Чижов Николай Дмитриевич (5.12.1882-22.10.1950), педагог, внесший большой вклад в народное образование Башкирии, кандидат педагогических наук (1939), доцент (1933), заслуженный деятель науки БАССР (1943).
Родился на Южном Урале в Катав-Ивановском заводе (в то время бывшем в составе Уфимской губернии) в учительской семье. Начальное образование получил в 2-классном училище, а затем в Златоустовском ремесленном училище. В 1898 году поступил в Благовещенскую учительскую семинарию, после окончания которой в 1901 году работал преподавателем в 4-классных начальных училищах сначала в Верхотурье, а затем в Алапаевске. Уже в те годы проявил творческую инициативу в оптимизации учебного процесса. В частности, попытался на практике реализовать новую для того времени идею связи обучения с трудом, организовав в училище ремесленное отделение. Пытался организовать трехлетние педагогические курсы с образцовой при них школой. Экстерном окончил Уфимский учительский институт.
В 1919-1920 годах служил в Красной Армии, а затем три года работал заведующим школой II ступени и педагогическим техникумом на Катав-Ивановском заводе. В 1923 году переехал в Уфу и стал работать в Башнаркомпросе, а затем (до 1930 года) заместителем заведующего Гпавпрофобром. Был одним из инициаторов реорганизации Уфимского института народного образования в Башкирский государственный педагогический институт, в котором работал с 1930 по 1950 год преподавателем, доцентом, заведующим кафедрой педагогики, заведующим учебной частью, заместителем директора по вечернему отделению.
Как талантливый педагог, заслуженно пользовался большим авторитетом среди студентов, профессорско-преподавательского состава и учительства Башкирии.
Автор свыше 30 научно-исследовательских работ, в том числе по истории народного образования, среди которых «Исторический очерк БГПИ» (1943), «Уфа в прошлом как центр просвеще-
ния» (1943-1946), «Очерки старой школы» (1946). В последнем очерке в художественной форме рассказал о порядках, царивших в дореволюционных Благовещенской учительской семинарии и начальных школах Башкирии.
В 1939 году Высшая аттестационная комиссия по совокупности опубликованных работ (в том числе, ««Очерки по психологии» (1928), «Школы и культурная революция» (1929), «Требования к уроку в советской школе» (1934), ««Психологический анализ урока» (1935), «О воспитании сознательной дисциплины в школе» (1939) и др.) присвоила ему ученую степень кандидата педагогических наук без защиты диссертации.
В 1943 году ««за выдающуюся научно-педагогическую и научнообразовательную работу» Президиум Верховного Совета Башкирской АССР в числе первых присвоил Н.Д. Чижову звание «Заслуженный деятель науки БАССр». В 1949 году, в связи с 30-летием Башкирии, он был награжден Орденом Трудового Красного Знамени.
Предлагаемый вниманию читателя очерк Н.Д. Чижова ««Уфа в прошлом как центр просвещения» был написан еще в 1943 году и должен был быть опубликован в Научном сборнике, подготовленном к печати общественными институтами Украинского Академии наук, эвакуированной в годы войны в Уфу, и не вышедшем в свет по техническим причинам (реэвакуации АН УССР в Москву летом 1943 года).
Ю.В. Ергин
Н.Д. Чижов
УФА В ПРОШЛОМ КАК ЦЕНТР ПРОСВЕЩЕНИЯ1
Просвещение масс в Уфимской губернии, как всюду в царской России, осуществлялось, как известно, наряду с министерством народного просвещения, духовным ведомством, со второй половины XIX века - земством, и, наконец, отдельными ведомствами: земледелия, путей сообщения, финансов, торговли и промышленности. Но эта прикосновенность и участие многих ведомств к такому важному и ответственному делу не только не обеспечивало полноты, но скорее замедляло его развитие междуведомственными трениями.
Обратимся к фактам, характеризующим просвещение в бывшей Уфимской губернии и роль Уфы, как центра местного просвещения в прошлом.
В 1790 году учреждены в Уфе главное и малое училища по уставу 1786 года: первое - с пятилетним, второе - с двухгодичным курсом, но в 1797 году главное училище было переведено в Оренбург, малое оставлено в Уфе, очевидно, в связи с тем, что в 1796 году Оренбург был сделан губернским, а Уфа - уездным городом.
Об одном из этих училищ, вероятнее всего, - о малом, упоминает в своих воспоминаниях С.Т. Аксаков, воспроизводя в описании посещения характерные особенности школы и то чувство страха и испуга, какое школьные впечатления произвели на душу ребенка.
Следующим учебным заведением, в связи с появлением известного в истории русского просвещения устава 1804 года, было так называемое уездное училище, преобразованное из малого в 1818 году; для подготовки детей к нему был открыт при нем подготовительный класс, причем надо отметить, что Мензелинск опере-
1 Извлечение из неизданной монографии того же названия, частично напечатанной в «Сборнике трудов кафедры психологии и педагогики Башкирского государственного педагогического института», 1946. - Вып. 20. - С.111-149
дил Уфу, а именно, уездное училище было открыто там в 1817 году. Наконец, в 1828 году была открыта в Уфе мужская гимназия, третья ступень в общей системе школ по уставу 1804 года, но так как этот устав в 1828 году был основательно переработан в сторону создания двойной системы школ и нарушения связи между уездными училищами и гимназией, то последняя в Уфе сразу предназначается лишь для детей привилегированных сословий. При гимназии, по уставу 1804 г. четырехклассной, организуются дополнительные снизу классы, выполняющие назначение прежних уездных училищ; плата за учение значительно увеличивается в целях ограждения ее от вторжения «низших сословий».
Что касается башкир и татар, то они попадали в нее в самом незначительном количестве, не говоря уже о том, что в социальном отношении это были представители национальной знати.
В 1901 году в Уфе после длительных и настойчивых ходатайств городского самоуправления и губернского земства было открыто реальное училище. Этому обстоятельству способствовало то, что в 1875 году Уфимская губерния вошла в состав вновь образованного Оренбургского учебного округа, выделенного из состава Казанского округа с добавлением к нему Тургайской и Уральской областей. Судя по документам, ходатайство об открытии реального училища мотивировалось, главным образом, указанием на то, что местная мужская гимназия не в состоянии справиться с наплывом поступающих; это - одна сторона, а другая - указания земства и города на необходимость именно реального училища для подготовки специалистов в связи с развитием сельского хозяйства и промышленности. Реальное училище было открыто при значительной материальной поддержке со стороны города и земства для приобретения усадьбы, постройки здания и оборудования. Реальное училище по существовавшим тогда правилам не давало права поступления в университет, но открывало для окончивших реальное училище двери во все высшие технические училища.
Реальное училище быстро завоевало определенное и выгодное положение в городе, так как, во-первых, сосредоточило в себе учащихся из наиболее обеспеченной части населения, во-вторых, более жизненной, практической постановкой обучения, конечно, постольку, поскольку это было возможно в условиях ведомственной опеки. Таким образом, классическое и реальное образования получили свое наглядное выражение в двух типах средних учебных заведений, отличных друг от друга и по обязательной для учащихся форме.
В 1907 году Уфа становится центром учебного округа. Перенос управления из Оренбурга, как говорилось об этом в докладной за-
писке по этому вопросу, диктовался необходимостью, в связи с более центральным положением Уфы по сравнению с Оренбургом, усилить руководство делом народного образования и особенно в наиболее густо населенных местностях района (в губерниях Пермской и Уфимской).
Перемещение управления округом в Уфу не внесло существенных изменений в дело народного образования. Округ, можно сказать, только справлялся с текущей работой по реализации руководящих указаний и требований центра, по управлению существующими учебными заведениями, являясь передаточной инстанцией по школьным вопросам, возникающим на местах, а вместе с тем значительной, весьма ощутительной помехой инициативе местных самоуправлений.
Значительный сдвиг в области расширения сети учебных заведений происходит после 1905 года, всколыхнувшего царскую Россию. Правительство, под напором требований общественности, доказанной русско-японской войной отсталости во всех областях, вынуждено было пойти на уступки, диктуемые развитием промышленности и торговли. Вопросы всеобщего обучения, повышенного образования, профессиональных школ и высших учебных заведений становятся «злобой дня», предметом длительных споров и пререканий между ведомствами. Роль земства, о чем будет сказано ниже, становится все более и более определенней, а его столкновения с представителями власти играют роль наглядных уроков, иллюстрирующих действительное лицо власти и ее отношение к просвещению масс.
Период времени от 1905 года до 1917 года в истории просвещения быв. Уфимской губернии характерен ростом сети начальных школ, сети школ повышенного типа (городских по Положению 1872 года училищ, переименованных в 1912 году в высшие начальные училища), открытием в Уфе учительского института; кроме учебных заведений указанных типов, в Уфе открываются частные учебные заведения среднего типа. Остановимся на этих фактах.
Как отмечало земство, образование должно было, идя от центра, укрепляться в низах, на периферии, не только количественно (рост школ), но и качественно, а именно - в смысле его повышения, профессионализации в отдельных звеньях (в части школ повышенного типа) и приближения к практическим нуждам и интересам населения. После 1905 года, в связи с ростом в деревне мелкой буржуазии и необходимостью удовлетворить ее запросы на повышенное, сравнительно с начальной школой, образование, увеличивается число высших начальных училищ, сменивших городские учили-
ща. В быв. Уфимской губернии таких училищ до 1905 года было всего 7, из них 2 в Уфе; за последующее десятилетие количество их возросло до 24 за счет открытых в селах и заводах. Большую роль в открытии этих училищ сыграло земство: оно субсидировало вновь открываемые училища ежегодными пособиями, брало на себя открытие и полное или частичное содержание дополнительных курсов для подготовки оканчивающих к определенным видам труда. Каков был план земства на дальнейшее время, говорит проект земства (См. «Бюллетень отд. нар. обр. Уф. земства», 1916 г., № 1), по которому намечается довести количество указанных училищ до 75 в ближайшие годы, причем предусматривается, что земства берут на себя обязательство участвовать в их содержании. Открытие этих училищ с особенной остротой поставило вопрос о подготовке необходимых для них педагогических кадров. Учебный округ вынужден был пойти на то, чтобы открыть в Уфе учительский институт. Когда-то существовавший в Оренбурге учительский институт, питавший округ учителями, был закрыт в 90-х годах за перепроизводством учителей; теперь он, через 10 лет, возникает, в Уфе после настойчивых ходатайств со стороны города и земства. Местная газета «Уфимский край» впервые сообщила об этом в номере от 22 августа 1909 года в отделе хроники: «В наступающем 1909-1910 учебном году открывается в Уфе учительский институт и при нем 4-классное городское училище (первый класс института и два первых класса городского училища)». Открытие последовало в октябре (5), причем та же газета, отмечая особую нужду Уфы в таком просветительном учреждении, как институт, указывает на рост учебных заведений различных типов и... на «близость к разрешению вопроса о всеобщем обучении». Последнее заявление выглядит очень курьезно; в сентябре месяце (12 сентября, № 197) та же газета поместила невинную, на первый взгляд, заметку, обычную для того времени, а именно: «Усть-катавское общество обратилось в Губернскую земскую управу с ходатайством об отпуске средств на наем помещения для школы, так как 150 человек детей остались вне школы». Дело идет не о деревне или селе, а о заводском поселении. Это, во-первых, а во-вторых, в № 183, от 26 августа, та же газета в отделе хроники коротко сообщает, что в приеме в начальные школы г. Уфы отказано... 544 детям.
В описании открытия института, не говоря об обязательных для того времени официальных представителях и речах с выражениями казенного пафоса, обращает на себя внимание обещание воспитывать будущих учителей «на высоких основах религии и нравственности», а затем сообщение директора, что «подано было заявлений
130, принято 26, причем о приеме 3 (двух женатых и одного католика) постановлено ходатайствовать перед министром народного просвещения». Как нечто новое, институт был открыт без интерната, обязательного для воспитанников, независимо от места жительства, как этого требовало Положение 1871 года, созданное в бытность министром просвещения, памятного в истории русской школы, Дмитрия Толстого. Таким образом, Уфа обогатилась новым учебным заведением, единственным в округе. Рост числа школ заставил в ближайшее время (в 1912 году) открыть институт в Екатеринбурге (нынешнем Свердловске). Продукция Уфимского учительского института не могла быть значительной. Если общее количество учащихся не превышало (в трех классах) 75 человек, то, понятно, выпуски выражались в 15-20 человек. По материалам Уфимского института, общее количество воспитанников по годам таково: в 1912 году - 72, в 1913 году - 69, в 1914 году - 72, в 1915 году - 53. За 10 лет своего существования (1909-1919 гг.) институт дал не более 150 человек, подготовленных для работы в высших начальных училищах; причем подготовка не дифференцировалась по специальностям или циклам. Недостаток в учителях, в связи с увеличением числа высших начальных училищ, был настолько ощутителен, что в
1916 году при институте были организованы одногодичные курсы для окончивших женские гимназии с целью подготовки их к педагогической работе в указанных училищах.
Каков был национальный состав учащихся в институте? Этот вопрос не лишен значения, поскольку дело происходит в центре будущей Башкирии. За 10 лет в составе учащихся фигурируют три национала: 1 башкир и 2 татарина (тов. тов. Мухамедов, Терегулов, Еникеев, здравствующие поныне). Нелишне добавить, что националы зачислялись в состав учащихся только по разрешению министра народного просвещения.
Одновременно с институтом было открыто при нем в качестве образцового для практических занятий будущих учителей 3-е городское училище, органически связанное с институтом и находившееся под руководством его администрации. Это обстоятельство способствовало улучшению практической подготовки, создавая для будущих учителей все возможности для изучения школьной работы и для непосредственного и постоянного участия в ней, начиная со второго курса.
Учительские институты, подготавливающие в основном преподавателей для городских (высших начальных) училищ, женских прогимназий, не были высшими учебными заведениями, занимая промежуточное между средней и высшей школами место. Что касается
организации и качества учебного дела в них, то это зависело во многом от местонахождения институтов, так как находившиеся в таких крупных центрах, как Петербург, Москва и др., имели возможность привлекать к работе, хотя бы по совместительству, крупных научных работников, известных педагогов. Многое в жизни и деятельности каждого института значила личность стоявшего во главе директора в зависимости от его отношения и интереса к делу, от пригодности к нему в смысле теоретической подготовленности и практического искуса в качестве преподавателя, наконец, - от умения сплачивать педагогический коллектив. Немалое значение имело уменье ладить с официальным руководством, всегда настороженным и недоверчивым, В истории дореволюционных институтов хорошо известны такие лица, как Сент-Иллер, Цируль, Каптсрев, Гри-горевский, Лексин, Запольский и др., оказавшие, в качестве директоров и преподавателей, большое влияние на организацию отдельных институтов и известные в истории развития русской педагогической мысли. Уфимский институт не успел в достаточной степени проявить себя. Немало повинна в этом постоянная и ревнивая «опека» над ним со стороны учебно-окружного управления, оберегавшего институт от притока в него «неустоявшихся личностей», по выражению окружного инспектора Миропиева. Комплектуя состав работников, окружное начальство заявляло, что оно выделяет лучшие силы для нового учебного заведения, но, конечно, понимало слово «лучшие» с точки зрения всесторонней благонадежности с добавлением к этому практического стажа, как условия необходимой методической подготовки. Ознакомление с материалами, характеризующими жизнь института, не дает примеров оригинальной мысли, педагогической новизны, инициативы. Все совершается в пределах предначертаний, указаний, разрешений начальства. Некоторый простор предоставляется в области методических исканий, в области практической подготовки воспитанников в смысле усвоения ими наиболее эффективных приемов и средств обучения. Нужно отдать справедливость, что из института выходили в большинстве случаев хорошо подготовленные педагоги, знающие свои предметы, хорошо грамотные и методически подготовленные. Из состава бывших воспитанников выделился ряд лиц, работающих в настоящее время в вузах (в Уфе, Москве, Казани).
Вопрос об открытии в Уфе высшего учебного заведения был одним из больных вопросов. В этом отношении округ разделил общую участь окраинных округов, возбуждавших ходатайства, поддерживаемые на местах заинтересованными организациями не только платоническим сочувствием, но весьма ощутительно мате-
риальными средствами. Пермь настойчиво добивается открытия университета; только перед 1917 годом в ней разрешено открыть отделение Петроградского университета по медицинскому отделению физико-математического факультета. Оренбургское земство организует комиссию по разработке вопроса об открытии политехнического института; доказывая его необходимость, комиссия усиленно акцентирует исторические права Оренбурга на высшее учебное заведение, отмечает наличие естественных богатств, заявляя, что в новом учебном заведении «должно быть отведено надлежащее место женщинам и инородцам». Ходатайство успеха не имело. Министерство народного просвещения наметило открытие в России 10 новых университетов, но Уфа и Оренбург в это число не попали. Таким образом, округ закончил свое существование в 1917 году, не имея на огромной территории в составе учебных заведений ни одного высшего учебного заведения. Окончившие среднюю школу и Уфе в подавляющем количестве направляются в высшие учебные заведения Казани, Москвы, Петербурга
Как разрешался вопрос о высшем образовании для женщин? Оно было доступно лишь немногим, главным образом - обеспеченным. Правда, земство, отмечая нужду в специалистах, помогало стипендиями и женщинам, но это были счастливые исключения, единицы, причем - в большинстве случаев - дети прикосновенных к земству лиц. По материалам земства, стипендиатками его были учащиеся Сибирских высших женских курсов в Томске, Стебутов-ских высших женских сельскохозяйственных курсов, Фребелевских курсов, высших женских курсов в Казани, Петроградских женских курсов и др. Подавляющее большинство окончивших средние учебные заведения женщин направлялось на педагогическую работу, главным образом, - в начальные училища и училища повышенного типа. По отчетам инспекторов народных училищ (Смирнова, Любимова, Дианова и др.), создавался контингент учительниц, чрезвычайно неустойчивый, вследствие изменений в семейном положении (выход замуж), за исключением «прочного осадка», в лице одиночек.
Говорить о высшем образовании женщин-мусульманок, тем более, башкирок, не приходится.
В каком положении находилось среднее женское образование? Оно было долгое время представлено единственной, кроме женского епархиального училища, женской гимназией, открытой в 1860 году в результате известного в истории общественного движения, захватившего в свою орбиту вопросы и народного образования, нашедшего отражение в известных выступлениях Н.И. Пирогова. Со-
циальный состав учащихся, особенно вначале, имел ярко выраженный характер: подавляющее большинство составляли дочери дворян, чиновников, промышленников и купцов; для так называемых «благородных девиц» в семидесятых годах был открыт особый пансион, в 1880 году наименованный Новиковским. Что касается дочерей рабочих и крестьян, то они начинают проникать в незначительном количестве лишь в конце XIX века. Во главе гимназии обычно стояли аристократки, бывшие воспитанницы привилегированных институтов. Последней представительницей их была с 1880 года до 1917 года известная Уфе княгиня Багратион-Имеретинская. При посещении гимназии бросалась в глаза иногда изысканная подобранность преподавателей и воспитанниц в отношении внешности, одежды, манер, поведения. Более демократическим характером отличалась открытая в начале XX века 2-я женская гимназия с иным составом учащихся и преподавателей. Выбор последних определялся, главным образом, педагогической ценностью; вот почему 2-я гимназия быстро завоевала популярность среди горожан. Аристократический характер первой и демократический - второй были подчеркнуты различием форменного платья воспитанниц по цвету. Та и другая гимназии имели при себе педагогические (VIII) классы для подготовки воспитанниц к учительской деятельности.
После 1905 года в Уфе возникают частные учебные заведения. Открывается частная мужская гимназия, женская гимназия и 2 прогимназии. Ряд казенных женских прогимназий открывается в селах и заводах. В Уфе возникают коммерческое училище и торговая школа, состоящие в ведении министерства финансов. Вновь открытые учебные заведения, в противовес существовавшим раньше школам, притягивали к себе внимание буржуазной общественности, разочарованной в старой школе, и пользовались с ее стороны сочувствием. Импонировали названия «частная», «новая» школа, казалось, независимая от начальства, поскольку она «частная», обязанная своим возникновением и существованием частной инициативе. Правда, эти вновь открытые школы стянули в свои стены тех педагогов, которые хотели внести нечто новое в дело воспитания. Начертав на своем знамени осуждение старой школы и клятву по-новому поставить дело воспитания, они мечтали «через новое воспитание облегчить роды нового общественного строя». Как и следовало ожидать, эти обещания оказались в условиях царской России невыполнимыми. С 1907 года, со времени перемещения в Уфу управления огромным учебным округом, она - центр официального (министерского) руководства просвещением. Перемещение было осуществлено одним из наиболее деятельных попечителей - Боб-
ровниковым. Бывший директор Казанской учительской семинарии, интересовавшийся делом и, что называется, настроенный на работу, доступный и простой в обращении, он не пользовался в уфимских верхах расположением за свой демократизм, а потому, не поладив на месте и не встречая поддержки в высших сферах, вынужден был подать в отставку. Последующие попечители, быстро сменяя один другого, были типичными чиновниками, для которых пост попечителя был завидным повышением, требовавшим исполнительности, с одной стороны, а с другой, - уменья ладить с представителями духовной и светской власти на местах.
<...> Особняком от всех учебных заведений стояло существовавшее в Уфе с 1876 года землемерное училище, находившееся в ведении министерства земледелия. Дата его открытия совпадает со временем, когда расхищение башкирских земель, в связи с проектированием и последующей постройкой железной дороги от Самары до Уфы, а затем далее к востоку, развернулось с особенной силой и достигло своего апогея. Это обстоятельство объясняет причину его возникновения: необходимо было «соблюсти приличие» и придать вид законности «сделкам» по «приобретению» земель у башкир, предупредить точным размежеванием возможные недоразумения и оградить права новых владельцев; нужно было покончить с тянувшимися десятки лет земельными спорами.
В 70-х годах, когда происходило усиленное «приобретение» башкирских земель, местное начальство оказалось в большом затруднении, вследствие массы бесконечных земельных тяжб, споров и недоразумений. В результате возникает землемерное училище для подготовки специалистов, нужных для того, чтобы установить точные границы владений отдельных лиц и обществ. При таких об-стоятельствах вполне понятен тот девиз, какой красовался на наплечных знаках землемеров - «Всякий при своем», - заимствованный из резолюции Екатерины II на указе от 25 мая 1766 года о государственном генеральном межевании. Введению обязательной формы для учащихся придавалось большое значение, как средству заинтересовать и привлечь молодежь, а с другой стороны, - внушить уважение к землемерам со стороны населения, как представителям власти и законности. Надо сказать, что землемеры во время наездов в районы с загадочными для простодушных людей инструментами действительно внушали не только уважение, но и страх.
Насколько велик был наплыв желающих поступить в землемерное училище (принимались по испытанию окончившие городские 4-классные училища и 5-6 классов гимназий), показывают
данные 1907 года: из 270 подавших заявление принято 47, отказано в приеме 223.
В истории просвещения большую роль играло православное духовенство. Оно, как сказано было выше, следуя примеру первого архиепископа Казани Гурия, считало своей прямой обязанностью просвещать «инородцев» «светом веры христовой». Но эта деятельность, вследствие удаленности от центра, не была интенсивной и ограничивалась личными усилиями отдельных ревнителей из среды духовенства. С 4 марта 1800 года по 21 марта 1859 года Уфимский край входит в состав Оренбургской епархии, причем это обстоятельство объясняется необходимостью, ввиду открытия епархии и наличия в ней огромного количества иноязычных народностей различных исповеданий, облегчить труд епископов по управлению епархиями и усилить просветительную деятельность среди «темных и невежественных инородцев», Трудно дать описание, как и в каких размерах протекала эта просветительная деятельность, за неимением точных данных; можно лишь догадываться, что она осуществлялась с участием и с помощью представителей светской администрации, поощряемой наградами. О какой-либо серьезной, длительной работе не могло быть и речи. Она нашла свою оценку в отзывах о ней известного миссионера Ильминского, заявившего, что, нося чисто формальный характер, эта работа не с состоянии «завоевать душу инородца», что, вместо притяжения ко всему русскому, она порождает отталкивание и разъединение, а поэтому необходима коренная реорганизация «этого святого и нужного дела». В чём заключалась «тонкая система», «хитрая механика» и «снаряды», изобретенные «единственным и незаменимым», по отзывам Победоносцева, просветителем, нет надобности говорить, но нужно сказать, что его влияние на ход просвещения в Уфимской губернии было весьма значительным: лавры «апостола инородцев» не давали спать местным ревнителям.
С 21 марта 1859 года Уфимская епархия становится самостоятельной. Ее выделение из Оренбургской епархии мотивируется недостаточностью работы среди инородцев; впервые епископы Уфы, помимо борьбы с раскольниками, особенно густо населявшими заводы - Златоуст, Саткинский, Юрезанский, Катав-Ивановский и др.,
- начинают систематическую деятельность среди коренного населения. Интересно то обстоятельство, что первый самостоятельный епископ Филарет (1860-69 гг.) поднимает вопрос об основании церковных школ. Последующий Петр (1869-1876), бывший епископ Якутии, где он долгое время был миссионером, большое значение придает работе над просвещением «инородцев», требуя от духовенст-
ва, чтобы оно не забывало того долга, какой налагается на него местными условиями. Если до 1866 года духовенство не фиксирует данных о своей миссионерской работе, то (в 1867 году уже фигурирует количество обращенных в православие по исповеданиям, а именно:
в 1867 году магометан - 82, язычников 1
,, 1868 , „ -37, „ -7
,, 1869 „ -52, „ -3
(«Памятная книжка Уфимской губернии», часть I, 1873 г., стр. 79).
В своем обращении к воспитанникам духовной семинарии епископ Никанор (1876-1884 гг. особенно выразительно подчеркнул необходимость и значение миссионерской деятельности для будущих священников, обязанных «со тщанием и любовью нести истину христову в среду тьмы и невежества», памятуя «иже сотворит и научит, тот велий наречется, в царствии небесном». В этой речи епископ с особенной похвалой отзывается о деятельности Ильминского. Судя по некоторым данным, им было отправлено несколько духовных лиц для ознакомления с деятельностью Ильминского на месте. В конечном итоге совместными усилиями духовного и светского начальства в Уфимской губернии была открыта в 1882 году Бирская инородческая учительская школа. В отчете школы за 1895 год, отпечатанном в Казани, читаем: «Учреждение Бирской инородческой учительской школы, находясь в связи с пробуждением в Уфимском крае стремления к просвещению народной массы, вызвано к жизни, главным образом, заботами правительства о сближении инородцев с коренным русским населением». Добавим: «забота» правительства ясно характеризуется постройкой при школе православной церкви в мавританском стиле. Для полноты картины еще одна выдержка: «Но в то время как в Уфимском крае только что возникал зародыш школы с религиозно-христианским характером для просвещения инородцев, в Казанском крае раскидывается сеть учебно-миссионерской образовательной деятельности. Основные черты новой организации инородческой школы здесь впервые стали обнаруживаться в открытой в 1864 году Казанской крещено-татарской школе. Новые школы посредством Родного языка стараются пробуждать и развивать общечеловеческие задатки религиозности и мысли», «воспитывают из среды самих инородцев усердных деятелей и распространителей христианского образования среди сородичей. Покровителем этих школ, принявшим самое искреннее и деятельное участие в них, был прокурор святейшего синода, а потом министр народного просве-
щения, граф Толстой, который, в 1866 году лично обозрев все Поволжье, «поставил дело инородческого образования на степень общего государственного вопроса».
Говоря о воспитании инородцев, автор наивно констатирует: «от указанного воспитательного религиозно-нравственного воздействия не были устраняемы и питомцы-язычники: кроме изучения Закона Божия, они привлекались к соблюдению постов и ознакомлению с церковными службами и обрядами». Пусть не особенно грамотно» но все сказано ясно. Бирская учительская школа была предметом особых забот министерства народного просвещения и духовного ведомства, правда, заботы последнего носили платонический характер.
Предмет новых забот у епархиального начальства - духовные учебные заведения. Духовная семинария в течение времени претерпела ряд изменений; удаляясь от бурсы, описанной Помяловским, она, тем не менее, сохраняла некоторые специфические черты, культивируемые и поддерживаемые непосредственной близостью к высшему духовенству епархии и консистории. Архаический образовательный материал, подавляющая масса богословского с его схоластическими тонкостями, отсутствие, или - в лучшем случае
- крайний недостаток, ограниченность точных наук, оторванность от жизни - все это накладывало на воспитанников - за весьма редкими исключениями - определенный отпечаток. В истории семинарии известна попытка одного из епископов - Никанора (впоследствии архиепископа Херсонского) - оживить дело воспитания будущих «пастырей стада христова» и усилить их общеобразовательную подготовку изучением таких наук, как история, литература, естествоведение, математика, музыка. Но эта попытка, во-первых, встретила сопротивление со стороны «заматоревших во днех своих» педагогов, во-вторых, - скоро прекратилась за уходом Никанора. Его преемник Дионисий, бывший якутский миссионер (см. Гончаров, «Путешествие по Сибири», где автор упоминает о своей встрече со священником Дмитрием Хитровым, переводчиком религиозных книг на якутский язык), прекратил это новшество. Суровый и непреклонный старик, прошедший тяжкую школу лишений и невзгод в условиях якутской действительности, фанатически религиозный и преданный делу, он был чувствителен и памятен тогдашнему духовенству своей крутой расправой посохом и пинками с провинившимися и нерадивыми пастырями. И в Уфимском крае он приложил свою руку к миссионерству, усилив его и поощряя деятельность местных миссионеров к строительству церковно-приходских школ, подготовив организацию при духовной семинарии образцовой школы для практики се-
минаристов в обучении. Толчок, данный строительству церковноприходских школ, повел, как вообще в России, к усиленному росту последних, что видно из статистических данных. В 1888 году общее количество церковно-приходских школ достигло 83.
Типы школ 1899г. 1903г. 1912г.
Второклассных 2 - 6
Двухклассных 3 5 7
Одноклассных 148 245 351
Школ грамоты 69 123 4
(большая часть превращена в одноклассные).
Миссионерских 49 375 368
Учащихся в них 10.585 - 11.452
Заметим, что усиленное открытие церковно-приходских школ имеет тенденцию обогнать рост земских школ, ослабить так или иначе их влияние на население, завоевать «бесхитростную душу искони религиозного русского человека» и, следовательно, застраховать ее «от тлетворного влияния безверия и нигилизма». О качестве школ скажем несколько слов, а именно: обязанное заниматься в них духовенство смотрело на них, за весьма редкими исключениями, как на насильно навязанную повинность, а назначаемые, в школы семинаристы, кандидаты в священники, занятые больше вопросами будущего благоустройства, и между прочим, обязательной женитьбы, считали работу в школе помехой для своего прямого назначения. Что школы не блистали постановкой учебновоспитательной работы, об этом откровенно говорят годовые отчеты и характерные оценки деятельности нерадивых работников, помещаемые в епархиальных известиях.
Приложил свою руку к духовной семинарии и известный в истории черносотенного движения епископ Антоний (впоследствии Волынский), еще на гимназической скамье поставивший себе цель -быть всероссийским патриархом (см. «Воспоминания» Поссе). Антоний придал семинарии сугубо специфический характер, особенно преследуя попытки внедрения точных наук; учитывая стремление окончивших семинарию уйти от духовного звания и поступить в университет, он был крепко озабочен построением такого учебного курса, чтобы воспрепятствовать поступлению в светские учебные заведения, оставив единственный путь - в духовную академию. По его
мнению, особенно вредной была математика; курс последней в семинарии был сведен до непозволительного минимума. Тем не менее, питомцы семинарии, уклоняясь от священства, направлялись в Казанскую и др. духовные академии для того, чтобы по окончании уйти на педагогическую работу; обычно это были преподаватели в средних школах древних языков, русского языка и литературы, истории, психологии, логики. Другие направлялись на юридический и медицинский факультеты университетов. Наибольшее количество уфимцев притягивал медицинский факультет Томского университета. Вспоминается отзыв профессора Новомбергского, работавшего в этом университете и отмечавшего, что, по сравнению с гимназистами, семинаристы выделяются, как добросовестный и настойчивый народ, иногда с налетом некоторого бурсацкого вахлачества, провинциализма, но, в общем, - «чудесные ребята в работе».
Несколько слов о преподавателях семинарии. Люди с высшим образованием (из духовных академий), выходцы из среды духовенства, сами бывшие воспитанники духовных семинарий, они, будучи и светскими людьми, все же жили особой жизнью, отчужденно и оторванно от прочего педагогического мира. Постоянное пребывание в среде духовенства накладывало на них особый отпечаток, делавший их в глазах обычной публики людьми странными и чудаковатыми. Встречались между ними, безусловно, талантливые люди, зачастую жертвы «пития хмельного». В большинстве карьера преподавателя заканчивалась или уходом в духовное звание, иногда назначением в инспектора народных училищ, как наиболее надежных, апробированных долголетней службой в духовном ведомстве кандидатов. Большая часть преподавателей семинарии принимала то или иное деятельное участие в союзе архангела Михаила, где активную роль играли известные в истории уфимского черносотенного движения подрядчик Бусов и купец Пантелеев, крепко связанные с духовенством и особенно покровительствовавшие церковноприходским школам.
Стремление к насаждению в народе религиозных начал христианской нравственности, попытка построения воспитания на таких основах, как «православие, самодержавие, народность», повели к оригинальному параллелизму в деле строительства просвещения, выпукло отразившемуся в Уфимской губернии. Уфа сосредоточивала управление и руководство народным образованием по линии министерства народного просвещения в лице учебно-окружного управления, с другой стороны, - по линии ведомства православного
исповедания. Объект того и другого - трудящиеся массы. Каждое ведомство создает свою систему просвещения вплоть до учебных заведений, подготовлявших педагогические кадры для своих школ (второклассные и церковно-учительские школы - по линии духовного ведомства, учительские семинарии, курсы - по линии министерства). Ведомственный антагонизм доходит до того, что в сходных учебных заведениях употребляются различные учебники, одобренные «своим» ведомством, причем одобрение того или иного учебника или книги для чтения церковным ведомством является своего рода признаком негодности в глазах работников земской школы; обратно, церковное ведомство с сугубой тщательностью отбирало учебники и книги для своих школ, остерегаясь принятых в земской школе. Несмотря на внешнее организационное сходство, земская и церковно-приходская школа были несравнимы. Явный уклон в утрированную религиозную обрядность, полнейшее игнорирование современности ярко сказались в школах, организованных в городе с целью сделать их показательными для духовенства. Этот перегиб, грубый и назойливый, создал определенное отрицательное отношение к этим школам со стороны горожан: они предпочитают отдавать детей в городские школы и только в крайнем случае - при недостатке мест в последних - помещают их в церковные школы. Расценивая просветительную деятельность духовенства, один из последних епископов вполне справедливо охарактеризовал ее ироническим замечанием по адресу ретивых просветителей - «ревность имут и не по разуму». Этот же епископ (Андрей, в мире -князь Ухтомский), один из деятельных и наиболее дальновидных, отдавал должное земским школам в отношении их организации и заботы о них со стороны земства, осуждая лишь их направление.
Тот же епископ Андрей в 1915 году, в связи с пребыванием в Уфе представителя «Западно-русского общества» для борьбы с враждебными русской христианской культуре влияниями, предлагает открыть в Уфе «Восточно-русское общество» по такой приблизительно программе: «Восточно-русское общество имеет своей задачей как подробное и всестороннее изучение местного края и его населения, так и проведение в жизнь последнего начал христианского просвещения и христианской культуры, «стремясь» утвердить в народе религиозные и нравственные понятия», «сблизить инородческое население с коренным русским населением», «чтобы не происходило поглощение татарами-мусульманами мелких национальностей». Интересно, что присутствовавший на собрании губернатор
Башилов выступил с заявлением: «В Уфе нет надлежащей почвы для серьезной научной работы тем, кто ею пожелает заняться, «круг местных интеллигентных сил очень ограничен»; в заключение он указывает, что наиболее подходящим местом для такого общества будет Казань, где, по сравнению с Уфой, условия несравненно лучше. Это мнение встретило возражение со стороны присутствующих, и вопрос был решен в положительном смысле, причем протокол заканчивается словами: «постановление подписано 30 лицами, в числе подписавших г. Башилов» («Уф. епарх. вед.», 1915 г. стр. 583584).
Состоявшее в ведении духовенства епархиальное женское училище было открыто в 1862 году в составе трех классов (применительно к женским училищам 2 разряда; в 1878 году было решено преобразовать его в шестиклассное (1 разряда), что и было сделано в 1880 году; в 1895 году при нем было открыто начальное училище для педагогической практики воспитанниц. Задача епархиального училища в историческом очерке последнего («Уф. еп. вед.», 1913, №№ 1-2, стр.3) определена словами: «чтобы жены священников хотя сколько-нибудь соответствовали образованию своих мужей и были истинными помощницами им как в семейной жизни, так и в деле религиозного служения народу». Создавая это училище, духовенство пыталось разрешить осложнившийся вопрос благоустройства своего потомства, обычно многочисленного. Старый порядок наследования прихода по невесте отжил, так как невест становилось больше, чем приходов, а потому намечается новый выход из затруднительного положения в виде подготовки к педагогической деятельности. Епархиальное училище организуется по типу сложившихся к этому времени женских гимназий во всем - вплоть до классных дам - напоминая последние. Организуются и заключительный (VII) педагогический класс и образцовая школа. Начиная с VI класса, воспитанницы упражняются в сочинениях на такие темы, как: «Уча других, мы учимся» («Досеndodiscimus», Сенека), «Формы обучения в начальной школе», «Награды и наказания в начальной школе», «Учитель и методика в их взаимоотношении в школе». Окончившие курс получают звание учительницы начального училища и охотно назначаются учебным начальством на учительские места по возможности поближе к родным пенатам. В глазах учебного начальства эти кадры были надежнее во всех отношениях, нежели питомцы учительских семинарий, тем более, что предпочтение было выражено в известной резолюции Николая второго - «Желал бы видеть в народных школах побольше учи-
тельниц!» Ревностное исполнение монарших предначертаний не замедлило проявиться в деятельности инспекций и дирекций народных училищ.
<...> История Уфимского земства - история сложной борьбы за возможность делать земское дело, когда приходилось отбиваться, помимо министерства внутренних дел, от вмешательства духовного ведомства и министерства народного просвещения. Хорошо, если среди нападающих не было согласия и договоренности, если можно было, опираясь на сплоченность состава членов и гласных, вести сложную дипломатическую игру нажима и уступок, а также и отступлений, требований и просьб. Недаром выбор председателей обычно определялся требованием дипломатической ловкости, изворотливости, уменья ладить и «потрафлять в точку», по выражению одного простодушного гласного. Последним председателем уфимского губернского земства был Коропачинскнй, известный в кругу земцев под названием «Пети Сладкого».
Ограничившись этим кратким предисловием, перейдем к деятельности земства в области просвещения. Рабочую силу земских управ составлял так называемый «третий элемент». Название это было впервые пущено в оборот одним русским губернатором в 90-х годах прошлого (XIX) столетия и получило широкое распространение в повседневной жизни, в литературе; им, в отличие от первого элемента (представителей земства, служащих по назначению правительства) и второго элемента (лиц, участвующих в земской работе по избранию населения), назывался самый многочисленный слой земских работников служивших по найму, несших на себе всю тяжесть земского дела. «Третий элемент» по существу был ближайшим проводником культуры в народные массы (учителя, врачи, агрономы, ветеринары и др.). По узко сословному дворянско-помещичьему составу земство не было демократическим общественным учреждением, а потому народные интересы почти не имели в нем своих выразителей и защитников, так как малочисленные гласные от крестьян, заседавшие на собраниях рядом со своим земским начальником, не имели возможности свободно высказываться. Все, что можно было сделать в земстве в интересах народа, делалось обыкновенно теми многочисленными работниками земства, которые составляли в нем «третий элемент».
Служа по найму и возглавляя отделы, эти работники были инициаторами и исполнителями мероприятий в различных отраслях земского хозяйства. Это были люди, не нашедшие применения своих сил, знаний и опыта в правительственных учреждениях, искавшие
хотя бы малейшего простора для созидательной работы и возможности быть полезными народу. Демократическая настроенность с густым налетом покаянного настроения очень характерна для работников земства, делавших свою работу с большим воодушевлением и верой в ее значение. Автор статьи «На пути к просвещению» отмечает, что интеллигенция внесла в земскую работу очень много своего воодушевления, оставив за земским порогом свои идейные разногласия». Тенденции народничества, в форме «служения народу», «оплаты» «создания культурных ценностей» и «несения света в толщу народную» имели большое место в убеждениях земских работников. Среди них были лица, не говоря об их исключительной честности, искренней убежденности, больших знаний и опыта, целиком отдавшиеся делу. В области просвещения земство имело работников, много поработавших в области народного образования. К числу их, бесспорно, относится М.И. Обухов (Шорин), автор многочисленных статей и отдельных изданий по вопросам просвещения.
В начале своего существования земство, обязанное по Положению 1864 года заботиться, главным образом, об устройстве дорог и мостов, больниц и арестных домов, затем последовательно стесняемое вмешательством министерства внутренних дел, в вопросах школьного дела ограничивалось по необходимости материальной поддержкой школ, участием в строительстве новых школьных зданий, частичным содержанием учителей. В журналах постановлений 70-х и 80-х годов красной нитью проходит тенденция возможно ближе встать к школе, расширяя свою компетенцию на вопросы сети школ, руководства учебно-воспитательной работой, подбора учителей и их подготовки. Вначале некоторые мероприятия земства встречают поддержку со стороны министерства народного просвещения, как - с другой стороны - мероприятия последнего поддерживаются со стороны земства. Одним из проведенных совместными усилиями мероприятий явилось открытие в Уфимской губернии первой учительской семинарии в Благовещенском заводе (1895 год). Попечитель округа Лавровский, не ограничиваясь письменными сношениями, лично явился на 2-е очередное собрание Уфимской губернской земской управы, чтобы ходатайствовать об ассигновании средств на постройку квартир для преподавателей. Это едва ли не единственный случай в истории земства; последующие попечители сочтут несовместимым со своим служебным достоинством и положением даже присутствие на земском собрании и в нужных случаях ограничатся посылкой представителей, в лице директора
или инспектора народных училищ. По мере роста бюджета влияние земства на школьное, строительство увеличивается, а вместе с тем растет влияние и популярность земства среди учительства и населения. Одним из вопросов, возникших в 90-х годах, был вопрос о всеобщем обучении. Он до конца существования земства остался неразрешенным, но нужно сказать, что подготовительная работа, вплоть до типов школьных зданий, оборудования их и меблировки учительских квартир, была проделана, с большой тщательностью. Казенные канцелярии округа, дирекций и инспекций ни в коем случае не могли справиться с этой сложной работой и вынуждены были, скрепя сердце, ограничиться ролью созерцателей и в некоторых случаях - корректоров. Что встречало особо активное противодействие со стороны официального руководства, так это попытки земства проникнуть во внутреннюю жизнь школы, внести некоторое оживление в ее работу путем обновления образовательного материала, методов работы, путем повышения общего и педагогического уровня учительских масс. Характеризуя и расценивая старую школу, земство вполне разделяло взгляд одного из видных русских методистов - Вахтерова, а именно: «эта школа не думала о природе ребенка, а думала только о заучивании книг; эта школа была рассчитана на учеников с феноменальной памятью и ослиным терпением; всем же остальным детям с более тонкой организацией и более возвышенными запросами эта школа мстила целым рядом жестоких наказаний, рассчитанных на чувство страха».
В ряде поводов для вмешательства в просветительную деятельность земства встречаются чаще всего такие мероприятия, как вопрос о подборе литературы для ученических и учительских библиотек, об учебниках для школы, об организации летних курсов для учителей и подборе лекторов для них, не говоря уже о плане и содержании работы на курсах и длительности их в летнее время. Изобретая мотивы для сокращения длительности курсов, один из инспекторов с жаром доказывает, что курсы лишают учителя законного отдыха, отрывают надолго от домашних работ и вносят расстройство в его личные дела и благополучие. Другой подходит к вопросу с точки зрения психологической, доказывая, что такие явления, как курсы, не только не могут вдохновить и вооружить на работу, но обязательно, выбив учителя из привычной обстановки, возбуждают лишь недовольство своим положением и порождают стремление «к странствиям и перемене мест». Словом, недостатка в различных соображениях нет. Читая их, убеждаешься в справедливости суровой оценки русских ин-
спекторов одним из видных русских педагогов-методистов Н.Ф. Бунаковым, активным и популярным организатором и участником учительских курсов во многих городах России, в частности и в Уфе, известным среди тогдашней педагогической общественности под названием «учителя учителей». Бунаков дважды был в Уфе, следовательно, и здесь, как и всюду натыкался на неизбежное общение с инспекторами, и оно, надо полагать, не внесло изменения в его мнение об инспекторах. «Ох, уж эти инспектора народных училищ! Какой возмутительный подбор! Дурак на дураке! Негодяй на негодяе! Ни одного достойного уважения!» (Н.Ф. Бунаков, «Моя жизнь», 1909 г.; стр. 320).
Почему официальное руководство ратоборствовало против учительских курсов, ограничивая и стесняя их обязательным и придирчивым надзором, это, конечно, понятно. Оценка курсов самими учителями, их отзывы о них очень интересны, как показатель настроений учительства. «Мы были оторваны от жизни, мы были вне ее и даже как будто стали забывать о том, что она есть; она казалась нам недосягаемой, недоступной для нас, и мы, сами того не замечая, погружались в окружающую нас неприглядную действительность, существуя изо дня в день, влача тяжелое бремя труда и лишений. Курсы были для нас большим окном. Мы увидели свет, на нас пахнуло свежим воздухом, надеждой и верой в свое дело, мы увидели цель жизни». Пусть это несколько наивно и даже сентиментально, но это лишь доказывает, насколько тяжела и безотрадна была жизнь учителя народной школы, призванного «сеять разумное, доброе, вечное». Между прочим, в борьбе двух сторон за курсы, за характер работы на них, любопытна тенденция инспекций свести курсы или исключительно к обучению учителей сельскому хозяйству и разбавить последнее разъяснением существующих распоряжений о школе; в крайнем случае, дело сводилось к ознакомлению учительства с методами преподавания отдельных предметов. Особенно упорное противодействие вызывают попытки организовать лекции для учителей по общеобразовательным дисциплинам с целью повышения их общей подготовки. На сцену выступают запросы о лекторах и их благонадежности, о рекомендуемой литературе и т.д. На всем протяжении, вплоть до
1917 года, идет эта война, то усиливаясь, то ослабляясь, проявляясь иногда со стороны министерства в решительных мерах запрета с обращением к содействию губернатора. Одним из памятных для земства и учительства уфимских губернаторов был генерал
Соколовский, напоминавший своим отношением к просвещению щедринского Перехват-3алихватского («въехал в город на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки»). Бравый генерал определял назначение и роль земства с предельной ясностью: «мосты, дороги, больницы - вот дело земства; в школу пусть не лезет, а вот пусть о борьбе с пожарами подумает и работает, а не то»... Следовала недвусмысленная угроза. Другой губернатор, Ключарев, памятный Уфе как строитель дома имени Аксакова - теперешнего Дворца труда и культуры (переведенный потом в Симбирск, там занялся постройкой дома имени Гончарова), считал земство вредным учреждением, «притоном и приютом для неблагонадежных элементов», помехой на путях административного преуспеяния и личного благополучия.
Намерение правительства усилить контроль над школами, в связи с нарастающим революционным движением, явно выступает в быстром росте числа инспекторов, этой «полиции по просвещению». Если в начале 70-х годов общее количество их в России 35, то к 1914 году оно возросло до 487, причем министерство на 1914 год проектирует еще 100 новых должностей. Уфимское земство охотно идет на то, чтобы иметь своих земских инспекторов за свой счет, но министерство отклоняет это предложение, соглашаясь, в крайнем случае, на содержание инспекторов за счет земства, но с условием назначения своих кандидатов, подчиненных в своей деятельности исключительно дирекции и округу. Земство не пошло на это.
На 1 января 1914 года количество начальных школ в Уфимской губернии было таково:
Из общего количества учащихся на долю земских школ приходится 62,3%, министерских - 15,4%, церк.-приходских - 17,5%, прочих организованных - 4,8%,
Земских: одиоклхссных двухклассных
Итого . .
Мин. нар. проев.: одноклассных двухклассных .
Итого . . .
Ведомства православного
исповедания: однокласспы* .
двухкллегнмх . Итого . . .
В городах В селенвйх Всего
8 1203 1211
- 20 20
8 1223 1231
16 211 228
7 31 38
23 243 266
16 335 351
2 11 13
Ж 346 364
Прочих организованных школ:
одноклассных
двухклассных
В юродах В селениях Всего
39
5
21
2
60
7
Итого ... 44 23
Итого ор) анизевакных школ;
одноклассных 79 1771
двухклассных 14 64
67
1850
78
Итого
93
1835
1928
прихо*
Из общего количества школ на долю земства
дится 1231, т. е. 63,8°/*. .
Примечания: ^ « указанное количество не входят школи
грамоты и магометанские мектебы;
2/ ванные гаимстсова- ы из статистического очерка Обухов» „Начальные народные училища Уфимский губе^лии в 1924 и 1У|5 учеб. год;", Уфа, 19»5. стр. 9.
Еще резче значение земства выступает при сравнения численности учащихся я учащих.
Общее количество учащйх: в земских шчолах—181Э
в министерских „ — 448
в це к.-приходских— 443 в проч. оргакнзов. — 132.
Из общего количества учащих в 2882 человека на земство приходится 1819, т. е, 63,%
Общее количество учашихся:
в земских школах—малъчикоз'-44443> девочек—18792
Всего 63235 ~
в мннистерс ких— мальчиков—12706, деЕочек—2924
Всего—16330
в церк,-ирИХОДСКЯ!—шлъчкк,—11191,девочек-6608
Всего—17799
в проч. оргакнзов. и.колзх~ мальчиков— £634, девочек—2239
Всего -70974, „ -30563
Итого—101537 '
Таким образом, участие земства в деле школьного строительства и объем его деятельности в этом направлении выглядят достаточно ясно. Помимо строительства и содержания начальных школ, земство развертывает просветительную деятельность и в других направлениях. В связи с ростом школ оно возбуждает вопрос об открытии при городских училищах педагогических курсов, приходя на помощь последними средствами на частичное содержание и стипендии курсантам. К 1 января 1916 года число курсов достигает 7. Участвуя в содержании открытых раньше учительских семинарий (Благовещенской, Бирской, Белебеевской) и учительского института в Уфе, оно возбуждает ряд ходатайств о расширении существующих и об открытии новых, намечая такие пункты, как Стерлитамак, Мензелинск, Златоуст. Земство намечает открытие в селах высших начальных училищ, проектируя довести количество их до 70 и, в то же время, открыть при них дополнительные профессиональные курсы и отделения (педагогические, счетоводные, ремесленные, сельскохозяйственные и проч.). Организуя учительские курсы, оно командирует своих учителей на курсы соседних земств и в крупные центры (Петербург, Москву, Казань, Пермь, Екатеринбург), на съезд по народному образованию (Петербург, 1913 год). В Уфе открывается земский книжный склад для снабжения школ учебниками, пособиями, принадлежностями; возникает мысль об издательстве на месте и об организации мастерской, для производства наглядных
учебных пособий для школ, подобно тому, как это было сделано Вятским губернским земством, организовавшим это дело на довольно широких началах.
Заслуживает внимания возникшая в земстве мысль о привлечении существующих и намеченных к открытию ремесленных отделений и классов ремесленных училищ к плановому производству школьной мебели, оборудования. Частично опыт такой организации был проделан на практике в одном из высших начальных училищ и дал, по отзывам земских работников, хорошие результаты.
В 1911 году Губернская управа возбудила вопрос об открытии в Уфе мужской и женской учительских семинарий для татар, выделяя необходимые средства для этого, но министерство народного просвещения, как обычно, тормозило дело, уведомляя, что «вопрос отложен до выяснения результатов работы междуведомственной комиссии по (вопросам постановки школьного образования в местностях с инородческим населением». Собрание вновь возбуждает вопрос, обращаясь в то же время в Пермскую губернскую управу с просьбой о ходатайстве с его стороны. Пермское земство уведомляет, что «собрание постановило поддержать ходатайство Уфимского губернского земства». Дело затягивается, и только в конце 1916 года, т. е. после 5-летней волокиты, было получено разрешение на открытие в Уфе земских губернских учительских курсов «на точном основании закона и правил 1 июля 1915 г. о частных учебных заведениях, классах и курсах, не пользующихся правами правительственных заведений». В силу этого закона, звание учителя предоставляется окончившим курсы после того, как они выдержат соответствующее испытание в комиссии учебного округа. Земство, конечно, вынуждено было пойти на это, считая эту уступку некоторым успехом в борьбе с официальным руководством. Присутствовавший на открытии представитель округа поздравил представителей татарского учительства «с большим праздником». Для полноты добавим: Курсы имеют целью подготовить учителей-мусульман для русско-татарских и русско-башкирских начальных училищ Уфимской губернии. Преподавание в них ведется на русском языке, кроме вероучения и природного языка учащихся.
Земство оказывает материальную поддержку секции детсадов Уфимского общества народных университетов, стоя «на точке зрения всемерной поддержки этих первых в Уфимской губернии и притом очень удачных попыток в области дошкольного воспитания детей».
По примеру передовых земств, большое внимание уделяется вопросам внешкольного образования. Организуются центральные библиотеки при уездных земствах, районные, повышенного типа, сельские библиотеки низшего типа; организуются занятия со взрослыми и подростками, народные чтения, выставки для населения. В каких условиях протекала, эта работа, вернее, с какими затруднениями, препятствиями приходилось иметь дело, чтобы осуществлять свои скромные мероприятия, показывает история организации народных библиотек.
«Народные библиотеки при начальных школах - это одна из самых ранних, самых значительных мер губернского земства в области внешкольного образования. Основание этому мероприятию было положено еще 20 лет тому назад, в 1893 году, когда XVII очередное губернское земское собрание ассигновало на него 1000 рублей». «Число библиотек, постепенно увеличиваясь, в 1911 году достигло 853». «С 1910 года, с учреждением отдела народного образования, явилась возможность уделить этим библиотекам должное внимание» («Доклады Уф. губ. зем. управы XXXVIII очередному губернскому земскому собранию, сессии 1912 г., доклад № 72, стр. 26). Но эта работа встретила неожиданное препятствие, а именно: взамен прежде действующих правил 1906 года, в 1912 году были изданы новые правила о народных библиотеках при низших учебных заведениях, по которым все народные библиотеки должны поступить «в полное распоряжение сих учебных заведений», а это означало, что земство, создавшее эти библиотеки и содержавшее их без всякой материальной поддержки со стороны министерства народного просвещения, устранялось от заведования, наблюдения за библиотеками, назначения работников, установления внутреннего распорядка. Возникает дело: управа приказывает заведующим внешкольным образованием вывести библиотеки из школ, инспектора народных училищ, со своей стороны, сделали распоряжение «О невыдаче агентам земства принадлежащих последнему книг, находящихся в этих библиотеках».
Деятельность земства, особенно усилившаяся в годы перед Великой Октябрьской революцией, вызывает яростные нападки со стороны охранителей «исконных русских начал» всех оттенков и направлений, начиная с представителей министерства внутренних дел и кончая черносотенными организациями. Попытки внести в просветительную работу среди населения элементы политики по линии таких дисциплин, как история, естествоведение, политическая эко-
номия, химия, ознакомить население с историей рабочего движения, осветить современные явления, хотя бы в самых скромных - по содержанию и форме, не говоря уже о направлении, - размерах встречают самое резкое противодействие и отпор. Можно сказать, что ни одни работники земства не подтвергались со стороны администрации такой тщательной фильтрации и контролю на местах, как работники по внешкольному образованию. Нужно сказать, что внешкольные работники - по общим отзывам - по своему развитию в большинстве своем стояли значительно выше обычных школьных работников. Это были люди, которых школьная работа удовлетворить не могла, которые искали более широкого применения своих сил и знаний. На исключительную преданность этих людей делу, в связи с фанатической любовью и преданностью книге, как источнику знаний, указывал в одном из своих выступлений нарком просвещения Луначарский, отмечая своеобразие этих работников, как своего рода «подвижников». Земская внешкольная работа, по существу, явилась предшественницей той работы, какую в новых условиях и по-новому развернули советские полит-просветительные учреждения, объединенные в ведении Наркомпросов. Просветительное направление этой работы особенно наглядно и ярко выступает в докладе о народных чтениях. «В среде темной и косной, живущей предрассудками и суевериями, верой в нечистую силу, злых духов и т.п., в заговоры и заклинания, в болезни, которые злой человек может напустить на другого человека по произволу и также по произволу снять, верой в колдунов, ведьм, домовых, всеми этими пережитками далекого и темного прошлого, - в этой среде физикохимические элементы, наглядные изображения процессов человеческого тела, употребление микроскопа, как средства обнаружить новые микроорганизмы, обусловливающие целый ряд болезненных и других процессов, - все это приобретает особую ценность и значение» (Докл. Уф. губ. зем. упр. XXXVIII очередн. губ. зем. собранию, сессии 1912 г., стр. 124). Со стороны представителя духовенства этот доклад, особенно в связи с тем, что докладчик ничего не сказал, вернее, намеренно обошел молчанием вопрос о религиознонравственном воспитании, вызвал неподдельное сокрушение и реплику: «Что делается? Куда мы идем? Не к богу, а от бога отводим народ!»
Особенный гнев и нескрываемую ненависть со стороны врагов земства вызывал так называемый «третий элемент», ставший, по уверениям черносотенных газет, «истинным хозяином земства», для
которого «душа народа стала полем борьбы и завоевательного похода на нее», «за этой душой началась организованная погоня, в ней старались разбудить зверя медоточивые свободолюбцы, прикрывающиеся именами Герцена и Огарева». Такая оценка деятельности и соответствующее отношение к ней, конечно, не могли не отразиться на ней, сводя ее к таким мероприятиям, как издательство переводимых на языки местных национальностей невинных брошюрок по санитарии и гигиене (о болезнях), агрономии, ветеринарии, кооперации. Так, например, на татарском языке было издано: по санитарии - 21 название, по агрономии - 13, по ветеринарии - 7; на чувашском языке - по санитарии - 2. Намечено было в 1916 году издание 24 названий по естествоведению, географии, истории, технике, медицине, ветеринарии, кооперации, но Октябрьская революция создала совершенно новые, исключительные условия для внешкольной работы, оставив далеко позади пережитый этап в истории просвещения. Между прочим, отметим, что об издательстве брошюр на башкирском языке, языке коренного населения, совершенно не упоминается. Оно и понятно: башкирской письменности до революции не существовало, она поглощалась татарской.
По сметам земств на внешкольное образование в 1912 году было ассигновано: губернским земством - 26.185 рублей, Белебе-евским - 1605 руб., Бирским - 5380 руб., Златоустовским - 2320, Мензелинским - 6668; Стерлитамакским - 1400, Уфимским - 16.023, всего 59.491 руб. В 1914 году очередное губернское земское собрание постановило издавать «Бюллетень по отделу народного образования». Первый номер издания вышел в марте 1915 года с передовой статьей, где читаем: «Приступая к изданию бюллетеня, отдел надеется, что он сыграет роль не только осведомительного органа, но и будет, до некоторой степени, между центральным земским управлением, с одной стороны, и земскими работниками на местах, с другой, тем связующим звеном, которое так необходимо во всякой общественной работе» («Бюллетень», № 1, стр. 1). Автор предполагает «накапливать и систематизировать опыт работы, чтобы бюллетень был резервуаром и источником его».
В августе 1916 года возникает секция народного театра (доклад М.И. Обухова). Правда, это мероприятие не было новым: один из земских деятелей, видный русский педагог Н.Ф. Бунаков это мероприятие, под названием крестьянского театра, не только выдвинул, но и осуществил в своем имении в конце XIX века.
Заключая краткое изложение деятельности земства в области просвещения, отметим, что в лице своих лучших представителей, наиболее прогрессивных и демократических, в лице «третьего элемента», оно проделало большую работу, оставило опыт, заслуживающий тщательного изучения. Борясь за передовую народную школу, за внешкольное образование, вынужденное постоянно вступать в конфликты с официальным руководством в лице различных ведомств, чтобы иметь возможность осуществлять свои скромные, подсказываемые жизнью мероприятия, оно служило наглядным доказательством несовместимости и непримиримости таких двух понятий, как самодержавие и просвещение.