CC BY
82
Навстречу 300-летию российской полиции
УДК №343.71
ББК№67.408
Ч.Н. Ахмедов*
Уголовно-правовая и криминологическая характеристика конокрадства в России
В статье рассматриваются особенности предупреждения и пресечения одного из самых распространенных видов преступлений в России в конце второй половины XIX - начале XX вв. - конокрадства. Автор особое внимание уделяет уголовно-правовой и криминологической характеристике конокрадства, историческим корням деятельности государственных органов, должностных лиц правоохранительной системы, непосредственно занимавшихся предупреждением и пресечением этого вида преступления.
Ключевые слова: земское собрание, исправительные арестантские отделения, конокрадство, крестьянин, крупный домашний скот, лошадь, особые комиссары по делам о конокрадстве, полицейский урядник, производство дел по делам конокрадства, самосуд, следственный пристав.
C.N. Akhmedov*. Criminally-legal and criminological characteristics of horse stealing in Russia.
The features of the prevention and suppression of horse-stealing as one of the most common types of crime in Russia in the late XIX - early XX centuries are considered in this article. The author pays special attention to the criminal law and criminological characteristics of horse stealing in various historical stages. The activity of state bodies, officials of law enforcement system, directly involved in the prevention and suppression of this type of crime is analyzed.
Keywords: County Assembly, convict penitentiary department, horse stealing, a farmer, a large cattle, horse, special commissioners on affairs about horse-stealing, a police constable, procedure on affairs for horse stealing, lynching, investigative bailiff.
В России как аграрном государстве одним из наиболее часто совершаемых преступлений в сельской местности против частной собственности было конокрадство. С момента появления этого вида преступления государство вело с ним борьбу путём применения уголовного законодательства.
В истории отечественного уголовного права конокрадство считалось особо тяжким преступлением, за совершение которого было установлено строгое наказание. За конокрадство еще в «Русской Правде» была установлена высшая мера наказания - «поток и разграбление» [39, c. 67; 46, с. 23; 41, с. 114].
По словам В.О. Ключевского, за поджог и конокрадство виновное лицо наказывалось самой тяжкой карой, гораздо тяжелее, чем за причинение тяжких увечий и даже убийство, поскольку, по его словам, «имущество человека в Русской Правде оценивалось не дешевле, а порой дороже самого человека, его здоровья, личной безопасности» [33, c. 299].
По Псковской судной грамоте смертной казнью наказывалось воровство в церкви, государственная измена, поджог, кража, совершенная в посаде в третий раз, в т.ч. конокрадство [36, c. 112; 44, с. 3-4]. Судебник 1497 г. оставил в силе смертную казнь за совершение конокрадства, лишь дополнив этот список разбоем, повторной кражей, убийством своего господина [36, c. 112].
Соборное уложение 1649 г. рассматривало только кражу лошадей на службе, но при этом применяло довольно строгое наказание к виновному лицу в виде отсечения руки [29, c. 4].
* Ахмедов, Чингиз Нарман оглы, заместитель начальника кафедры истории государства и права Санкт-Петербургского университета МВД России, кандидат юридических наук, доцент. Адрес: Россия, 198206, г. Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, д. 1. E-mail: oguzaz@ mail.ru.
*Akhmedov, Chingiz Narimanovich, deputy head of the chair of State and Law History of the Saint-Petersburg University MIA of Russia, candidate of Law, Associate Professor. Address: Russia, 198206, Saint-Petersburg, Letchika Pilutova str., 1. E-mail: oguzaz@mail.ru. © Ахмедов Ч.Н., 2016
Установление тяжкого наказания за конокрадство имело свои причины, которые находят объяснение в работах учёных. По мнению А.Н. Федоровой, в результате совершения этих преступлений особая общественная опасность причинялась не столько частному лицу, сколько обществу в целом [46, с. 23, 67]. В своих земских собраниях сельские жители признавали конокрадство особым злом, «которое подтачивает основу народного благосостояния и в рабочую пору наносит владельцу двойной вред: потерю лошади и трату времени на её разыскание» [21, с. 101]. В результате кражи лошади работа приостанавливается и потерпевший, отправившись на розыск, в большинстве случаев возвращается, не отыскав её [21, с. 101]. Кроме того, большинство владельцев лошадей по причине совершения их краж вынуждены были содержать плохих лошадей. Такое положение сокращало производительность рабочей силы, ухудшая материальное положение, и приводило к упадку личного хозяйства [21, с. 105].
По авторитетному мнению М.Ф. Владимирского-Буданова, установление суровой уголовной кары за конокрадство в Русской правде обосновано еще и тем, что конокрадство рассматривалось как ремесло [23, с. 377]. Как утверждали некоторые авторы, конокрадство представляет собой довольно подробно организованный промысл, имеющий свои традиции и специалистов. Случаев краж лошадей отдельными лицами почти не встречалось [24, с. 7]. Однако в рассматриваемый период в уголовном законодательстве такое понятие, как организованная группа лиц, не применялось, а использовалось аналогичное по смыслу - «шайка». По общему смыслу ст. 52 и 922-926 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, «под шайкой понималось преступное сообщество, состоявшее из нескольких лиц, по уговору между ними на совершение преступлений определенного рода или вообще с противозаконными целями, преследуемыми уголовным законом» [45, с. 106, 503-505].
Многочисленные авторы - как теоретики, так и практические работники из числа чинов полиции - утверждали, что конокрадство совершалось с участием организованных групп лиц, где количество участников иногда доходило до 60 человек [34, с. 64]. Как считали руководители некоторых губерний, «конокрады находились в тесном между собою взаимодействии, составляя как бы род братства или рассеянную шайку, которые действуют в одном весьма значительном пространстве; они ведут дела этого рода общими силами и под взаимным прикрытием друг друга» [14, л. 29]. При этом роли всех участников совершения преступления были чётко распределены. Одни выбирали лошадей и информировали своих сообщников о месте их нахождения, другие причастные лица их угоняли в назначенное время, а третьи помогали сбывать краденных лошадей.
Петр I в период своего правления тоже принимал меры для искоренения конокрадства в России, но каких-либо конкретных нормативных актов против конокрадства принято не было [24, с. 4].
В XIX в. уголовное законодательство о конокрадстве подвергалось различным изменениям, в результате которых санкции наказания усиливались или смягчались. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных предусматривало уголовную ответственность за кражу лошадей и крупного скота. В частности, ч. 2 ст. 931 предусматривала уголовную ответственность лиц, занимающихся «скупкой или сбытом заведомо краденных лошадей в виде промысла» [45, с. 863-864]. Ст. 1643 Уложения устанавливала уголовную ответственность за грабеж, «учиненный без насилия и угроз таким человеком, который не имел при себе не только оружия, но и никакого иного рода орудия, коим он мог бы устрашить подвергшегося нападению» [29, с. 105-106], где предметом открытого похищения могла быть лошадь. Согласно ст. 1654-1 Уложения, обвиняемые в краже лошадей признавались виновными только в том случае, если они занимались конокрадством в виде промысла.
Согласно ст. 1655, если обвиняемые в совершении кражи лица не подлежали более строгому наказанию по силе ст. 1645-1654-1 (кроме ст. 1648), то наказание определялось им на следующих основаниях:
- за учинённую в третий раз кражу предмета, стоимостью не свыше трёхсот рублей виновный подвергался «лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения по четвертной степени статьи 31 сего Уложения» [45, с. 864];
- за учинённую в четвёртый раз кражу предмета ценою не свыше трёхсот рублей виновный подвергался «отдаче в исправительные арестантские отделения по первой степени статьи 31 сего Уложения» [45, с. 864];
- за кражу предметов, цена которых превышает триста рублей, виновный подвергался «в первый раз, лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения по четвертой степени статьи 31 сего Уложения, а если совершено преступление во второй раз, то отдаче в исправительные арестантские отделения по первой степени статьи 31 сего Уложения» [45, с. 698]. При этом для привлечения к уголовной ответственности виновного лица не был установлен срок между совершениями краж во второй и третий раз. Для привлечения к уголовной ответственности и отдачи в арестантские отделения за совершение преступления такого рода в четвёртый раз требовалось, чтобы за совершение кражи в третий раз наказание назначалось по приговору общих судебных мест, «так как приговор мирового судьи за третью кражу, как постановленный судом некомпетентным, не может иметь влияния на повторение преступлений» [45, с. 689].
Однако в конце XIX и начале XX вв. в связи с увеличением количества совершенных краж было принято решение об усилении уголовной ответственности за хищение лошадей и крупного домашнего скота, с помощью которого рассчитывали на окончательное искоренение этого вида преступлений [32, с. 642-643]. Законопроект министра юстиции «О похищении лошадей и крупного домашнего скота» был внесен в Государственную Думу и её постановлением от 3 июня 1908 г передан в комиссию по судебным реформам, где был рассмотрен 23 и 29 января 1909 г. Однако думская комиссия подготовила свой проект закона о конокрадстве. Проект закона был рассмотрен и принят в заседании Государственной Думы 8
апреля 1909 г., а после обсуждения в заседании Государственной Думы 30 апреля [15, л. 1-17; 35, с. 276] и одобрения Государственным советом вступил в законную силу 6 июня 1909 г. [42, с. 1852]. С принятием указанного нормативного акта существенным образом были ужесточены санкции ст. 931-1, 1643-1, 1654-1 и 1655 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Согласно ст. 931-1, виновный в покупке или сбыте заведомо похищенных лошадей подвергался «лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ, и отдаче в исправление в арестантские отделения на срок от пяти до шести лет или от четырёх до пяти лет, или второй степени статьи 31 сего Уложения» [42, с. 1854-1857]. По ст. 1643-1, виновный в ответственном похищении лошадей, при обстоятельствах, указанных в первой части ст. 1643, подвергался «лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и отдаче в исправление в арестантские отделения на срок от пяти до шести лет, или от четырёх до пяти лет, или по первой или второй степени статьи 31 сего Уложения» [42, с. 1854-1857]. В случае учинения такого преступного деяния на улице или проезжей дороге, или ином пути сообщения, или же в ночное время, означенного в первой части этой статьи, наказание назначается в высшей мере. В случае же участия в сём преступном деянии нескольких лиц, хотя бы и не составивших в шайке, виновные подвергаются лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на время от четырёх до шести лет. Если же виновный совершал преступное деяние по указанной статье по отбытию наказания за деяние, предусмотренное в этой же статье или в ст. 1654-1, то он подвергался лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на время от шести до восьми лет или от четырёх до шести лет. Согласно ст. 1654 -1. виновный в краже лошади подвергался лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на срок от пяти до шести лет или от четырёх до пяти лет, или по первой или второй степени статьи 31 сего Уложения.
Несмотря на свои положительные стороны, Закон от 6 июня 1909 г. «О похищении лошадей и крупного домашнего скота» имел некоторые недостатки, которые подвергались критике со стороны отдельных исследователей. По их мнению, он очень узко трактовал рецидив конокрадства и скотоводства, указанные в п. 3 ст. 1654-1 и п. 2. ст. 1844-2. Они указывали, что «слишком большой теоретизацией вопроса веет от разделения скотокрадства от конокрадства» [35, с. 260]. Отсутствием точного определения предмета повторности кражи (крупный скот или телёнок, лошадь или жеребёнок) при назначении наказания представителями судебной власти, как отмечал автор, «кражи телят и жеребят не попадали под действия нового закона, забывая, что жеребёнок во всех случаях жизни не перестает относиться к зоологическому семейству лошадей» [35, с. 263]. Это позволяло многим лицам, совершившим кражи телят или жеребят, уйти от ответственности, не попадая под действие указанного закона.
По предложениям некоторых уездных земских собраний, было бы целесообразно изменить некоторые санкции, указанные в законе. В частности, по их мнению, «вместо производимых на содержание в тюрьмах арестантов затрат, представители земств предлагали заключать конокрадов в рабочие дома, с тем, чтобы выручаемая конокрадами заработная плата шла в пользу потерпевшего от их преступного деяния до полной оплаты происшедших убытков от совершенного ими преступления».
Несмотря на установление тяжкого уголовного наказания, конокрадство по-прежнему оставалось одним из распространённых видов преступлений и по-прежнему причиняло огромный материальный ущерб крестьянскому хозяйству, «который являлся гибельным в сельском быту, поскольку рабочий скот составлял не только богатство крестьян, но иногда единственное средство его существования» [14, л. 10]. В рассматриваемый период лошадь была практически единственным способом передвижения на столь обширных просторах и стоила очень дорого [26, с. 43]. «Мужик недаром называл лошадь своей кормилицей. Без лошади немыслимы сельские работы. Если её похитили в мае месяце, то мужик разорен» [34, с. 28], утверждали некоторые авторы.
По их словам, «рабочая лошадь для крестьян-пахарей была неизменным товарищем, правой рукой, залогом благосостояния, и только что не жизнью всей семьи, понимая, что, лишая крестьянина лошади, конокрад в то же время переворачивал вверх дном весь быт его, все хозяйственные соображения, так что бедняк, при всей выносливости русской натуры, терял голову, отпускал руки, боялся открыть глаза, заглянуть в будущее, где уже ждут его и грозят недоимки, нужда и, наконец, голод» [43, с. 152]. Такое экономическое положение и отсутствие материальных средств на новое приобретение лошадей подталкивало крестьян к крайним мерам и являлось причиной совершения самоубийств, «придя к тому убеждению, что без лошади он не только более не хозяин, но даже и не жилец на белом свете» [28, с. 101].
Конокрадство не только было наиболее часто совершаемым видом преступлений, но имело свой способ совершения. По сообщению некоторых губернаторов, «конокрадство в некоторых местностях обратилось в постоянный и устроенный промысл». Если не удавалось раскрывать конокрадство по горячим следам, потом это сделать практически было невозможно, т.к. «украденных лошадей через несколько часов, иногда прежде, чем хозяин мог заметить пропажу, передавали уже первым ворам в другие руки за 20, 30 и более верст от места совершения преступления. Потом они тотчас же передавали лошадь дальше, так что через несколько суток она оказывалась уже верст за 200 и больше, где легко сбывалась на ярмарках и базарах» [14, л. 24]. Кражи лошадей и крупного рогатого скота совершались не только в центральной части России, они широко были распространены и на Дальнем Востоке. Трудность раскрытия конокрадства в этих регионах заключалась в том, что конокрады краденых домашних животных переправляли через границу в Китай [26, с. 43]. Краденых лошадей в западной части России, особенно в Киевской, Коневской, Таврической губерниях для реализации отправляли в Австрию [34, с. 64], что тоже исключало возможность раскрытия этих преступлений.
Раскрываемость данного вида преступления была очень низкой. В разных частях России она составляла от 7,1 до 17 % от общего количества совершенных преступлений. Имелся еще один отрицательный фактор, который влиял на результативность предупреждения и пресечения конокрадства, существенно изменял оперативную обстановку уезда и правосознание сельских жителей - это огромное количество оправданных лиц из числа обвиняемых за совершение такого рода преступлений. В Астраханской губернии за 1889 г. из 3740 привлечённых к ответственности 1097 были оправданы, за 1890 г. - из 4337 привлечённых оправданными оказались 1255, за 1891 г. -из 4572 привлечённых к уголовной ответственности были освобождены по причине оправдания 1157 человек. При этом Астраханская губерния не была исключением, и в других губерниях количество оправданных лиц оставалось очень высоким. Среди лиц, привлечённых к уголовной ответственности за совершение кражи лошадей, количество оправданных составляло 24,2 %, т.е. каждый четвертый оправдывался судом, что отрицательно влияло на общую уголовную правовую политику борьбы этим видом преступлений. Конокрадство совершалось и в других губерниях России.
При этом общее количество совершенных преступлений не уменьшалось, а наоборот, с каждым годом увеличивалось от 25 до 33 % и порой принимало угрожающий характер для всего сельского хозяйства. Только с 1890 по 1899 гг. в Харьковской губернии была похищена 12151 лошадь на общую стоимость 428602 рубля, а было найдено только 636 лошадей, что составляло 5,1 % от общего числа всех похищенных. По отчётам уездных земских управлений, в Херсонской губернии за 1901 г. было украдено 3458 голов крупного рогатого скота на сумму 144947 рублей и 3067 лошадей, на сумму 131143 рубля. Аналогичное положение дел сохранялось и в других губерниях. По отчётам Министерства внутренних дел, в одной только Саратовской губернии ежегодно конокрадами похищалось более 6000 лошадей [14, л. 29]. Кражи большого количества лошадей совершались в Вятской, Екатеринославской [27, с. 266], Симбирской, Тамбовской, Тульской [14, л. 29; 27, с. 266] и многих других губерниях России.
Многие крестьянские хозяйства, и без того небогатые, разорившиеся в результате совершения кражи лошадей, попадали в тяжелое экономическое положение. Всё это вызывало возмущение сельских жителей и недоверие к органам государственной власти, в т.ч. к полиции.
Такое беспомощное положение крестьян толкало их самих на путь совершения преступлений. Не находя защиты у представителей законных властей, суда и полиции, крестьяне устраивали самосуд над конокрадами, когда последние подпадали к ним в руки в момент совершения преступления. Как известно из некоторых источников, «на скамье подсудимых перед присяжными оказывались жители целых деревень, в количестве 20-30 мужиков» [34, с. 29: 47, с. 99], которые устраивали самосуд над конокрадами. Известны случаи, что, когда конкретное лицо привлекали к ответственности за совершение преступления в отношении задержанного конокрада, то ради солидарности с ним все крестьяне деревни в количестве 1400 человек признавали себя виновными в процессе следствия [34, с. 31]. Самосуд со стороны крестьян отличался «бесцельной жестокостью», «забивали по очереди конокрада до смерти» [34, с. 31]. Иногда конокрадам заливали горло грязью или устраивали нечто вроде сажания на кол [24, с. 3-4]. Как иронически отмечал один из авторов, владельцы лошадей изобретали такие муки в отношении задержанных лиц за совершения кражи, что «Царь Иван Васильевич от ужаса во гробу содрогался» [34, с. 30]. Не были редкими и случаи, когда из реки вытаскивали трупы людей со связанными на спине руками, а во рту была конская уздечка, завязанная на затылке [34, с. 31], что давало повод не усомниться в том, что над этим человеком был устроен самосуд за совершение кражи лошадей. Такого рода преступления тоже не раскрывались, несмотря на принимаемые усиленные меры полиции, что осложняло оперативную обстановку в той или иной части России.
Была и другая сторона медали, или другая крайность, негативно влияющая на общественное сознание сельских жителей. Простые сельские жители, понимая сплоченность конокрадов, зная их наглые и бесстрастные действия, способность на всякие злодеяния, оставление их безнаказанными, не рассчитывали на раскрытие и расследование этих преступлений со стороны представителей официальных властей. При этом предпочитали миролюбиво оканчивать дело с конокрадами, заключая с ними сделки. Были известны примеры, когда конокрады или откупались подарками от обворованных ими, или последние выкупали похищенных у них лошадей и волов [34, с. 29]. При этом крестьяне очень часто не сообщали о совершённых кражах лошадей и других домашних животных, не объявляли о случившемся в полицию. В результате эти преступления имели большую латентность, что способствовало их повторному совершению. Если не удавалось раскрыть кражу лошадей по горячим следам, потом такие преступления раскрыть не представлялось возможным. По этой причине некоторые становые приставы разрабатывали специальные рекомендации, где обучали урядников, сотских и десятских формам и методам раскрытия краж лошадей по горячим следам [40, с. 68-69; 38, с. 349].
С установлением особо тяжкого наказания за совершение конокрадства - одного из серьезных преступлений - один из путей борьбы с этим социальным недугом государство видело в его своевременном предупреждении и пресечении.
Предупреждением и пресечением конокрадства занимались все государственные органы и должностные лица с самого раннего периода возникновения этого вида преступления.
В Уставной книге Разбойного приказа Русского централизованного государства в нескольких статьях к служебным обязанностям губных старост относилось предупреждение и пресечение конокрадства [37, с. 117].
С принятием «Положения о земской полиции» от 1 июля 1837 г. [6] в разделе «Круг действий земского полицейского управления» на станового пристава были возложены обязанности
предупреждения и пресечения всяких преступлений, в т.ч. конокрадства, декларативно указанных в п. 6. «Меры безопасности от воров и разбойников, поимка оных и истребление их шаек» [6], ст. 29 гл. 1 «По наблюдению за исполнением законов, охранению безопасности и делам общественного благоустройства» [20, с. 52]. 19 января 1848 г. было утверждено мнение Государственного Совета «О мерах к отвращению конокрадства» [7], согласно которому с целью предупреждения и пресечения конокрадства был принят ряд профилактических мер.
Во-первых, «городским и земским полициям вменялись в обязанность по доходящим к ним сведениям и объявлениям о покраже лошадей, приступать по горячим следам к розыску лиц, при обнаружении подозреваемых в совершении преступлений отбирать от них без всякого замедления допросы, и с необходимыми к изобличению их доказательствами, неотлагательно отсылать дела в надлежащие судебные места» [7].
Во-вторых, в некоторых губерниях (Астраханской, Владимирской, Вятской, Казанской, Костромской, Нижегородской, Оренбургской, Пензенской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тульской), где наиболее часто совершались кражи лошадей, где не были достаточными усилия полиции, по представлениям начальников губерний были введены должности особых комиссаров, которые под руководством полиции должны были осуществлять розыск краденых лошадей. Деятельность этих комиссаров в большинстве губерний признавали положительной, о чём сообщали в губернских ведомостях [31, с. 1].
В-третьих, дела о конокрадстве как в уездных, так и в уголовных палатах решались без очереди, что позволяло избегать всякой волокиты при рассмотрении уголовных дел в суде и обеспечивало своевременность исполнения наказания по приговору.
В-четвертых, в период производства расследования обвиняемые в совершении кражи лошадей не отдавались на поруки, а содержались под стражей, что показывало строгость и принципиальность предварительного расследования.
В-пятых, сами следователи привлекались к ответственности за допущение в период расследования дел о конокрадстве медлительности, а особенно бездействия с их стороны [22]. Кроме того, на губернаторов была возложена обязанность наблюдать, чтобы «следователи не представляли в суд неполных следствий и прилагали особенное старание к открытию соучастников в краже лошадей, или по крайней мере к дознанию, что кража сия произведена в обществе с другими лицами, не замедляя однако же под сим предлогом окончания следствий» [7].
В-шестых, в качестве поощрения сумма в размере ирёх рублей серебром выдавалась чинам полиции, должностным лицам, представляющим сельскую администрацию, а также каждому, кто оказывал содействие раскрытию и привлечению к уголовной ответственности лиц, совершивших кражу лошадей. Указанная сумма выдавалась из остатков земских сборов, где таковые имелись, а где таковые отсутствовали, награда выдавалось за счёт государственной казны [7; 24, с. 37]. Эта сумма выплачивалась в некоторых губерниях даже после отмены указанного нормативного акта. Постановлением Верхнеднепровского уездного земского собрания Екатеринославской губернии с 1898 г по 1900 г. за розыск 20 украденных лошадей, 2 пар волов и поимку конокрадов было выдано 220 рублей [21, с. 105].
В-седьмых, было уставлено, что если в процессе расследования и рассмотрения дела кто-либо из числа обвиняемых за совершение конокрадства выдавал своего сообщника (или сообщников), то в отношении него наказание смягчались на основании ст. 140 п. 1, ст. 141 и ст. 157 п. 1 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных.
В-восьмых, отбывающие наказания по приговору суда в арестантских ротах, если они не были перемещены в разряд исправляющихся, в обязательном порядке отдавались в солдаты с зачислением в рекруты, а не способных к военной службе переселяли в Сибирь [9].
Положение Комитета министров, принятое 24 мая 1849 г., существенным образом изменило правовой статус комиссаров. Теперь они являлись государственными служащими и приравнивались к становым приставам. Каждому из них устанавливалось жалование 228 рублей 68 копеек, выделялась разъездная сумма 57 рублей 18 копеек, на канцелярские расходы и для найма писца отпускалось 85 рублей 71 копейка и на содержание рассыльного выдавалось 57 рублей 15 копеек. Таким образом, на содержание каждого комиссара в год из казны отпускалось 428 рублей 72 копейки серебром [8].
4 января 1854 г. принимается очередной нормативный акт «О продолжении действия временных мер к пресечению конокрадства» [10], согласно которому меры к пресечению конокрадства были продлены еще на три года в Астраханской, Виленской, Волынской, Воронежской, Вятской, Казанской, Киевской, Ковенской, Костромской, Нижегородской, Оренбургской, Пензенской, Подольской, Саратовской, Тамбовской, Тульской и Ярославской губерниях. Комиссары для пресечения конокрадства были переименованы в следственные приставы с подчинением земским судам и исправникам.
19 марта 1854 г. был принят еще одни нормативный акт «О мерах к прекращению конокрадства в Западной Сибири» [11]. В этом нормативном акте были регламентированы общие профилактические мероприятия, согласно которым запрещалось сельскому обществу «оставлять лошадей без присмотра в поле, а иметь при них благонадежных пастухов из крестьян по найму, в ночное время наряжать по очереди особых караульщиков» [11]. На полицию были возложены обязанности организовать раскрытие преступления по горячим следам, а следователям «не дозволять себе замедлять ход этого рода дел и не отсылать в суд неполных следствий, прилагая особенное старание к открытию участников в краже лошадей» [11]. Согласно закону от 28 февраля 1865 г., должности особых комиссаров и следственных приставов стали постепенно сокращаться во всей центральной части России как не оправдавший себя институт, защищающий безопасность личной собственности [5]. Как отмечал А.А. Левенстим, «народ глумился над ними и открыто называл их конокрадами» [34, с. 33].
Однако по ходатайствам некоторых руководителей губерний, на территории которых наиболее часто совершались кражи лошадей и другого домашнего крупного скота, эти должности были сохранены. Согласно Указу от 14 марта 1855 г. «О следственных приставах для пресечения конокрадства», они сохранялись в Самарской, Ставропольской, Калужской, Астраханской губерниях [12]. С принятием Судебного устава 1864 г., начиная с 1865 г., должности следственных приставов по пресечению конокрадства начали упраздняться, а дела их для дальнейшего производства были переданы судебным следователям. Однако по просьбе министра внутренних дел следственные приставы были сохранены в Новороссийской, Бессарабской губерниях по причине усилившегося в этих краях конокрадства [18, л. 1-11]. С появлением полицейских урядников в системе уездной полиции на основании Положения Комитета Министров от 9 июля 1878 г., в 46 губерниях [13] существенным образом изменилось положение дел по раскрытию и расследованию преступлений против личной собственности, среди которых особое место заняло конокрадство. Кроме того, согласно п. 29 Инструкции, на полицейского урядника возлагалась обязанность «преследовать конокрадов, для чего они должны были обращать особое внимание на лиц, слывущих в околотке за конокрадов, и следить за местами, в коих, по народной молве, производится сбыт и укрывательство краденых лошадей и скота» [30].
С момента формирования института полицейских урядников они активно приступили к предупреждению и пресечению конокрадства. В своем отчете 2 февраля 1879 г. о деятельности конно-полицейских урядников с 9 июня 1878 г. по 1 января 1879 г. министр внутренних дел Л.С. Маков положительно охарактеризовал это направление деятельности вновь сформированного института уездной полиции [16, л. 78-118 об.]. За этот период силами урядников было раскрыто 320 случаев конокрадства, задержаны 511 конокрадов и из 757 ворованных лошадей владельцам были возвращены 579 [16, л. 83 об.-84]. Проверкой организации деятельности урядников, проведённой чиновниками особых поручений Департамента полиции в 1879-1880 гг., было установлено, что значительное число преступлений, совершаемых в последнее время, в т.ч. конокрадство, раскрываются только урядниками [16, л. 100]. Полицейскими урядниками Минской и Витебской губерний было раскрыто 90 случаев конокрадства и задержаны 69 подозреваемых лиц, а из 132 украденных лошадей разыскано и возвращено владельцам 104 [16, л.2 67].
Министерство возлагало особые надежды на институт урядников, но на практике они не оправдались по ряду объективных и субъективных причин. Главной обязанностью урядника должно было быть раскрытие и расследование конокрадства с освобождением его от многофункциональных обязанностей, что изменило бы его начальное предназначение. Требовалось достаточное количество денежных средств на жалование урядников и содержание лошадей. Таких денег из казны государства не выделялось. Сказывалась и нехватка достаточного опыта работы у самых урядников по раскрытию и расследованию преступлений против собственности. Однако, несмотря на усилия урядников, становых приставов и других представителей уездной администрации, количество совершённых преступлений не уменьшалось, они составляли один из наиболее часто совершаемых видов. По-прежнему конокрадство причиняло огромный материальный ущерб сельскому жителю. Раскрытие этих преступлений становилось с каждым годом все труднее. Конокрады постоянно придумывали новые способы совершения преступлений, что затрудняло их раскрываемость. Сами урядники в результате раскрытия такого вида преступлений становились объектам преследования со стороны конокрадов, получали физический и материальный ущерб. В Полоцком уезде Витебской губернии конокрадами была сожжена усадьба одного из лучших урядников, раскрывшего наибольшее число преступлений и привлекшего большое число конокрадов к ответственности [17, л. 234].
В результате раскрытия краж лошадей урядникам иногда по несколько дней приходилось преследовать конокрадов, не каждый из них был в состоянии выполнять такую тяжелую работу. Бесконечное преследование воров по бездорожью не выдерживали даже лошади. В результате в течение года почти половина урядников Минской и Витебской губерний вынуждена была поменять своих лошадей по причине их непригодности к службе [17, л. 121].
Порой конокрады не ограничивались такими противоправными поступками. Одновременно в качестве мести они покушались на жизнь и здоровье урядников. Достаточно примеров, когда сами урядники становились жертвами конокрадов, в результате чего погибали или получали тяжкие телесные повреждения вместе с членами своих семей [4, л. 1-8; 3, л. 1].
Подводя итоги анализа уголовно-правовой и криминологической характеристики конокрадства в России, можно сделать ряд выводов.
1. С усилением уголовной ответственности количество такого рода преступлений не уменьшилось. Конокрадство не прекращалось, а, по словам крестьян, «принимало самый дерзкий характер и нередко сопровождалось грабежами и разбоями» [21, с. 105].
2. Деятельность Министерства внутренних дел по предупреждению конокрадства была неэффективна и непоследовательна. Упразднение должности следственных приставов по пресечению конокрадства произошло по инициативе самого министра, который через некоторое время вновь ходатайствовал об их сохранении в некоторых губерниях.
3. На чинов полиции, в т.ч. на полицейских урядников, были возложены многофункциональные обязанности, порой не связанные с деятельностью полиции, что отвлекало их от выполнения основных задач, в т.ч. по надежной охране частной собственности подданных государства.
4. Не было принято единого нормативного акта на территории России, регламентирующего предупреждение конокрадства. Формируя органы и вводя должности для лиц, которые были обязаны предупреждать и пресекать конокрадства, государство возлагало финансирование на
земские учреждения губерний, что делало их работу неэффективной и непоследовательной в связи с отсутствием в их бюджете достаточных материальных средств.
5. Лошадь была единственным домашним животным, которое не обеспечивалось надежной охраной днем и ночью, а на пастбищах, как правило, находилось без пастухов, что облегчало совершение её кражи. В деревнях местными жителями не проводились мероприятия по предупреждению и пресечению конокрадства, не был организован розыск похищенных лошадей по горячим следам с участием организованных групп лиц из числа сельских жителей по согласованным планам действий. В большинстве случаев о пропаже своих лошадей крестьяне узнавали через несколько дней, когда обнаружить следы совершенного преступления уже не представлялось возможным. Там, где эта работа была организована, она приносила свои положительные результаты [24, с. 12].
6. Не велось единого учёта совершённых и раскрытых преступлений, отсутствовали паспорта для лошадей, что позволяло их без труда продать конокрадами после кражи.
7. Уголовные дела в отношения лиц, обвиняемых в совершении краж лошадей и другого крупного домашнего скота, расследовались судебными следователями с большой волокитой с нарушением установленного срока расследования, в результате чего терялись доказательства, и это, в свою очередь, позволяло определенной части виновных лиц уйти от ответственности.
8. В результате судебных разбирательств значительное число лиц, привлеченных к ответственности, были оправданы по решению суда, что сводило на нет усилия предварительного следствия.
Список литературы
1. ГАРФ. - Д. 102. - Д.-7. - Оп. 205. - 1908.
2. ГАРФ. - Д. 6962.
3. ГАРФ. - Д. 7104.
4. ГАРФ. - Ф. 102. - Д.-7. - Оп. 204. - 1907.
5. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. XI. - № 41862.
6. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. XII. - № 10305.
7. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 23. - Ч. 1. - № 21905.
8. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 24. - Ч. 1. - № 23266.
9. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 26. - Ч. 1. - № 25526.
10. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 29. - Ч. 1. - № 27834.
11. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 29. - Ч. 1. - № 28054.
12. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 30. - Ч. 1. - № 29132.
13. ПСЗ. - Собр. 2. - Т. 53. - Ч. 1. - № 58610.
14. РГИА. - Ф. 1149. - Оп. 3. - 1847. - Д. 60.
15. РГИА. - Ф. 1278. - Оп. 2. - Д. 759.
16. РГИА. - Ф. 1286. - Оп. 40. - Д. 4.
17. РГИА. - Ф. 1286. - Оп. 40. - Д. 44. - Ч. 1.
18. РГИА. - Ф. 1405. - Оп. 62. - Д. 1825.
19. СЗ. - Собр. 2. - Т. 29. - Ч. 1. - № 28054.
20. Белявский, Н. Н. Полицейское право : конспект лекции. - Юрьев, 1904.
21. Верхнеднепровское уездное земское собрание, Постановления Верхнеднепровского уездного земского собрания. X очередного (1-й сессии ГУ-го трехлетия), с 1-4 октября 1900 года. С приложениями.
22. Весин, Л. Конокрадство, его организация и способы борьбы с ним населения // Труды императорского Вольного экономического общества. - 1885. - Т. 2. - СПб.: Типография товарищества «Общественная польза», 1885.
23. Владимирский-Буданов, М. Ф. Обзор истории русского права. - М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005.
24. Волконский, М. Законодательная постановка вопроса о конокрадстве / Кн. М. Волконский. СПб.: Тип. Месника и Римана, 1883.
25. Вологодские губернские ведомости. - 1886. - № 24.
26. Гамерман, Е. В. Правоохранительные органы Дальнего Востока России во второй половине XIX - начале XX века : дисс. ... канд. ист. наук. - Владивосток: Российская академия наук. Дальневосточное отделение Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока.
27. Екатеринославские губернское земское собрание. Журналы Екатеринославского губернского земского собрания. С приложениями. XIII очередной сессии с 18-го по 30-е октября 1878 года. Доклад о принятии мер против воровства лошадей и рогатого скота. - Екатеринославль, 1879.
28. Ермолов, А. С. Неурожай и народное бедствие. - Т. 2.
29. Есипов, В. В. Преступность и меры воздействия. - Варшава. Типография Варшавского учебного округа. 1900.
30. Инструкция Полицейским урядникам. (На основании ст. 9 Высочайше утвержденного 9 июня 1878 г. Временного Положения о полицейских урядников и по соглашении с Министром юстиции и Шефом жандармов, утверждена Управляющим Министром внутренних дел. - СПб., 1878.
31. Казанские губернские ведомости. - 1854. - № 3. - 18 янв.
32. Кирилов, М. В. Письмо о полиции // Вестник полиции - 1909. - № 30.
33. Ключевский, В. О. Курс русской истории. - Ч. I. - Пг.: Четвертая государственная типография, 1918.
34. Левенстим, А. А. Конокрадство с юридической и бытовой стороны. // Вестник права. -1899. - Т. 2. - Февраль. - СПб.: Типография Правительствующего Сената, 1899.
35. М.А. Опыт анализа закона 6 июля 1909 года «О похищения лошадей и крупного домашнего скота» // Журнал Министерства юстиции. - 1914. - № 6.
36. Макеева, Н. В. Проблема смертной кази в контексте модернизации уголовной политики в Западной Европе и России: Конец XVIII-XIX вв. : дис. ... канд. юрид наук. - Пенза: Пензенский государственный университет, 2005.
37. Мельник, Е. В. Правовые и организационные основы борьбы с преступностью в период существования приказной системы управления в России, конец XV - XVII вв. : дис. ... канд. юрид наук. - М., Юридический институт МВД России, 2002.
38. Овсянников. Конокрадство и борьба с ним // Вестник полиции. - 1911. - № 13.
39. Попов, А. Н. Русская правда в отношении к уголовному праву : рассуждение на степ. магистра канд. Моск. ун-та. - М.: Университетская типография, 1841.
40. Рудой, Г. М. Записка пристава 2 стана Васильевского уезда Г.М. Рудого о мерах к предупреждению и пресечению конокрадства: Состав. 1 июля 1898 г. - Киев: Губ. тип., 1898.
41. Сальтыков, Э. В. Исторические этапы формирования и развития судебной системы в эволюции государства и права России с IX по XVII вв.: историко-правовой аспект : дис. ... канд. юрид. наук. - СПб.: Санкт-Петербургский государственный инженерный экономический университет, 2010.
42. Собрание узаконений и распоряжений правительства от 17 июня 1909 г. - № 105. - Отд. 1.
43. Современная глушь. Из воспоминаний мирового судьи // Вестник Европы. - Т. 2. - 1872.
44. Тирранен, В. А. Высшие меры наказания в России и зарубежных странах : дис. ... канд. юрид наук. - Красноярск: ФГОУ ВПО «Красноярский Государственный аграрный университет», 2011.
45. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. - Издано Н.С. Таганцевым. - СПб., 1904.
46. Федорова, А. Н. Правонарушение и юридическая ответственность по Русской Правде : дис. ... канд. юрид. наук. - Тольятти: Образовательная некоммерческая организация Волжский университет им. В.Н. Татищева (институт), 2005.
47. Шутило, О. В. Становление и модернизация мировой юстиции в России (вторая половина XIX - начало XX в.): историко-правовое исследование : дис. ... канд. юрид наук. - Саратов: ГОУ ВПО «Саратовская Государственная академия права», 2006.
УДК 94(47).072/.073 В.В. Керов*
«Аще враг требует злата - дадите...»:
старообрядчество и коррупция в полиции
и органах государственной власти Российской Империи XIX в.
В статье проанализировано использование коррупции старообрядцами в России в конце XVIII-XIX вв., чтобы противодействовать репрессивным мерам государственной политики по отношению к староверию, а также сохранить и усилить общины старообрядцев. Автор делает заключение о медиативном характере такой системы защитной коррупции, которая смягчала отрицательные стороны государственной политики и гарантировала дальнейшее развитие старообрядческого сообщества и старообрядческого предпринимательства.
Ключевые слова: история России, старообрядчество, коррупция, органы государственной власти, полиция, история предпринимательства.
V.V. Kerov*, «If the enemy demands gold - give it to him...»: Old Belief and corruption in police and public authorities of the Russian Empire at the 19th century. The use of corruption by Old Believers in Russia in the 18th-19th centuries to counteract repressive measures of the state policy towards Old Belief, and to keep and strengthen communities of Old Believers are analyzed in the article. The author infers the conclusion about meditative character of such system of protective corruption which softened negative aspects of the state policy and guaranteed further development of Old Belief community and Old Belief business. Keywords: Russian history, corruption, Old Belief, public authorities, police, business history
* Керов, Валерий Всеволодович, профессор Школы исторических наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», доктор исторических наук, профессор. Адрес: Россия, 107996, Москва, ул. Петровка, 12. Тел. раб: 8 495 6234441, тел. моб. +7 903 9686726. Эл. почта: vkerov@hse.ru.
* Kerov, Valeriy Vsevolodovich, full professor of School of History of the National Research Univers^ Higher Sc^ol of Economics, Doctor of History, professor. Address: Petrovka Str., 12, Moscow, 107996, Russian Federation. Office phone number: +7 495 6234441, mobile phone number: +7 903 9686726. E-mail: vkerov@hse.ru.
© Керов В.В., 2016
