CC BY
152
КУЛЬТУРА И ИСКУССТВО
Вестн. Ом. ун-та. 2013. № 1. С. 144-148.
УДК 882
Т.Ю. Колягина, С.Н. Ничипорук
«ТЮТЧЕВ И АПОКАЛИПСИС»:
К ИЗУЧЕННОСТИ ПРОБЛЕМЫ
Анализируются и систематизируются работы отечественных литературоведов, культурологов, историков и философов, затрагивавших проблему «Тютчев и Апокалипсис». Перечислены основные идеи исследователей, указаны тенденции и направления дальнейшего изучения творчества поэта. Делается вывод, что на современном этапе изучения данная тема еще нуждается в обобщениях и фундаментальных исследованиях.
Ключевые слова: Тютчев, Апокалипсис, лирика, история вопроса.
Вопрос «Тютчев и Апокалипсис» поднимался еще в конце XIX столетия Вл. Соловьевым, который обратил внимание на то, что в поэзии Ф.И. Тютчева России приписывается особая роль, в то время как Западу предрекается неминуемая гибель [1]. Тем не менее вопрос этот так и остался до конца не изученным. На сегодняшний день существуют лишь разрозненные, бессистемные исследования, в которых затрагивается данная тема.
Наша задача - проанализировать и систематизировать работы отечественных литературоведов, культурологов, историков и православных философов, посвященные той или иной стороне проблемы «Тютчев и Апокалипсис».
Как известно, фундамент богатой «тютчевианы» составляют работы отечественных литературоведов Л.В. Пумпянского [2], Б.М. Эйхенбаума
[3], Ю.Н. Тынянова [4], Б.Я. Бухштаба [5], Ю.М. Лотмана [6] и др.
Л.В. Пумпянский предложил рассматривать поэтический мир Ф. Тютчева как совокупность повторений, дублетов. В статье, посвященной лирике поэта, исследователь выделил «интенсификацию» и циклизацию в качестве ведущих поэтических методов Тютчева. Под «интенсивным» методом ученый понимал разработку поэтом нескольких тем одновременно в одном лирическом тексте. Говоря о циклизации, Л.В. Пумпянский замечал, что хотя число тематических групп крайне невелико, «их соотношение, по-видимому, таково, что каждая из них может рассматриваться как часть общей постепенно раскрывающейся системы» [2, с. 227]. Важна догадка Л.В. Пумпянского об особом декадентском мироощущении Ф.И. Тютчева. Декадентство поэта, по мнению исследователя, исходит целиком из романтического дуализма, т. е. из представления мира как сцены драматического взаимодействия рокового порабощения и освобождения сил, или, выражаясь языком Тютчева, «светлого мира» и «бездны».
Б.М. Эйхенбаум одним из первых обратил внимание на специфику времени и пространства в лирике Ф.И. Тютчева, а также высказал идею о ее «проповедническом метафоризме» [3, с. 339]. Считаем, что подобное «качество» (в том числе и в смысловом плане) характерно для целого корпуса тютчевских поэтических текстов, которые мы относим к «апокалиптической» лирике. К сожалению, понятие «проповеднический метафо-ризм» исследователь применяет исключительно к языковой и стилевой стороне лирики поэта, ограничиваясь указанием лишь нескольких стихотворений.
Ю.Н. Тыняновым было выдвинуто положение о принципиальной фрагментарности поэзии Тютчева, что означало одновременное складывание лирических фрагментов в единый большой текст, уничтожение и
© Т.Ю. Колягина, С.Н. Ничипорук, 2013
восстановление большой эпической традиции [4, с. 266]. В то же время литературовед отмечал: «Его лирика приучает к монументальному стилю в малых формах» [4, с. 214]. Относя поэта к архаистам, Ю.Н. Тынянов писал: «Тютчев выбирает особый язык, изысканно архаистический» [4, с. 209].
Б.Я. Бухштаб рассматривал поэзию Ф.И. Тютчева с опорой на биографический материал, необходимый для целостного восприятия личности и творчества поэта [5].
М.Ю. Лотман, опираясь в определенной мере на перечисленные выше исследования, делает свой вывод: центральным вопросом тютчевской картины мира является оппозиция «бытие» - «небытие». В эту оппозицию могут быть включены все остальные темы, тем самым «бытие» и «небытие» выражаются по-разному и подчас могут приобретать совершенно противоречащие значения [6, с. 68]. Небытие характеризуется в поэтическом мире Тютчева как нечто разрушительное и всепоглощающее, не имеющее формы (бесформенность). Форма же сводит категорию пространства в категорию «бытия». И именно к категории бытия относит М.Ю. Лотман все основные оппозиции тютчевской поэзии: Юг - Север, день - ночь, время - безвременье, человек - природа.
Несомненно, к классике тютчевианы необходимо отнести и труды русских православных философов конца XIX - начала XX в., заложивших традицию религиознофилософского осмысления творчества Ф.И. Тютчева.
Как уже говорилось выше, Вл. Соловьев в статье «Поэзия Ф.И. Тютчева» обратил особое внимание на тютчевское понимание высшего предназначения России [1].
В работах И.А. Ильина имя Ф.И. Тютчева упоминается в связи с рассуждениями о судьбе России. В статье «Россия в русской поэзии» философ пишет: «Для этого - вечного и священного, Божьего - внешняя Россия есть как бы риза, через которую сияет эта духовная субстанция» [7, с. 206].
Протоиерей Г.В. Флоровский впервые поднимает вопрос об исторических прозрениях Ф.И. Тютчева [8]. Говоря о том, что весь смысл и основная тема русской истории для Тютчева есть собирание «Православного Царства», философ с позицией русского православия отвергает подобную идею, видя в ней стремление «заменить веру земным свершением» [8, с. 50]. Однако именно Г.В. Флоровский в «великом тайноз-рителе природы» видит «прозорливца» истории: «политические события были для него тайными знаками, символами подспудных процессов в глубинах. По ним он разгадывал последние тайны исторической судьбы... История обращалась для него в Апокалипсис» [8, с. 56]. Как кажется, именно Г.В. Флоровский одним из первых наиболее близко подошел к апокалиптическому вос-
приятию Ф.И. Тютчевым русской и мировой истории, судеб мира.
Проблеме «Ф. Тютчев и идея “Третьего Рима”» посвящены работы Л. Р. Ланского [9], Р. Лэйна [10], К. Пигарева [11], Н.В. Синицыной [12] и др.
В комментариях к опубликованному незавершенному тютчевскому трактату «Россия и Запад», создававшемуся накануне Крымской войны, Л.Р. Ланской отмечает «сочувствие» Тютчева идеям «второго» и «третьего» Рима [9, с. 227].
Английский исследователь Р. Лэйн пишет: «Некоторые из его противников... поражены... были представшим перед ними образом Москвы как третьего Рима (хотя для истории России эта мифологема была не нова)» [10, с. 224]. В брошюре И.С. Гагарина, направленной против поэта [13], Р. Лэйн усматривает «одну из систематических попыток опровержения тютчевских идей, его мечтаний, восходящих к древнерусской утопии о Москве как Третьем Риме» [10, с. 247]. Однако поэтические строки не переводимы на язык политической теории. С этими коррективами следует подходить и к высказыванию Р. Лэйна о политических взглядах Ф.И. Тютчева, которые «представляют собой уникальное сочетание исторической прозорливости и исторических иллюзий, разумных построений и очевидных предубеждений, реальности и мифотворчества» [10, с. 233].
Без учета историософских построений Ф.И. Тютчева комментирует произведения поэта литературовед К. Пигарев. Его монографию отличает крайне социологизирован-ный подход к изучению жизни и творчества Ф.И. Тютчева. Так, например, комментируя стихотворение «Русская география», исследователь трактует его буквально, с точки зрения «прагматическо-политической» и недоумевает, «как мог» Ф.И. Тютчев создать подобную утопию [11, с. 130]. При этом исследователь совершенно не учитывает ни жанр аллегории-пророчества, апокалиптики, ни историософский контекст поэтических высказываний поэта, ни связь текста с аллюзией древней теории мировых монархий.
О теории мировых монархий и ее месте в публицистике Ф.И. Тютчева пишет в своей монографии историк Н.В. Синицына [12]. Она доказывает, что в исторической и литературоведческой науке историософия Тютчева ошибочно отождествлялась с теорией Третьего Рима, что за эту теорию применительно к Тютчеву выдавался комплекс идей, имеющих с ней лишь некоторые точки соприкосновения. «Восточный вопрос», темы Царьграда, славянского единства в поэзии и публицистике Ф.И. Тютчева отражали другую теорию - теорию мировых монархий, основанную на толкованиях книги пророка Даниила, считает Н.В. Синицына [12, с. 16, 21].
Заложенная русской философской критикой традиция изучения тютчевского историософского мировидения продолжена современными литературоведами С.Г. Бочаровым, Б.Н. Тарасовым, И.А. Есауловым и др. На материале документального наследия Ф.И. Тютчева (писем, публицистики) исследователи анализируют основу историософских представлений поэта.
С.Г. Бочаров рассуждает о тютчевской историософии применительно к политической стороне жизни России и Европы ХХ в. Рассмотрению этой темы посвящена его работа «Тютчевская историософия: Россия,
Европа и революция» [14].
Напротив, Б.Н. Тарасов [15; 16] и
И.А. Есаулов [17] рассматривают историософию Тютчева с позиций религиозно-православного мироощущения поэта. Так, Б.Н. Тарасов утверждает, что главный пункт его историософии выражен в словах Иисуса Христа, обращенных к Понтию Пилату: «...Царство Мое не от мира сего...» (Ин. 18: 36). Развивая идеи Г.В. Флоровского, Б.Н. Тарасов обращается к проблеме «Тютчев и Апокалипсис», объясняя дисгармоничность мироощущения поэта предощущением будущих перемен, осознанием духовного кризиса эпохи [15, с. 15]. Исследователь убежден, что, с точки зрения поэта, перенесение внимания с «сокровищ на небе» на «сокровища на земле» склоняет историю на путь гибельного антропоцентризма с его разнообразными идеологическими иллюзиями и злоупотреблениями, с проявлениями и влияниями «темной основы нашей природы» [15, с. 16]. Полемизируя с С.Г. Бочаровым, Б.Н. Тарасов утверждает, что именно на стыке христианской метафизики, антропологии и историософии рождается в тютчевской мысли понятие о подлинной «христианской империи», жизнеспособность которой, по мысли поэта, заключается в чистоте и последовательности ее христианства.
Б.Н. Тарасов указывает, что согласно Ф.И. Тютчеву единственным государством, достойным носить имя «христианской державы», которой спасается мир, является Россия. В отличие от западного католицизма, она и в XIX в. продолжала сохранять высшую божественную легитимность власти в самодержавии и духовные традиции византийского христианства. Так, революция для Тютчева - это не только и не столько историческое событие, но и прежде всего Дух, Разум, Принцип. Причина их влияния -удаление человека от Бога, а главный, исторически развившийся результат - «цивилизация Запада», «вся современная мысль после ее разрыва с Церковью», полагающая в своей антропоцентрической гордыне гармонизировать общественные отношения в ограниченных рамках «антихристианского рационализма», невнятного гуманизма и
гипертрофированного индивидуализма [15, с. 18]. Таким образом, особое внимание
Б.Н. Тарасов обращает на философскую основу творчества Ф.И. Тютчева, при этом редко обращаясь непосредственно к анализу лирики поэта.
На религиозность поэтического наследия Тютчева и пророческие мотивы его творчества обращал внимание В.В. Кожи-нов [18]. А в статье «Соборность лирики Ф.И. Тютчева» исследователь опровергает мнение о том, что Ф.И. Тютчев был поэтом-индивидуалистом, и утверждает идею о православной соборности как основе его лирики [19].
Так называемую молитвенную лирику подробно анализирует Э.М. Афанасьева. По мнению исследовательницы, особенность ее изучения основана на тютчевском понимании катастрофичности мира, находящегося на грани духовного растления или на грани разрушения личного бытия. В такой ситуации, замечает Э.М. Афанасьева, молитва в качестве искупительного действа признается единственным событием, способным приобщить человека к мировой гармонии. «Наделение сакрального слова искупительными функциями влияет на характер стихотворных молитв. В поэзии Тютчева молитвенный сюжет-архетип в большинстве случаев предстает в сжатом, концентрированном виде. Он является отправной точкой для воссоздания макродиалога. Концентрация молитвенной модели обращения к высшему божественному началу даже в пределах одного стиха становится мгновенной отсылкой к припоминанию известного, что организует горизонты читательского восприятия словесного события» [20, с. 189].
Э.М. Афанасьева выделяет и анализирует отдельные жанрово-тематические группы молитвенной лирики Ф. И. Тютчева, такие как «молитва о страдании», «молитва старца» и другие. Однако несмотря на глубокий и подробный анализ, исследование носит частный характер. Апокалиптические и эсхатологические мотивы в нем не анализируются.
Отдельный научный интерес для нас представляет работа М. А. Розадеевой о религиозном мироощущении Ф.И. Тютчева безотносительно к православию. В исследовании вскользь упоминается, что «молитвенная тема в лирике Ф. И. Тютчева входит в контекст поэтических размышлений о природе религиозного мировосприятия» [21, с. 90].
Интересны литературоведческие исследования, посвященные особенностям хронотопа и пейзажа в тютчевской лирике [22; 23; 24]. При этом М.Л. Гаспаров и Ю.Н. Чумаков придерживаются принципов структурного подхода к художественному произведению. Посредством глубокого анализа формально-смысловой организации лирических тютчевских творений литературоведы
постигают «секрет» мировидения поэта, его особую «область метафизической интерпретации природы и истории» [2, с. 211].
М.Л. Гаспаров в параллельном строфическом строении тютчевских стихотворений видит не только противопоставление «земной картины» «небесным звездам», но и сверхзадачу поэта - показать «контраст эпох» [22]. Ю.Н. Чумаков, отталкиваясь от лирической формы Тютчева (двойное восьмистишие с так называемым перводелени-ем), анализирует пространственно-временные границы стихов поэта, античные, христианские и «современные» мотивы его лирики, видя во всем этом «надстраивание над античностью и современностью афористического “вечного” плана» [23, с. 425]. Лирику Тютчева Ю.Н. Чумаков называет «историко-космической», а его поэтический мир - «катастрофическим сочетанием всевозможных стихий... если уж нельзя быть заклинателем и властелином этих стихий, остаются креативные усилия по их сдерживанию. Вот откуда берутся тютчевские лирические композиции, сверхупорядоченные и гиперкомпенсированные, эти избыточножесткие построения, эти плотины, защищающие порядок от хаоса и хаос от порядка» [23, с. 455]. То есть речь идет как раз об особом «апокалиптическом» и «эсхатологическом» мировидении Тютчева, проявляющемся на всех уровнях текста.
«Эсхатологический пейзаж» становится объектом исследования в работе И.Ю. Барышниковой. Изучая духовно-эстетическую специфику данного пейзажа на материале русской поэзии, автор утверждает, что предвосхищение событий Апокалипсиса дается в лирике через описание природных и реальных исторических событий, например, наводнения [24]. Именно в этом ключе И.Ю. Барышникова анализирует тютчевский эсхатологический пейзаж. Как считает автор, у Тютчева природный катаклизм, в том числе и «последний», представляет собой форму обновления и преображения действительности [24, с. 18]. Однако рассмотрение тютчевского «эсхатологического пейзажа» в указанном исследовании является неполным и сводится к анализу лишь нескольких стихотворений поэта.
Изучению сюжета обновления и преображения в лирике Ф.И. Тютчева посвящена кандидатская диссертация Т.А. Воробец
[25]. Особое внимание автор работы уделяет религиозному и космическому мироощущению поэта, исследует идею построения «Славянской земли» и преображения мира в поэзии Ф.И. Тютчева.
Принципы организации «мотивной структуры» лирики Ф.И. Тютчева изучаются в диссертационном исследовании Б.В. Орехова [26]. Автор находит в наследии поэта ряд барочных мотивов, один из которых называет «эсхатологическим». К сожалению,
Б.В. Орехов не дает данному мотиву какой бы то ни было характеристики и ограничивается иллюстрацией его лишь на одном примере - анализе стихотворения «Последний катаклизм».
Таким образом, несмотря на определенные успехи, достигнутые в решении проблемы «Тютчев и Апокалипсис», ее изучение как в классическом тютчевоведении, так и в публикациях современных исследователей еще далеко от завершения. До сих пор отсутствуют специальные обобщающие труды по данной теме, по изучению «апокалиптических» мотивов в лирике поэта. Недостаточно изучены многие важные вопросы; заметно стремление одних исследователей воздержаться от теоретических обобщений, других - от подробного анализа лирических текстов поэта. Все это свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки заявленной темы, а также систематизации и обобщения накопленного исследовательского материала.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Соловьев Вл. Ф.И. Тютчев // Соловьев Вл. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. М., 1990. С. 148-159.
[2] Пумпянский Л. В. Собрание трудов по истории русской литературы. М. : Языки русской культуры, 2000.
[3] Эйхенбаум Б. М. О поэзии. Л. : Советский писатель, 1969.
[4] Тынянов Ю. Н. Вопрос о Тютчеве // Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993. С. 214266.
[5] Бухштаб Б. Я. Русские поэты: Тютчев. Фет. Козьма Прутков. Добролюбов. Л., 1970. С. 9-75.
[6] Лотман Ю. М. Поэтический мир Тютчева // Тютчевский сборник. Таллин, 1990. С. 48-72.
[7] Ильин И. А. Россия в русской поэзии // Ильин И.А. Сочинения : в 10 т. М., 1996. Т. 6. Кн. 2. 400 с.
[8] Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. 322 с.
[9] Ланской Л. Р. Комментарии // Федор Иванович Тютчев. Литературное наследство. М., 1988. Т. 97. Кн. 1. С. 220-237.
[10] Лэйн Р. Публицистика Тютчева в оценке западноевропейской печати конца 1840 - начала 1850-х годов // Федор Иванович Тютчев. Литературное наследство. М., 1988. Т. 97. Кн. 1. С. 231-252.
[11] Пигарев К. Жизнь и творчество Тютчева. М.: Изд. АН СССР, 1962. 388 с.
[12] Синицына Н. В. Теория мировых монархий; Ф.И. Тютчев // Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (ХУ-ХУ! вв.). М. : Индрик, 1998. С. 16-21.
[13] Гагарин И. С. О примирении Русской Церкви с Римскою // Символ. 1982. № 8. С. 207-243.
[14] Бочаров С.Г. Тютчевская историософия: Россия, Европа и революция. Ш1_: http://wwwmagazines. russ.rU/novyi_mi/2004/5/bochar13.html (дата обращения: 04.06.2012).
[15] Тарасов Б. Н. Тютчевская историософия: Бог, человек и история, Россия, Европа, революция // Новый мир. 2005. № 11. С. 12-18.
[16] Тарасов Б. Н. Христианство и политика в историософии Ф.И. Тютчева // Москва. 2001. № 8. С. 180-200.
[17] Есаулов И. А. Россия и революция: вокруг наследия Ф.И. Тютчева // Вестник Литературного института. 2007. № 1. С. 112-122.
[18] Кожинов В. В. Пророк в своем Отчестве. М., 2002.
[19] Кожинов В. В. Соборность лирики Ф.И. Тютчева // Кожинов В.В. Грех и святость русской истории. М., 2006.
[20] Афанасьева Э. М. Молитвенная лирика Ф.И. Тютчева // Духовные начала русского искусства и образования : матер. V всерос. конф. с международным участием («Никитские чтения»). Великий Новгород, 2005. С. 180-189.
[21] Розадеева М. А. Евхаристическое богословие Ф.И. Тютчева // Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе XIX в. М., 1997. С. 88-97.
[22] Гаспаров М. Л. Композиция пейзажа у Тютчева. 11Р1_: http://www.ruthenia.ru/tiutcheviana/
риЬІІса^опБ/даБраго.рІїр (дата обращения:
15.09.2011).
[23] Чумаков Ю. Н. Пушкин. Тютчев: Опыт имманентных рассмотрений. М. : Языки славянской культуры, 2008. С. 408-471.
[24] Барышникова И. Ю. Духовно-эстетическое
содержание эсхатологических пейзажей русской поэзии. Ш1_: http://www.mineralov.ru/
barys5.html (дата обращения: 10.04.2012).
[25] Воробеи, Т. А. Метасюжет преображения как единый семантический код лирики Ф.И. Тютчева : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Омск, 2007. 24 с.
[26] Орехов Б. В. Принципы организации мотивной структуры в лирике Ф.И. Тютчева : автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 2008. 24 с.
