CC BY
115
СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ РУССКОЙ ТВОРЧЕСКОЙ ЭМИГРАЦИИ КОНЦА XIX в. - НАЧАЛА 1920-х гг.
А.Г. Айрапетов, И.С. Чеханов
Airapetov A.G., Chekhanov I.S. A social picture of creative emigration in the late-19th century to the early 1920s. In the article, an attempt is made to show the process of adaptation of Russian creative emigration by historical and sociological analysis.
Русская эмиграция - явление уникальное в отечественной и мировой истории. Общее число эмигрантов, покинувших Россию в послеоктябрьский период, по разным данным, составляло около двух миллионов человек [1].
В советский период появились лишь единичные исследования о российской эмиграции [2-6]. В отечественной историографии пик изучения эмиграции пришелся на 1990-е годы. В это десятилетие был издан ряд документальных материалов, мемуаров, а также научных исследований [7-10]. Они содержат сведения о численности, материальном положении эмигрантов, их профессиональной, общественной и политической деятельности, раскрывают причины эмиграционного движения.
Однако ряд вопросов остается пока практически неисследованным. Одним из наименее разработанных аспектов является историко-социологический анализ эмиграции, то есть комплексное изучение социального происхождения российских эмигрантов, их образовательного уровня, рода занятий, семейного положения, половозрастного состава, юридического статуса, участия в общественной деятельности. Посредством такого анализа можно всесторонне раскрыть процесс адаптации эмигрантов, ибо все перечисленные характеристики являются детерминирующими факторами и основными параметрами этого процесса. В данной статье предпринимается попытка реконструировать социальный портрет весьма представительной группы русской эмиграции.
Источниковой основой нашего исследования является электронная база данных о 415 эмигрантах. Сведения в основном почерпнуты нами из публикации «Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции (первая треть XX века). Энциклопедический биографический словарь» (М., 1997). Идея создать подобный труд появилась еще в 20-е годы в эмигрантской среде. В 1960-х гг. известный
поэт и публицист Георгий Адамович выступил с призывом написать книгу обо всех русских эмигрантах, оставивших заметный след в мировой истории, культуре и науке. Однако в те времена не нашлось ни сил, ни средств на издание такой книги.
Только во второй половине 1990-х гг. эта идея была осуществлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда и издательства «Российская политическая энциклопедия». Главным принципом, по которому отбирались персоналии для названной публикации, стали не их политические воззрения, а вклад и достижения в науке, технике, светской и религиозной культуре.
Процесс становления Российского Зарубежья был сложным, длительным и противоречивым. Он начался задолго до 1917 г. и продолжал развиваться в 1920-е-30-е гг. под воздействием многих факторов внутреннего и внешнего характера. Нередко Русское Зарубежье отождествляется только с одним этапом российской эмиграции, который принято именовать первой волной эмиграции (1917 - начало 1920-х гг.) [11]. Но в общем виде, наиболее целесообразным представляется рассматривать историю российской эмиграции и соответственно адаптации по следующим периодам: 1) конец XIX в. - начало XX в.; 2) период революции и гражданской войны [12].
По данным нашей выборки, на рубеже XIX-XX вв. Россию покинули 43 человека, что составляет 10,3 % от общего числа эмигрантов. Из них 14 человек поселились во Франции, а 7 - в США. Остальные оказались в Швейцарии, Германии, Великобритании, Австрии, Японии, Италии и Палестине. Это переселение было вызвано различными причинами - выгодные контракты, желание усовершенствовать свои познания в науках или поправить здоровье. Многие из уехавших не смогли вернуться в Россию в силу объективных причин - в связи с началом первой ми-
ровой войны, революции и гражданской войны в России. Примечательна биография вра-ча-физиолога В. Анри. Он уехал еще в 1886 г. во Францию, чтобы получить медицинское образование, и в результате научной и практической деятельности стал доктором биологических наук в Сорбонне. В 1915 г. он вернулся на родину. Однако революция и гражданская война в России вынудили его в
1919 г. окончательно эмигрировать во Францию. Среди других эмигрантов этой волны можно выделить скульптора А. Архипенко, оперного певца Г. Бакланова, живописца Л. Бакста, который не смог жить и работать в России по причине «закона о черте оседлости», шахматиста Е. Боголюбова.
Рассматривая географию эмиграции в послеоктябрьский период, можно увидеть следующую картину: наиболее предпочтительными странами для временного или постоянного поселения были Франция -218 человек (52,5 %), США - 141 (33,9 %), Германия - 125 (30,1 %), Чехословакия - 66 (14,9 %), Турция - 54 (13 %). Гораздо меньше россиян поселились в Великобритании -
39 человек (9,3 %), Югославии - 28 (6,7 %), Болгарии - 27 (6,5 %), Италии и Швейцарии по 20 человек (4,8 %). Кроме того, 33 человека (7,9 %) оказались в странах Азии, 7 (1,6 %) -в Африке, 5 (1,2 %) - в Южной Америке, 3 (0,7 %) - в Австралии.
Указанная география складывалась в силу того, что существовали определенные «маршруты» эмиграции. «Переход границы осуществлялся в районе Черного моря (Новороссийск, Крым, Одесса, Грузия). Поэтому Константинополь (Стамбул) стал первым значительным пунктом расселения эмигрантов» [6, с. 30]. По свидетельству М. Раева, «советские власти давали разрешение на выезд тем, кто владел собственностью или проживал на территории, отошедшей ко вновь образованным национальным государствам. Впоследствии, после краткого пребывания в качестве представителей русского этнического меньшинства, эти люди также становились частью Русского Зарубежья. Многие из них переезжали в столицы этих государств или в страны Центральной и Западной Европы. Поэтому второй маршрут проходил в возрожденной Польше и в Восточной Германии... Последний важный маршрут пролегал на Дальнем Востоке - в маньчжурский город Харбин» [6, с. 39].
Эмиграция была не только добровольной, она стала также следствием высылки из Советской России неугодных новому режиму представителей русской интеллигенции, причем скорее не по политическим, а по идеологическим причинам. На основании данных нашей выборки высланных насчитывается 27 человек (6,5 %). Среди них историк А. Флоровский, философы С. Франк, А. Ильин, Н. Лосский. Большая часть высланных оказалась в Германии (25 человек - 6,0 %). После непродолжительного пребывания в Берлине они разъехались в другие страны. Наша выборка показывает, что основная группа (10 человек) высланных уехала в Чехословакию. Среди них историк А. Кизеветтер, биолог М. Новиков, астрофизик В. Стратонов. 4 человека оказались во Франции - философы Б. Вышеславцев, Н. Бердяев, историк С. Мельгунов и писатель М. Осоргин. Некоторые из высланных прожили всю жизнь в Германии - литературный критик Ю. Айхен-вальд и философ Ф. Степун. Кроме Германии страной для высылки была Турция. По нашей выборке, туда выслали двух человек: физиолога Б. Бабкина и философа С. Булгакова. Первый сразу же уехал в Канаду, а второй - в Чехословакию.
Процедура высылки подробно описана в воспоминаниях Николая Бердяева: «Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из Советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе с СССР я буду расстрелян. Немецкое посольство очень нам помогло. Дало высылаемым персональные визы на въезд в Германию... Группа высланных выехала из России в сентябре-ноябре 1922 г<ода>. Мы ехали из Петербурга морем в Штеттин и оттуда в Берлин. По приезде в Берлин нас очень любезно встретили немецкие организации и помогли нам на первое время устроиться. Представители русской эмиграции нас не встретили» [13]. Далее Н. Бердяев уточняет, что «представители русской эмиграции встретили группу высланных подозрительно и недоброжелательно. Были даже такие, которые позволяли себе говорить, что это не высланные, а подосланные для разложения эмиграции» [13, с. 495].
Относительно непосредственных причин отъезда из России удалось установить, что из-за поражения белого движения в эмиграции оказались 63 человека (15,5 %), среди них
правовед Н. Алексеев, хирурги И. Алексинский и Г. Анреп, генерал А. Деникин. Все эти эмигранты были эвакуированы в Турцию. 82 человека (19,7 %) покинули страну по причине неприятия Советской власти. Это, например, писатели М. Алданов и И. Бунин, авиаконструктор Я. Акерман. Другой важной причиной, по которой происходил отъезд этих эмигрантов, было опасение за свою жизнь. 119 человек (28,6 %) уехали в силу личных обстоятельств: работа, учеба, женитьба, гастроли, лечение. Так, геолог и палеонтолог Н. Андрусов уехал, чтобы поправить здоровье, а живописец Б. Анисфельд покинул Россию по инициативе импрессарио. 94 (22,6 %) не назвали причин своего отъезда. 5 человек (1,2 %) оказались на территории вновь образованных государств. Писатель Л. Андреев уехал в октябре 1917 г. на свою дачу в Финляндию и после провозглашения ее независимости оказался в эмиграции. Такая же судьба постигла инженера П. Вальдена, танцовщицу Л. Егорову, экономиста С. Кузнеца, певца П. Лещенко, этнографа Е. Ляцкого, горного инженера Г. Чечотта.
3 человека (0,7 %) - писатели Р. Гуль, Л. Зуров и физико-химик Р. Свинне были интернированы на территорию Германии как военнопленные.
По данным нашей выборки, динамика эмиграционного движения из России выглядит следующим образом: 1) до 1917 г. Россию покинули 43 человека (10,3 % от общего числа эмигрантов); 2) с 1917 по 1922 г. -324 человек (78,07 %). Из них в 1917 г. уехало 15 человек (3,6 %). В основном отъезд происходил в США (4 человека) и Финляндию (4 человека). В последующие годы число эмигрантов из России постоянно увеличивалось. Так, по данным нашей картотеки, в 1918 г. уехало 23 человека (5,5 %), в 1919 г. уже 53 человека (12,7 %). Преимущественно уезжали в США и Францию. В этих странах оказалось 28 человек, что составляет 36,8 % от общего числа эмигрантов, уехавших в эти годы. Наиболее массовый исход произошел в
1920 г. В этот год Россию покинуло 123 человека (29,3 %). Увеличение числа эмигрантов вызвано в первую очередь эвакуацией военных и гражданских лиц, сотрудничавших с белым движением. Российские эмигранты разъехались по всем континентам и во многие страны Европы. Но относительное большинство оказалось в Турции (34 человека, или 27,6 %) и в США (23 человека, или
18,6 %). Данные нашей выборки свидетельствуют, что в 1921 г. покинули родину всего
40 человек (9,6 %). В основном уезжали из-за тягот и трудностей, связанных с гражданской войной и разрухой. Писатель С. Гусев-Орен-бургский уехал в Харбин потому, что у него не было никаких возможностей заниматься литературой в России. Социолог Н. Тимашев бежал в Финляндию, так как боялся ареста. Художник Л. Пастернак уехал в Германию для того, чтобы поправить здоровье, но в конце 1930-х гг. решил вернуться. Однако смерть жены и начавшаяся вторая мировая война этому помешали. Издатель З. Гржебин не выдержал гонений со стороны большевиков, поэтому оказался в эмиграции.
В 1922 г. выехало 58 человек (13,9 %). Причину, по которой произошел рост числа эмигрантов, можно объяснить следующим образом. С началом нэпа стало возможным получить разрешение на временный выезд из Советской России. Процедура упростилась для женщин, стариков, детей и больных [14]. Так, не принявший большевистское правительство писатель Борис Зайцев получил разрешение на выезд в Германию, для того чтобы поправить там свое здоровье [1, с. 241]. Марина Цветаева, разлученная со своим мужем - офицером белой армии, узнав, что он живет в Чехословакии и учится в Пражском университете, принимает решение ехать к нему. В мае 1922 г. она вместе с дочерью покинула Россию [15]. Однако для нее, как и для многих остальных русских, ехать в Прагу прямо из Москвы было невозможно: дипломатических отношений между Чехословакией и Советской Россией тогда не существовало. Единственным, реальным местом встречи для них оказывался Берлин [14, с. 21]. Напомним также, что в 1922 г. из Советской России выслали группу научной интеллигенции. В результате основной поток эмиграции сконцентрировался в Германии. По данным нашей выборки, там оказалось 39 человек.
Затем эмиграция перестала быть такой многочисленной. В 1923 г. выехало всего 12 человек (2,8 % от общего числа выборки). Все они оказались за границей только в силу сложившихся и, по-видимому, личных причин. Танцовщик М. Мордкин, к примеру, уехал на гастроли, после недолгого проживания в Литве переехал в 1924 г. в США. Такая же судьба была у оперной певицы М. Куренко. После большого мирового турне, которое она совершила в 1923 г., артистка оказалась в
Латвии. В 1926 г. она переехала в США и занялась преподавательской деятельностью.
Часть эмигрантов вернулась на родину. В разное время возвратились 28 человек (6,7 %). Среди вернувшихся были скульптор С. Коненков, художник И. Билибин, публицист А. Бобрищев-Пушкин, писатель
А. Толстой.
Таким образом, основной поток эмиграции приходится на период 1917-1922 гг. В итоге появляются первые крупные центры эмиграции: Константинополь, Берлин, Париж, Прага.
Перед оказавшимися на чужбине российскими эмигрантами возникла непростая проблема адаптации. В это понятие входят разные варианты социокультурной интеграции: отказ от всего, что связано с прежней жизнью, сочетание примет нового образа жизни с сохранением привычных прежних стереотипов, наконец, нежелание или неумение воспринять новый образ жизни [16]. На наш взгляд, самыми важными факторами и параметрами адаптационного процесса являются: 1) влияние социального происхождения; 2) возраст; 3) образование; 4) семейное положение; 5) профессиональная деятельность; 6) общественно-политическая активность.
По нашим подсчетам, выходцев из дворян среди эмигрантов было 107 человек (25,7 %). 40 человек (9,5 %) вышли из семей крупных и мелких коммерсантов, гораздо меньше из духовенства - 11 человек (2,6 %). 15 человек (3,6 %) имели крестьянское происхождение. 52 человека (12,5 %) родились в семьях научной и творческой интеллигенции. 23 человека (5,5 %) произошли из семей крупных и мелких коммерсантов, 19 (4,5 %) родились в семьях военных и 3 (0,7 %) - в семьях рабочих. О социальном происхождении остальных эмигрантов в нашей выборке сведений нет.
Неоднороден, хотя и в меньшей степени, национальный состав. Так, 11 человек (2,6 %) являются лицами еврейской национальности, 6 (1,4 %) - поляками, по одному представителю насчитывается от латышей, литовцев, грузин, армян, осетин и даже датчан, что вместе составляет 1,2 %. Остальные являются русскими. Основную массу уехавших составляют мужчины. Их в нашей выборке 371 человек, или 89,4 %.
Возраст также имеет важное значение: человеку, оказавшемуся в эмиграции в моло-
дом возрасте, легче адаптироваться в чужой среде. Самые ранние даты рождения относятся к 60-м годам XIX века, а самые поздние - к 1906-07 годам. Большинство уехавших из России (около 70 %) родились в 1880-90-е годах. Таким образом, основная часть русской эмиграции была среднего возраста, что давало возможность устроиться практически на любую работу, где требовался определенный социальный опыт и физическая выносливость.
Социально-профессиональный опыт и статус в значительной мере обусловливаются уровнем образования человека. Все 415 персоналий из нашей базы данных - люди умственного труда, с достаточно высоким образовательным цензом. Подавляющее большинство окончило высшие учебные заведения (это 310 человек, или 74,6 %), из них 115 (27,7 % от общего числа) обучались за границей в различных учебных заведениях. Художник Л. Пастернак окончил юридический факультет Новороссийского университета, а затем обучался в Академии изящных искусств в Мюнхене. Социолог и правовед Н. Тимашев окончил Александровский лицей, а диплом о высшем образовании получил в Страсбургском университете. Они не понаслышке знали о жизни за рубежом, поэтому адаптироваться на чужбине им было легче, чем остальным эмигрантам. Часть эмигрантов получила высшее и среднее образование уже после своего отъезда из России. Писатель Гайто Газданов завершил свое среднее образование в Болгарии в 20 лет, а высшее образование получил в Сорбонне. Общественный деятель С. Зернова окончила Белградский университет. Писатель
В. Набоков в 1923 г. окончил Кембридж. В целом, значительное число эмигрантов из нашей выборки имели дипломы самых престижных учебных заведений мира, что благоприятствовало их трудоустройству. 22 человека (5,3 %) получили частное образование. Гимназии окончили 105 человек (25,3 %), кадетские корпуса - 34 человека (8,3 %), семинарии - 19 (4,5 %), 139 (33,4 %) - прочие средние учебные заведения. Остальные не смогли закончить высшее или среднее учебное заведение в силу объективных причин. Так, эстрадный певец А. Вертинский был исключен из первой Александрийской гимназии за неуспеваемость, а поэт К. Бальмонт был отчислен из Московского университета за участие в студенческих беспорядках. Сле-
дует также отметить, что 103 человека (24,8 %) имели ученые степени.
Научной деятельностью занимались 98 человек (23,6 %), из них 47 (11,3 %) трудились в области естественных наук: физики, математики, геологии, палеонтологии. Среди них геолог Н. Андрусов, математик
А. Безикович, химик и металлург Н. Беляев, механик А. Белимович, астрономы Н. Бобровников и О. Струве. В области гуманитарных наук - богословия, истории, социологии, филологии, культурологии - работал 51 человек (12,2 %). Наиболее яркие представители этой группы ученых - социологи Н. Тимашев и П. Сорокин, философы Н. Бердяев, Л. Карсавин, П. Новго-родцев, историки П. Ковалевский, А. Кизевет-тер, Е. Шмурло и многие другие. Эти исследователи представляли цвет научной мысли дореволюционной России. За границей для оказания им помощи в процессе адаптации были специально созданы различные научные институты и учебные заведения. Так, российские ученые-эконо-мисты - Б. Бруцкус и Л. Леонтьев сотруд-ничали в Русском научном институте в Берлине - одном из крупнейших научных центров российской эмиграции [17]. В Праге в 1925 г. был открыт Русский народный университет, в котором работали 64 пре-подавателя, в том числе 33 профессора, включая Е. Ляцкого, Н. Лосского, А. Флоровского [18].
71 человек (17,1 %) занимались литературной деятельностью. Среди них -М. Алданов, И. Бунин, В. Набоков, И. Шмелев и многие другие. 149 человек (35,9 %) были людьми искусства - скульпторы
А. Архипенко, С. Коненков, Эрьзя; художники К. Коровин, В. Кандинский, А. Бенуа, К. Малевич; музыканты С. Рахманинов, Ф. Шаляпин, А. Вертин-ский; деятели балета
А. Павлова, И. Рубин-штейн, С. Дягилев.
Востребованным оказался и опыт эмиг-рантов-врачей (21 человек, 5 %), инженеров (13 человек, 3,1 %), авиаконструкторов (15 человек, 3,6 %). Отдельным представителям этих профессий удалось достичь значительных успехов на своем поприще. Среди врачей следует выделить Б. Бабкина, который сразу после своей высылки из Советской России в 1922 г. получил предложение работать в университете Далхаузие (Канада). Позже за свои заслуги он стал членом Лондонского Королевского общества и Германской академии естествоиспытателей. А. Максимов
стал профессором кафедры анатомии Чикагского университета и автором учебника по анатомии, который был переведен на несколько языков. В. Коренчевский основал в Лондоне геронтологическую лабораторию. Среди инженеров наибольших успехов добились М. Ваттер, который стал одним из ведущих американских специалистов в области разработки новых технологий и материалов, и В. Зворыкин - изобретатель электронного микроскопа и телевидения. Знаменитый специалист в области авиа- и вертолетостроения И. Сикорский основал в Стратфорде (США) собственную фирму, которая постепенно стала «Меккой» для эмигрантов. Там нашли работу и обрели специальность многие выходцы из Российской империи, даже не имевшие ранее отношения к авиации. Из этой же фирмы вышли ученые в области аэронавтики и преподаватели американских вузов. В Стратфорде сложилась крупная русская колония. Там были открыты клуб, школа, построена православная церковь, создана русская опера. И ныне некоторые районы Стратфорда носят русские названия [10, с. 135].
Наиболее специфичным было положение русского духовенства. Для православного священника «все двери в окружающую иностранную жизнь были закрыты. Русский храм - вот единственное место, где он чувствовал себя дома» [4, с. 121]. По данным нашей выборки, священниками были лишь
4 человека (0,9 %). Это митрополиты Антоний (Храповицкий), Евлогий (Георгиевский), Иоанн (Шаховский) и Иоанн (Максимович).
В. Костиков указывает, что из России выехало всего 10 процентов епископата и 0,5 процента священников. Духовных пастырей не хватало. По свидетельству митрополита Ев-логия, возглавлявшего русскую церковь в эмиграции, к работе в качестве священников пришлось приобщать людей других профессий, склонных и способных к духовной деятельности [3, с. 42]. По данным нашей картотеки, стали священниками и приняли постриг в монашество 5 человек (1,2 %). Это философ В. Зеньковский, экономист К. Зайцев, Иоанн Максимович, который впоследствии стал основателем голландской православной церкви и архиепископом Шанхайским, общественный деятель Е. Кузьмина-Караваева;, живописец Ф. Малявин еще до эмиграции принял постриг в монахи. Два эмигранта -писатели Л. Элис и В. Иванов - сменили веру, перейдя в католицизм.
Русская православная церковь за границей имела свою историю. Созданное в Симферополе при правительстве Юга России временное церковное управление эмигрировало сначала в Константинополь, а затем в Югославию. Там оно разместилось в Срем-ском Карловце. В 1921 г. состоялся первый Собор Русской Православной Заграничной Церкви. Во главе избранного на нем Синода стал Антоний Храповицкий. Другой важный церковный центр сформировался в Париже. Он представлял с 1926 г. противоположное карловацкому, политически нейтральное, а фактически либеральное, демократическое в духовном смысле - обновленческое течение православия. Независимую от Москвы и двух других религиозных центров позицию занимала православная церковь в США во главе с митрополитом Платоном (Пашков-ским) [19].
Исследователи высказывают различные взгляды на идейно-мировоззренческую и культурную миссию православной церкви за рубежом. С одной стороны, она выступала хранительницей русского самосознания [5, с. 164]. Церковь стала домом для тысяч эмигрантов. И если старшее поколение продолжало ходить к обедне по давней привычке, то для молодых эмигрантов православный ритуал был не традицией, а приобщением к духовности [3, с. 247.]. Р. Гуль в своих воспоминаниях пишет, что в Берлине, Париже и Нью-Йорке было множество православных церквей. Во время проживания в Берлине он каждое воскресенье посещал посольскую церковь, и она всегда была полна молящимися [20]. Русская Православная Церковь за границей стала для эмигрантов той нитью, которая связывала человека с его прошлой жизнью и была надежной моральной опорой, не дававшей погибнуть на чужбине духовно. С другой стороны, русская православная церковь сыграла в известной степени негативную роль, отгородив мигрантов от западной культуры (католической и протестантской) [21].
Возвращаясь к вопросу о социальном составе эмиграции, следует отметить, что его достаточно точную суммарную характеристику дала уехавшая из большевистской страны в декабре 1919 г. З. Гиппиус: «Одна и та же Россия по составу своему как на Родине, так и за рубежом: родовая знать, государственные и другие служивые люди, люди торговые, мелкая и крупная буржуазия, ду-
ховенство, интеллигенция в разнообразных областях ее деятельности - политической, культурной, научной, технической и т. д., армия (от высших до низших чинов), народ трудовой (от станка и от земли) - представители всех классов, сословий, положений, состояний» [22].
Вместе с тем нельзя утверждать, что социальный состав русской диаспоры, проживавшей в российском зарубежье в 19201930-х гг., является зеркальным отражением социальной структуры дореволюционной России. На чужбине многие эмигранты утратили прежний социальный статус и оказались в состоянии маргиналов. Это вело к потере ценностных ориентаций, раздвоенности личности, преобладанию пессимистических настроений во взглядах на настоящее и будущее [23].
Профессиональную адаптацию облегчал тот факт, что люди умственного труда, как правило, владели иностранными языками. Это позволяло без особых усилий налаживать общение. Но при этом профессиональные языковые требования, предъявляемые за границей к ученому, адвокату, учителю или журналисту, были несравнимо выше, чем к простому служащему или рабочему [12, с. 13].
Существовали препятствия и иного свойства. Например, во Франции была достаточно развита профессиональная корпоративность, и даже для француза стать членом престижной профессиональной группы было очень сложно. Для русских это было практически невозможно, многие из них оказались без работы. Врачам, адвокатам была запрещена частная практика: они могли работать лишь среди русского населения, да и то полуофициально [3, с. 44]. Митрополит Антоний Сурожский вспоминает, что в юности хотел стать врачом и уехать именно в ту часть Франции, где много русских [24].
Положение человека в обществе напрямую связано с его правовым статусом. Поскольку эмиграция была массовой и состав ее был разнородным, воспринималась она весьма неоднозначно, нередко недружелюбно. Так, в циркуляре чехословацкого МИДа говорилось, что возрастающее число русских и украинских беженцев угрожает общественному порядку, увеличивает безработицу, что, в свою очередь, затрудняет оказание им какой-либо помощи [25].
Дело осложнялось тем, что Западной Европе еще не приходилось сталкиваться с та-
ким количеством иммигрантов. Большевики постановлением от 15 декабря 1921 г. грозили лишить гражданства эмигрантов, которые не получат советские паспорта к 1 июня 1922 г. В ответ Лига Наций приняла решение о расселении эмигрантов как бесподданных. В 1922 г. было принято решение о выдаче им соответствующих документов, а в 1923 г. были введены так называемые «нансенов-ские» паспорта. Однако они не устраняли огромных трудностей в получении виз и разрешений на работу, не давали прав на пособие по инвалидности, болезни, безработице. Статус эмигрантов оставался прежним и целиком зависел от усмотрения местных властей. Лишь в 1933 г. была принята «Конвенция о юридическом статусе русских и армянских беженцев», но она могла войти в силу только после ее ратификации определенным числом стран. За ратификацию шла продолжительная борьба, осложнявшаяся противодействием СССР, который вступил в Лигу Наций в 1934 г. Юридическое положение русских беженцев было урегулировано лишь после Второй мировой войны [5, с. 28-29].
В нашей выборке полноправными гражданами стали 30 человек, что составляет всего 7,2 %. Из них гражданами США стали 17 человек (4 %), 5 человек (1,2 %) получили французское гражданство, 3 человека (0,7 %) -польское. По одному представителю от русской диаспоры стали гражданами Латвии, Литвы, Норвегии, Румынии и Чехословакии. Сведений о гражданстве остальных эмигрантов нет.
Для того чтобы стать полноправными гражданами другого государства, эмигрантам приходилось ждать целые годы. Так, писатель В. Иванов приехал в 1924 г. на постоянное место жительства в Италию, а итальянское гражданство получил в 1936 г. Философ
Н. Лосский в 1945 г. переехал в США, а американское гражданство получил только в 1952 - тридцать лет в эмиграции он был бес-подданным. Как свидетельствуют факты, правительства стран размещения часто препятствовали выдаче паспортов российским эмигрантам. Но иногда случалось так, что русские эмигранты отказывались получать гражданство. Например, известный дирижер и музыкальный педагог Н.Н. Черепнин не принял его, ожидая возвращения на родину.
Одной из форм эмигрантской адаптации можно назвать общественно-политическую деятельность, которая для определенной
группы стала профессиональной [12, с. 13]. По данным нашей выборки, 300 человек (72,2 %) занимались общественной деятельностью, из них 18 (4,3 %) были профессиональными политиками. Среди них меньшевики Ф. Дан, Ю. Мартов, кадет П. Милюков. Следует отметить, что в эмиграции действовало множество политических партий различной направленности, от прокоммунистических до профашистских и промонархист-ских. Но их деятельность является предметом отдельного исследования.
Большая часть эмигрантов была занята в различных общественных и культурных организациях: академиях и научных обществах (109 человек, 26,2 %), творческих союзах журналистов, писателей, художников и так далее (24 человека, 5,8 %), культурных сообществах (18 человек, 4,3 %).
Эмигрантские организации вели постоянную работу по сбору членских взносов, пожертвований и отчислений на различные нужды не только отдельных общин и организаций, но и на мероприятия, имевшие общеэмигрантское значение [26]. К примеру, в русском студенческом союзе Германии в
1921 г. собирали деньги на помощь нуждающимся коллегам, на устройство бесплатных лекций и вечеринок, на содержание студенческой библиотеки, на организацию встреч с прибывшими из России студентами, профессорами и общественными деятелями, на выкуп предметов религиозного поклонения, расхищаемых большевиками [26, с. 43].
Высокой активностью отличались культурные сообщества. Так, из приведенной
В. Костиковым хроники культурной жизни русской эмиграции в Париже за 1930 г. явствует, что редкий день обходился без каких-либо мероприятий. Русскими эмигрантами устраивались выставки, концерты, спектакли, лекции, поэтические вечера. Например, 8 января 1930 г. Н. Шамие был прочитан доклад «Искусство трубадуров, миннезингеров, мейстерзингеров. История средневекового театра», а 9 января были прочитаны лекции: М. Слонимом «Советская литература в 1929 году» и Э. Войновским-Кригером «Роль и значение русской эмиграции» [3, с. 431].
Для каждого эмигранта по приезде в чужую страну возникают неотложные жизненные проблемы, связанные с обустройством быта. Особенность положения эмигрантов 1917-1920-х гг. состояла в том, что их исход из России сопровождался потерей имущества
и собственности. Лишь сравнительно небольшая часть эмигрантов успела заблаговременно переправить в Европу свои капиталы и продолжала вести привычный образ жизни. Представителями такой группы в нашей выборке являются братья П. и В. Рябу-шинские. Они занимались в эмиграции банковским делом и были крупными промышленниками. Основная масса беженцев была неимущей или малоимущей [16, с. 20].
Приведенные выше факты успешной профессиональной карьеры касались меньшинства эмигрантов. Большинству же приходилось вести утомительную борьбу за существование. Бедствовала даже именитая творческая интеллигенция. Так,
Д. Мережковский в одном из своих писем замечает: «Все мы, русские писатели, находимся здесь в чрезвычайно тяжелом материальном положении и не можем ждать, когда издание будет распродано. Я думаю, что европейское общество даже представить себе не может, в каком мы находимся катастрофическом состоянии, иначе оно не могло бы пройти равнодушно мимо этого ужасного факта». О неустроенности и тяготах быта писала и Марина Цветаева в декабре 1925 г.: «Мы живем очень плохо. За квартиру не плачено, печататься негде. Из квартиры выселяли судом». Та же безысходность звучит в письмах художницы З. Е. Серебряковой: «Одна суета, одна нервозность и отчаяние. а как же художнику творить без радостного волнения?» [23, с. 163]. Другое свидетельство приводит С.А. Волконская: «Деньги, разорение, нищета, преподавание гимнастики, ухаживание за больным в Ницце, кинематографические съемки в роли статиста, чтение вслух слепому банкиру. Экзамен на шофера такси в Париже. И тоска, тоска, тоска бесконечная» [27].
Другим важным аспектом адаптационного процесса являются семейно-брачные отношения. В нашей выборке содержатся данные только о 30 семейных парах (9,6 %). Из них 7 человек (1,6 %) вступили в брак в эмиграции. Среди них писатели М. Алданов, Л. Элис, шахматист Е. Боголюбов, художник
В. Бубнова. Малый процент браков, заключенных в эмиграции, объясняется, в частности, суровыми законами по отношению к эмигрантам. Так, в Германии дети, родившиеся у не имеющих подданства, считались также бесподданными: немка, выходившая замуж за бесподданного, теряла свое собствен-
ное гражданство. Причем Германия, по сравнению с другими странами, чинила наименьшие бюрократические препятствия [5, с. 28].
Социокультурный облик русских эмигрантов - это, разумеется, их умонастроения и общественные взгляды. Осознавая, что это -тема отдельного исследования, мы коснемся здесь лишь некоторых моментов. Несомненно, что настрой эмигрантов был антибольшевистским. Однако доминантой их мирочув-ствования оставалась любовь к России. Убедительным свидетельством этому может служить организованная в 1921-1922 гг. кампания помощи голодающим Поволжья. Эмигранты из тех небольших средств, которыми они располагали, отправляли переводы и посылки в Россию [25, с. 132].
Отрезанные от родины эмигранты стремились оставаться с ней в общем информационном пространстве. В эмиграции внимательно следили за прессой. Во многих городах мира, где обосновывалась русская диаспора, открывались библиотеки и читальные залы. В Праге, например, графиней С. Паниной был основан культурный центр «Русский очаг». Это была великолепная библиотека с прекрасным читальным залом, куда каждое утро приходили газеты со всего мира, в том числе и советские [28]. Интересно отметить, что только в одной столице Чехословакии возникают и «исчезают» за короткое время около 80 русских периодических изданий [14, с. 21].
Бурной была деятельность издательств. В одном Берлине работали издательства Ла-дыжникова, Дьяковой, «Слово», «Эпоха», «Геликон», «Русское творчество», «Универсальное издательство», «Мысль» [3, с. 41].
Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что для российской творческой интеллигенции, покинувшей родину в конце
XIX - начале 1920-х гг., эмиграция не была лишь способом физического выживания или ассимиляции в чужой среде. Она приобретала для многих россиян характер духовной миссии, которая заключалась в том, чтобы сохранить ценности и традиции русской культуры и продолжить творческую жизнь ради духовного прогресса своего отечества, независимо от перспектив возвращения на родину.
1. Русское зарубежье. Золотая книга эмиграции (первая треть XX века). М., 1997. С. 5.
2. Шкаренков А. Агония белой эмиграции. М., 1981.
3. Костиков В. «Не будем проклинать изгнанье». М., 1990;
4. Варшавский В.С. Незамеченное поколение. М., 1992.
5. Назаров М. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992.
6. Раев М. Россия за рубежом. М., 1994.
7. Источники по истории адаптации российских эмигрантов в XIX-XX вв. М., 1997.
8. Русская военная эмиграция 20-40-х годов: документы и материалы. Кн. 1-2. М., 1998.
9. Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг.: документы и материалы. М.,
1999.
10. Михеев В. Русская авиационная эмиграция в Америке // Вопросы истории. 1997. № 5.
11. Тарле Г.Я. История российского зарубежья: некоторые основные понятия и основные этапы // Проблемы изучения истории российского зарубежья. М., 1993. С. 14.
12. Поляков Ю.А. Проблемы эмиграции и адаптации в свете исторического опыта // Новая и Новейшая История. 1995. № 3. С. 12.
13. Бердяев Н. Самопознание. М., Харьков, 1999.
С. 494.
14. Кудрова И. После России. Марина Цветаева: годы чужбины. М., 1987. С. 20.
15. Самые знаменитые эмигранты России. М.,
2000. С. 320.
16. Тарле Г.Я. Об особенностях изучения истории адаптации российских эмигрантов в XIX-XX вв. // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в XIX-
XX вв. М., 1996. С. 30.
17. Хандурина Е.В. Документы германских архивов о деятельности в эмиграции российских ученых-экономистов в 1920-е гг. // Источни-
ки по истории адаптации российских эмигрантов в XIX-XX вв. М., 1997. С. 48.
18. Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992. С. 45.
19. Замойски Я.Е. Русская зарубежная церковь 1928-1938 (по материалам польских спецслужб) // Новая и Новейшая история. 1998. № 1. С. 46.
20. Гуль Р. Б. Я унес Россию. Апология эмиграции: В 3 т. М., 2001. Т. 1. С. 154.
21. Квакин А.В. Некоторые вопросы ассимиляции российской интеллигенции в эмиграции // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв. М., 1996.
С. 78.
22. Цит. по: Пушкарева Н.Л. Возникновение и формирование русской диаспоры за рубежом // Отечественная история. 1996. № 1. С. 59.
23. Селунская В.М. Проблемы адаптации эмигрантов из России в европейском зарубежье 1920-1930-е гг. XX в. // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв. М., 1996. С. 47-48.
24. Митрополит Антоний Сурожский. О встрече. С.-Пб., 1994. С. 40.
25. Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословакии // Вопросы истории. 1997. № 5.
С. 125.
26. Райхцаум А.Л. Документальные материалы РГИА по истории адаптации российской эмиграции // История российского зарубежья. Проблемы адаптации мигрантов в XIX-XX вв. М., 1996. С. 42.
27. Волконская С.А. Горе побежденным: Воспоминания. Париж, б/г. С. 160.
28. Андреев Н. Пражские годы // Новый мир. 1994. № 11. С. 137-138.
