12УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СЛУЖЕБНЫЙ ПОДЛОГ: ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЙ ОПЫТ СТРАН АТР,
входящих в постсоциалистическую
СИСТЕМУ ПРАВА А.Н. Харченко*
Подобно пандемии коррупция распространяется во всем мире, проникает во все сферы жизни общества и подрывает доверие населения к власти, ее авторитету, а в конечном счете препятствует реализации общественных интересов, свободе личности, причиняет ущерб социальной, экономической, правовой политике и т.д.
Не обошло стороной это негативное социальное явление и наше государство. В России первостепенная роль в противодействии коррупции отводится законодательству, потому что пробелы в правовом регулировании определенной совокупности общественных отношений, правовые коллизии, неопределенность правовых норм могут быть стимулом для развития этого негативного явления. Уголовное законодательство призвано сыграть в этом процессе главенствующую роль.
Несмотря на принимаемые в последние годы меры по реформированию российского уголовного законодательства, устранить в полной мере законотворческие изъяны в регламентации преступлений против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления, ответственность за которые предусмотрена в главе 30 УК РФ, до сих пор не удается. В частности, законодательное преобразование состава служебного подлога (ст. 292 УК РФ), традиционно относимого к числу преступлений коррупционного характера, введение его новых специальных разновидностей порождает неизвестные ранее проблемы правоприменения.
Нам представляется, что в решении этой проблемы способен помочь анализ тенденций развития зарубежного уголовного законодательства, который способен выступить в качестве средства правового противодействия должностным преступлениям. Знание положений зарубежного уголовного законодательства имеет важное значение для организации борьбы с преступностью в России, потому что помогает лучше узнать сильные и слабые стороны национального уголовного закона. Изучение зарубежного опыта полезно и тем, что может способствовать отысканию новых способов решения российских уголовно-правовых проблем.
Уголовное законодательство стран АТР уже частично исследовалось другими авторами в разрезе заявленного аспекта, но еще остается неохваченным немало законодательного материала государств обозначенной части мировой цивилизации. Чтобы исследование законодательного опыта зарубежных стран стало шагом на пути к познанию правовой действительности, целесообразно провести его в рамках одной из разработанных теоретиками классификаций правовых систем. Наиболее гармонично было бы при необходимости заим-
* Харченко Алексей Николаевич — соискатель кафедры уголовного права Юридической школы ДВФУ, г. Владивосток; e-mail; crimlaw@rambler.ru.
79
ствовать отдельные элементы не из чужеродных правовых систем, а из понятной России по своей правовой природе постсоциалистической системы права.
Азиатско-Тихоокеанский регион насчитывает немало стран, входящих в постсоциалистическую систему права. Мы остановимся на двух из них — Монголии и Социалистической Республике Вьетнам (СРВ). С этими странами Россия тесно связана на протяжении столетий. В свое время каждая из названных стран, ступив на социалистический путь развития, превратилась в союзника СССР и стала членом мирового социалистического лагеря.
Распад Советского Союза привел к глубочайшему кризису в политической, экономической и других областях жизнедеятельности и Монголии, и Вьетнама. Несмотря на это, каждая из названных стран сумела поднять экономику, за короткие сроки построить государство с активно развивающимися демократическими чертами и значительно расширить международные связи, выразившиеся в установлении дипломатических контактов с несравнимо большим, чем прежде, числом государств и привлечении инвестиций.
Осуществляемые ныне в Монголии и СРВ реформы политического развития и политической системы привели в движение все сферы общественной жизни. Реформирование затронуло острейшие проблемы этих государств, касающиеся развития демократии и справедливости, восстановления национального культурного наследия вплоть до коренного преобразования существовавших политической и экономической систем. При этом не остаются без внимания и вопросы противодействия коррупции.
Еще в 1996 г. Монголия включила антикоррупционные инициативы в программу государственной политики и приняла первый закон о противодействии этому социальному злу. Это были первые шаги монгольского общества в борьбе с коррупцией. В последние годы правительство Монголии присоединилось к международным режимам противодействия коррупции и стремится выравнивать национальное законодательство в соответствии с международными стандартами. В частности, в 2002 г. Монголия начала осуществлять Национальную программу антикоррупции. Однако диапазон действий, осуществленных Национальным Советом антикоррупции, не был достаточно широк, чтобы достигнуть желаемого результата. Поэтому 8 июля 2006 г. принимается новый закон Антикоррупции, предусматривающий установление независимой Службы антикоррупции с ее собственной структурой, специальной властью и функциями [6].
Руководство СРВ также активно осуществляет политику противодействия коррупции в стране. Так, её национальное собрание в 2005 г. принимает Антикоррупционный закон [7], благодаря действию которого коррупция постепенно начала подвергаться контролю. Противодействие коррупции стало долгосрочной задачей правительства Вьетнама.
В сентябре 2008 г. в стране был принят план «Национальная стратегия противодействия коррупции до 2020 г.» [8], в котором сделан акцент на построении антикоррупционных служб, содействующих усилению прозрачности финансовой политики, информации о деятельности правительства.
В соответствии с изложенным материалом, представляется важным в научном отношении осмысление законодательного опыта Монголии и Вьетнама. В частности, в той ее части, которая касается регламентации уголовной от-
80
ветственности за такое коррупционное преступления как служебный подлог, итогом изучения которого могло бы стать формулирование предложений по совершенствованию отечественного права.
Действующий УК СРВ[4] поместил нормы об ответственности за служебный подлог в главу XXI под названием: «Должностные преступления», объединяющую 15 статей (ст. 277—291). Глава подразделена на две секции — «Коррупционные преступления» (ст. 287—284) и «Иные должностные преступления» (ст. 285—291). Открывающая главу «Должностные преступления» ст. 277 УК СРВ содержит в себе законодательные дефиниции должностного преступления и должностного лица.
Уголовная ответственность за служебный подлог регламентирована в ст. 284 УК СРВ, которая состоит из пяти частей. Первая часть статьи определяет так называемый простой состав служебного подлога, предусматривающий ответственность лица, злоупотребляющего из корыстных или иных личных побуждений служебным положением и/или полномочиями при совершении таких действий, как: а) исправление или фальсификация сведений, документов; б) создание и/или выдача подложных документов; в) подделка подписи вышестоящих должностных лиц.
Юридический анализ данной нормы показывает, что в ней содержится указание на предмет преступления — сведения и документ. Законодатель не определяет эти термины, поэтому правоприменитель может широко толковать данный признак состава преступления.
Следует обратить внимание на то, что вьетнамский законодатель делает акцент при описании деяния в составе служебного подлога как на форму должностного злоупотребления в виде: злоупотребления служебным положением; злоупотребления служебными полномочиями; злоупотребления служебным положением и полномочиями.
В середине прошлого столетия в доктрине уголовного права понималось, что деяние при любой разновидности должностного злоупотребления слагается из двух составляющих: совершение виновным деяния благодаря служебному положению и вопреки интересам службы. Позицию ученых поддержал и законодатель, закрепив ее в УК РСФСР 1960 г. Вместе с тем буквальное толкование термина «служебное положение» позволило специалистам понимать его в двух смыслах — узком и широком. В первом случае — это когда должностное лицо может совершать преступные действия только в пределах своей служебной компетенции, а во втором — оно может использовать служебное положение, действуя не только в пределах его служебной компетенции, но и в использовании должностного влияния.
Законодатель Вьетнама имеет на этот счет иное мнение. Кроме того толкования признака деяния в составе служебного подлога, предусмотренного ст. 284 УК СРВ, позволяет утверждать, что служебный подлог может пониматься как разновидность злоупотребления должностным положением, так и разновидность превышения должностных полномочий.
В законодательном описании деяния в составе служебного подлога в различных разновидностях обращает на себя внимание вторая из перечисленных форм — создание и/или выдача подложных документов. Сочетание союзов «и» и «или» позволяет говорить о наличии служебного подлога, не только когда
81
создается и выдается подложный документ, но и когда он только создается или только выдается.
УК РСФСР предусматривал подобную объективную форму рассматриваемого преступления как составление и выдача заведомо ложных документов, но в действующем УК РФ отказался от этого. Причиной тому послужили споры криминалистов, когда одни ученые полагали, что закон приравнивает выдачу заведомо ложных документов к составлению подложных документов; другие же авторы настаивали, что оконченный состав должностного подлога имеет место только при условии совокупного выполнения подлога и выдачи документа. Наверное при применении ст. 284 УК СРВ подобная проблема возникает. Думается, что российский законодатель поспешил отказаться от решения этой проблемы, исключив из закона обозначенную разновидность деяния в составе служебного подлога.
Может вызвать интерес для отечественного права и последняя форма деяния в составе служебного подлога, предусмотренного уголовным законом Вьетнама — «подделка подписи вышестоящих должностных лиц».
Отличительный момент в регламентации ответственности должностного лица за подлог документов по УК СРВ заключается в описании субъективной стороны данного преступления. В частности обязательным признаком служебного подлога является мотив — корыстные или иные личные побуждения. Подобное законодательное решение схоже с позицией российского законодателя и не вызывает сомнений: именно мотив в составе подлога усиливает общественную опасность содеянного.
Еще на одну особенность в описании признаков служебного подлога надлежит обратить внимание — субъекта данного преступления. Как отмечено выше, в ст. 277 УК СРВ содержится законодательное определение субъекта должностных преступлений, а именно: должностное лицо — это лицо, занявшее должность путем назначения, выборов, по контракту или другим образом, получающий или нет заработную плату и исполняющий определенные полномочия.
В качестве критериев дефиниции должностного лица вьетнамский законодатель определяет:
- способ занятия должности (назначение, выборы, по контракту или другим образом);
- оплата труда;
- исполнение определенных полномочий.
Первые два из перечисленных критериев можно назвать формальными, последний — содержательным. Однако содержательный критерий в УК СРВ не раскрывается. Представляется, что такая формулировка дефиниции должностного лица вызывает при правоприменении серьезные сложности.
В трех следующих частях ст. 284 УК СРВ определены квалифицированные обстоятельства служебного подлога. Так, к квалифицированным видам рассматриваемого преступления часть 2 ст. 284 УК СРВ относит служебный подлог, совершенный: организованной группой; лицом, ответственным за создание или выдачу бумаг и/или документов; неоднократно; при наступлении тяжких последствий. К особо квалифицированным видам причислено наступление в результате служебного подлога особо тяжких последствий
82
(часть 3 ст. 284 УК СРВ) или чрезвычайно особо тяжких последствий (часть 4 ст. 284 УК СРВ).
Из обозначенных во вьетнамском уголовном кодексе квалифицирующих и особо квалифицирующих признаков служебного подлога представляет научный интерес для россиян в плане совершенствования закона признак — совершение служебного подлога лицом, ответственным за создание или выдачу бумаг и/или документов. Статус субъекта преступления в этом случае выступает фактором, усиливающим опасность преступления. Служебный подлог осуществляется лицом, занимающим особо ответственную должность, которая наделяет его особо значимыми правами и полномочиями.
И в завершение изучения законодательного опыта СРВ в регламентации ответственности за служебный подлог остановимся на вопросе о санкциях, предусмотренных за совершение данного преступления. В УК за служебный подлог они довольно суровы. Так, совершение данного подлога:
- без отягчающих обстоятельств по части 1 ст. 284 наказывается лишением свободы на срок от 1 до 5 лет;
- при отягчающих и особо отягчающих обстоятельствах еще строже: по части 2 ст. 284 — лишение свободы на срок от 3 до 10 лет; по части 3 ст. 284 — лишение свободы на срок от 7 до 15 лет; по части 4 ст. 284 — лишение свободы на срок от 12 до 20 лет.
Кроме того может быть назначено дополнительное наказание в виде запрета занимать определенные должности или заниматься определенной деятельность на срок от 1 года до 5 лет либо подвергнуто штрафу от 3 до 30 млн донгов.
Далее рассмотрим, как уголовный закон Монголии, входящий в постсоциалистическую систему права, регламентирует ответственность за служебный подлог.
Действующий УК Монголии [3] содержит главу 28 «Служебные преступления», включающую 11 статей. Одна из них — ст. 271 — посвящена служебному подлогу. В ней регламентирована ответственность должностного лица, которое вносит заведомо ложную информацию в отчеты или официальные документы, фальсифицирует, а также создает или выдает заведомо ложные документы и при этом действует из корыстных или иных личных интересов.
В качестве объективных признаков данного преступления закон описывает предмет преступления и деяние. Предметом преступления в ст. 271 УК Монголии названы отчеты, официальные документы, документы. По-видимому, законодатель делает различия между указанными понятиями, не объединяя их в одно — официальный документ.
Объективная сторона рассматриваемого преступления в ст. 271 УК Монголии выражена в деянии, которое представлено альтернативными формами: внесение заведомо ложной информации в отчеты или официальные документы; фальсификация документов; создание заведомо ложных документов; выдача заведомо ложных документов.
Представляется избыточным описания деяния в указанных формах, так как термин «фальсификация» охватывает и «внесение заведомо ложной информации», и «создание заведомо ложных документов».
83
Термин «фальсификация» очень широкий и в этимологическом смысле понимается как подложный, поддельный, неверный, неправильный. Внесение заведомо ложной информации как форма деяния при подлоге означает, что лицо производит запись не соответствующей действительности информации в подлинный документ, который при этом сохраняет все признаки и реквизиты настоящего. При создании заведомо ложных документов лицо составляет ложный по содержанию, но подлинный по форме документ.
В связи с этим хотелось бы обратить внимание на то, что в теории уголовного права России ведутся дискуссии по поводу соотношения таких понятий, как подделка и подлог. Так, Г.Ф. Поленов отождествляет указанные понятия, считая их разновидностями обмана [1]. В.С. Постников не возражает, что подлог документов — это особый овеществленный (материальный) обман, воплощенный в фальшивом документе, но при этом представляет подлог в качестве явления, состоящего из двух самостоятельных деяний: подделки документа или пуска его в обращение [2]. Эта позиция была развита в трудах Ю.В. Щиголева, который подразделяет подлог на две самостоятельные формы преступных проявлений — подделку и (или) использование подложных документов. При этом подделка понимается как изменение существующего подлинного документа или создание нового фиктивного документа. Вместе с тем ученый не отрицает, что использование подложного документа может выступать как отдельное противоправное действие, но в любом случае оно будет являться самостоятельным подлогом [5].
Немало специалистов вообще не считает этот вопрос принципиальным и рассматривает подлог документов в узком смысле, только как изготовление поддельных документов.
Независимо от содержания подлога в научной литературе отмечается, что подделка может быть совершена в виде создания документа с ложным содержанием и с формой, не подвергшейся изменениям (она в теории именуется интеллектуальной подделкой), а также в виде исправления формы действительного по содержанию документа (что соответствует материальной подделке).
В российской доктрине не оспаривается, что материальный подлог состоит во внесении различных изменений в действительный документ, а интеллектуальный — в составлении ложного по содержанию, но подлинного по форме документа.
С субъективной стороны монгольский законодатель устанавливает в качестве обязательного признака служебного подлога мотив — корыстный или иной личный интерес. В такой формулировке отражены побуждения, которые стимулируют лицо на подделку.
Состав преступления, обозначенный в ст. 271 УК Монголии, предусматривает специального субъекта преступления — должностное лицо.
Понятие должностного лица дается в примечании к ст. 263 УК Монголии: «Должностными лицами в настоящей главе признается политический, административный, специальный персонал, а также технический персонал гражданской службы».
Монгольское законодательное определение специального субъекта состава служебного подлога следует подвергнуть критике. Определяя столь сложную
84
дефиницию, законодатель Монголии указывает лишь на сферу деятельность должностных лиц. Такой критерий не говорит ничего о содержании деятельности работника. При таком определении должностного лица к ним можно причислять неограниченно широкий круг лиц, что вряд ли способствует правильному и точному применению закона.
Анализ санкции ст. 271 УК Монголии показывает, что за совершение подлога документов должностному лицу грозит не столь уж строгое наказание — штраф в размере от 201 до 300 размеров минимальной заработной платы или арест на срок от 1 до 3 месяцев. Этому способствуют признаки состава служебного подлога, отражающие относительно невысокую степень общественной опасности преступления.
Проведя анализ положений уголовных законов СРВ и Монголии в части регламентации ответственности за служебный подлог, необходимо акцентировать внимание на том, что законодатель:
- широко понимает особенности деяния как признака объективной стороны составов служебного подлога;
- формулировка понятия должностного лица не раскрывает сущности субъекта должностного преступления.
Позиция российского законодателя в вопросе отражения указанных особенностей регламентации ответственности за служебный подлог представляется более предпочтительной.
Вместе с тем полагаем необходимым подвергнуть доктринальному изучению вопрос о возможности и целесообразности использования законодательного опыта стран АТР, входящих в постсоциалистическую систему права, в регламентации следующих положений:
- в качестве разновидности служебного подлога предусмотреть такую форму деяния, как создание и/или выдача подложных документов (как это предусмотрено в УК Монголии и СРВ);
- в качестве квалифицирующего признака служебного подлога предусмотреть ответственность за его совершение должностным лицом, занимающим особо ответственную должность (аналогично УК СРВ).
литература
1. Поленов Г.Ф. Ответственность за похищение, подделку документов и их использование. М. : Юридическая литература, 1980. 72 с.
2. Постников В.С. Уголовная ответственность за подделку, изготовление, сбыт и использование подложных документов, штампов, печатей, бланков : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1990. 26 с.
3. Уголовный кодекс Монголии принят 10 января 2002 г., вступил в действие 1 сентября 2002 г. и в настоящее время действует в редакции с учетом поправок, внесенных в него до 8 июля 2010 г. При исследовании обращаемся к изданию на английском языке в переводе автора (А.Н. Харчен-ко): Criminal Code of Mongolia. Ulan Bator, 2010. URL: http://www.wipo.int/ wipolex/en/ text.jsp?file_id=183247 [дата обращения: 12.01.2011].
4. Уголовный кодекс Социалистической Республики Вьетнам принят 21 декабря 1999 г., вступил в действие 11 июля 2000 г. и в настоящее время действует в редакции с учетом поправок, внесенных в него 19 июня 2009 г.
85
При исследовании обращаемся к изданию на английском языке в переводе автора (А.Н. Харченко): Criminal Code of Viet Nam. Hanoi, 2009. 216 с.
5. Щиголев Ю.В. Виды подлога документов (уголовно-правовой аспект) // Правоведение. 2000. № 2. С. 198-199.
6. Law of Mongolia on anti-corruption URL: http://www.oecd.org/dataoecd/ 37/31/46816705.pdf [дата обращения: 12.01.2011].
7. Anti-Corruption Law. This Code was passed by the National Assembly of the Socialist Republic of Vietnam, Xlth Legislature, at its 8th session on 29 November 2005. URL: http://www.unafei.or.jp/english/pdf/RS_No83/No83_23PA_ Phuong.pdf [дата обращения: 12.01.2011].
8. Vietnam National Strategy for the Fight Against Corruption Towards 2020 and implementation plan. It is installed in September 2008 г. URL: http://www. unafei.or.jp/ english/pdf/RS_No83/No95_44PA_Phuong.pdf [дата обращения: 12.01.2011].
АНАЛИЗ ОБщЕСТВЕННОГО МНЕНИЯ О НАРКОПРОБЛЕМЕ В ПРИМОРСКОМ КРАЕ (по материалам социологического исследования)
Ю.С. Лукина*
Проблема наркомании в настоящее время продолжает оставаться наиболее актуальной социальной проблемой не только российского общества, но всего мира. На борьбу с ней потрачено уже немало сил и средств, сказано и сделано много. На протяжении многих лет менялось и отношение общества к людям, употребляющим наркотики, к болезни наркомании, наркопреступникам и криминальному наркотизму в целом. Государство в разные периоды своего существования и развития пыталось то замалчивать эту проблему, то наоборот, усиленно освещало ее в СМИ. Об этом писали печатные издания, выпускались телевизионные программы с выступлениями специалистов и обычных граждан, подчас приводя население России к моральной панике.
Общественное мнение напрямую связано с государственной политикой в области противодействия наркомании и отражает негативные и позитивные действия властей, средств массовой информации, государственных органов, социальных институтов. В данной статье мы считаем целесообразным рассмотреть, как менялась политика советского и российского государства в этой области, а вместе с ней и общественное мнение о наркопроблеме.
По мнению экспертов, история становления и развития государственной политики в борьбе с распространением наркотиков в советские, постсоветские и современные времена не всегда была системной, выверенной, последовательной. Зачастую она характеризовалась неоднозначными подходами, наличием крайностей при приеме решений, сменой жестких репрессивных мер на более мягкие меры. В отдельные периоды правильнее было бы говорить об отсутствии всякой государственной политики в области борьбы с наркопреступностью, так как принимаемые решения были во многом по-
* Лукина Юлия Сергеевна — ведущий психолог Центра ДВФУ по профилактике наркомании и деструктивных воздействий, аспирант ДВФУ, г. Владивосток. E-mail: spy_lin@inbox.ru.
86
