Тунгусо-маньчжурские слова и суффиксы со значением ‘человек’ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Айа Linguistica Ре^^Шала. 2023. Vol. 19.3. Р. 587-610 DOI: 10.30842/а1р23065737193587610

Тунгусо-маньчжурские слова и суффиксы со значением 'человек'

А. М. Певнов

Институт лингвистических исследований РАН (Санкт-Петербург, Россия); pevnov@gmail.com; ORCID: https://orcid.org/0000-0002-7421-7777

Аннотация. В пратунгусоманьчжурском языке можно реконструировать несколько вариантов слова со значением 'человек': *н'иа, *н'а, *нй. В языках-потомках от вариантов *н'иа и *н'а были образованы адъективные формы, которые впоследствии стали употребляться субстантивно (эвенское н'ари 'мужчина', орокское нари 'человек' < *н'а-рй 'человеческий', маньчжурское н'алма 'человек' < *н'а-рй-ма 'человеческий'). От также адъективной формы *н'а-кун было образовано, например, нанайское слово наон'^ока 'мальчик', оформленное составным диминутивным показателем (< *н'а-кун=зу-кан). В некоторых тунгусо-маньчжурских языках представлены рефлексы еще одной производной формы — *н'иа-ра (значение словообразовательного суффикса остается неизвестным). Непроизводная форма сохранилась в орочском языке (н'ге (< *н'иа) 'человек'), а также, вероятно, в анюйском говоре удэгейского. В тунгусо-маньчжурских языках (за исключением маньчжурского и чжурчжэньского) имеются лексические суффиксы, восходящие к слову *нй 'человек', а также к *н'иа ~ *н'а 'человек'. Эти суффиксы оформляют числительные первого десятка ('три человека; втроем' и т. д.). Кроме того, они присоединялись к некоторым существительным и даже к глагольным основам. К постпратунгусоманьчжурскому состоянию (после обособления предка чжурчжэньского и маньчжурского языков) восходит слово *бунй('мертвый человек' > 'загробный мир', 'смерть'), оформленное суффиксом, который происходит от слова *нй'человек'. Весьма активно употребляется «человеческий суффикс» в орокском (уильта): в этом языке суффикс -н'н'е может оформлять слова, допускающие именное словоизменение. Орокский суффикс -н'н'е восходит к слову *н'иа 'человек', заимствованному, вероятно, из орочского и подвергшемуся уже в орокском языке аффиксализа-ции, то есть превращению в аффикс, причем в данном случае без последующей грамматикализации. Таким образом, орокская морфема -н'н'е имеет лексическое значение (лексический суффикс).

© А. М. Певнов, 2023

Ключевые слова: тунгусо-маньчжурские языки, реконструкция, словообразование, адъективирующие суффиксы, аффиксализация, лексический суффикс.

Manchu-Tungusic words and suffixes meaning 'person'

Aleksandr M. Pevnov

Institute for Linguistic Studies, Russian Academy of Sciences (St. Petersburg; Russia); pevnov@gmail.com; ORCID: https://orcid.org/0000-0002-7421-7777

Abstract. The word for human being in the Manchu-Tungusic (Tungusic) pro-tolanguage may be reconstructed as *n'ia, *n'a, *n'/(in Ewenki, Solon, Ewen, and Neghidal the words for person are bqjg, bai~ bqjg, bsj, bqjg, respectively). In the descendants of the protolanguage, some adjective forms were derived from these words. Later, the derivative adjective forms (*n'a-ri, *n'a-rPma, *n'a-kun) developed substantive uses: *n'a-ri'human' (adj.) > 'human being', *n'a-rrima 'human' (adj.) > 'human being', *n'a-kun 'human' (adj.) > 'human being'. Ulcha and Ewenki demonstrate reflexes of yet another derivative form with an unidentified suffix: *n 'iara. These pro-toforms gave rise to contemporary words like Ewen n'ari'man, male', Orok (Uilta) nari'person', Nanai nai'person', Manchu n'alma 'person', Jurchen *n'arma 'person', Nanai naonjokà(< *n'a-kun=ju-kân) ' boy', Ewenki n'erawi 'person'. Forms without a historical derivational suffix may have been retained in Oroch n'œ (< *n 'ia) 'person' and, possibly, in Anyui Udihe n'e 'person' (used in folklore to address a stranger). In Manchu-Tungusic languages, except in Manchu and Jurchen, numerals from one to ten include lexical suffixes standing for 'person', e.g. Ulcha ila-n'i, Orok ilân'n'ë, Oroch ila-n'œ, Solon ila-ne (ila-n'e?) 'three people', Ewenki ilan-I 'three people (together)' (the suffixes of these words are derived from *n'ri, *n'ia, *n'arl'person'). The "human suffixes" also could be added to some substantives and even to some verb stems: Ewen ho-n'i 'hero, superman', Oroch sgda-n'i 'old people', Ewenki bu-nri 'dead person', Solon bu-ne(bu-n'e?) '1. corpse; 2. the underworld, deadland', Nanai bu-n'i'the underworld, deadland'. In Orok, the "human suffix" -n'n'e shows active use, e.g.: gëda-n'n'ë'one person', sagji-n'n'ë 'old person', xasu-n'n'if! 'how many people?', tari-n'n'ë 'that person', sokto-xo-n'n'ë 'drunk person'. The last example is of particular interest because the "human suffix" is added to the participle. The following example demonstrates a relatively recent fusion of two Orok words: doro-n'n'ë-n'i 'a person of Doro (North Sakhalin)' (doro-PERSON-POSS.3SG; < *doro nia-n'i). The Orok suffix -n'n'egoes back to the word *n'ja 'person', apparently borrowed from the

Oroch language. In the ancestor of the Orok language, the word *n'ia 'person' was affixalized, i.e. the word became an affix which in this particular case was not gram-maticalized. Thus the Orok morpheme -nn'ehas the lexical meaning.

Keywords: Manchu-Tungusic (Tungusic) languages, reconstruction, derivation, adjectivizing suffixes, affixalization, lexical suffix.

1. Слова со значением 'человек' в тунгусо-маньчжурских языках

В эвенкийском, солонском, эвенском и негидальском языках слова бэ]э1 (эвенк., нег.), бэ] (эвен.), бэи~ бэ]э (сол.) 2 означают 'человек' (эвенк., сол., эвен., нег.), 'мужчина' (эвенк., эвен., нег.), 'сам' (сол., эвен., нег.); в остальных тунгусо-маньчжурских языках (в орочском, удэгейском, ульчском, орокском (уильта), нанайском, маньчжурском и чжурчжэньском) соответствующие слова имеют значения 'тело, туловище', 'сам' [ССТМЯ 1975: 122-123]. В [ССТМЯ 1975: 123] со ссылкой на работы Н. Поппе и Г. Рамстедта приведены соответствия этим словам в монгольских языках. В монгольском письменном языке слово beje(n) означает 'тело, телосложение, организм; здоровье', а также 'личность, индивидуум; сам' [MED 1960: 94-95]. В одном из тунгусо-маньчжурских промежуточных праязыков — в собственно

1 В данной статье в целях унификации все слова тунгусо-маньчжурских языков транслитерированы в соответствии с транскрипцией, принятой в [ССТМЯ 1975, 1977]; сингармонические варианты (и, у, ц) при этом не отмечаются. При необходимости внести коррективы в цитируемые примеры я использовал фигурные скобки—в них помещены в частности примеры с обозначением палатализации звука н перед гласными и, й, е, е.

2 В [ССТМЯ 1975: 122] приведено солонское бэи~ бэ]э '1. человек; 2. сам', однако в солонско-китайском словаре [Do■Derji 1998: 68] слово бэ]и переведено как 'тело'—по-видимому, это данные разных диалектов солонского языка.

тунгусском (непосредственном предке эвенкийского, солонского, эвенского и негидальского языков, а также ороченского и хамниган-ского идиомов) — значение изменилось, рефлексы заимствованного пратунгусоманьчжурского слова *бэ]э 'тело', 'сам' стали означать 'человек' (а также 'мужчина', 'сам').

Пратунгусоманьчжурское слово со значением 'человек' имеет варианты *н'иа, *н'а, *нй. В современных тунгусо-маньчжурских языках рефлексы слова *нй представлены суффиксом со значением 'человек' (об этом см. дальше в пункте 2.1), в то время как два первых варианта — *н'иа и *н'а— были использованы в качестве производящих основ для слов, имеющих значение 'человек'.

То, что различающимся по гармонии гласных восходящим дифтонгам иа и иэ может соответствовать долгий гласный й, можно проиллюстрировать следующими примерами: *омй~ *омиа 'душа (перевод весьма условный)' (ср., напр., эвенк. омй (Тмт, Члм, Учр, Алд, Ие) '1) душа; 2) дух, дух-хозяин' [Мыреева 2004: 465] и нан. омиа 'ребенок в утробе матери' [Оненко 1980: 310]); *гй~ *гиа (а также *гуа) 'один из двух, другой' (ср., напр., эвенк. гй-л (Тмт, Учр, Ие, З) '1) другие; 2) остальные' и эвенк. ге (< *гиа) '1) другой, второй; 2) следующий; 3) иной' [Мыреева 2004: 131, 134]); *н'й-кй~ *н'иэ-киэ 'утка' (ср. эвенк. н'йкй 'утка' и маньчж. н'эхэ 'утка', а также нан. нйчиэ ~ н'иэчэ 'утка' с другим словообразовательным суффиксом).

От вариантов *н'а и *н'иа были образованы суффиксальные производные с тем же значением 'человек' — они представлены во всех тунгусо-маньчжурских языках. Неосложненная словообразовательным суффиксом основа сохранилась в орочском языке, а также, вероятно, в анюйском говоре удэгейского: ороч. н'зе '1) человек; 2) (иногда) мужчина; 3) кто-то, некто; 4) другой, чужой, посторонний человек' [Аврорин, Лебедева 1978: 210]; уд. н'е (Ан) '(фольклорное слово) человек (при обращении к незнакомому)' [ССТМЯ 1975: 599]). Впрочем, орочское и удэгейское нй 'человек' можно возводить как к *н'арй (ср. ороч. тэи, тй 'тот' < *тарй), так и к *нй.

Одним из дериватов было слово *н'арй 'человек', оформленное суффиксом * -рй; по-видимому, этот же суффикс представлен

в местоимениях *эрй 'этот' и * тарй 'тот' 3, так что первоначально слово *н'арй могло означать 'человеческий'. Приведу по [ССТМЯ 1975: 598-599] несколько рефлексов этого деривата:

эвен. н'ари (Ол, Алл, Б, М, Ох, П, Ск, Т) '1) мужчина (Алл, Б, К-О, Ох, Ск, Т); 2) мальчик (Ол, Б, К-О, Ох, П, Ск, Т); 3) юноша, парень (Ох)' (в сочетании с некоторыми существительными слово н'ари указывает на принадлежность к мужскому полу)'; ульч. н'и 'человек', орок. нари '1) человек; 2) мужчина; 3) мужской пол'; нан. наи~ на] (Нх, Бк) '1) человек; 2) особь'.

От слова *н'арй 'человек' (первоначально 'человеческий') в предке чжурчжэньского и маньчжурского языков было образовано прилагательное *н'арй-ма4 'человеческий' > чж. *н'арма (транскрипция В. Грубе: тёЪ-гЪ-та) 'человек', маньчж. н'алма 'человек' (в маньчжурском языке кластер лм < *рм, ср. маньчж. улмэ 'игла' и нан. хурмэ 'игла', маньчж. гулмахун 'заяц' и нан. гормахо 'заяц').

3 Реконструкция долгого гласного в исходе слова *н'арй 'человек' основана на том, что в эвенском н'ари 'мужчина, ...' гласный и не отпал в исходе слова (т. е. если бы было * н'ари, то в эвенском следовало бы ожидать н'ар, а не н'ари). В местоимениях *эрй 'этот' и *тарй 'тот' гласный второго слога был долгим, поскольку в маньчжурских рефлексах эрэ 'этот' и тэрэ 'тот' гласный широкий, а не узкий (аналогичное расширение гласного произошло в маньчжурском показателе причастия -ра/-рэ/-ро (< *-риа/-риэЭ-ри? ~ *р®), а также в маньчжурском словообразовательном суффиксе -ха/-хэ/(-хо?) (< *-киа!-киэ/(-кио?) ~ *-кй), который оформлял названия некоторых живых существ; например, приведенное выше маньчжурское слово н'эхэ 'утка' восходит к *н'иэ-киэ ~ *н'й-кй). Что касается эвенкийских местоимений эр 'этот' и тар 'тот', то отпадение гласного в исходе данных слов можно объяснить их очень частым употреблением в речи (кстати, в [ССТМЯ 1977: 165, 460] указаны эвенкийские варианты как без конечного гласного, так и с ним: эр, эрЁ, эри тар, таре~ тари).

4 Таким образом, можно предполагать, что словообразовательный суффикс имен прилагательных -ма!-мэ был в чжурчжэньско-маньчжурском праязыке; этот суффикс, вероятно, восходит к тунгусо-маньчжурскому праязыку, поскольку его рефлексы есть в трех других ветвях тунгусо-маньчжурской языковой семьи.

Во время одной из поездок на Сахалин с целью изучения орокского языка я записал от Ирины Яковлевны Федяевой (тогда она жила в пос. Вал Ногликского района) словосочетание нарима нари 'человек как человек, настоящий человек' (букв. 'человеческий человек'), в котором первый компонент с адъективирующим суффиксом -ма соответствует чжурчжэньскому *н'арма 'человек' и маньчжурскому н'алма 'человек'.

Тем же самым адъективирующим суффиксом -ма было оформлено орочское слово нйма 'мужского пола; мужчина' ($у н'йма хитэ 'два сына (оба ребенка мужского пола)') [Аврорин, Лебедева 1978: 210] (нй< *н'арй), ср. орочское же хусэмэ хитэ 'сын' [Аврорин, Лебедева 1978: 95; текст N° 32] (хусэ 'мужского пола (прилагательное)': хусэ н'зе 'мужчина (букв. мужского пола человек)', хусэ хитэ 'мальчик (букв. мужского пола ребенок)', хусэ мапа 'медведь-самец' [Аврорин, Лебедева 1978: 250]).

Иное адъективное оформление слова, означающего 'человек', можно предполагать в праформе *н'а-кун 'человек'. Суффикс *-кун использовался в пратунгусоманьчжурском языке, он образовывал качественные прилагательные (напр. *Киркэ-кун5'новый', *Колго-кун 'сухой'), Оформленные этим суффиксом слова могли субстантивироваться: *нэ-кун 'младший, младшая; младший брат, младшая сестра', * уин(д)а-кун 'собака'. Таким образом, слово *н'а-кунбуквально означало 'человеческий', но впоследствии оно было субстантивировано и стало означать 'человек'. Рефлексы слова *н'а-кун, оформленного диминутивным показателем, представлены в нан. наон'^ока 'мальчик' [Оненко 1980: 283]; ульч. н'ав^ака(н) 'мальчик' [Суник 1985: 218]. Слово с соответствующей основой есть в удэгейском языке: п'аи!а (транскрипция оригинала) 'мальчик, подросток, молодой человек; девочка, девушка, молодая женщина' [Шнейдер 1936: 55] (п'аи- <

5 В анлауте пратунгусоманьчжурских слов можно реконструировать *к1 и *к2; *к2 за редкими исключениями сохранился во всех современных тунгусо-маньчжурских языках, рефлекс *К представлен только в нанайском, ульчском и орокском (при этом рефлексом *к1 является х, а рефлексом *к2—к), в остальных тунгусо-маньчжурских языках *К, как правило, бесследно исчез.

*н'аку(н)-; значение словообразовательного суффикса -1а определить не удалось). Г. М. Василевич первой привела удэгейское и ульчское слова как родственные словам, означающим 'человек' в других тунгусо-маньчжурских языках [Василевич 1958: 290].

Итак, реконструируемые дериваты *н'а-рй, *н'арй-ма, *н'а-кун оформлены адъективирующими словообразовательными суффиксами, слова эти буквально означали 'человеческий', а в результате субстантивации стали означать 'человек'.

От другого варианта корневой основы со значением 'человек' (*н'т-- при помощи некоего суффикса *-ра было образовано слово *н'иара, рефлекс его сохранился в ульчском языке: н'ёра(н) н'й 'близкий сердцу человек', царка н'ерани 'группа родственников, участвующих в медвежьем празднике' (царка 'часть медвежьего праздника) [Суник 1985: 218, 220]. В нерчинском диалекте эвенкийского языка М. А. Кастреном в конце первой половины XIX в. было записано слово н'ерави 'мужчина' [Castrën 1856: 86] (< *н'травй). Соответствующие слова имеются в солонском (нарав1 бэ]ё {н'арави бэ]э} 'мужчина' [Ивановский 1894: 29]) и негидальском (н'ё^авй («низов-ской» и «верховской» говоры) 'юноша, молодой мужчина', н'ё/ав-кан («верховской» говор) 'добрый молодец (фольклорное слово)' [Цинциус 1982: 251] (запись 1926-1927 гг.; в наших с М. М. Ха-сановой негидальских фольклорных текстах н'е]авкан (фольклорный герой, «мужичок»)). Возникает вопрос: что представляет собой суффикс -вй? В эвенкийском языке -вй является показателем возвратного притяжания единственного числа, при этом в эвенкийском, как и в других тунгусо-маньчжурских языках, суффикс -вй (мн. ч. -вар/-вэр/-вор) оформляет только объект — прямой или косвенный. Возможно, слово *н'иаравй было образовано тогда, когда возвратным показателем мог быть оформлен не только объект, но в особых случаях также субъект, ср. употребление русского свой (своя, свое) не при объекте, а при субъекте: свой человек (пришел), своя рубашка ближе к телу. Это предположение согласуется с семантикой рефлексов слова *н'наравйв эвенкийских диалектах: '1) мужчина (молодой); 2) муж, хозяин, мужчина из своей семьи (преимущественно молодой)' [ССТМЯ 1975: 598] (подчеркнуто мной. —А. П.). Впрочем,

такое объяснение происхождения суффикса -вй в слове *н'иаравй представляется весьма спорным.

Что касается похожего формально и семантически эвенкийского слова н'орави (П-Т, Нрч, Чмк) 'мужчина (молодой)' [Василевич 1958: 290], то оно является, по-моему, результатом народной этимологизации, ср. эвенк. н'ора- 'идти впереди' (слово н'еравй не могло быть преобразовано в н'орави).

В солонском языке есть слово н'ируу 'мужчина' [Do■Derji 1998: 491], ему соответствует эвенкийское ниру {н'иру!} (П-Т, Е, Ткм) '(обращение) друг, дружок, товарищ' [ССТМЯ 1975: 598], однако предложенное в «Сравнительном словаре тунгусо-маньчжурских языков» включение эвенкийского ниру и солонского ниро 'мужчина' (так со-лонское слово приведено в [ССТМЯ 1975: 598]) в словарную статью «НИРАВИ мужчина» кажется мне сомнительным, поскольку необходимые для доказательства звуковые соответствия отсутствуют (хотя определенное звуковое сходство, разумеется, существует).

2. Суффиксы со значением 'человек' в тунгусо-маньчжурских языках

2.1. Тунгусо-маньчжурские слова с «человеческим суффиксом», восходящим к *-н'й

На уровне тунгусо-маньчжурского «постпраязыка» 6 восстанавливается суффикс *-нйсо значением 'человек'. Этот суффикс восходит к праязыковому слову *н'й 'человек', которое не имеет рефлексов в виде слов в современных тунгусо-маньчжурских языках (в том числе рефлексов, осложненных словообразовательными

6 Под тунгусо-маньчжурским постпраязыком имеется в виду промежуточный праязык, который существовал после отделения от пратунгусоманьчжурского языка предка маньчжурского и чжурчжэньского — это деление примерно две тысячи лет назад положило начало образованию тунгусо-маньчжурской языковой семьи.

суффиксами). Однако, как было отмечено выше, орочское и удэгейское н'й 'человек' можно возводить как к *н'арй,так и к *н'й.

Восходящий к *-н'й суффикс со значением 'человек' оформляет числительные в эвенкийском, негидальском и удэгейском языках: эвенк. иланй 'втроем', диуинй, дицнй 'четверо, вчетвером', тунца-нй '1. пять человек; 2. впятером' 7 [Мыреева 2004: 178, 237, 622]; нег. еланй~ иланй {елан'й? илан'и!} 'трое, втроем', диуинй~ диу-нй {диуин'й? диун'й?} 'четверо, вчетвером', тон'цанй {тон'цан'й?} 'пятеро, впятером' [Цинциус 1982: 210, 220, 277]; уд. иланицаhа {илан'ицаhа} (Хор) 'втроем, все трое', дйницэhэ {дйн'ицэhэ} (Хор) 'вчетвером', туцаницаhа {туцан'ицаhа} (Хор) 'впятером' [ССТМЯ 1975: 204, 306; ССТМЯ 1977: 215].

Кстати, в эвенкийском языке есть одно исключение: значение 'два человека; вдвоем' передается словом зурй8, а не зунй, как можно было бы ожидать (ср. нан. зуэн'и 'два человека; вдвоем'). Предлагаю такое объяснение: в эвенкийских числительных первого десятка, оканчивающихся на н (исключениями являются тунца 'пять' и зур 'два'), произошло переразложение: ила-н'й > илан-й (илан 'три'), диуи-н'й > диуин-й (диуин 'четыре ) и т. д. Возникший вследствие переразложения суффикс -й был присоединен к числительному зур 'два' — так получилось зурй'два человека; вдвоем'. Иным результатом переразложения стало отвердение звука н'— он стал восприниматься как относящийся к основе числительного, именно поэтому по-эвенкийски иланй 'три человека, втроем', а не илан'й9.

7 М. А. Кастрен приводит иные значения соответствующих эвенкийских числительных (маньковский и урульгинский территориальные варианты): дигинй, ди-гин'и'четыре штуки', тощни'пятъ штук', ]эгинй 'девять штук', орини (маньков-ский), орини(урульгинский) 'двадцать штук' [Castren 1856: 75, 84, 88, 90] (немецкое слово Stück в сочетании с числительным может обозначать количество голов скота).

8 В эвенкийских диалектах значение 'двое (вдвоем)' передается также следующими словами: зукрэ, зуксо, зуктэ, зукэн, зукэр, зукри, зуксэ, зукчэ , зурэ [Мыреева 2004: 208].

9 О том, что, например, в эвенкийском слове иланй 'три человека, втроем' отсутствует палатализация звука н, я узнал от Н. Я. Булатовой (хотел бы

В языках тунгусской, сихотэ-алиньской и амуро-сахалинской ветвей тунгусо-маньчжурской языковой семьи 10 есть рефлексы слова *бунй 'мертвый человек' с «человеческим суффиксом» *-нй эвенк. бунй{бун'й} '1) смерть; 2) покойник' [Мыреева 2004: 109]; эвен. буни {бун'и?} 'покойник, мертвец' [Новикова 1980: 163]; нег. бунй {бун'й? бун'и?} (Н, В) '1) смерть; 2) загробный мир' [Цинциус 1982: 199]; ороч. бун'и 'загробный мир (куда направляются души умерших)', инаки бун'ин'и 'собачий загробный мир' [Аврорин, Лебедева 1978: 169]; уд. буниуэ, бунщэ {бун'иуэ, бун'щэ} 'загробный мир, где, по представлению удэ, живут души (хан'а) умерших людей' [Шнейдер 1936: 21]; орок. буни {бун'и} 'могила, земля мертвых' 1997: 27]; нан.

бун'и 'загробный, потусторонний мир' [Оненко 1980: 82]. Исходное значение 'умерший человек' сохранилось в эвенкийском, эвенском и неги-дальском, в других тунгусо-маньчжурских языках значение изменилось ('мир, земля, куда направляются души умерших'). Следует отметить, что суффикс *-нй, совпадающий с одним из вариантов реконструируемого слова со значением 'человек', был присоединен непосредственно к глагольной основе * бу- 'умереть', причем произошло это скорее всего в тунгусо-маньчжурском постпраязыке. Возможно, этим же суффиксом оформлено эвенкийское слово бин'й 'жизнь'—первоначально оно могло означать 'живущий человек' (би- 'быть; жить'), ср. аналогичное семантическое изменение: 'умерший человек' > 'смерть' (в эвенкийском языке у слова бунй { бунй}, как указывает Г. М. Василевич, представлены оба значения: и 'покойник', и 'смерть' [Василевич 1958: 68]).

поблагодарить Надежду Яковлевну за весьма ценную для меня консультацию).

10 Оптимальной мне представляется четырехчленная классификация тунгусо-маньчжурских языков, предложенная Дзиро Икэгами [Ikegami 2001: 395396], при этом я бы предложил называть ветви языковой семьи следующим образом: маньчжурская (чжурчжэньский и маньчжурский языки, а также сибинский идиом), амуро-сахалинская (нанайский, ульчский, орокский), сихотэ-алиньская (удэгейский, орочский), тунгусская (эвенкийский, эвенский, солонский, неги-дальский языки, а также арманский, ороченский (не «орочонский») и хамни-ганский идиомы).

В языках тунгусской, сихотэ-алиньской и амуро-сахалинской ветвей тунгусо-маньчжурской языковой семьи есть и другие слова с суффиксом, восходящим к *-нй

эвен. Ъани {Ын'и!} 'родственник (кровный)' [Новикова 1980: 221] (< *пуа-н'щ в [ССТМЯ 1977: 306] сравнивается с эвенк. hа (Брг, С) 'родственник (кровный), сородич', орок. по '1) родственник; 2) родственники, предки');

эвен. hон'и '(фольклорное слово) человек, обладающий особой храбростью, силой и ловкостью; богатырь' [Новикова 1980: 226] (< *со-нй 'сильный человек'. — А. П.), эвенк. сон'иц11 (П-Т, А, Алд, З, М, Н, Сх, Тнг, У, Урм, Учр, Члм) '(фольклорное слово) 1) герой, богатырь, силач; 2) военный предводитель; 3) (У) хороший стрелок' [ССТМЯ 1977: 101];

эвенк. (С) буруни {бурунй?} («Шаманским экшэном был камень бу-руни», «Экшэнами называли найденные камни (также кусок дерева, металла), похожие по форме на изображение человека или животного» 12 [Василевич 1969: 230] (основа слова буруни {буру-н'й?} означает 'кремень');

эвенк. (С) цэнй {цёнй?} 'покойник' [Василевич 1958: 284]; что касается производящей основы {цё-}, то ср. эвенк. цёви{цёвй?} (Е, С) '1) покойник; 2) дух умершего предка' [Василевич 1958: 279], где основа цё- означала не только ' пространство у воды, у огня, у подножья горы', но также, по-видимому, и 'мир мертвых');

11 По всей вероятности, сегмент -ц- в слове сон'щ первоначально представлял собой показатель отчуждаемой принадлежности, который в результате переразложения перестал быть морфемой и стал частью корня.

12 Эвенк. эксэн (Учр) '1) вещь, которую бережно хранят, носят при себе; 2) амулет' [ССТМЯ 1977: 443].

ороч. тон'и '(мифологическое слово) хозяин лосей (представляется в виде огромного лося 13, величиной с дом)', ороч. токи (устарелое слово) 'лось' [Аврорин, Лебедева 1978: 232] (ср. эвенк. токй 'лось');

ороч. сагдан'и 'старики, старые люди' (сагда '1) деды, предки; 2) относящийся к предкам, давний, прежний (о людях)') [Аврорин, Лебедева 1978: 220];

ороч. хан'и, хан'аг 'некоторые, часть из .' [Аврорин, Лебедева 1978: 242, 244] (суффикс -н'аг восходит к слову *н'ш 'человек' — А. П.), уд. ханигэту {хан'иуэту} (Хор) 'некоторые (о людях)', ульч. пани {пан'и} 'некоторые' 14, орок. понилни {пон'илн'и} 'остальные, другие, некоторые' 15, нан. поани {поан'и} (Нх) '1) некоторые, остальные; 2) кое-кто, кое-что, кое-какой' 16 [ССТМЯ 1977: 306] (в эвенском Ыни {Ын'и?} (Ол, Алл, М, Ох, П, Ск, Т) 'часть, кусок' [ССТМЯ 1977: 305] сегмент -ни {-н'и?} остается без объяснения из-за разницы в семантике);

уд. тэhуницэhэ {тэhун'ицэhэ} (Хор, Ан) 'все (о людях)' (ср. уд. тэhу (Хор, Ан) '1) все; 2) всё'; туцаницаhа {туцан'ицаhа} (Хор) 'впятером' [ССТМЯ 1977: 215, 242]);

ульч. ацаза, ацазан'и (< *ацаза + н'и), ацан'и '1) сирота; 2) батрак' [ССТМЯ 1975: 46];

13 В соответствии с предлагаемой здесь этимологией орочского слова тон'и, хозяином лосей был, очевидно, человек, но в обличье огромного лося.

14 Ульч. пан(пан'и) 'некоторые': пангурсэли'некоторые люди' [Суник 1985: 223].

15 Орок. {пон'илн'и} 'остальные, другие, некоторые' в историческом плане делится на морфемы следующим образом: по-н'и-л-н'и часть-ЧЕЛОВЕК-PL-POSS.3SG.

16 Похоже на то, что в нанайском языке мы имеем дело с омонимами: поа-н'и (с «человеческим суффиксом») 'некоторые, остальные (только о людях)' и поа-н'и (с притяжательным показателем 3-го л. ед. ч.) 'некоторые (не только о людях)'; в словаре [Оненко 1980: 332] приведен следующий фразовый пример: поан'и огда тэвэку, поан'и—гэу 'некоторые лодки груженые, а некоторые—пустые'.

нан. хэ^эн'и (то же, что нанаи, нани— самоназвание нанайцев [Оненко 1980: 282, 283, 486]); этноним хэ^эн'и буквально означал 'человек (люди) нижнего течения реки' (имелась в виду река Амур); интересно, что в одном самоназвании нанайцев (хэ^эн'й) сегмент -н'ивосходит к слову *нй 'человек', а в другом их самоназвании (нани) сегмент -ниявляется относительно более поздним, его следует возводить к слову * н'арй (* н'арй> *н'ари> *н'аи> наи> *нй> -ни).

Вероятно, таким же по происхождению «человеческим суффиксом» оформлены имена некоторых героев эвенкийского фольклора: Нивэнйщэ {Н'ивэнйн'Э Нивэнйн'Э}, Отанй {Отан'и!}, Умуснй { Умуснй?}, Гарпанйкан{Гарпанйкан?} [Василевич 1966: 62, 66, 89, 98] (суффикс -н'за1-н'Э-н'зд имеет аугментативное значение, а суффикс -кан/-кЭн/-кон— диминутивное).

2.2. Тунгусо-маньчжурские слова с суффиксом, восходящим к слову *н'арй 'человек'

Т. И. Петрова обратила внимание на сходство ульчского суффикса -niв собирательных числительных и слова ni 'человек': «Числительные в значении двое, трое и т. д. имеют суффиксом -ni, например: Hani, duini, йтзаши т. д. Суффикс -ni имеет большое сходство с существительным ni 'человек' (в буквальном значении получаем два человека, три человека, четыре человека и т. д.), и только употребление этой формы в значении собирательного числительного позволяет рассматривать ni как суффикс» [Петрова 1936: 45-46].

Г. М. Василевич при описании эвенкийских собирательных числительных, в частности формы для счета людей (суффикс -ни), отметила, что в ульчском языке слово ни {нй} означает 'человек' [Василевич 1940: 90]; очевидно, Глафира Макарьевна имела в виду, что эвенкийский суффикс -ни происходит от слова со значением 'человек'.

В нанайском языке, как пишет В. А. Аврорин, «формы типа дюэни, илании т. п. грамматизовались и закрепились в разряде собирательных

наречий еще не окончательно. Об этом свидетельствует, во-первых, то, что любой нанай, употребляющий в речи эти формы, без труда может расшифровать их состав, а во-вторых, то, что согласный [н] в составе суффикса перед гласным [и] или вовсе не палатализуется, или палатализуется в слабой степени, что характерно для согласных, стоящих перед недавно монофтонгизовавшимся или лишь факультативно монофтонгизующимся дифтонгом [аи]/[эи]» [Аврорин 1961: 191].

В ульчском языке, как и в орокском, суффикс со значением 'человек' может присоединяться к причастию: «Наиболее же продуктивно образование имен деятелей посредством соединения причастий настоящего времени с существительным н'й 'человек', превращающимся в этих случаях в полусуффикс, утрачивающий свою лексическую самостоятельность и сливающийся с глагольным словом в один лексический комплекс: дэцсин'и 'работник' (< 'работающий человек'), бутин'и 'рыбак' (< 'рыбачащий человек'), бэйчин'и 'охотник' (< 'охотящийся человек') и т. п. В отличие от соответствующих личных форм причастия, имеющих в форме 3-го л. ед. ч. окончание -ни/-ни/-н, показатель имени деятеля -н'и/-н'и всегда палатализован (н): бэйчини '(он) охотящийся ~ охотится', бэйчин'й> бэйчин'и 'охотящийся человек ~ охотник'. Ср. также нан(и) 'он', нан'и 'ульчи' (самоназвание ульчей), а также числительные собирательные — йлан'й 'трое' < ила(н) н'й 'три человека', тун'зан'и 'пятеро' < тун'за н'й'пять человек' и т. п.» [Суник 1985: 35-36].

Таким образом, в нанайском «человеческом суффиксе» -ни согласный перед и «или вовсе не палатализуется, или палатализуется в слабой степени» [Аврорин 1961: 191], в ульчском же языке соответствующий суффикс палатализован [Суник 1985: 36]. Причина такого несоответствия в генетически весьма близких языках заключается в том, что ульчский суффикс -н'и произошел от слова *н'аи 'человек' (< *н'арй), в то время как соответствующий нанайский суффикс -ни восходит к слову наи 'человек', в котором согласный подвергся депалатализации 17 (* н'арй > * н'ари > *н'аи> наи). Что

17 В языках амуро-сахалинской ветви депалатализация перед широкими гласными характерна для орокского, в нанайском же она бывает лишь в виде

касается палатализации / непалатализации звука нв показателе 3-го л. ед. ч., то в нанайском и орокском, в отличие от ульчского, все переднеязычные согласные перед гласным и автоматически палатализуются (напомню — в нанайском языке это правило не распространяется на те случаи, когда гласный и является результатом стяжения дифтонга аи/эи).

2.3. Тунгусо-маньчжурские слова с суффиксом, восходящим к слову *н'ю/ 'человек'

К слову *н'иа 'человек' восходят суффиксы в собирательных числительных солонского, орочского и орокского языков: сол. илане {илан'е?} 'трое, втроем' ^о^егд 1998: 326]; ороч. илан'зе '1) трое, три человека; 2) втроем' [Аврорин, Лебедева 1978: 187]; орок. иланне {илан'н'е} 'три человека' [1ке§ат1 1997: 78].

Особый интерес представляет орокский суффикс -н'н'е— он вполне поддается внутренней реконструкции: гласный е в орокском языке появился в результате стяжения восходящего дифтонга *иа/*иэ, согласный в инлауте перед дифтонгом или перед долгим гласным закономерно становился в этом языке долгим, т. е. -н'н'е < *-н'иа/*-н'иэ. Суффикс -н'н'е произошел от *н'иа 'человек', однако в современном орокском языке нет рефлекса этого слова, 'человек' по-орокски — нари, что соответствует ульчскому н'йи нанайскому наи 'человек' 18.

исключения (например, нан. нуктэ 'волосы' < *н'уктэ < *н'иуктэ < *н'ируктэ; ср. ороч. н'уктэ 'волосы' [Аврорин, Лебедева 1978: 211], а также орок. нируктэ {н'ируктэ} (информанты Napka, Gergele, Jsuritjsnu), нуриктэ (информант Kayo) 'волосы' [Ikegami 1997: 138]).

18 В орокском языке звук рне выпал перед реконструируемым йв следующих словах: нари 'человек', тари 'тот', эри 'этот' (ср. ульч. нй 'человек', тй~ ти 'тот', эи 'этот', нан. нал 'человек', тэи 'тот', эи 'этот'); эти орокские, ульчские и нанайские слова восходят к *н'арй, *тарйи *эрй (см. примечание 3). Интересно, что показатель причастия *-рй, присоединяющийся к основам, которые

Восстанавливаемому орокскому *н'иа 'человек', превратившемуся из лексической единицы в морфологическую, соответствует орочское слово н'зе '1) человек; 2) (иногда) мужчина; 3) кто-то, некто; 4) другой, чужой, посторонний человек' [Аврорин, Лебедева 1978: 210] (н'зе < *н'иа), а также, вероятно, удэгейское (анюйский говор) фольклорное слово н'ё 'человек (при обращении к незнакомому)' [ССТМЯ 1975: 599] (н'ё< *н'иа?). В орочском языке совпадает лексическая единица н'зе 'человек' с морфологической -н'зе с тем же значением (например, илан'зе '1) трое, три человека; 2) втроем' [Аврорин, Лебедева 1978: 187]. Вполне вероятно, что орокское *н'иа 'человек' было заимствовано из орочского языка 19. Возможно, что под орочским влиянием слово *н'иа 'человек' превратилось в суффикс, при этом орокский язык стал значительно активнее, чем орочский, использовать «человеческий суффикс» — показатель -н'н'ё оформляет не только числительные и существительные, но также прилагательные, указательные местоимения и причастия, то есть слова, допускающие именную словоизменительную аффиксацию. Приведу примеры:

гёда-н'н'ё 'один человек', горопчи-н'н'ё 'давний, давнишний человек', эктэ-н'н'ё 'женщина', саг^и-н'н'ё 'старый человек', хасу-н'н'ё? 'сколько человек?', тари-н'н'ёстот человек', сокто-хо-н'н'ё 'пьяный, опьяневший человек' [Ikegami 1997: 55, 65, 72-73, 172, 188, 200, 233], дуц-н'е-н'и20 'житель (жители?) дома', гаса-н'н'ё-н'и 'житель (жители?) деревни', ддл^и-н'н'е21

оканчиваются на краткий гласный, утратил звук р во всех языках амуро-саха-линской ветви: ульч. ани, нан. анаи, орок. ан'н'ё (< *ана-рй, где основа означает 'толкнуть, толкать').

19 Об исторических контактах орокского языка с орочским см. статью [Певнов 2018].

20 Орок. дуцн'ён'и< *дуцн'н'ён'и< *дуу-н'н'е-н'и.

21 В результате историко-фонетических преобразований орокское причастие доли 'слышащий' (< *дол§и-ри< *ддлди-рй) совпало по форме с основой дол^и-'слышать'.

'слышащий человек', сама-н'н'е 'шаман', сэгдэ-н'н'е '(фольклорное слово) красный человек', мацга-н'н'е-па 'сильного человека (форма аккузатива)' [Икэгами 2007: 7, 8, 41, 62, 93, 111] (в этих примерах и далее во всех, заимствованных из работ [1ке§ат1 1997; Икэгами 2007], палатализация долгого согласного в суффиксе -н'н'е, а также согласного в посессивном показателе 3-го л. ед. ч. -н'иобозначена мной. — А. П.).

И еще несколько примеров, записанных мной от И. Я. Федяе-вой (1940 г. р.) в 2010 г. в селе Вал Ногликского района Сахалинской области: Амбамба ба-ха-н'н'е-цат'и пулаххиси 'Кричишь, как сумасшедший человек' (букв.: 'Как будто черта нашедший (встретивший) человек кричишь' (ба-ха-н'н'е-цат'и найти,встретить-РТСР. Р8Т-ЧЕЛОВЕК-8Ш1Ь), чипали-н'н'е-па-ппо 'всех нас' (все-ЧЕЛО-ВЕК-АСС-РОББЛРЬ), пастухи-н'н'е 'пастух' (пастух-ЧЕЛОВЕК).

В этих примерах суффикс -н'н'е вряд ли можно считать словообразовательным: саг$и-н'н'ё— это не 'старик', а 'старый человек'; долзи-н'н'ё— это не 'слушатель', а 'слышащий человек' (ср. долзи-ха-н'н'ё 'услышавший человек' (слышать-РТСР.РБТ-ЧЕЛОВЕК)). Получается, что в этих орокских словах два лексических центра — один представлен корнем, а другой суффиксом. Это напоминает инкорпорацию, но, конечно же, ею не является, поскольку инкорпорация предполагает включение в словоформу двух корневых основ. Для приведенных орокских примеров подходит термин «лексическая аффиксация». Со временем лексические аффиксы могут либо грамматикализоваться, либо десемантизироваться в результате переразложения. С орокским «человеческим суффиксом» -н'н'е не произошло ни то, ни другое.

Итак, аффиксализация (не аффиксация) представляет собой превращение слова в аффикс, который при этом не всегда грамматикализуется — в таком случае аффикс может передавать лексическое значение, свойственное слову, от которого этот аффикс происходит.

Наличие в одной словоформе двух лексических центров позволяет говорить о том, что орокский суффикс -н'н'е выражает логическое определяемое, а основа, к которой он присоединен—логическое

определение, то есть, например, в слове тарин'н'ё 'тот человек' суффикс -н'н'е выражает логическое определяемое, а основа тари—ло-гическое определение.

Примеры сокто-хо-н'н'ё 'пьяный, опьяневший человек' (опья-неть-РТСР^Т-ЧЕЛОВЕК), ба-ха-н'н'ё-цат'и 'как нашедший (встретивший) человек' (найти,встретить-PTCP.PST-ЧЕЛОВЕК-SIMIL) или же эну-си-н'н'ё 'больной человек' [Ikegami 1997: 59] (бо-леть-PTCP.PRS-ЧЕЛОВЕК) интересны тем, что суффикс -н'н'е следует за словоизменительным показателем, а именно — за показателем причастия. Это свидетельствует о том, что суффикс -н'н'е не является словообразовательным, поскольку словообразовательный суффикс должен находиться перед словоизменительным.

Приведу еще один пример, в котором орокский суффикс -н'н'е расположен также после словоизменительного показателя, а именно — после суффикса -лу, который оформляет объект обладания ('имеющий что-то или кого-то'): тугдэмэлунн'э22 {тугдэмэ-лу-н'н'е} 'в одежде из рысьего меха' [ССТМЯ 1977: 174] (точнее, 'человек, имеющий одежду из рысьего меха'. — А. П.).

Свидетельством недавнего стяжения атрибутивного словосочетания в слово может быть, например, орокское доро-н'н'е-н'и 'человек (житель) северного Сахалина' [Ikegami 1997: 48]; в этом слове сохранился уже не «работающий» оформитель изафетной связи — показатель 3-го л. ед. ч. -н'и. Слово доро означает 'северный Сахалин', оно употребляется, например, в словосочетании доро нан'и 'северная местность (то есть северный Сахалин)' [Ikegami 1997: 48]. В отличие от этого словосочетания, буквально означающего 'земля северного Сахалина', аналогичное словосочетание со значением 'человек северного Сахалина' подверглось стяжению, при этом оформитель синтаксической связи как бы по инерции сохранился, в результате

22 В оригинальном тексте, записанном К. А. Новиковой в 1949 г. на Сахалине, тугдэм'елунне 'в рысьей одежде' (наряду с вауам'елунне 'в рыбьей одежде'). Благодарю Л. В. Озолиню за возможность ознакомиться с архивными материалами К. А. Новиковой, хранящимися в Институте филологии Сибирского отделения РАН.

из словосочетания доро *н'е-н'и 'человек северного Сахалина' получилось слово доро-н'н'е-н'и с десемантизированным посессивным показателем 3-го л. ед. ч. -н'и.

Примерами, иллюстрирующими недавнюю аффиксализацию, могут служить орокские словоформы ча-н'н'е-па 'того человека' и ча-н'н'е-таи (аксахамби) 'на того человека (обиделся, обиделась)' [1ке§ат1 1997: 5, 200] (тот.ОВЬ-ЧЕЛОВЕК-АСС; тот.ОВЬ-ЧЕЛО-ВЕК-АЬЬ), в которых вместо основы тари- 'тот' представлена основа ча- (впрочем, допустима и словоформа тари-н'н'е-па [1ке§ат1 1997: 200]). В орокском языке форма указательных местоимений в атрибутивной функции зависит от падежа того слова, к которому эти местоимения относятся, — местоименная форма тари употребляется при определяемом в именительном падеже, а местоименная форма ча используется при определяемом во всех косвенных падежах. Таким образом, в словоформе ча-н'н'е-па мы видим странное согласование — не в рамках словосочетания, а внутри словоформы. Объясняется это тем, что морфологизация синтаксиса — стяжение словосочетания ча *н'е-пав словоформу ча-н'н'е-па—произошла относительно недавно.

Дополнительным свидетельством сравнительно недавней аф-фиксализации слова *н'е(< *н'иа) 'человек' является орокское слово пон'и-н'н'е-н'и 'остальные люди, другие люди' [1ке§ат1 1997: 162], в котором новый, причем, по-видимому, заимствованный «человеческий суффикс» -н'н'е был присоединен к старому, исконному -н'и. При этом суффикс -н'н'е является лексическим, в то время как сегмент -н'и можно интерпретировать либо как словообразовательный суффикс, либо как уже десемантизированную часть корневой основы пон'и-. Однако любопытно то, что оба эти элемента—и -н'и, и -н'н'е— восходят к вариантам одного и того же слова, означавшего 'человек' в пратунгусоманьчжурском языке.

Из всех тунгусо-маньчжурских языков аффиксализация слова со значением 'человек' без последующей грамматикализации ярче всего представлена в орокском языке. Причина заключается, вероятно, в том, что в условиях островной изоляции от близкородственных языков орокский имел ничем не ограниченную возможность создавать как в морфологии, так и в фонетике нечто новое

как на основе исконного материала, так и с использованием заимствованного. К числу таких инноваций относится аффиксализация слова со значением 'человек', причем «человеческий суффикс» -н'н'е не успел превратиться в словообразовательный и свободно присоединяется в качестве второго лексического центра не только к числительным и существительным, но также к указательным местоимениям, прилагательным и причастиям, то есть к любым словам, предполагающим именное словоизменение.

Список условных сокращений

маньчж. — маньчжурский язык; нан. — нанайский язык; нег. — негидаль-ский язык; орок. — орокский (уильта) язык; ороч. — орочский язык; сол. — со-лонский язык; уд. — удэгейский язык; ульч. — ульчский язык; чж. — чжурчжэнь-ский язык; эвен. — эвенский язык; эвенк. — эвенкийский язык

Территориальные варианты тунгусо-маньчжурских языков

(по [ССТМЯ 1975: ХХГУ-ХХУ], а также по [Мыреева 2004: 14])

Нанайский язык

Нх—найхинский говор, Бк—бикинский говор

Негидальский язык

В — верхнеамгуньский говор, Н—нижнеамгуньский говор

Удэгейский язык

Ан — анюйский говор, Бик — бикинский говор, Смрг — самаргинский говор, Хор—хорский говор

Эвенкийский язык

А — аянский говор восточного наречия, Алд—алданский говор восточного наречия, Брг — баргузинский говор южного наречия, Е — ербогочёнский говор северного наречия, З — зейский говор восточного наречия, И—илимпий-ский говор северного наречия, Ие — иенгринский говор восточного наречия, М—майский говор восточного наречия, Н—непский говор южного наречия, Нрч—нерчинский говор восточного наречия, П-Т — подкаменнотунгусские говоры южного наречия, С — сымский говор южного наречия, Сх—сахалинские

говоры восточного наречия, Ткм—токминский говор южного наречия, Тмт— томмотский говор восточного наречия, Тнг—тунгирский говор восточного наречия, У—учамский говор южного наречия, Урм—урмийский говор во сточного наречия, Учр—учурский говор восточного наречия, Члм—чульманский говор восточного наречия, Чмк—чумиканский говор восточного наречия

Эвенский язык

Алл — аллайховский говор среднего наречия, Арм — арманский диалект, Б — быстринский говор восточного наречия, К-О—колымско-омолонский говор восточного наречия, М—момский говор среднего наречия, Ол — ольский говор восточного наречия, Ох—охотский говор восточного наречия, П—пен-жинский говор восточного наречия, Ск—саккырырский говор западного наречия, Т — томпонский говор среднего наречия

Список глосс

ACC—винительный падеж; ALL—направительный падеж; INSTR—творительный падеж; OBL—о снова косвенных падежей; POSS.1PL—притяжание 1-го лица множественного числа; POSS.3SG—притяжание 3-го лица единственного числа; PTCP.PRS — причастие имперфективное; PTCP.PST — причастие перфективное; SIMIL—подобие

Литература

Аврорин 1959—В. А. Аврорин. Грамматика нанайского языка. Т. 1. Фонетическое введение и морфология именных частей речи. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1959. Аврорин 1961 — В. А. Аврорин. Грамматика нанайского языка. Т. 2. Морфология глагольных и наречных частей речи, междометий, служебных слов и частиц. М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1961. Аврорин, Лебедева 1978 — В. А. Аврорин, Е. П. Лебедева. Орочские тексты

и словарь. Л.: Наука, 1978. Василевич 1940 — Г. М. Василевич. Очерк грамматики эвенкийского (тунгусского) языка. Пособие для преподавателей эвенкийского (тунгусского) языка. Л.: Государственное учебно-педагогическое издательство Наркомпроса РСФСР, 1940. Василевич 1966—Г. М. Василевич (запись текстов, перевод и комментарии). Исторический фольклор эвенков. Сказания и предания. М.; Л.: Наука, 1966.

Василевич 1969 — Г М. Василевич. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII—начало XX в.). Л.: Наука, 1969.

Ивановский 1894 — А. О. Ивановский. Mandjurica. I. Образцы солонского и да-хурского языков. СПб.: б. и., 1894.

Икэгами 2007—Икегами Дзиро. Сказания и легенды народа уйльта. Саппоро: филологический факультет университета Хоккайдо, 2007.

Константинова 1964—О. А. Константинова. Эвенкийский язык. Фонетика. Морфология. М.; Л.: Наука, 1964.

Кормушин 1998 — И. В. Кормушин. Удыхейский (удэгейский) язык. М.: Наука, 1998.

Новикова 1980—К. А. Новикова. Очерки диалектов эвенского языка. Ольский говор: глагол, служебные слова, тексты, глоссарий. Л.: Наука, 1980.

Певнов 2018—А. М. Певнов. Лингвистические свидетельства исторических контактов ороков и орочей на Сахалине // Acta Lingüistica Petropolitana. 2018. Т. XIV. Ч. 1. С. 441-464.

Петрова 1936 — Т. И. Петрова. Ульчский диалект нанайского языка. М.; Л.: Государственное учебно-педагогическое издательство, 1936.

Суник 1985 — О. П. Суник. Ульчский язык. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1985.

Цинциус 1982—В. И. Цинциус. Негидальский язык. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1982.

Castrén 1856 — M. A. Castrén. Grundzüge einer tungusischen Sprachlehre nebst kurzem Wörterverzeichniss. Herausgegeben von Anton Schiefner. St. Petersburg, 1856.

Ikegami 2001 — Jiro Ikegami. Versuch einer Klassifikation der tungusischen Sprachen // Researches on the Tungus language by Jiro Ikegami. Tokyo: Kyüko Shoin, 2001. P. 395-396.

Источники

Василевич 1958—Г. М. Василевич (сост.). Эвенкийско-русский словарь. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1958.

Мыреева 2004 — А. Н. Мыреева. Эвенкийско-русский словарь. Новосибирск: Наука, 2004.

Оненко 1980—С. Н. Оненко. Нанайско-русский словарь. М.: Русский язык, 1980.

Савельева, Таксами 1970—В. Н. Савельева, Ч. М. Таксами (сост.). Нивхско-рус-ский словарь. М.: Советская энциклопедия, 1970.

ССТМЯ 1975 — В. И. Цинциус (отв. ред.). Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю. Т. I. Л.: Наука, 1975.

ССТМЯ 1977—В. И. Цинциус (отв. ред.). Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков. Материалы к этимологическому словарю. Т. II. Л.: Наука, 1977.

Шнейдер 1936—Е. Р. Шнейдер. Краткий удэйско-русский словарь с приложением грамматического очерка. М.; Л.: Учпедгиз, 1936.

DoDerji 1998 — ШШ. Ш^. 1998

[Du Dao'erji bianzhe. E-Han cidian. Haila'er: Nei Menggu wenhua chubanshe, 1998. До Дорджи (сост.). Эвенкийско-китайский словарь. Хайлар: Культура Внутренней Монголии, 1998].

Ikegami 1997 — Jirö Ikegami. A dictionary of the Uilta language spoken on Sakhalin. Sapporo: Hokkaido University Press, 1997.

MED 1960—F. D. Lessing (ed.). Mongolian-English Dictionary. Berkeley; Los Angeles; London: University of California Press; Cambridge University Press, 1960.

References

Avrorin 1959 — V. A. Avrorin. Grammatika nanayskogoyazyka. Tom 1. Fonetiches-koye vvedeniye i morfologiya imennykh chastey rechi [Grammar of the Nanai language. Vol. 1. Phonetic introduction and morphology of the nominal parts of speech]. Moscow; Leningrad: Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR, 1959.

Avrorin 1961 — V. A. Avrorin. Grammatika nanayskogo yazyka. Tom 2. Morfologiya glagolnykh i narechnykh chastey rechi, mezhdometiy, sluzhebnykh slov i chas-tits [Grammar of the Nanai language. Vol. 2. Morphology of the verbal and adverbial parts of speech, of interjections, function words and particles]. Moscow; Leningrad: Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR, 1961.

Avrorin, Lebedeva 1978—V. A. Avrorin, Ye. P. Lebedeva. Orochskiye teksty i slovar [Oroch texts and dictionary]. Leningrad: Nauka, 1978.

Castren 1856 — M. A. Castren. Grundzüge einer tungusischen Sprachlehre nebst kurzem Wörterverzeichniss. Herausgegeben von Anton Schiefner. St. Petersburg, 1856.

Ikegami 2001 — Jirö Ikegami. Versuch einer Klassifikation der tungusischen Sprachen. Researches on the Tungus Language by Jim Ikegami. Tokyo: Kyüko Shoin, 2001. P. 395-396.

Ikegami 2007 — Jiro Ikegami. Skazaniya i legendy naroda uylta [Uilta Folk Tales and Legends]. Sapporo: Graduate School of Letters, Hokkaido University, 2007.

Ivanovskiy 1894 — A. O. Ivanovskiy. Mandjurica. I. Obraztsy solonskogo i dakhur-skogo yazykov [Mandjurica. I. Samples of the Solon and Dakhur languages]. St. Petersburg: S. n., 1894.

Konstantinova 1964 — O. A. Konstantinova. Evenkiyskiyyazyk. Fonetika. Morfologi-ya [The Evenki language. Phonetics. Morphology]. Moscow; Leningrad: Nauka, 1964.

Kormushin 1998—I. V. Kormushin. Udykheyskiy (udegeyskiy)yazyk [The Udykhe (Udege) language]. Moscow: Nauka, 1998.

Novikova 1980—K. A. Novikova. Ocherki dialektov evenskogo yazyka. Olskiy go-vor: glagol, sluzhebnyye slova, teksty, glossariy [Study of dialects of the Even language. Ola dialect: Verb, function words, texts, glossary]. Leningrad: Nauka, 1980.

Pevnov 2018 — A. M. Pevnov. Lingvisticheskiye svidetelstva istoricheskikh kon-taktov orokov i orochey na Sakhaline [Linguistic evidence of historical contacts between Oroks and Orochs on Sakhalin]. Acta Linguistica Petropolitana. 2018. Vol. XIV. Pt. 1. P. 441-464.

Petrova 1936—T. I. Petrova. Ulchskiy dialekt nanayskogo yazyka [The Ulcha dialect of the Nanai language]. Moscow; Leningrad: State Educational-Pedagogical Publishing House, 1936.

Sunik 1985 — O. P. Sunik. Ulchskiy yazyk. Issledovaniya i materialy [Ulcha language. Research and materials]. Leningrad: Nauka, 1985.

Tsintsius 1982 — V. I. Tsintsius. Negidalskiy yazyk. Issledovaniya i materialy [Neg-idal language. Research and materials]. Leningrad: Nauka, 1982.

Vasilevich 1940 — G. M. Vasilevich. Ocherk grammatiki evenkiyskogo (tungusskogo) yazyka. Posobiye dlya prepodavateley evenkiyskogo (tungusskogo) yazyka [Essays on Evenki (Tungus) grammar. A Manual for teachers of the Evenki (Tungus) language]. Leningrad: State Educational-Pedagogical Publishing House of Nar-kompros of the RSFSR, 1940.

Vasilevich 1966—G. M. Vasilevich (texts recording, translation, and commentary). Is-toricheskiy folklor evenkov. Skazaniya ipredaniya [Historical folklore of Evenks. Tales and legends]. Moscow; Leningrad: Nauka, 1966.

Vasilevich 1969 — G. M. Vasilevich. Evenki. Istoriko-etnograficheskiye ocherki (XVIII — nachalo XX veka) [Evenki. History-ethnographical studies (XVIII — the beginning of the XX century)]. Leningrad: Nauka, 1969.

Получено / received 03.06.2023

Принято / accepted 08.08.2023