CC BY
41
КУЛЬТУРОЛОГИЯ И ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
Наши юбиляры
5 февраля 2017 года исполнилось 75 лет со дня рождения видного отечественного философа Геннадия Владимировича Драча. Г.В. Драч - доктор философских наук, профессор, почётный работник высшего профессионального образования (2000), заслуженный работник высшей школы РФ (2002), заслуженный деятель науки республики Ингушетия (2006), заслуженный деятель науки Российской Федерации (2007), вице-президент Российского философского общества, председатель регионального отделения Южного российского культурологического общества в г. Ростове-на-Дону.
Г.В. Драч внёс большой научно-теоретический вклад в развитие отечественной истории философии и культурологии, в организацию философского образования и науки России, возглавляя на протяжении многих лет факультет философии и культурологии Южного федерального университета (Ростов-на-Дону). Под руководством Г.В. Драча подготовлены десятки кандидатов и докторов наук, многие из них работают в г. Белгороде и входят в редколлегию нашего журнала, и он по праву считается одним из основателей Ростовской философско-культурологической школы.
Журнал «Наука. Искусство. Культура» поздравляет члена своей редколлегии Геннадия Владимировича Драча с достойным юбилеем и желает ему здоровья, жизненного и творческого долголетия. Мы предлагаем вниманию читателей первую его статью, посвящённую становлению и основателям Ростовской философско-культурологической школы (вторая статья будет опубликована в следующем номере).
УДК 130.2
У ИСТОКОВ РОСТОВСКОЙ ФИЛОСОФСКО-КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ. СТАТЬЯ 1. М.К. ПЕТРОВ
Г.В. Драч
Южный федеральный университет e-mail: [email protected]
Становление культурологии как научной дисциплины и междисциплинарного знания в нашей стране во многом связано с именами учёных Ростовского государственного университета: М.К. Петровым, Ю.А. Ждановым, В.Е. Давидовичем и другими основателями ростовской философско-культурологической школы, к которым по праву принадлежит и автор данной статьи. В первой статье Г.В. Драча, посвящённой идеям и личности М.К. Петрова, показано, что ростовские философы ещё в 60/70-е годы прошлого века смогли параллельно западным коллегам поставить актуальнейшие проблемы истории философии и культуры, подняли современные вопросы бытия человека и человечества, волнующие нас до сих пор.
Ключевые слова: научная дисциплинарность, науковедение, междисциплинарное знание, культурология, Ростовская философско-культурологическая школа, М.К. Петров.
Культурологию сегодня представляют монографии, статьи, специализированные журналы, вполне определившиеся направления и области исследования. О её организационном оформлении свидетельствуют проводимые в Петербурге, Москве и других городах конгрессы, совещания, конференции. Потребность в самоопределении, которое сопутствует развитию любой науки и формированию оригинальной области исследования, заметна на встречах и теоретических обсуждениях российских культурологов. Видимо, назрела необходимость осмысления вопроса о контекстуальности проблемы самосознания и самоопределения культурологии. Необходимые предпосылки для развития культурологии как самостоятельной области исследования сложились ещё в 60-е годы ХХ века в Ростовском государственном университете (ЮФУ) благодаря научной деятельности В.Е. Давидовича, Ю.А. Жданова, М.К. Петрова, А.В. Потёмкина, Е.Я. Режабека. Традиции Ростовской культурологической школы продолжили Г.В. Драч, А.Н. Ерыгин, Е.В. Золотухина, М.В. Заковоротная, О.М. Штомпель, Т.С. Паниотова, В.К.Королев и др. В нашей первой статье мы остановимся на вкладе в современную философию и культурологию Михаила Константиновича Петрова.
Мы выделяем три культурологических аспекта в философско-научном творчестве М.К. Петрова (1923-1987), так как он ещё в 60-е годы ХХ века в своих опубликованных и неопубликованных, тогда и позже работах первым заявил необходимость специального междициплинарного исследования культуры. Формирование культурологии как самостоятельной гуманитарной дисциплины и даже науки - это, прежде всего, формирование предметной области исследования. Именно так воспринимались работы М.К. Петрова нами, молодыми аспирантами, уже при их первом чтении в машинописном варианте на пороге 70 годов прошлого века. Среди них - «Пираты Эгейского моря и личность» и «Античная культура»1. В 90-е годы ХХ века возникла потребность обновления всего корпуса гуманитарных наук, то есть культурология появлялась не только как одна из областей гуманитарных наук, но и как её общетеоретическое, методологическое основание. И работы М.К. Петрова создали предпосылку для проведения обобщающих исследований по вопросам, «что такое культурология» и что такое «культурологизирование»? Стало возможным проведение исследований по истории античной культуры, где понятие «культуры» «работало» в исследовании истории культуры, которая переставала быть способом собирания разнородного материала. Исходный культурологический принцип М.К. Петрова - это сознательный (то есть используемый в исследовательской практике) отказ от панлогизма, диктующего обращение к истории культуры с «колокольни исторической ретроспективы».
Те, кому посчастливилось слушать лекции Михаила Константиновича, посвящённые истории европейской философии и науки, античности в особенности, согласятся со мной в том, что они открывали особый, не знакомый нам ранее мир европейской культуры в целом и подводили к осознанию роли и значения в ней науки как института социального обновления и ускоренного роста.
Одна из тех работ, которая была известна читателям ещё при жизни учёного в рукописном варианте, разумеется, «Научно-техническая революция и философия». В этой статье обосновывается философское, научное и культурологическое значение научно-технической революции. М.К. Петров даёт следующее её понимание: «Особый «революционный» тип обновления социальных структур, существенной особенностью которого является не эволюционно-преемственное совершенствование наличных организационных или технологических схем (рационализация), а постоянное насыщение социальной репродукции новыми схемами - претендентами на производство общественно необходимого продукта, что в процессе
сосуществования-соревнования многих схем изготовления одного и того же продукта или его функционального подобия (производство электроэнергии, например) ведет за счет дренажа морально стареющих и менее рентабельных схем к накоплению в социальных структурах экономического и организационного качества - социальной элитности»1. Характерно следующее замечание: «Накопление элитности выразимо и в росте дохода на душу населения. В странах, использующих научно-революционный тип обновления, он уже около 200 лет растет по экспоненте с удвоением в 20-25 лет и составлял в 1960 году около 1750 долл. (5), что в 15-20 раз превышает средние значения дохода на душу населения в слаборазвитых и развивающихся странах»2.
Собственно говоря, в этих положениях содержится квинтэссенция учения о науке как определяющем факторе общественного развития, поставщике технологий и социального обновления. Наука в её истории и воздействии на общество сопрягается со всей историей познания, включая историю философию, и развивается в изменяющемся, постоянно обновляющемся (модернизирующемся, как принято сейчас говорить) культурном пространстве. Актуальность идей М.К. Петрова заключается в необходимости переобосновать российскую инновационную парадигму с точки зрения её совмещения с западным типом развития, включающим образование и науку как классическую составляющую инновационного развития. Конечно, сегодня особенно очевидны типологические различия европейской модели социокультурной инноватики и российской «догоняющей» модели. В какой степени характеристики европейской модели науки были учтены при трансплантации её в российскую культурную среду, а также соотношение в ней просвещенческой и традиционной культурных установок предстоит ещё не раз обсуждать. Ответ, предлагаемый М.К. Петровым, предполагал проведение широкого круга антиковедческих исследований, включая переводы фундаментальных работ западных ученых по истории философии и культуры Древней Греции, и создание оригинальных работ, соответствующих имеющимся в университетах мирового уровня3.
В каком-то смысле М.К. Петров безоговорочно принимал формулу Дж. Бернета: «наука - мышление по способу греков». Как известно, Бернет решительно отрывал философию от её космогонической предыстории, греки, по его мнению, решительно отбросили интерес к тому, «что было, когда ничего не было» и с энтузиазмом, смелостью, почти дерзостью перешли к конструированию рациональных моделей мира4. Общее стремление греков найти постоянство и неизменность в изменяющихся явлениях не только природной, но и социальной жизни отражалось в поиске субстанции («фюсис»), что, однако, не выводило их за пределы исследования природы.
Дело в том, что древние греки, в отличие от восточных народов подвергнувшие, по мнению Бернета, сомнению традиционные нормы жизни, не смогли бы этого сделать, если не были бы отброшены примитивные воззрения на природу. Соответственно, древние философы занимались, в основном, спекуляциями об окружающем мире. Вместе с Бернетом мы погружаемся в культурный контекст размышлений Михаила Константиновича, который вовсе не ограничивался Бернетом. Глубины греческого мышления он характеризовал, ссылаясь на так называемую «генетическую модель», описанную Ф. Корнфордом, на классические работы Г. Френкеля и т.д. Главным здесь выступает обстоятельство, на которое
1 Петров М.К. Научно-техническая революция и философия // Историко-философские исследования. М., 1996. С. 23.
2 Там же, с. 23-24.
3 См.: Петров М. К. Античная культура. М., 1997.
4 Burnet J. Early Greek Philosophy. L., 1920.
обратили внимание Д. Бернет и М.К. Петров. Впервые с тех пор, как во взаимосвязи существовали древние воззрения на мир и правила жизни, греки начали испытывать потребность, которую они пытались удовлетворить, создавая рациональные конструкции мира. Живущие в сфере регулируемой законами общественной жизни, они стремились найти постоянство, порядок и законообразность и в природе. Лейтмотив концепции Бернета: «научное мышление - это мышление по способу греков», греки изобрели науку. Что касается восточной науки, то она представляет собой набор эмпирических правил, тесно связанных с практикой. Современные исследователи, например В. Буркерт, подтвердили эту истину. Лишь греки возвели познание в самоцель, не связанную ни с какими практическими приложениями. Этот тезис имел большое значение не только для концепции Д. Бернета, но и для М.К. Петрова. Именно отрыв от практических нужд знаменует коренной перелом, произошедший в мышлении, целую интеллектуальную революцию, которую совершили греки. Остов этой революции составляют предпосылки и условия возникновения греческой философии и всей техногенной европейской цивилизации.
Отказ от панлогизма, реализованный М.К. Петровым, ставит и вопрос о носителях (субъекте) и трансляции культуры, исторической последовательности. Историю Европы открывает Греция, но как вписываются в мировой исторический ряд Индия и Китай? Петров широко применял работы специалистов по культурантропологии и социальной антропологии. В его работах содержались выходы и ссылки на работы Бронислава Малиновского, Рут Бенедикт, работы по лингвистике (Сэпира и Уорфа). Наконец, культурологический характер носили науковедческие исследования М.К. Петрова с характерной для тех лет тематикой -страны третьего мира и Европа, роль науки в развитии общества. Представляется, что тематика «ученый и слаборазвитые страны», «наука Востока и наука Запада» может иметь и самодовлеющий характер1. Т.е. здесь затрагиваются настолько глубинные пласты и содержатся такие наработки, которые позволяют ставить вопросы о месте науки в различных типах культуры, об онаучивании общества и т.д. Очевидно так же то, что как только мы апеллируем к такого рода проблемам, мы можем видеть определенный социально-культурный срез. Почему установки на свободу, на самоопределение, на индивидуальную свободу характерны лишь для культуры древней Греции? Вопрос о культуре Олимпийского типа в сравнении с культурой Непала поднимает проблему типов трансляции знания и трансплантация науки в инокультурную среду. Отсюда, обобщая эти направления исследований М.К. Петрова, можно понять культуру как способ трансляции социального опыта. Очевидно, что культурология как наука XX века не просто сводит воедино существующее многообразие представлений о культуре и классифицирует бесчисленные дефиниции своего главного понятия, она опирается на определенную историко-философскую традицию. Сам Аристотель начинает с истории, обращаясь к тем, кто впервые занялись философией и действовали как неумелые бойцы, нанося порой хорошие удары. История философии готовит конституирование культурологического знания, что и означает в то же время разрыв с классическим философствованием и борьбу с панлогизмом Гегеля.
О понимании М.К. Петровым Аристотеля и проблем античной философии можно было бы говорить и далее, но сейчас вернёмся к науковедческому посылу, который был в его творчестве не менее значим. Можно назвать сборник статей «Наука о науке», который уже содержал основную проблематику культурной модернизации5. Это было более чем 40 лет назад, но высвечены были эти проблемы в
5 См.: Наука о науке. Пер. с англ. М.К. Петрова. М., 1966.
таком контексте, который и сегодня невозможно исключить из научного исследования. В частности, следует назвать статью: П. Блэккета «Ученый и слаборазвитые страны». В этой статье речь идет о том, что термин «развивающиеся страны (страны третьего мира, а значит и традиционные культуры)» не могут это наименование иметь, они ни в коем случае не развивающиеся страны, это те страны, которые не только безнадежно отстали, но и обречены на дальнейшее отставание. Это те страны, которые не имеют науки, образования, не имеют технической оснащенности, не имеют возможности использовать наукоемкие технологии и разрыв между странами развитыми индустриальными и странами третьего мира не уменьшается, а увеличивается. Представляется, что тематика «ученый и слаборазвитые страны», «наука Востока и наука Запада» может иметь и самодовлеющий характер.
Здесь затрагиваются настолько глубинные пласты, такие наработки, что отталкиваясь от этих идей М.К. Петрова, можно ставить вопрос о науке и месте науки в системе регионализации культуры и модернизации общества, об онаучивании общества и т.д. Все эти идеи центральные, а не периферийные. Тем не менее, очевидно так же то, что как только мы апеллируем к современной ситуации, мы можем видеть определенный социально-культурный срез, характеризующий сохранившееся до сих пор двуязычие культур. «Профессионально-именной тип кодирования (миф, традиционное общество) может считаться основным для стран «научной пустыни», врагом, так сказать, номер один научно-технической революции и связанного с нею социального прогресса. Тип характерен для социальности, в основе которой лежит земледелие, дающее возможность отказаться от сложных навыков коллективного поведения, фрагментировать социально необходимую область поведения не только по объекту, как это делается в лично-именном типе, но и по субъекту, по силам и возможностям человека, то есть преобразовать навыки из коллективных, где у каждого участника свой маневр, в личные и односубъектные, в которых один человек становится связующим и организующим центром... Иными словами, навыки субъективируются, а люди типизируются по группам-профессиям и в рамках таких групп теряют различённость, становятся, одинаковыми, неразличимыми земледельцами, гончарами, плотниками, кузнецами и т. д.»6. Без труда мы узнаём Древнюю Грецию в изображении Гомера и Гесиода.
Но Древняя Греция создаёт язык науки. Хотя общая картина генезиса науки более сложная и надо учесть следующее замечание М.К. Петрова: «Решающее значение для появления научного способа кодирования имели теолого-философское осознание поведенческой природы антично-христианской картины мира (Бэкон, Декарт, Гоббс), выделение с помощью принципа инерции (Буридан - логический, Галилей - поведенческий варианты) в самостоятельную, лишенную разумной составляющей область слепых автоматизмов (взаимодействие, объект), теологическое, в основном обоснование эксперимента как «вопроса» к сотворенной природе-поведению, создание института научной публикации как основного механизма отчуждения продуктов познавательной деятельности индивидов в социальное достояние» . Но греки, как несколькими страницами ранее отмечал М.К. Петров, первыми развязали языковой формализм и ввели универсальный принцип тождества мысли и бытия. «Настаивая на принципе тождества мысли и бытия как на основном структурном элементе нашего мировоззрения, мы имеем в
6 Петров М.К. Научно-техническая революция и философия // Историко-философские исследования. М., 1996. С. 41.
7 Там же, с. 55.
виду характерный, по основанию регулирования, организационный контакт общения и поведения, слова и дела, в котором поведение оказывается формализованным, а формализм поведенческим - однозначным, непротиворечивым, целесообразно-программным, поскольку «знать» по нашей норме значит «уметь» .
Греки совершили переход от традиционного (профессионально-именного) типа кодирования к универсальному, и уже раннегреческие философы, обосновывая истинность имён не «по природе», а «по установлению», овладевали языковым формализмом и разрушили связь знания с именами богов. Установка на свободу, на самоопределение, на индивидуальный успех, из которой выростает индивидуализм на Западе, приводит к «культурному перевороту», к образованию жизнеспособных социальных структур, основанных на законе и равенстве перед законом. Представляется, что Михаил Константинович выигрышно обращался к античности, и мы видим, что действительно культурное двуязычие присутствует в античности, но здесь же оно было преодолено. Когда мы начинаем читать Аристотеля «Метафизику», то осознаём, что это не просто построение системы онтологии, это попытка выйти за пределы прежнего мышления «фисиологов», которые использовали метафоры. Аристотель опирается на логику, а это разрушение прежней семиотической системы, где боги Олимпа - ключ к семиотической системе, к системе хранения, трансляции и обновления знания. На этом строился человеческий мир, мышление, традиции и очень многое в повседневном мире. А что предполагал логический мир, какие установки и какие ценности он предполагал?
У М.К. Петрова наиболее интересные и яркие ответы содержатся в работе «Пираты Эгейского моря и личность»9. Были недоумённые вопросы: так что же, не было бы Пиратов Эгейского моря, не было бы логики, философии науки? Лишь на палубе пиратского корабля произошел разрыв слова и дела? Такие вопросы могли задавать люди, не знающие истории философии. Идея разрыва слова и дела -правильная, просто М.К. Петров всю историко-философскую текстовую обойму не набивал, но базовые мысли на сей счёт у него были, в частности по Демокриту, у которого он выделял мысль об истинности имён не «по природе», а «по установлению». Можно сказать, что и у Ксенофана содержится эта же мысль: не так используют смертные имена, не так используют люди названия. Надо заметить следующее, и пиратские корабли, и сама ойкумена этого обширного греческого мира (Эгейского региона и всего Средиземноморья) развивали личность, неординарную личность авантюрного типа, и об этом же М.К. Петров говорил и по отношению ко всей Европе. Лишние люди, которые появились в период великих географических открытий, - это те же самые авантюристы, которые создавали новый мир. Европейский мир - это мир, созданный по слову. Мир создан по слову Божию, вот где первоначальный базовый импульс, идущий от греков, получает своё развитие. А если учитывать, что латынь была тем языком, который служил и религии, и науке, то мы видим, как развивается в этой области последующее толкование бытия, последующее толкование мира, обращение к миру, разговор с богом на языке природы. А этот язык, как говорил уже Галилей, язык математики.
Возвращаясь к идее пентеконтеры, надо учитывать, что палубный принцип подчинения развивает иную сферу, это сфера писаного закона, сфера правовых отношений, именно в этой сфере личность гомеровского типа конституирует свои устремления, установки, именно здесь превалируют те установки героического
8 Петров М.К. Научно-техническая революция и философия // Историко-философские исследования. М., 1996. С. 53.
9 Петров М. К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995.
кодекса, о которых писал Артур Адкинс10. Это достижение победы, достижение славы любой ценой, и эта установка затем перемещается в гражданскую область и из военных добродетелей становится определяющей гражданской добродетелью, а право превращается в идею, подлежащую логическому обоснованию. Итак, логика, правовые отношения - это всего лишь тот инструмент, который понадобился гомеровскому герою для того, чтобы он развивал и устраивал мир «жизни сообща».
Представляется, что греческий индивидуализм, греческая личностность все-таки так прямо не переносятся в среду германскую, где отсутствует этот индивидуализм и личностность. Другое дело, почему в Европе все время пытаются возродить античные ценности? Это серьёзный большой вопрос. Если сравнивать собрания народные у греков и собрание воинов во времена Карла Великого, то это совершенно разные вещи, там нет этой самоопределяющейся и самоопределившейся личности и впереди в будущем на горизонте маячило не индивидуальное хозяйство, дом - ойкос, а феод. Понятна самостоятельность греческого героя, его «полипрофессионализм». В феоде отсутствует свобода и собственность - это юрисдикция хозяина поместья, который выступал и защитником, и субъектом права, а все население было только объектом права. Но, тем не менее, обращаясь к Греции, мы видим, что все установки на право, на личность, на индивидуальную активность были сопряжены с логическим инструментарием, с теоретической системой обоснования, именно они и придавали определенный культурный импульс социальному движению.
Культуру длительное время понимали как надстройку. В работах Л.Г. Ионина отмечается, что и на Западе длительное время признавалась идея культурного отставания, культура отстает за социальными и политическими процессами, в то время как на деле она выполняет роль мотора, «движителя общественного изменения и развития»11. Но у М.К. Петрова мы видим характеристику культурных норм, которые и определили новое социальное качество. Работы Михаила Константиновича
в оценках и характеристиках античности перекликаются с классическими
12
исследованиями Алвина Голднера . Определенные типы культуры: «рационализм», «индивидуализм», «ничего сверх меры», «мужская гомосексуальность» - это определенные типы личностных ориентаций, которые создают систему западного образца, со своим кризисом интимных отношений, разрушением традиционных ценностей и выходом в сферу всеобщего. Надо учитывать, что тип западной личности и культурные установки западного человека - это, прежде всего, достижение успеха, победа, автономия. Личность западного типа никогда не покидает пентеконтеры и, как пишет Гоулднер, представляет собой двуликого Януса, на одной стороне которого значится «не поддавайся ни кому, будь первым», а на другой стороне - «ничего сверх меры».
Когда мы приходим с грузом этих проблем и с этим теоретическим фундаментом к проблемам греческой культуры, возникает вопрос, какова легитимация установок на обновление? Конечно, можно обосновывать мысль о ситуации принудительного социального творчества в рамках античного полиса, в которые был поставлен каждый гражданин. «Слава, общественное признание требовали социального новаторства, мобилизации всех внутренних ресурсов. Область общественного признания оказалась не только вне человека, но внутри его»13. Равное
10 Adkins W. H. Merit and Responsibility; a study in Greek values. Oxford, Clarendon Press; New York, Oxford University Press, 1960.
11 Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996. С. 5.
12 Gouldner A. W. Enter Plato: Classical Greece and the Origins of Social Theory. New York, 1995.
13 Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов-на-Дону, 1987. С. 63.
положение перед законом, превращение закона в теоретическую модель позволяет реализовать установку на превалирование личного достижения. В этих условиях создается определенная система соревнования, направленная на достижение призов. А как можно достигнуть в этой системе призов, когда всё распределено? Создаются новые правила игры, это как раз философия (теория), литература, поэзия, драма, наука. Создание новых правил, новых приёмов, позиция принудительного культурного творчества служили толчком к социальному развитию. Социальное развитие - это не проблема самодвижения, у социума нет самодвижения, нет самостоятельных импульсов, для этого должны быть культурные импульсы.
Греки не были столь автохтонны и замкнуты, как их часто характеризовали. Их миром было всё Средиземноморье: с одной стороны, не преодолённое двуязычие культуры, традиционные ценности, традиционные установки со всеми вытекающими социальными реалиями, и с другой, - язык науки, язык образования. Это два мира и в то же время единый мир. Двуязычие греческой культуры сохранилось в современном мире, и оказалось, что для овладения достижениями Европейской культуры, её научным и техническим потенциалом совсем не обязательно отказываться от традиционных ценностей, что и показала успешная модернизация стран Востока. Трансплантация науки в инокультурную среду, которая для М.К. Петрова казалась проблематичной, в наше время оказалась для целого ряда стран успешной. Европейская культура как единое целое, как модель и путь культурного развития закладывает фундамент собственного развития на рубеже ХШ-ХП веков до нашей эры, вслед за разрушением культур Крита и Микен и началом «темных веков», свидетельствующих о рождении нового культурного стиля, так называемого «геометрического». М.К. Петров проницательно отметил причины саморазрушения минойской культуры, корабль принёс ей расцвет и он же стал причиной её гибели.
В период «геометрического» стиля и архаики формируется новая культурная модель, в центре которой находится человек другого типа культуры. Культура - это её ядро (ценности), передающиеся от поколения к поколению вместе со сказаниями, мифами, образами и всей духовной сферой, которая иногда с трудом поддается реконструкции, способами вхождения в это культурное пространство (социализацией), и тот ее верхний слой, предметность (переферия) который достаточной четко выступает на поверхности. Генотип, способ трансляции культуры, её смысловое ядро - это главным образом ценностная ориентация, которая обеспечивает целостность культуры, без них культура разрушается. Ценностная ориентация представлена как иерархия священных символов. Система ценностей у греков направлена, прежде всего, на жизнь «здесь и теперь», жизнь, взятую в полноте мира и человека. Поэтому первые ценности такой ориентации - здоровье, молодость, красота. Основной принцип связи системы ценностей - сакрализация - должен постоянно осуществляться. Сакрализация есть основная из характеристик культуры, как другая сторона собственного человеческого достоинства. Главный сакральный объект в Греции - субъект, человек, его личность, неповторимая и уникальная. Совершился переход от сакрализации внешних объектов к сакрализации субъекта. В центр ценностей поставлены человек, его здоровье и честный труд. Из устремленности к здесь-бытию и сакрализации человеческой личности вырастают новые темы культуры, характерные уже не для монархии, а для греческого города-государства. Эти темы: «пессимизм», «рационализм» и «ничего сверх меры». Вернёмся к этим темам, позволяющим расширить культурное пространство, в котором развивались наука и философия, происходил переход от профессионально-именного ко всеобще-именному типу кодирования знания.
Пессимизм как здоровая реакция самосознания - это здоровая реакция проникновения в бытие, видение реальных проблем. Можно сказать, что пессимизм -это ощущение бремени открывшейся свободы, осознание ответственности выбора. Я. Буркхардт считал, что пессимизм в античной культуре проявлялся в противопоставлении человека и богов, отрыве их друг от друга. Разрушилось исконное представление о Зевсе - «отце смертных и бессмертных», и бессмертные боги стали чужды людям. Не потому люди счастливы, что их любят боги, а потому боги любят людей, что те счастливы. А в целом боги завистливы и коварны. Пессимизм связан с потерей основы и ностальгией о прежних счастливых временах. Не Зевс теперь печется о людях, они сами строят свою жизнь - вот основной лейтмотив пессимизма. Иллюстрацию этому положению мы находим в поэме Гесиода «Труды и дни». В ней рассказывается о тягчайшей человеческой жизни, трудах, испытаниях, болезнях, бедности. Зевс - уже не центральная фигура, человек сам ответственен за свою жизнь.
Греческий рационализм - это возможность, прежде всего, прогнозировать события. В процессе десакрализации и эмансипации разума вызревает греческий рационализм как тип культуры и система действий. Он равен прагматизму, рациональному мышлению, обоснованию своих интересов без обращения к священным инстанциям. Воля богов принимается во внимание как объективное обстоятельство. Но пока люди живы, можно всего добиться, с помощью богов или же им вопреки. Вещи сами по себе как ценность значат очень мало, принято говорить о «низкой предметной привязанности» у греков. Можно рисковать всем, кроме личности, т.к. все остальное воспроизводится, переходы судьбы так часты, что мало что значат. Выше личности лишь боги и судьба, поэтому сохраниться человеку как личности возможно лишь на пути обретения славы, «вечной славы», «славы до небес». «Ничего сверх меры» - наиболее важное в греческой культуре. Человек разговаривает с собой, со своим сердцем. Это уже рефлексия, умение различать внешнее и внутреннее. И нельзя переводить внутренний план во внешний, эмоциональное состояние - в рациональный план и необдуманное действие.
Нельзя переступать должной меры, освобождая чувства. Глубокая скрытность - непременное условие успешного замысла. «Коварный замысел» вовсе не унижает героя, а делает его уникальной личностью. Одиссей даже Афине по возвращению на Итаку пытается рассказывать небылицы, которые она выслушивает со смехом. Эта тема глубока и универсальна, она максимально приближена к проблеме бессознательного - основного «нерва» греческой культуры. Контекст рациональной культуры оставался иррациональным. Это и отголоски человеческих жертв, кровавых преступлений, наиболее отвратительных для греков. Древнегреческая трагедия восстанавливает этот контекст. В образе Геракла, одного из наиболее известных героев Греции, показана отвратительная трагедия дикой природной силы, иррационального всплеска. В самом человеке, оказывается, таится бездна иррациональности, опасной для окружающих.
«Средиземноморская цивилизация», этот термин вполне уместен для характеристики культурного пространства, где произошёл культурный срыв. Но другой термин, используемый М.К. Петровым, ещё более уместен. Им используется термин «Эгейский котёл». Суть проблемы обозначена: в бассейне Средиземноморья задолго до Афин, Македонского царства и Римской империи были крупные государства - Кносс, Пилос. Микены. Налицо культурный регресс: распад на мелкие, полунатурального типа хозяйства басилеев и новая волна интеграции к империям-великанам. Не столько миграции племён - завоевателей определили судьбу античного мира и всей Европы, сколько внутренние возможности цивилизационного развития:
погашение военной опасности в условиях островного земледелия и необходимость тратить часть прибавочного продукта на административные и военные цели, что имеет свои предельные возможности, за которым следует саморазрушение, появление нового типа социальности, созданной культурной инновацией, каковым выступает древнегреческий полис.
Сегодня - это проблема соотношения культуры и общества (социума), социальной теории и культурологии. Культура осознаётся как движитель социальных процессов. Античность никогда не теряла своих глубоких земных основ. М.К. Петров прекрасно видел её глубины и обращался к Ф. Корнфорду при характеристике так называемой «генетической» модели мышления греков. Происходит историко -культурное пересечение, в центре которого находится Метис (мудрость). В научной литературе выявлению культурного «предполья» античности посвящены работы Ж.-П. Вернана и М. Детьена (хитрость разума), Я.Э. Голосовкера (Титанова правда и хитрость и коварство богов - олимпийцев), П. Видаль-Накэ («Чёрный охотник»). В них всё более обнажается пропасть между социальностью Крита и Микен и греческим полисом. Как здесь не вспомнить слова Михаила Константиновича о том, что полис ничего не объясняет, но сам нуждается в объяснении. Итак, разрыв с олимпийской традицией, раскрепощение языковой стихии, переход от толкования языка «по природе» к его осмыслению «по установлению», «логос» как «лукавые словеса» и «логос» как учение, истина - всё это звенья одной цепи, которая отныне стала остерегать истину, как заметил ещё Парменид.
Право на истину перешло к человеку, вернее к разуму. Утвердился другой тип культурной трансляции: знание не от богов, как у непальцев, а от самого человека, его умения отличать истину от лжи. Возникает отрыв слова от дела (творческая вставка, опирающаяся на богов), он реализуется в практике воина-пирата-земледельца, закрепляемой в условиях авторства на подвиг и запрета на плагиат, письменности как личного навыка и появления денег - как всеобщего мерила человеческой деятельности. Реалии нового мира: монетарная система единиц и алфавитная письменность, грамотность, деньги, договорные отношения, личное чувство свободы и сила всеобщих законов. Вместе с тем - это и требование инновации - уникального решения ситуации, приподнятой над горизонтом обыденности. Пиратское восприятие мира знаменует переход от социально-профессиональных навыков ко всеобщим. Гражданская доблесть как личный навык и палубный принцип администрирования влечёт обращение к процедуре прогноза (предсказания), а невозможность истолкования нового мира по слову господина в старых аналогиях (генетическая модель) к появлению античной культуры как переходу с языка «природы» на язык «установлений».
В завершение, ещё раз обозначим три культурологических направления в творчестве М.К. Петрова.
Первое - формирование культурологии как самостоятельной дисциплины и предметной области исследования на основе сознательного отказа от панлогизма и обращения к истории культуры с «колокольни исторической ретроспективы». Этот методологический принцип был обоснован в историко-философских работах, но он относился и к истории культуры, поскольку затрагивал вопросы культурной преемственности и разнотипности культур. Внимание к этим вопросам ранее уже было привлечено работой Шпенглера «Закат Европы». Отказ от панлогизма позволил М.К. Петрову поставить вопрос о носителях (субъекте) культуры и трансляции культуры. Но в первую очередь это был вопрос об исторической последовательности мировых культур. Греция и Европа соотносятся, но как вписываются в мировой исторический ряд Индия и Китай?
Второе - привлечение в качестве культурологических специальных исследований по культурантропологии и социальной антропологии (Бронислава Малиновского - «не названное не существует»; Рут Бенедикт - «культура вины» и «культура стыда»); работ по лингвистике культурологического характера (Сэпира и Уорфа, и др.). Это очень перспективное направление исследований, представленное сегодня, например, работой Чарльза Кана «Лингвистический релятивизм и греческий проект онтологии».
Третье - науковедение (наука о науке). М.К. Петров обратился к истории и теории науки. Открывалась общая теоретическая позиция: страны третьего мира и Европа, «развитые» и «развивающиеся» страны, актуализировались вопросы об общественно-историческом прогрессе и науке. В историко-культурном плане исследовались проблемы трансляции знания и трансплантаци науки в инокультурную среду. Все три направления создавали возможность понять культуру как способ трансляции социального опыта и проводить конкретные культурологические исследования, раскрывающие внутренние возможности цивилизационного развития культурного региона.
Видимо, по той простой причине, что обнаружилось, как действуют различные социокультурные ориентации, можно отказаться от положения, что должны действовать механизмы социального контроля как некие исторические закономерности. Люди сами творят свою историю, но при одном условии: если сохраняют свою культуру. Греки создали культурные механизмы, которые позволяют работать в ключе социального обновления. Для того чтобы охарактеризовать современную ситуацию, можно попытаться проанализировать её с помощью понятий «культурного взрыва», «культурного переворота» и «модернизационного развития».
Здесь могут быть некоторые уточнения и споры, но отталкиваясь от книг М.К. Петрова и от современных констатаций, представляется, что здесь закладывается определенное смысловое ядро. Там, где сохраняются установки Просвещения, образования, там, где сохраняются установки на свободу личности и на права человека, там в своё время произошла переориентация социокультурного вектора развития.
Список литературы
1. Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов-на-Дону, 1987.
2. Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996.
3. Наука о науке. Пер. с англ. М. К. Петрова. М., 1966.
4. Петров М.К. Античная культура. М., 1997.
5. Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря и личность. М., 1995.
6. Петров М.К. Научно-техническая революция и философия // Историко-философские исследования. М., 1996.
7. Adkins W.H. Merit and Responsibility; a study in Greek values. Oxford, Clarendon Press; New York, Oxford University Press, 1960.
8. Burnet J. Early Greek Philosophy. L., 1920.
9. Gouldner A.W. Enter Plato: Classical Greece and the Origins of Social Theory. New York, 1995.
AT SOURCES OF THE ROSTOV PHILOSOPHICAL AND CULTUROLOGICAL SCHOOL. ARTICLE 1. M.K. PETROV
G.V. Drach
Southern Federal University e-mail: [email protected]
Formation of cultural science as scientific discipline and cross-disciplinary knowledge in our country is in many respects connected with names of scientists of the Rostov state university: M.K. Petrov, Yu.A. Zhdanov, V.E. Davidovich and other founders of the Rostov philosophical and culturological school to whom also the author of this article by right belongs. In the first article of G. V. Dracha devoted to the ideas and M.K. Petrov's identity it is shown that the Rostov philosophers in the 60/70th years of the last century could put the most urgent problems of history of philosophy and culture parallel to the western colleagues, brought up the modern questions of life of the person and mankind concerning us still.
Keywords: scientific distsiplinarnost, science of science, cross-disciplinary knowledge, cultural science, Rostov philosophical and culturological school, M. K. Petrov.
