CC BY
76
УДК 316 ББК 60.5
У ИСТОКОВ ФОРМИРОВАНИЯ РУССКОГО МИРА (XIX - НАЧАЛО XX ВЕКА)
Мосейкина Марина Николаевна, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России факультета гуманитарных и социальных наук Российский университет дружбы народов им. П. Лумумбы (г. Москва)
Аннотация. В статье анализируются структура и направленность эмиграционных потоков и процесс институционализации Русского мира на рубеже веков. Рассматриваются различные ареалы расселения русскоязычного населения, а также центры трудовой и политической эмиграции, инфраструктура русских архивов, библиотек, школ и клубов. Особое внимание уделяется роли православной церкви в консолидации соотечественников.
Ключевые слова: эмиграция, культурное пространство, язык и стереотипы, «русские колонии», «академическое зарубежье».
ORIGINS OF THE FORMATION RUSSIAN WORLD (XIX - BEGINNING OF XX CENTURY)
Moseikina M.N.,
Dr. History. Sci., Professor of Department of Russian History Peoples Friendship University of Russia
Abstract. The article analyzes the structure and direction of emigration flows and the process of institutionalization of the Russian world at the turn of the century. Discusses the various regions of settlement of the Russian-speaking population, as well as centers of labor and political emigration, the infrastructure ofRussian archives, libraries, schools and clubs. Special attention is paid to the role of the Orthodox Church in consolidation of Russian compatriots.
Key words: emigration, cultural space, language and stereotypes, «Russian colony», «academic abroad».
Русский мир на геополитическом пространстве формировался длительное время, в том числе вследствие различных эмигрантских волн и исторических переломов в судьбе России. В связи с этим особенно актуальным становится научное осмысление проблем его формирования как культурно-цивилизационного феномена, с выявлением особенностей положения русскоязычного населения за рубежом в разные периоды истории, анализом опыта политического, экономического и духовного потенциала Русского мира, его связей и форм взаимодействия с материнским государством.
Феномен Русского мира дореволюционной эпохи представлял собой сообщество покинувших пределы Российской империи людей, различавшихся по политическим взглядам, социальному статусу, конфессиональной и национальной принадлежности, но продолжавших идентифицировать себя с русской культурой и русским языком и при этом объединенных духовными и ментальными признаками русскости, осознанием причастности к России как материнскому государству, лояльностью к ней и неравнодушием к ее судьбе [1]. В этот пери-
179
од появляются и первые элементы институциона-лизации Русского мира в виде политических, профессиональных, творческих организаций и объединений, периодических изданий, школ, библиотек, архивов, православных храмов. Именно в этот период главную консолидирующую роль, наряду с языком и культурой, играла духовная связь с исторической родиной, прервавшаяся (хотя не полностью) после 1917 г.
Везде, где приходилось останавливаться или оставаться подолгу, жить выходцам из России, они не только умело адаптировались к инокультурной среде, но и приспосабливали окружающий мир к условиям, близким к исторической родине. Так, например, было с самыми первыми «беженцами от раскола» - старообрядцами, которые создавали старообрядческие села, где сохранялась вместе с верой и национальная традиция, образ жизни, язык. Еще более древнюю историю, берущую начало с XII в., имеют посещения русскими паломниками Святой земли. Такое явление, как Русская Палестина, возникшее в конце XIX - начале XX в., включало в себя десятки храмов, монастырей, подворий, гостиниц, школ и больниц, построенных русскими на Святой земле как для паломников из России, число которых достигало 15 тысяч в год, так и для местных арабов, учившихся в русских школах и лечившихся у русских врачей.
Решающую роль в расширении русского ареала за границей в дореволюционный период сыграла эмиграция, как коллективная, так и дисперсная (единичная), когда решение покинуть страну принималось индивидуально, часто исходя из стремления как-то улучшить условия личного существования. Xотя в большинстве случаев переселений XIX - начала XX вв. имелось сложное переплетение всевозможных мотивов и поводов, в том числе, политические и национально-религиозные преследования, стремление получить образование или повысить научную квалификацию, материальная необходимость и семейные обстоятельства, состояние здоровья и природно-климатические условия и т.д. Люди выезжали за границу просто на отдых, с туристической целью и для культурного обмена. Кроме того, присутствие за границей выходцев из Российской империи обусловливалось профессиональными обязанностями, гражданской и церковной службой, участием в морских и научных экспедициях, в военных походах и прочее. В целом, к началу XX в. российское зарубежье представляло собой совокупность множества диаспор и социально-культурных групп выходцев из Российской империи, оказавших столь же многогранное и дифференцированное воздействие на социум принимающих стран [2].
Зарождение феномена «Русского мира» за рубежом непосредственно связано с историей российской эмиграции, которая как массовое явление начинает проявлять себя с середины XIX в., хотя история переселения наших соотечественников насчитывает несколько столетий.
При этом с установлением постоянных границ Российской империи фактически существовал запрет на свободный выезд из России без ведома государя, и вплоть до середины XIX в. эмиграция была явлением редким.
Со становлением капитализма, связавшим мир в единое целое, эмиграция в современном смысле слова начала приобретать глобальный, общемировой масштаб на фоне усиления остроты религиозных, этнических, политических конфликтов, провоцировавших миграционные процессы. В то же время правящие круги России длительное время резко отрицательно относились к эмиграции, квалифицируя ее как явление в высшей степени вредное и нежелательное. На протяжении XIX в. (вплоть до 1905 г.) отсутствовало какое-либо эмиграционное законодательство и системный учет такого немаловажного фактора в общественно-экономической жизни страны, как массовая эмиграция [3]. Не допуская выхода из российского подданства, действовавшее законодательство не признавало и бессрочного пребывания подданных за границей. Лишь в 1903 г. появился Устав о паспортах, устанавливавший пятилетний срок пребывания за рубежом и обязательную плату каждые полгода за паспорт. Продление допускалось лишь с разрешения губернского начальства. В том случае, если срок пребывания за границей не продлевался и эмигрант не возвращался, то он считался потерявшим гражданство, а его имущество переходило под опекунское правление. В случае возвращения в Россию, данное лицо подлежало вечной ссылке. И, хотя на практике давались отсрочки, тем не менее, общее правило о пятилетнем сроке имело полную силу и обеспечивалось Уложением о наказаниях (ст. 327). Исключением из общего правила стало разрешение евреям с 8 мая 1892 г. официально уезжать из страны, но без права на возвращение. Российскому праву, заключал в начале XX в. исследователь этой проблемы Ю.Д. Филиппов, «понятие эмиграция неизвестно, ибо оно не определяет нормального выхода из российского подданства и не признает бессрочного пребывания российских подданных за границей» [4].
В свою очередь, всевозможные препятствия, с которыми сталкивались люди при получении заграничного паспорта особенно в случае трудовой эмиграции, вызвали к жизни в западной и южной России особый тип посредников - агентов, бравших на себя
180 -|
все хлопоты, связанные с переходом границы, и рост нелегальной миграции. В результате, человек, оказавшийся в чужой стране без заграничного паспорта, лишался государственной поддержки и права на защиту со стороны российских консульств и миссий за рубежом. И как следствие - эмигранты претерпевали много лишений и невзгод. В результате в Министерстве иностранных дел были вынуждены признать в те годы, что «наш переселенец совершенно беззащитен и делается жертвой эмиграционных агентов», а в силу свойственных ему доверчивости и низкой степени развития, он не в «состоянии был сознательно отнестись к переселенческой пропаганде» [5]. Таким образом, вплоть до начала XX в. пропаганда эмиграции в России была уголовно наказуема. Законом от 26 апреля 1906 г. устанавливалось наказание за распространение «заведомо ложных слухов о выгодах переселения за границу». Игнорируя эмиграцию как правовое явление, власти не считали нужным определять и свои обязанности в отношении граждан, которые были вынуждены покидать страну, то есть государство, как справедливо пишет С.Я. Яновский, «не знало эмигранта» ни в тот момент, когда «он тайно или явно (как путешественник)» переходил границу, ни тогда, когда он поселялся в новой стране [6].
Как свидетельствуют официальные документы, в обязанности российских миссий и консульств за рубежом никогда не входило предоставление отчетов о деятельности по охране и защите интересов русских подданных, находившихся за границей. И даже после появления специального циркуляра на этот счет в адрес посольств, миссий, генеральных консульств и нештатных вице-консульств сведения, поступавшие от российских дипломатов, оставались неполными или обрывочными, поскольку связь между ними и русскими подданными за границей оказывалась в большинстве случаев весьма слабой, а во многих местностях ее и вовсе не существовало
[7].
Тем не менее постоянно увеличивавшееся в рассматриваемый период эмиграционное движение из России свидетельствовало о том, что причины переселения лежали прежде всего в сложившихся в стране социальных и экономических условиях, поэтому становилось ясно, что запретительные меры были не в силах остановить подобное движение.
В XIX в. основными странами, куда выезжали немногочисленные выходцы из России, были соседние европейские государства. В Европе русская эмигрантская колония формируется в Англии. По признанию П.Д. Боборыкина, «Лондон в истории русской эмиграции сыграл исключительную роль: там был водружен первый по времени «вольный
станок», там раздавался могучий голос Герцена; туда в течение нескольких лет совершалось и тайное и явное паломничество русских - не одних врагов царизма, а и простых обывателей: чиновников, литераторов, помещиков, военных, более образованных купцов» [8]. Если в 1871 г. в Англии и Уэльсе насчитывалось 2517 русских, в 1881 г. - 3789, то к 1922 г. их было уже более 15 тыс. человек [9]. После 1861 г., наряду с Англией, русские колонии складываются в Германии, Франции, Швейцарии, Италии, странах Юго-Восточной Европы.
Одна из самых заметных колоний русского зарубежья располагалась во Франции. При этом Париж оставался центром русской колонии. Как отмечал С.Г. Сватиков, здесь в 1870-е гг. можно было встретить немногочисленных политических эмигрантов, которые «жили довольно тесной семьей, встречаясь на собраниях «русской колонии»; которые по существу были лишь собраниями учащейся молодежи, заброшенной в Париж интеллигенции и, в особенности, русской эмиграции» [10]. Помимо этой колонии, существовала и другая «официально-бюрократическая», аристократическая и, отчасти, просто обывательская русская колония в Париже, группировавшаяся вокруг посольства и русской церкви на гиеБаги. Кроме того, С.Г. Сватиков называет еще два центра «русской колонии» - на Монмартре и в квартале Сен-Поля, где жило большое количество эмигрировавшего из России русского еврейства. Во французских курортных городах проводили летние месяцы русские туристы. Важными центрами русского рассеяния в эти годы становятся Германия и Швейцария. В Германии, в Гейдельбергском и ряде других университетов располагалась значительная колония русских студентов; здесь проживало немало деятелей науки и культуры, предпринимателей, всего, по некоторым данным к 1914 г. - до 6080 тыс. человек [11].
Швейцария в XIX в. была местом, где любили останавливаться представители русской аристократической элиты, деятели культуры. На берегу Женевского озера местами литературных поклонений стали Веве (где была построена вторая после Женевы русская православная церковь) и Кларан. В этих местах останавливались Н.М. Карамзин, Н.И. Жуковский, Н.В. Гоголь, Ф.И. Тютчев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, П.И. Чайковский. В Женеве подолгу жили Нарышкины, Голицыны; в курортных местах Швейцарии селились представители аристократических семей Мещерских, Галаховых и др. [12]. С середины 1860-х гг. Швейцария все больше привлекала представителей русской политической эмиграции, поскольку жизнь здесь обходилась несравненно дешевле и связь с Россией была намного
181
легче. В 1860-х годах сюда перебрался из Лондона А.И. Герцен с семьей.
Во второй половине XIX в. русские колонии складываются в Австрии и Италии. В 1869 г. в Австро-Венгрии проживали 4,1 тыс. российских подданных; в 1900 г. - уже 21 тыс. человек (из них в столице - 1703 человека, в 1910 г. - 4101 человек). Поток прибывавших из России был столь значительным, что в 1904 г. российское правительство официально предложило Австро-Венгрии ввести безвизовый режим пересечения границ для подданных обеих стран. Однако эта идея была отвергнута, поскольку габсбургское правительство боялось утратить контроль над миграционными процессами. На протяжении всего XIX в. тысячи людей посещали Вену и австрийские курорты (Карслбад, Мариенбад и др.); в австрийских вузах обучались студенты из России, здесь работали ученые, прибывали на заработки крестьяне-отходники и рабочие. Довольно значительной была также колония русской аристократии, представители которой приобретали в столице особняки, экипажи, принимали активное участие в светской жизни; при этом нередко поражали местных жителей неслыханной роскошью и часто вызывающим поведением [13].
Немало русских в течение XIX в. осело на берегах Босфора. Несмотря на войны между Россией и Османской империей, продолжали развиваться русско-турецкие торговые связи, в которых Стамбул играл весьма важную роль. На рынках столицы, равно как и ряда крупных городов империи, во второй половине XIX в. проживали русские купцы, занимавшиеся торговлей. В начале XIX в. первые русские появились и на африканском континенте. Они, наряду с переселившимися сюда из России евреями, проживали в Южной Африке, в Трансваале. Говоря о жизни местных русских, прибывшие на континент в период англо-бурской войны соотечественники отмечали, что все они «недурно устроились» в Ио-ханнесбурге, выписав даже жен из далекой России. Некоторые работали на золотых приисках, у других были свои мастерские, колбасные, булочные. Начавшаяся в 1899 г. англо-бурская война, вызвавшая всеобщий застой в делах, заставила многих из них вступить в ряды буров [14].
Во второй половине XIX в. более тесными становятся связи России со странами Северной и Северо-Восточной Африки: Египтом, Марокко, Эфиопией. В их числе были русские подданные, кто прибывал поклониться ко святым местам Синая, занимался торговлей или имел собственное дело. В 1897 г., согласно египетской статистике, численность русской общины в стране превысила 3 тыс. человек, что связывается напрямую с событиями и
процессами тех лет, происходившими в России. До прибытия в 1920 г. в Египет русских беженцев эта колония состояла из коммерсантов-евреев, застрявших из-за войны туристов и палестинских паломников, больных, находившихся на излечении в легочном санатории в Xелуане, а также из дипломатических сотрудников и торговцев.
В условиях, когда Россия претендовала на роль покровительницы всего восточного христианства, Русская православная церковь была заинтересована в сближении с православными эфиопами. Инициатором этого процесса выступил архимандрит Пор-фирий (Успенский), глава русской духовной миссии в Палестине (с 1848 по 1853 гг.), который указывал на необходимость политического союза с Эфиопией. В 1897 г. между Россией и Эфиопией устанавливаются дипломатические отношения, после чего по просьбе эфиопского императора Менелика II в страну были командированы русские советники - офицеры А.К. Булатович, Л.К. Артамонов, оказавшие местным жителям неоценимую помощь в изучении западных, пограничных с англо-египетским Суданом рубежей государства. Булатович представил также Менилику II подробный план военной реформы эфиопской армии [15].
С середины XIX в. и с началом массового оттока населения (преимущественно из западных окраинных районов Российской империи) меняется география направления его расселения: из соседних государств Старого света в сторону Нового света, где усилиями различных социальных и политических групп также формировался ареал Русского мира.
Еще в конце XVIII в. русские одними из первых внесли свой вклад в «открытие Америки с Востока», т. е. в изучение и освоение Аляски и Алеутских островов, территории, которая именовалась «Русской Америкой». Основателем первых русских поселений был уроженец г. Рыльска Курской губернии купец Григорий Иванович Шелихов (17481795), который вел торговлю с местными жителями, обучал их промыслу, грамоте, и в отсутствии священника крестил. Шелихов устанавливал большие деревянные кресты как символы того, что честь первого посещения и освоения данных мест принадлежит русским православным людям. В 1799 г. была создана единая Российско-Американская компания, которая получила от Павла I монополию на торгово-промысловую деятельность в Северо-Западной Америке. В 1804 г. административным центром русских владений стал г. Ново-Архангельск на о. Ситка. На Аляске было построено 47 школ: миссионерские с именами Иннокентьевская на Ситке и Вениаминов-ская в Уналашке; одноклассные, приходские; существовали также школы при церквях, которые посе-
щались детьми местных прихожан (на островах это были школы Св. Георгия, Св. Павла и Св. Арх. Михаила). Некоторые носили характер воскресных школ, школ при часовнях, было также нечто вроде школ грамоты.
В конце XIX гг. в Новый свет выбыло примерно 1,1 млн человек (в том числе, в США - 964 тыс., в Канаду - 17,5 тыс., в Аргентину - 22,4 тыс., в Бразилию - 52,7 тыс., в Уругвай - 2,9 тыс., в Африку -
6.4 тыс.) [16]. К 1914 г., по данным российского генерального консула в Австралии А.Н. Абазы, во вверенном ему округе насчитывалось уже до 12 тыс. выходцев из Российской империи, из которых 1 тыс. человек приходилась на Новую Зеландию, а остальные распределялись следующим образом: Квинсленд - 5 тыс., Новый Южный Уэльс - 2 тыс., Виктория - 1,5 тыс., Южная Австралия - 1100 чел., Западная Австралия - 1200 чел и т.д., то есть выходцы из России составляли от 0,2 до 0,4 % всего населения Австралии, насчитывавшего тогда около
2.5 млн человек [17].
Таким образом, к 1917 г. наибольшее количество подданных (до 56% - в 1909-1913 гг.) выехало из России именно в заокеанские страны, где наряду с США и Канадой реципиентами являлись Аргентина, Бразилия, Уругвай, иммиграционная политика последних была направлена на содействие земледельческой колонизации европейцами, что, в свою очередь, создавало соответствующую юридическую базу для укоренения переселенцев в районах латиноамериканской сельвы [18].
К концу XIX в. центр русского рассеяния появляется также на Дальнем Востоке. После установления дипломатических отношений с Японией в 1856 г. в г. Нагасаки, удобной незамерзающей бухте, можно было встретить немало представителей российского флота. Русские моряки становились основными посетителями ресторанов русской кухни с таким названиями, как «Волга», «Весна» и др. Благодаря князю А.А. Гагарину, служившему в течение трех лет консулом в Нагасаки, для русских моряков на добровольные пожертвования был создан Морской дом. В нем располагалась столовая, библиотека с преимущественно российскими газетами (книг заметно не хватало), которые высылались сюда бесплатно, иностранные газеты поступали от консула [19]. Часто из Владивостока в Нагасаки русские приезжали на отдых на термальные источники. В 1902 г. в Японии Н.В. Машкевичем была открыта первая русская школа, где местные жители могли изучать русский язык, который был одним из первых иностранных языков, с которым познакомились японцы. По данным консула З.М. Полянского, в 1906 г. в Нагасаки (когда возобновился заход сюда
российских кораблей) проживало около 350 русских, при этом количество собственно эмигрантов до революции не превышало нескольких сотен человек [20].
После получения Россией в 1896 г. концессии от Китая на строительство и эксплуатацию в Маньчжурии Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), сюда также направился большой поток русского населения, Прибывавшими в эти годы в Китай «с чистого листа» создавалась новая архитектурная среда, которая в большой степени способствовала преобразованию «чужого культурного пространства в «свое» и адаптации населения. При этом в архитектурном отношении Xарбин и второй главный русский город Дальний, как пишет С.С. Левош-ко, олицетворяли собой, с одной стороны, один градостроительный подход, но, вместе с тем, были сугубо индивидуальны. В то же время при основании Xарбина С.Ю. Витте во всеподданейшем докладе за 1902 г. давал указание «обеспечить правильное развитие этого важного коммерческого центра, сохраняя за ним характер исключительно русского поселения» [21]. Имелись в виду не только система городского управления, административно-хозяйственного устройства, но и архитектурный образ города. Одновременно строители пытались оставить русский след и в названиях новых станций и улиц. Разъезд в нескольких верстах от Xарбина был назван в память первого главного инженера строительства А.И. Юговича, соответственно разъезды Верахедц-зы, Лидахецзы, Сарахецзы получили название в память о трех маленьких дочерях дорожного мастера Радченко. Имелись также станции Яблоня, разъезды Груша, Косогор, Тигровая падь. Алексеевкой в честь наместника на Дальнем Востоке адмирала Е.И. Алексеева был назван пригород Xарбина. «Вот почему, - пишет в своих воспоминаниях Г.К. Пешкова (Горас), - всем, кому довелось приехать значительно позднее, казалось, что Маньчжурия просто продолжение России» [22]. Менее чем за десятилетие на безлюдной и суровой территории возникла так называемая «полоса отчуждения»». Население Xарбина к 1917 г. превысило 100 тыс. человек, из них русских было свыше 40 тыс., в их числе были многие известные впоследствии военные и государственные деятели России. В созданном в 1901 г. За-амурском округе Пограничной стражи, несшим службу по охране станций и линии КВЖД, проходили службу А.И. Деникин, Л.Г. Корнилов, А.И. Гучков [23]. С учетом того, что жизнь российского населения в Xарбине и во всех городах и поселках на линии, как пишет Н.Е. Аблова, шла по тем же законам, что и в Российской империи (в части административного управления, судопроизводства, местно-
183
го самоуправления и проч.), поэтому до 1917 г. и некоторое время после революции для русских жителей Маньчжурии понятие российско-китайской границы было в достаточной мере условным [24].
В 90-е гг. XIX в., во многом благодаря усилиям русского консула А.Д. Путяты, происходило развитие российско-австралийских, в первую очередь, экономических отношений. Тогда же из России сюда начали прибывать рабочие, которых использовали в основном как малоквалифицированную дешевую рабочую силу на строительстве железных дорог, лесозаготовках, медных рудниках, золотых приисках и проч. Но в целом доброжелательный прием, как отмечает Г.Н. Каневская, оказанный представителям русской трудовой иммиграции в Австралии, способствовал быстрой адаптации и довольно прочному укоренению большинства из них в новой демографической и культурной среде [25]. Основным центром российской иммиграции стал северо-восточный австралийский штат Квинсленд и его столица г. Брисбен, которые отличались обширностью территории и малозаселенностью.
Что касается национального состава дореволюционной эмиграции, то до 1917 г. 38 % убывших составляли евреи, 22-29 % - поляки; от 7-13 % - финны, 10 % - выходцы из Прибалтики; 5,2 -7 % - немцы (составлявшие 1,4 % населения страны). Эмиграция этнических русских уступала миграциям других народов Российской империи и составляла к 1900 г. всего лишь 2 % уехавших, но вместе с тем в численном выражении она постоянно возрастала: если до 1907 г. в год выезжало около 2,6 тыс. русских, то в 1913 г. - 49 тыс., в 1914 г. - 40 тыс. человек. Всего за пределами страны в границах Российской империи к 1917 г. расселилось около 200 тыс. русских (еще 300 тыс. проживало в Царстве Польском).
Таким образом, на протяжении огромного географического пространства в течение XIX - начала XX вв. силами различных социальных, национальных, политических групп складывался многоконфессиональный, полиэтничный мир русскоязычного населения. Как отмечает академик В .А. Тиш-ков, «без массовой эмиграции невозможно возникновение культурно родственного населения за пределами государства» [26]. На структуре и направленности российских эмиграционных потоков непосредственно отразились особенности национального исторического процесса. Основной причиной, вызывавшей дореволюционную эмиграцию, был характер политического режима самодержавия, следствием которого стало появление политической оппозиции, движения религиозных и национальных меньшинств, а также в целом тяжелое социально-экономическое положение населения, что и определило в
конечном итоге характер и особенности миграционных потоков из России.
Жесткая реакция царизма на русское освободительное движение в стране и различные формы его проявления, начиная с восстания декабристов и кончая Первой русской революцией, заставляла людей прибегать к «невозвращенчеству». Преследуемые режимом, под угрозой тюрьмы и каторги, эта часть российских подданных была вынуждена покинуть отечество и создать свой, «русский мир» за его пределами.
Некоторое время после подавления восстания декабристов центром проживания революционной эмиграции из России, представленной на тот момент отечественным дворянством, была Франция, где первое время не было постоянно проживавших русских революционеров. В Париже, в Латинском квартале, по сведениям П.Д. Боборыкина, поселилась немногочисленная группа молодежи, не больше дюжины, -все «беженцы», имевшие счеты с полицией. Говоря об их политической принадлежности, автор отмечал, что в этой кучке трудно было распознать что-нибудь вполне определенное в смысле «платформы». Было тут всего понемножку - от коммунизма до революционного народничества. Эта парижская эмиграция была только первой ласточкой того наплыва русских нелегальных эмигрантов, которые наводнили Латинский квартал в Третью республику, в особенности с конца 1880-х гг., а потом - после взрыва революционного движения 1905 года в России [27].
Складывание русской революционной эмиграции как политического течения известный исследователь этой проблемы В.Я. Гросул относит к периоду между 1856 и 1861 гг., когда появляются руководители, движущие силы, а движение формулирует задачи и создает свои органы печати [28]. Олицетворением этой волны политической эмиграции были проживавшие с 1852 г. в Англии (которая после Французской революции 1848 г. становится новым центром революционной эмиграции) А.И. Герцен и Н.П. Огарев.
Говоря о Герцене-эмигранте, Боборыкин вспоминал, что на всем его долгом веку он «не встречал русского эмигранта, который по прошествии более двадцати лет жизни на чужбине (и так полной всяких испытаний и воздействий окружающей среды) остался бы столь ярким образцом московской интеллигенции 30-х годов на барско-бытовой почве» [29]. При этом, хотя он по-французски говорил так же бойко, как и писал, но и тогда окружающие находили, что «он все-таки остался в своем произношении и манере говорить москвичом 40-х годов, другими словами: он произносил по-французски, а думал по-русски» [30].
184 -|
С Герценом и Огаревым были связаны оказавшиеся в политической эмиграции представители аристократической фронды - князья И.С. Гагарин, П.В. Долгоруков, Ю.Н. Голицын, Н.П. Трубецкой, за которыми велось наблюдение со стороны представителей III Отделения. Еще раньше в течение семи лет в Англии жил связанный с декабристами Н.И. Тургенев, которого П.Н. Милюков называл «первым политическим эмигрантом XIX в.» [31].
Всего, по данным В.Я. Гросула, с 1861-1895 гг. в эмиграции оказалось более 1100 участников российского революционного движения, что составляло около 5 % от ее общего состава (в 25 тыс. участников разночинского этапа русского освободительного движения) [32]. К середине 1860-х гг. главные силы революционной эмиграции концентрируются в Швейцарии, немецкая часть которой после перемещения сюда из Лондона Вольной русской типографии Герцена превратилась в крупный регион расселения политических беженцев. После реформы 1861 г. и особенно польского восстания 1863-1864 гг. русские революционные колонии появляются также в Германии, Юго-Восточной Европе, в США, Японии, Аргентине, Бразилии.
После поражения в Первой русской революции еще одним центром русской политической эмиграции становится Италия и, в первую очередь, приморские города - Неаполь, Генуя, и небольшие курортные городки Лигурийского побережья - Се-стри, Барди, Нерви и Кавиди Лаванья, где образовались русские колонии и где в русских пансионатах с практиковавшими русскими врачами могли получить лечение прошедшие через тюрьмы и ссылки в России политэмигранты. Важным центром русской эмиграции был также Милан. Всего, по данным итальянской статистики, в 1911 г. в Италии проживало около 2300 политических эмигрантов из России; среди них - социалисты-революционеры, социал-демократы, анархисты, имевшие прочные связи с итальянским социалистическим движением, в котором были сильны анархо-синди-калистское и реформистское течения [33]. В Италии по году и дольше жили такие известные революционеры, как А.А. Богданов, П.А. Кропоткин, Г.А. Лопатин, Г.В. Плеханов, В.М. Чернов, В. Бурцев, Б.В. Савинков. В свою очередь, социал-демократы организовали в стране две рабочие школы: в 1909 г. на Капри и в 1910-1911 гг. в Болонье. На Капри партийная школа для подготовки профессиональных революционеров из числа рабочих, которые приезжали сюда из разных городов России, была создана по инициативе А.А. Богданова и его сторонников А.А. Базарова и А.В. Луначарского при поддержке М. Горького.
В целом, для русских политических эмигрантов в европейских странах складывалась достаточно благоприятная ситуация, несмотря на полицейский надзор. Власти, как правило, политэмигрантов не преследовали, в результате они пользовались определенной свободой: проводили собрания, создавали кассы взаимопомощи, библиотеки, издавали печатные бюллетени, устанавливали контакты с местными социалистическими организациями и профсоюзами [34]. Одновременно находившиеся здесь русские политэмигранты поддерживали связи с центрами русской эмиграции в Швейцарии, Франции, а через них - с Россией, откуда приходили книги, журналы, денежные переводы.
С конца XIX в., параллельно с политической эмиграцией формируется новый, наиболее массовый эмиграционный поток из России, представленный трудовыми мигрантами. Среди причин трудовой эмиграции преобладающими были социально-экономические, а именно: нерешенность аграрного вопроса, малоземелье, избыток рабочей силы, налоговое бремя, низкая техническая оснащенность, ухудшавшие экономическую ситуацию в русской деревне на рубеже веков. Выделялись два основных направления миграции с целью заработка - в европейские страны (Германию, Данию) и наибольший - в заокеанские (США, Канаду, Аргентину, Бразилию, Австралию, Новую Зеландию). В Европу ехали в основном холостые, главным образом представители более бедных слоев населения; в Америку часто выезжали семьями. 99,9 % выезжавших были трудоспособного возраста (от 14 до 44 лет).
Почти 77 % всех российских переселенцев, мигрировавших в страны Нового Света, выезжали в те годы в США, переживавших на рубеже 187080-х гг. полосу экономического подъема (для сравнения: в 1870-е гг. в США из России прибыло 52,4 тыс. человек, в Канаду - 6,5 тыс., в Бразилию - 8,5 тыс., в Аргентину - 0,4 тыс., в Африку -0,2 тыс. человек) [35]. Большой спрос на рабочие руки и высокая заработная плата притягивали сюда многих переселенцев, вынужденных искать лучшей доли на чужбине. Xотя иммигранты из Северной и Западной Европы по-прежнему составляли большинство, число иностранцев, прибывавших из Южной и Восточной Европы, также быстро возрастало. Именно этих переселенцев стали называть в США «новыми иммигрантами». Этот ярлык скоро приобрел обидный и даже оскорбительный смысл. В 1890-х гг. «новые иммигранты» стали большинством среди переселенцев, которое в последующие годы выросло еще более значительно.
Параллельно с потоками политической и трудовой эмиграции оформляется национальная эмиг-
185
рация из Российской империи, которая была вызвана как характером национальной и религиозной политики царских властей, так и трудностями социально-экономического положения населения, сталкивавшегося с проблемами малоземелья и прямого обезземеливания. Показательны в этом смысле примеры эмиграции калмыков, ногайцев, крымских татар. Количество эмигрировавших калмыков в рассматриваемый период в современной историографии определяется в пределах 200 тыс. человек [36].
Эмиграция представителей еще одного народа - ногайцев в поисках более благоприятных условий существования начинается вскоре после того, как они превратились в «разменную монету» в противоборстве крымских и калмыцких ханов, а также в геополитическом противостоянии Российской и Османской империй [37]. Приблизительная численность эмигрировавших в Турецкую империю ногаев составляла почти 100 тыс. человек [38].
Еще один из национальных миграционных потоков составила в те годы татарская эмиграция, численность которой определяется также в пределах 100 тыс. человек [39]. В XIX в. причины их выезда были связаны с тем, что татарам не были полностью возмещены убытки, понесенные ими в годы Крымской войны, в ходе которой произошло выселение татар вглубь Крымского полуострова без права возвратиться обратно. Свою роль играла и активная турецкая агитация в пользу выезда мусульман в Османскую империю.
В ходе Кавказской войны произошло переселение в Османскую империю, на Малоазиатский полуостров, адыгских народов, чеченцев, ингушей, абхазов и ряда других, которых стали называть черкесами. По официальным данным Российской пограничной службы, Кавказ покинуло около 500 тыс. человек (больше всего в 1864 г.), встречаются цифры и в 1-2,5 млн, из которых не менее двух третей составляли различные группы адыгов [40]. Одной из самых высоких в Европе с конца XIX в. была миграционная активность немецкого населения России и значительный рост еврейской эмиграции из России, направлявшейся главным образом в США, а также в Канаду, некоторые европейские страны (например, Англию, Германию, Францию), а также в Аргентину, Египет, Палестину, Южную Африку.
Среди факторов, вызывавших дореволюционную эмиграцию из страны, следует назвать также религиозные притеснения в Российской империи. Xронологически эта эмиграция была самой ранней. В конце XVII - первой половине XVIII в., вскоре после раскола Русской православной церкви и общества, начинается эмиграция старообрядцев - сторонников древлеправославного благочестия, подвергав-
шихся жестоким притеснениям со стороны светских и духовных властей [41].
От политики российского правительства в те годы страдали также представители сект, отколовшихся от официальной православной церкви. К концу XIX в. в России насчитывалось до 2 млн раскольников и сектантов, не считая членов тайных сект, формально не порвавших с официальной церковью. Духоборы, штундисты, молокане были самыми крупными группами религиозных эмигрантов, уехавших на рубеже XIX-XX в. из России, в частности в США, Канаду, Уругвай и др. страны.
Исторической миссией многомиллионной русскоязычной диаспоры стала причастность к культуре нашей страны и ее ценностям. Особенно это касается такой составной части Русского мира, как «академическое зарубежье» . Это - формировавшееся на территории иностранных государств в течение первой четверти XVIII - до начала XX вв. сообщество российских подданных, командированных коронной властью, или прибывших по собственной инициативе в целях получения высшего образования и совершенствования в науках [42]. Еще в середине XVIII в. русская дворянская молодежь с целью получения образования направлялась в западно-европейские университеты Галле, Иена, Лейпцига, Вюн-цбурга, Лондона, Цюриха. Российские студенты были либо государственными стипендиатами, либо отправлялись за границу, хотя и на собственные средства, но с санкции властей. Сюда ехали также деятели науки, стажировавшиеся в научных центрах и при университетах.
Заметно выделялись в среде русского академического мира за рубежом пенсионеры Академии художеств, в устав которой было внесено положение об отправке за границу каждые три года двенадцати лучших художников для дальнейшего совершенствования их искусства. Первые русские пенсионеры были направлены во Францию, в их числе художник А.П. Лосенко, архитектор В.И. Баженов, скульптор Ф.И. Шубин. Спустя некоторое время главным местом стажировки русских художников становится Италия, где образовалась колония русских художников. Студенты из России посылались также в Британскую академию. Среди них - Г.И. Скородумов, М.И. Бельский. Здесь обучался выпускник Российской академии художеств Ф.И. Иордан (будущий президент Академии) [43] .
Параллельно Русский мир за рубежом формируют русские студенты, прибывавшие на учебу в различные университеты Европы. Еще при Екатерине II российская аристократия начинает посылать учиться своих детей в Англию. В Кэмбрид-же обучались дети знаменитых русских фамилий -
186 -|
Кукаркиных, Гагариных, Шереметьевых. Число университетов, в которые приезжали русские, постоянно расширялось: в частности, в Шотландии это были Эдинбургский, Абердиинский, Глазго. Среди студентов Эдинбургского университета был сын княгини Екатерины Дашковой. В XVIII в. русские студенты обучались также в Эдинбургской медицинской школе, двое выпускников которой (А.Я. Италинский и Ю. Бахметев) спустя некоторое время после ее окончания были избраны членами Королевского общества врачей [44].
Всего за рубежом к началу XX в. получили высшее образование свыше 8,5 тыс. российских подданных, более 3 тыс. из которых учились в Германии, свыше 2,5 тыс. - в Швейцарии и т. д. На медицинских и педагогических факультетах швейцарских и немецких вузов фактически все иностранки были русскими (в ряде случаев их число доходило до 50 %) [45]. Некоторое количество студентов из России обучалось также в Австрии, Италии, Англии. По социальному составу 85 % выехавших студентов были недворянского происхождения, как и в целом по России [46].
В составе русских колоний в разных странах были также молодые ученые, посланные университетами для усовершенствования в науках с тем, чтобы по возвращении занять разные кафедры. В Германии имена многих известных русских ученых были связаны с Гейдельбергским университетом.В 1869 г. сюда прибыла С.В. Ковалевская, отправившаяся потом к известному математику К. Вейерштра-су в Берлин и получившая в дальнейшем должность профессора в Стокгольмском университете [47]. В конце 1890-х гг. - начале 1900-х гг. студентами Гей-дельбергского университета были критик, публицист и писатель Д.В. Философов, будущий известный историк С.Г. Пушкарев, будущий ученый С.С. -Чахотин. Располагавшаяся здесь лаборатория известного немецкого зоолога и паразитолога проф. Рудольфа Лейкарта служила некоторое время центром притяжения для молодых русских зоологов, включая И.И. Мечникова, посещавшего в конце 1859 г. занятия в Гейдельбергском университете. В начале 1902 г. в университете у профессора О. Бючли работал Н.К. Кольцов, который одновременно проводил цикл исследований по цитологии (организация клетки) на научных станциях в Италии.
Центром европейской науки и культуры оставался Париж. Именно сюда, в первую очередь, стремились ученые из России. В 1840 г. в Латинском квартале жил «дедушка русской химии», Кавалер ордена Почетного легиона Франции Н.Н. Зинин. Ученый-химик А.М. Бутлеров в Париже проводил опыты и исследования в лаборатории известного
химика Вюрца. К.А. Тимирязев в 1860-е гг. приобретал опыт в лабораториях известных ученых. Статьи русского ботаника и физиолога активно публиковались в те годы во Франции.
Многие студенты, будучи командированными с научной целью во Францию плодотворно работали во французских архивах, библиотеках, участвовали в научных конгрессах и посещали лекции известных французских ученых. Так, в парижском университете Сорбонна, по данным А.Е. Иванова, обучалось 1,6 тыс. чел., в университете города Нанси - 450 чел. (на 1908 г.), [48]. Русские студенты обучались также в университетах Лиля, Тура, Бордо.
В 80-х гг. XIX в. выходцы из России начали прибывать в Париж на учебу и на практику к Луи Па-стеру, одному из основоположников медицинской иммунологии и микробиологии, который в то время приступил к исследованиям возбудителей заразных болезней людей и животных и к разработке методов борьбы с опасными инфекционными заболеваниями, предложив метод прививок против инфекционных заболеваний. Российские подданные внесли свой вклад в строительство Пастеровского института, который был открыт в ноябре 1888 г. (первым его директором стал сам Луи Пастер). В первые годы после основания института в нем работали микробиолог С.Н. Виноградский, хирург Н.В. Склифосовский.
На рубеже 19-20 вв. научную элиту Франции пополнили представители российской профессуры, оказавшиеся в эмиграции по политическим причинам. В их числе, биолог И.И. Мечников; историк и правовед М.М. Ковалевский, правовед Ю.С. Гамба-ров, историк-медиевист П.Г. Виноградов, этнограф и востоковед Н.В. Xаныков, географ М.И. Венюков, философ-позитивист Г.Н. Вырубов.
После смерти Пастера И.И. Мечников был назначен заместителем директора Пастеровского института. До этого он стажировался в Германии, проводил исследования и опыты в Италии, изучал опасные микробы - возбудители чумы, холеры, столбняка и другие, знакомился с трудами по иммунологии. В эти годы он стал автором теории происхождения многоклеточных организмов. Молодые исследователи стали основоположниками новой отрасли биологии - сравнительной эволюционной эмбриологии. В 1908 г. И.И. Мечникову была присуждена Нобелевская премия. К этому времени он уже навсегда покинул Россию, хотя связь ученого с родиной не прерывалась. Он переписывался и обменивался новыми научными разработками с Д. Менделеевым, К. Тимирязевым, И. Павловым, И. Сеченовым, а за 28 лет работы в институте Пастера под его руководством прошли обучение и практику более тысячи ученых и медиков из России.
187
Важную роль в русском научном сообществе за рубежом и во Франции, в частности, играл М.М. Ковалевский, где он вместе с Г.Н. Вырубовым и Е. В. де Роберти выступил в числе учредителей и активных участников Общества социологии в Париже. Ковалевский вошел также в состав Института Франции в качестве члена Академии нравственных и политических наук, был одним из учредителей Международного института социологии в Париже и Нового университета в Брюсселе [49]. В 1901 г. по инициативе М.М. Ковалевского и Ю.С. Гамбарова в Париже была открыта Русская высшая школа общественных наук, просуществовавшая до 1906 г. и представлявшая собой особый вид учебных заведений, которые называли «вольными» или «свободными» школами общественных наук.
Признанием вклада русских ученых в мировую науку стало присуждение им в конце XIX - начале XX в. почетных званий в университете Кембриджа. В числе награжденных были биологи И. Мечников и А. Ковалевский, химик Д. Менделеев (1899), историк П. Виноградов, биолог К. Тимирязев (1909), физиолог И. Павлов (1912). В 1916 г. сразу трое известных русских ученых - историки А. Лаппо-Дани-левский и П.Н. Милюков, экономист П.Б. Струве -получили почетные степени в Кембридже. В этом смысле русское академическое зарубежье выступало важным агентным ресурсом России, потенциал которого оказал заметное влияние на мировую науку и восприятие России в мире.
Объединяла и конструировала Русский мир за рубежом русскоязычная культура, которая содействовала включенности диаспор в процесс межкультурного взаимодействия, в рамках которого устанавливался диалог «иных» культур при сохранении их права на «непрозрачность» [50].
Центром русского культурного дореволюционного зарубежья по праву считался Париж. Здесь, как писал в своих воспоминаниях М.Н. Семенов, проживали и богатые русские, как старого типа -«прожигатели жизни», так и коллекционеры, меценаты, люди искусства. Неотъемлемой культурной частью русского Парижа являлся район Монмартра, где располагались многочисленные кафе, питейные заведения, мастерские художников. Здесь собирались поэты, музыканты, актеры, журналисты, среди которых всегда можно было встретить и выходцев из России - художники И. Репин, В. Борисов-Мусатов, Николай Рерих.
На Монмартре в разные годы бывали Ф. Достоевский, А. Чехов, О. Мандельштам, П. Струве, С. Булгаков, а также Анна Павлова, Федор Шаляпин и др. На вечеринках монмартрской богемы можно было встретить Н. Гумилева, А. Ахматову, Вс. Ива-
нова, М. Волошина и многих других. В доме № 13 на площади Эмиля Гудо (который называли «Плавающей прачечной») бывали К. Коровин, М. Шагал, 3. Серебрякова, К. Сомов.
В Париже в те годы обучались живописи другие известные художники-символисты - М.В. Добу-жинский, И. Грабарь, Борис Анреп.
Среди известных деятелей русской культуры, проживавших в Париже в период с 1906-1914 гг., были Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Во Франции они стали организаторами «суббот» -вечеров для русских эмигрантов-писателей, которые посещали Бальмонт, А. Белый, Д. Философов и др. Д. Мережковский в тот период устраивал собрания, на которых молодежь смело обсуждала религиозно-философские вопросы, а сам Мережковский играл роль «учителя» [51].
3. Гиппиус признавала, что в эти парижские годы они много работали. При этом связь с Россией, с русскими газетами и журналами не только не прерывалась, а стала даже теснее. Книги Дмитрия Сергеевича и самой Зинаиды Гиппиус, старые и новые, продолжали там выходить и тотчас ими получались, уже не говоря о большом количестве писем, которые постоянно приходили по французскому адресу. «Было впечатление, - пишет 3. Гиппиус, - что мы Россию и не покидали, и не потому, что мы были не эмигранты, могли в любой день сесть в Nord-Express и почти на следующий быть в Петербурге. Нет, связь с Россией тогда не терял никто из русских. Самые серьезные политические эмигранты, помимо постоянной связи письменной и газет-но-журнальной, имели возможность поехать в Россию немедленно и благополучно вернуться. Даже Савинков в предвоенные годы был в России несколько раз, поездки же людей менее известных совершались постоянно на наших глазах...» [52].
Одним из самых известных представителей русского мира искусств в Европе и прежде всего во Франции стал в начале XX в. С.П. Дягилев - антрепренер, искусствовед, один из организаторов художественного объединения «Мир искусства», который посещал парижские аристократические салоны и вечера, был частым гостем в мастерских художников на Монмартре.
Первой значительной акцией Дягилева в Европе стала выставка русской живописи в парижском осеннем Салоне 1906 г., которая имела огромный успех. В 1907 г. С.П. Дягилев открыл в Париже русскую антрепризу под названием «Русские сезоны», начало которым было положено «Русскими историческими концертами». В следующем году Дягилев привез в Париж русскую оперу, познакомив европейского зрителя с шедеврами постановок произведе-
188 -I
ний М.П. Мусоргского, А.П. Бородина, Н.А. Римс-кого-Корсакова.
С 1909 и до 1913 г. Дягилевские сезоны стали ежегодными и получили название «Русских сезонов за границей», которые создавали особую атмосферу русского мира Парижа. После революции многие артисты балета из труппы Дягилева нашли применение своим силам в Южной Америке, они способствовали развитию национального балета в США и ряде латиноамериканских стран, формированию здесь собственных балетных школ, самыми известными из которых стали школы И. Вершининой, Т. Лесковой и Ю. Шабелевского - в Бразилии, Т. Григорьевой - в Аргентине, Л. Ростова - в Перу, Н. Яворского - на Кубе.
Как писал А. Бенуа, история с Дягилевскими сезонами продемонстрировала, что «русские спектакли нужны были не только для нас, для удовлетворения какой-то «национальной гордости», а что они нужны были для всех, для «общей культуры». И уже тогда было ясно, что с русского сезона 1909 года может начаться нечто вроде новой эры во французском и обще-западном театральном искусстве [53]. Сам Дягилев хотел, «чтобы не считали Россию страной экзотической, не дающей любопытным взорам Запада ничего, кроме живописного базара» [54]. Ничто не раздражало его более, чем этот взгляд на Россию.
Своеобразна и насыщена была культурная жизнь русских и на другом конце континента - в далеком Китае. Образовавшийся здесь русский мир жил жизнью, близкой к жизни в своем отечестве. Уже в начале 1900-х гг. в Xарбин - тогда еще маленькую полукитайскую деревушку активно начали прибывать антрепренеры в целях организации театров и театральных постановок. Сюда приезжала певицы А. Вяльцева, А. Плевицкая - будущая мировая знаменитость и любимица Николая II. Театры в Xарби-не были достаточно скромными, вынужденными считаться со средствами. Активно в «полосе отчуждения» начал развиваться спорт. С подачи русских зародилось такое неизвестное для Маньчжурии спортивное явление, как верховая езда.
Среди научных и просветительских организаций, возникших в разные годы в русском Xарбине, следует назвать Xарбинское общественное управление (1908-1917), Маньчжурское педагогическое общество (1910-1918), Маньчжурское сельскохозяйственное общество (1912-1927), Общество русских ориенталистов (1909-1927), имевшее свой журнал «Вестник Азии», который стал ведущим научным изданием в регионе. Члены общества - востоковеды внесли важный вклад в изучение истории и общественной мысли Китая.
Важную роль в формировании культурного пространства Русского мира за рубежом играли русская печать и библиотеки. В сводном каталоге периодических изданий русской эмиграции в Европе за период с 1855 по март 1917 гг., составленном Т. О-соргиной-Бакуниной, числятся 287 наименований, представлявших в основном политическую оппозиционную прессу, но также литературные и художественные издания (например, двухнедельный журнал искусства и литературы «Сир1ус» (ред. Н.С. Гумилев, Мст. Фармаковский и А. Божерянов, Париж), «Гелюс» (издание коллегии художников при Русской Академии в Париже); студенческую прессу («Студень» [Студент. Революционно-социалистический студенческий орган, Берлин], «Студенческий бюллетень (Берн), «Студенческий информационный листок» (Берлин), ежемесячный журнал «Голос зарубежного студенчества» (орган Союза русских студентов в Западной Европе) и др. [55].- В 1901 г. вышла первая русская газета «Xарбинский листок ежедневных телеграмм и объявлений», в 1903 г. - газета «Харбинский вестник». В 1905 г. вышло несколько номеров газеты «Маньчжурия», в 1906 г. - газеты «Молодая Россия». В том же 1906 г. началось издание при Управлении КВЖД первой в Маньчжурии газеты на китайском языке «Юаньдунбао», на страницах которой администрация знакомила читателя с положением дел в регионе. Также в этот период выходят такие издания, как еженедельный журнал «Железнодорожная жизнь на Дальнем Востоке» (1908-1917), «Просветительское дело в Азиатской России» (1913-1919) [56].
К началу XX в. за рубежом сложилась также инфраструктура эмигрантских архивов и библиотек. Во Франции и Швейцарии, в Аргентине и Северной Америке основывались русские читальни и книгохранилища. Пользовались ими беженцы, эмигранты и просто русские, очутившиеся на чужбине. Так, по инициативе князя И.С. Гагарина (который перешел в католичество и вступил в орден иезуитов) русскими иезуитами была создана Славянская библиотека в Париже (1855), известная как «Славянский музей» (Мюзе слав). Действовали также Заграничная библиотека Касаткина; архив-библиотека А.Ф. Онегина (60-е гг. 19 в.); вилла Волконской в Риме и созданная ею Аллея Воспоминаний; Русская библиотека в Гейдельберге (н.60-х гг. 19 в.); Русская библиотека им. Н.В. Гоголя в Риме (1902); Герценовская библиотека в Ницце; библиотека им. Г.А. Куклина в Женеве (1902) (после смерти владельца по его завещанию все было передано большевикам, которые после революции перевезли библиотеку в Россию); библиотека Н.А. Рубакина в Кларане (Швейцария); сеть заграничных партийных архивов РСДРП (партий-
189
ный архив и библиотека в Женеве («В1Ь1ю1едиеСеп1;га1еЯш8е» - франц.), Краково-По-ронинский архив и др.
Чрезвычайно важную роль в деле сохранения русского языка и отечественной культуры за рубежом сыграла Русская общественная библиотека в Париже (известная как Тургеневская библиотека) -одно из главнейших русских книгохранилищ за границей, тесно связанное с историей русского высшего женского образования, а также с историей русской политической эмиграции. Личные книги И.С. Тургенева, пожертвования самих эмигрантов составили основной фонд библиотеки.
Огромную роль в деле консолидации русского мира за рубежом сыграло русское православие. Оно глубоко связывало находившихся в рассеянии с отечественной культурой, историей, национальной традицией. Церковь служила также важным средством адаптации эмигрантов к новым условиям жизни. Вместе с тем, следует признать, что в дореволюционный период (в отличие от последующих волн русской эмиграции) сами русские храмы за рубежом больше отражали присутствие за границей традиционной, официальной России, поскольку процесс создания православного ядра в том или ином городе или стране инициировался «сверху» - представителями августейших особ, российских дипломатических миссий, известных аристократических фамилий, живших заграницей.
Согласно штатному расписанию Министерства иностранных дел за рубежом действовали русские православные церкви при посольствах (в Берлине, Вене, Константинополе, Лондоне, Париже, Риме, Токио, Мадриде), церкви при миссиях (в Афинах; Берне, Брюсселе, Бухаресте, Буэнос-Айресе, Дарм-штадте, Дрездене, Карлсруэ, Копенгагене, Пекине, Стокгольме, Тегеране); церкви при консульствах (в Xакодате, в Чугучаке). Существовали также придворные церкви в Саксен-Кобурге и Штутгарте; при надгробиях в Висбадене, Гааге, Ироме, Флоренции. Всего к концу 1917 г. Россия имела за границей 227 православных храмов: из них в Западной Европе -65, в Сирии и Палестине - 40, в Америке - 45, в Корее - 6, в Китае - 30, в Персии - 5, в Урмии - 27, в Японии - 9 [57].
В начале XVIII в. благодаря расширению политических, экономических, научных и культурных контактов со странами Европы появляется новая для России того времени культурная практика - длительное путешествие по Европе (ОгапЛоиг). Однако рост количества длительных частных путешествий начинается лишь в 70-е годы XVIII в., чему отчасти способствовала отмена в 1762 г. обязательной дворянской службы. Особенностью таких путешествий яви-
лось то, что они становятся явлением частной жизни. Как отмечает М.С. Стефко, в феномене европейского путешествия прослеживались основные тенденции развития русской дворянской культуры конца XVIII - первой четверти XIX вв., «движущейся от подражания зарубежным образцам к выработке собственных смыслов, обретающей своё лицо и своё место в европейской цивилизации» [58].
В потоке путешественников оказываются не только состоящие на службе, но и не служащие дворяне, литераторы, художники, в путешествия отправляются целыми семьями, или отправляют детей под попечительством воспитателя, в особенности в курортные места. Так, возникли русские колонии в Сан-Ремо и Лидо (Италия), Баден-Бадене и Висбадене (Германия), Ницце (Франция) и др. Известные государственные деятели, а также деятели культуры, духовные лица России еще в XVIII в. подолгу жили в разных европейских странах, знакомились с европейской культурой, светской салонной жизнью местной аристократии, одновременно знакомя Запад с элементами русской культуры и национальных традиций.
После разгрома Наполеона поездки в Европу становятся модой. Наибольшее число среди дворян выезжало на лечение. По данным III отделения, которые приводит В.Я. Гросул, ежегодно во второй трети XIX в. за границу выезжало от 3 до 5 тыс. человек. Динамика зависела от международной ситуации. Так, после окончания Крымской войны, в 1857 г., цифра выехавших составила уже 15,102 тыс. человек, в 1859 г. - 26,303 тыс., в 1860 г. - 70,044 тыс. [60].
Великосветские салоны, которые держали высокообразованные дамы, посещавшие европейские столицы и общавшиеся там со светилами мира искусства и культуры, а также видными политиками, играли важную роль в организации повседневной жизни русских обитателей за границей. Хорошо было известно в высшем свете Общество, собираемое в доме княгини П.А. Голицыной. Свой салон осенью 1819 г. открыла в Риме княгиня Зинаида Александровна Волконская. Дочь князя Белосельс-кого-Белозерского, княгиня Зинаида Александровна, родившаяся в Дрездене, получившая европейское образование и знавшая наряду с французским и английским, греческий язык и латынь, оказалась весьма восприимчива к западному духовному опыту, считала себя способной играть роль более деятельную, чем ту, которую церковь предписывала женщине в России.
Таким образом, благодаря русским аристократам, которые находились в постоянном контакте с европейской культурой, устанавливался межкультурный диалог со всей Европой. Проживавшие в
190 -I
разные годы в Европе В.К. Тредиаковский, граф А.П. Шувалов, А.М. Белосельский, княгини П.А. Голицына, З.А. Волконская и другие использовали свое творчество - стихи или романы, написанные на французском языке, но с патриотической составляющей, в качестве средства дать европейскому читателю представление о России, и «еще в большей степени представить себя как русского, открытого для европейского мира» [61].
Вторая половина XIX в., по сравнению с предшествующим периодом, стала временем наиболее интенсивного развития путешествий, становления своеобразного русского туризма как профессиональной отрасли. Один из популярных журналов середины XIX в. поместил статью «Туристы вообще и особенно русские», в которой о туризме говорилось как о новой реалии. «Туристы - явление нового времени», - такими словами начинал свое письмо в «Отечественные записки» Н. Ливенский. Он признавал, что и ранее люди выезжали из своей страны, но для них путешествие было подвигом, «сном наяву, превратившемся из сказки в реальность» [62].
На тот момент значительная колония из представителей русской аристократии сформировалась на Лазурном берегу, в частности в Ницце, куда русские приезжали главным образом зимой из-за теплого климата. Большое количество мест в Ницце оказалось связано с именами членов царской семьи, которые закладывали здесь православные церкви, бульвары.
Первым из Романовых, приехавших в Ниццу еще в 1830-е годы, был Великий князь Михаил, младший брат Александра I и Николая I. В 1858 г. в Ницце открыла летний сезон великая княгиня Елена Павловна, вдова великого князя Михаила Павловича. Регулярно, начиная с 1856 г., сюда со свитой часто стала приезжать вдовствующая императрица Александра Федоровна(вдова Николая I). Вслед за ней в Ниццу приехал и весь цвет русской знати. В 1866 г. их насчитывалось около до 12,2 тыс. человек, в 1901 г. - до 16,1 тыс. человек [63].
Следом за членами царской семьи на Ривьеру прибывали представители знаменитых российских фамилий - Апраксины, Кочубеи, Лобановы-Ростов-ские, Черкасские и другие, которые покупали здесь виллы, становились хозяевами роскошных особняков. В городе открывались русские отели, рестораны, театры, страховые компании, акционерные общества. У богатых русских на Лазурном берегу протекала бурная светская жизнь.
В разные годы в Ницце жили поэт и дипломат Ф. Тютчев, русская художница М. Башкирцева. Н.В. Гоголь поселился в Ницце в 1843 г., откуда он писал В .А. Жуковскому: «... Ницца - рай... Спокойствие совершенное. Жизнь дешевле, чем где-либо.
Сологубы здесь. Графиня Виельгорская тоже здесь, с сыном и меньшою дочерью. Я продолжаю работать, т. е. набрасывать на бумагу хаос, из которого должно произойти создание «Мертвых душ» [64]. В Ницце, в Русском пансионе, подолгу жил А.П. Чехов, который писал здесь «Три сестры». Сюда приезжал П.И. Чайковский и ему оказывала помощь не стесненная в средствах Н. Ф. фон Мекк, вдова скончавшегося в 1876 г. барона фон Мекка.
В это же время в Италии довольно многочисленной была колония творческих людей из России. Здесь жили живописцы О. Кипренский, П. Басин, Ф. Бруни, пейзажисты Ф. Матвеев, С. Щедрини, портретист В. Бинеман, скульпторы С. Гальберг, М. Крылов, архитекторы В. Глинка, X. Мейер, К. Тон, Ф. Эльсон и др. В разные годы в Италии проживали Н.В. Гоголь, И.С. Тургенев, К.П. Брюллов, И.И. Мечников и многие другие.
В результате общественная и интеллектуальная жизнь русских эмигрантов в Италии также сосредоточивалась в домах известных людей: в Неаполе и на Капри - в доме М. Горького, в Кавиди Лаванья - вокруг писателя В.А. Амфитеатрова, в Нерви - у врача А.С. Залманова, в Риме - в доме писателя М. Осор-гина. Последний прожил в Италии десять лет (с 1907-1916 гг.), не прерывая связей с известной в России либеральной газетой «Русские ведомости» и журналом «Вестник Европы» [65].
Так, через практику путешествия происходило личное освоение европейского культурного пространства русским человеком. В рамках светских мероприятий происходило сохранение родного языка и национальной культурной традиции, а благодаря привлечению в этот круг иностранцев представители русского сообщества содействовали развитию межкультурного диалога, расширявшего возможности для преодоления стереотипов во взаимовосприятии народов.
Особо следует сказать об участии русских в военных кампаниях XIX - начала XX в. за рубежом. Известны факты участия добровольцев из России в составе армии С. Боливара в войне за независимость южноамериканских государств против Испании, оказания помощи русского Красного Креста Абиссинии в период итало-эфиопской войны, выступления русских добровольцев в составе воинских формирований на стороне буров в ходе англо-бурской войны, наконец, участия частей русской армии в составе Русского экспедиционного корпуса во Франции и Салониках в годы Первой мировой войны. Эти и подобные им факты прибавляли славы русскому имени за рубежом.
Таким образом, процесс зарождения Русского мира вне границ Российской империи не был про-
191
стым и легким. За время становления, вобрав в себя культуру и ценности многих народов, Русский мир научился адаптироваться к внешним условиям, накопил политический, экономический, духовный потенциал и определенный опыт отношений с исторической родиной. В результате, к началу XX в. сложился феномен русскоязычного социокультурного сообщества, объединенного своей причастностью к конкретному государству - России и своей лояльностью к его культуре. Именно так - как единое, гомогенное (культурно одинаковое) сообщество выходцев из конкретной страны начал воспринимать нас и весь западный мир, для которого мы были, есть и остаемся русскими.
Примечания:
1. Тишков, В.А. Русский мир // Стратегия России. - 2007. № 6. - ЬИр://уа1егу118Ькоу.ги/ сЩЩ/риЬНкасп3/ pub1ikacii.html
2. Пивовар, Е.И. Российское зарубежье. Социально-исторический феномен, роль и место в культурно-историческом наследию. - М., 2008. С. 446.
3. См.: Тизенко, П. Эмиграционный вопрос в России 1820-1910. - Либава, 1909. С. 16; Яновский С.Я. Русское законодательство и эмиграция // Журнал Министерства юстиции 1909, № 4. С. 86; Оболенский (Осинский) В.В. Международные и межконтинентальные миграции в довоенной России и СССР. - М., 1928. С. 68.
4. Филиппов, Ю.Д. Эмиграция. - СПб., 1906. - С. 83.
5. Архив внешней политики Российской империи (далее - АВП РИ). Ф. 137. Оп. 475. Д. 120. (1895). Л. 220.
6. Яновский, С.Я. Указ.соч. С. 105.
7. АВП РИ. Ф. 137. Оп. 475. Д. 100. (1887). Л. 137138.
8. Боборыкин, П.Д. Воспоминания: в 2 т. - Т. 1. - М., 1965. - С. 576.
9. Шестаков, В. Русские в британских университетах. Опыт интеллектуальной истории и культурного обмена. - СПб., 2009. - С. 191.
10. Сватиков, С.Г. РусскаяОбщественная библиотека имени И.С. Тургенева в Париже. Исторический очерк за первые 50 лет существования Русской Общественной Библиотеки в Париже (18751925). [Оттиск из журнала «Голос минувшего на чужой стороне». Париж. 1926. № 2] // Научно-исследовательский отдел рукописей РГБ (далее - НИОР РГБ). Ф. 878. Картон № 4. Ед. хр. 1. Т. (1886-1936). Л. 7.
11. Пивовар, Е.И. Указ.соч. - С. 111.
12. Шишкин, М. Русская Швейцария. Литературно-исторический путеводитель. - М., 2006. - С. 558-559.
13. Птицын А.Н. Российская эмиграция в Австро-Венгрии в конце 18начале 20 в. // Вопросы истории. -2010. - № 7. - С. 147.
14. http:/ricolor.org/rz/afrika/ ua /ar /1
15. Хренков, А.В. Очерк истории российско-эфиопских отношений (до 1917 г.) // Российско-эфиопские отношения в ХХХХ в. Сб. док-ов. - М., 1998. - С. 19-20.
16. Кабузан, В.М. Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII начале ХХ века. - М., 1998. - С. 153.
17. Там же.
18. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГА РФ). 6378. Оп.2. Д. 3. Л. 17.
19. Хисамутдинов, А.А. Русская Япония. - М., 2010. -С. 175-181.
20. Там же. С. 215, 221.
21. Левошко, С.С. Русская архитектура в Маньчжурии. Конец ХК-первая половина ХХ века. - Хабаровск, 2003. - С. 42-45.
22. Пешкова, (Горас) Г.К. Это было недавно, это было давно... Отрывки и повсети // Русская Атлантида. Челябинск, 2006. - № 20. - С. 30.
23. Там же. С. 66, 70, 77.
24. Там же. С. 69.
25. Каневская, Г.И. Очерк русской иммиграции в Австралии (1923-1947 гг.). - Мельбурн: Университет Мельбурна, 1998 // http://www.russkie.org/ index.php?module=fullitem&id=1490
26. Русским мир: смысл и стратегия России. Мат-лы заседания круглого стола 28 мая 2007 г. - М., 2007. - С. 5.
27. Боборыкин, П.Д. Воспоминания: В 2 т. - Т. 1. -М., 1965. - С. 530.
28. Гросул, В.Я. Международные связи российской политической эмиграции во 2ой половине ХГХ века. -М., 2001. - С. 41.
29. Боборыкин, П.Д. С. 508.
30. Там же. С. 510.
31. Милюков, П. Н.И. Тургенев в Лондоне // Оттиск из Временника Общества Друзей Русской Книги. - Т. III. Париж, 1932. - С. 62.
32. Гросул, В.Я. Указ.соч. С. 66.
33. Комолова, Н.П. Италия в русской культуре Серебряного века: Времена и судьбы. - М., 2005. - С 23.
34. Там же. С. 24-25.
35. Кабузан, В.М. Указ.соч. С. 140.
192 -I
36. Колесник, В.И. Последнее великое кочевье: переход калмыков из Центральной Азии в Восточную Европу и обратно в XVII и XVIП веках. Автограф.дисс. ... докт. ист. наук. - Волгоград, 2003. - С. 29.
37. Мазин, К.А. Эмиграционные процессы и формирование русского зарубежья в XVIII в. Автореф. дисс. ... док-ра. ист. наук. - М., 2010. - С. 34.
38. Кабузан, В.М. Указ.соч. С. 40.
39. Там же. С. 47.
40. Чочиев, Г. Северокавказская диаспора в Турции (социально-политические аспекты этнической эволюции во второй половине XIX и в XX в.) // Диаспоры. 2001. - № 1. - С. 163.
41. Мазин, К.А. Указ.соч. С. 19.
42. Иванов, А.Е. Российское академическое зарубежье XVIII в. начала XX в. (К постановке научно-исторической проблемы) // Источники по истории адаптации российских эмигрантов в XX-XX вв. - М., 1997. -С. 16.
43. Россия и Италия. Вып. 4. Встреча культур. - М., 2000.
- С. 87.
44. Шестаков, В. Указ.соч. С. 158, 161-165, 170-171.
45. Там же. С. 193-202.
46. Иванов, А.Е. Указ.соч. С. 360.
47. Русские в Скандинавии. Дания, Норвегия, Швеция. Таллин, 2008. - С. 161.
48. Иванов, А.Е. Студенчество России конца XIX начала XXвека. Социально-историческая судьба. - М., 1999. - С. 376.
49. Любина, Г.И. Русская научная эмиграция XIX века в Париже// Вопросы естествознания и техники. - 2002.
- № 2. - С. 294-295.
50. Россия-Бразилия: транскультурные диалоги/Отв. ред. И.А. Мальковская. - М,, 2012. - С.15.
51. Русский Париж. - М.,1998. - С. 52.
52. Там же. С. 33.
53. Там же. С. 61.
54. Там же.
55. Русская эмиграция в Европе = Ь' Ет1^айотш8еепЕигоре: Сводный каталог периодики на русском языке / Сост. Т.А. Осоргина, А.М. Волкова. - Париж: Б.и. Т. 1. (1856-1940), 1976. - С. 1-100.
56. Русский Xарбин. 2-е изд. Документы. - М., 2005. -С. 300-307.
57. Чернявская, Л.С. Документы архива Министерства иностранных дел по истории русских православных миссий за границей // Отечественные архивы. - 2001.
- № 4. - С. 30, 34.
58. Стефко, М.С. Европейское путешествие как феномен русской дворянской культуры конца XVШ-первой четверти XIX веков. Автореф. дис. ... к. ист. наук. Ист. науки. - М., 2010. - С. 27.
59. Там же.
60. Гросул, В.Я. Указ.соч. С. 2324.
61. Гречаная Е.П. Когда Россия говорила по-французски: русская литература на французском языке XVIII
- первая половина XIX века). - М., 2010. - С. 101.
62. Ливенский, Н. Туристы вообще и особенно русские// Отечественные записки. - 1859. - №34. - С.1.
63. Нечаев, С.Ю. Русская Ницца. - М., 2008. - С. 4.
64. Н.В. Гоголь В.А. Жуковскому, 2 декабря 1843 г., Ницца // Цит. по: ГерраАлэн. Прогулки по русской Ницце. - Париж, 1995. - С. 4.
65. Комолова, Н.П. Указ. С. 28.
193
