CC BY
159
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2010. № 1. С. 34-38.
УДК 930
М.Н. Шевченко
Омская государственная медицинская академия
РУССКИЕ КНИЖНИКИ О ПРИРОДЕ ВЛАСТИ МОСКОВСКИХ КНЯЗЕЙ (XV в.).
Показано формирование представлений русских книжников о сущности и характере «царской власти» во второй половине XV в. Рассматривается эволюция идеи «царской власти», распространение употребления «царского» титула по отношению к московским князьям в источниках церковно-религиозного и религиозно-политического характера. Исследуется расширение значения и изменение характера употребления «царского» титула московских князей.
Ключевые слова: представления русских книжников о сущности и характере «царской власти», эволюция идеи «царской власти», употребление «царского» титула московских князей в источниках церковно-религиозного и религиознополитического характера.
Идея «царской» власти на Руси проходит ряд этапов развития и получает свое первичное осмысление в отказе Василия I поминать имя греческого императора на церковной службе со словами «мы имеем Церковь, а царя не имеем и знать не хотим». В 1393 г. константинопольский патриарх Антоний IV отправляет послание великому князю Василию I, в котором подвергает критике «слова о высочайшем и святом самодержце-царе» своего адресата, его запрет московскому митрополиту «поминать божественное имя царя в диптихах». «Ты... хочешь дела совершенно невозможного», - увещевает великого князя патриарх и приводит доводы в пользу ошибочности мнения Василия Дмитриевича, по существу излагая религиозно-политическую формулу римского универсализма, которая, как известно, определяла византийского императора «василевсом ромеев», светским главой всех христиан и предполагала, что «один только царь во вселенной». «На всяком месте, где только имеются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами и епископами. Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя ...Если и некоторые другие из христиан присваивали себе имя царя, то все эти примеры суть нечто противуествественное, противузаконное, более дело тирании и насилия (нежели - права)» [1].
Русская сторона, по всей видимости, на данном этапе развития религиозно-политической мысли уже не разделяла в полной мере воззрений, представляемых патриархом в своем послании. Не принимая формулу византийского универсализма, Москва предлагала Константинополю пересмотреть роль и значение Московского княжества в «наднациональной общности христианских государств, центром которой был Константинополь» [2]. И византийский император фактически признал возросшую роль московских государей, санкционировав брак своего сына
© М.Н. Шевченко, 2010
Иоанна, ставшего позднее императором Иоанном VIII Палеологом, с дочерью Василия Дмитриевича Анной.
В силу изменявшейся международной обстановки - усиливающееся Московское княжество и слабеющая Византийская империя - русское религиозно-политическое мышление более отчетливо формулировало мысль о неприемлемости для себя положения о том, что византийский император -«один только царь во вселенной» (т. е. единственный светский глава православной Церкви). Мы полагаем, что на Руси еще до Ферраро-Флорентийской унии стали проводить различие между церковнорелигиозными функциями византийского императора, покровителя «греческого» православия, и московского князя, покровителя православия русских земель. Эта мысль в первой трети XV в. была направлена не против византийского императора, а работала на возвышение политического авторитета московских государей на Руси (если в начале XV в. игумен Белозерского монастыря Кирилл именует и Василия I, и его братьев властителями, «своим людям от Бога поставленными» - каждый на своем княжении [3], то к середине XV в. великое княжение объявляется русскими иерархами «богодарованным» только московским князьям) [4]. В то же время не отрицались роль и значение константинопольского патриарха для русской Церкви. В этом смысле трудно не признать, что русская религиозно-политическая мысль действовала довольно прозорливо, разделяя религиозное и политическое пространство, Церковь и Византийскую империю.
В «Послании московского великого князя Василия II Васильевича константинопольскому патриарху Митрофану II» (1441 г.) [5] следует обратить внимание на ряд моментов. Во-первых, на «царский» титул князя Владимира: «взимает же новый Константин, ...благочестивый царь русскиа
земли Владимир на свое отечество, на новопросвещенное православное христианство от святыя великиа сборныа и апостоль-скиа Церкви Царьствующего града Премудрости Божиа, и от царьствующаго в тогдашнее время святого царя. и от свя-тейшаго патриарха и божественна . священного собора на русскую землю митрополита» [6]. Титулование обоих государей - византийского императора и киевского великого князя - «царями» позволяет
предполагать, что авторы послания исходят из мысли о существовании в период Киевской Руси политического равноправия сторон. По мысли русских книжников, православие в Константинополе (Византии) берет свое начало от Константина Великого, на Руси - от князя Владимира: «. истиннаа православнаа христианскаа и непорочна вера. возрасте в Царьствующем преиме-нитем граде, в отечествии святого царя греческаго, от благочестиваго и святого самодержца всея вселеннаа великаго царя Константина. По многых же паки временех и летех, прародитель наш, святый и равный Апостолом. великий князь Владимир. приступает к бани божественнаго крещениа и очищается прежнего злочестиа водою и Духом; скрушает же отечскыа идолы, заповедает же и во всем своем оте-чествии... рустей земли, да вси в купе, святое крещение восприимуг... и. благочестие зело процвете.» [7]. Напрашивается вывод о том, что в современных посланию исторических реалиях светским главой русской Церкви видится московский князь, потомок святого равноапостольного князя Владимира. Это ни что иное, как попытка обосновать избрание в Москве митрополита «по воле» великого князя, без санкции константинопольского патриарха, подвести легитимные основания под фактически установившуюся автокефалию русской Церкви.
Во-вторых, следует обратить внимание на желание русской стороны поставить в митрополиты «всея Руси» рязанского епископа Иону. Автор послания повествует о поездке будущего митрополита вместе с великокняжеским послом в Константинополь, искренне недоумевая по поводу того, что «нашего прошениа не приали, ни грамотам нашим, ни послу нашему, ни нашим посланым с ним словесемъ не вняша, того нам епископа Иону на митрополию не поставили, и тому есмы не вмале подивились, что ради сие к нам таково бысть.» [8].
На языке дипломатического протокола данное заявление может означать не что иное, как выражение недовольства действиями другой стороны. В этих строках Москва осознает себя достаточно самостоятельной и независимой, чтобы выражать Константинополю свое недовольство, упрек по поводу поставления Исидора русским митрополитом. Прибытие его в Москву описано как приход непрошенного гостя: «о
ком ни послахом, ни паки кого просихом, ни требовахом, - того к нам послаша». Лишь верность «изначальному» христианству, «моление» императорского посла, патриаршее благословение, а также «сокрушение и многое покорение и челобитие» самого Исидора заставили принять его [9]. Это послание может служить иллюстрацией отношения в Москве к религиознополитическим прерогативам византийского императора. Послание предлагает рассматривать волю московского государя как инициативу, утверждаемую константинопольским патриархом в деле поставления русских митрополитов.
В «Послании московского великого князя Василия II Васильевича императору Константину XI Палеологу» (июль 1451 г.) [10] русская религиозно-политическая мысль в вопросе о статусе московских князей в отношениях с византийским императором идет еще дальше. После окончательного утверждения Василия II на великом княжении и признания Литовской радой и польским королем Казимиром IV прав Ионы на «столець митрополичь киевскый и всея Руси» [11] Василий II мог уверенно писать в Константинополь о поставлении митрополита Ионы. В послании Константин Палеолог назван «царем и самодержцем греческого скипетра», в то время как Василий Васильевич - «сват святого ти царства, великий князь московский и всея Руси» [12]. Слово «сват» в данном контексте указывает на родственные отношения (имеется ввиду брак Анны Васильевны и Иоанна Палеолога). Кроме того, на языке дипломатии того времени «сват» может означать как минимум претензию на тождественный церковно-политический статус обеих сторон. В результате Константин Палеолог превращается всего лишь в «самодержца греческого скипетра». Знак тождества церковнополитических статусов русского и византийского государей выводится в послании из церковно-религиозной сферы. Каждый государь в пределах границ своей державы одинаково выступает верховным покровителем русской и константинопольской Церкви соответственно: «...восприял еси свой великий царский скипетр, свое отечество, в утверждение всему православному христианству ваших держав (обращение к императору) и нашим владетельствам русские земли, всему нашему благочестию в
великую помощь» [13]. Происходит как бы разделение сфер юрисдикции.
Заметим, что ранее русские князья именовали византийских императоров не иначе, как «державнейший и боговенчан-ный, и благочестия ревнитель и непорочной православной христианской веры теплый и непреклонный истинный поборник и правитель, и высочайший царь и самодержец греческого скипетра» [14]. Византийский император мыслился в качестве единственного покровителя и защитника православной Церкви.
После эпизода с митрополитом-отступ-ником, принесшим на русскую землю «папины листы» с «осьмого собора», русская сторона уже не сомневается в том, кто является попечителем православия в русской земле. «Мы же убо худии, Богом наставляе-ми, ни в чтоже вменихом его (Исидора), и принесенное им злочестие отвергохом, . от того же . времени попечение начахом име-ти о своем православии.» [15], - написано в «Послании императору Константину Палеологу» от имени великого князя.
В послании митрополита Ионы к киевскому князю Александру Владимировичу (январь 1451 г.) митрополит Иона называет Василия Васильевича «благородным, благоверным, благочестивым, христолюбивым» великим князем, который «. поборая по Божьей Церкви, . и по всем православном христианстве и по древнему благолепию.»
[16]. Непоследовательная политика Константина XI - то возобновление, то прекращение переговоров об унии с Римско-католической Церковью - иногда давала основания русским церковно-
политическим деятелям думать о русской православной Церкви как о «всем православном христианстве».
В 1441 - 1451 гг. при обосновании высокого церковно-политического («царского») статуса русских государей книжники делали ставку не столько на генеалогическое родство с византийским императорским домом, сколько на отождествление характера церковно-политических функций византийских императоров и великих князей московских. Русские книжники удревняли историю «царского» титула на Руси, ведя её от прародителей московских князей - князей киевских. Не называя прямо Василия Васильевича «царем» в «Послании константинопольскому патриарху Митрофану», идеологи русской государственности при-
сваивали «царский» титул князю Владимиру, от которого в «.рустей земли. вси в купе, святое крещение восприимут.», точно так же, как «.истиннаа православнаа христианская и непорочна вера. возрасте в Царьствующем. граде, в отечествии святого царя греческаго, от. великаго царя Константина». Князь Владимир наделен «царским» титулом не в качестве заслуги за то, что крестил Русь, а, наоборот, крещение Руси произошло благодаря «царскому» достоинству Владимира Святославовича.
Князь Владимир, «царь русскиа земли», выступает в «Послании константинопольскому патриарху Митрофану» как бы «младшим братом» Константина Великого, «самодержца всея вселеннаа». Это косвенно подтверждается и тем, что митрополит после крещения появляется на Руси из Константинополя, но князь Владимир «взимает. на русскую землю митрополита», т. е. берет, совершает волевой акт, а не просто принимает, послушно следуя чужой воле. В свою очередь, Василий Васильевич мыслится автором как «царь» именно потому, что выполняет те же церковно-политические функции, что и Константин Великий и князь Владимир, способствует сохранению «древлего благочестия».
В «Послании Российского духовенства Углицкому князю Дмитрию Юрьевичу» (29 декабря 1447 г.) и «Окружной грамоте митрополита Ионы (о измене и наветах князя Дмитрия Юрьевича, с убеждением, чтобы сановники и народ отложились от него и покорились великому князю под опасением церковного отлучения)» (конец 1448 г.) [17] великокняжеский титул объявляется «бого-дарованным» только московским князьям. Стремления Дмитрия Шемяки стать великим князем находят порицание со стороны духовенства: «.паки Бог своею милостию князя великого из поганьства свободил. и как пришел на свое государьство, и тобе [Д.Ю. Шемяку] дьявол на него вооружил желанием самоначальства, разбойнически. изгонити его, на крестном целовании; и сотворил еси над ним не меньши прежнего братоубийцы Каина и окаянного Святополка»; «А божиею благодатию и неизреченными Его судьбами, брат твой старейший князь великий опять на своем государстве понеже кому дано что от Бога, и того не может у него отняти никто; ему же бо когда Бог помогати восхощет, и человек того озлобити не может»; «.смеем рещи,
ослепила тя. [Д.Ю. Шемяку] душевная
слепота, возлюблением временная и преходящая. поимал ни во что же бывающая чести и славы княженья и начальства, еже слышатися зовому и именовану быти князем великим, а не от Бога дарованного?»; «И ты бы, господине [обращение к Д.Ю. Ше-мяке], и Бога ради и нашего для к тебе моления, а и своее для души и своего для христианства, не высказывал на себе высоко-мысльства, ни гордости начальства, еже ти что не богодаровано» [18].
Параллельно митрополит Иона под страхом церковного отлучения призвал правительственные круги и все слои населения покориться Василию II. Есть все основания полагать, что после ослепления Василия Васильевича вокруг митрополита Ионы объединились все прогрессивные политические силы в борьбе за установление на Руси единовластия [19].
Итак, титул Великого князя объявляется титулом, который имеет сакральный, религиозно-мистический смысл, суть которого - покровительство православной Церкви. Этот титул не от людей, а от бога дается.
К середине XV в. церковные иерархи уже не раз называли московских князей государями, которые властвуют над «Богом порученными» им подданными, государями, которых «постави Дух Святый пасти людей Господня». Их призывали хранить «божьи заповеди», «уклоняясь пути ведуща-го в пагубу», предостерегали от злоупотребления властью: «Занеже, господине, ни царство, ни княжение, ни иная каа власть не может нас избавити от нелицемерного суда Божия». Церковные иерархи призывали князей «возлюбить братию свою и вся крестьяне», писали о том, что «вера к Богу и милостыня к нищим Богу приятна будет», а, в свою очередь, «милость Божия и Пре-чистыя Богородицы» будет на великом князе [20].
Таким образом, на кануне падения Византийской империи московской религиозно-политической мысли уже были свойственны представления о том, что московский великий князь в «своем отечестве» является тем же, что и византийский император для «своих стран» - блюстителем, покровителем и защитником православного христианства. В этой связи Москва не принимала положения о том, что «один только царь во вселенной», и высказывала
претензии византийской стороне о пересмотре международного статуса московских князей. А византийские императоры, кажется, не отрицали возросшую церковнополитическую роль великих князей московских (подразумевается брак Анны с византийским царевичем Иоанном). Параллельно русскими церковными иерархами в обращениях к современникам по тем или иным поводам утверждался исключительно высокий религиозно-политический статус великих князей московских в русских землях.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Русская историческая библиотека (в дальней-
шем - РИБ). Т. VI. СПб., 1880. Приложения. № 40. Стб. 272, 274.
[2] См. подробнее: Оболенский Д.Д. Византийское
содружество наций. Шесть византийских портретов. М., 1998.
[3] Послание Белозерского монастыря игумена Кирилла великому князю Василию Дмитриевичу, о том, чтобы он примирился с Суздальскими князьями // Акты исторические, изданные Археографическою комиссиею (далее - АИ). Т. I. СПб., 1841. № 12. С. 21 - 22; Послание Белозерского монастыря игумена Кирилла Можайскому князю Андрею Дмитриевичу // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 16. С. 26.
[4] Послание Российского духовенства Углицкому
князю Дмитрию Юрьевичу // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 40. С. 75 - 83.
[5] Послание великого князя Василия Васильевича
константинопольскому патриарху Митрофану // РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 62. Стб. 525 - 536.
[6] Там же. Стб. 527 - 528.
[7] Там же. Стб. 525 - 527.
[8] Там же. Стб. 530.
[9] Там же.
[10] Послание великого князя Василия Васильевича к греческому царю Константину Палеологу
о поставлении митрополита Ионы // РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 71. Стб. 575 - 586.
[11] Грамота польского короля Казимира IV московскому митрополиту Ионе на управление киевскою митрополией // РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 67. Стб. 563 - 566; Послание митрополита Ионы к польскому королю Казимиру; посольские речи королю от имени митрополита - по случаю соединения киевской митрополии с московскою // РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 68. Стб. 565 - 570; Посольство митрополита Ионы к Польскому королю Казимиру IV и два послания его же: королю Казимиру и пану Михаилу Кезигайловичу // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 260. С. 489 - 490.
[12] РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 71. Стб. 575, 576.
[13] Там же. Стб. 577.
[14] Цит по.: Сорокин Ю.А. Российский абсолютизм в последней трети XVIII в. Омск, 1999. С. 52.
[15] РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 71. Стб. 581.
[16] Послание митрополита Ионы киевскому князю Александру Владимировичу о поставлении своем в сан митрополита // РИБ. Т. VI. СПб., 1880. № 66. Стб. 557 - 559.
[17] Послание Российского духовенства Углицкому князю Дмитрию Юрьевичу // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 40. С. 75 - 83; Окружная грамота митрополита Ионы (о измене и наветах князя Дмитрия Юрьевича, с убеждением, чтобы сановники и народ отложились от него и покорились великому князю под опасением церковного отлучения) // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 43. С. 86 - 87.
[18] АИ. Т. I. СПб., 1841. № 40. С. 77 - 78, 82.
[19] См. подробнее: Костомаров Н. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Т. I. СПб., 1880. С. 249 - 252.
[20] Послание Белозерского монастыря игумена Кирилла великому князю Василию Дмитриевичу о том, чтобы он примирился с Суздальскими князьями // АИ. Т. I. СПб., 1841. № 12. С. 21-22.
