CC BY
113
8 т. Т. 7 / пер. с англ. Н. Трауберг и др. М.: Дом надежды, 2006. С. 327.
2. Честертон Г. К. Человек, который был Четвергом // Избранные произведения: в 3 т. Т. 1 / пер. с англ. М.: Худож. лит., 1992. С. 57.
3. Честертон Г. К. Ортодоксия. Рассказы // Избранные произведения: в 3 т. Т. 3 / пер. с англ. М.: Худож. лит., 1992. С. 325.
4. Там же. С. 337.
5. Честертон Г. К. Автобиография // Избранные произведения: в 3 т. Т. 2 / пер. с англ. М.: Худож. лит., 1992. С. 48.
6. Честертон Г. К. Ортодоксия. С. 420.
7. Там же. С. 427.
8. Там же. С. 430.
9. Льюис К. С. Указ. соч. С. 310.
10. Там же. С. 311.
11. Там же. С. 320.
12. Там же. С. 327.
13. Там же. С. 386.
14. Там же. С. 423.
15. Льюис К. С. Пока мы лиц не обрели: статьи, выступления, интервью // Собр. соч.: в 8 т. Т. 2 / пер. с англ. Н. Трауберг и др. М.: Дом надежды, 2004. С. 98.
16. Льюис К. С. Кружной путь, или Блуждания паломника. Чудо. Настигнут Радостью. С. 390.
17. Там же. С. 394.
18. Там же. С. 401.
19. Там же. С. 402.
20. Честертон Г. К. Человек, который был Четвергом. С. 60.
21. Честертон Г. К. Ортодоксия. С. 340.
22. Льюис К. С. Кружной путь, или Блуждания паломника. Чудо. Настигнут Радостью. С. 418.
УДК 820
Д. Н. Жаткин, А. А. Рябова
У ИСТОКОВ ПЕРЕВОДЧЕСКОГО ОСМЫСЛЕНИЯ ПОЭЗИИ П.-Б. ШЕЛЛИ В РОССИИ
В статье осуществлен анализ самых ранних фактов переводческого обращения к творчеству П.-Б. Шелли в России, связанных с интерпретацией стихотворения "One word is too often profaned..." («Одно слово слишком часто оскверняется.», 1821, опубл. в 1822 г.) В. Г. Белинским, предложившим подстрочный прозаический перевод фрагмента произведения в качестве эпиграфа к рецензии «"Рейнские пилигримы". Соч. Бульвера. Перевод с французского, 1835», и А. Н. Бородиным - создателем первого русского поэтического перевода из П.-Б. Шелли, относящегося к 1849 г.
The authors of the article analyse the earliest translations of P.-B. Shelley's poetry in Russia, namely, the poem "One word is too often profaned...", 1821, by V. G. Belinsky (a word-for-word prose translation of its fragment was offered by the critic in 1822), and A. N. Borodin, the author of the first Russian poetic translation of P. B. Shelley's work,1849.
Ключевые слова: поэзия, художественный перевод, русско-английские литературные и историко-культурные связи, литературная критика, межкультурная коммуникация, рецепция, традиция, компаративистика.
Keywords: poetry, artistic translation, Russian-English literary and history-cultural connections, reception, tradition, comparison analysis
Первооткрывателем Перси Биши Шелли в русской литературе считается Андрей Николаевич Бородин (1813-1865), закончивший Нежинскую гимназию высших наук в период ее наивысшего расцвета и активно переводивший произведения В. Шекспира, Дж.-Г. Байрона, Т. Мура. В мартовской книге «Сына отечества» за 1849 г. вместе с переводом стихотворения "No - Leave My Heart to Rest" из поэтического цикла Т. Мура "National Airs" [1] увидел свет и первый русский перевод из Шелли - «Любовь» (Из Шелли) (С английского)», сопровождавшийся кратким примечанием, свидетельствовавшим о том, что имя английского поэта в ту пору еще мало что говорило русскому читателю: «Шелли, приятель Лорда Байрона и сопутник его в путешествии по Италии, погиб во время этого путешествия» [2].
Впрочем, имя Шелли начало появляться в русской печати с середины 1830-х гг. В. Г. Белинский предварил свою рецензию «"Рейнские пилигримы". Соч. Бульвера. Перевод с французского, 1835» двумя созвучными эпиграфами из Шелли и Гете в собственном прозаическом переводе: «Забудешь ли ты когда-нибудь восхитительные часы, проведенные нами в тихих рощах, посвященных
© Жаткин Д. Н., Рябова А. А., 2011
AumepamypoßedeHue
любви, где мы могилу жизни вместо земли усыпали зелеными листьями и благоуханными цветами! Шеллей» и «Ты хочешь показать мне все роды существ сотворенных и научить меня узнавать своих братьев, витающих и в безмолвных рощах, и в воздухе, и в воде. Гете» [3]. Очевидно, строки из философского лирического стихотворения Шелли «Минувшее» ("The Past", 1S1S) "Wilt thou forget the happy hours I Which we buried in Love's sweet bowers, I Heaping over their corpses cold I Blossoms and leaves, instead of mould?" [4] [Забудешь ли ты счастливые часы, I Которые мы похоронили в милых будуарах Любви, I Усыпав их холодные трупы I Цветами и листьями вместо земли?], интерпретированные В. Г. Белинским, и были первыми стихами английского поэта, переложенными для русского читателя; впоследствии этот фрагмент был мастерски передан К. Д. Бальмонтом: «Ты хочешь позабыть блаженные мгновенья, I Что меж цветов похоронили мы, I Сложив на трупы их, исполненные тленья, I Листки и лепестки, в предчувствии зимы?» [5]
Переведенное А. H. Бородиным стихотворение Шелли "One word is too often profaned..." («Одно слово слишком часто оскверняется.», 1S21, опубл. в 1S22 г.), печатавшееся также под заголовками "To." («К.») и "Love" («Любовь»), было адресовано Джейн Вильямс и выражало глубокое, искреннее чувство поэта к этой женщине. Известно, что Перси Биши и Мэри Шелли встретили Джейн и ее мужа Эдварда Эллеркера Вильямса в Пизе в 1S21 г., дружили с ними и с Байроном, который также жил в Пизе в то время; последние полтора года жизни несчастная любовь Шелли к красивой и полной веселого жизнерадостного изящества Джейн постепенно возрастала, и он адресовал ей кроме вышеупомянутого еще несколько стихотворений, выражающих его духовную праведную любовь: "To a Lady, with a Guitar" («Леди с гитарой», 1S22), "To Jane: The Invitation" («Джейн: Приглашение», 1S22), "To Jane: The Recollection" («Джейн: Воспоминание», 1S22), "To Jane: The Keen Stars Were Twinkling" («Джейн: Остроконечные звезды сверкали», 1S22). Гитара, голос, душа Джейн живут во многих предсмертных стихотворениях Шелли, в которых - и сердечная боль, и пламенная, возвышенная любовь, вызванные последней музой поэта. Шелли утверждал, что Джейн была прообразом той богини сада, которую он изобразил в стихотворении "The Sensitive Plant" («Мимоза», 1S20), хотя это произведение и было написано до знакомства с ней; видимо, Шелли заранее предчувствовал, предвкушал эту встречу. О любви Перси Биши Шелли к Джейн Вильямс знали и ее муж, и его жена, но чувства ревности они не испытывали, ибо любовь была сугубо платонической; более того, у Перси Биши Шелли и
Эдварда Эллеркера Вильямса были самые лучшие дружеские и джентльменские отношения, сохранившиеся до самого последнего дня, когда они вместе погибли во время плавания 1 июля 1822 г.
Стихотворение Шелли "One word is too often profaned.", привлекшее после A. H. Бородина внимание и других русских переводчиков (в конце XIX в. - К. Д. Бальмонта, в советское время - В. A. Меркурьевой, Б. Л. Пастернака), характеризуется совершенством стиха и стиля, проникновенным лиризмом, музыкальностью, искренностью интонации, достижимыми только на высотах поэтического мастерства. В связи с этим неслучайно внимание к нему литературной критики середины XIX в.; в частности, в 1853 г. в «Отечественных записках» была перепечатана без подписи статья из "Quarterly Review" («Квотер-ли Ревью») под названием «Поэты, современные лорду Байрону», содержавшая прозаический перевод этих «трогательных и гармонических стихов» [6]. Автор материала ошибочно утверждал, что Шелли «один только раз <...> пишет стихи к незнакомой красавице» (с. 32) и что они соотносятся с предложением ему руки прекрасной и богатой незнакомкой, пришедшей в восторг от прочтения «Королевы Мэб», после чего посвящал три абзаца описанию преданности этой поклонницы таланта английского поэта, посвятившей ему всю свою жизнь, следуя за ним во время его путешествий по Италии, и покинувшей свет, оставив «сладостное воспоминание в его груди» (с. 32); в статье также отмечалось, что меланхолические стансы, написанные Шелли в Неаполе, были навеяны поэту его «противоположными» чувствами - любовью к жене и благодарностью к этой прекрасной незнакомке.
В формальном плане "One word is too often profaned." Шелли строится на переносах, идущих от строки к строке и разбивающих строфы на катрены, связанные перекрестными рифмами; на использовании сочетания анапеста и ямба с тремя ударениями в нечетных и с двумя - в четных стихах. В содержательном плане Шелли отказался от использования лексемы «любовь» для описания своих отношений с Джейн, аргументировав это тем, что означенное слово часто оскверняется и неверно используется: "One word is too often profaned / For me to profane it" [Одно слово слишком часто оскверняется, / Чтобы я осквернял его]. Все русские переводчики следуют подлиннику, однако Бальмонт дополняет описание эпитетом «заветное», придающим некоторую таинственность теме произведения: «Есть слово - но его искажено значенье, / Мне страшно за него твой заслужить укор» (А. П. Бородин); «Есть слово, которое очень часто употребляют во зло, чтоб я решился его сказать вам»
(анонимный прозаический перевод «Отечественных записок»; с. 32); «Слишком часто заветное слово людьми осквернялось, / Я его не хочу повторять» (К. Д. Бальмонт; [7]).
Неуверенные рассуждения Шелли о том, что разговор о любви может быть отвергнут и самой Джейн, способной ни с того ни с сего презреть чистые, платонические чувства поэта ("One feeling's too falsely disdain'd / For thee to disdain it" [Одно чувство слишком вероломно презирается, / Чтобы ты презирала его]), удачно переданы только в переводе Бородина («Есть чувство - но его так часто ждет презренье, / Я помрачить боюсь и твой приветный взор!»), тогда как в интерпретациях последующего времени нет ни малейшего сомнения, что героиня поймет поэта: «...есть чувство, которое женщины часто притворно отвергают, но которое вы не отвергнете» (анонимный прозаический перевод «Отечественных записок»; с. 32); «Слишком часто заветное чувство презреньем встречалось, / Ты его не должна презирать» (К. Д. Бальмонт).
Начиная превозносить Джейн над другими женщинами мира, Шелли утверждает, что сострадание Джейн дороже для него сострадания любой другой женщины: "One hope is too like despair / For prudence to smother, / And pity from thee more dear / Than that from another" [Одна надежда слишком похожа на отчаяние, / Чтобы благоразумие задушить, / И твое сострадание дороже, / Чем сострадание другой]. В переводе Бородина используется два синонимичных слова - «сострадание» и «жалость», отчетливо подразумевающие отсутствие унижения героя при сострадании ему со стороны Джейн и унизительность жалости со стороны других женщин: «Не погашу ли я последнее мерцанье / Надежды -радости средь горестей земных? / Бесценно для меня твое и состраданье, / В нем униженья нет, как в жалости других!». В анонимном прозаическом переводе и у Бальмонта нет сопоставления Джейн с другими женщинами: «Есть надежда, которая так похожа на отчаяние, что благоразумие заставляет скрывать ее; и если вы почувствуете ко мне сострадание, то я и этим буду доволен» (анонимный прозаический перевод «Отечественных записок»; с. 32-33); «И слова состраданья, что с уст твоих нежных сорвались, / Никому я отдать не хочу, / И за счастье надежд, что с отчаяньем горьким смешались, / Я всей жизнью своей заплачу» (К. Д. Бальмонт), однако Бальмонт при этом мастерски подчеркивает, насколько дорого сострадание Джейн поэту, готовому отдать ради возлюбленной всю жизнь.
Параллельные синтаксические конструкции первой строфы оригинала с их тремя отточенными анафорами ("One word. / For me. / One
feeling. / For thee. / One hope. / For prudence."), которые синтаксически и композиционно организуют первое восьмистишие, подготавливая его заключительные строки, усиливаются инструментовкой, повторами и переносами (profaned - to profane it, disdain - to disdain it, for me -for thee). Бородин и Бальмонт сохранили анафоры только отчасти: «Есть слово - но его. / <.> / Есть чувство - но его. / <.>» (А. Н. Бородин); «Слишком часто заветное слово. / Я его не. / Слишком часто заветное чувство. / Ты его не.» (К. Д. Бальмонт); прозаический перевод в этом отношении наиболее точен: «Есть слово, которое <.> есть чувство, которое <.> Есть надежда, которая <.>» (С. 32).
Непосредственные обращения Шелли к лирической героине ("For thee to disdain it" [Чтобы ты презирала его], "And pity from thee more dear" [И твое сострадание дороже], "But wilt thou accept not / The worship." [Но ты не примешь ли / Поклонение]) придают его стихотворению очарование искренности, задушевности, сердечной исповеди. В переводе Бородина появление русских поэтизмов («укор», «приветный взор», «чистый фимиам», «святое обожанье» и др.) противоречит стилю Шелли: «Мне страшно за него твой заслужить укор», «Я помрачить боюсь и твой приветный взор!», «Бесценно для меня твое и состраданье»; в прозаическом переводе обращение на бы придает ощущение некоторой недоступности идеала, преклонения перед ним: «.чтоб я решился его сказать бам» (С. 32), «.которое бы не отвергнете» (С. 32), «.и если бы почувствуете ко мне сострадание» (С. 32), «Я не могу дать бам то, что люди называют любовью» (С. 32), «.но неужели бы не примете этого почитания» (С. 32); в интерпретации Бальмонта обращение на ты показывает близкие, теплые отношения, связывающие поэта и его музу, более того, переводчиком используется отсутствующее в оригинале обращение «о, мой друг»: «Ты его не должна презирать», «И слова состраданья, что с уст твоих нежных сорвались», «Но молитвы отвергнешь ли ты?», «И отвергнешь ли ты, о, мой друг, / Это чувство святое.».
В начале второй строфы Шелли говорит о своем возвышенном понимании любви, отличной от повседневных, обычных земных чувств: "I can give not what men call love" [Я могу дать не то, что люди называют любовью]. Бородин, вновь возвращаясь к мысли о способности общества осквернять самые светлые начала, расширяет суждение английского поэта («Прими же - не любовь, нет! Светское названье / Умело осквернить и чистый фимиам»), однако это расширение происходит за счет не вполне уместного повтора. Прозаический перевод наиболее близок оригиналу: «Я не могу дать вам то, что люди называют
Литературоведение
любовью» (С. 33); Бальмонт, напротив, не вполне вникнув в замысел Шелли, в целом отвергает наличие в мире истинной любви, что не соответствует эмоциональному контексту оригинала: «Нет того в моем сердце, что в мире любовью зовется».
Шелли использует лексему «поклонение», чтобы описать свою сильную привязанность к Джейн, которую он не решается назвать любовью: "But wilt thou accept not / The worship the heart lifts above / And the Heavens reject not" [Но ты не примешь ли / Поклонение, которое возвышает душу, / И Небеса не отвергают]. Автор анонимного прозаического перевода точен, хотя и разворачивает описание в пространную фразу, заменяет «поклонение» «почитанием»: «.но неужели вы не примете этого почитания, которое выходит прямо из сердца, которое выше земных чувств» (С. 33). У Бородина речь идет об «обожании», которое скорее все-таки ближе к любви, нежели к поклонению или почитанию: «Но сердца теплого святое обожанье, / Стремленье смертного к далеким небесам»; у Бальмонта перевод предельно лаконичен: «Но молитвы отвергнешь ли ты?».
Шелли сравнивает свое чувство к Джейн с явлениями природы, вкладывая в свои стихи символический философский смысл стремления человека к возвышенному, прекрасному, высокому идеалу, почти недостижимому, как звездные выси: "The desire of the moth for the star, / Of the night for the morrow" [Стремление мотылька к звезде, / Ночи к следующему дню]. Существительное "desire <...> for" в данном контексте означает страстное желание, жажду, вожделение, страсть. В переводе Бородина и в прозаическом переводе нет той глубины чувства, что пронизывает стих Шелли: «Восторги мотылька при утреннем светиле, / Смиренье тьмы ночной пред розовой зарей» (А. Н. Бородин); «.это смиренное стремление ночной бабочки к блестящей звезде, ночи к заре» (анонимный прозаический перевод «Отечественных записок»; с. 33); Бальмонт заменил параллель между чувством и стремлением мотылька к свету на образы воздушных облаков, вьющихся вкруг солнца, росы, упадающей на цветы: «Неудержно вкруг солнца воздушное облако вьется, / Упадает роса на цветы, / Полночь ждет, чтобы снова зари загорелся око».
Описание чувства как чего-то внеземного, запредельного ("The devotion to something afar / From the sphere of our sorrow?" [Рвение к чему-то далекому / Из области нашей печали?]) сохранено в русских переводах, хотя и передано несколько иначе, чем в оригинале, с расстановкой других акцентов и приоритетов: «Благоговение к могучей, высшей силе, / Которая в скорбях дарует нам покой» (А. Н. Бородин); «И
отвергнешь ли ты, о, мой друг, / Это чувство святое, что манит куда-то далеко, / Прочь от наших томительных мук?» (К. Д. Бальмонт). В прозаическом переводе высшая сила отстранен-но наблюдает за происходящим, не избавляя от печалей: «.поклонение неизвестному кумиру, который издали улыбается нашим горестям?» (С. 33).
Риторический вопрос в финале английского оригинала ("But wilt thou accept not / <.> / The devotion to something afar / From the sphere of our sorrow?" [Но ты не примешь ли / <.> / Рвение к чему-то далекому / Из области нашей печали?]) был призван породить душевный отклик читателей, а заодно в реалистическом аспекте раскрыть тонкий психологизм авторского замысла, предполагавшего, в духе байроновских традиций, противопоставление абстрактно-романтического начала конкретно-реалистическому. Если в переводе Бородина вопросительная риторика полностью утрачена («Прими же. / <.> / Благоговение к могучей, высшей силе, / Которая в скорбях дарует нам покой»), то у Бальмонта вопросу придано особое семантическое наполнение, в связи с чем он повторен дважды: «Но молитвы отвергнешь ли ты? / <.> / И отвергнешь ли ты, о, мой друг, / Это чувство святое, что манит куда-то далеко, / Прочь от наших томительных мук?»; в анонимном прозаическом переводе содержится предельно близкое английскому оригиналу толкование содержания стиха, без сохранения, однако, его характерного звучания, художественного наполнения: «.но неужели вы не примете <.> поклонение неизвестному кумиру, который издали улыбается нашим горестям?» (С. 33)
В первом русском поэтическом переводе из Шелли, выполненном А. Н. Бородиным, тщательно повторены такие элементы поэтической структуры английского оригинала, как анафоры первой и третьей строк, перекрестные рифмы, архитектоника из двух восьмистрочных строф. Однако, при всей лексической близости перевода к подлиннику, интонационно он далек от него. К нему вполне применимы слова В. Г. Белинского «.в его труде - труд и работа виднее поэзии» [8], высказанные почти десятилетием ранее относительно интерпретации А. Н. Бородиным шекспировской драмы «Цимбелин» (рецензия в № 9 «Пантеона русского и всех европейских театров» за ноябрь 1841 г.). Отдаляет от восприятия английского оригинала широкое использование переводчиком русских поэтизмов; и хотя отдельные стихи перевода (в особенности его заключительная часть) свидетельствуют о незаурядном таланте А. Н. Бородина, однако его способности не были полностью раскрыты ни в данной интерпретации, ни в других переводах. Более поздний
Т. Ю. Боровкова. Религиозные искания в поэзии Эмили Дикинсон
анонимный прозаический перевод "One word is too often profaned." точнее передает смысл оригинального произведения, отдельные художественные детали, однако не приходится говорить об его интонационной близости подлиннику; перевод Бальмонта, при всех его романсовых нотах (например, «Но молитвы отвергнешь ли ты?»), воссоздает интонацию оригинала и его основные стилевые особенности, поэтому и звучит поэтично, музыкально. И все же перевод А. Н. Бородина как первая поэтическая интерпретация творчества Шелли в России навсегда останется памятной страницей в истории русского поэтического перевода, русской переводной художественной литературы.
Примечания
1. Бородин А. Н. Поздно // Сын отечества. 1849. № 3. Отд. 3. С. 9.
2. Бородин А. Н. Любовь (Из Шелли) (с английского) // Сын отечества. 1849. № 3. Отд. 3. С. 10. Далее текст данного перевода, полностью помещенного на указанной странице журнала, цитируется по настоящему изданию.
3. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: в 13 т. Т. 1. М.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 245.
4. Shelley P. B. "One word is too often profaned..." // Shelley P. B. Complete Poetical Works. London: G. M. Matthews, 1970. P. 117. Далее текст английского оригинала, полностью помещенного на указанной странице книги, цитируется по настоящему изданию.
5. Шелли П.-Б. Минувшее // Шелли П.-Б. Великий Дух: стихотворения. М.: ТОО «Летопись», 1998. С. 97.
6. Поэты, современные лорду Байрону // Отечественные записки. 1853. Т. LXXXVI. Отд. VI. С. 33. Далее текст прозаического перевода из П.-Б.Шелли, помещенного в данной статье, цитируется по настоящему изданию (в скобках указывается страница).
7. Шелли П.-Б. «Слишком часто заветное слово людьми осквернялось.» / пер. с англ. К. Д. Бальмонта // Шелли П.-Б. Великий Дух: стихотворения. М.: ТОО «Летопись», 1998. С. 294. Далее текст данного перевода, полностью помещенного на указанной странице книги, цитируется по настоящему изданию.
8. Белинский В. Г. Указ. изд. М.: Госиздат, 1954. Т. 4. С. 462.
УДК 82-145
Т. Ю. Боровкова
РЕЛИГИОЗНЫЕ ИСКАНИЯ В ПОЭЗИИ ЭМИЛИ ДИКИНСОН
Статья посвящена взглядам на вопросы религии и бессмертия известной американской поэтессы XIX столетия - Эмили Дикинсон. Ее лирические произведения представляют собой интересное сочетание мировоззренческих принципов трансцендентализма и пуританизма, причем последние, несмотря на критическое и зачастую ироничное отношение самой поэтессы, несомненно, оказали на ее творчество весомое воздействие.
The article focuses on the views upon the issues of religion and immortality of a famous American poet of the XIX century - Emily Dickinson. Her poems are an interesting combination of the principles of transcendentalism and Puritanism. The latter, despite the critical and often ironic attitude of the poet herself, undoubtedly had a great impact on her works.
Ключевые слова: Эмили Дикинсон, отношение к религии, религиозные искания, пуританизм.
Keywords: Emily Dickinson, views on religion, religious searching, puritanism.
Эмили Дикинсон (1830-1886), известная американская поэтесса XIX столетия, родилась в провинциальном городке Амхерст, на западе штата Массачусетс. Город населяли потомки пуритан-кальвинистов, и семья поэтессы не была исключением. Более того, ее отец был известным и уважаемым в городе человеком, казначеем Амхерстского колледжа и членом Конгресса. В женской семинарии «Маунт Холиок», где она проучилась год, преподавание также опиралось на постулаты кальвинизма.
Биографы Эмили Дикинсон, тем не менее, утверждают, что она была религиозной бунтаркой, отвергавшей всяческие догмы. Действительно, поэтесса практически не посещала церковь, высмеивала чересчур набожных горожан. Однако очевидно, что пуританизм не мог не оказать значительного влияния на ее мировоззрение и творчество. "I see - New Englandly" (285), - пишет она в одном из своих стихотворений [1]. Именно так, по-новоанглийски, она смотрела на мир, а пуританизм являлся неотъемлемой составляющей культуры Новой Англии.
Как известно, одной из центральных доктрин кальвинизма в общем и пуританизма в частности являлась изначальная греховность человека, вследствие которой невозможно спастись собственными заслугами и следует обратиться к вере. Пуритане верили в верховную власть Бога во всем и полную предопределенность жизни человека. Единственным источником веры, в свою очередь,
© Боровкова Т. Ю., 2011
