CC BY
58
УДК 343.9
DOI 10.23672/b2371 -9022-3820-h
Игнатов Александр Николаевич
доктор юридических наук,
профессор,
профессор кафедры
уголовного права и криминологии,
Крымский филиал Краснодарского
университета МВД России
aleksandrignatov@mail.ru
Торопов Сергей Александрович
кандидат юридических наук, доцент,
доцент кафедры уголовного процесса и криминалистики, Крымский филиал Краснодарского университета МВД России sergei5714@mail.ru
Aleksandr N. Ignatov
Doctor of Jurisprudence, Professor,
Professor of Department Criminal Law and Criminology, Crimean branch Krasnodar Ministry of Internal Affairs
of the Russian Federation University aleksandrignatov@mail.ru
Sergey A. Toropov
Candidate of Law Sciences, Associate Professor,
Associate Professor of Criminal Procedure and Criminalistics
Crimean branch Krasnodar Ministry of Internal Affairs
of the Russian Federation university sergei5714@mail.ru
Уголовно-правовые меры
противодействия преступлениям экстремистской направленности
и террористического характера
в условиях социальной напряженности
Criminal law measures
to counter crimes of an extremist and terrorist nature in the face of social tensity
Аннотация. Условия социальной напряженности определяют специфику реализации уголовно-правовых мер противодействия экстремизму и терроризму. Понимание особенностей механизма совершения преступлений экстремистской направленности и террористического характера, специфики формирования их объективных и субъективных признаков в условиях социальной напряженности дает возможность осуществить правильную уголовно-правовую оценку фактически совершенных деяний и соблюдать принципы справедливости и неотвратимости наказания при реализации уголовно-правовых мер противодействия данным преступлениям.
Ключевые слова: социальная напряженность, экстремизм, терроризм, преступление, противодействие, уголовно-правовые меры.
Annotation. The conditions of social tensity determine the specifics of the implementation of criminal law measures to counter extremism and terrorism. Understanding the peculiarities of the mechanism for committing crimes of an extremist nature and terrorist nature, the specifics of the formation of their objective and subjective signs in conditions of social tensity makes it possible to carry out the correct criminal legal assessment of the actually committed acts and observe the principles of justice and inevitability of punishment when implementing criminal legal measures to counter these crimes.
Keywords: social tensity, extremism, terrorism, crime, counteraction, criminal law measures.
Терроризм и экстремизм в любых их формах и проявлениях признаются сегодня одной из основных угроз не только международной, но и национальной безопасности [1]. Это обусловлено степенью и характером общественной опасности преступлений данного вида, в том числе их влиянием на уровень социальной напряженности в обществе.
В целях обеспечения национальной безопасности правоохранительные органы осуществляют деятельность (профилактические операции,
оперативно-технические и оперативно-поисковые мероприятия, расследование преступлений и пр.) направленную на предупреждение, выявление, пресечение, раскрытие и расследование преступлений экстремистской направленности и террористического характера, прежде всего, международного и межрегионального уровня, а также имеющих большой общественный резонанс.
Понимание природы социальной напряженности, возможностей ее использования в криминальных целях обусловливает необходимость определения
стратегических основ предупреждения и расследования преступлений экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности, поскольку данное направление правоохранительной деятельности, как и антикриминальная деятельность в целом, должны, по нашему убеждению, мыслиться, организовываться и реализовываться в контексте общецивилизационного антинасильственного прогресса и приобретать формы научно взвешенной стратегии [2, с. 157-168].
В свою очередь понимание особенностей механизма совершения преступлений экстремистской направленности и террористического характера, специфики формирования их объективных и субъективных признаков в условиях социальной напряженности дает возможность осуществить правильную уголовно-правовую оценку фактически совершенных деяний и соблюдать принципы справедливости и неотвратимости наказания при реализации уголовно-правовых мер противодействия данным преступлениям.
Социологи определяют социальную напряженность как состояние группы, общности или общества, характеризующееся назреванием конфликтов и дезинтеграции, а также выражается в различных формах социального недовольства и протеста, не достигших стадии институционального конфликта [3, с. 192]. В целом социальная напряженность является индикатором «здоровья» социума, указывает на острые, кризисные противоречия в той или иной сфере, а также формирование различных социальных «группы риска». Более того, социальная напряженность является индикатором социальной «способности» общества, как целостной системы, поддерживать (восстанавливать) социальную стабильность и порядок. Несмотря на то, что социальная напряженность, указывая на проблемные места, способствует поддержанию равновесия в социальной системе и ее развитию, главной ее характеристикой является деструктивность как негативное состояние социума, что свидетельствует о нарушении нормативного состояния социальной системы.
Социальная напряженность - не просто социальное явление, это процесс со всеми его атрибутами. Она имеет свой собственный механизм возникновения, объективные и субъективные составляющие в системе ее детерминант, общие предпосылки, свои признаки и причины возникновения, стадии, формы и уровни проявления, действующих в каждом конкретном сочетании обстоятельств и места [4, с. 47]. Возникновение социальной напряженности в обществе имеет место тогда, когда имеют место (образуются или возникают) те или иные конфликты, которые, однако, еще не проявляют себя в крайних открытых формах, когда в обществе еще отсутствует четко осознаваемое противостояние социальных групп по линии «мы-они». Исчезновение социальной напряженности непосредственно обусловлено разрешением кризиса или ликвидацией конфликтной ситуации [5, с. 12-25]. Социальная напряженность появляется с возникновением в обществе определенной ситуации, обостряется,
усиливается, увеличивается вместе с ее развитием, пока не достигнет критического уровня, после чего, превысив определенный порог, приобретает взрывоопасный характер. При наличии соответствующих предпосылок, выступающих в роли социальных детонаторов, социальная напряженность критического уровня перерастает в социальный взрыв [6, с. 20-25].
Таким образом, если детерминанты, которые привели к возникновению соответствующей кризисной ситуации, не устраняются, ситуация не исчерпывает себя или не меняется на другую, социальная напряженность приобретает деструктивные проявления. Чаще всего это происходит из-за агрессивного поведения членов (групп) социума, направленного на разрушение (устранение) реальных или мнимых препятствий на пути реализации заблокированных потребностей и целей. Наибольшая опасность деструктивности социальной напряженности заключается в трансформации девиантного, в том числе преступного, поведения людей в своеобразную социальную норму.
Криминальный элемент стремится использовать (умышленно создаваемую или фактически имеющуюся) социальную напряженность и общественный резонанс в целях интенсификации своей преступной деятельности и достижения преступных целей, а также в целях противодействия расследованию преступлений экстремистской направленности и террористического характера.
1. При реализации уголовно-правовых мер противодействия преступлениям экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности особое внимание следует уделять установлению мотивов и целей их совершения. Для правильного установления мотивов и целей совершения данных преступлений необходимо учитывать природу конфликта, лежащего в основе возникновения социальной напряженности.
В основе возникновения социальной напряженности лежат (в самом различном их сочетании) определенные социальные, экономические, политические и иные процессы, ход и направленность которых провоцируют противоречия и нестабильность в социуме. Наиболее общей предпосылкой возникновения социальной напряженности является устойчивая ситуация противоречия между потребностями, интересами и социальными ожиданиями общества (групп населения) и степенью их фактического удовлетворения. По мере укоренения (затягивания во времени, отсутствия перспектив разрешения) данного противоречия происходит накопление недовольства, психической усталости и раздражительности большинства, нарастание агрессивности отдельных групп населения.
Социальная напряженность может быть вызвана не только стремлением достичь какой-либо цели, но и разного рода экстремальными воздействиями - техногенными катастрофами, природными катаклизмами (стихийными бедствиями, изменением климата, истощением ресурсов) и пр.
Соответствующие нарушения социального равновесия могут являться также результатом радикальных экономических и политических реформ, ошибок или некомпетентности лидеров, трудностей в процессе социальной коммуникации, информационной неудовлетворенности (недостаточностью или низким качеством информации, насыщенностью информации фейками) населения и пр. Также следует учитывать, что подобного рода нарушения социального равновесия, сначала минимальные, постепенно накапливаясь, могут достичь такого уровня, когда их осознание само собой создает в обществе экстремальные условия, приводя его к социальному взрыву.
Следует отметить, что нормы законодательства, предусматривающие ответственность за преступления экстремистской направленности и террористического характера, нередко имеют дефекты в части конструирования таких их субъективных признаков, как мотив и цель. Это обуславливает проблемы их применения и существенно ограничивает возможности квалификации ряда деяний как преступления экстремистской направленности и террористического характера, которыми они объективно являются.
Так, например, действующая редакция ст. 205 УК РФ при указании на цель совершения взрыва, поджога и или иных действий, составляющих объективную строну террористического акта, ограничена указанием дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а угроза совершения данных действий вовсе ограничена лишь целью воздействия на принятие решений органами власти или международными организациями.
Сегодня террористы нередко совершают взрывы поджоги и иные насильственные действия, а также выражают угрозу их совершения именно с целью нагнетания атмосферы страха, паники и нестабильности в обществе на той или иной территории. При этом зачастую длительное время террористы не только не выдвигают какие-либо требования, но и не берут на себя ответственность за содеянное [7, с. 159-161]. Это делается, как правило, для того, чтоб через устрашения населения посредством террористических актов (угрозы их совершения) в условиях острой социальной напряженности то или иное террористическое или экстремистское сообщество (организация) набирало соответствующий криминальный и политический «авторитет», что значительно повышает эффективность и продуктивность их дальнейшей преступной деятельности. В свою очередь, создаваемая террористической деятельностью социальная напряженность является благоприятной почвой для управляемых экстремистами и террористами межнациональных, религиозных и иных конфликтов и столкновений, различных протестных движений и акций и т.п.
Критический анализ отечественного уголовного законодательства и правоприменительной практики, анализ зарубежного законодательства указывает на необходимость законодательного закрепления (в том числе в целях недопущения
критического воздействия террористической деятельности на уровень социальной напряженности в обществе) в качестве конструктивного квалифицирующего признака состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 205 УК РФ следующих альтернативных целей:
1) устрашение население;
2) дестабилизацию деятельности органов власти или международных организаций;
3) воздействие на принятие решений органами власти или международными организациями [8, с. 129-135].
2. Рассматривая уголовно-правовые меры противодействия преступлениям экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности следует учитывать имеющуюся специфику объективной стороны данных деяний в части способа совершения преступления, а также специфику субъективной стороны (в частности механизма формирования умысла и мотивов совершения преступления) данных деяний.
Н е э ф ф ективность (недоступность) законных (легальных) средств и методов выражения населением протеста и влияния на социальные, экономические, политические и другие процессы в социуме, приводит к использованию незаконных, деструктивных и, как правило, насильственных средств и методов. Таким образом, доступность и эффективность (что во многом зависит от позиции контрагента по их восприятию в качестве таковых) законных средств и методов протеста определяют готовность людей к выбору (переходу) незаконных средств и методов его выражения. Жесткое, радикальное ограничение возможности выражения населением социального протеста влечет за собой использование наиболее радикальных, крайних средств и методов его выражения.
В тоже время нельзя не учитывать, что сегодня экстремистская и террористическая деятельность поддерживается (организуется) и финансируется через различные «гуманитарные», «миссионерские» и «просветительские» религиозные, правозащитные, политические и иные организации, а учредителями и спонсорами таких организаций в большинстве случаев оказываются зарубежные «оппоненты» страны. Именно таким путем сегодня осуществляется пропагандистская деятельность экстремистского характера, насаждение идей шовинизма, национализма и сепаратизма, разжигание межэтнических и межконфессиональных конфликтов, создание предпосылок для массовых нарушений общественного порядка, вооруженных конфликтов и государственных переворотов [9, с. 43-48].
В данном контексте особое превентивное значение имеет привлечение к уголовной ответственности за содействие террористической и экстремистской деятельности, в частности за содействие террористической деятельности (ст. 205.1
УК РФ), склонение, вербовку или иное вовлечение лица в деятельность экстремистского сообщества (ч. 1.1, ч. 3 ст. 282.1 УК РФ), склонение, вербовку или иное вовлечение лица в деятельность экстремистской организации (ч. 1.1, ч. 3 ст. 282.2 УК РФ), финансирование экстремистской деятельности (ст. 282.3 УК РФ),
Следует отметить, что при полной целесообразности и обоснованности необходимости введения в УК РФ ст. 205.1 УК РФ архитектоника данной нормы, к сожалению, далека от совершенства. Так, чрезмерная конкретизация и дифференциация форм вовлечения в террористическую деятельность, а также смешение с другими видами соучастия (в части вооружения, подготовки лица, а также финансирования террористической деятельности) не обоснована и не целесообразна. Данная статья не содержит необходимого в сегодняшних реалиях такого квалифицирующего признака вовлечения в террористическую деятельность, как совершение его в отношении несовершеннолетних лиц. Не понятно, чем обосновано выборочное указание на три конкретных состава в ч. 3 ст. 205.1 УК РФ и как соотносится пособничество им с вооружением, подготовкой лица в целях совершения хотя бы одного из указанных преступлений, а также с финансированием терроризма. Не понятно также выборочное указание в ч. 4 ст. 205.1 УК РФ на ответственность за организацию совершения хотя бы одного из преступлений, предусмотренных статьями 205, 205.3, частями третьей и четвертой статьи 206, частью четвертой статьи 211 УК РФ, или руководство его совершением, необоснованно ограничивающее понятие террористической деятельности. Не способствует, на наш взгляд, адекватной квалификации соответствующих деяний также законодательное ограничение в данной статье использования служебного положения в качестве квалифицированного признака только лишь относительно склонения, вербовки или иного вовлечения лица в осуществление террористической деятельности, вооружения или подготовки лица в целях осуществления террористической деятельности, а также относительно финансирования терроризма [10, с. 39-45].
Вызывает также вопросы полнота и качество законодательной регламентации уголовной ответственности за различного рода содействие экстремистской деятельности, частично предусмотренной в указанных нами составах преступлений.
3. Проблемы реализации уголовно-правовых мер противодействия преступлениям экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности во многом обусловлены взаимосвязью способа совершения преступления с непосредственным объектом преступления. Во многих случаях объект преступления и обстановка социальной напряженности либо цель ее создания обуславливают выбор преступниками не только изощренных, общеопасных, но и высокотехнологичных способов совершения преступления, в том числе с использованием информационно-коммуникационных технологий.
Устранение (минимизация) социальной напряженности как фактора экстремизма и терроризма возможно только при высоком уровне легитимности органов государственной власти, в том числе п ра в оох ра н ительных органов, и, соответственно, высокой степени доверия населения к ним.
Низкий уровень легитимности власти, стимулируя создание и развитие оппозиционных идеологий, способствует росту социальной напряженности в обществе. Кроме степени легитимности власти значительное место в механизме возникновения и развития социальной напряженности играет вопрос относительно объема властных полномочий [11]. В свою очередь, часто уровень социальной напряженности в обществе определяется не взаимодействием больших социальных групп, а взаимодействием между государственной властью на всех уровнях и населением в целом [12, с. 3141].
Одним из наиболее распространенных в последнее время способов дискредитации органов власти и политической системы управления в государстве в целом являются информационные атаки экстремистов и террористов, имеющие целью сеяние среди населения паники и неуверенности в состоятельности государства противостоять террористической угрозе, предотвратить террористические атаки, обеспечить целостность и суверенитет государства, а также безопасность населения.
В сегодняшних условиях инновационно-технологического развития человечества (прежде всего в части развития информационных технологий) и глобального развития информационного общества, а также возрастания угрозы международного терроризма и ее субъективного восприятия как населением в целом, так и каждым отдельным человеком в частности, каждое общество, столкнувшееся с террористической угрозой, воспринимает любое сообщение об акте терроризма как вредоносное (как по восприятию, так и фактически) и требующее безотлагательного реагирования, поскольку оно служит для него информационным сигналом о потенциальной опасности террористического насилия. При этом возрастает изощренность способов совершения преступлений, совершаемых экстремистами и террористами: использование мобильной связи и мобильного интернета с обезличенных Бт-карт, выход в интернет из пунктов коллективного доступа, использование услуг интернет-серверов, расположенных за пределами РФ, использование средств шифрования данных, анонимайзеров и анонимных прокси-серверов, программ-«маршрутизато-ров» и пр. В результате любое, в том числе заведомо ложное, сообщение об акте терроризма (равно как и иных обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан) нарушает нормальные условия и ритм жизни общества и государства, устрашает население, дезорганизовывает деятельность органов власти, в частности правоохранительных органов, государственных учреждений и организаций, нарушает нормальное функционирование объектов социальной инфраструктуры и несет прочие деструктивные последствия [13, с 157-165], порой до
предела обостряя социальную напряженность и способствуя социальному «взрыву».
Однако имеющиеся уголовно-правовые средства в ряде случаев не позволяют в должной мере противостоять экстремистам и террористам, использующим в своих преступных целях такой «информационный инструментарий», как заведомо ложное сообщение об акте терроризма, и привлекать виновных к ответственности. Так, диспозиция ч. 1 ст. 207 УК РФ, содержит в качестве конструктивного признака состава преступления совершение заведомо ложного сообщения о готовящихся взрыве, поджоге или иных действиях, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий из хулиганских побуждений. В судебной практике это привело к тому, что с учетом условности и неопределенности категории хулиганских побуждений, суды вынуждены при квалификации содеянного по ч. 1 ст. 207 УК РФ сводить к «незначительному поводу» самые разнообразные мотивы и цели совершения преступления [14, с. 7-11]. Указание на хулиганские побуждения (ч. 1 ст. 207 УК РФ) и цель дестабилизации деятельности органов власти (ч. 3 ст. 207 УК РФ) деструктивно ограничивает возможность квалификации данного преступления при всей прочей вариативности мотивов и целей его совершения, в том числе совершение данного преступления с целью умышленного формирования или обострения социальной напряженности.
Существенным фактором, позитивно влияющим на уровень доверия населения к власти, способствующим утверждению легитимности и состоятельности власти в глазах населения, соответственно, способствующим минимизация социальной напряженности в обществе, является установление такого уголовно-правового средства обеспечения защиты граждан, общества и государства, прежде всего, от деструктивного информационного воздействия (в том числе со стороны экстремистов и террористов), как введение уголовной ответственности за публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан (ст. 207.1 УК РФ), а также за публичное распространение заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшее тяжкие последствия (ст. 207.2 УК РФ).
В то же время, с учетом исключительной насыщенности данных составов оценочными категориями, а также отсутствия правоприменительной практики и позиции судебных инстанций относительно уголовно-правовой характеристики и квалификации данных деяний, актуальным является вопрос о проблемах реализации данных уголовно-правовых норм, а также о возможных злоупотреблениях при их применении. Как известно, несправедливое и незаконное ограничение свободы слова и права на информацию, равно как и распространение фейковой, провокационной и деструктивной информации является фактором, непосредственно влияющим на уровень социальной напряженности, а во многих случаях определяющим его.
4. Рассматривая уголовно-правовые меры противодействия преступлениям экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности необходимо учитывать возможность привлечения широкого круга лиц, как к совершению конкретных преступлений, так и к экстремистской и террористической деятельности в целом, а также тесную связь преступлений данного вида с институтом причастности к преступлению.
Механизм развития ситуации социальной напряженности и ее переход в открытый конфликт включает в себя процесс оценки ситуации с позиции установления причинно-следственных связей, а также обнаружения и идентификации контрагентов (реальных или потенциальных) сложившегося состояния неудовлетворенности.
Особенности психологического механизма возникновения (поддержания, усиления) социальной напряженности в контексте ситуационного подхода заключаются в том, что оценка людей сложившейся ситуации как совокупности условий жи з н едеятельности, представляет собой своеобразную первичную категоризацию этой ситуации и осуществляется в категориях удовлетворение-недовольство. Однако оценка ситуации содержит не только общее впечатление от нее (общее недовольство), но и оценку (хотя имплицитно) ее независимой и зависимой сторон. При этом независимую сторону большей частью представляют персонифицированные социальные силы, которые представляются тем, кто страдает от сложившейся ситуации, хозяевами положения [15, с. 2434]. Один из ключевых этапов перерастания имеющегося противоречия в открытое конфликтное взаимодействие является избирательно рациональная взаимная идентификация в качестве союзников и противников вовлеченных в ситуацию социальных субъектов (отдельных лиц, групп, структур), блокирующих возможность достижения намеченных целей. Таким образом, через взаимную идентификацию происходит трансформация объективно существующего противоречия в его субъективное отражение в форме конфликтной ситуации [16, с. 183].
Существенная роль в снижении или повышении уровня социальной напряженности и возможной ее разрядки через деструктивные формы поведения людей принадлежит субъектам, имеющим возможности конструировать (через категоризацию) и тиражировать на массовом уровне социальную оценку событий, прежде всего, средствам массовой коммуникации и средствам массовой информации, а также публичным деятелям, ученым и пр. [17, с. 148-161].
С учетом указанного, противодействие преступлениям экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности невозможно без обеспечения недопустимости возбуждения, тиражирования ненависти и вражды, а также иной стигматизации населения (индивидов, групп) на основании различных признаков с целью его поляризации и «шельмования» неугодных и «неудобных». Особенно необходимо учитывать, что в условиях
«внешнего противостоянии» такого рода деструктивная деятельность преимущественно имеет не ситуативный, спонтанный характер, а является, организованной, управляемой стимулируемой извне.
В данном контексте особое превентивное значение имеет привлечение к уголовной ответственности за публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганду терроризма (ст. 205.2 УК РФ), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ), возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ) и др.
Закономерности идентификации и персонализа-ции участников, как неотъемлемой составляющей механизма перерастания социальной напряженности в конфликтное противостояние необходимо активно использовать в целях предупреждения преступлений экстремистской направленности и террористического характера, совершаемых в условиях социальной напряженности, а также в целях преодоления противодействия их расследованию. Идентификация и персонализа-ция участников конфликта позволяет эффективно, с учетом особенностей актуальной оперативной обстановки осуществлять выбор адресатов превентивного воздействия и средств по их нейтрализации - от дискредитации (посредством компрометации, диффамации [18, с. 104; 19, с. 2-5] и пр.) до физической ликвидации в случае пресечения террористической деятельности.
Существенное значение в данном контексте имеет возможность привлечения к уголовной ответственности лиц, причастных к совершению преступлений экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности.
Одним из таких уголовно-правовых средств является статьей 205.6 УК РФ, предусматривающая ответственность за несообщение о преступлении. Однако при реализации данной нормы на практике возникает ряд объективных материальных и процессуальных трудностей. Так, согласно примечанию к статье 205.6 УК РФ лицо не подлежит уголовной ответственности за несообщение о подготовке или совершении преступления его супругом или близким родственником, что соответствует положению части 1 статьи 51 Конституции РФ. В соответствии с частью 2 статьи 51 Конституции уголовное процессуальное законодательство устанавливает иные случае освобождения от обязанности давать свидетельские показания для определенных категорий лиц в отношении сведений, доверенных им конфиденциально в связи с их профессиональной деятельностью [20]. Согласно части 3 статьи 56 Уголовно-процессуального Кодекса Российской Федерации не подлежат допросу в качестве свидетелей: судья, присяжный заседатель - об обстоятельствах уголовного дела, которые стали им известны в связи с участием в производстве по данному уголовному делу; адвокат, защитник подозреваемого, обвиняемого - об обстоятельствах, ставших ему
известными в связи с обращением к нему за юридической помощью или в связи с ее оказанием; адвокат - об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с оказанием юридической помощи; священнослужитель - об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди; член Совета Федерации, депутат Государственной Думы без их согласия - об обстоятельствах, которые стали им известны в связи с осуществлением ими своих полномочий; должностное лицо налогового органа - об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с предоставленными сведениями, содержащимися в специальной декларации, представленной в соответствии с ФЗ от 08.06.2015 № 140-ФЗ, и (или) прилагаемых к ней документах и (или) сведениях; арбитр (третейский судья) - об обстоятельствах, ставших ему известными в ходе арбитража (третейского разбирательства) [21].
А ведь именно данные категории лиц чаще всего владеет информацией об экстремистской или террористической деятельности их близких родственников, либо лиц, чьи интересы они представляют, либо лиц, которые доверили им свои тайны на исповеди и т.п. В иных случаях, как правило, имеет место соучастие в преступлении. Лицо, которое выступает в качестве соучастника одного из указанных в диспозиции статьи 205.6 УК РФ преступлений либо было прикосновенно к нему и привлекается к уголовной ответственности по статьям 174-175, 316 УК РФ, соответ-ст в е н н о, не подлежит уголовной ответственности за несообщение о преступлении. Фактически, если же нет оснований привлечь лицо за его участие в совместной экстремистской или террористической деятельности, то нет и оснований привлекать его за недоносительство о такого рода деятельности
Таким образом, специфика реализации уголовно-правовых мер противодействия преступлениям экстремистской направленности и террористического характера в условиях социальной напряженности определяется, прежде всего, тем, что: для правильного установления мотивов и целей совершения данных преступлений необходимо учитывать природу конфликта, лежащего в основе возникновения социальной напряженности; необходимо учитывать имеющуюся специфику объективной стороны данных деяний в части способа совершения преступления, а также субъективной стороны в частности механизма формирования умысла и мотивов их совершения; во многих случаях непосредственный объект преступления и обстановка социальной напряженности либо цель ее создания обуславливают выбор преступниками не только изощренных, общеопасных, но и высокотехнологичных способов совершения преступления, в том числе с использованием информационно-коммуникационных технологий; необходимо учитывать возможность привлечения широкого круга лиц, как к совершению конкретных преступлений, так и к экстремистской и террористической деятельности в целом, а также тесную связь преступлений данного вида с институтом причастности к преступлению. Понимание особенностей механизма совершения преступлений экстремистской направленности и
террористического характера, специфики формирования их объективных и субъективных признаков в условиях социальной напряженности
Литература:
1. Указ Президента РФ от 31.12.2015 № 683 «О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ, 04.01.2016. № 1 (ч. II). Ст. 212.
2. Игнатов А.Н. Стратегия противодействия криминальному насилию в современном обществе // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2015. № 6(23). С. 157-168.
3. Социологический энциклопедический словарь. На русском, английском, немецком, французском и чешском языках. Редактор-координатор - академик РАН Г.В. Осипов. М. : Издательская группа ИНФРА М-НОРМА, 1998. 488 с.
4. Чернявская О.В. Механизм влияния социальных изменений на социальную напряженность в современной Украине (на примере мегаполиса) : дис. ... канд. соц. наук: 22.00.07. Х., 2001. 238 с.
5. Рукавишников В.О. Пик напряженности под знаком Белого коня // Социологические исследования. 1990. № 10. С. 12-25.
6. Платонов Ю.В. Социальный конфликт на производстве // Социологические исследования. 1991. № 11. С. 20-25.
7. Игнатов А.Н. Цель как квалифицирующий признак совершения террористического акта / А.Н. Игнатов; Под общ. ред. Н.Н. Колюки // В сборнике: Крымские юридические чтения. Образование и наука. Сборник материалов всероссийской научно-практической конференции : в 2-х т. 2019. С. 159-161.
8. Игнатов А.Н. Определение цели совершения преступления, предусмотренного ст. 205 Уголовного кодекса Российской Федерации // Вестник Московского университета МВД России. 2019. № 7. С. 129-135.
9. Игнатов А.Н. Современные угрозы криминологической безопасности Республики Крым / А.Н. Игнатов; Под общ. ред. С.А. Буткевича // Проблемы переходного периода: адаптация нормативно-правовых актов Крымского федерального округа к законодательству Российской Федерации: материалы Всероссийской научно-практической конференции, 13 марта 2015 г. Симферополь : ДИАЙПИ, 2015. С. 43-48.
10. Игнатов А.Н. Уголовная ответственность за содействие террористической деятельности: совершенствование законодательной регламентации / А.Н. Игнатов, А.Г. Сапрунов // Общество и право. 2018. № 2(64). С. 39-45.
11. Здравомыслов А.Г. Власть и общество // Социологический журнал. 1994. № 2. С. 4-16.
является залогом эффективного противодействия данным преступлениям уголовно-правовыми мерами.
Literature:
1. Decree of the President of the Russian Federation of December 31, 2015 № 683 «On the National Security Strategy of the Russian Federation» // Collection of legislation of the Russian Federation, 04.01.2016. № 1 (part II). Art. 212.
2. Ignatov A.N. The strategy for countering criminal violence in modern society // Library of the criminalist. Science Magazine. 2015. № 6(23). P. 157-168.
3. Sociological Encyclopedic Dictionary. In Russian, English, German, French and Czech. Editor-Coo rdi-nator - Academician G.V. Osipov. M. : INFRA M-NORMA Publishing Group, 1998. 488 p.
4. Chernyavskaya O. V. The mechanism of the influence of social changes on social tension in modern Ukraine (on the example of a megalopolis) : dis. ... cand. of social sciences: 22.00.07. H., 2001. 238 p.
5. Rukavishnikov V.O. Peak tension under the sign of the White Horse // Sociological studies. 1990. № 10. P. 12-25.
6. Platonov Yu. V. Social conflict at work // Sociological studies. 1991. № 11. P. 20-25.
7. Ignatov A.N. Purpose as a qualifying sign of a terrorist act // In the collection: Crimean legal readings. Education and science. Collection of materials of the All-Russian scientific-practical conference : in 2 vol. Ed. by N.N. Kolyuki. 2019. P. 159-161.
8. Ignatov A.N. Determining the purpose of the crime under Art. 205 of the Criminal Code of the Russian Federation // Bulletin of Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2019. № 7. P. 129-135.
9. Ignatov A.N. Modern threats to the criminological security of the Republic of Crimea / A.N. Ignatov; under the general. ed. S.A. Butkevich // Problems of the transition period: adaptation of regulatory legal acts of the Crimean Federal District to the legislation of the Russian Federation: materials of the All-Russian Scientific and Practical Conference, March 13, 2015. Simferopol : DIIPE, 2015. P. 43-48.
10. Ignatov A.N. Criminal liability for promoting terrorist activities: improving legislative regulation / A.N.Ig-natov, A.G. Saprunov // Society and Law. 2018. № 2 (64). P. 39-45.
11. Zdravomyslov A.G. Power and society // Sociological journal. 1994. № 2. P. 4-16.
12. Головаха Е.И. Потенциал протеста украинского общества / Е.И. Головаха, Н.В. Панина // Социологические исследования. 1999. № 10. С. 31-41.
13. Игнатов А.Н. О террористическом характере заведомо ложного сообщения об акте терроризма // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2018. № 5. С. 157-165.
14. Игнатов А.Н. Уголовная ответственность за заведомо ложное сообщение об акте терроризма: совершенствование законодательной регламентации // Вестник Краснодарского университета МВД России. 2018. № 2(40). С. 7-11.
15. Слюсаревський М. Со^альна напружешсть: теоретична модель необхщних i достатшх показ-ниюв // Науковi студи iз со^ально'Г та полп^ичноГ психологи. КиГв, 2002. № 5(8). С. 24-34.
16. Куконков П.И. Социальные напряжения и структурные конфликты в регионах России: некоторые исследовательские подходы // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2004. № 1. С. 183.
17. Климов И.А. Протестное движение в России: взаимная обусловленность стратегий сторон // Полис. Политические исследования. 1999. № 1. С. 148-161.
18. Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. М. : Издательство НОРМА (Издательская группа НОРМА - ИНФРА-М), 2001. 240 с.
19. Бертовский Л.В. Использование дезинформации при выявлении и расследовании преступлений / Л.В. Бертовский, В.А. Образцов, С.В. Андреев // Российский следователь. 2005. № 8. С. 2-5.
20. Конституция Российской Федерации. URL : http://www.constitution.ru
21. Уголовно-процессуальный Кодекс Российской Федерации. URL : http://www.consultant.ru/docu ment/cons doc LAW 34481
12. Golovakha E.I. The potential of the protest of Ukrainian society / E.I. Golovakha, N.V. Panina // Sociological studies. 1999. № 10. P. 31-41.
13. Ignatov A.N. On the terrorist nature of a deliberately false report on an act of terrorism // Humanitarian, socio-economic and social sciences. 2018. № 5. P. 157-165.
14. Ignatov A.N. Criminal liability for a deliberately false report on an act of terrorism: improving legislative regulation // Bulletin of the Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2018. № 2(40). P. 7-11.
15. Slyusarevsky M. Social strength: a theoretical model of the necessary and sufficient indicators // Scientific and Social Studies and Political Psychology. Kyiv, 2002. № 5(8). P. 24-34.
16. Kukonkov P.I. Social tensions and structural conflicts in the regions of Russia: some research approaches // Bulletin of the Nizhny Novgorod University. N.I. Lobachevsky. 2004. № 1. P. 183.
17. Klimov I.A. The protest movement in Russia: the mutual conditionality of the strategies of the parties // Policy. Political research. 1999. № 1. P. 148-161.
18. Belkin R.S. Forensics: the problems of today. Topical issues of Russian forensics. M. : NORMA Publishing House (NORMA Publishing Group INFRA-M), 2001. 240 p.
19. Bertovsky L.V. The use of misinformation in the detection and investigation of crimes / L.V. Ber-tovsky, V.A. Obraztsov, S.V. Andreev // Russian investigator. 2005. № 8. P. 2-5.
20. The Constitution of the Russian Federation. URL : http://www.constitution.ru
21. The Code of Criminal Procedure of the Russian Federation. URL : http://www.consultant.ru/docu-ment/cons doc LAW 34481
