CC BY
141СУДЕБНАЯ ПСИХИАТРИЯ
© С.Н. Шишков, 2012 УДК 340.63:343.1-056.34
Для корреспонденции
Шишков Сергей Николаевич - кандидат юридических наук, главный научный сотрудник ФГБУ «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского Минздравсоцразвития России» Адрес: 119991, г. Москва, Кропоткинский пер., д. 23 Телефон: (495) 637-55-95
С.Н. Шишков
Участие лиц с психическими расстройствами в уголовном процессе
#
Participation of persons with psychic disorders in criminal process
S.N. Shishkov
The paper is focused on the problem of involvement in the criminal process of persons subject to the application of coercive measures of medical nature in the context of changes that occurred in recent years in the realm of legal regulation of this area of jural relations. With this end in view reviewed are rulings of the RF Constitutional Court, the European Court of Human Rights, the plenary session of the Russian Federation Supreme Court as well as amendments made to the criminal procedure legislation. It is noted that the above changes are fraught with serious demerits: lack of proper conceptual framework, inconsistence, divergence, incompleteness. What is needed to eliminate these drawbacks is a thorough theoretical analysis of the whole range of issues under review. Otherwise the subsequent conceptually ill-prepared rulemaking threatens to spawn new contradictions fraught with human rights violations.
Key words: procedure for applying compulsory medical measures, legal capacity of persons with mental disorders, legal incapacity and mental insanity
ФГБУ «Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского Минздравсоцразвития России», Москва The Serbsky Research Centre of Social and Forensic Psychiatry, Moscow
Статья посвящена проблеме участия в уголовном процессе лица, в отношении которого решается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера, в свете тех изменений, которые произошли в последние годы в области правовой регламентации данной сферы правоотношений. С этой целью рассмотрены постановления Конституционного суда РФ, Европейского суда по правам человека, Пленума Верховного суда РФ, а также изменения, внесенные в российское уголовно-процессуальное законодательство. Отмечается, что рассмотренным изменениям присущи серьезные недостатки: отсутствие надлежащей концептуальной основы, непоследовательность, противоречивость, неполнота. Для устранения указанных недостатков необходим обстоятельный теоретический анализ всей исследуемой проблематики. В противном случае дальнейшее концептуально неподготовленное нормотворчество угрожает появлением новых противоречий, чреватых нарушениями прав человека.
Ключевые слова: производство по применению принудительных мер медицинского характера, уголовно-процессуальная дееспособность лиц с психическими расстройствами, недееспособность и невменяемость
Постановление Конституционного суда РФ № 13-П от 20.11.2007 [4] положило начало серьезному пересмотру сложившихся за многие десятилетия представлений относительно участия лиц с психическими расстройствами в уголовном процессе. Начавшиеся перемены масштабны, ибо касаются пересмотра не просто критериев уголовно-процессуальной дееспособности психически больных, но и самих концептуальных основ проблематики, вынесенной в заголовок статьи. Речь в ней пойдет лишь об одной категории субъектов -
4
Российский психиатрический журнал № 4, 2012
С.Н. Шишков
о субъектах, совершивших общественно опасные
*
деяния и занимающих процессуальное положение лица, в отношении которого решается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера.
Прежняя правовая модель их участия в уголовном судопроизводстве была сформирована еще нормами УПК РСФСР 1960 г. Суть ее в том, что лица, страдающие психическим расстройством, которое не позволяет им лично участвовать в процессуальных действиях, лишаются права на такое участие (ввиду их процессуальной недееспособности). Решение по вопросу о наличии или отсутствии психического расстройства, обусловливающего процессуальную недееспособность, принимают следователь или суд на основании заключения экспертов-психиатров.
В УПК РСФСР порядок производства по применению принудительных мер медицинского характера регламентировался гл. 33 (ст. 403-413). Ст. 404 была посвящена особенностям предварительного следствия по делам данной категории, и в ее ч. 4 говорилось: «...если в силу психического состояния производство следственных действий с участием лица, совершившего общественно опасное деяние, является невозможным, следователь составляет об этом протокол». Глава 33 УПК РСФСР не содержала прямого ответа на вопрос, как надлежит определять указанное состояние. В поисках ответа необходим анализ других статей названного Кодекса.
УПК РСФСР признавал обязательным проведение экспертизы в случаях сомнений по поводу «вменяемости или способности к моменту производства по делу отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими» (ч. 2 ст. 79). И если психиатры-эксперты диагностировали у испытуемого психическую болезнь, исключающую упомянутую способность, то следователь, при его согласии с экспертами, мог составлять протокол о невозможности такого больного участвовать в следственных действиях.
В стадии судебного разбирательства лицо, в отношении которого рассматривается дело, могло быть вызвано в судебное заседание, «если этому не препятствует характер его заболевания» (ч. 3 ст. 407 УПК РСФСР).
По общему правилу вопрос об участии в деле лица, в отношении которого велось производство
в порядке гл. 33 УПК РСФСР, решался следователем
**
и судом на основании экспертного заключения .
Приведенная правовая модель участия в деле лица, страдающего психическим расстройством, содержательно проста. Однако, по меньшей мере, два обстоятельства, ее усложняли.
Первое. В качестве юридического критерия психического расстройства, исключающего уголовно-процессуальную дееспособность, выступала законодательная формула о неспособности «отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими» (п. 4 ст. 409 и ч. 1 ст. 410 УПК РСФСР). Она была идентична законодательной формуле невменяемости (ч. 1 ст. 11 УК РСФСР) и не отражала специфики собственно процессуальной дееспособности, для которой более важны сохранность восприятия и понимания процессуально значимых обстоятельств, а также способность по своему психическому состоянию самостоятельно совершать действия, направленные на реализацию своих процессуальных прав. Кроме того, заболевание лица тяжелым психическим расстройством*** во время производства по уголовному делу (в период после совершения преступления и до вынесения приговора) получало не только уголовно-процессуальное, но и уголовно-правовое освоение через категорию освобождения от наказания по болезни. К лицу, заболевшему в указанный период душевной болезнью, которая исключала способность отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими, нельзя было применить наказание (ч. 2 ст. 11 УК РСФСР).
На первый взгляд, оба аспекта (уголовно-правовой и уголовно-процессуальный) легко привести к общему знаменателю. К лицу, которое заболело душевной болезнью во время производства по делу, наказание неприменимо из-за того, что такое лицо не в состоянии участвовать в деле. Тем самым препятствием для реализации уголовно-правовых норм о наказании служила уголовно-процессуальная недееспособность. Однако при более внимательном подходе эта точка зрения оказывается неверной.
Дело в том, что норма об освобождении от наказания лиц, заболевших после совершения пре-
* Точнее было бы говорить о субъектах, которым инкриминируется совершение общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом. До окончания производства по уголовному делу и вынесения по нему итогового решения факт совершения ООД данным лицом нельзя считать установленным.
** Поскольку со времени производства экспертизы и до принятия решения могло пройти время, достаточное, чтобы психическое состояние, констатированное экспертами, изменилось, следователь и суд имели возможность опереться и на другие доказательства. Например, судья мог обратиться в психиатрический стационар, в котором лицо находилось ко времени начала судебного разбирательства, с запросом относительно возможности доставки в суд этого лица. Однако на практике суды прибегали к подобным запросам нечасто, да и Пленум Верховного суда СССР от 16.04.1984 № 4, о котором речь пойдет ниже, указывал судам, что решать вопрос о вызове лица в судебное заседание следует с учетом мнения экспертов-психиатров (п. 11 постановления Пленума). *** Законодательство РСФСР 1960 г. (УК и УПК) использовало устаревшую терминологию: «душевная болезнь», «временное расстройство душевной деятельности» и т.п. Однако отмеченные терминологические различия между законодательством РСФСР и действующими УК РФ и УПК РФ для целей данной статьи не имеют принципиального значения.
Российский психиатрический журнал № 4, 2012 5
ф
г
СУДЕБНАЯ ПСИХИАТРИЯ
ступления, но до вынесения приговора, была изначально ошибочна. Она предписывала освобождать от наказания того, кто еще не признан виновным в преступлении. Лицо следовало освобождать от того, чего нет и, возможно, не будет (например, по выздоровлении заболевшего судопроизводство возобновится, но окончится оправдательным приговором). Так что норма ч. 2 ст. 11 УК РСФСР явно противоречила презумпции невиновности.
Ошибочную правовую конструкцию освобождения от наказания лица, еще не признанного виновным в совершении преступления, воспринял и действующий уголовный закон (ч. 1 ст. 81 УК РФ). Исправить ошибку можно только путем внесения в него соответствующих изменений. В ст. 81 УК РФ («Освобождение от наказания в связи с болезнью») необходимо оставить лишь вариант, при котором психическое расстройство, требующее освобождения от наказания, наступило уже во время его отбывания. Так что речь может идти только об освобождении осужденного и только от дальнейшего отбывания наказания. Вариант с возникновением психического расстройства во время производства по уголовному делу надлежит исключить из ст. 81 УК РФ, ибо он не имеет отношения к проблеме освобождения от наказания. Этому варианту должна быть посвящена другая по смыслу и содержанию статья, которая пока Ф в УК РФ отсутствует [7].
Второе обстоятельство вытекает из постановления Верховного суда СССР от 26.04.1984 № 4 «О судебной практике по применению, изменению и отмене принудительных мер медицинского характера» [1] (п. 11): «Судья или суд с учетом мнения эксперта-психиатра может вызвать в судебное заседание лицо, в отношении которого поставлен вопрос о применении принудительных мер медицинского характера (для его опознания потерпевшими или свидетелями, в случае сомнений в правильности заключения экспертов-психиатров и др.). При этом следует иметь в виду, что в силу ст. 69 УПК РСФСР <...> показания такого лица не могут рассматриваться как источник доказательств по делу».
Согласно первому из приведенных разъяснений, участие вызванного в суд лица понимается как его пассивное присутствие в судебном заседании. Лицо выступает не в качестве субъекта судопроизводства, который собственными действиями осуществляет свои процессуальные права и защищает свои законные интересы, а в качестве объекта совершаемых в отношении него действий (опознания, внешнего наблюдения и т.п.). Подобные воззрения не соответствовали сложившейся к тому
времени и применявшейся на практике правовой модели, в соответствии с которой участие лица в процессе мыслилось как его активная деятельность по самостоятельному осуществлению своих процессуальных прав, вследствие чего участвовать в процессе мог лишь тот, кто сохранил процессуальную дееспособность. Поэтому именно ее критерии становились решающими в вопросе о допуске лица к участию в следственных действиях и его вызове в суд. Пассивное присутствие предъявляет к психике иные требования, а значит, предполагает другие критерии психического расстройства, обусловливающего возможность либо невозможность участия в уголовном процессе (участия в форме пассивного присутствия).
Второе разъяснение, содержащееся в п. 11 анализируемого нами постановления (показания лица, допущенного к участию в деле, не являются доказательствами), органично вписывается в модель участия в форме пассивного присутствия. Если лицо не является активным субъектом процесса, то лишение его показаний доказательственной силы представляется логичным. Нелогичным было бы как раз противоположное решение данного вопроса. Верховный суд СССР в своем постановлении решил его формально-юридическим путем, сославшись на отсутствие показаний лица, в отношении которого решается вопрос о принудительных медицинских мерах, в законодательном перечне судебных доказательств*. Однако само отсутствие в этом перечне показаний названного лица, видимо, не случайно. Можно предположить, что законодатель опасался наделять лиц с психическими расстройствами правом давать показания. Вероятно, из-за возможности искажающего воздействия психического расстройства на достоверность показаний, чреватого негативными последствиями для законных интересов душевнобольных (в первую очередь из-за опасности самооговора).
Подведем первый итог. Сложившаяся к моменту принятия действующего ныне российского законодательства правовая модель участия в уголовном процессе лица с психическими расстройствами на первый взгляд выглядит вполне приемлемой и содержательно не сложной. Участвовать вправе тот, кто сохранил процессуальную дееспособность. Решение об этом принимают следователь и суд на основании заключения экспертов. Однако при внимательном анализе норм законодательства РСФСР и разъяснений Верховного суда СССР обнаруживается масса нестыковок и противоречий, в эту модель явно не вписывающихся. В результате она фактически распадается на две самостоятельные
* Справедливости ради стоит заметить, что решение высшего судебного органа Союза ССР и не могло быть иным. Верховный суд СССР не вправе был создавать новые законодательные нормы. В его компетенцию входило лишь обязательное для всех судов толкование существующих норм закона. Аналогичными полномочиями обладает ныне Верховный суд РФ.
6 Российский психиатрический журнал № 4, 2012
С.Н. Шишков
модели: активное участие и пассивное присутствие, которые не всегда согласуются между собой.
Действующее законодательство РФ не разрешило накопившихся противоречий. Как уже отмечалось, новый УК РФ воспринял позицию предыдущего УК РСФСР по вопросу об освобождении от наказания вследствие психического расстройства со всеми его недостатками, а именно:
• сохранилась прежняя правовая конструкция освобождения от наказания лица, заболевшего тяжелым психическим расстройством после совершения преступления, но до окончания производства по уголовному делу, т.е. лица, еще не признанного виновным в преступлении (ч. 1 ст. 81 УК РФ);
• юридический критерий этого расстройства по-прежнему идентичен юридическому критерию невменяемости, который в его нынешней редакции (неспособность «осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими») стал еще более неадекватным юридическому критерию процессуальной недееспособности.
В отличие от УК, ряд норм нового УПК* изменился. Правда, изменился своеобразно. В УПК РФ производству о применении принудительных мер медицинского характера посвящена гл. 51 (ст. 433-446). В ней, в отличие от гл. 33 УПК РСФСР, об участии в деле самого лица, в отношении которого рассматривается дело, поначалу не говорилось ничего. В правоприменительной практике подобное умолчание закона чаще всего трактовалось как исключение законодателем этого лица из числа субъектов, правомочных самостоятельно (лично) участвовать в судопроизводстве. При такой трактовке защита его прав и законных интересов целиком доверена законному представителю и адвокату. На практике большинство дел, предусмотренных гл. 51 УПК РФ, рассматривалось без их главного фигуранта, заочно.
В указанном отношении уголовные дела о применении принудительного лечения стали невыгодно отличаться от гражданских дел:
• о недобровольной психиатрической госпитализации лица, не совершившего общественно опасных деяний (они рассматриваются судьей с обязательным участием самого госпитализируемого);
• о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства (здесь гражданин вправе лично участвовать в судебном рассмотрении дела, если его психическое состояние делает это возможным).
Таким образом, в рамках однородных правоотношений права граждан в уголовном процессе
оказались необоснованно ущемленными по сравнению с гражданским судопроизводством.
Между тем Конституционный суд РФ в своих решениях не раз обращал внимание на недопустимость различного правового регулирования однородных по своей юридической природе отношений. Причем в рассматриваемом случае права гражданина, по поводу которого рассматривается вопрос о применении принудительного лечения, ущемляются очень серьезно: он автоматически лишается процессуальной дееспособности и перестает быть самостоятельным («активным») субъектом права.
Поэтому своим постановлением № 13-П от 20.01.2007 Конституционный суд РФ признал не соответствующими российской Конституции некоторые статьи УПК РФ, регламентирующие вопросы личного осуществления своих прав лицом, в отношении которого ведется производство о применении принудительных мер медицинского характера. Речь идет о следующих правах:
• на личное ознакомление с материалами уголовного дела;
• на участие в судебном заседании при его рассмотрении;
• на заявление ходатайств, инициирование рассмотрения вопроса об изменении и прекращении таких мер и обжалование принятых по делу процессуальных решений.
Конституционный суд РФ постановил, что в рамках производства о применении принудительных медицинских мер лицо, в отношении которого рассматривается дело, автоматически не может лишаться возможности самостоятельного осуществления перечисленных прав. Данный вопрос должен решаться каждый раз дифференцированно, в зависимости от психического состояния лица. Конституционный суд сослался на постановление Европейского суда по правам человека (далее также - ЕСПЧ и Страсбургский суд) от 20.10.2005 [3] по делу «Романов против России». В этом постановлении ЕСПЧ признал, что присутствие заявителя в судебном заседании является необходимым условием того, чтобы судья лично мог убедиться в его психическом состоянии и принять справедливое решение. Рассмотрение дела судом в отсутствие заявителя (вопреки его желанию) допустимо лишь при наличии особых обстоятельств, например, при наличии признаков агрессивного поведения лица или такого его физического и психического состояния, которое не позволяет предстать перед судом.
Постановление «Романов против России» в этой части заслуживает подробного анализа. Районный суд Москвы отказался вызвать в судебное заседание Романова (в отношении которого велось производство о признании его невменяемым в порядке
* Новый УПК (УПК РФ) вступил в силу 01.07.2002.
Российский психиатрический журнал № 4, 2012
7
ф
г
СУДЕБНАЯ ПСИХИАТРИЯ
гл. 33 УПК РСФСР) по той причине, что «показания такого лица не могут быть приняты как доказательства»*. Позиция районного суда по-своему логична: если показания лица не являются доказательствами, то само его активное участие в судебном разбирательстве (с возможностью лично отстаивать свои права) во многом теряет смысл. Однако, судя по всему, судьи ЕСПЧ просто не поняли этой логики. «Довод районного суда, что присутствие на судебном заседании не требовалось, так как показания заявителя как человека с психическим расстройством не могли быть приняты как доказательство, сильно удивляет». Судьи ЕСПЧ, видимо, не могли допустить даже мысли, что российский закон не признает за показаниями рассматриваемой категории лиц доказательственной силы, ибо при таком законодательном решении во многом обессмысливается и само право лица на самостоятельное отстаивание в суде своих интересов.
Что касается упомянутых в решении «Романов против России» критериев болезненного психического состояния, которое не позволяет гражданину лично участвовать в деле, то они неудачны. В качестве критериев фигурируют: агрессивное поведение, а также психическое и физическое состояние, не позволяющее больному предстать перед судом. Однако агрессивное поведение абстрагировано от какого-либо болезненного психического состояния, непосредственно не привязано к нему, а категория психического и физического состояния, лишающего больного способности предстать перед судом, критериев как таковых не содержит и нуждается в дополнительных пояснениях (в ответе на вопрос, каким же именно должно быть состояние, чтобы указанная способность отсутствовала?).
Вернемся к постановлению Конституционного суда РФ № 13-П от 20.11.2007. В соответствии с его предписаниями, в гл. 51 УПК РФ были внесены изменения**, позволяющие субъекту, в отношении которого рассматривается дело, самому осуществлять процессуальные права, если его психическое состояние дает возможность их осуществлять. «При этом учитываются заключение экспертов, участвующих в производстве судебно-психиатри-ческой экспертизы, и при необходимости медицинское заключение психиатрического стационара» (ч. 1 ст. 437 УПК РФ). Однако никаких критериев психического состояния, позволяющего (либо не позволяющего) лицу самостоятельно осуществлять свои права, законодательные изменения не содер-
жат, так что в УПК РФ указанные критерии по-прежнему отсутствуют.
Наконец, Верховный суд РФ принял постановление № 6 от 07.04.2011 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера» [2]. По анализируемой проблеме в нем сказано следующее.
Лицу должна быть предоставлена возможность лично осуществлять свои права при условии, что его психическое состояние позволяет это сделать. Решение по данному вопросу суд принимает с учетом заключения экспертов, а при необходимости также медицинского заключения психиатрического стационара (п. 10 постановления). Очевидно, здесь имеется в виду стационар, в котором лицо может находиться к моменту судебного разбирательства***.
Лицу, допущенному к участию в деле, должны быть разъяснены его права, предусмотренные ст. 46 и 47 УПК РФ (права, которые оно правомочно самостоятельно осуществлять). Показания такого лица призваны играть вспомогательную роль. Они «могут учитываться судом при оценке его психического состояния, а также опасности лица для самого себя или других лиц либо возможности причинения им иного существенного вреда, при определении вида принудительной меры медицинского характера» (п. 16 постановления). Статуса судебного доказательства эти показания по-прежнему не имеют. В постановлении об этом прямо не говорится, но в общем перечне доказательств (ст. 74 УПК РФ) названные показания отсутствуют.
Постановление Пленума Верховного суда СССР от 26.04.1984 № 4 «О судебной практике по применению, изменению и отмене принудительных мер медицинского характера» признано недействующим. Напомним, что это постановление предусматривало участие в деле лица фактически только в форме его пассивного присутствия в суде.
Если подвести итог всем отмеченным выше законодательным изменениям, а также положениям, вытекающим из последних постановлений Конституционного суда РФ и Пленума Верховного суда РФ в части, касающейся самостоятельного участия в судопроизводстве лица, в отношении которого рассматривается дело в порядке гл. 51 УПК РФ, то можно отметить следующее.
В целом нормативные изменения в рассматриваемой сфере непоследовательны, неполны и противоречивы. Они серьезно затронули концептуальную основу проблемы участия лиц с психи-
* Вторая причина, по которой Романов отсутствовал в судебном заседании, - отказ сотрудников следственного изолятора (где содержался Романов) доставлять его в суд, поскольку такая доставка ими не осуществляется, - к предмету данной статьи отношения не имеет.
** Изменения внесены Федеральным законом от 29.11.2010 № 323-ф3.
*** Точнее было бы говорить о заключении психиатрического учреждения, поскольку некоторые больные могут находиться не в стационаре, а под амбулаторным психиатрическим наблюдением.
8 Российский психиатрический журнал № 4, 2012
С.Н. Шишков
ческими расстройствами в производстве по делам о применении принудительных медицинских мер, но не подверглись должной концептуальной проработке. В этой связи необходимо попытаться хотя бы в самом общем виде теоретически осмыслить анализируемую нами проблему такой, какой она сложилась на сегодня.
Способность лица быть доставленным в суд и способность участвовать в судебном разбирательстве, их критерии. В последних изменениях отчетливо прослеживается тенденция, направленная на максимально возможное присутствие в суде лиц с психическими расстройствами и на предоставление им (также насколько это возможно по их психическому и даже физическому состоянию) права самостоятельно участвовать в судопроизводстве. Отсюда способность лица быть доставленным в суд приобретает все более важное и даже самостоятельное значение. Она определяется по критериям, несколько отличным от критериев процессуальной дееспособности. Так, в постановлении Страсбургского суда «Романов против России» в качестве критериев неспособности быть доставленным в суд упоминаются, в частности, признаки агрессивного поведения.
Такого рода критерии для уголовного и гражданского судопроизводств должны быть во многом сходными, поэтому в рассматриваемом плане представляют несомненный интерес критерии, предусмотренные для граждан, признаваемых недееспособными в порядке гл. 31 ГПК РФ. В соответствии с Постановлением Конституционного суда РФ от 27.02.2009 N 4-П [5] гражданин может быть признан неспособным лично участвовать в деле, если «его присутствие в судебном заседании не создает опасности для его жизни либо здоровья или для жизни либо здоровья окружающих».
В свете сказанного приведенные критерии (критерии опасности) уже не представляются неспецифичными применительно к решению вопроса о присутствии больного в суде. Действительно, в ряде случаев больного невозможно доставить в суд именно потому, что его доставка в суд и присутствие там могут представлять либо физическую опасность для него самого или окружающих, либо опасность для его здоровья ввиду вероятности ухудшения психического состояния, вызванного пребыванием в суде.
Вместе с тем критерий опасности следует признать недостаточным, ибо существует много грубых болезненных нарушений поведения, которые не охватываются понятием опасность и одновременно исключают возможность присутствия больного в зале суда. Например, больной цинично бранится, плюется, обнажается, размахивает руками как крыльями, имитирует голоса животных и т.п. Подобное поведение вряд ли может именоваться опасным.
Оно относительно безвредно, но при этом явно несовместимо с соблюдением порядка в судебном заседании и унижает человеческое достоинство больного.
Из сказанного вытекает, что рассмотрение дела в порядке гл. 51 УПК РФ в отсутствие лица, страдающего психическим расстройством, допустимо лишь при наличии особых обстоятельств. В частности, тогда, когда создается опасность для жизни или здоровья данного лица либо жизни или здоровья окружающих, а также в случаях, когда его болезненно неадекватное поведение не совместимо с соблюдением порядка в судебном заседании.
Если теперь взглянуть на проблему в целом, нетрудно заметить, что традиционный вопрос относительно способности лица по своему психическому состоянию участвовать в судебном разбирательстве фактически распадается на два последовательно решаемых самостоятельных вопроса: вопрос о способности быть доставленным в суд и вопрос о способности быть самостоятельным (активным) участником судопроизводства.
Первый из них решается судом заочно на основании заключения экспертов, второй - путем личного наблюдения за поведением доставленного в суд лица и с учетом заключения экспертов.
Проблема заочного характера судебных решений. Если судья соглашается с экспертами в том, что доставка больного в суд невозможна, то он принимает решение о заочном рассмотрении дела, причем делает это тоже заочно (не видя больного). В отсутствие больного проводится и само последующее судебное разбирательство.
Заочно принимаемые решения ослабляют гарантии соблюдения прав человека по сравнению с решениями суда, которые принимаются в присутствии того лица, чьи права и законные интересы это решение затрагивает. Важной самостоятельной гарантией соблюдения основных прав и свобод в сфере отправления правосудия выступает личный контакт гражданина с судьей, предоставляющий гражданину возможность непосредственного (прямого) обращения к судье с просьбой или жалобой. Поэтому, например, в целях защиты прав лиц, подвергаемых недобровольной госпитализации, Закон РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» (ч. 2 ст. 34) предусмотрел правило о рассмотрении дела судом обязательно в присутствии госпитализируемого. И если его невозможно доставить в зал суда, то дело должно быть рассмотрено судьей в психиатрическом стационаре. Аналогичное правило необходимо, на наш взгляд, установить и в отношении дел о применении принудительных мер медицинского характера, чтобы уровень юридических гарантий соблюдения прав человека был здесь не ниже того уровня, который установлен в отношении недобровольной госпитализации.
Российский психиатрический журнал № 4, 2012
9
ф
г
СУДЕБНАЯ ПСИХИАТРИЯ
Такой вариант действий (рассмотрение дела в психиатрическом стационаре в присутствии больного) позволяет обеспечить возможность личного контакта судьи и больного, независимо от психического состояния последнего. Однако этот вариант предполагает наличие ряда предварительно существующих условий: больной должен находиться в стационаре; больной должен быть единственным субъектом инкриминируемого деяния, по поводу которого рассматривается данное дело (либо его дело должно быть выделено в отдельное производство) и пр. Поэтому реализуем данный вариант не всегда. Для тех случаев, когда он неосуществим, можно предложить другой способ действий, который состоит в следующем. Если по заключению экспертов психическое состояние больного не позволяет доставить его в суд и при этом судебное рассмотрение дела в психиатрическом стационаре по каким-либо причинам недоступно, то судье следует посетить такого больного по месту его фактического нахождения. Это даст возможность:
• обеспечить условия для личного контакта больного с судьей;
• принять решение относительно возможности доставки в суд не только на основании оценки экспертного заключения, но и на основании личного восприятия судьей больного и его поведения.
Автор заранее предвидит некоторые возражения.
Во-первых, возражение может быть высказано по поводу того, что суд, принимая процессуально значимое решение, будет опираться не только на доказательства, но и на информацию, полученную непроцессуальным путем (на обстоятельства, непосредственно воспринятые судьей вне зала судебного заседания). Думается, однако, что при решении вопроса, касающегося доставки лица в суд, такой путь приемлем.
Во-вторых, возникает опасение, что судье крайне сложно непосредственно самому удостовериться в возможности или невозможности доставки лица. Для правильной оценки его психического состояния и поведения необходимы специальные психиатрические знания, коими судья не обладает. Однако отсутствие специальных знаний у судьи можно во многом восполнить, если посещение им больного станет осуществляться при обязательном участии специалиста - врача-психиатра, к которому судья может в любой момент обратиться за разъяснениями. Для обеспечения беспристраст-
ности специалиста необходимо, чтобы ранее он не оказывал данному лицу психиатрическую помощь и не участвовал в проведении судебно-психиатричес-кой экспертизы*.
Разумеется, для того чтобы предложенные варианты применялись на практике, в УПК РФ необходимо внести соответствующие изменения.
Участие в судебном заседании. При отсутствии опасности или неадекватного поведения, не совместимого с пребыванием в зале судебного заседания, психически больной должен доставляться в суд и находиться там**. Как уже отмечалось, возможны две формы нахождения больного в суде: пассивное присутствие и активное участие. Традиционно вопрос о выборе одной из форм решался судьями заочно на основании экспертного заключения и возможного (но не обязательного) заключения психиатрического учреждения. Теперь к ним добавляется еще одно основание - личное восприятие больного судьей. Если в итоге судья приходит к выводу о неспособности лица с психическими расстройствами самостоятельно (активно) участвовать в деле, его участие ограничивается пассивным присутствием.
Существует опасение, что некоторые больные с тяжелыми психическими нарушениями, но с внешне упорядоченным поведением способны ввести в заблуждение суд и иных участников судебного разбирательства относительно своего истинного психического состояния. В результате лицу с тяжелым психическим расстройством, исключающим процессуальную дееспособность, будет необоснованно предоставлена возможность активного участия, что чревато фактическими и юридическими ошибками. Например, суд поверит болезненным фантазиям больного и сочтет их достоверными фактами. Отмеченную опасность следует признать, но не стоит преувеличивать. Во всех случаях, когда экспертные выводы о неспособности лица по психическому состоянию активно участвовать в деле расходятся с мнением суда, в судебное заседание следует вызывать экспертов для дачи необходимых разъяснений.
Возможности активного участия в судебном разбирательстве лица, в отношении которого ведется производство в порядке гл. 51 УПК РФ, в настоящее время ограничены из-за того, что его показания не имеют доказательственной силы. Лицо наделено правомочием самостоятельно осуществлять процессуальные права, но ему не разрешено давать полноценные (в процессуальном отношении) пока-
* Можно предусмотреть и более строгие гарантии беспристрастности. Например, специалист не может быть даже сотрудником психиатрического учреждения, в котором проводилась экспертиза данного лица. Следует также отметить, что посещение лица, опасного для окружающих, должно осуществляться с соблюдением мер безопасности.
** Обстоятельства, препятствующие такому присутствию, могут иногда обнаружиться уже во время самого разбирательства. Тогда суд с учетом мнения участников процесса может вынести решение об удалении больного из зала судебного заседания и слушании дела в его отсутствие.
10 Российский психиатрический журнал № 4, 2012
С.Н. Шишков
зания. Это нонсенс. Понятно обратное соотношение, когда субъект может давать показания, но признается неспособным самостоятельно защищать свои права и законные интересы (как, например, малолетний потерпевший). На наш взгляд, предоставление лицу возможности самостоятельно осуществлять права (в случаях, когда это позволяет его психическое состояние) непременно предполагает и наделение его правом давать показания, имеющие доказательственную силу. Поэтому показания лиц, в отношении которых ведется производство в порядке гл. 51 УПК РФ, должны быть включены в перечень доказательств. С этой целью в гл. 10 УПК РФ («Доказательства в уголовном судопроизводстве») надлежит внести соответствующие дополнения. Если же показания лиц рассматриваемой категории не считать доказательствами, то и само их активное участие в судопроизводстве оказывается под большим сомнением.
Все вопросы, связанные с принятием судом решения относительно возможности лица участвовать в деле, требуют специальных знаний и производства судебно-психиатрической экспертизы (однородной либо комплексной). Перед экспертами необходимо, в частности, последовательно ставить вопросы, касающиеся:
• возможности доставки лица в суд (по критериям опасности и критерию неадекватного поведения, не совместимого с пребыванием в зале суда);
• возможности по своему психическому состоянию самостоятельного (активного) участия лица в судебном разбирательстве (по критериям способности понимать суть судебного процесса и своего положения в нем, а также способности самому совершать действия по осуществлению своих процессуальных прав)*.
Несколько особняком стоит вопрос о возможности лица по своему психическому состоянию давать показания. Фактическая возможность дачи показаний определяется способностью адекватно воспринимать, запоминать и воспроизводить информацию о фактах, имеющих значения для дела. Однако, во-первых, ныне данная проблема осложнена тем, что показания лица, в отношении которого ведется производство в порядке гл. 51 УПК РФ, не являются доказательствами. Зачем выяснять, способно ли лицо давать показания, если они не имеют надлежащей юридической силы? Во-вторых, соотношение возможности лица самостоятельно участвовать в деле с его возможностью давать показания может иметь несколько вариантов в зависимости от характера психического расстройства, времени
его начала, длительности и пр. Указанная проблема требует отдельного анализа**.
Однако на одном из аспектов проблематики, касающейся способности лица самостоятельно (активно) участвовать в процессе и давать показания, следует остановиться чуть подробнее.
Из изложенного прослеживается тенденция последних лет, направленная на расширение возможностей самостоятельного участия в деле лиц, в отношении которых рассматривается вопрос о применении принудительных мер медицинского характера. При этом критерии невменяемости остаются прежними. Следовательно, в рамках отмеченной тенденции все большее число психически больных, признаваемых невменяемыми, должны признаваться процессуально дееспособными (способными самостоятельно осуществлять свои процессуальные права и обязанности, самостоятельно защищать свои законные интересы). Такой сценарий развития грозит разрушить неразрывную связь между дееспособностью и деликтоспособ-ностью (разновидностью которой выступает уголовно-правовая невменяемость). Эта связь выражается в следующем.
Дееспособность есть признанная за лицом способность собственными действиями осуществлять свои права и исполнять обязанности, а значит, и нести ответственность за их неисполнение. Предоставлять лицу возможность самостоятельно осуществлять права и обязанности, одновременно освобождая его от ответственности, недопустимо, ибо юридическая обязанность не может существовать без существования ответственности за ее нарушение. Следовательно, дееспособность в широком смысле включает и деликтоспособность (способность нести ответственность).
Конечно, уголовно-процессуальная дееспособность и уголовно-правовая невменяемость - категории разных отраслей права, между ними нет непосредственной связи. Уголовная ответственность (которой не подлежат невменяемые) наступает за нарушение уголовно-правового запрета и не имеет прямого отношения к юридической ответственности участника процесса за неисполнение им уголовно-процессуальных обязанностей. За это наступает своя уголовно-процессуальная ответственность и налагаются свои, процессуально-правовые санкции. Например, денежное взыскание на участника уголовного судопроизводства в случае неисполнения им процессуальных обязанностей (ст. 117 УПК РФ).
Однако определенное их сопоставление все же возможно, и оно свидетельствует не в пользу той
* Конкретизированные типовые формулировки вопросов, которые можно было бы рекомендовать для практических работников, нуждаются в тщательной разработке.
** При этом не следует смешивать возможность дачи показаний с достоверностью самих показаний. Показания лица, которое не лишено фактической возможности их давать, могут в силу разных причин оказаться недостоверными.
Российский психиатрический журнал № 4, 2012 11
СУДЕБНАЯ ПСИХИАТРИЯ
г
наметившейся тенденции, о которой говорилось выше. По общему правилу, психическое расстройство, не совместимое с вменяемостью, должно быть более глубоким, нежели психическое расстройство, не совместимое с уголовно-процессуальной дееспособностью. Для того чтобы быть вменяемым и не совершить деяния, нарушающего уголовно-правовой запрет, достаточно осознавать фактический характер и общественную опасность этого деяния, а также сохранить волевой контроль, удерживающий от совершения определенных поступков. Самостоятельное осуществление своей уголовно-процессуальной деятельности предъявляет к психике лица - субъекта этой деятельности - бо'льшие требования. Здесь требуется понимание сущности уголовного судопроизводства, своих прав и обязанностей, собранных по делу доказательств и пр.
Сказанное означает, что по общему правилу психическое расстройство, исключающее вменяемость обвиняемого, должно лишать его также способности к самостоятельному участию в деле. Правда, из этого правила возможны исключения. Например, ко времени производства по уголовному делу психическое состояние больного улучшилось по сравнению с тем, каким оно было при совершении им инкриминируемого деяния. Однако это именно исключение из правила, встречающееся лишь при определенных условиях.
Расширению возможностей психически больных самостоятельно участвовать в уголовном судопроизводстве было бы более адекватным одновременное ужесточение критериев невменяемости (ибо, чем больше человеку предоставляется прав и возможностей, тем строже должна быть его ответственность за свои действия). Не исключено, что именно этим объясняется тот факт, что в ряде зарубежных стран немалое число психически больных, которые подпадают под критерии невменяемости российского УК, признаются вменяемыми и подлежат наказанию. Ибо в этих же странах возможности психически больных по самостоятельному участию в судопроизводстве шире, чем в Российской Федерации, что вполне логично и объяснимо*. Необходимо осмыслить указанное обстоятельство и задаться вопросом: насколько отвечало бы интересам психически больных расширение их процессуальной дееспособности одновременно с ужесточением критериев невменяемости?
Предварительное следствие. Судебные постановления по рассматриваемой проблематике, положившие начало масштабным изменениям (постановления Страсбургского суда, Конституционного суда РФ и Верховного суда РФ), относятся к стадии
судебного рассмотрения уголовного дела. Между тем вопрос об участии в уголовном процессе лица, в отношении которого ведется производство в порядке гл. 51 УПК РФ, возникает и на стадии предварительного следствия, условия которого отличны от условий судебного разбирательства. На предварительном следствии не столь остро стоит вопрос о доставке лица (следователь может без ущерба для качества следствия вести производство по делу с участием подследственного по месту его фактического пребывания). Присутствие больного при производстве всех следственных действий (как это происходит в суде во время судебного следствия) невозможно и не нужно. Поэтому на данной стадии уголовного процесса главным становится вопрос о возможности лица по своему психическому состоянию самостоятельно (активно) участвовать в следственных действиях**. Для ответа на него требуются специальные психиатрические знания. Этот вопрос можно ставить перед экспертами наряду с другими (в качестве самостоятельного) либо сделать его общим для обеих стадий уголовного процесса. По сути, он и является общим для обеих стадий, однако условия дачи показаний в обеих стадиях различны. Обстановка судебного заседания предъявляет к психике лица, дающего показания, более высокие требования. В суде, к примеру, присутствуют другие участники процесса, правомочные задавать вопросы допрашиваемому (а открытые судебные заседания посещают также посторонние граждане), чего при допросе в кабинете следователя чаще всего не бывает.
В судебной и экспертной практике ряда зарубежных стран в качестве самостоятельного выделяется также вопрос о способности обвиняемого по своему психическому состоянию надлежащим образом взаимодействовать со своим адвокатом [6]. Действительно, качество защиты во многом зависит от возможности установления должного психологического контакта защитника с подзащитным, возможности подзащитного сообщить адвокату интересующую его информацию, возможности выработки ими согласованной совместной позиции и т.п. Данная проблематика представляет для отечественных ученых и специалистов несомненный интерес, но ее возможные перспективы в российском судопроизводстве требуют отдельного рассмотрения.
Некоторые итоги. Изменения, произошедшие в последнее время в сфере правовой регламентации участия в деле лица, в отношении которого ведется производство о применении принудительного лечения, не имели под собой четко
* Хотя это не более чем гипотеза, нуждающаяся в проверке.
** Это отнюдь не исключает решения других вопросов в случае их возникновения. Например, необходимость провести опознание лица, которое обнаруживает признаки нелепого, неадекватного поведения.
12 Российский психиатрический журнал № 4, 2012
С.Н. Шишков
проработанной концептуальной основы, поэтому их теоретический анализ приходится осуществлять вдогонку, стараясь подвести концептуальный каркас под уже почти отстроенное заново нормативно-правовое здание. Предпринятая в данной статье попытка сделать это хотя бы в самом общем виде демонстрирует не слишком радужную картину: свершившимся изменениям присущи серьезные недостатки: непоследовательность, противоречивость, неполнота. Например, четко не разделены две правовые модели участия лица в процессе (активная и пассивная); курсу на расширение возможностей личного участия лица в процессе противостоит положение о лишении его показаний доказательственной силы; практически все нововведения касаются лишь стадии судебного разбирательства и совершенно не учитывают специфики
предварительного следствия и т.п. Более того, сама тенденция к расширению возможностей самостоятельного участия психически больных в уголовном судопроизводстве угрожает разбалансировать взаимосвязь между категориями «дееспособность» и «вменяемость» («деликтоспособность»).
Думается, что обстоятельный теоретический анализ поднятой проблематики настоятельно необходим именно сейчас. Иначе дальнейшее концептуально неподготовленное нормотворчество угрожает появлением новых противоречий, сплетающихся в такой клубок, который уже почти невозможно будет распутать. Подобный сценарий развития событий способен существенно осложнить деятельность судей, следователей, экспертов и других участников процесса и обернуться серьезными нарушениями прав лиц с психическими расстройствами.
Литература
1. Бюллетень Верховного суда СССР. - 1984. - № 3.
2. Бюллетень Верховного суда РФ. - 2011. - № 7.
3. Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2006. - № 4.
4. Вестник Конституционного суда РФ. - 2007. - № 6.
5. Вестник Конституционного суда РФ. - 2009. - № 2.
Мотов В.В. Фундаментальные вопросы американской судебной психиатрии и психиатрии и права. - М., 2008. -С. 62-64.
Шишков С.Н. Освобождения от наказания в связи с психическим расстройством // Законность. - 2007. - № 11. -С. 15-20.
Российский психиатрический журнал № 4, 2012
13
