CC BY
79
судьбы. В Ордынове присутствует желание проанализировать, понять действительность, окружающую его, он мучается проблемой отношений тирана и жертвы, бьется над загадками жизни, то есть в нем, кроме созерцательного, есть критическое, анализирующее, не характерное для мечтателя, «рациональное» начало. А для Васи Шум-кова важнее не изучение, а преображение жизни. Он соединяет в себе черты мечтателя-утописта, грезящего о рае на земле и всеобщем счастии, с чертами, характерными для поздних героев Достоевского, мучившихся проблемой личной ответственности за все свершающееся на земле и невозможности счастья лишь для одного человека в отрыве от людей. И эта обостренная совесть Васи Шумкова проявляется и в реальной жизни, и в мечтах.
Если в «Хозяйке» писатель пытался найти какой-то выход для своего героя, пусть хотя бы формальный, но все же надеялся на его возможность, то в «Слабом сердце» ощущается невозможность выхода. Понимание этой невозможности особенно усиливается в «Белых ночах», где обреченность мечтателя звучит трагическим аккордом.
В то же время в герое «Белых ночей» еще раз подчеркивается самое дорогое Достоевскому качество мечтателя: творческая сила его духа, желание счастья для других людей, способность бескорыстно пожертвовать собой, способность страдать ради счастья другого человека.
1. Достоевский Ф.М. Собр.соч.: В 15 т. Л.. 1988 Т 2 С. 31-33.
У ИСТОКОВ ТВОРЧЕСТВА Л.М. ЛЕОНОВА: РАССКАЗ «ПЕТУШИХИНСКИЙ ПРОЛОМ»
Н.В. Сорокина
В интервью немецкому исследователю Р. Опитцу Л.М. Леонов в 3973 г. сказал: «Вспомните «Бурыгу», один из моих первых рассказов. В сущности, там уже было все, что меня волнует и что позднее мною только разрабатывалось: там был лес, цирк, любовь к родине, испепеляющая тоска, сказочные и таинственные силы леса. Раз и навсегда поэт заболевает своей большой темой и постоянно обращается к ней» [1]. Таким образом, сам писатель в качестве отправной точки своего творчества называет рассказ «Бурыга».
Действительно, некоторые мотивы последующего творчества Леонова зародились в «Бу-рыге». Тема «человек и природа» («лес, сказочные и таинственные силы леса») последовательно развивалась практически во всех произведениях Леонова и наиболее яркое, полное выражение получила, безусловно, на страницах «Русского леса». Цирковая стихия из «Бурыги» перешла в романы «Вор» и «Пирамида». Тема любви к родине стала лейтмотивом творчества писателя.
Рассказ «Бурыга» может рассматриваться как «зачин» леоновской эстетики. Но в нем лишь видны наброски некоторых будущих тем. В произведении еще не ощущается именно леоновская манера решения проблем,' глубина проникновения в предмет исследования. Правомернее будет рассматривать в качестве истока творчества писателя рассказ «Петушихинский пролом», созданный в том же, 1922, году, что и рассказ «Бурыга».
На своеобразие «Петушихинского пролома» впервые обратил внимание известный критик 1920-х гг. А. Лежнев. В рецензии на книгу «Лео-
нид Леонов. Рассказы» (М.; Л.: Госиздат, 1926) он писал: «Единственный ранний рассказ Леонова, предсказывающий автора «Барсуков», это, пожалуй, «Петушихинский пролом» [2]. Думается, рассказ по сюжету, характерам оказался близок не только первому роману Л.М. Леонова «Барсуки», но и произведению, завершающему творческий путь писателя, - роману «Пирамида» (1994).
Слово «пролом» в названии рассказа, означающее «проем, пробитое место, пустоту, перелом» [3], выражает отношение автора к тяжелой участи жителей села Петушиха, в жизни которых образовалась пустота из-за того, что старое ушло, а новое, более радостное, еще не пришло на смену. Этот «великий пролом не в одном человеческом сердце» [4] станет темой многолетних раздумий художника. Мотив страдания в переломные (не только революционные) эпохи в жизни общества составляет основу большинства произведений Леонова.
В рассказе «Петушихинский пролом» автор повествует о том, как события в России (Первая мировая война, революция, гражданская война, голод 1921 года) повлияли на судьбу патриархального религиозного села. В «Пирамиде» же Леонов покажет, к чему привел этот пролом, уничтоживший одну из важнейших основ русской национальной жизни - православную веру.
Интересны в этом отношении два эпизода: центральная сцена рассказа - вскрытие мощей святого Пафнутия и один из узловых моментов в судьбах героев романа - разрушение старинного храма. Фрагменты имеют черты сходства: драма-
тические события приурочены к важным церковным праздникам; природа выступает как один из участников происходящего; совершившие святотатство герои позднее, каждый по-своему, раскаиваются в содеянном; протест против совершающегося бесчинства выражают женщины и т. д.
В рассказе «Петушихинский пролом» показана буйная сила весны, красота просыпающихся после зимы полей и лесов, чему контрастом служит тревожное, настороженное описание вскрытия реки. Мир людей и мир природы противопоставлены друг друг>'. Это две самостоятельные силы, существующие изолированно. В «Пирамиде» настроение большинства собравшихся и природы развивается параллельно, природа сливается с обществом. Подчинение стихии разумному началу выразилось и в единении настроений двух миров. Более того, от природы (части космоса) ждут не просто поддержки в осуждении происходящего, а прямого участия в наказании святотатцев. Небесное вмешательство в «Пирамиде» подразумевается как кара со стороны божественных высших сил.
Надругательство над святынями, по религиозным представлениям, немедленно должно покараться. Ждал наказания «большаков» и монах Ермоген («Петушихинский пролом»), справедливости жаждет и о. Матвей («Пирамида»), Ни в том, ни в другом случаях немедленной небесной кары за святотатство не последовало. Но произошедшее коренным образом изменило судьбы участников событий, тех, кто непосредственно участвовал в разрушении религиозных ценностей. За внешним спокойствием, уверенностью таких героев скрывалось мятущееся сознание греховности содеянного. В «Петушихинском проломе» Тала-ган не выдержал, гнев свой за собственную ошибку обрушив на дорогое существо: «У Тала-гана была черная охотничья собака, любил ее очень (...). Воротясь в тот вечер домой, запер дверь на крючок и бил растерянную, визжащую, плачущую по-собачьи, голым, дрожащим кулаком» [4, с. 201]. Талаганом двигало просто животное чувство физически выместить свою боль. Герой «Пирамиды», комиссар Скуднов, после взрыва храма приходит домой к священнику
о. Матвею: «Беседа велась молча, без единого криминального вздоха» [5]. Скуднов способен в молчаливой беседе (одной из форм проявления высокого духовного и интеллектуального уровня человека) открыться и понять собеседника. Леонов тем самым стремится показать, насколько важным является присутствие в человеке способности к самораскаянию.
В «Петушихинском проломе» есть прообраз безымянной героини, наблюдающей в «Пирамиде» разрушение храма. Когда крышка раки была приподнята, раздался «бабий вздох: - Ох, осподи, полымем бы их!..» [4, с. 198].
Таким незаметным был протест женщины против совершающегося святотатства. Вздох
женщины носил будничный, до конца не осознанный характер. В «Пирамиде» этот «вздох» вырастет в открытый бунт: женщина не побоялась прилюдно встать на колени перед храмом и помолиться. Безымянная героиня сознательно принимает на себя всеобщий грех, в чем Леонову видится эволюция народного сознания.
Наличие сюжетно схожих фрагментов в рассказе «Петушихинский пролом» и романе «Пирамида» - вскрытие раки и разрушение храма -свидетельствует о постоянности интереса писателя к определенным сторонам жизни, о его приверженности к изображению «проломных» эпох в истории России (не случайно одна из первых критических статей о творчестве Леонова носила название «Художник боли великого перелома» [6]). Различие заключается в самой манере повествования, в способах и масштабе обрисовки действующих лиц. Это проявляется в романе в углубленном рассмотрении внутренних мотивировок поступков героев, в создании развернутых фрагментов описательного характера, в большей соотнесенности происходящего с событиями библейской истории. Кроме того, в анализируемой сцене «Пирамиды» все совершающееся дано глазами участника событий - о. Матвея. «Петушихинский пролом» же не содержит такой определенной точки зрения.
В «Пирамиде» усиливается элемент обобщения. Если в рассказе события носили локальный характер, то в романе рамки исторических изменений расширяются, в орбиту действия включается не только конкретное место действия - окраина Москвы, Старо-Федосеево, - но и вся Россия, и весь мир, и даже космос. Основным фоном, на котором развивается действие в «Пирамиде», является уже не только революция, но весь ход человеческой истории.
В рассказе «Петушихинский пролом» получили начало темы, волновавшие Л.М. Леонова на протяжении всего последующего творчества: тема борьбы старого и нового, веры и безверия, тема монашеской жизни, проблема утрат и сохранения национальных основ жизни народа, поиск путей человечества к счастью, тема взаимоотношений города и деревни, мотив страдания. Последовавшие за «Петушихинским проломом» повести и романы Леонова развивают, углубляют, обогащая новыми решениями, намеченные в рассказе идеи. Поэтому в целом «Петушихинский пролом» более четко проецируется на все последующее творчество писателя, нежели рассказ «Бурыга».
1. Леонов Л.М. Разум всегда постигает только то, что уже знает душа // Мастерская. Уроки литературного мастерства. Вып. 1. М., 1975. С. 27.
2. Лежнев А. Леонид Леонов. Рассказы // Правда. 1926. 12 сент.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 3. М., 1989. С. 493.
4, Леонов Л.М. Петушихинский пролом // Леонов Л.М. 6. См.: Терещенко А. Художник боли великого пере-
Собр. соч.: В Ют. Т. 1. М., 1981. С. 171. лома (Л. Леонов) // Красная газета. Веч. вып. 1925.
5. Леонов Л.М. Пирамида. Роман-наваждение в трех 31 июля,
частях. М., 1994. Вып. 1. С. 147.
ПРОЗА Е.И. ЗАМЯТИНА:
К ВОПРОСУ О ФИЛОСОФСКОЙ ПАРАДИГМЕ ХУДОЖНИКА
Е.Н. Мануйленко, Л.В. Полякова
Многие историки, слависты, фольклористы (Д.С. Лихачев, Б.А. Рыбаков) считают, что факт принятия христианства на Руси нельзя оценивать однозначно. Особенность русского православия в том, что оно прошло частичную ассимиляцию к язычеству славян. Официально датой принятия христианства, крещения Руси называют 988 год. Однако новая религия далеко не сразу стала народной, как известно из русской истории. Долгое время сохранялось двоеверие, отголоски которого сохранились в церковных, христианских обрядах и по сей день. Уже в XIX в. В.Г. Белинский писал о русском человеке: «В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности» (Белинский В.Г. Избр. философ, соч. Т. П. М., 1948. С. 516).
Е.И. Замятин - выходец из центральных районов России. Он типично русский человек. В его творчестве масса религиозных (и не только) противоречий. Читая одни произведения («Русь», «Сподручница грешных», «О том, как исцелен был инок Еразм»), можно представить автора ортодоксально религиозным человеком. Однако рядом находится «Икс», где служители культа высмеяны.
Какова же «религия» художника: язычество, прикрытое христианством или глубинное православие с внешним налетом язычества? Здесь многое может подсказать метафора цвета.
В произведениях Замятина чаще всего встречаются цвета русских икон: розовый, красный, золотой, голубой. Это преобладающие, со смысловой нагрузкой цвета.
Розовый, цвет любви, детства проходит через роман «Мы», рассказы «Икс», «Ловец человеков», «Русь» и другие произведения. Он доминирует везде, где есть женщина: розовая Марфа (Дарья) в «Руси», желто-розовый Ююра1осега («Рассказ о самом главном»), розово-черная Диди из «Островитян». Розовая 0-90, розовые талоны -ирония замятинского свойства по поводу контроля отношений мужчины и женщины.
Золото. Золото куполов «Икса», «Руси», пропитанная золотым солнечным светом спальня игуменьи Нафанаилы. Золото-пурпурный цвет скрижали в «Мы» тоже выбран Замятиным не случайно. Скрижаль является религией людей Единого государства. Это и цвет власти.
Стерильный голубой цвет в романе «Мы».
Е.И. Замятин не может не обойтись без обращения к вопросам христианской морали. Софье мучительно жить без покаяния («Наводнение»), Она вынашивает и «рожает» его вместе с ребенком. В «Мы» - вопрос о свободе выбора. Бог дал человеку возможность выбирать. Однако этот выбор трагичен в общей философии Замятина, так как подразумевает либо Ад, боль, смерть, либо Рай, то есть принудительное счастье.
В «Рассказе о самом главном» три фазы развития жизни: примитивный Шюра1осега со своими инстинктивными действиями и болью; мир людей - средний мир, их конфликт имеет самую ничтожную причину, несмотря на то, что это мир выше мира Ююра1осега. Третий мир - темная звезда, самый развитый. Но его жизненный цикл уже закончился, остались последние представители великой цивилизации, и впереди - смерть, может быть, во имя новой жизни. Эти фазы образуют как бы спираль развития жизни: червь —» люди земли —> люди звезды. Виток завершен, следует катастрофа, после появится новая жизнь: «...новые, огненные существа, и потом в белом теплом тумане - еще новые, цветоподобные...».
В рассказе «Русь» изображена не Россия, а именно Русь. Герои связаны с христианством, верующие. Фелицата - игуменья. Дарья (в другой редакции рассказа — Марфа) выбирает жениха через записочки перед образом Богоматери. Показаны церковные праздники. Из праздников живо и красочно изображены два: Пасха и Масленица. Эти праздники в русском православии имеют включения языческих обычаев, понятий. Пасха воспринимается не только как воскресение Иисуса Христа, но и как воскресение природы. Масленица же, основные ее компоненты: объедение блинами, катание на лошадях, сожжение чучела -не имеют ничего общего с христианством.
В «Рассказе о самом главном» - ветки березы, заткнутые за голубые ставни - также языческий элемент почитания природы.
Если говорить о язычестве Замятина, нужно добавить его симпатии к матриархату. Русское православие ассимилировалось с древней языческой почвой, где наидревнейшим являлось почитание Богини-матери, которое известно у многих
