УДК 930
У ИСТОКОВ ФОРМИРОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО УЧЕНИЯ О ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ (КОНЕЦ Х1У-ХУ ВВ.)
Показано формирование представлений русских книжников о сущности и характере царской власти в конце XIV -XV вв. Рассматривается эволюция идеи царской власти, распространение употребления царского титула по отношению к московским князьям в источниках церковно-религи-озного и религиозно-политического характера. Исследуется расширение значения и изменение характера употребления царского титула московских князей.
Ключевые слова: идея царской власти, публицистика, репрезентация образа царской власти, православно-византийские традиции.
В средневековой России учение о царской власти, пройдя ряд этапов развития, приобрело завершенный вид к середине XVII в. В настоящей работе на основе исторического, литературного, дипломатического и политического контекста мы предпримем попытку выделить и охарактеризовать ключевые этапы формирования учения о царской власти в конце XIV-XV вв.
Первый этап - конец XIV начало XV вв. В данный период отрицается тезис «один только царь во вселенной». Как известно, в конце XIV в. московский князь Василий I Дмитриевич запретил русскому митрополиту поминать имя греческого императора на церковной службе со словами «мы имеем Церковь, а царя не имеем и знать не хотим». В 1393 г. константинопольский патриарх Антоний IV отправил послание Василию I, в котором подверг критике его запрет «поминать божественное имя царя в диптихах». Попутно, патриарх изложил византийскую религиозно-политическую модель мироустройства, в которой за византийским императором закреплялось значение светского главы всех христиан - «один только царь во вселенной». «Ты... хочешь дела совершенно невозможного, - увещевает великого князя патриарх. - На всяком месте, где только имеются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами. Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя... Если и некоторые другие из христиан присваивали себе имя царя, то все эти примеры суть нечто про-тивуествественное, противузаконное, более дело тирании и насилия (нежели - права)» [1, стб. 272, 274].
Поводом для формирования такой позиции в Москве послужили, во-первых, теряющая свое военно-политическое могущество Византийская империя, во-вторых, непоследовательная политика византийских императоров в цер-ковно-религиозных вопросах, в-третьих, возрастающая роль Московского княжества на Руси. Москва предлагала Константинополю пересмотреть роль и значение Московского княжества в «наднациональной общности христианских государств, центром которой был Константинополь» [2, с. 61-62]. Санкционировав брак своего сына Иоанна,
М. Н. Шевченко M. N. Shevchenko
AT THE ORIGINS OF FORMATION OF THE OLD RUSSIAN DOCTRINE OF ROYAL POWER
(THE LATE 14th AND 15th CENTURIES)
The formation of ideas of Russian scholars about the nature and character of royal power in the late 14th and 15th centuries is showed. The evolution of the idea of royal power and the spread of the use of the royal title towards Princes of Moscow in the sources of religious and religious-political nature are discussed. The author investigates the extension of meaning and the change of nature of the use of the royal title of Princes of Moscow.
Keywords: idea of royal power, journalism, representation of the image of royal power, Orthodox Byzantine traditions.
ставшего позднее императором Иоанном VIII Палеологом, с дочерью Василия Дмитриевича Анной, византийский император фактически признал возросшую роль московских государей.
Второй этап - первая половина XV в. В настоящий период утверждается тезис: византийский император - покровитель «греческого» православия, московский князь - покровитель православия русских земель. Данная мысль была направлена не против византийского императора, а работала на возвышение авторитета власти московских князей в «политическом пространстве» русских земель. Если в начале XV в. игумен Белозерского монастыря Кирилл именует Василия I и его братьев властителями, «своим людям от Бога поставленными» каждый на своем княжении [3, с. 2122; 4, с. 26], то к середине XV в. великое княжение объявляется русскими иерархами «богодарованным» только московским князьям [5].
Данная политическая линия получила развитие в «Послании московского великого князя Василия II Васильевича константинопольскому патриарху Митрофану II» (1441 г.). В послании русские книжники удревняли историю употребления царского титула на Руси, ведя ее от прародителей московских князей - князей киевских. Не называя прямо Василия Васильевича царем, идеологи русской государственности наделяли царским титулом князя Владимира Святославовича, от которого в «...рус-тей земли. вси в купе, святое крещение восприимут...», точно так же, как «... истиннаа православнаа христианскаа и непорочна вера. возрасте в Царьствующем... граде, в отечествии святого царя греческаго, от. великаго царя Константина» [6, стб. 527-530]. Князь Владимир наделен царским титулом не в качестве заслуги за то, что крестил Русь, а наоборот, крещение Руси произошло благодаря царскому достоинству Владимира Святославовича. Князь Владимир, «царь русскиа земли», выступает в послании как бы «младшим братом» Константина Великого, «самодержца всея вселеннаа». Это косвенно подтверждается и тем, что митрополит после крещения Руси появляется
в русских землях из Константинополя, но князь Владимир «взимает... на русскую землю митрополита», т. е. совершает волевой акт, а не просто принимает, послушно следуя чужой воле. В свою очередь, Василий Васильевич предстает в послании как царь именно потому, что выполняет те же церковно-политические функции, что и князь Владимир Святославович, и Константин Великий, способствует сохранению «древлего благочестия».
Титулование обоих государей - византийского императора и киевского великого князя - царями позволяет предполагать, что автор послания преследовал одну из целей - убедить адресатов в существовании политического равноправия сторон в период Киевской Руси [6, стб. 525-527].
В другом месте послания автор искренне недоумевает: «нашего прошениа не приали, ни грамотам нашим, ни послу нашему, ни нашим посланым с ним словесемъ не вняша, того нам епископа Иону на митрополию не поставили, и тому есмы не вмале подивились, что ради сие к нам таково бысть...» [6, стб. 530].
В этих строках Москва выражает Константинополю свое недовольство по поводу поставления Исидора на русскую кафедру вместо рязанского епископа Ионы. Прибытие Исидора в Москву описано как приход непрошенного гостя: «о ком ни послахом, ни паки кого просихом, ни требовахом, -того к нам послаша» [6, стб. 530]. Лишь верность «изначальному» христианству, «моление» императорского посла, патриаршее благословение, а также «сокрушение и многое покорение и челобитие» самого Исидора заставили принять его. Данный фрагмент послания может служить иллюстрацией отношения в Москве к религиозно-политическим прерогативам византийского императора и константинопольского патриарха. По сути, попытка обосновать избрание в митрополиты епископа Иону «по воле» великого князя имманентно содержит в себе и цель обоснования высокого религиозно-политического статуса московских князей.
В «Послании московского великого князя Василия II Васильевича императору Константину XI Палеологу» (июль 1451 г.) московская религиозно-политическая мысль идет еще дальше. После окончательного утверждения Василия II на великом княжении и признания Литовской радой и польским королем Казимиром IV прав Ионы на «столець митро-поличь киевскый и всея Руси» [7, стб. 563 - 565; 8, стб. 565 -570] Василий II мог уверенно писать в Константинополь о поставлении митрополита Ионы. В послании Константин Палеолог назван «царем и самодержцем греческого скипетра», в то время как Василий Васильевич - «сват святого ти царства, великий князь московский и всея Руси» [9, стб. 575, 576]. Слово «сват» в данном контексте имеет двойное значение: во-первых, указывает на родственные отношения (имеется в виду брак Анны Васильевны и Иоанна Палеоло-га), во-вторых, на языке дипломатии того времени термин «сват» может означать претензию на тождественный цер-ковно-политический статус обеих сторон. В результате Константин Палеолог превращается в «самодержца греческого скипетра». Знак тождества церковно-политических статусов русского и византийского государей выводится в послании из церковно-религиозной сферы. Каждый государь в пределах границ своей державы одинаково выступает верхов-
ным покровителем Русской и Константинопольской церквей соответственно: «...восприял еси свой великий царский скипетр, свое отечество, в утверждение всему православному христианству ваших держав (обращение к императору) и нашим владетельствам русские земли, всему нашему благочестию в великую помощь» [9, стб. 577]. Согласно авторскому замыслу, происходит разделение сфер церковной юрисдикции.
После эпизода с митрополитом-отступником, принесшим на русскую землю «папины листы» с «осьмого собора», русская сторона уже не сомневается в том, кто является попечителем православия в русской земле. «Мы же убо худии, Богом наставляеми, ни в чтоже вменихом его (Исидора), и принесенное им злочестие отвергохом, .от того же. времени попечение начахом имети о своем православии.» [9, стб. 581], - написано в «Послании императору Константину Палеологу» от имени великого князя.
В послании митрополита Ионы к киевскому князю Александру Владимировичу (январь 1451 г.) Василий II Васильевич назван «благородным, благоверным, благочестивым, христолюбивым» великим князем, который «...поборая по Божьей Церкви. и по всем православном христианстве и по древнему благолепию.» [10, стб. 557-559]. Непоследовательная церковная политика Константина XI иногда давала основания русским церковно-политическим деятелям думать о Русской православной церкви как о «всем православном христианстве».
В «Послании Российского духовенства Углицкому князю Дмитрию Юрьевичу» (29 декабря 1447 г.) и «Окружной грамоте митрополита Ионы (о измене и наветах князя Дмитрия Юрьевича.)» (конец 1448 г.) [11] великокняжеский титул объявляется «богодарованным» только московским князьям. Стремления Дмитрия Шемяки стать великим князем находят порицание со стороны духовенства: «.паки Бог своею милостию князя великого из поганьс-тва свободил. и как пришел на свое государьство, и тобе (Д. Ю. Шемяку. - М. Ш.) дьявол на него вооружил желанием самоначальства, разбойнически. изгонити его, на крестном целовании; и сотворил еси над ним не меньши прежнего братоубийцы Каина и окаянного Святополка»; «А божиею благодатию и неизреченными Его судьбами, брат твой старейший князь великий опять на своем государстве понеже кому дано что от Бога, и того не может у него отняти никто; ему же бо когда Бог помогати восхощет, и человек того озлобити не может»; «.смеем рещи, ослепила тя. (Д. Ю. Шемяку. - М. Ш.) душевная слепота, возлюблением временная и преходящая. поимал ни во что же бывающая чести и славы княженья и начальства, еже слышатися зово-му и именовану быти князем великим, а не от Бога дарованного?»; «И ты бы, господине (обращение к Д. Ю. Ше-мяке. - М. Ш.), и Бога ради и нашего для к тебе моления, а и своее для души и своего для христианства, не высказывал на себе высокомысльства, ни гордости начальства, еже ти что не богодаровано» [5, с. 77-78, 82]. Параллельно митрополит Иона под страхом церковного отлучения призвал правительственные круги и все слои населения покориться Василию II.
Есть все основания полагать, что после ослепления Василия Васильевича вокруг митрополита Ионы объеди-
нились все прогрессивные политические силы в борьбе за установление на Руси единовластия [12, с. 249-252].
Можно говорить о том, что перечисленными выше посланиями было положено начало утверждению исключительно высокого религиозно-политического статуса московских князей на Руси в глазах современников, некоторые из которых стали именовать Василия II в качестве похвалы «белым царем всеа Русии» еще при жизни.
Третий этап - 1450-1470-х гг., постулируется тезис -власть московских князей санкционирована Божьим Промыслом. В это время развернулась борьба за сферу церковной юрисдикции между московской митрополией и литовским митрополитом-«латынином» Григорием. Данное противостояние имело и политическую подоплеку: распространение церковной юрисдикции митрополита-униата на русские земли, не входившие в Польское королевство, грозило присоединением к его территории важных в экономическом и политическом отношении Новгорода и Пскова. Поэтому, когда Григорию подлогом и подкупом удалось добиться грамоты константинопольского патриарха, утверждающей его пастырскую власть над всеми русскими землями, в дело вмешался великий князь московский Иоанн III. От его лица в грамоте к новгородскому митрополиту Ионе указывалось на принятое в Москве решение о неканоничности притязаний митрополита Григория и действий константинопольского патриарха. От лица Иоанна III говорилось: «.кто будет нам люб, тот будет у нас на всей Руси, а от Риму митрополиту у нас не быти, мне не надобен» [13, стб. 709]. По мнению русской стороны, «греческое православие» «изрушилось» по причине того, что константинопольская церковь находилась «во области поганого царя». В послании великого князя в Новгород помещено двойное отрицание политических и религиозных претензий как со стороны католического Запада, так и со стороны униатствующего Востока. «Области поганого царя» турецкого султана противопоставляется «область истинного царя», московского князя. «Изрушевшемуся греческому православию» существует альтернатива - Русская православная церковь, низложившая митрополита-«латынина» Исидора, фактически высказавшая упрек Константинопольской церкви за попытку объединиться с Римско-католической церковью: «.а по Божию наших ради грехов попущенью, во царском граде стало в царях и в патриаршестве раздвоение и размышление.», «.царь не таков, а ни патриарх ни таков, иномудр-ствующе, к Латином приближающиеся» [10, стб. 557-559], и отрицающая церковно-религиозное униатство в любом его проявлении.
На данном этапе сакрализация власти московского государя проходит важный этап эволюции, теперь русскими митрополитами утверждалось, что великий князь - это «божий слуга», повиноваться которому - долг каждого христианина: «Всяк повинующийся власти, Божию повелению повинуется, а противящийся власти, Божью повелению противится» [14; 15].
Четвертый этап - 1480-1490-х гг. Во-первых, русской дипломатии удалось достигнуть признания будущим императором Священной Римской империи Максимилианом высокого статуса московских государей: в одном из посланий Иоанн III назван «государем всея Руси», «государем
русским» и «нашим любовным братом» [16, стб. 66, 70-71, 73]; во-вторых, митрополит Зосима провозгласил Москву «новым Константинополем», а великого князя - «новым Константином».
В первом случае стремление русских дипломатов добиться признания за московскими князьями титула царь/ император, дает возможность утверждать, что учение о царской власти к рассматриваемому периоду пустило глубокие корни. Московская политическая элита осознала значение и силу дискурса царской власти как лейтмотив, позволяющий придать легитимный статус претензиям московских князей на право обладания всеми русскими землями, а также именоваться приемниками всего материального и духовного наследия, которое было связано с именем киевского князя равноапостольного Владимира Святославовича.
Во втором случае Московское государство провозглашается «спасительным христианским царством», а дальнейшие судьбы вселенского православия связываются с историческими судьбами России.
Итак, в конце XIV-XV вв. развитие учения о царской власти прошло четыре этапа. В конце XIV в. Москва перестала принимать положение о том, что «один только царь во вселенной». К середине XV в. идеологи царской власти провозгласили тождество церковно-политических функций византийских императоров и великих князей московских. Параллельно церковные иерархи стали именовать московских князей государями, которых «постави Дух Свя-тый пасти людей Господня». Попытки удельных князей покуситься на великое княжение квалифицировались как проявление «самоначальства», «высокомысльства» и объявлялось смертным грехом. К 1470-м гг. на фоне падения Византийской империи и попыток Римско-католической Церкви утвердить в Киеве митрополита-униата в учении о царской власти появляется тезис - московский князь -«новый Владимир», духовный наследник киевского князя, объединяющий русские земли силой утверждения истины православного вероисповедания. Постулируется противопоставление московских князей, «христианских Господарей Русских», «богом венчанных» и «богом утвержденных» православных «царей», польскому королю - «чужему Латынскому Господарю», и хану Золотой Орды - «самозванцу», «хищнику», «богоборцу» и «разбойнику». И, наконец, если в начале и середине XV в. царский титул московских князей имел хождение по преимуществу в цер-ковно-религиозной сфере, то к концу XV в. все чаще его употребление встречается в официальных документах, в том числе и дипломатической переписке с европейскими государями. Данная тенденция сочеталась с претензией князей включить в состав Московского государства те русские земли, которые находились под Польско-Литовским владычеством.
Все это в совокупности способствовало упрочнению религиозно-политического авторитета московских князей как независимых государей и на международной арене, и на территории русских земель, а также создавало надежные идеологические основания для решения дипломатических, политических и церковно-религиозных задач.
1. Его же (константинопольского патриарха Антония IV. - М. Ш.) грамота к великому князю Василию Дмитриевичу с известием о мерах, принятых против непокорных митрополиту новгородцев и с укоризною за неуважение к патриарху и царю // Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI. Приложения. № 40. Стб. 265-276.
2. Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). М.: Изд-во «Индрик», 1998. 416 с.
3. Послание Белозерского монастыря игумена Кирилла великому князю Василию Дмитриевичу, о том, чтобы он примирился с Суздальскими князьями // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. I. № 12. С. 21-22.
4. Послание Белозерского монастыря игумена Кирилла Можайскому князю Андрею Дмитриевичу // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. I. № 16. С. 24-26.
5. Послание Российского духовенства Углицкому князю Дмитрию Юрьевичу // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. I. № 40. С. 75-83.
6. Послание великого князя Василия Васильевича константинопольскому патриарху Митрофану // Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI. № 62. Стб. 525-536.
7. Грамота польского короля Казимира IV московскому митрополиту Ионе на управление киевскою митрополией // Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI. № 67. Стб. 563-566.
8. I) Послание митрополита Ионы к польскому королю Казимиру; II) его же послание к пану Михаилу Кезигайлови-чу III) посольские речи королю от имени митрополита - по случаю соединения киевской митрополии с московскою // Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI. № 68. Стб. 566-570.
9. Послание великого князя Василия Васильевича к греческому царю Константину Палеологу о поставлении митрополита Ионы // Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI. № 71. Стб. 575-586.
10. Послание митрополита Ионы киевскому князю Александру Владимировичу о поставлении своем в сан митрополита // Русская историческая библиотека. СПб., 1880.Т. VI. № 66. Стб. 555-563.
11. Окружная грамота митрополита Ионы (о измене и наветах князя Дмитрия Юрьевича, с убеждением, чтобы сановники и народ отложились от него и покорились великому князю под опасением церковного отлучения) // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. I. № 43. С. 86-87.
12. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1880. Т. I. 759 с.
13. Послание великого князя Ивана Васильевича к новгородскому архиепископу Ионе, о том чтобы он не имел общения с киевским лжемитрополитом Григорием // Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. VI. № 100. Стб. 707-712.
14. Грамота митрополита Филиппа новгородцам (с убеждением их не отлагаться от великого князя и не вступать в союз с королем Польским) // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. I. № 280. С. 512-514.
15. Грамота митрополита Филиппа новгородцам (с убеждением их покориться великому князю и не изменять православной вере) // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. I. № 281. С. 514-518.
16. Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Памятники дипломатических сношений с империей Римскою. СПб., 1851. Т. I (с 1488 по 1594 год). Стб. 66-82.
© Шевченко М. Н., 2016