CC BY
116
На ретроспективно-эклектическом фоне возникают новые течения - модерн (1890 - е годы - начало 1900-х). К началу ХХ века только отдельные мастера в проектных и демонстрационных чертежах применяют технику растушевки, отмывки и акварельной покраски. Основными графическими приемами при выполнении чертежа становится техника линейной графики с заливкой и штриховкой [14, с. 88, 89].
Подводя итог вышесказанному, можно сделать следующие выводы.
• Уровень развития архитектурного чертежа находится в прямой зависимости от экономического и политического состояния общества.
• С XVIII века до начала ХХ века изменялись функции чертежа - в начале указанного периода архитектурный чертеж носит сугубо деловой характер юридического документа, в дальнейшем в период развитого барокко и классицизма к информативности добавляется максимальная зрелищность,
что проявляется в высоко реалистичных изображениях, широком использовании антуража и стаффажа. К началу ХХ века архитектурный чертеж становится средством решения строительных задач.
• Архитектурный чертеж претерпевает качественные изменения: линия становится более изящная и выразительная; линейно-плоскостные изображения фасадов, разрезов приобретают объемность, цвет; повышается уровень деталировки.
• Осуществляется попытка нормализации чертежа: изображения выполняются в масштабе, присутствует масштабная линейка; для изображения окон, дверных проемов, печей, клозетов используются единые обозначения, которые могут лишь незначительно отличаться; пояснения к планам оформляются в виде экспликаций, изъяснений, описаний с буквенными или цифровыми обозначениями.
Библиографический список
1. Зайцев, К.Г. Современная архитектурная графика. - М.: Стройиздат, 1970.
2. Бугаева, Н.И. Истоки архитектурной графики. Жанровая природа пластических и графических изображений архитектуры Древнего мира и Средневековья // Архитектон: известия вузов .№14, 2006. (http://archvuz.ru/magazine/Numbers/2006 02Аешр1а1е агйе1е?аг=1ЛЛа1)
3. Иконников А.В. Основы архитектурной композиции / А.В. Иконников, Г.П. Степанов. - М.: Искусство, 1971.
4. Кудряшев, К.В. Архитектурная графика: учебн. пособие - М.: Архитектура, 2006.
5. Тиц, А. А. Загадки древнерусского чертежа. - М.: Стройиздат, 1978.
6. Должность архитектурной экспедиции: трактат-кодекс 1737-40 гг. // Архитектурный архив. - М., 1946 - Вып.1.
7. Седов, В., Дудина Т., Никитина Т., Седова И. Архитектурная графика раннего русского барокко. (http:-//www.projectclassica.ru-
^Аоо1/18 2006^^оо12006 18 02а.Цт, http://www.projectclassica.ru/school/18 2006^^оо12006 18 02b.htm)
8. Михаилов, А.И. Архитектор Д.В. Ухтомский и его школа. - М.: Государственное издательство литературы по строительству и архитектуре, 1954.
9. Седов, В., Дудина Т., Никитина Т., Седова И. Чертежи развитого барокко. (http://www.projectc1assica.ru-/schoo1/20 -2006-^^оо1-
2006 20 02а.Цт, http://www.projectc1assica.ru/schoo1/20 2006/schoo12006 20 02b.htm)
10. Зайцев, К.Г. Графика и архитектурное творчество. - М.: Стройиздат, 1979.
11. Михаилов, А.И. Баженов. - М.: Государственное издательство литературы по строительству и архитектуре, 1951.
12. Талепоровский, В.Н. Кваренги. - Л-М.: Государственное издательство литературы по строительству и архитектуре, 1954.
13. Очерк жизни и творчества А. Г. Григорьева Е.А. Белецкой. - М.: Стройиздат,1976.
14. Кириченко, Е. И. Федор Шехтель. - М.: Стройиздат, 1973.
Статья поступила в редакцию 17.11.09
УДК 7.03(571.12)
Н.И. Сезева, соискатель АГУ, E-mail: [email protected] ТЮМЕНСКИЙ КОВРОВЫЙ ПРОМЫСЕЛ В XVII - XX ВВ.
В статье на основе архивно-документальных и экспедиционных материалов воссозданы история зарождения, становление, периоды развития самобытного тюменского коврового промысла, одного из крупнейших центров не только Сибири, но и всей России в XVII - XX вв.
Ключевые слова: архивно-документальные источники, С.А. Давыдова, Л.К. Зубова, историография, исследователи, ковровый промысел, ковроткацкая артель, ковровая лаборатория, ковровая фабрика, коллекции, И.И. Овешков, Сибирь, статистические сведения, технология изготовления, типы и виды ковров, Тобольская губерния, Тюмень, Тюменский уезд, Тюменская область, центры ковроткачества, ярмарки.
Судьба сибирского коврового промысла - его зарождение, становление, развитие, периоды его наивысшего расцвета и упадка - оказалась удивительным образом связана с самобытной историей края.
С конца ХУ[ в. на прилегающих к Тюмени землях начали обосновываться первопоселенцы - они заводят отъезжие пашни, заимки, ставят деревни. Спустя столетие территория Тюменского уезда была уже плотно заселена «посадскими» и служивыми людьми -- выходцами из крупных торгово-промышленных и ремесленных городов Русского Севера и Поморья (Вологодской, Пермской, Усольской, Вятской, Устюжской, Новгородской губерний), позднее - переселенцами из Поволжья и Центральной России (Вятка, Кострома, Владимир, Москва). В этот период здесь не только сформировался первый очаг старожильческого русского населения, но возник самый крупный в Сибири кустарно-промышленный район. Этому способствовали многие обстоятельства: благоприятные природные условия, позволявшие иметь в достаточном количестве необходимый для развития ремесел материал (дерево, шерсть, лен, красильные травы), выгодное географическое положение, близость водных и сухопутных торговых тракто-
вых путей, широкий спрос на кустарные изделия и большой рынок сбыта на сельских торжках и крупных ярмарках. А главное - наличие опытных кустарей-ремесленников, которые в совершенстве владели традиционными навыками обработки различных материалов.
Промысловая деятельность крестьян Тюменского округа способствовала формированию особого типа человека - активного, неунывающего, делового. Это отметил писатель-краевед И.А. Завалишин: «Заимствуя от предков своих - соль-вычегодцев, устюжан, вологодцев, вятчан и новгородцев -дух похвальной деятельности, коренное племя жителей Тюменского округа - самое бойкое, расторопное, умное, понятливое, оборотливое и промышленное в целой Сибири. Это сибирские владимирцы и ярославцы» [1, с. 210].
На рубеже ХУП—ХУШ вв. в деревнях и селах, расположенных вверх по реке Туре и ее притокам (на правом берегу), а также вдоль Ирбитского и Сибирского трактов - главных сухопутных дорог в Сибирь -- возникли различные производства, связанные с обслуживанием ямского промысла. Целые деревни специализировались на изготовлении определенных видов изделий. «Многие... возят купеческие товары, делают
всякую домашнюю посуду, повозки, сани, корыта, лопаты, рогожи, ведра. Крестьянки... кроме обыкновенных домашних работ прядут холст и крестьянское сукно, вяжут чулки и перчатки, плетут тесьмы, кружева и бахрому, вышивают кокошники золотом и серебром, ткут шелковые кушаки, ковры, попоны...» [2, с. 348].
Возникновение русских ковровых центров, по мнению многих исследователей, как правило, было связано именно с торговыми путями: Саратов, Нижний Новгород, Кострома, Ярославль - по берегам Волги; Курск, Воронеж, Харьков, Чернигов - на юге; Архангельск, Пинега, Вологда - на Русском Севере; Шадринск и многие другие села и деревни - на Урале; Тюмень - в Западной Сибири.
Уже в первой половине ХУШ в. ковроткачество становится самым распространенным среди крестьянских ремесел и промыслов Тюменского уезда. Ковры были настолько знамениты, что получили название «тюменских». Подтверждение этому мы находим в архивных материалах и литературных источниках.
Самое раннее документальное свидетельство о производстве ковров было обнаружено в делах Тюменской таможни. Так, 30 сентября 1724 г. тюменский посадский Григорий Решетников явил в таможне среди прочих товаров 10 ковров «кармацкого» дела [3, с. 36]. С 30-х годов XVIII в. ковры «тюменского» и «кармацкого» дела уже развозились по всей Сибири, продавались на крупных российских ярмарках. Известно, например, что в июле 1735 г. «володимерец» Федор Турчин купил в Тюмени 10 ковров (5 рублей), 200 опоясок шерстяных (5 рублей), холст, крестьянское сукно и повез для продажи в Тобольск [4, с. 60]. В декабре того же года житель Шуи Семен Конков с сукнами, овчинами, холстами и коврами, закупленными в Тюмени, отправился в сибирские города [5, с. 10].
Коврами тюменского производства торговали в «низовых» городах тюменские бухарцы. Один из них, как свидетельствуют архивные источники, по имени Шабы Ашменев представил для торговли наряду с другими товарами 5 ковров «тюменского дела» [6, с. 24].
Кроме архивных материалов упоминания о «тюменских» коврах встречаются в трудах участников сибирских академических экспедиций, крупных ученых и путешественников ХУШ века: Г.Ф. Миллера, И.П. Фалька, И.Г. Георга, И.И. Лепехина.
Краткие сведения о производстве ковров приводятся также в «Топографическом описании Тюменского уезда» за 1790 г.: «Женский пол успешен в тканье коровьей и овечьей шерсти ковров и попон, сермяжных сукон, льняных и посконных холстов для себя и на продажу. Холсты и сермяжные сукна продаются в Тюмени и своем округе, а ковры - приезжающим закупателям» [7, с. 28]
В начале ХГХ столетия промысел считался столь выгодным, что производством махровых ковров и попон «для себя и на продажу» занимались почти во всех притрактовых деревнях и селах Каменской, Троицкой, Успенской волостях Тюменского уезда. Об этом свидетельствуют многочисленные статьи, очерки, статистические обзоры, сборники по кустарным промыслам и ремеслам Тобольской губернии тех лет.
Главными покупателями теплых и пушистых тюменских махровых ковров и попонок в те времена были ямщики и извозчики, которые использовали их для утепления и украшения саней и кошевок в зимнее время во время длительных путешествий по сибирскому бездорожью. Многие проезжающие купцы оптом закупали тюменские ковры для продажи их на Ирбитской ярмарке. Несмотря на то что, по мнению сибирского историка П.А. Словцова, «яркие цветастые тюменские ковры», делались «слишком на азиатскую руку, для покупателей с слишком грубым вкусом» [8, с. 12], вскоре ими стали торговать шорные лавки в Москве и Петербурге, Риге и Варшаве.
Во второй половине XIX в. сибирский ковровый промысел переживает период своего наивысшего расцвета. Он становится местной достопримечательностью и гордостью края.
Производством ковров занимались порой целые деревни и села Тюменского уезда. «Каждое крестьянское семейство, как бы они ни были бедны, имеют свою «фабрику», как с гордостью отзываются они о своем ремесле, хотя нередко вся фабрика заключается в одном самодельном станке» [9].
Если в 1864 г. ковров изготовлялось 20 тысяч штук, то в 1884 г. их количество возросло до 50 тысяч [10, с. 16]. _За период с 1885 по 1891 год к 34 селам, вырабатывающим ковры, присоединилось еще 24, в котором ковровым промыслом занималось 3.780 человек. По свидетельству С.А. Давыдовой: «Такой численностью мастериц-ковровщиц ни один центр производства ковров в европейской России не обладает» [11, с. 295].
Напротив, в 1860-1890-х годах, в связи с открытием железных дорог и значительным сокращением ямской гоньбы, производство ковров в других русских ковровых центрах (Курской, Воронежской, Орловской, Саратовской губерниях) почти полностью прекратилось.
Основная масса ковров, как и раньше, продавалась на Нижегородской и Ирбитской ярмарках, откуда сибирские ковры распространялись по всей стране и даже вывозились за границу. В городах Центральной России, Восточной и Западной Сибири, ковровые изделия приобретались «для обивки экипажей и на попоны для лошадей, так что многие значительные фирмы московских купцов скупают эти ковры на Ирбитской ярмарке весьма значительными партиями. Самые большие из ковров обыкновенно не превышают 5-6 аршин в длину и 3-4 аршин в ширину и покупаются на месте, смотря по величине, от 1 рубля 50 копеек до 6-7 рублей. Цены баснословно дешевые» [12]. Продавались сибирские ковры и в столичных магазинах. Например, в магазинах Елпатова, специализировавшихся на торговле восточными товарами, можно было приобрести и тюменские ковры «с пышным разнообразием растительного рисунка на черном фоне и длинным ворсом, исполненные в так называемой «махровой технике».
Тюменские ковры ручной работы: насундучники, на-стольники, попонки, покромки, санные махровые ковры «с прекрасными и яркими цветами», гладкие палазы-тропинки, шерстяные дорожки «в розу», «в пешку» или «кругами», пользовались большим спросом у местного населения - крестьян, ремесленников, а также у городских жителей (мещан, купцов, чиновников). Особенно высоко ценились «за чистоту отделки и прочность красок» изделия мастериц из богатых торговых сел Каменское и Успенское (Кармацкое), а также деревни Кулаково - самых крупных ковровых центров Тюменского уезда.
Близость к Тюмени - крупному торговому купеческому городу с его многолюдной, шумной ярмаркой, на которой можно было не только выгодно сбыть товар, но и также приобрести недорогое сырье, способствовала быстрому развитию коврового промысла в окрестных деревнях и селах уезда. Кроме того, широкий спрос на ковровые изделия обусловил тот факт, что целые деревни стали специализироваться на производстве определенного типа или вида ковра: «В одном доме ткут так называемые махровые ковры, в другом - половики, в третьем - ковры гладкие, в других ткут большие на-стольники. Одни из крестьян выделывают недорогие и маленькие коврики ценой не дороже 90 копеек, 1 рубля 20 копеек, 2 рублей. Другие ткут большие ковры, так называемые гостиные или кабинетные, по рисунку более или менее сложному, иногда по особому заказу. Такие ковры довольно ценны: на месте цена их колеблется от 10 до 12 рублей. Их работают почти исключительно в селе Успенском (Кармаки) и Каменской волости. Эти две волости являются центром коврового производства, продукты которого расходятся далеко за пределы Сибири» [13].
В конце ХГХ в. Каменская и Успенская волости занимали ведущее место по выработке ковровых изделий. В 50 деревнях и селах, расположенных вдоль трактов, изготовлялось на продажу в год до 20.000 штук. Только в селе Успенском производилось до 750 ковров.
Новый период в истории тюменского коврового промысла приходится на первые послереволюционные десятилетия.
В 1920 г. из Москвы в Тюмень для налаживания художественно-промышленного образования в губернии был направлен художник универсального дарования, уроженец города Тобольска И.И. Овешков (1877-1944). С его именем во многом связано возрождение местных народных промыслов, в том числе ковроткачества. На первых порах художник разрабатывает обширную программу, связанную с открытием в Тюменском, Ишимском, Туринском уездах профессиональнотехнических школ ковроткацкого и красильно-набивного производства
В 1924 г. благодаря целенаправленной деятельности Овешкова в селе Каменском была организована ковроткацкая артель «Коверница». Из архивных материалов известно, что в первые годы она объединяла около 300 мастериц из села Ка-менкого и близлежащих сел (Кулига, Сорокино, Коняшино, Насекино, Речкино). Как и в прошлые времена, ковровщицы продолжали работать на дому. Артель же снабжала мастериц сырьем, необходимым инвентарем, а также в централизованном порядке сбывала их продукцию. Обработку (прядение на прялке) и окраску шерсти мастерицы проводили по старинному обычаю, вручную. За время существования артели, в 1920 - 1950-е гг., основным видом изделий сибирских мастериц были махровые и гладкие ковры, разнообразные по своему художественному оформлению. Наряду с традиционными народными узорами «в шашку», «в кружок», «в розу» выполнялось немало цветочных, сюжетных и орнаментальных рисунков, характерных для махровых ковров конца X1X -- начала XX в. Это отметил посетивший в 1924 г. село Каменское известный сибирский исследователь Д.А. Болдырев-Казарин. В обзорной статье «Народное искусство в Сибири (из очерков по истории русского искусства в Сибири)» он писал: «Я познакомился с этим ковровым мастерством в его столице, селе Каменка Тюменского уезда. Узоры для ковров ткачихи заимствуют обычно из города (приложение к «Ниве» и пр.) и ценят их дороже, чем на вес золота. Расцветка почти везде применяется «по вкусу», оставляя фон в большинстве случаев черным» [14, с. 11].
В конце 1940-х гг. большую помощь сибирской ковровой артели оказали художники Московского научно-исследовательского института художественной промышленности. В 1946 г. творческая группа в составе художника ковровой лаборатории института Л.К. Зубовой и инженера-технолога была командирована в Тюмень для изучения современного состояния коврового промысла. Зубовой удалось проработать материалы местных архивов, просмотреть фонды областного краеведческого музея, сделать акварельные зарисовки с ковровых изделий, хранящихся в музейных, общественных и частных собраниях Тюмени, сел Каменское и Кулаково -главных ковровых центрах. Собранный уникальный изобразительный материал был обработан и систематизирован автором. К рисункам ковров подготовлен сопроводительный материал с подробными сведениями о материале, технике, размерах, плотности изделия а также с указанием времени и места его изготовления и хранения, имени мастерицы-ковровщицы.
В конце 1940-х гг. в Тюмени, а позднее в Тобольске, Ишиме, Ялуторовске были организованы ковровые артели (с 1950-х - фабрики). В этот период были продолжены творческие связи с ковровой лабораторией Института художественной промышленности. В 1954 г. в Тюмень и Тобольск приезжали крупные специалисты в области народных художественных промыслов: искусствовед Е.Г. Яковлева, автор фундаментального исследования по истории русского ковроткачества и главный технолог ковровой лаборатории института Г. А. Бе-техтин.
В эти десятилетия значительно расширяется ассортимент фабричных изделий: наряду с настенными коврами стали вы-
пускаться крупные и мелкие ковры для украшения пола, дивана, кресел. По рисункам, созданным местными ковровщицами, а также по образцам, разработанным художниками института, были разработаны новые цветочные, геометрические и сюжетные ковры. Лучшие из них сохраняли характер местного народного ковра: яркий цветочный орнамент на черном фоне с большим разнообразием растительных мотивов.
Повышенный интерес в 1950-1960-х гг. на изделия народных промыслов, и в частности на произведения народного ткачества, которые в силу своей декоративности, красочности, рукотворности могли придать обычному жилому интерьеру индивидуальность, особый уют, а также стремление приблизить сельских интерьер к городскому, было причиной возрождения ручного ковроткачества (благотворно сказалось на развитии местного ковроткачества). Большой популярностью стали пользоваться фабричные ковры с насыщенным по цвету крупным цветочным узором на черном фоне. Нарядные и яркие, эти ковры, созданные на основе местных традиций, определили дальнейшее самобытное развитие тюменского народного коврового промысла вплоть до настоящего времени.
Во второй половине XX в. ковроткачество получило широкое распространение во многих деревнях и селах Омутин-ского, Исетского, Голышмановского, Упоровского, Армизон-ского, Бердюжского районов юга Тюменской области. До революции эти богатые и плодородные земли входили в состав Ишимского и Ялуторовского уездов Тобольской губернии. Основу жизни этих отдаленных селений составляло натуральное хозяйство, способствовавшее развитию самых разнообразных ремесел и промыслов, вынесенных со старых мест переселенцами из центральной полосы России. В XIX веке здесь сформировался «самый значительный и оживленный во всей Западной Сибири» кустарно-ремесленный район. Наличие запасов собственного сырья (шерсти, льна, конопли), а также опытных мастериц из крупнейших ткацких центров Воронежской, Курской, Орловской, Смоленской, Владимирской губерний, способствовали широкому развитию здесь ручного ткачества.
Одним из главных условий существования любого народного промысла является сохранение и развитие его традиций, которые складываются веками, осваиваются и передаются из поколения в поколение. Но традиция не есть что-то застывшее, она «претерпевает жизненный процесс: рождается, растет, достигает старости, идет на спад и, бывает, возрождается».
На сегодняшний день ООО «Сибирская ковровая фабрика» является единственным центром по реализации программы возрождения уникального художественного явления -сибирского коврового промысла. До революции в Ишиме уже была создана ковровая мастерская, а в 1940-е - ковровая артель, позднее - фабрика. «Сибирская ковровая фабрика» организованная в городе Ишиме в 2001 году, продолжая традиции своих предшественников, была заново реконструирована и оснащена новым оборудованием, при этом ей удалось сохранить коллектив опытных потомственных мастериц-ковров-щиц.
Серьезные поиски ассортимента и художественных приоритетов были начаты сразу же после ее создания. Несмотря на смелость инноваций, «Сибирская ковровая фабрика» всегда остается в кругу проблем традиционного сибирского ковра. Речь идет не только о следовании канонам, выработанным веками, но и о стремлении к введению новых черт в традицию, к смелому новаторству, подсказанному новым укладом (характером, ритмом) современной жизни. Однако корни народного промысла прочно остаются в родной почве, питаясь ее целительными соками. Естественное и органичное единство традиций и новаторства составляют основу неповторимого и самобытного стиля ковровых изделий «Сибирской ковровой фабрики». И это дает нам реальную возможность возродить традиционный ковровый промысел путем прямой преемственности мастерства.
Библиографический список
1. Завалишин, И.Н. Описание Западной Сибири. - М., 1862. - Т. I.
2. Фальк, И.Н. Записки путешественника. - СПб., 1824.
3. ГАТО Ф. 29. Оп. 1 Д. 113.
4. Там же. Д. 158.
5. Там же. Д. 160.
6. Там же. Д. 248.
7. Описание Тобольского наместничества / сост. А.Д. Колесников. - Новосибирск, 1982.
8. Словцов, П. А. Письма из Сибири 1826 года. - М., 1828.
9. Друг народа. - 1875. - № 3.
10. Памятная книжка Тобольской губернии на 1884 год. - Тобольск, 1884.
11. Давыдова, С.А. Очерк производства ковров в Сибири // Кустарная промышленность в России (женские промыслы). - СПб., 1913.
12. Русское слово. - 1863. - № 5 (февр.).
13. Ирбитский ярмарочный листок. - 1894. - № 32.
14. Сибирская живая старина // Этнографический сборник. - Иркутск, 1924. - Вып. 2.
Статья поступила в редакцию 17.11.09
УДК 8Г373+37
М.В. Влавацкая, канд. филол. наук, доц. НГТУ, г. Новосибирск, E-mail: [email protected] КОМБИНАТОРНАЯ СЕМАСИОЛОГИЯ (СЕМАНТИКА И СОЧЕТАЕМОСТЬ СЛОВ)
Статья посвящена комбинаторной семасиологии, представляющей собой описание соотношения семантики слова и его сочетаемости. Слово, чтобы сочетаться с другим словом, обладает определенным значением, в котором уже заложена его сочетаемость, являющаяся важным собственно языковым показателем данного значения.
Ключевые слова: семантика, лексическое значение, синтагматика, сочетаемость, валентность, дистрибуция, контекст, синтагматический аспект значения слова, ограничения на сочетаемость, комбинаторные свойства слов.
Комбинаторная семасиология представляет собой описание соотношения семантики слова и его сочетаемости и является одной из составляющих комбинаторной лексикологии, исследующей синтагматические связи и комбинаторные свойства лексических единиц.
Значение слова и его сочетаемость находятся в отношении взаимозависимости. Слово при образовании сочетания с другим словом уже должно обладать определенным значением. Сочетаемость же заложена в самом значении слова: она является важнейшим собственно языковым показателем данного значения [1]. Этот тезис подтверждается законом семантического согласования: сочетающиеся в речи слова должны иметь в своих значениях хотя бы одну общую сему. По утверждению В.Г. Гака, «в такой итеративной функции может оказаться любая сема» [2]. Например, в словосочетании простуженный человек дважды повторяется значение одушевлённости. Следовательно, «итеративность сем в высказывании выступает как формальный способ организации предложения на семантическом уровне и может интерпретироваться как семантическое согласование, в принципе подобное грамматическому согласованию» [2]. В силу действия данного закона сочетаемость слов оказывается верным средством различения значений многозначных слов и омонимов.
В настоящее время задачи, связанные с семантикой слова и его сочетаемостью, рассматриваются в рамках комбинаторной семасиологии, развитие которой может внести существенный вклад в области прикладной лингвистики. Комплексное рассмотрение значения слова и его сочетательных особенностей способствует детальному исследованию природы сочетаемости лексических единиц, ограничений на сочетаемость, функций сочетаемости, а следовательно, и дальнейшему становлению комбинаторной семасиологии как науки. Изучение проблем соотношения семантики и сочетаемости слов позволит точно определить круг вопросов, рассматриваемых в рамках данной дисциплины.
Одной из основных составляющих комбинаторной семасиологии является теория лексического значения слова. Понятие «лексическое значение» за последние десятилетия претерпело значительные изменения. Семасиологии посвятили свои труды В.В. Виноградов, Л.М. Васильев, В.Г. Гак, М.В. Ники-
тин, Л.А. Новиков, А.И. Смирницкий, И.А. Стернин, А.А. Уфимцева, Дж. Р. Фёрс, С. Дж. Филмор, Дж. Ф. Ален, Д. Льюис и др. В ходе развития теории акцент понимания сущности значения варьировался в зависимости от доминирующего направления в языкознании. Если в середине прошлого столетия внимание лингвистов было обращено к обычному, или «узуальному» значению слова, его нормативному употреблению, то к концу XX в. интерес стали вызывать «разнообразные способы употребления слова, представляющие его лексическое значение как подвижное и вариативное» [3, с. 79].
Сегодня практически все языковеды признают, что слово реализует своё лексическое значение в составе синтаксических единиц и является не только структурным, но и смысловым элементом. В предложении слова перестают существовать как отдельные лексические единицы - они вступают в предикативные отношения, чтобы образовать смысловое целое. При этом становится одинаково важным учитывать смысловой потенциал и структуру высказывания.
Отсюда следует, что через значение лексической единицы, которое выражается не само по себе, а с помощью слов-распространителей в процессе создания высказывания, через семный состав слова и его лексико-семантические варианты можно выйти на содержание сформированного в языковом сознании носителя языка концепта.
Концепт получает языковое выражение в процессе коммуникации, вербализуясь и репрезентируясь с помощью языковых средств. Слово отражает лишь часть концепта и потому в языке имеется большое множество различных лексических единиц, которые возникают при стремлении человека выразить чувства и эмоции. Оставаясь в языковом сознании, ментальный образ не нуждается в словах. Тем не менее единственным способом его вербализации является слово, которое способствует пониманию индивидуального, группового и общенационального когнитивного (концептуального) знания. По результатам многочисленных исследований установлено, что концепт репрезентируется в языке лексемами, словосочетаниями, фразеосочетаниями, синтаксическими структурами (предложениями) и текстами, т.е. теми категориями, которые являются предметом исследования когнитивной лингвистики. Согласно З. Д. Поповой и И. А. Стернина, «концепт - это весь
