много общих видов, что упрощало задачу характеристики растительности.
Работа в области такой примитивной классификации луговой растительности была неинтересной, и потому более одаренные исследователи уходили из геоботаники в смежные области — флористику, биоморфологию, физиологию растений, бриологию, лихенологию и др. Особенно характерен был отток мужской части геоботанического сообщества, т. е. происходила его «феминизация» (забегая вперед, заметим, что после перехода на использование принципов ЭФК «мужики» вернулись в геоботанику).
Ситуация с классификацией степной и пустынной растительности была значительно лучше, так как в этих сообществах доминаты достаточно устойчивы, а экологическое гиперпространство с протяженными градиентами ведущих факторов среды (увлажнение и его переменность, засоление, характер почв) повышало индикаторную значимость до-минантов. По этой причине работы по классификации растительности аридной зоны на основе доминантов продолжаются по сей день и дают вполне приемлемые результаты (особенно если выделяемые формации и ассоциации документированы фитоценологическими таблицами, как в работе Е. И. Рачковской с соавторами (Ботаническая..., 2003)).
Вплоть до начала 1960-х гг. раздавались критические голоса по поводу конкретных геоботанических работ, но не предлагалось никакой альтернативы доминантным классификациям. В этом плане весьма показательно изменение отношения к классификации Браун-Бланке даже у одних и тех же исследователей в разные годы. По крайней мере трижды в печати о методе Браун-Бланке высказался один из лидеров советской фитоценологии А. П. Шенников (вторая фигура после В. Н. Сукачева в «единой советской геоботанической школе»).
В своем учебнике «Луговедение» (Шенников, 1941), предлагая «принципы ботанической классификации лугов» на основе доминантов, он оцени-
вал флористическую классификацию резко отрицательно: «С таким сугубо флористическим подходом к классификации лугов нельзя согласиться. Он приводит к абсурду, извращая ценную идею классификации по ботаническим признакам» (с. 285). Спустя 15 лет А. П. Шенников (1956) в специальной статье на эту тему, помещенной в сборнике, посвященном 75-летию В. Н. Сукачева (что символично уже само по себе), отзывался о методе Браун-Бланке уже не без элемента симпатии и был далек от упрека в его абсурдности. И, тем не менее, А. П. Шенников считал, что в СССР «...учение о растительности (фитоценология, геоботаника) развивается вне влияния учения Браун-Бланке и его последователей» (с. 581). Ценность метода Браун-Бланке он увидел в тщательности описания растительных сообществ, в массовости исходного материала, во внимании к попутному изучению условий среды.
Через 6 лет, в своей последней работе «К созданию единой естественной классификации растительности» (Шенников, 1962) лидер советской геоботаники сделал еще один шаг в сторону положительной оценки метода Браун-Бланке как бесспорного достижения мировой фитоценологии. Читаем: «...изучение растений, их сообществ и местообитаний в экологическом отношении проводится зарубежными фитоценологами очень успешно, и в это дело очень заметный вклад вносится самим Браун-Бланке и многими его последователями (Элленберг, Тюксен и др.)... Из метода Браун-Бланке нам полезно усвоить максимально тщательный учет флористического состава и выявление видов и групп характерных видов... в смысле показательности их для экологической характеристики биотопов... Нам непременно следует публиковать подробные сводные таблицы описаний фитоценозов, как это делается иностранными фи-тоценологами, а не ограничиваться общими характеристиками» (с. 130—131).
Следует учесть своеобразный климат в отечественной геоботанике. Кроме авторитарного режима в «единой советской геоботанической школе», свой вклад в отношение к методу Браун-Бланке вносило марксистско-ленинское разделение науки на «передовую социалистическую» и «реакционную буржуазную». Даже такой борец с догматизмом, как А. А. Ниценко (1956), опубликовал свой разгромный опус о методе Браун-Бланке, где обвинил его сторонников в «порочном круге»: чтобы выявить верные виды, нужно знать ассоциацию, а чтобы установить ассоциацию, нужно знать верные виды. Ключевая идея ЭФК о диагонализации фитоценотической таблицы с сопряженным выделением сходных групп описаний и видов со сходным характером распределения была не понята А. А. Ниценко. Впрочем, как подчеркивают В. Ве-стгоф и Е. ван дер Марель (Westhoff, Мааге1, 1978), обвинение ЭФК в наличии «порочного круга» высказывали и другие авторы.
Период паллиатива (1960—1970-е гг.)
Для этого периода, который продолжался вплоть до начала 1980-х гг. (хотя попытки паллиативных решений есть до наших дней: Нешатаев, 2001; Василевич, Бибикова, 2007), был характерен поиск
возможности сочетания принципов ЭФК и традиционной классификации на основе доми-нантов.
Необходимость совершенствования доминантной классификации широко обсуждалась в конце 1960-х гг. на семинарах Отдела геоботаники Ботанического института им. В. Л. Комарова АН СССР (БИН), на которых автор обычно присутствовал. Вопрос о неопределенности экологического объема формации, которая при эвритопных доминантах оказывалась шире любого из классов формаций А. П. Шенникова, первой подняла Е. П. Матвеева, предложившая смелый (по тем временам) вариант его решения — в качестве главной единицы рассматривать не формацию, а подформацию, т. е. часть формации в пределах одного класса. Таким путем удавалось восстановить экологичность классификации, но нарушались требования логики о субординации единиц разного ранга. Это вызвало критику предложения Е. П. Матвеевой.
В это время, в основном благодаря В. И. Васи-левичу, были реанимированы идеи Л. Г. Раменско-го о непрерывности растительности: многие исследователи стали рассматривать растительную ассоциацию как условность и обсуждать ее объем. Степеведы 3. В. Карамышева и Е. И. Рачковская высказались за укрупнение объема ассоциации и предложили включать в число ее критериев индикаторные виды. Этот подход они успешно применили при классификации растительности степей Северного Казахстана.
Насквозь паллиативными были решения Третьего Всесоюзного совещания по классификации растительности, которое состоялось в Ленинграде в 1971 г. В резолюции совещания было предложено изменить определение ассоциации: кроме доми-нантов, предлагалось использовать также ядро сопряженных видов. Была дана рекомендация публиковать сводные таблицы и не рекомендован к употреблению синтаксон «формация» в традиционном понимании. Общая атмосфера конференции была проникнута интересом к методу Браун-Бланке. Был создан совет из 5 редакторов, которым предложено подготовить к публикации серию монографий с включением фитоценологических таблиц. Казалось бы, что для развития метода складываются самые благоприятные условия. Однако все сложилось несколько иначе. Четвертое (Львов, 1974 г.) и Пятое (Новосибирск, 1977 г.) совещания были посвящены вопросам картографии, «совет редакторов» оказался недееспособным — ни одной монографии со сводными таблицами издано не было.
Наиболее последовательно экологизировали объем формации сибирские геоботаники, которых возглавляла А. В. Куминова. Ее «формации» не имели ничего общего с традиционным монодоминантным синтаксоном и по объему примерно соответствовали союзам ЭФК. Верность традициям привела ее к тому, что формации стали «детской рубашкой», из которой выросли сибирские геоботаники, однако сменить «рубашку» смогли только ученики А. В. Куминовой — Н. Б. Ермаков, А. Ю. Королюк, Г. С. Таран и др. Это проиллюстрировало положение Т. Куна о закономерностях научных революций: смена концепций происходит при смене поколений. Впрочем, из этих закономерностей были исключения: М. С. Боч, представлявшая старшее поколение геоботаников БИН, пос-
ледовательно вошла в метод ЭФК и опубликовала ряд интересных работ по синтаксономии растительности болот.
В это время предлагать новые принципы классификации (без разрушения общей концепции традиционной системы) было модным, и это даже приветствовалось. Увы, не избежал длительного периода «поиска новизны» и автор, который неоднократно в течение 1960—1970-х гг. предлагал разные варианты своей «доминантно-детерминант-ной» классификации, т. е. с использованием доми-нантов и детерминантов по Л. Г. Раменскому, которые в целом соответствовали дифференцирующим видам ЭФК. Вместо формации им был предложен ранг секции и разработан «блок-метод» выделения растительных ассоциаций. В соответствии с этим методом вначале с использованием корреляционного анализа выделялись диагностические группы видов, а потом к ним добавлялись «группы доминирования». К сожалению, метод, даже получивший высокую оценку в монографии В. Д. Александровой (1969), совершенно не работал. Корреляционный метод не годился для выделения сопряженных групп видов, так как испытывал влияние структуры выборки (не случайно количественные методы классификации пошли по пути использования индексов сходства между описаниями), а группы доминирования нельзя было установить при однократном геоботаническом описании. Для выявления замещаемости доминантов в циклах сезонной разногодичной изменчивости были нужны стационарные исследования.
Последний опыт паллиативного варианта классификации имел место при обработке геоботанических описаний, характеризовавших все разнообразие растительности речных пойм Монголии (Растительность..., 1980). Эта классификация, несмотря на близость к ЭФК, не удалась и была объектом заслуженной критики. В дальнейшем автор рассматривал эту монографию как «фальстарт», материалы были переобработаны в строгом соответствии с системой ЭФК и затем депонированы в ВИНИТИ серией из 12 рукописей «Второе приближение классификации растительности речных пойм МНР». Однако, как будет сказано далее, эта система обнародования синтаксонов оказалась мало эффективной, возможности донести до широкой фитоценологической общественности уникальные материалы о растительности пойм рек МНР были упущены.
Прорыв в синтаксономии (1980-е гг.)
В 1961—1962 гг. в БИН на длительной стажировке находился словацкий геоботаник М. Ружич-ка, который прочитал цикл лекций об ЭФК. Это заставило повернуться к ЭФК многих, в том числе и автора. Под влиянием этих лекций и непосредственных консультаций Ружички 3. В. Кара-мышева освоила метод фитосоциологических таблиц. В Москве первый опыт аналогичной обработки данных обрели Л. П. Рысин и 3. М. Коваленко. В переводе на русский язык методику обработки данных для построения ЭФК по Элленбергу опубликовала В. Д. Александрова (1969). Эти работы подготовили наступление следующего этапа развития ЭФК в России, хотя вплоть до 1980-х гг. со-
хранялась тенденция поиска паллиативных решений.
Большую роль в укоренении ЭФК в СССР сыграла Шестая Всесоюзная конференция по классификации растительности, которая состоялась в 1981 г. в Уфе. Ее проведение было встречено в штыки ведущими фитоценологами БИН, которые даже организовали «запрещающую» телеграмму Президента ВБО А. Л. Тахтаджяна. Мотивы этих действий были понятны: критики считали, что, конечно, ЭФК — система вполне перспективная, но переходить на нее советской фитоценологии еще рано, тем более, что уфимские геоботаники, которые возглавили внедрение этой системы в отечественную геоботанику, к выполнению роли лидеров были абсолютно не готовы. За всем этим стояла подсознательная инерция следования устоявшимся традициям. Одним словом, «биновцы» были не против, когда говорили об ЭФК «вообще», как было на Третьем Всесоюзном совещании, но резко выступили против конкретных действий по ее внедрению.
В конференции приняли участие более 150 человек из всех республик СССР (исключая среднеазиатские), широко были представлены республики Прибалтики и Украина. На заседаниях царила атмосфера энтузиазма, в принятой революции говорилось о необходимости последовательного использования принципов и методов ЭФК. Ленинградцы на конференции были представлены достаточно бедно. Б. Н. Норин не был в числе сторонников ЭФК, но как последовательный плюралист выступал против «зажима» нового направления классификации. Активно выступал в поддержку ЭФК С. А. Дыренков. На протяжении всей конференции, включая выработку резолюции, боролся с ЭФК Ю. Н. Нешатаев.
В составе эстонской делегации были маститые профессора В. В. Мазинг и X. X. Трасс. Ведущий историограф геоботаники (Трасс, 1976) считал, что конференция является историческим событием, он забрал резолюцию и отправился в Ленинград к академику Е. М. Лавренко, чтобы убедить его в полезности проведенной конференции и необходимости содействия реализации ее резолюции. Однако реакция БИН была еще более отрицательной, чем до конференции. В Отделе геоботаники состоялся семинар, на котором С. А. Дыренков и Б. Н. Норин информировали его участников о конференции. В своем выступлении В. Д. Алексанрова сказала о колоссальном вреде, который нанесла конференция советской геоботанике. Она предложила организовать серию статей для нейтрализации деятельности «уфимцев». Серия статей состоялась, на страницах «Ботанического журнала» выступили В. И. Василевич, Е. М. Лавренко, В. Д. Александрова, Е. П. Матвеева, З. В. Карамышева. Но было уже поздно — «процесс пошел».
Иную позицию заняли москвичи Т. А. Работнов и В. Н. Тихомиров, которые предложили опубликовать монографию с результатами использования принципов ЭФК. В числе авторов «Классификации растительности СССР» (1986) были С. А. Дыренков, Л. В. Швергунова, К. О. Коротков, С. Гейны, Ю. Р. Шеляг-Сосонко, В. А. Соломаха, Л. М. Сапе-гин, Г. Д. Дымина, В. В. Корженевский, А. В. Кос-тылев, Л. М. Абрамова, В. Б. Голуб, К. Е. Кононов, В. В. Туганаев, П. А. Гоголева и др. Разумеется, уро-
вень ЭФК далеко не у всех авторов монографии был высоким, так как советские геоботаники только осваивали этот метод, недостаточно знали зарубежную литературу и не умели проводить «фронтальный» сравнительный анализ. В это время в СССР был всего один профессионал в области ЭФК — О. С. Гребенщиков, но он был не борец и подготовил всего одного ученика — К. О. Короткова, который принимал активное участие в подготовке монографии. Тем не менее, монография все-таки состоялась, в ней были фитоценотические таблицы, для всех новых синтаксонов были указаны номенклатурные типы. Книгу положительно оценили умудренные опытом ЭФК зарубежные коллеги.
Тем не менее, такое «разовое» издание не решило проблемы обнародования результатов ЭФК, которые для различных регионов страны создавали ее сторонники. Их число быстро росло, а советские журналы не брали статей с таблицами. Единственной возможностью оказалось депонирование рукописей в ВИНИТИ. В эти годы работы на депонирование принимались бесплатно, а стоимость их ксерокопий была небольшой. Рефераты всех депонированных рукописей публиковались в «Реферативном журнале», и потому любая работа быстро набирала «тираж» за счет тех, кто ей заинтересовался. По данным А. И. Соломеща (Solometch at а1., 1994), за период 1986—1991 гг. было депонировано более 150 рукописей, которые содержали не менее 15 тысяч полных геоботанических описаний. Авторами депонированных рукописей были практически все геоботаники, которые использовали ЭФК, в них приводились данные о лесной, степной, луговой, болотной, рудеральной и сегетальной растительности разных районов СССР, включая Дальний Восток, Западную и Восточную Сибирь.
Была депонирована и рукопись в 4 частях, в которой подводились первые итоги развития ЭФК в СССР — продромус растительности территории бывшего СССР. Однако один из авторов, К. О. Ко-ротков в дальнейшем повел себя неэтично и опубликовал этот продромус на английском языке с другими соавторами, оставив основных исполнителей этого проекта (А. И. Соломещ, Б. М. Миркин, В. Б. Голуб, Л. М. Абрамова) за рамками авторского коллектива. Этот поступок получил соответствующую оценку в печати (Абрамова и др., 1992).
Уровень классификаций, которые содержались в депонированных рукописях, был не всегда высоким, так как работы не рецензировались, тем не менее, именно благодаря депонированию удалось осуществить «прорыв» в синтаксономию. По данным А. И. Соломеща (Миркин, Наумова, 1998), к 1995 г. синтаксономия растительности территории бывшего СССР уже была достаточно развитой — включала 73 класса, 140 порядков, 291 союз и 1300 ассоциаций, в том числе новых соответственно 22, 64, 98 и 384. Однако достичь полного успеха инициаторам этой «синтаксономической акции» не удалось. ВИНИТИ отказался выполнять заказы на рукописи зарубежных фитоценологов, что сделало этот вариант обнародования синтаксонов невалидным. Наконец, с началом экономических реформ ВИНИТИ установил непомерно высокую плату за депонирование рукописей и еще более высокую — за их ксерокопии. Это «подрезало крылья» эффективной форме обмена синтаксономиче-
ской информацией. В 1992 г. депонирование прекратилось.
И тем не менее, депонирование сыграло роль «школы синтаксономии». В конце 1980-х гг. советские синтаксономисты «сдали экзамен», опубликовав более 10 статей на страницах центральных зарубежных геоботанических изданий — в журналах «Vegetatio», «Folia Geobotánica et Phytotaxonomica», «Feddes repertorium» (их авторами были В. Б. Голуб, Б. М. Миркин, Ю. Р. Шеляг-Сосонко, Л. М. Си-пайлова, К. Е. Кононов, П. А. Гоголева, А. И. Соло-мещ, А. Р. Ишбирдин, Л. Г. Наумова и др.). «Экзаменаторы» отнеслись к советским синтаксо-номистам благожелательно, рецензии журналов на рукописи статей были мягкими. К слову, инициатором «экзамена» был Т. А. Работнов, который после Шестой Всесоюзной конференции сказал автору: «Я вам верю, но чтобы вам поверили другие, нужно добиться международного признания». И мы его добились.
ЭФК — метод во многом интуитивный, который развивается по правилу «делай, как я» и передается «из рук в руки» — от наставников к ученикам. У советских сторонников ЭФК возможностей широкого общения с зарубежными коллегами в это время не было. В имеющихся руководствах по методу — уже цитированной монографии В. Д. Александровой (1969) и работе В. Вестхофа и Э. ван дер Мареля (Westhoff, Maarel, 1978) — излагались лишь самые общие подходы, при практической работе возникало множество вопросов, ответов на которые в них не было. И потому было решено понять (а иногда и сформулировать) ряд положений теории ЭФК по результатам анализа ее использования опытными исследователями. Анализу подверглись сотни работ, нас интересовала в первую очередь степень совпадаемости результатов ЭФК одной и той же растительности у разных исследователей (объем синтаксонов разного ранга, вариация состава диагностических комбинаций видов, общая структуры синтаксономии и т. д.). Итоги этого «синтеза» были изложены во многих рецензиях и статьях и подытожены в монографиях (Миркин, 1989; Миркин, Наумова, 1998). Автор старался взглянуть на методологию ЭФК «глазами континуалиста». Эти обобщения не вызвали интереса у европейских коллег, но получили высокую оценку лидера американских континуалистов Р. Макинтоша (Mcintosh, 1993).
Был сформулирован ряд положений, важных для теории классификации: отличия синтаксономии от таксономии; понятие о классифицируемости растительности, принцип множественности синтаксо-номических решений, прагматический подход к классификации.
Вступление в стадию зрелости (после 1990 г.)
Если 1980-е гг. для российской ЭФК были периодом количественного роста, то после 1990 г. наступило время повышения качества и вступления в фазу зрелости. Пионеры внедрения метода ЭФК в российскую практику стали профессионалами европейского уровня, теперь новым специалистам, приходящим в синтаксономию, было у кого учить-
ся. В это время на смену традиционному методу упорядочения фитоценологических таблиц с разрезанием на строки и столбцы пришли компьютерные методы, что резко сократило затраты времени на обработку материала. В 1997 г. А. И. Соломещ совместно с Ланкастерским университетом (Великобритания) провел в Уфе международную школу-семинар по базам геоботанических данных. Все участники школы получили (причем бесплатно) пакеты программ для обработки количественных данных.
В 1992 г. разом оборвался этап депонирования рукописей в ВИНИТИ, однако ЭФК в России уже «набрала обороты»: продолжилась публикация статей в зарубежных журналах. В. Б. Голуб «осваивает» журнал «Phytocoenologia», на страницах «Journal of Vegetation Science» выступают Н. Е. Королева, Н. В. Матвеева, В. Ю. Разживин, однако главным вариантом валидного обнародования синтаксонов становятся монографии. При этом, наряду с региональными работами по отдельным типам растительности, появляются книги, содержащие широкие синтаксономические обобщения растительности обширных регионов.
Наиболее крупными достижениями ЭФК этого периода были следующие.
1. Выполненное группой В. Б. Голуба обобщение по синтаксономии растительности засоленных почв континентальных и приморских районов России (Голуб и др., 2001а, б, 2005; Карпов, Юрицы-на, 2006).
2. Цикл работ по растительности гемибореаль-ных лесов (Ermakov et al., 2000, 2002; Ермаков, 2003) и степей (Королюк, Макунина, 2001; Коро-люк, 2002а, б, 2007) Сибири.
3. Монографии А. Д. Булохова о растительности лугов (Булохов, 2001) и лесов (Булохов, Соломещ, 2003) Южного Нечерноземья.
4. Работы Н. В. Матвеевой (2006) о растительности полярных пустынь одного из островов архипелага Северная Земля и С. С. Холода (2007) — о растительности острова Врангеля.
5. Серия работ уфимских синтаксономистов о лесах (Мартыненко и др., 2003, 2005) и лугах (Григорьев и др., 2002) Южного Урала.
6. Синтаксономическое обобщение П. В. Крес-това (Krestov, Nakamura, 2002; Krestov, 2003; Kres-tov et al., 2006; Крестов, 2006) для растительности Азиатского и Американского побережий Тихого океана.
Отметим также монографии А. Р. Ишбирдина с соавторами (1988, 1996), М. Х. Ахтямова (1995, 2001), Г. С. Тарана с соавт. (2004), М. М. Черосова (Черосов, 2005; Черосов и др., 2005).
Из украинских синтаксономистов, которые своими корнями связаны с уфимскими фитоценолога-ми, в 2000-е гг. наиболее активно работают группы В. В. Корженевского (изучение всех вариантов средиземноморской растительности Украины, включая синантропную; Никитский ботанический сад) и Д. В. Дубыны (сообщества макрофитов; Институт ботаники им. Н. Г. Холодного).
Количественных данных о росте объема синтаксономии за последние годы нет в распоряжении автора, однако, видимо, темп этого процесса по сравнению с 1970-ми гг., когда результаты исследований депонировались, несколько снизился, что с лихвой окупается повышением качества синтаксонов.
Большинство новых единиц опубликовано валидно. В качестве примера повышения качества син-таксономии можно использовать данные о развитии синтаксономии в Башкортостане за 25 лет (1979—2004 гг.; Миркин и др., 2007). Если за период 1986—1990 гг. было установлено 85 новых ассоциаций (из них невалидно было обнародовано 70 %), то за период 1996—2000 гг. их число сократилось до 27, но все они опубликованы валидно. Впрочем, после 2000 г. количество новых ассоциаций вновь увеличилось и достигло 58.
Этапным событием в истории российской син-таксономии стало появление в 2001 г. журнала «Растительность России». В 10 номерах журнала опубликовано более 50 работ сторонников ЭФК, в которых охарактеризована растительность самых разных районов России и Украины. Журнал консолидировал сообщество российских синтаксономи-стов, высокий уровень рецензирования статей сделал его постоянно действующим «дистанционным семинаром» для молодых исследователей. Важно, что в 2007 г. этот журнал был включен в список ВАК.
Заключение
В заключение статьи остается с удовлетворением констатировать, что ЭФК в России состоялась. Сегодня прочие подходы к классификации постепенно утрачивают свою роль, ЭФК становится основным методом систематизации данных о растительности страны.
Главной сферой приложения результатов ЭФК в ближайшие годы будет участие в решении задач, связанных с сохранением биологического разнообразия и составлением Зеленых книг (первая такая книга уже опубликована: Зеленая..., 1996). Эти исследования должны обеспечить повышение уровня репрезентативности системы охраняемых природных территорий России (Миркин и др., 2004). Разумеется, наличие развитой синтаксономии само по себе еще не обеспечивает охраны природы, тем не менее, служит предпосылкой для ее организации.
И последнее. К сожалению, значение ЭФК для развития современной биологии и экологии понимают не все. Уже неоднократно А. М. Гиляров (2003, 2005 и др.) писал о том, что ЭФК — это атавизм, рудимент прошлой «natural history», и что истинная наука должна не описывать, а «проникать в сущность», исследовать закономерности организации популяций, сообществ и экосистем стационарными и экспериментальными методами на количественном уровне. В этом контексте стоит вспомнить С. В. Мейена, одного из самых крупных методологов современной биологии, который считал, что описание и «проникновение в сущность» не могут быть противопоставлены (Meyen, 1988 и мн. др.). Он рассматривал классификацию как важнейший раздел теоретической биологии, который позволяет определять область экстраполяции любых детальных исследований. При изучении экологии растительности и экосистем именно ЭФК решает эту задачу наиболее эффективно. Примером, иллюстрирующим органичное сочетание ЭФК и «проникновения в сущность», являются работы
В. Г. Онипченко (ОшрЛепко, 2002), определившего синтаксономический адрес всех сообществ, в которых возглавляемая им группа проводит детальные исследования экологии видов растений высокогорий Кавказа.
Создание полной синтаксономии растительности России как части синтаксономии Евразии — грандиозная по масштабам задача, которая может быть решена при соответствующей финансовой поддержке. Потенциал быстро растущей «популяции» российских синтаксономистов позволяет смотреть в будущее с оптимизмом.
Работа выполнена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (грант 07-04-00030а).
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Абрамова Л. М., Гоголева П.А., Ишбирдин А. Р., Соломещ А. И. 1992. (Рец.) Korotkov K. O., O. V. Morosova & E. A. Belonovskaya: The USSR syntaxa prodromus. M., 1991. 346 pp. // Бюл. МОИП. Отд. биол. Т. 97. Вып. 3. С. 129—130.
Александрова В.Д. 1969. Классификация растительности. Обзор принципов классификации и классификационных систем в разных геоботанических школах. Л. 275 с.
Ахтямов М.Х. 1995. Синтаксономия луговой растительности бассейна реки Амур. Владивосток; Хабаровск. 200 с.
Ахтямов М.Х. 2001. Ценотаксономия прирусловых ивовых, ивово-тополевых и уремных лесов поймы реки Амур. Владивосток. 138 с.
Ботаническая география Казахстана и Средней Азии (в пределах пустынной области). 2003. СПб. 424 с.
Булохов А.Д. 2001. Травяная растительность Юго-Западного Нечерноземья России. Брянск. 296 с.
Булохов А.Д., Соломещ А. И. 2003. Эколого-флористи-ческая классификация лесов Южного Нечерноземья России. Брянск. 359 с.
Василевич В. И., Бибикова Т. В. 2007. Щучковые и ли-сохвостные луга Северо-Запада Европейской России // Бот. журн. Т. 92. № 1. С. 29—41.
Гиляров А. М. 2003. Дарвинизм как средство ограничения экологического плюрализма // Журн. общ. биол. Т. 64. № 5. С. 439—448.
Гиляров А. М. 2005. Перестройка в экологии: от описания видимого к пониманию скрытого //Вестник Российской Академии наук. Т. 75. № 3. С. 214—223.
Голуб В. Б., Лысенко Т. М., Рухленко И.А., Карпов Д. Н. 2001а. Внутриконтинентальные галофитные сообщества с преобладанием гемикриптофитов в СНГ и Монголии // Бюл. МОИП. Отд. биол. Т. 106. Вып. 1. С. 69—75.
Голуб В. Б., Рухленко И.А., Соколов Д.Д. 2001б. Обзор сообществ класса Salicornietea fruticosae // Растительность России. № 2. С. 87—98
Голуб В. Б., Карпов Д. Н., Сорокин А. Н., Николай-чукЛ. Ф. 2005. Сообщества класса Festuco-Puccinel-lietea Soo ex Vicherek 1973 на территории Евразии // Растительность России. № 7. С. 59—75.
Григорьев И. Н., Соломещ, А. И., Алимбекова Л. М., Они-щенко Л.И. 2002. Влажные луга Республики Башкортостан: синтаксономия и вопросы охраны / Под ред. Б. М. Миркина. Уфа. 157 с.
Ермаков Н.Б. 2003. Разнообразие бореальной растительности Северной Азии. Гемибореальные леса. Классификация и ординация. Новосибирск. 232 с.
Зеленая книга Сибири: Редкие и нуждающиеся в охране растительные сообщества. 1996. Новосибирск. 396 с.
ИпатовВ. С., Миркин Б. М. 1962. (Рец.) Номоконов Л. И. Пойменные луга Енисея. 1959. Л. : Наука. 455 с. // Бот. журн. Т. 47. № 9. С. 1388—1390.
Ишбирдин А. Р., Муллагулов Р. Ю., Янтурин С. И. 1996. Растительность горного массива Иремель: синтаксо-номия и вопросы охраны. Уфа. 109 с.
Ишбирдин А. Р., Миркин Б. М., Соломещ А. И., Са-хапов М. Т. 1988. Синтаксономия, экология и динамика рудеральных сообществ Башкирии. Уфа. 162 с.
Карпов Д. Н., Юрицына Н.А. 2006. Растительность засоленных почв Южного Урала и прилегающих территорий. Тольятти. 124 с.
Классификация растительности СССР (с использованием флористических критериев) / Под ред. Б. М. Мир-кина. 1986. М. 200 с.
Королюк А. Ю. 2002а. Растительность // Степи Центральной Азии. Новосибирск. С. 45—95.
Королюк А. Ю. 2002б. Растительность степного биома Южной Сибири: ценотическое разнообразие, пространственная организация: Автореф. дис. ... д-ра биол. наук. Новосибирск. 32 с.
Королюк А. Ю. 2007. Степная растительность (Festuco-Brometea) предгорий Западного Алтая // Растительность России. № 10. С. 38—60.
Королюк А. Ю., Макунина Н. И. 2001. Луговые степи Алтае-Саянской горной области. Порядок Stipetalia sibiricae, союз Aconito barbate—Poion transbaicalicae // Krylovia. Т. 3. № 2. С. 35—49.
Крестов П. В. 2006. Растительный покров и фитогео-графические линии северной Пацифики: Автореф. дис. ... д-ра биол. наук. Владивосток. 42 с.
Мартыгненко В. Б., Соломещ А. И., Жирнова Т. В. 2003. Леса Башкирского государственного природного заповедника: синтаксономия и природоохранная значимость. Уфа. 199 с.
Мартытенко В. Б., Ямалов С. М., Жигунов О. Ю., Филинов А.А. 2005. Растительность государственного природного заповедника «Шульган-Таш». Уфа. 272 с.
Матвеева Н.В. 2006. Растительность южной части острова Большевик (архипелаг Северная Земля) // Растительность России. № 8. С. 3—87.
Миркин Б. М. 1985. Теоретические основы современной фитоценологии. М. 1985. 136 с.
Миркин Б.М. 1989. Современное состояние и тенденции развития классификации растительности методом Браун-Бланке // Итоги науки и техники. ВИНИТИ. Сер. Ботаника. М. 128 с.
Миркин Б. М., Наумова Л. Г. 1998. Наука о растительности: история и современное состояние основных концепций. Уфа. 410 с.
Миркин Б. М., Мартыненко В. Б., Наумова Л. Г. 2004. Значение классификации растительности для современной экологии // Журн. общ. биол. Т. 65. № 2. С. 167—177.
Миркин Б. М., Ямалов С. М., Мартыненко В. Б. 2007. Синтаксономия растительности Башкортостана: 25 лет развития (1979—2004 гг.) // Бюл. МОИП. Отд. биол. Т. 112. Вып 1. С. 72—77.
Нешатаев В. Ю. 2001. Проект Всероссийского кодекса фитоценологической номенклатуры // Растительность России. № 1. С. 62—70.
Ниценко А.А. 1956. Франко-швейцарская геоботаническая школа на современном этапе // Бот. журн. Т. 41. № 6. С. 890—897.
Номоконов Л. И. 1959. Пойменные луга Енисея. Л. 455 с.
Первый юбилей журнала (к выходу 10-го номера). 2007 // Растительность России. № 10. С. 3—6.
Растительность речных пойм Монгольской Народной Республики: Опыт синтаксономического анализа
с использованием флористических критериев / Мир-кии Б. М., Н. Манибазар, Л. М. Гареева и др. 1980. Л. 280 с. (Биологические ресурсы и природные условия МНР; Т. 13).
Таран Г. С., Седельникова Н. В., Писаренко О. Ю., Голо-молзин В. В. 2004. Флора и растительность Елизаров-ского государственного заказника (Нижняя Обь). Новосибирск. 212 с.
Трасс Х.Х. 1976. Геоботаника. История и современные тенденции развития. Л. 252 с.
Указатель статей Общероссийского геоботанического журнала «Растительность России» №№ 1—10 (2001—2007 гг.). 2007 // Растительность России. № 10. С. 112—118.
Холод С. С. 2007. Классификация растительности острова Врангеля // Растительность России. № 11. С. 3—135.
Черосов М. М. 2005. Синантропная растительность Якутии. Якутск. 160 с.
Черосов М. М., Слепцова Н. П., Миронова С. И., Гоголева П. А., Пестряков Б. Н., Гаврильева Л. Д. 2005. Синтаксономия синантропной растительности Якутии. Якутск. 575 с.
Шенников А. П. 1941. Луговедение. Л. 510 с.
Шенников А. П. 1956. Заметки о методе классификации по Браун-Бланке // Академику В. Н. Сукачеву к 75-летию со дня рождения. М.; Л. С. 581—590.
Шенников А. П. 1962. К созданию единой естественной классификации растительности // Проблемы ботаники. М.; Л.Т.6. С. 124—132.
Ermakov N., Dring J., Rodwell J. 2000. Classification of continental hemiboreal forests on North Asia //Braun-Blanquetia. Recueil de travaux de geobotanique / Review of geobotanical monographs. Camerino. Vol. 28. P. 1—131.
Ermakov N., Cherosov M., Gogoleva P. 2002. Classification of ultracontinental boreal forests in Central Yakutia // Folia Geobotanica. Vol. 37. N 4. P. 419—440.
Krestov P. V. 2003. Forest vegetation of Easternmost Russia (Russian Far East) // J. Kolbek et al. (eds.). Forest vegetation of Northeast Asia. Dordrecht; Boston; London. P. 93—108.
Krestov P. V., Nakamura Y. 2002. Phytosociological study of the Picea jezoensis forests of the Far East // Folia Geobotanica. Vol. 37. N 4. P. 441—474.
Krestov P. V., Song J.-S., Nakamura Y., Verkholat V. P. 2006. A phytosociological survey of the deciduous temperate forests of Northeast Asia // Phytocoenologia. Vol. 36. N 1. P. 77—150.
Mcintosh R. P. 1993. The continuum continued: John Curtis influence on ecology // John Curtis. Fifty years of Wisconsin plant ecology. Madison. P. 95—122
Meyen S. V. 1988. On the structural of theoretical biology // Lectures in theoretical biology. Tallin. P. 21—25.
Onipchenko V. G. 2002. Alpine vegetation of the Teberda Reserve, the Nordwestern Caucasus. English edition by K.Thompson // Veroffentlichungen des Geobotanischen Institutes der Eidg. Tech. Hochschule, Stiftung Rubel, in Zurich. Heft 130. 168 S.
Solometch A., Saitov M., Mirkin B. 1994. Bibliographia phytosociologica: Former USSR // Exсerpta botanica. Sect. B: Sociologica. Vol. 31. N 1. P. 39—90; N 2. P. 81—90.
Westhoff V., Maarel E. van der. 1978. The Braun-Blanquet approach // Classification of plant communities / Ed. by R. H. Whittaker. The Hague. P. 287—399.
Whittaker R. H. 1962. Classification of natural communities // Bot. rev. 1962. Vol. 28. P. 1—239.
Получено 27 октября 2007 г.
