CC BY
123
Светлана Погорельская,
кандидат политических наук (ИНИОН РАН) ТУРЕЦКАЯ ОБЩИНА В ФРГ: МЕЖДУ ИНТЕГРАЦИЕЙ И ИСЛАМОМ
Мусульманское население нынешней ФРГ чрезвычайно разнообразно как с этнической, так и с религиозной точек зрения. Представлены всевозможные этнические группы и направления ислама. Однако количественно преобладают турки. В немецких социологических исследованиях и в статистике их подразделяют на этнических турок (как турецких граждан, проживающих в Германии, так и немецких граждан турецкого происхождения) и «выходцев из Турции», принадлежащих к иным этносам, например курдскому. Сунниты составляют большинство турецкой общины Германии. Причина этому - этнически-социальный состав турецкого населения: преобладают потомки и члены семейств гастарбайте-ров, приехавших в ФРГ в 50-60-е годы XX в. из определенных областей Турции. Шиитов значительно меньше. Алевиты представлены в основном курдами, въезжавшими в ФРГ по большей части в поисках политического убежища.
В предлагаемой статье рассматриваются становление и развитие турецкой общины в ФРГ, а также ее современное положение в немецком обществе. Особое внимание уделяется амбивалентному положению этой категории населения: с гражданской точки зрения турки интегрированы в немецкое общество неизмеримо лучше, нежели выходцы из других мусульманских стран. Причем интеграция эта - отнюдь не результат целенаправленных усилий со стороны государства или со стороны самих турок, а результат стихийного, длившегося минимум два поколения процесса. В то же время некоторые исследователи считают турок наименее способной к интеграции группой по сравнению с другими мигрантами. Основным препятствием на пути успешной интеграции нередко считают ислам. Возникает двойственность идентичности - необходимая для повседневной жизни интеграция в институты гражданского общества у граждан турецкого происхождения сочетается с верностью религиозным постулатам, в целом ряде аспектов противоречащим нормам либеральной демократии, а также с членством в религиозных организациях, которые, независимо от того, подчинены они турецким властям или враждебны им, чужды интересам коренного немецкого населения.
Германия - мононациональное государство. Как бы ни отличались друг от друга с этнической точки зрения, например, восточные фризы на севере и швабы на юге страны, каждый из них, не задумываясь, назовет себя немцем. Не имея собственных колоний, Германия - в период крушения колониализма - не подверглась нашествию иммигрантов чуждых национальностей и культур. Каким же образом возникла и сложилась в ней мощная турецкая община, в наше время задающая тон развитию всех мусульманских структур в Германии? Послевоенный расцвет западногерманской промышленности и нехватка рабочей силы в конце 1950-х - начале 1960-х годов, особенно после возведения Берлинской стены в 1961 г., повлекли за собой импорт неквалифицированных кадров из южноевропейских стран - Португалии, Греции, Италии и Югославии. Сначала немецкое правительство предполагало ограничить контингент рабочих-контрактников южноевропейцами. Реальной экономической необходимости в импорте рабочей силы из Турции не было. Он был мотивирован исключительно политическими соображениями и подчинен реалиям эпохи «противостояния блоков». Этот факт из идеологических соображений замалчивался долгие десятилетия и нашел отражение лишь в работах современных немецких исследователей! Приглашение турецкой рабочей силы последовало после соответствующего - и чрезвычайно настойчиво высказанного - предложения турецкого правительства германским властям. В те годы Турция была заинтересована в «экспорте» своей рабочей силы. Во-первых, тем самым разгружался собственный рынок труда, во-вторых, ожидался приток валюты в турецкие банки, в-третьих, возвращение в Турцию обученных на Западе промышленных рабочих могло внести вклад в модернизацию турецких предприятий. В те годы в Турции 77% населения работало в сельском хозяйстве и только 10% - в промышленности. Из всех стран, посылавших гастарбайтеров в Германию, она была самой бедной. В контексте активных взаимоотношений Турции с США и ее стратегического сближения с Европой отклонить предложение турецкого правительства не представлялось возможным. Кроме того, соответствующее соглашение о приеме рабочих-контрактников уже было заключено с Грецией. Отказ заключить такое соглашение с Турцией мог бы выглядеть как дискриминация этого важного в стратегическом отношении члена НАТО по сравнению с его вечным соперником. ФРГ начала принимать турецких рабочих. В те годы крохотная исламская диаспора ФРГ состояла из студентов,
практикантов в немецких фирмах и в политических структурах, бизнесменов и дипломатов, т.е. из людей образованных и принадлежавших к более или менее обеспеченным социальным слоям. Турки изменили ее количественно и качественно.
Турецкие рабочие - выходцы из бедных, малоразвитых сельских регионов юга и востока страны, трудились на самых тяжелых производствах - по большей части в сталелитейной промышленности, а также в автомобилестроении. Сначала их расселяли на окраинах индустриальных центров, в особых лагерях. Их интеграция никого не интересовала, важна была лишь рабочая сила - ведь официально считалось, что эти рабочие приехали лишь на короткое время своих контрактов на заработки и уедут назад к своим семьям. Однако вместо этого семьи стали приезжать к ним. Объяснялось это не в последнюю очередь тем, что контракты уже приехавших гастарбайтеров продлевались - работодателям было невыгодно каждый раз обучать новых рабочих - ведь даже тяжелый неквалифицированный труд у домны или у конвейера требует известных навыков, особенно если его выполняют крестьяне, в промышленности до этого никогда не работавшие. Постепенно гастарбайтеры перебирались из общежитий в города, снимая квартиры «по средствам» в старых, рабочих кварталах, геттоизируя их, ибо по мере притока турок коренное немецкое население покидало эти районы. С течением времени там создалась инфраструктура, ориентированная на «своего» потребителя. Несмотря на то что заработки неквалифицированных рабочих были невысоки, гастар-байтеры ухитрялись экономить и переводить немалые суммы своим родным в Турцию. Например, в одном лишь 1972 г. они перевели в Турцию более 2 млрд. марок ФРГ. В этом контексте понятна заинтересованность Турции в данной категории своих граждан, которые, с одной стороны, должны были работать в Германии, с другой - быть верными своей родине.
По мере развития производства и новых технологий уменьшалась потребность в неквалифицированном труде. К началу 70-х годов сошел на нет и экономический бум. Гастарбайтеры становились безработными. Однако уезжать не собирались: прожив в стране определенный срок с рабочей визой, они, согласно действовавшим в те годы нормативам, получали право на постоянное жительство. В 1973 г. (на этот момент в Германии проживали 910 500 турок) массовый ввоз рабочей силы из стран, не являвшихся членами ЕС, был запрещен. Это не означало конца трудовой
иммиграции: существовало множество исключений, сведенных в единый документ «Регулятор исключений к запрету», по которому и после запрещения ввоза рабочей силы в страну по временным трудовым договорам въезжали иностранцы. Можно сказать, что по отношению к турецкой общине запрет на ввоз рабочей силы вообще оказал обратное влияние: осознав, что в случае возвращения в Турцию вернуться обратно в Германию возможности скорее всего уже не будет, гастарбайтеры предпочитали связывать свое будущее и будущее своих семей с Германией. А семьи в Турции большие. В общем-то это даже не просто семьи, а целые кланы. Поэтому турецкая диаспора продолжала расти и шириться - уже не за счет трудовых мигрантов, а в рамках «воссоединения семей». И до сих пор турецкие иммигранты продолжают въезжать в Германию преимущественно под этим предлогом. Число удовлетворенных заявок на воссоединение семей турецких иммигрантов колебалось с 1996 по 2003 г. в пределах 20 тыс. в год и составляло тем самым в среднем около 35% от общего числа удовлетворенных заявок. Нидерландский исследователь Пауль Шеффер в своей новой книге «Приезжие. Толерантность в мире без границ» отмечает, что число лиц, въехавших к бывшим гастарбайтерам и их родным в рамках «воссоединения семей», быстро превысило число самих гастарбай-теров. К 1983 г. последние составляли только 25% от всей турецкой общины, а 53% турецкого населения составляли лица, въехавшие в порядке воссоединения семей и 17% - родившаяся в Германии молодежь.
Жен подрастающие молодые турки предпочитали брать не из числа выросших в ФРГ турчанок, а из сельских районов Турции, откуда когда-то приехали в Германию их родные, - эти жены считались настоящими, не испорченными западным образом жизни. Что же касается турецких девушек в Германии, то и для них, как правило, подыскивали мужей среди своего клана в Турции (после чего мужья приезжали в Германию). Этот обычай продолжается до сих пор. Таким образом, турецкая община постоянно пополняется «свежей кровью» из тех областей, откуда приехали в Германию гастарбайтеры. А области эти весьма консервативные в религиозном плане.
В 1982 г. правительство канцлера Гельмута Коля, озабоченное непрерывным ростом турецкой общины, сначала весьма сурово попыталось подвигнуть гастарбайтеров к возвращению в Турцию. Попытки эти встретили гневную отповедь турецкого правительст-
ва: «С ужасом и негодованием наблюдаем мы, как те страны, которые когда-то ради своего экономического прогресса звали к себе дешевую рабочую силу, теперь - в нарушение прав человека - стараются выдворить этих рабочих из страны!» Поэтому консервативно-либеральная коалиция предпочла в итоге метод «пряника», приняв в 1983 г. «Закон о поддержке возвращающихся». Иммигрантам, которые пожелали бы вместе со своими семьями выехать из Германии на свою бывшую родину, предлагалась финансовая поддержка в размере 10 000 марок за взрослого и 1500 марок за ребенка. Критики возражали против таких высоких по тем временам сумм, хотя на деле турецким гастар-байтерам просто возвращали те средства, которые они уплатили в течение своей трудовой жизни в порядке государственного социального и пенсионного страхования. Однако закон не сработал. Главным образом потому, что реинтеграционные программы, организованные в Турции для «возвращенцев», не принесли успеха. Прижиться на родине они по большей части не смогли, многие из них под различными предлогами вернулись в Германию.
На сегодняшний день 33% живущих в Германии турок моложе 18 лет и почти 70% - моложе 36 лет. Судьба стариков-гастарбайтеров достаточно печальна. Отдав Германии свои силы и молодость, они по-прежнему чувствуют себя чужими среди немцев. Многие из них до сих пор работают, другие, уйдя на покой, продолжают жить в Германии, чтобы не потерять пенсии. Даже те из них, кто большую часть времени проводит в Турции, официально остаются жителями Германии. Для многих из бывших «гастар-байтеров» выход на пенсию ознаменовал окончание социальных контактов с немцами: они доживают свой век в кругу своих семей, практически не общаясь с коренным населением. Турки составляют самую большую группу среди пенсионеров иностранного происхождения. Доминирующая часть турецких стариков-гастарбай-теров (42%) остается жить в тех же индустриальных центрах, где они когда-то работали. Этим они отличаются от немцев: лишь 25% немецких пенсионеров живут в городах, остальные - на лоне природы. Одиночество - проблема немецких стариков; турецкие старики доживают свой век в кругу своих больших семей, среди детей и внуков. Немногие же одинокие старики стараются избежать домов престарелых, предпочитая жить своим хозяйством. Этим они отличаются от своих немецких ровесников: значительная часть пожилых немцев живет в домах престарелых, уровень которых нахо-
дится в прямой зависимости от имущественного статуса пенсионеров - от элитных до «социальных». Именно «социальные» учреждения могут стать уделом одиноких турецких стариков, всю свою жизнь трудившихся на производстве, - большинство из них получают всего лишь государственные пенсии. Поэтому они предпочитают пусть скромное, но свое, «насиженное» жилье в старом, городском районе, со своей инфраструктурой - мечетью, магазинами, кофейнями.
По данным Центра по изучению Турции в Эссене, в Германии насчитывается 2400 мусульманских сообществ, организованных вокруг мечетей. В годы становления турецкой общины в Германии гастарбайтеры обходились временными, так называемыми «дворовыми мечетями» (Hinterhofmoscheen); в настоящее время мечети становятся неотъемлемой чертой немецкого городского ландшафта. Большинство мусульманских общин подключено к тюрко-мусульманским организациям. Религиозные и культурно-общественные организации турецкой общины сильны и влиятельны. К ним относится в первую очередь Турецко-исламский союз (DITIB), основанный в 1984 г. в Кёльне и подчиняющийся официальным турецким религиозным структурам. Имамы и проповедники в мечети этого союза присылались из Турции, основным языком являлся турецкий. Эта организация объединяет значительную часть турецкого населения, ее функционеры сотрудничают как с турецкими, так и с германскими властями. Основанное в 1976 г. в Кёльне Исламское сообщество «Милли Гёрюш» (Milli Görüs, IGMG, в переводе «Национальный взгляд») чрезвычайно активно и обладает разветвленной по всей Европе структурой. В Германии у него 27 тыс. членов и 16 региональных секций, оно официально представляет около 500 местных религиозных общин. Сообщество связано с радикальными исламистскими организациями в Турции, противостоящими светской политике турецкого правительства, находится под влиянием турецкого политического деятеля Н. Эрбакана и популярно прежде всего у турецкого населения индустриальных мегаполисов ФРГ. В 1984 г. в Кёльне от него откололось радикальное крыло - Союз исламских объединений и общин (ICCB), группировавшееся вокруг Г. Каплана (известного как «кёльнский халиф»). В 2002 г. оно было запрещено германскими властями. «Милли Гёрюш» является объектом пристального внимания немецких спецслужб, а в 2009 г. им заинтересовалась и прокуратура - возникли подозрения, что на средства этой организации
поддерживались террористические объединения, в частности ХАМАС. Существуют также Союз турецко-исламских культурных объединений (АТ1В) - головная структура турецких культурных организаций, объединившихся в Кёльне в 1987 г., с тем чтобы избежать влияния на их деятельность турецкой политики и партийных интересов; Союз исламских культурных центров (У1К^), старейший турецко-исламский культурный союз, основанный в 1973 г.
В 1995 г. в Гамбурге была создана новая «сборная» общественно-политическая организация - «Турецкая община Германии», объявившая себя представительницей всех турок, живущих в Германии, независимо от их гражданства; в настоящее время она включает в себя около 200 различных организаций и союзов. К ним относятся, в частности, такие союзы, как, например, Всегерманская федерация союзов турецких родителей, Объединение союзов турецких учителей в Германии, Союз турецких предпринимателей в Европе, Союз турецких зубных врачей в Германии, Союз турецких академических организаций в Германии и т. д. «Турецкая община Германии» имеет свои политические цели, отдельные от интересов германской политики и касающиеся вопросов, насущно важных лишь для турецких сограждан. Так, община выступает за сохранение двойного гражданства для детей иностранных (неевропейских) родителей. Согласно законодательству, между 18 и 23 годами они обязаны выбрать между немецким гражданством и гражданством родителей. Следуя пожеланиям родителей, руководители турецких религиозных организаций настаивают также на освобождении девочек от занятий по плаванию, от экскурсий с ночевками, а также выступают за разрешение носить платок в школах.
Парадоксально, но турецкое население Германии в религиозном плане намного консервативнее, нежели население Турции. Одна из основных причин - в социальном происхождении гастар-байтеров. Как сами гастарбайтеры, так и их семьи принадлежали к наименее образованным слоям турецкого населения, были выходцами из малоразвитых сельских областей, где религиозные традиции особенно сильны. В силу этого их культурно-религиозные установки отличались значительно большим фундаментализмом, нежели у большинства их соотечественников в Турции, проводившей в те годы - с целью приближения к европейским стандартам -последовательную секуляризацию. Интересно, что туркам, проживающим в Германии, удается более успешно отстаивать свои религиозные права, чем их единомышленникам в самой Турции. Как
известно, ислам не имеет иерархической структуры, подобной христианским церквам. В силу раздробленности мусульманских организаций (преодолеть которую не смог и созданный в 2007 г. Координационный совет мусульман в Германии) до сих пор не удалось создать единую платформу для переговоров с немецким правительством по поводу преподавания ислама в школах (в рамках предмета «Религия») и подготовки соответствующих учителей. Поэтому DITIB разработал собственный проект: турецкие выпускники немецких школ отправляются в Турцию, где получают религиозное образование. Затем они возвращаются в Германию, где в университетах проходят обучение по предмету «Исламоведение», после чего они приобретают право преподавания в школах.
Социальный состав турецкой общины существенно изменился по сравнению с периодом ее становления. Во времена «гастар-байтеров» она была относительно гомогенна в имущественном плане, иными словами, бедна. Однако уже во втором поколении процессы имущественного расслоения привели к возникновению солидного «среднего сословия» - врачей, учителей, адвокатов - с присущими людям этого уровня требованиями к качеству жизни, к образованию своих детей, к работе. Достаточно сильно и предпринимательство. Поскольку турецкое население по-прежнему концентрируется в крупных индустриальных центрах, где когда-то начинали трудиться гастарбайтеры, то и турецких предприятий там больше всего: изначально они создавались для «своего» потребителя. По данным Центра изучения Турции, 60% всех турецких предприятий до сих пор расположено в так называемых «этнических нишах». Число их возросло с 22 тыс. в 1985 до 59,5 тыс. в 2000 г. Это означает общий прирост на 170% и годовой прирост в 11%.
Турецкая община Германии - это отнюдь не бедная «иммигрантская диаспора», это - целое общество с присущими любому социуму имущественными различиями, со своими предпринимателями и рабочими, учителями и адвокатами, врачами и политиками, преступниками и полицейскими. В чем-то это общество тесно переплетено с немецким, в чем-то - параллельно ему. Особенно четко эта амбивалентность проявляется на политическом уровне.
Один из важных вопросов, возникающих в связи с ростом турецкой общины, - политический. Германия - мононациональное государство. Ее федерализм базируется на территориальном («земельном») принципе. Коренные национальные меньшинства негерманского происхождения могут активно защищать свои куль-
турные интересы на уровне гражданского волеизъявления («гражданские инициативы» и т. д.), однако их политические организации, если таковые имеются, не выходят за рамки локальной политики, поскольку эти меньшинства имеют собственные территории проживания. Турки расселились по всей стране, концентрируясь в индустриальных центрах, однако коренным меньшинством не являются. Значительная часть диаспоры сохраняет турецкое гражданство. Разумеется, вопросы немецкой внутренней и внешней политики (особенно если речь идет о взаимоотношениях с Турцией) не оставляют турецкое население Германии равнодушным. На сегодняшний день, например, массу турецких избирателей беспокоит феминизация немецкой политики. По данным опросов, 85% немецких граждан турецкого происхождения просто не воспринимают Ангелу Меркель в качестве канцлера. Однако способна ли турецкая община артикулировать свою политическую волю? Нет, поскольку и единой воли как таковой пока не наблюдается, да и создание «турецкой» партии не представляется возможным, в том числе по конституционно-правовым причинам.
В Германии нет партий, организованных по этническому принципу. В локальную партию датчан и фризов может вступить любой, кого волнуют их интересы. С официальной точки зрения даже праворадикальные партии - НДПГ, республиканцы, Немецкий народный союз - это не немецкие национальные партии в смысле биологической принадлежности к соответствующему этносу, а партии великогерманской национальной идеи, и вступить в них теоретически может любой, кто, являясь немецким гражданином, эту идею разделяет. С формально-правовой точки зрения все партии Германии - немецкие, так же как и все граждане Германии -немцы. Гражданам ФРГ негерманского происхождения (так называемым «иностранным согражданам»), желающим активно участвовать в процессах политического волеизъявления, нет лучшего пути, кроме как интегрироваться в уже существующие партии. В то же время в Германии есть партии, в основу которых, по крайней мере формально, положен конфессиональный принцип. Это - Христианский демократический союз Германии и его баварская партия-сестра - Христианский социальный союз. Теоретически эти партии открыты для представителей других конфессий - мусульман, иудеев. Однако их ядро образуют католики и протестанты.
Следует ли из этого, что возможна и исламская партия Германии? С формально-конституционной точки зрения такая воз-
можность не исключается. В реальности же ислам в Германии настолько многолик и раздроблен, что эта возможность представляется утопией. Те, кто на протяжении многих лет не может договориться между собой, чтобы выработать единую платформу для преподавания ислама в рамках школьного предмета «религия», не смогут организовать и всегерманскую исламскую партию. Тем более что в подобной партии доминировала бы турецкая диаспора -по причине своей многочисленности.
Культурно-политические организации немецких мусульман, даже такие сильные, как Турецко-исламский союз (DITIB), регулируют различные культурные и социальные аспекты жизни своих членов в немецком обществе, но не имеют ни прямого выхода в политику, ни (пока что) своего лобби в политических партиях. Возможность повлиять на процесс принятия политических решении в интересующих исламскую диаспору вопросах исламские сограждане могут получить, активно действуя в существующих политических партиях. Ранее они эту возможность почти не использовали. Те из них, кто шел в политику, считались ассимилированными, потерянными для диаспоры. Ныне ситуация иная. В немецкую политику идут молодые люди турецкого происхождения, родившиеся и выросшие в Германии, получившие в ней высшее образование, но в то же время не оторвавшиеся от своих культурных и религиозных корней. Особенно много молодых политиков турецкого происхождения у «Зеленых», однако есть они и в иных партиях. По данным Фонда Кербера, на 2009 г. в локальных парламентах и в бундестаге заседали 85 депутатов турецкого происхождения. Еще пять лет назад их было всего 50. На федеральном уровне действует организация «Сеть депутатов турецкого происхождения», объединяющая турецких депутатов локальных, федерального и Европейского парламента со всей Германии, независимо от их партийной принадлежности.
Однако путь в политику нелегок. Как правило, турецких депутатов стараются притормозить на уровне локальной политики. Да и в нее попасть бывает иной раз сложно. Официально партии принимают сограждан турецкого происхождения с распростертыми объятиями - в надежде, что они помогут выиграть голоса турецких сограждан на местах. В реальности же иррациональный страх перед так называемым «Überfremdung» («переполненностью чужаками») настолько силен, что преобладает над интересами партийной борьбы. Причем он присущ не только консерваторам, но и социал-
демократам, в основе партийной программы которых лежит интернационализм. В начале 2009 г. немецкие газеты сообщали о курьезном случае в традиционно «красном», т.е. социал-демократическом, рабочем Дортмунде: после того как 30-летний турок был избран заместителем председателя дортмундской организации СДПГ, двое «товарищей» из протеста положили на стол свои партийные билеты. «Он - в порядке, но у нас что, немцев что ли нет?» -спрашивали немецкие партийцы. Гротеск ситуации заключался в том, что молодой турецкий политик был потомственным рабочим, горняком, членом профсоюза, так что неприятие его кандидатуры «товарищами» социал-демократами было мотивировано обычным национализмом. Однако иной раз страх перед «захватом» местных организаций «инородцами» имеет под собой основу. Так, в Гамбурге в 2005 г. потерпела крах попытка «перенять» районную организацию ХДС путем вступления в нее сразу 190 турок. После этого ХДС стала осторожной: когда в Дуйсбурге турецкий член ХДС практически накануне выдвижения кандидатов на коммунальные выборы попытался провести в партийную организацию 15 турок, местная организация умышленно затянула процесс их вступления, чтобы воспрепятствовать возможному выдвижению их кандидатур. «3ахват» ХДС турками был бы интересным курьезом. И курьез этот не так уж утопичен. Ведь число христиан в Германии уменьшается. В известной мере это связано с демонтажом социального государства и экономическим кризисом - немало граждан формально выходят из церковных общин, не желая платить налоги на конфессию.
Нынешней фазе политики немецкого государства и его политических партий по отношению к исламу, и в частности по отношению к турецкой общине и ее организациям, на первый взгляд присущи бессистемность и акционизм. Однако это свойство любой переходной фазы. Ведь всего лишь несколько лет назад Германия наконец признала, что турецкие и иные мусульманские сограждане иностранного происхождения - неотъемлемая часть немецкого общества, выдворить их из страны невозможно, а значит, надо учиться сосуществовать с ними. От былой «политики по отношению к иностранцам» государство переходит к «интеграционной политике». Новые программные призывы партий находятся пока что в противоречии с устоявшимся за прошедшие десятилетия менталитетом партийных лидеров, да и рядовых партийцев, с ксенофобией, со стереотипами. Проколы случаются иной раз даже на самом вы-
соком уровне. Например, в июне 2009 г. Германия отмечала 60-летие своей Конституции (Основного закона). Праздничная речь федерального президента Келера была выдержана в национальных тонах - вспоминалась тяжелая судьба изгнанных из Восточной Европы немцев, послевоенные трудовые будни одиноких женщин, экономическое чудо. Праздник сопровождался так называемым ойкуменским богослужением в Берлинском соборе - с участием всех представленных в Германии христианских конфессий. В качестве гостей были приглашены представители Центрального совета евреев в Германии. От мусульманских организаций никто приглашен не был. Некоторые мусульманские союзы восприняли это с разочарованием, а кое-кто даже как негативный жест в сторону ислама. Однако на практическом, жизненном уровне новый политический курс уже приносит реальные плоды. Например, немецкая полиция открылась для «мигрантов». Особенно поощряется прием на службу турецких сограждан. Полиция земли Гессен, в которой расположен такой «турецкий» город, как Франкфурт-на-Майне, даже открыла рекламную кампанию в турецкой газете «Хёррийет», призывая турецких сограждан пополнить ряды полицейских. В настоящее время в гессенской полиции работают всего 40 сотрудников турецкого происхождения. По мнению организаторов этой кампании, полицейские турецкого происхождения, выезжая по вызовам в социально опасные пункты и патрулируя на улицах «турецких» кварталов, смогут призвать к порядку тех своих «соотечественников», у которых уже один лишь вид светловолосого и голубоглазого немецкого полицейского вызывает тяжелую аллергию.
Мощная община в Германии, лояльная по отношению к стране своего происхождения и обладающая возможностями политического волеизъявления, - о таком лобби любая страна может только мечтать. Неудивительно, что турецкое правительство уделяло и уделяет особое внимание своим бывшим землякам в ФРГ, рассчитывая найти у них поддержку своему курсу на сближение с ЕС. Все прошедшие годы Турция надеялась, что ее гражданам, живущим в Германии, будет разрешено сохранять турецкое гражданство, принимая немецкое. Более того, турецкие власти шли навстречу тем своим соотечественникам, которые, отказавшись для виду от турецкого гражданства, чтобы получить немецкое, затем снова получали турецкое. Лишь в 1997 г., после протестов немецкого правительства, этой практике был положен конец. Однако и в
качестве только немецких граждан турецкие избиратели, используя свое право политического волеизъявления, могут помочь Турции, отдавая голоса тем немецким партиям, которые выступают за ее прием в ЕС. Подобные надежды турецких властей созвучны установкам большинства турецкой общины.
«Гастарбайтеры», их потомство и родственники, предприниматели, да и вообще, все, кто связывает свое будущее одновременно с Турцией и Германией, - неизменные сторонники вступления Турции в Евросоюз. Не следует забывать, что большинство «гаст-арбайтеров», даже уйдя на покой, оседало в Германии именно потому, что переезды между Турцией, где им хотелось бы провести старость, и Германией, в которой трудилось немало членов семейного клана, были далеко не так просты, как передвижение по странам ЕС. Даже в наше время для въезда в Германию туркам нужны визы, так что стремление к двойному гражданству вполне понятно, по крайней мере до тех пор, пока Турция не вступит в Евросоюз. Отказ ЕС принять Турцию в число своих членов, перемена политического курса турецкого правительства (которому в конце концов может надоесть роль вечного кандидата на вступление), приход к власти фундаменталистских, антиевропейских сил больно ударят по интересам этой количественно самой большой части турецкой общины в Германии. Речь главы турецкого правительства Эрдогана в Кёльне в феврале 2008 г. - подтверждение тех надежд, которые проевропейские силы в Турции возлагают на своих соотечественников в Европе, и в частности в Германии. Не следует позволять себя ассимилировать, сказал Эрдоган. Проживающие в Германии турки, в том числе и с немецким гражданством, должны быть лояльны по отношению к обоим государствам - как к Германии, так и к Турции. По сути, Эрдоган призывал турецкую общину Германии, будучи лояльной к проевропейскому курсу турецкого правительства, осознать себя в качестве политической силы и использовать свое право политического волеизъявления: начиная с локальной политики и до Европейского парламента. В качестве примера он привел США, где этнические диаспоры (например, греки) располагают своими лобби и могут существенно повлиять на принятие политических решений. Немецкая пресса комментировала эту речь с озабоченностью, указывая в числе прочего на результаты опросов, показавших, что 40% турецкой молодежи в Германии и без того считают своим руководителем Эрдогана, а не Ангелу Меркель.
Однако определенная часть турецкого населения, стоящая в оппозиции турецким властям, придерживается фундаменталистских взглядов и ориентируется на те политические силы в Турции, которые всеми силами препятствуют курсу на дальнейшее сближение с ЕС. Парадоксально, что эта часть диаспоры въехала в Германию не как гастарбайтеры, а как «политические беженцы», будто бы преследуемые в Турции по религиозному признаку. На самом деле они преследовались за свой радикальный исламский фундаментализм и антиправительственную деятельность. Проевропей-ски настроенные турецкие политики не раз грустно удивлялись, что Германия предоставляет статус политического беженца врагам сближения Турции и ЕС. Такими политическими беженцами были так называемый «кёльнский халиф», муфтий Гемалеттин Каплан, равно как и его сын, Метин Каплан, в своих проповедях призывавшие мусульманских родителей превратить своих детей в Германии «в острие копья, направленного против неверных». Жил он в Кёльне с 1983 г., а выдворить из страны его удалось лишь в 2005 г., после вступления в силу нового закона об иммиграции. Как раз эта часть турецкой общины (разумеется, не сами «политические беженцы», но многие, симпатизирующие им), болея душой за своих идейных соратников в Турции и сохраняя турецкое гражданство, старается использовать свое право голоса на родине на благо исламистских сил. Однако в выборах в Турции проживающие в Германии турецкие граждане могут принять участие, лишь находясь в Турции или хотя бы на пограничном переходе. Поэтому во время выборов 1995 и 1999 гг. в Турции немецкое отделение «Милли Гё-рюш» специально организовывало дешевые авиарейсы для желающих отдать свои голоса соответствующим политическим силам.
Ситуация, в которой находятся турки в Германии, значительно более сложная в сравнении с иными группами иммигрантов, например, политическими беженцами или же российскими немцами. По сути, они уже в третьем поколении сидят «между двух стульев». Впрочем, теоретики придумали в этой связи «третий стул» под названием hybrid identities - гибридные идентичности. Это понятие подразумевает одновременную принадлежность к двум или даже нескольким культурным мирам. Однако применяется оно пока лишь в социальных исследованиях и реального политического выхода не имеет. Турецкое население нередко упрекают в нежелании интегрироваться, более того, называют его наименее
способной к интеграции группой. Указывается, что уже третье поколение по-прежнему чувствует себя турками, сохраняет связь с родиной предков и, даже приняв немецкое гражданство, становится немцами лишь «формально», не принимая гражданской культуры немецкого общества.
В качестве основного фактора, осложняющего интеграцию, называют ислам. Однако на деле ситуация значительно сложнее. Турецкие «гастарбайтеры» находились одновременно и в лучшем, и в худшем положении, нежели другие иммигранты, например беженцы. В лучшем, ибо они въезжали в страну по рабочим визам, дававшим со временем право на постоянное жительство и на гражданство. В худшем, ибо, въезжая по рабочим визам, они не охватывались мероприятиями, направленными на интеграцию иностранцев. Да и мероприятий таких в годы становления турецкой общины еще не было, поэтому интеграция их была чисто стихийной. И шла она рука об руку с дезинтеграцией. Изначальная причина этой дезинтеграции лежала в самом статусе турецких «гастарбайтеров» -временных рабочих, не принадлежащих к европейскому культурному кругу, рабочих, от которых даже в 80-х годах все еще ожидали, что когда-нибудь они соберутся, да и уедут на свою турецкую «родину», прихватив с собой родившихся в Германии детей и внуков. Параллельно с этим от них требовали (пока они живут в Германии) «интегрироваться» в немецкое общество. Проблема была лишь в том, что даже ассимиляция не превратила бы их в немцев: в глазах коренного населения не только сами «гастарбайтеры», но и их дети и внуки, даже будучи гражданами Германии, оставались «иностранцами», «турками». Турецкие рабочие прибыли в ФРГ позже всех остальных «гастарбайтеров», они были самыми бедными, самыми неквалифицированными, их было значительно больше, нежели «гастарбайтеров» из других европейских стран, и они исповедовали ислам. Поэтому среди «гастарбайтеров» турецкие рабочие были единственной группой, образовавшей собственные жилые районы с собственными структурами обслуживания. Исследователи критиковали: «При всей своей ассимиляции в отдельные сферы жизни немецкого общества они стали в ФРГ чем-то вроде этнорелигиозной субнациональности...».
В 90-е годы в Германию хлынул новый поток мигрантов, с рабочей миграцией ничего общего не имеющих: вытесненные из разваленного СССР этнические немцы и убежавшие оттуда же евреи («контингентные беженцы»), мусульманские беженцы из Бос-
нии, косовские албанцы и иные жертвы бурных политических событий тех лет существенно изменили структуру иностранного населения Германии. Уже к концу 90-х годов немецкое правительство решило поставить их интеграцию на солидную правовую основу, тем более что российских немцев и «контингентных беженцев» принимали не временно, а на постоянное жительство. В 2005 г., после вступления в силу нового Иммиграционного закона, начали действовать различные интеграционные программы, в частности, интеграционные курсы. Однако средств хватало по большей части лишь на новоприбывающих мигрантов. Уже третье поколение турецкой общины вырастает в неясной с административной и в сложной с психологической точки зрения ситуации: с одной стороны, официальные требования «интегрироваться», с другой - такие интересные нормативы, как Закон о поддержке возвращающихся от 1983 г., и сложности, связанные с получением немецкого гражданства, а также неприятие коренным населением турецких гетто, его требование «ассимиляции» и в то же время бессознательный отказ признать даже ассимилированных «чужаков» - «своими».
«Вызванные подобными обстоятельствами кризисы идентичности могут привести к бегству в негативную идентичность: подросток начинает гордиться собственной социальной ущербностью», - к такому выводу приходят исследователи, занимающиеся проблемами преступности среди подростков из иммигрантских семей. Подобного подростка угрозой «выдворить в Турцию» уже не испугаешь, он ненавидит немецкий «парадиз», лицемерно сожалеющий о его неспособности к интеграции и в то же время так упорно отказывающийся признать его «своим», он поедет изучать ислам в Стамбул или, по наводке «проповедника ненависти», отправится в один из тех кэмпов на «ничейных» территориях Ближнего Востока, где мусульманская молодежь из Европы учится «науке» терроризма.
К концу 80-х годов в Германии стала популярной «межкультурная педагогика», целенаправленно занимавшаяся проблемами «детей мигрантов»; дети эти считались проблемными, отсталыми, нервными, чуть ли не психически больными, и все потому, что им-де приходится «разрываться между двумя культурами»: прогрессивной, демократической, немецкой культурой в школе и недоразвитой, патриархальной, мигрантской - в кругу семьи. Слово «иностранец», «мигрант» было собирательным: горе-педагоги не давали себе труда исследовать социальные и культурные различия, право-
вые и политические дефициты, определяющие жизнь тех или иных семей иностранного происхождения в Германии. Воинствующее невежество «межкультурных педагогов», чувство западноевропейского чванства у которых очевидно перевешивало те малые элементы интеллекта, которыми они располагали, не помешало воплотить эти тезисы в жизнь: после начальной школы детей мигрантов, как правило, направляли не в гимназии и не в реальные школы, открывающие путь к высшему образованию, а в так называемые «ха-уптшуле» (основные школы), где детей не просто ориентируют на низкоквалифицированный труд, но и обучение ведется на низком уровне. Ни в одной другой индустриальной стране дети мигрантов не имели таких плохих «стартовых» шансов, как в Германии.
Шансы турецких детей ухудшались также за счет того, что, даже родившись в Германии, они вырастали в турецкоязычной среде. Их матери, как правило, вообще не говорили по-немецки (будучи ввезены в страну из турецких деревень в качестве «жен»), отцы дома предпочитали говорить на родном языке. «Дети российских немцев, 90% которых родились за пределами Германии, на 40% -немецкоязычны. Три четверти турецких детей родились в Германии - и лишь одна четверть говорит по-немецки», - отмечают исследователи. Причины культурной «отсталости» турецкого населения искали в социальном происхождении «гастарбайтеров»: в Турции они принадлежали к беднейшим и необразованным слоям населения. Разумеется, по мере социального расслоения турецкой общины и образования в ней своих элит количество студентов турецкого происхождения в немецких университетах значительно увеличилось. Число женщин-студенток турецкого происхождения возросло за последние 20 лет почти в десять раз. Однако в тех политически-правовых условиях, в которых 40 лет существовала турецкая община, диплом немецкого университета не означал автоматического «слияния» с немецким образом жизни. Получив специальность, молодые адвокаты, врачи, экономисты, как правило, остаются в своей общине. Зная европейскую культуру, они в состоянии «посредничать» между официальными структурами, немецким обществом и менее продвинутыми членами собственной диаспоры, но они не становятся частью этой европейской культуры, они формально интегрируются в институты гражданского общества, не ассимилируясь в них. В то же время реальное знание европейской культуры и интеграция в гражданское общество делает их «иммунными» по отношению к «проповедникам ненависти».
Однако о «гибридных идентичностях» в этой связи говорить рано. Подобный тип личности присущ пока что лишь турецким интеллектуалам, выросшим в Германии. Между тем «гибридные идентичности», реальная духовная принадлежность одновременно к двум мирам, к двум культурам, к двум странам - это отнюдь не худший вариант для турецких жителей Европы, во всяком случае до тех пор, пока отношения между Европой и Турцией и дальше развиваются в положительном ключе. Ухудшись эти отношения, измени Турция (или Европа) свой политический курс - и «гибридные идентичности» падут первыми жертвами новых политических реалий.
* * *
Пример Германии уникален. В мононациональной европейской стране в результате структурных просчетов ее внутренней и внешней политики в 60-70-е годы сложилась мощнейшая турецкая диаспора. Ее члены - не просто турецкие и немецкие граждане турецкого происхождения, живущие разрозненно по стране, а целое, общество - со своей инфраструктурой, со своими религиозными, культурными и гражданскими организациями, со своими интеллектуальными элитами, предпринимателями, учителями, политиками. Это уже не «мигранты», это почти что национальное меньшинство, пусть и не коренного происхождения. Ислам из религии иностранных гостей, трудяг-«гастарбайтеров» и политических беженцев, становится одной из активно исповедуемых в Германии религий. Лишь раздробленность препятствует его организации в еще одно официальное «религиозное сообщество» Германии наряду с христианскими церквами и иудаизмом. Мечети, еще в 60-е годы располагавшиеся во внутренних двориках старых городских кварталов и ориентировавшиеся на «гастарбайтеров», становятся неотъемлемой частью немецкого городского ландшафта, а их строители снова и снова пытаются «продвинуть» в архитектурных планах городов минареты, возвышающиеся над местными христианскими церквами. Большинство членов турецкой общины лояльны по отношению как к немецкому государству, так и к Турции, которая в свою очередь проявляет постоянный интерес к этой группе своих соотечественников, как нынешних, так и бывших, подчеркивая, что и бывшие остаются нынешними, и рассчитывая использовать этот мощный потенциал для продвижения своих политических интересов в Европе.
Турки, въехавшие со статусом политических беженцев, равно как и иные национальности турецкого происхождения (курды, черкесы, лазы), живущие в Германии, негативно относятся к нынешнему турецкому правительству, их готовность к «интеграции» в немецкое общество иной раз еще меньше, чем у лояльной части диаспоры. Всей душой они остаются с теми политическими силами, принадлежность к которым послужила причиной их изгнания. По сути, благодаря им в Германию выносятся турецкие внутриполитические конфликты. Курды организуют в Германии демонстрации и митинги в поддержку своего «курдского» дела. Сторонники антиевропейских, фундаменталистских сил, живя в Германии, ненавидят «западную культуру», приглашая в контролируемые их организациями мечети «проповедников ненависти», призывая мусульманское население сопротивляться европейскому образу жизни, стать своего рода «пятой колонной» в упадочном, погрязшем в грехах немецком обществе.
Можно ли было избежать массового притока иммигрантов-мусульман? В период, когда Западная Германия, форпост «свободного мира», переживала экономический бум, сложилась небывалая ситуация - не хватало рабочей силы, и в страну пригласили рабочих из южноевропейских стран. Разумеется, им пришлось нелегко, однако они относительно быстро нашли свое место в немецком обществе: они были людьми европейской культуры, да и политические реалии развивающейся единой Европы способствовали сближению. Иная ситуация сложилась с рабочими-турками, приглашение которых в ФРГ было мотивировано не столько экономии-ческими причинами, сколько реалиями эпохи противостояния блоков, стремлением интегрировать Турцию в «свободный Запад». Нынешние немецкие исследователи уверяют, что вина за сложившуюся ситуацию лежит-де на турках, а не на немецких предпринимателях и политиках: те якобы искренне были уверены, что турецкие рабочие, заработав кучу денег, поспешат уехать из чужой холодной страны в родные анатолийские пенаты. Кто же мог знать, что они используют юридические лазейки, чтобы остаться? Точно так же в Германии не признают ошибочности курса в отношении «политических беженцев». Германия приютила у себя турецких «проповедников ненависти», создавших в ней мощные структуры, враждебные как светской и проевропейской политике нынешнего турецкого правительства, так и всему образу жизни либерального, демократического общества. Немецкие идеологи, оправдывая пре-
доставление «политического убежища» радикальным исламистам, указывали (в том числе в дискуссиях с проевропейскими турецкими коллегами) на суть демократии, до которой, мол, Турции, несмотря на свое членство в НАТО, еще очень далеко и которой она должна научиться, если хочет когда-нибудь принадлежать к просвещенной европейской семье. Фундаменталистам, исламистам, курдским националистам и прочим грозило в Турции преследование за убеждения, поэтому они получили политическое убежище в «форпосте свободного мира». Когда Турция станет такой же либеральной, как Европа, все они уедут домой.
В таких важных вопросах, как иммиграция из стран с чуждыми культурами, западногерманское правительство не планировало, а реагировало - задним числом, с большим опозданием и, как правило, неудачно. И все потому, что официально считалось: иммиграции в ФРГ нет. ФРГ принимает на жительство только этнических немцев. Все остальные - будь то рабочие-контрактники или политические беженцы - это только гости, когда-нибудь они уедут. И эта принципиальная установка сосуществовала с целым рядом юридических нормативов, позволявших «гостям» привозить свои семьи, оставаться, оседать в Германии на постоянное жительство.
Попытки «разрядить» ситуацию были обречены на неудачу: любые выступления против загостившихся анатолийских рабочих встречали гневную отповедь официальной Турции, а в самой Германии на защиту угнетаемых «гастарбайтеров» поднимались левые интеллектуалы и идеологи мультикультурности. Попытки побудить турок к отъезду, выплачивая им относительно большие суммы, как это предусматривал Закон от 1983 г., привели к тому, что многие, взяв деньги, на время уезжали в Турцию, а потом возвращались в рамках «воссоединения семей». Ситуация сложилась тупиковая и разрешить ее можно было лишь радикально, признав, что ФРГ - принимающая иммигрантов страна. Воссоединение двух немецких государств отодвинуло решение проблемы на десять лет -открылись новые пространства для размещения иностранцев: к освобожденным от «жестокого социалистического ига» восточным немцам поехали с запада автобусы, полные темнокожих «беженцев», - «они были бедные и им надо было помочь». Шок быстро сменился возмущением. Всплеск праворадикального насилия в новых федеральных землях в начале 90-х годов предшествовал ужесточению Закона о предоставлении политического убежища. Однако проблема с уже живущими в стране иностранцами оставалась
нерешенной. В новых политических условиях особенно напряженной казалась ситуация в той части турецкой общины, которая стояла в оппозиции к проевропейскому турецкому правительству. Окончание конфликта блоков ознаменовало начало пресловутого «конфликта цивилизаций» - исламизм становился опасным для Запада.
Новый иммиграционный закон рождался в невыразимых муках - как внутриполитических, так и ментальных. Возможно, роды затянулись бы на неопределенные сроки, если бы не 11 сентября 2001 г., не радикализация и политизация ислама в мировом масштабе. Выдворить живущих в Германии мусульман было невозможно, а значит, следовало учиться жить с ними. И главное, следовало заставить - именно заставить! - их самих научиться жить в гражданском обществе. Возможности для этого открывал лишь новый иммиграционный закон. Былой статус «гостей страны» при всех своих проблемах имел для мигрантов нечто позитивное: интеграция была делом добровольным. От иностранца, «временно» проживающего в стране, нельзя требовать, чтобы он интегрировался в существующие общественные структуры, он - гость, хотя бы и в третьем поколении. Новый иммиграционный закон, «легализуя» вечных гостей, давая им шанс стать частью немецкого общества и германского государства, в то же время налагал на них обязанности. Важнейшая из них - если уж не полная интеграция, то по крайней мере жизнь в согласии с нормами либерально-демократического общества, определяющими политическую культуру Германии.
Наладить интеграцию новых въезжающих в страну мигрантов оказалось значительно легче, чем преодолеть накопившиеся за 40 лет проблемы. Турецкая община - это огромный и многослойный пласт общества. «Интегрировать» поколениями живущих в стране людей, в особенности тех из них, кто давно уже обладает немецким гражданством, официальными мерами невозможно, здесь необходимо участие коренных немцев и гражданского общества. Кроме того, любое давление на лояльную Турции часть этой общины незамедлительно встречает болезненную реакцию турецкого правительства, а в нынешних политических условиях с Турцией предпочитают не ссориться, слишком велико ее стратегическое значение. На каких путях немецкая политика решит эту проблему, сложно сказать, скорее всего, она заставит работать на себя время и новый иммиграционный закон. Во всяком случае ин-
теграция турецкой общины - вопрос специфически немецкий. В вопросах мусульманских диаспор каждая западноевропейская страна «несчастлива по-своему», и поэтому общих путей и действенных решений на европейском уровне пока не существует.
«Актуальные проблемы Европы. Диаспоры в Европе: Новая роль в обществе», М., 2009 г., № 4, с. 44-76.
Р. Шарипова,
кандидат исторических наук, ИВАН РАН МУСУЛЬМАНЕ В МЕЖКОНФЕССИОНАЛЬНОМ ДИАЛОГЕ (КОНЕЦ XX - НАЧАЛО ХХ1 в.)
В жизнедеятельности современного мирового сообщества наряду с большими положительными достижениями в области межгосударственных и межконфессиональных отношений все более и более стала прослеживаться активизация различных форм агрессивного национализма, политического экстремизма, которые сопровождались вспышками международного терроризма. Это в ряде случаев приводило к обострению международной обстановки. Таким образом, религии, исторически выполняющие миссию толерантности и мира, в настоящее время нередко становятся материалом для разжигания конфликтов и терроризма. Немалую роль в этом играют современные миграционные процессы, которые вызвали и у мусульман, и у христиан одни и те же проблемы, в частности связанные со строительством новых культовых зданий и значительным количеством смешанных межнациональных и межконфессиональных браков. Более того, быстрое распространение соответствующей информации через СМИ, причем нередко в упрощенной и тенденциозной форме, стало все более наносить вред положительному имиджу религий в глазах мирового общественного мнения. Например: история провокационно-кровавого межобщинного разделения Индии, приведшего к миллионам жертв, до сих пор отзывается в этнических и религиозных противоречиях, а иудеи и мусульмане на протяжении многих десятилетий борются друг с другом в Палестине; считается, что ирано-иракской войне способствовала неприязнь между шиитами и суннитами (хотя она по существу была вызвана политическими причинами), которая, тем не менее, получила продолжение в нынешней гражданской войне в Ираке; периодически вспыхивавшие межконфессиональ-
