CC BY
1931. Turicyn I.V. Velikaya rossijskaya revolyuciya 1905-1927 gg.: ot istoricheskih klishe - k novomu ponimaniyu fenomena // Sovremennaya nauchnaya mysl'. - 2017. - №6. - S.30-39.
ЯХУТЛЬ ЮРИЙ АСЛАНБИЕВИЧ - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Кубанского государственного университета (Россия, г. Краснодар)
YAKHUTL', YURIY A. - Ph.D. in Law, Associate Professor, Department of History of Russia, Kuban State University (Russia, Krasnodar) (culture@kubsu.ru)
УДК 94(47).084.3/6+351.749
ИВАНОВ В.А., БОЯРИНЦЕВА И.А., ИВАНОВ В.В. УЧАСТИЕ МИЛИЦИИ В АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ КАМПАНИИ В КОНЦЕ 1920-Х - 1930-Е ГОДЫ: НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ (НА МАТЕРИАЛАХ ПОВОЛЖЬЯ И ПРИУРАЛЬЯ)5
Ключевые слова: рабоче-крестьянская милиция, Народный комиссариат внутренних дел, религия, церковь, ислам, православие, язычество, автономные республики Поволжья и Приуралья, репрессии.
В статье показаны роль и место советской милиции в реализации государственной политики в сфере взаимоотношений с церковью в конце 1920-х -1930-е годы. Статья подготовлена на материалах автономных республик Поволжья и Приуралья, как одного из крупных национальных регионов СССР. Показан повсеместный и широкомасштабный характер гонений на церковь, которые осуществлялись органами милиции совместно с обществом в целом и различными государственными органами на всем протяжении рассматриваемого периода. Особое внимание уделено анализу национальной составляющей этой деятельности, изучению как общих характерных особенностей гонений на церковь, так и ее специфических проявлений по отношению к отдельным конфессиям в отдельных республиках Поволжья и Приуралья. В статье показаны основные направления и характер противостояния милиции православию, исламу, язычеству. Выявлены масштабы противостояния, отмечается трагизм ущемления прав и свобод людей, а также безуспешность масштабных преследований верующих.
IVANOV, V.A., BOYARINTCEVA, I.A., IVANOV, V.V.
NATIONAL FACTOR IN ACTIVITY OF THE SOVIET MILITIA (1917-1941): PROBLEM OF
HISTORIOGRAPHY
Keywords: Workers' and Peasants' militia, National commissariat of internal affairs, religion, church, Islam, Orthodoxy, paganism, autonomous republics of the Volga and Urals area, repression
The article is devoted to the role and the place of the Soviet militia in realization of state policy in the sphere of relationship with church in 1920th - 1930th years. The article is prepared on materials of the autonomous republics of the Volga and Urals region and as one of large national regions of the USSR. It is provided the universal and large-scale character persecution on church which was carried out by bodies of militia together with society in general and other public authorities throughout the considered period. At the same time special attention is paid to the analysis of a national component of this activity, studying both the general characteristics of persecutions on church, and its specific manifestation in relation to separate faiths in the certain republics of the Volga region and Urals area. The main directions and the nature of opposition of militia to Orthodoxy, Islam, paganism as to the religious faiths, most widespread in the specified region, are shown in article. Scales of such opposition are revealed, the tragic element of infringement of the rights and freedoms of people and also unsuccessfulness of large-scale prosecutions of believers is noted.
Научное и практическое значение изучения национальных аспектов антирелигиозной политики советского государства, прежде всего, определяется тем, что последние три десятилетия общественно-политической жизни российского общества отмечены революционными изменениями в ценностных ориентациях по отношению к религии. В стране стали широко циркулировать различные суждения о возрождении религии в России, ее национальных регионах, о роли религиозного фактора (в частности, православия и ислама) в истории, социально-культурном и духовном развитии народов многонационального российского государства.
5 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Правительства Республики Марий Эл в рамках научного проекта № 17-11-12005
При этом нередко в литературу просачиваются сомнительные, научно малосостоятельные утверждения, происходит идеализация отдельных культов и религиозных систем. Особую тревогу вызывает стремление использовать религиозные вероучения, культовые обряды и традиции в национальном движении. Причем все это происходит на фоне роста религиозного экстремизма и усиления межконфессиональных противоречий, противодействие которым становится насущной проблемой сегодняшнего дня и требует от органов государственной власти, общественных организации и всех граждан страны решительных мер и согласованных действий, направленных на предупреждение нарушений законодательства о свободе совести и вероисповедании. В этих условиях надежной основой для выработки оптимальной государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями может послужить исторический опыт государственно-церковных отношений - с его слабыми и сильными сторонами.
Затронутая проблематика анализируется на региональном уровне - а именно, на примере органов милиции Башкирской, Марийской, Мордовской, Татарской, Удмуртской и Чувашской автономных республик, ставших активными участниками антирелигиозной кампании в рассматриваемые годы. Все эти республики географически представляют Поволжье и Приуралье - обширный полиэтнический регион, издавна характеризовавшийся довольно острым межконфессиональным противостоянием. Это была арена противоборства православия и ислама, соперничавших во влиянии на нерусские народы России. Помимо русских, в регионе проживали две этноязыковые группы - финно-угорская и тюркская. В первую входят три крупных народа, каждый из которых имеет в настоящее время свое государственное образование: 1) мордва, 2) марийцы, 3) удмурты. Тюркская группа состоит также из трех народов: 1) татары казанские, или волжско-камские; 2) башкиры; 3) чуваши. Народы Поволжья имеют в значительной части общие исторические судьбы, они в течение долгого времени жили вместе, и культура их во многом сходна.
Самыми влиятельными религиозными направлениями в республиках Поволжья и Приуралья являлись православие и ислам. Так, в Казанской губернии доля православных в 1897 году составляла 65 % (мусульман - более 28%, некрещеных - 0,6 %). Здесь функционировали 680 церквей и молитвенных домов и 1152 мечети. В Уфимской губернии доля мусульман была больше 50 % (православных - 43,6 %, некрещеных - 4,5 %) [1]. Религия, безусловно, всегда коррелировала с национальными движениями местных народов, способствовала умножению их национальных ценностей. Тесная связь религии с этническими особенностями народов наблюдалась и в рассматриваемом регионе. Конфессиональная определенность национальных слоев населения была обусловлена исторической традицией вероисповедания. Так, ислам был составной частью национальной культуры башкир и татар, язычество - определенной части марийцев, мордвы (эрзи и мокши), удмуртов, чувашей. Органической частью национальных культур русских, а также большинства марийцев, мордвы и чувашей стало православие. Впрочем, религия - это не единый монолит. Даже в рамках одной конфессии нередко объединялись сторонники самых разных политических, духовных, нравственных ориентаций.
Изучение национальных аспектов антирелигиозной политики советского государства, политических репрессий 1930-х годов в последние годы заметно активизировалось. Основными сюжетами этих исследований являются особенности религиозной обстановки в стране и в национальных окраинах; состояние нормативной базы антирелигиозной политики; борьба с духовенством и репрессии против верующих; роль правоохранительных органов в этой деятельности [2; 3; 4; 5]. Однако, несмотря на имеющиеся наработки, участие милиции в антирелигиозной кампании в предвоенные годы должного освещения в отечественной литературе не получило. Глубоких и полных работ по этой проблеме нет, что служит дополнительным подтверждением актуальности заявленной темы.
Конец 1920-х - 1930-е годы в общественно-политической жизни Советского государства занимают особое место. В это время в стране складывалась жесткая централизованная командно-административная система. В рамках нового этапа построения
социализма, в стране и в регионе наблюдалось форсирование темпов индустриализации и коллективизация сельского хозяйства. Составной частью этого процесса явилось подавление противников социалистического строительства, среди которых оказались религиозные организации и служители культа. В этой связи, наблюдался известный перелом во взаимоотношениях Советской власти и институтов церкви. Вместо религии государством активно насаждалась новая идеология, основывавшаяся на атеизме, безбожии.
Большевики исходили из того, что религия связана с интересами эксплуататорских классов, и потому борьба с ней представлялась им борьбой с врагами нового социалистического строя. Они полагали, что уничтожение религии будет способствовать раскрепощению творческой активности масс для социалистического преобразования жизни. В решениях государственно-партийных органов антирелигиозная политика государства была распространена на все регионы и по отношению ко всем религиозным организациям. Причем в это время вновь становится очевидным стремление решить религиозные вопросы силовым путем. Важное место в этом отводилось и органам милиции, призванным выполнять охранительно-регулятивные функции, обеспечивать безопасность и порядок в повседневной жизни.
Новая власть не рассматривала милицию в качестве приоритетной государственной структуры, главным образом опираясь на иные столпы - партийный аппарат, органы госбезопасности и армию. Отношение власть предержащих к милиции было, скорее, как к вспомогательному государственному органу, а к ее работникам - как к исполнительному персоналу Советов всех уровней. Поэтому милиция была функционально перегружена. Она выполняла широкий спектр функций, возложенных на НКВД. Одновременно она оказывала содействие всем другим государственным и общественным ведомствам при реализации ими возложенных на них задач.
15 декабря 1930 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление «О ликвидации народных комиссариатов внутренних дел союзных и автономных республик» [6]. Согласно этому документу, руководство органами милиции и уголовного розыска было возложено на созданное при СНК СССР Главное управление РКМ. Вскоре милицейский и уголовно-розыскной аппараты были полностью подчинены ОГПУ. 27 декабря 1932 года, на основании постановления ЦИК и СНК СССР «О руководстве органами ОГПУ деятельностью милиции и уголовного розыска», создается Главное управление Рабоче-Крестьянской милиции при ОГПУ СССР. Это положило начало активному подключению милиции и уголовного розыска к политическому сыску, к превращению их аппаратов в реальный механизм репрессивной системы государства для решения своих внутриполитических задач. На решении подобных задач было нацелено и решение, принятое 20 октября 1929 года, согласно которому прокурорам предоставлялось право поручать милиции расследование любого преступления. В итоге, милиция, не являясь по закону органом предварительного следствия, тем не менее, в течение последующих 30 лет расследовала в полном объеме уголовные дела практически всех категорий.
Ключевое значение для деятельности органов милиции в сфере государственно-церковных отношений имел декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (1918 г.). Другим крупным руководящим документом в этом плане явилось постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» (8 апреля 1929 года), ставшее поистине апогеем антирелигиозной политики советского государства. Оно жестко регламентировало жизнедеятельность религиозных организаций, общин, приходов. Документ запрещал проводить собрания верующих без разрешения властей, совершать религиозные обряды вне церкви, пользоваться услугами государственных предприятий, типографий, заниматься благотворительной деятельностью, строительством, обучать детей основам религии и т.д.
Еще раньше, в феврале 1929 года, ЦК ВКП (б) в письме «О мерах по усилению антирелигиозной работы», адресованном областным и окружным комитетам партии, зачислил духовенство в разряд контрреволюционеров, противников социализма.
На основе этих и других указаний партийно-советских органов, с конца 1920-х годов в стране развернулась новая мощная волна наступления на церкви и духовенство. На первый план вышли репрессии против верующих и священнослужителей. Обвинительные приговоры «церковникам и сектантам» выносились, как правило, по 58-й - «политической» статье: в связи с религиозной пропагандой среди населения; проникновением в советские учреждения городов, в сельские советы; противодействием культурно-политическим мероприятиям партии и государства; антисоветской агитацией; распространением провокационных слухов; созданием «контрреволюционной повстанческой организации», связями с иностранными разведками и т.п. Верующих осуждали также зачастую за «тесную связь с попами», за защиту интересов духовенства, хранение религиозной литературы, ее чтение и «истолковывание» в антисоветском направлении.
Практически все осужденные в 1929-1932 годах служители культа обвинялись в противодействии колхозной и другим хозяйственным кампаниям и организации с этой целью кулацких группировок. Поэтому в колхозах и областных органах регулярно проводилась чистка «чуждых элементов». Так, к примеру, в 1929 году из различных организаций Марийской АО было «вычищено» 33 человека по мотивам «служитель культа» или «член семьи служителя культа» [7].
С углублением процесса коллективизации давление на духовенство особенно усилилось в сельской местности. Увеличились налоги на служителей культа. Их раскулачивали, выселяли из мест проживания с конфискацией имущества. Властями закрывались культовые здания, осуществлялись массовые репрессии против духовенства. Тем самым, именно на сельское духовенство и верующих-селян пала основная тяжесть антирелигиозных акций. В этих условиях антицерковная политика советского государства, своим острием направленная против сельского духовенства и верующих-селян, в Поволжье и Приуралье объективно приобретала и существенный национальный оттенок. Дело в том, что подавляющее большинство представителей титульных наций Башкирской, Марийской, Мордовской, Татарской, Удмуртской и Чувашской АССР проживали именно в сельской местности. Например, удельный вес городского населения Марийской АО в 1926 году не превышал 0,5 %.
Необходимо отметить, что в местах компактного проживания лиц коренной национальности оперативные мероприятия, в рамках реализации антирелигиозной политики, нередко проводились сотрудниками милиции иной национальности, что вызывало негативное отношение населения и к милиции, и в целом к властям. В подобных фактах не следует искать злого умысла в отношении какой-то конкретной религии или нации. Как правило, причиной тому служили умаление религиозного, национального фактора, элементарное непонимание необходимости учета их влияния в повседневной работе.
Принятое 15 февраля 1930 года постановление правительства «О борьбе с контрреволюционными элементами в руководящих органах религиозных объединений» предписывало местным органам власти усилить контроль за руководителями религиозных общин, исключать из «колхозного актива» «враждебных советскому строю». В начале 1930-х годов при прямом участии милиции были ликвидированы общины «Истинно-православной церкви» (в Новоторъяльском, Оршанском, Горномарийском районах и в Йошкар-Оле), а также группировки евангелистов (Оршанский, Сернурский), старообрядцев (Моркинский, Сернурский, Новоторъяльский, Горномарийский районы), обвинявшиеся во враждебном отношении к Советской власти [8].
Карательные органы были нацелены на охват как можно большего круга религиозных деятелей, поэтому практиковались групповые обвинения. Так, в 1930 году органами ОГПУ Татарской АССР было сфабриковано дело «Раифского монастыря» по обвинению ряда лиц в зверском умерщвлении красноармейцев в Раифском монастыре, а также в антисоветской агитации, укрытии от изъятии церковного имущества (1922, 1928 гг.). По делу было привлечено 44 человека, среди них священнослужители Иосиф, Сергий, Варлаам, Антоний, Иов, Петр, В.Г. Гаврилов, С.А. Абрамов. Судебный процесс проходил в Казани 20 февраля
1930 года. В итоге, 8 человек были приговорены к расстрелу, 15 - к заключению в концлагерь сроком на 5 лет, 19 - к высылке на Север [9]. В 1990 году решением Президиума Верховного суда ТАССР приговор в отношении всех осужденных был отменен, и дело прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.
Гонения властей вызывали сопротивление духовенства и верующих. В документах партийных органов 1930-х гг. постоянно указывалось на наличие сильного религиозного движения. Так, в ряде мест крестьян запугивали божьей карой, использовали так называемые религиозные «чудеса» в целях антисоветской пропаганды. Сектантам и марийским картам приписывались попытки сорвать сроки сева, сенокоса и уборки хлеба путем организации массовых языческих молений, подстрекательство крестьян на убой скота для жертвоприношения [10].
Осуществлялась высылка в административном порядке: без какого-либо следствия, без уголовного дела, того или иного архиерея или священника просто вызывали в местный отдел НКВД и предписывали ему в течение 24-х или 72-х часов покинуть губернию, выехав, либо в указанном направлении, либо куда угодно. Чисто в порядке административного распоряжения, без какого-либо предъявления вины, просто как «социально вредного элемента».
На нейтрализацию духовенства и устранение его из жизни общества было нацелено лишение духовенства избирательных прав. На основании инструкции «О выборах городских и сельских Советов и созыве съездов Советов», утверждённой Президиумом ВЦИК 4 ноября 1926 года, в разряд лишенцев, были включены служители религиозных культов всех вероисповеданий и толков - монахи, послушники, священники, дьяконы, псаломщики, муллы, раввины, ксендзы и т.д. В процентном отношении от общей численности лишенцев в Марийской автономной области служители религиозных культов составляли в 1926 г. -около 16,4 %, в 1927 г. - 6,44 %, в 1929 г. - 6,62 %. В целом же, согласно опубликованным данным, в СССР в 1929 г. были лишены избирательных прав 8,6 % взрослого населения. Само лишение избирательных прав крайне затрудняло жизнь лишенцев. Следствием подобных мер, как правило, становилось увольнение с работы; повышение налогового бремени; запрет на предоставление работы и др. Причем возвращение потерянных прав этим документом также усложнялось. Служитель религиозного культа мог быть восстановлен в избирательных правах только при условии отречения от сана. Это должно было произойти публично, например, путем помещения заявления об отречении в газете. При этом необходимо было иметь 5-летний стаж «общественно-полезного труда» [11].
Лишь во второй половине 1930-х годов произошло восстановление служителей культов и членов их семей в избирательных правах (ст. 135 Конституции Союза ССР 1936 г., ст. 139 Конституции РСФСР 1937 г., ст. 101 Конституции Башкирской АССР 1937 г., ст. 102 Конституции Татарской АССР 1937 г. и др.). Однако в условиях развертывавшихся репрессий против духовенства подобные декларации властей выглядели кощунственными и циничными. В то же время с принятием Конституции СССР в 1936 году у духовенства и верующих появились иллюзии прекращения прежней антирелигиозной политики властей, возвращения отобранных и закрытых ранее молитвенных зданий. Духовенство всерьез собиралось использовать и другие права, впервые предоставленные им Сталинской Конституцией.
Согласно решению Советского правительства в декабре 1937 года предстояло провести выборы в Верховный Совет СССР, в 1938-1939 годах - в республиканские и местные Советы. В Чувашии, Татарии, Горьковской, Кировской и других областях кандидатуры священнослужителей были выдвинуты в депутаты Совета. С тем, чтобы исключить возможность проникновения представителей духовенства в Советы, была серьезно усилена антирелигиозная работа в массах. На духовенство вновь обрушились гонения, репрессии. В массовом порядке возобновилось закрытие церквей и молитвенных домов. Благодаря, прежде всего, усилиям сотрудников НКВД, подвергших арестам
практически всех возможных кандидатов накануне их выдвижения, удалось избежать избрания духовенства в Советы [12].
В открытом противостоянии с религиозными организациями в качестве основных методов борьбы органы власти избрали конфискацию зданий храмов, молитвенных домов, мечетей, синагог; лишение религиозных общин и союзов государственной регистрации; закрытие учебных заведений и изданий, а также фактический запрет на какую-либо активность вне церковных стен.
К началу 1929 года в Татарии насчитывалось 2134 мечети с 7337 членами официально зарегистрированных мусульманских общин и 4015 человек исламского духовенства, а также 630 церквей с 649 православными священниками. Уже через год около 60 % всех церквей и мечетей было закрыто [13]. Глава духовного управления мусульман Европейской части СССР и Сибири Риза Фахрутдинов в письме на имя Председателя Верховного Совета СССР М.И. Калинина в 1932 году писал, что из 12 тыс. мечетей к началу 30-х годов закрыто 10 тысяч. Муфтий просил «всесоюзного старосту» оказать содействие в приостановлении подобной кампании [14]. Закрытие церквей и мечетей, как правило, осуществлялось под предлогами несоблюдения церковными советами условий аренды храмов, отказа самих верующих, невыплаты налогов и т.д.
От верующих в защиту храмов в разные инстанции поступал огромный поток писем, но это не меняло общую картину. Так, в 1930 году верующие подавали жалобы во ВЦИК СССР и ЦК ВКП(б) на закрытие в Йошкар-Оле Входо-Иерусалимской церкви. И хотя начальник милиции Вершинин признал факт нарушения процедуры изъятия храма Мароблисполкомом, церковь была в срочном порядке разобрана на кирпич[15].
В Саранской епархии основная волна закрытия храмов прокатилась в 1930 году, когда верующие были изгнаны из двух третей приходских церквей. В 1930-1936 гг. были закрыты еще 75 церквей, в 1937-1938 гг. - все остальные. Из 620 храмов, 20 молитвенных домов и 14 монастырей было полностью уничтожено не менее 480 храмов, все молитвенные дома и три монастыря. В Саранской епархии к 1941 году не осталось ни одного храма. К 1939 году органами советской власти в Уфимской епархии были закрыты все храмы, кроме Сергиевской церкви в Уфе. Многие православные храмы были разрушены, практически все церковные ценности были изъяты у приходов верующих.
Массовое закрытие мечетей и репрессии против верующих продолжались вплоть до самого начала Великой Отечественной войны. Так, за 1917-1936 годы в Башкирии были закрыты 2036 мечетей и церквей [1]. В Марийской АО на 1 января 1936 года из 185 существовавших молитвенных зданий с начала 1930-х годов 69 (37,3%) оказались закрытыми. Из них 48 были переданы под учреждения культуры, 12 - под складские помещения, а 9 зданий не использовались [7].
Новый пик репрессий против «религиозников» пришелся на период большого террора 1937-1938 годов. На Пленуме ЦК ВКП (б), прошедшем с 23 февраля по 5 марта 1937 года, И.В. Сталин напомнил свой известный тезис об обострении классовой борьбы. Он указал, что по мере дальнейшего осуществления социалистического строительства, достижения новых успехов на этом пути, остатки разбитых эксплуататорских классов все яростнее «будут пакостить Советскому государству», прибегать «к самым отчаянным средства борьбы». С учетом подобного понимания ближайших перспектив развития ситуации в стране наркомом внутренних дел Н.И. Ежовым издается приказ № 00447 от 30 июля 1937 года, в котором были определены порядок, сроки и масштабы репрессий «антисоветских элементов». В перечень категории лиц, подлежащих репрессиям, вошли и «сектантские активисты, церковники».
Только в Татарии в 1937 году было репрессировано 35 % священников, остальные -изгнаны. Из репрессированных тройкой НКВД ТАССР представителей духовенства 75 % были расстреляны [13]. В Чувашии тогда же было репрессировано 53 служителя православной церкви. Были арестованы архиепископ Сарапульский Алексий (Кузнецов), епископ Ижевский Павел (Чистяков) и архиепископ Глазовский Авраамий (Дернов). К 1941
году почти все духовенство Ижевской епархии было репрессировано, большинство храмов -закрыты. Осталось только 4 действующих храма. К 1940-м годам был репрессирован также почти весь состав духовенства Уфимской епархии. Само епархиальное управление было ликвидировано еще в 1937 году, руководство епархией перешло архиерею Куйбышевской епархии. В Казанской епархии с 1929 по 1938 гг. были расстреляны более 100 священнослужителей и монашествующих, более 700 - осуждены к заключению в лагерях. Жертвами репрессий стали многие сотни прихожан, выступавших против закрытия храмов [16].
В январе 1938 года вышло постановление ЦК ВКП(б) с критикой огульных арестов и репрессий. Однако полностью репрессии не прекратились. Продолжалось привлечение аппаратов уголовного розыска к политическому сыску: в 1939 году в республиканскую прокуратуру из УРКМ НКВД МАССР поступило 198 спецдел. Подключение аппаратов уголовного розыска и милиции к политическому сыску негативно сказалось на эффективности борьбы с уголовной преступностью.
Особый характер имела борьба против язычества. Прежде всего, это было связано с тем, что Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 года наложило запрет на совершение религиозных обрядов и церемонии вне помещения [17]. Тем самым лица, исповедовавшие язычество и традиционно отправлявшие религиозный культ в «священных рощах» и т.п., лишились возможности поклоняться своим богам, что, естественно, вызывало недовольство и порождало правонарушения по религиозным мотивам. Иначе говоря, язычество оказалось лишенным правовых гарантий равенства с другими конфессиями. В целом, усилия работников правоохранительных органов по защите требований действовавшего законодательства, направленные на недопущение отправления религиозного культа марийцев-язычников, будучи формально законными, неизменно ущемляли права человека в области религии.
Поскольку доля лиц, исповедовавших язычество, в наибольшей мере было представлено среди марийского населения, гонение на язычников с наибольшим размахом велось в Марийской АССР. Областные органы считали, что марийские карты устраивают языческие моления в целях развала колхозного строя, распространения антисоветской агитации и т.д. В сентябре 1934 г. бюро Марийского обкома партии приняло специальное постановление «О деятельности язычества по МАО», где райкомам и райисполкомам предписывалось принять самые решительные меры против языческого духовенства, как агентуры кулачества. Следовало лишать их избирательных прав, исключать из колхозов. Предлагалось также ликвидировать «священные рощи», преобразовывать их в культурные очаги, в посевные площади [18].
Эти указания бюро обкома ВКП(б) на местах выполнялись усердно. Милиция участвовала в ликвидации «священных» рощ, в запрете коллективных молений верующих марийцев [19]. Так, в Ново-Торъяльском районе производились аресты колхозников и единоличников, совершавших языческие моления в священной роще. Колхозников тут же исключали из колхозов. В колхозе «Трактор» от арестованных крестьян, которых держали в чулане правления колхоза, требовали ответить - будут ли они признавать коммунистов.
Аресты, посадки и расстрелы продолжались на протяжении 1937-1938 годов. Из-за того, что основная часть архивных документов о репрессиях до сих пор остается недоступной для исследователей, достоверных данных о количестве жертв среди верующих нет.
Однако вопреки целенаправленным усилиям властей по преодолению влияния духовенства, большинство населения страны в конце 1930-х годов составляли верующие. По итогам переписи 1937 года, из 98,4 млн. жителей Советского Союза в возрасте от 16 лет и старше 55,3 млн. человек назвали себя верующими [20].
Итак, в предвоенные годы главный упор в стратегии противодействия религии и духовенству был сделан на устранение религиозных деятелей политико-правовыми, экономическими и административными мерами. В реализации этой антирелигиозной
политики активное участие принимала милиция. Ее сотрудники оказались причастными к арестам и расстрелам тысяч служителей культа, к закрытию множества приходов и мечетей. Они участвовали в закрытии церквей, мечетей, молельных домов, в предотвращении массовых выступлений на религиозной почве, в пресечении антисоветской агитации священнослужителей. Также они нейтрализовали враждебные действия священнослужителей и верующих при раскулачивании, при проведении колхозной и других хозяйственно-политических кампаний. В условиях многонационального и поликонфессионального региона, нередко действия милиции приобретали национальный оттенок, а в отдельных случаях - и дискриминационный характер по религиозному признаку. Все это нанесло огромный ущерб использованию нравственного потенциала существовавших конфессий, их богатых духовных традиций в формировании духовно-нравственной культуры проживавших в регионе народов.
В то же время накануне Великой Отечественной войны на фоне относительной разнородности и насыщенности конфессионального колорита, сохранялась обстановка взаимоуважения и диалога в отношениях между верующими различных конфессий, был налажен процесс мирного сосуществования религиозных объединений. В известной мере, это явилось и результатом работы властей, включая органы милиции, по предупреждению межконфессиональных противоречий и конфликтов.
Литература и источники
1. Попов Н. С. Религиозные верования народов Поволжья и Приуралья // Религии народов современной России. Словарь / ред-кол.: Мчедлов М.П., Аверьянов Ю.И., Басилов В.Н. и др. - М., 1999. - С. 263-270.
2. Козлов Ф.Н. Роль политических репрессий 1918 - 1930-х гг. в изменении социальной структуры общества (в контексте государственно-церковных отношений в Мордовии, Чувашии и Марий Эл) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики (Тамбов: Грамота). - 2013. - № 12 (38). в 3-х ч. - Ч. III. - C. 93-101.
3. Миннуллин И.Р. Политика советского государства по отношению к мусульманскому духовенству в Татарстане в 1920-1930-е гг. Автореф. канд. ист. наук. - Казань, 2003.
4. Шведов В.В. Уральская милиция в антирелигиозной кампании 1929 - 1930 гг. (По материалам обзоров ОГПУ и воспоминаниям участников) // Документ. Архив. История. Современность: Сб. науч. тр. Вып. 5. -Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2005.
6. О ликвидации наркоматов внутренних дел союзных и автономных республик: Постановление ЦИК и СНК СССР от 15 декабря 1930 года// СЗ СССР. - 1930. - № 60. - Ст. 640.
7. Ялтаев И.Ф. Борьба с религией в Марийской автономной области в годы коллективизации // Христианизация народов Среднего Поволжья и ее историческое значение. Материалы региональной науч. конф. - Йошкар-Ола, 2001. - С. 132.
8. Государственный архив Республики Марий Эл (ГАРМЭ). Ф. П-2. Оп. 1. Д. 306. Л.Л. 50-52
9. Татарский энциклопедический словарь. - Казань, 1999. - С. 460
10. Ерошкин В.А. Колхозное крестьянство: направляющая деятельность Коммунистической партии в его становлении. 1927-1939. - Йошкар-Ола, 1987. - С. 52.
11. Мавлютова З.Ш. Лишение избирательных прав православного духовенства (на материалах Тюменского и Тобольского округов Уральской области 1920-х годов)// Вестник Челябинского государственного университета: История. - Вып. 33. - 2009. - № 23 (161). - С. 55.
12. Труд. - 1992. -29 сентября.
13. Степанов А.Ф. «Большой террор» 1937-1938 гг. и православное духовенство: репрессии в советском Татарстане // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. - 2010. - 3 (36). - С. 6780.
14. http://tatarhistory.ru/ru/atlas/tatarstan-v-19201930-gg
15. http://pravmisl.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=496
16. https ://tatmitropolia.ru/eparhia/istoriya
17. Законодательство о религиозных культах: Сб. материалов и док. - М., 1971. -С. 83-96.
18. ГАРМЭ. Ф. П-1. On.1. Д.815. Л.187.
19. Йошкар кече. - 1923. - 26 апреля.
20. Емельянов Н.Е., Хайлова О.И. Гонения на Русскую православную церковь (1917-1950-е гг.) // Россия и современный мир. - 2008. - №4(61). - С.125.
References and Sources
1. Popov N.S. Religioznye verovaniya narodov Povolzh'ya i Priural'ya // Religii narodov sovremennoj Rossii. Slovar' / red-kol.: Mchedlov M.P., Aver'yanov YU.I., Basilov V.N. i dr. - M., 1999. - S. 263-270.
2. Kozlov F.N. Rol' politicheskih repressij 1918 - 1930-h gg. v izmenenii social'noj struktury obshchestva (v kontekste gosudarstvenno-cerkovnyh otnoshenij v Mordovii, CHuvashii i Marij EHl) // Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i
yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki (Tambov: Gramota). - 2013. - № 12 (38). v 3-h ch. - CH. III. - C. 93-101.
3. Minnullin I.R. Politika sovetskogo gosudarstva po otnosheniyu k musul'manskomu duhovenstvu v Tatarstane v 19201930-e gg. Avtoref. kand. ist. nauk. - Kazan', 2003.
4. SHvedov V.V. Ural'skaya miliciya v antireligioznoj kampanii 1929 - 1930 gg. (Po materialam obzorov OGPU i vospominaniyam uchastnikov) // Dokument. Arhiv. Istoriya. Sovremennost': Sb. nauch. tr. Vyp. 5. - Ekaterinburg: Izd-vo Ural'skogo universiteta, 2005.
6. O likvidacii narkomatov vnutrennih del soyuznyh i avtonomnyh respublik: Postanovlenie CIK i SNK SSSR ot 15 dekabrya 1930 goda// SZ SSSR. - 1930. - № 60. - St. 640.
7. YAltaev I.F. Bor'ba s religiej v Marijskoj avtonomnoj oblasti v gody kollektivizacii // Hristianizaciya narodov Srednego Povolzh'ya i ee istoricheskoe znachenie. Materialy regional'noj nauch. konf. - Joshkar-Ola, 2001. - S. 132.
8. Gosudarstvennyj arhiv Respubliki Marij EHl (GARMEH). F. P-2. Op. 1. D. 306. L.L. 50-52
9. Tatarskij ehnciklopedicheskij slovar'. - Kazan', 1999. - S. 460
10. Eroshkin V.A. Kolhoznoe krest'yanstvo: napravlyayushchaya deyatel'nost' Kommunisticheskoj partii v ego stanovlenii. 1927-1939. - Joshkar-Ola, 1987. - S.52.
11. Mavlyutova Z.SH. Lishenie izbiratel'nyh prav pravoslavnogo duhovenstva (na materialah Tyumenskogo i Tobol'skogo okrugov Ural'skoj oblasti 1920-h godov)// Vestnik CHelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta: Istoriya. - Vyp. 33. - 2009. - № 23 (161). - S. 55.
12. Trud. - 1992. -29 sentyabrya.
13. Stepanov A.F. «Bol'shoj terror» 1937-1938 gg. i pravoslavnoe duhovenstvo: repressii v sovetskom Tatarstane // Vestnik Pravoslavnogo Svyato-Tihonovskogo gumanitarnogo universiteta. - 2010. - 3 (36). - S. 67-80.
14. http://tatarhistory.ru/ru/atlas/tatarstan-v-19201930-gg
15. http://pravmisl.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=496
16. https://tatmitropolia. ru/eparhia/istoriya
17. Zakonodatel'stvo o religioznyh kul'tah: Sb. materialov i dok. - M., 1971. -S. 83-96.
18. GARMEH. F. P-1. On.1. D.815. L.187.
19. Joshkar keche. - 1923. - 26 aprelya.
20. Emel'yanov N.E., Hajlova O.I. Goneniya na Russkuyu pravoslavnuyu cerkov' (1917-1950-e gg.) // Rossiya i sovremennyj mir. - 2008. - №4(61). - S.125.
ИВАНОВ ВИТАЛИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ - доктор юридических наук, профессор, Марийский государственный университет.
БОЯРИНЦЕВА ИРИНА АЛЕКСАНДРОВНА - кандидат исторических наук, доцент, Марийский государственный университет.
ИВАНОВ ВЛАДИСЛАВ ВИТАЛЬЕВИЧ - старший юрист ООО «Пепеляев Групп». IVANOV, VITALIY A. - Doctor of Law, Professor, Mari State University (ivanovvital2013@yandex.ru). BOYARINTSEVA, IRINA A. - Ph.D. in History, Associate Professor, Mari State University (irinanew2@yandex.ru). IVANOV, VLADISLAV V. - Senior Lawyer, «Pepeliaev Group» LLC (vlad_ivanov2002@yahoo.com).
УДК 94(47).084.8«1941»
БУЛАНЦЕВ В.Е. ВТОРОЙ ЭТАП БОЕВ ЗА СКИРМАНОВСКИЕ ВЫСОТЫ: ИЗ ИСТОРИИ БИТВЫ ПОД МОСКВОЙ
Ключевые слова: Великая Отечественная война, битва под Москвой, Скирмановские высоты, оборонительные сражения.
В статье рассматривается второй этап сражения за Скирмановские высоты. Показаны действия Красной Армии по организации отпора продвижению немецких войск и ликвидации плацдарма в районе деревни Скирманово Рузского района. Отмечается, что, несмотря на превосходство сил противника, в данном пункте советские войска не только предотвратили молниеносный прорыв 10-й немецкой танковой дивизии в тыл 16-й армии, но и силами 28 танковой бригады организовали 26-27 октября героические атаки на Скирманово. В этих тяжелейших боях особый героизм проявили экипажи батальонного комиссара В.И. Гришина, младшего политрука И. М. Мамонтова, командира 28 батальона подполковника Г.О. Саратьяне, командира танковой роты Героя Советского Союза капитана А.Ф. Васильева.
BULANTCEV, V.E. THE SECOND STAGE OF THE BATTLE FOR SKIRMANOVSKY HEIGHT: FROM THE HISTORY OF BATTLE OF MOSCOW
Keywords: Great Patriotic War, battle of Moscow, Skirmanovo height, defensive battles.
