CC BY
35
ИСТОРИЯ
Вестник Омского университета, 2003. №2. С. 52-54.
© Омский государственный университет УДК 372.893.355.48
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ И СОЮЗНИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ СССР В ПЕРИОД БИТВЫ ЗА СТАЛИНГРАД
С.В. Фоменко
Омский государственный университет, кафедра всеобщей истории 644077, Омск, пр. Мира, 55а
Получена 12 ноября 2002 г.
Anglo-American help to the USSR during the second world war is well-known. But what was the size of this help during the Stalingrad battle? And to what extent was Winston Churchill far seeing as the leader of one of the belligerent side?
До войны всем в Европе хорошо было известно противостояние по вопросам внешней политики двух видных британских консерваторов: Чем-берлена - премьер-министра Великобритании в 1937-40 гг. - и Черчилля. 17 апреля 1939 г. народный комиссар иностранных дел СССР вручил британскому послу в Москве предложение о заключении Великобританией, Францией и СССР соглашения «о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленную всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств» [4, с. 72]. Английское правительство этого предложения не приняло. Поскольку переговоры с СССР не были прерваны, но шли вяло, 19 мая не без давления со стороны Черчилля вопрос этот был поднят в палате общин. Обращаясь к министрам, Черчилль говорил: «... почему вы не хотите стать союзниками России сейчас, когда этим самым вы, может быть, предотвратите войну? ...Если правительство..., отрекшись от Чехословакии со всей её военной мощью, обязавши нас, не ознакомившись с технической стороной вопроса, защитить Польшу и Румынию, отклонит и отбросит необходимую помощь России и таким образом вовлечёт нас наихудшим путём в наихудшую из всех войн, оно плохо оправдает доверие...» [5, т.1, с. 180].
Такого же рода предостережения в специфически английской манере Черчилль делал и во время вяло шедших летом 1939 г. англо-франко-советских политических, а затем и военных переговоров, на которых британская сторона исходила из того, что время для заключения трёхстороннего соглашения ещё «не созрело». Даже советско-германский пакт о ненападении 1939 г. Черчилль оценил как вполне реальный политик.
В конце жизни он напишет: «Даже сейчас невозможно установить момент, когда Сталин окончательно отказался от намерения сотрудничать с западными державами и решил договориться с Гитлером. На деле представляется вероятным, что такого момента вообще не было». Решающим оказались молчание Англии с Францией и предлагаемые ими полумеры [5, т.1, с. 171, 173]. Невозможно сказать, пояснял Черчилль, кому: Гитлеру или Сталину - этот пакт внушал больше отвращения. «Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. ...Сталин, без сомнения, думал, что Гитлер будет менее опасным врагом для России после года войны против западных держав». Гитлер же следовал своему методу «бить поодиночке». «В пользу Советов нужно сказать, - писал также Черчилль, - что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий... В умах русских калёным железом запечатлелись катастрофы, которые потерпели их армии в 1914 году... А теперь их границы были значительно восточнее, чем во время первой мировой войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать Прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут». Отсюда и вывод Черчилля по поводу политики сталинского руководства: если она «и была холодно расчётливой, то она была в тот момент в высокой степени реалистичной». Что же касается политики Чемберлена, то Черчилль вынужден был признать тот факт, что советско-германское соглашение «оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет» [5, т.1, с. 189].
Уинстон Чертишь и союзническая помощь СССР.
53
В годы войны, однако, всё сказанное ранее Черчилль попросту постарался забыть.
4 сентября 1941 г. Майский в разговоре с Черчиллем опять подчеркнул тяжесть ситуации на Восточном фронте, где СССР в течение 11 недель выносил на своих плечах всю тяжесть боёв и, пытаясь подтолкнуть Британию к оказанию реальной помощи Советскому Союзу, вновь задал всё тот же вопрос: «...если Гитлер победит, какова будет судьба Англии?» [3, с. 592]. Почувствовав в призыве о помощи советского посла «скрытую угрозу», Черчилль, по его словам, рассердился и сказал: «Вспомните, что ещё четыре месяца назад мы ... не знали, не выступите ли вы против нас на стороне немцев. Право же, мы считали это вполне возможным». Отсюда: «Что бы ни случилось и как бы вы ни поступили, вы-то не имеете никакого права упрекать нас (курсив везде мой. - С. Ф.)» [5, т.З, с. 234].
В ответ на замечание, что ещё 4 месяца назад англичане были один на один с Германией и не знали, с кем будет СССР, Майский отпарировал, намекая на срыв английской стороной переговоров 1939 г. в Москве: «Благодарите за это Чем-берлена. Ведь вы сами были тогда против Чем-берлена» [3, с. 593].
Напоминание о том, что Черчилль в своё время осуждал «политику умиротворения» агрессора и признавал её в качестве одной из причин подписания Сталиным пакта о ненападении с Германией, привело к тому, что более в такого рода перепалку с советским послом английский премьер в годы войны не вступал. Но в разговорах и переписке с западными политиками он то и дело подчёркивал, что русские не имеют никакого морального права требовать от Англии помощи. С. Криппсу, британскому послу в Москве, настаивавшему на усилении всесторонней помощи СССР, Черчилль напоминал 28 октября 1941 г., что русские «...не имеют права упрекать нас. Они сами подписали свой приговор, когда, заключив пакт с Риббентропом, дали возможность Гитлеру наброситься на Польшу и этим развязали войну. ... до нападения на них Гитлера мы не знали, будут ли они сражаться, и если будут, то на чьей стороне. Мы оставались в одиночестве в течение целого года. Если бы мы подверглись вторжению и были уничтожены в июле или августе 1941 года или умерли от голода в этом году во время битвы за Атлантику, они отнеслись бы к этому совершенно безразлично. ...То, что правительство с подобным прошлым обвиняет нас в попытке завоевания территорий в Африке или в том, что мы стараемся получить преимущества в Персии за их счёт или что мы готовы "сражаться до последнего русского солдата", на меня совершенно не действует» [5, т.З, с. 246 - 247].
Чуть позже, 10 января 1942 г., Черчилль писал своему министру иностранных дел: «Русские вступили в войну лишь после того, как они подверглись нападению Германии. До этого же они проявляли полное равнодушие к нашей судьбе и фактически ещё усугубили бремя, лежавшее на нас в те дни, когда мы подвергались наибольшей опасности. ...Они борются за спасение своей жизни и ни разу не побеспокоились о нас. Мы же, напротив, помогаем и,м всем, чем можем...» [5, т.З, с. 350].
Факты, однако, опровергают последнее утверждение Черчилля. Получив волею судеб в июне 1941 г. союзника на Востоке, английское правительство, как то не раз бывало в прошлом, отошло в сторону и постаралось взвалить на плечи нового союзника все основные тяготы войны. За 6 лет величайшей войны, по оценке британских учёных, Англия потеряла убитыми менее 300 тыс. человек (в два с лишним раза меньше, чем в 191418 гг.), а СССР - свыше 13, 5 млн [10, с. 430; 11, с. 553; 12, с. 640].
Забота о ведении войны «малой кровью» заслуживает, конечно, всяческого одобрения, но при одном непременном условии: если она не покупается преувеличенно «большой кровью» союзников. Это же можно сказать и по поводу военной помощи. Помощь ценна «при, условии, что она не прибудет слишком поздно» [9, с. 182].
Опубликованные на русском языке в последние годы новые источники и литература не подтверждают заверений Черчилля как военной, так и послевоенной поры, что «всё посылавшееся в Россию урывалось» из средств, жизненно необходимых Англии, и что английскому правительству даже «...пришлось пойти на неприятный риск: поставить под удар свою собственную безопасность и свои планы ради нашего нового союзника - угрюмого, ворчливого, жадного и ещё так недавно безразлично относившегося к тому, выживем мы или нет» [5, т.З, с. 229].
Оставим в стороне нелестные, несправедливые и бестактные эпитеты британского премьер-министра в адрес своего союзника. (Их, возможно, ещё можно отнести к Сталину или Молотову, с которыми Черчиллю пришлось иметь дело, но не к советскому народу). Обратим внимание на другое: призвав нацию 22 июня 1941 г. удвоить усилия и бороться сообща с СССР, «сколько хватит сил и жизни», Черчилль очень скоро забыл об уроках, преподанных, по его же собственному определению, прошлым «горьким опытом» спасения от агрессора в одиночку.
Политику правительства Черчилля в отношении СССР летом-осенью 1942 г. следует признать, однако, не только узкоэгоистичной, но и фактически преступной - преступной потому, что
54
С.В. Фоменко.
период Сталинградского сражения явился, пожалуй, самым опасным моментом в истории всей второй мировой войны.
После захвата нефтепромыслов Майкопа одна немецкая танковая армия получила приказ овладеть шоссейной дорогой Ростов-Тбилиси и занять Баку, а вторая - продвинуться из Майкопа и Краснодара к Новороссийску и Туапсе, открыв путь на Батуми [6, с. 279]. Не случайно в августе 1942 г. правящие круги Англии «полагали, что войска Гитлера могут преодолеть Кавказ и повести большое наступление на Средний Восток». Считалось, что немцы и итальянцы способны «продвинуться в Африке своими танками через Нил и Суэцкий канал в Палестину, вторгнуться в Сирию с Додеканеса и Крита, а на Восточном фронте - выйти через Кавказ в Иран» [9, с. 255]. Перспектива эта становилась тем реальнее, что занятие гитлеровцами черноморского побережья Кавказа могло побудить Турцию присоединиться к блоку фашистских держав.
В случае появления гитлеровцев в Иране, Турции, а затем, возможно, в Индии и других странах нефтяная, сырьевая, продовольственные проблемы Германии оказались бы во многом решены. Конечно, союзники продолжали бы бороться. Но когда им удалось бы победить и ценой какой крови?
Это не праздный вопрос. Современный британский историк Д. Рейнолдс прямо пишет, что «в конце 30-х годов Германия и Япония были безусловно лучше подготовлены к войне», чем Великобритания, Америка или Красная Армия, а поэтому «победу союзников ни в коем случае нельзя считать предопределённой» [8, с.429]. И то, что германские войска не преодолели Кавказ, а СССР в 1942 г. выиграл битву на Волге, не получив в критический момент своей истории дополнительной помощи союзников, ещё более подчеркивает величие подвига советского народа и его героических защитников Сталинграда.
[5] Черчилль У. С. Вторая мировая война: В 6 т. Т. 1. Надвигающаяся буря. М., 1997; Т. 3. Великий союз. М., 1998; Т. 4. Поворот судьбы. М., 1998.
[6] Лиддел Гарт Б. Вторая мировая война. М.;СПб., 1999.
[7] Манштейн Э. Утерянные победы. М.; СПб., 1999.
[8] Союзники в войне. 1941-1945. М., 1995.
[9] Типпельскирх К. История второй мировой войны. Т. I. 1939 - 1943. СПб., 1994.
[10] Трухановский В.Г. Новейшая история Англии. М., 1958.
[11] Дейтон Лен. Вторая мировая: ошибки, промахи, потери. М., 2000.
[12] Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть: Сравнительное жизнеописание. Т. 2. Смоленск, 1994.
[1] Секретная переписка Рузвельта и Черчилля в период войны / Под ред. Ф.Л. Лоуэнхейма, Г.Д. Лэнгли, М. Джонаса; Пер. с англ. М., 1995.
[2] Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941 - 1945: Документы и материалы: В 2 т. Т. 1. 1941 - 1943. М., 1983.
[3] Майский И.М. Воспоминания советского дипломата, 1925-1945 гг.: 2-е изд. М., 1987.
[4] Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937 - 1939. Т. 2. М., 1981.
