CC BY
106
СТАТЬИ, СООБЩЕНИЯ
ТВОРЧЕСТВО Е.И. ЗАМЯТИНА В ВОСПРИЯТИИ КРИТИКИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ 1920-х годов
В.А. Бодров
Bodrov V.A. E.I. Zamiatin’s works as they were perceived by the Russian immigrant critics in the 1920s. The article analyses a number of critical essays on Zamiatin’s works that appeared in the 1920s in Russian-language periodicals abroad.
Журналистика Русского зарубежья сыграла поистине неповторимую роль в открытии и пропаганде ярких достижений словесного искусства XX века, в объединении завоеваний русской диаспоры и метрополии в единое целое отечественной культуры. Достаточное место в ней было отведено Е.И. Замятину, сущность и своеобразие литературного наследия которого немало проясняется с введением его творчества в контекст журналистики Русского зарубежья, как прижизненной для писателя, так и существовавшей после его смерти. Самой большой заслугой периодической печати по отношению к Замятину была, конечно, публикация его запрещенных в России сочинений. Немаловажно и другое - установление критиками Русского зарубежья новаторских достижений художника в области прозы, драматургии, публицистики, воспринятых им традиций отечественной классики, определение типологических связей с произведениями ряда современных Замятину авторов, предвосхищенных тем, мотивов, принципов художественного изображения, получивших своеобразное развитие в литературе XX века. Выступления по этим многочисленным вопросам составили значительную и многолетнюю (20-90-е годы, с некоторыми перерывами)
линию в культурной жизни русской эмиграции. Именно соотечественники Замятина, оказавшиеся после революции 1917 года за рубежом, заложили основу для большинства направлений в исследовании творческого наследия писателя наших дней.
К 20-м годам в среде русской эмиграции у Замятина сложилась устойчивая репутация личности, сыгравшей значительную роль в развитии русской литературы 10-20-х годов нашего столетия. Уже при жизни о нем отзывались как о наиболее «видном и талантливом» из представителей неореалистического направления в литературе [1]. За границей, в основном в Берлине, произведения Замятина выходили в свет в ряде издательств.
В начале 20-х именно Берлин на короткое время становится крупным литературным и издательским центром русских в Европе. Там работали А. Белый, И. Бунин, М. Волошин, М. Горький, С. Есенин, Б. Пильняк, А. Ремизов, многие другие представители отечественной словесности. Выходили русскоязычные журналы «Новая русская книга» (1921-1923), «Сполохи» (1921-1923), «Беседа» (1923-1925), альманахи «Медный Всадник» (1922), «Веретено» (1922), литературный ежемесячник «Эпопея» (1922-1923), другие издания.
В период 1921-1923 годов берлинские издательства «Слово», «Петрополис», издательство З.И. Гржебина выпустили такие книги Замятина, как «Огни святого Доминика», «Большим детям сказки», «О том, как исцелен был отрок Эразм», «Роберт Майер» (дважды), «На куличках», «Островитяне. Повести и рассказы» (дважды), «Избранные сочинения». Издательство Гржебина готовило к выпуску и собрание сочинений Замятина в 4-х томах (проект остался неосуществленным). Кроме того, в издательстве «Слово» в
1922 году вышел сборник рассказов петербургских авторов «Собачья доля», куда вместе с произведениями А. Ремизова, И. Соко-лова-Микитова, В. Ирецкого, В. Шишкова был включен и рассказ Замятина «Глаза». Сам Замятин становится редактором собрания сочинений А.П. Чехова и литературнокритического сборника «Завтра», вышедших там же, в Берлине, соответственно, в 1920 и
1923 годах.
Зарубежные публикации прозы Замятина заметно расширили его читательскую аудиторию, популяризировали его творчество. Живо откликались на него и критики Русского зарубежья. Они держали в поле своего пристального внимания произведения крупных художников слова, находящихся в России, активно отзывались на выход талантливых книг, изучая их текст, комментируя его. Сам по себе острый интерес к Замятину свидетельствовал о том, что создатель романа «Мы» был включен в число подлинных творцов искусства.
Отзывы на книги Замятина, вышедшие при жизни писателя как в России, так и за рубежом, периодически появлялись в журналах «Новая русская книга» (Берлин), «Современные Записки» (Париж), «Воля России» (Прага), позже - в «Русских Записках» (Париж-Шанхай), некоторых других. В 1922 году в «Новой русской книге» была напечатана и автобиография Замятина [2], которая раскрыла писателя как личность и в некоторой степени обозначила его художественные ориентиры и пристрастия.
В том же берлинском издании появилось несколько критических работ о Замятине. Все они содержали в себе высокие оценки творчества этого «большого, иногда исключительного мастера» [3], в прозе которого «проходят все оттенки иронии, начиная от легкой усмешки и до «смеха сквозь слезы» [4].
Обращаясь к вышедшей в 1921 году в издательстве Гржебина книге Замятина «Роберт Майер», Г. Адамович традиционно подчеркнул яркий психологизм прозы писателя и одним из первых отметил очень важную специфическую особенность его очерков и литературных портретов - воссоздание психологического образа героя.
«Читатель только выигрывает, когда данные об открытиях Майера ему преподносятся в блестящей литературной форме, и когда ряд интересно подмеченных черт личной жизни ученого перемежается с общей философской характеристикой его», - писал Г. Адамович [3, с. 27], впоследствии резконегативно отозвавшийся о сборнике «Лица». В двадцатые Адамович еще не раз обратится к творчеству Замятина. Так, в 1926 году, рассматривая «Икс», он на страницах «Звена» отметит «сухость» и «насмешливость» писателя, назовет его рассказ неким наглядным пособием для начинающих авторов, но все же выделит Замятина из ряда современных ему прозаиков Советской России [5].
Другой критик Замятина, А. Ященко, в своей статье, напечатанной в том же номере «Новой русской книги», где и статья Адамовича, подчеркнул, в чем, на его взгляд, проявляется новаторство Замятина-рассказчика: «Он был главным инициатором плодотворного поворота в нашей современной художественной прозе к «сюжету», к интересному «рассказу», к освобождению ее от тщательного описывания деталей, за которыми или не оказывалась или терялась основная фабула рассказа, чем грешило почти все предшествующее поколение наших беллетристов» [3].
В свете подобных выступлений становятся понятны причины обращения литературных журналов Русского зарубежья к прозе Замятина. Первым таким изданием были «Современные Записки» (Париж), поместившие в 1922 году его рассказ «Детская». Обращение этого авторитетнейшего журнала к творчеству Замятина - факт значительный. Парижское издание обращалось прежде всего к ведущим писателям-эмигрантам, так что публикация рассказа писателя, в то время находившегося в России, здесь - редкое исключение. Самым активным пропагандистом творчества Замятина среди других печатных периодических органов русской эмиграции в 20-е годы стал журнал «Воля России» (Прага). Здесь были напечатаны рассказ «Письменно», глава из повести «На куличках»,
«Икс», роман «Мы» (в сокращении), открытое письмо Замятина в «Литературную газету», широко освещалась советская кампания против Б. Пильняка и Е. Замятина, указывались ее мотивы. Кроме того, в двадцатые годы в журнале неоднократно появлялись отклики на вышедшие книги писателя, статьи о его творчестве.
Замятин попал в поле зрения редакции журнала еще задолго до 1922 года, когда в рубрике «Обзор литературы», посвященной 12 номеру «Современных Записок», помещался отзыв о художественной прозе в парижском журнале. В нем, в частности, шла речь и о Замятине. Из разносторонних оценок, данных ему пражским журналом («Замятин - крепкий, сильный писатель. У него сжатый, экспрессионистский стиль и ядреный народный язык. Он не только беспощадный и умный сатирик, но и художник, умеющий и построить роман («Мы»), и передать тонкие переживания любви («Землемер», «Чрево»)» [1]), совершенно очевидно, что издатели «Воли России» имели довольно полное представление о его творчестве, которое в двадцатые годы перешагнуло границы Советской России. Замятин имел довольно большой авторитет в писательской среде как человек, стоящий у самых истоков новой русской литературы, как теоретик и практик ее нового направления - неореализма. Видимо, не случайно одним из первых литературных критиков, обратившихся к подробному анализу творчества Замятина, был соредактор «Воли России» М. Слоним, поместивший в журнале несколько своих статей как о конкретных произведениях писателя (например, «Е. Замятин. На куличках» [6]), так и о его художественном творчестве в целом. Рассматривая созданное Замятиным, как правило, в контексте литературного процесса 20-х, Слоним очень точно подчеркнул специфику Замятинеких произведений. Две его обстоятельные статьи в «Воле России» - «Литературные отклики. Евгений Замятин» [7] и «Десять лет русской литературы. Статья вторая» [8] - представляли собой глубокие исследования всего созданного к тому времени русским писателем, его художественного стиля, приемов, средств выразительности, а также, что очень важно, освещали творчество Замятина в историко-литературном контексте. Так, в «Литературных откликах» Слоним указывал на значение наследия Замятина для русской литературы, отмечал, что
это явление «значительное и многообещающее», в котором заложены «не только возможность дальнейшего развития крупного дарования писателя, но и указание на тот путь, который предстоит проделать русскому неореализму» [7, с. 95]. По мнению критика, Замятин, более чем кто-либо из современных авторов, обладает чувством иронии. Критик выделял особую природу замятинской иронии. Считая, что Замятин «горячий индивидуалист, который больше всего на свете в человеке ценит его порывы, знак личности, все, что делает «человека» достойным этого имени» [8, с. 107], он отмечал ироническое видение жизни, присущее писателю.
«Он не обличает, не смеется. Он четко и беспощадно обнажает уродство человека, нравственное его искажение, закостеневшее в обыденном. Иной раз это искажение доведено до такой нелепости, что становится кошмарным, фантастическим. Подобное смешение или, вернее, доведение быта до фантастики составляло излюбленный прием Гофмана и Гоголя», - писал Слоним [7, с. 92]. По мнению критика, именно замятин-ская «фантастика обыденности» многих современных авторов толкнула на путь, приведший к Г оголю.
Слоним не раз указывал на специфику стилистики Замятина, которая посредством своей сжатости и выразительности придает произведениям писателя «особую напряженность, какой-то литературный динамизм» [8, с. 108]; отмечал отточенную, безупречную композицию его прозы, ее психологизм, а также глубокое чувство художественной меры.
«Замятин большой мастер композиции, -писал Слоним. - Его произведения всегда прекрасно «сделаны», отчетливо и гармонически построены. Чувствуется, что они художественно продуманы, что все детали -необходимые элементы целого» [7, с. 93].
Позже, уже после смерти писателя, это подчеркивалось в целом ряде статей о творчестве Замятина. Например, Т. Таманин указывал:
«<...> его повести и рассказы скорей напоминают инженерные сооружения, нежели уподобляются некоему литературному «явлению природы», когда ткань слов прозрачна и легка, и мгновениями как бы исчезает для читателя» [9].
Назвав Замятина «наиболее законченным и оригинальным» (после Ремизова) писателем новой школы, Слоним высказался о
немалом влиянии художника на молодых авторов, в частности, на литературное объединение «Серапионовы братья».
«Быть может, в высшей степени символично, что молодая русская проза начинается с кружка «Серапионовых братьев», почти все участники которого вышли в 1920-1921 годах из замятинской литературной Студии», -отмечал критик в своей статье «Десять лет русской литературы» [8, с. 116].
Пятью годами раньше А. Ященко, давая в «Новой русской книге» обзор русской литературы с 1917 по 1922 годы, остановился на том же факте:
«Важным в историко-литературном смысле может оказаться его художественное влияние на целую группу молодых петербургских писателей, объединившихся под общим названием «Серапионовых братьев» [3].
Многие статьи о самих «серапионах» содержали в себе замятинские комментарии, оценки, данные им молодым прозаикам, ссылки на него. Наиболее показательна в этом плане статья М. Цетлина «Племя младое» [10]. Примечательно, что появилась она в том же номере «Современных Записок», где был напечатан и рассказ самого Замятина. Таким образом, автор «Детской» предстал перед читателями журнала не только как мастер прозы, но и как авторитетный теоретик литературы, литературный критик, с мнением которого считались многие.
Другой критик «Воли России» Н. Мель-никова-Папоушек, отзываясь на выход книги Замятина «Нечестивые рассказы» в одном из московских издательств, указала (рассматривая «Огни святого Доминика», «Мы», «Атиллу») на стремление писателя к параллелизму, к аналогии [8, с. 294-295].
Еще одна немаловажная, на наш взгляд, черта творчества Замятина была подчеркнута писавшими о нем в 20-е годы: в своих произведениях он шел прежде всего от быта, не являясь при этом бытописателем; первыми же своими вещами даровитый прозаик заявил новую концепцию в изображении русской действительности и при этом, по мнению М. Сло-
нима, «за полтора десятка лет литературной работы проявил большую стилистическую и внутреннюю цельность» [8, с. 106].
Все указанные выше выступления критики Русского зарубежья позволяли, и вполне справедливо, увидеть в Замятине самобытного, многогранного художника, заслуги которого перед русской литературой 10-20-х годов неоспоримы. Достаточно обоснованные суждения о литературном мастерстве писателя еще раз подчеркивали стремление деятелей Русского зарубежья внимательно следить за литературным процессом в Советской России, деятельностью ярких авторов, комментировать наиболее значительные достижения в области прозы, поэзии, драматургии. Среди таковых нередко назывались и произведения Е. Замятина, такие, как, скажем, «Мы», «Рассказ о самом главном», «Пещера». О последней Н. Мельникова-Папоушек высказалась следующим образом: «В прозе можно по пальцам пересчитать все ценное и одновременно касающееся революции. На первом месте «Пещера» Е. Замятина, потом «Огненная Россия» А. Ремизова <...>» [11].
Многие положения статей критиков Русского зарубежья 20-х годов о творчестве Е. Замятина, представлявших собой глубокое исследование всего созданного к этому времени писателем, его художественного стиля, приемов и средств выразительности, раскрывавших вклад художника в русскую литературу, остались неколебимыми в наши дни.
1. Воля России. Прага. 1922. № 1. С. 86.
2. Новая русская книга. Берлин. 1922. № 3. С. 42-43.
3. Новая русская книга... 1922. № 11/12. С. 5.
4. Новая русская книга... 1922. № 9. С. 5.
5. Звено. 1926. № 195. 24 окт. С. 1-2.
6. Воля России... 1923. № 19. С. 87.
7. Воля России... 1923. № 8/9. С. 89-95.
8. Воля России... 1927. № 11/12. С. 92-119.
9. Русские Записки. Париж-Шанхай. 1939. № 16. С. 100.
10. Современные Записки. 1922. № 12. С. 329-338.
11. Воля России... 1925. № 1. С. 242.
