CC BY
89
И. А. Тропов *
ЦСУ и тайны советской сельскохозяйственной статистики первой половины 1920-х гг.
В статье рассматривается начавшаяся с лета 1921 г. борьба Госплана и ЦСУ по вопросу о достоверности данных государственной сельскохозяйственной статистики. Проанализирована позиция высшего политического руководства страны в данной дискуссии. Рассматриваются аргументы сотрудников Госплана о «преуменьшенных» данных ЦСУ. Анализируются факторы, влиявшие на активизацию межведомственной борьбы в начале 20-х гг. и причины, побуждавшие ЦСУ к поиску компромисса с Госпланом.
This article discusses which started with the summer of 1921, the struggle of Gosplan and the CSO on the accuracy of the data state agricultural statistics. Analyze the position of the top political leadership of the country in this discussion. Considered the arguments of the State Planning Commission staff about the “understatement” of the data of the CSO. The factors that influenced the strengthening interagency struggle in the early 20's. and motivations of the CSO to seek a compromise with the State Planning Commission.
Ключевые слова: Госплан, Центральное статистическое управление (ЦСУ), Совет труда и обороны (СТО), Совет народных комиссаров (Совнарком), новая экономическая политика (нэп), сельскохозяйственная статистика, урожайность, посевные площади, недоучет, поправки на недоучет, достоверность/недостоверность статистических данных.
Key words: State Planning Commission, the Central Statistical Office (CSO), the Council of Labor and Defense (STO), the Council of People's Commissars (Sovnarkom), the New Economic Policy (NEP), agricultural statistics, yield, crop area, underestimation, adjusting for underreporting, the reliability / unreliable statistics.
Историки и экономисты, занимающиеся изучением различных вопросов аграрного развития нэповской России, широко используют в своих работах официальные данные Центрального статистического управления (ЦСУ), а также опубликованные в 1934 г. данные Центрального управле-
* Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Российского государственного педагогического университета им. А. И. Г ерцена.
257
ния народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) при Госплане СССР1. В самом общем виде эти данные свидетельствуют о сравнительно высоких темпах восстановления и роста посевных площадей и зернового производства после перехода страны весной 1921 г. к новой экономической политике (НЭП).
На основе данных ЦСУ и ЦУНХУ исследователи приходят к выводу о противоречивом, но всё же эффективном характере нэповской модели. При этом одни ученые связывают кризис и отказ от нэпа в конце 20-х гг. с быстрым ростом промышленности и доли городского населения при переходе к политике индустриализации2, а другие отводят решающую роль в свертывании нэпа идеологии правящей коммунистической партии и политическим интересам ее руководства во главе с И.В. Сталиным3.
Сложившаяся в историографии концепция нэпа нуждается, на наш взгляд, в серьезной корректировке. До сих пор исследователями слишком мало внимания уделяется тому, что советская сельскохозяйственная статистика 20-х гг. таит в себе немало тайн, без раскрытия которых невозможно приблизиться к объективной оценке нэповской России.
Иначе, как таинственной, трудно назвать ситуацию, сложившуюся в вопросе достоверности статистических данных, касающихся посевных площадей и урожайности в 20-е гг. Внешняя сторона этого вопроса выглядит следующим образом. Вскоре после перехода к нэпу у политического руководства страны и у руководителей центральных органов государственного управления сформировалось представление о том, что данные сельскохозяйственной статистики ЦСУ не верны, они слишком занижены. Возобладала идея о том, что получить «достоверные» сведения о посевных площадях и урожайности зерновых можно только путем внесения определенных «поправок» в первоначальные данные ЦСУ. Этими «уточненными» цифрами и пользуется большинство современных ученых. Попробуем выяснить, какие же тайны пыталась скрыть власть, добиваясь «свободы рук» в манипулировании статистическими данными?
1 См., напр.: Лященко П.И. Русское зерновое хозяйство в системе мирового хозяйства. М., 1927; Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977.
2 Данилов В.П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. М., 1957. С. 98; Мошков Ю.А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации. М., 1966. С. 14.
3 Шишкин В.А. Власть. Политика. Экономика. Послереволюционная Россия (1917— 1928 гг.). СПб., 1997; Гимпельсон Е.Г. НЭП и советская политическая система. 20-е годы. М., 2000.
Начиная с лета 1921 г. и далее на протяжении всего десятилетия нарастала волна критики деятельности ЦСУ в области сбора и обработки данных сельскохозяйственной статистики. Как нам удалось установить4, одна из первых «атак» на ЦСУ, предпринятая руководством Госплана, началась 6 июля 1921 г. В этот день состоялось заседание подкомиссии Госплана по учету и распределению, на которой с докладом «О размерах потребления хлебных продуктов» выступил член коллегии ЦСУ, заведующий отделом статистики потребления и распределения А.Е. Лосицкий. Основываясь на данных ЦСУ, он предложил считать в качестве «пониженной» нормы потребления хлебной продукции (без расходов на скот и без учета картофеля) 12 пудов в год на одного человека, а в качестве «голодной» нормы потребления хлебных продуктов и картофеля (в переводе на зерно) - 9,5 пудов5. Прений, как таковых, по этому докладу не было. Выступил лишь сотрудник Госплана С.Г. Струмилин, который высказался «против методов исчисления» ЦСУ и предложил взять за основу более низкую (по сравнению с предлагаемой А.Е. Лосицким) норму потребления - 7,5 пудов на душу (без добавления на скот). «Больше
6
государство дать не может», - подчеркнул он .
Вскоре в газете «Экономическая жизнь» появилась статья С.Г. Стру-милина «Продовольственные ресурсы», в которой автор обвинял ЦСУ в недоучете чистых сборов хлебов. По мнению Струмилина, в 1920 г. было «недоучтено» 615 млн пудов сбора, т.е. около 23 % итога. Дальнейший ход его рассуждений вскрывает истинные цели этой «поправки». «Мы можем твердо рассчитывать, - отмечал он, - что если по данным урожайной статистики предстоящий чистый сбор оценивается в 1600-1900 мил пудов хлебов и зернофуража, то в действительности он достигнет не менее 22002500 мил пудов». Механически перенося ничем не подтвержденные выводы относительно данных за 1920 г. на все последующие исчисления ЦСУ, С.Г. Струмилин объективно выражал узковедомственные интересы Наркомпрода и одновременно фискально-политические интересы власти, считая, что приведенные им данные подтверждают реальность «намеченных размеров продналога» и перспектив товарообмена7.
4 Подробнее см.: Тропов И.А. «Национализация информации»: Политическая власть и ЦСУ в послереволюционной России. СПб., 2007. С. 131-132.
5 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 4372. Оп. 13. Д. 2. Л. 41-42.
6 Там же. Л. 42.
7 Экономическая жизнь. 1921. 22 июля.
259
Разумеется, экономисты Госплана прекрасно осознавали необходимость поиска аргументов, подтверждающих тезис о «преуменьшенных» данных ЦСУ. Наиболее популярной в 20-е гг. стала позиция, сформулированная Ю. Лариным (А.М. Лурье). В статье «Наши урожаи», констатируя необходимость введения «поправки на жизнь», автор сообщал своим читателям, что крестьяне скрывают сведения о своем хозяйстве, а следовательно, итоговые данные ЦСУ являются преуменьшенными. Так же, как и С.Г. Струмилин, автор указанной статьи полагал, что если «поправить» данные ЦСУ, то можно сделать вывод о том, что существует «реальный избыток при неурожае нынешнего года», значит, можно легко собрать с населения «те примерно 350 млн пудов продналога, о которых идет речь...»8. В следующем году в статье «Тайны и чудеса советского земледелия» Ю. Ларин вновь отстаивал необходимость внесения поправок в данные ЦСУ, доказывая правоту Госплана9.
Сотрудники Госплана и Конъюнктурного института Наркомата финансов СССР активно занимались собственными расчетами для того, чтобы определить, какие именно поправки необходимо внести в данные ЦСУ. Построенные ими в 1922-1923 гг. хлебофуражные балансы содержали данные о валовом сборе хлебов в стране на 31 % выше, чем аналогичные данные ЦСУ за тот же период (3096 млн пуд по данным Конъюнктурного института НКФ против 2356 млн пуд по данным ЦСУ за 1922 г.). Этот процент и был объявлен «процентом недоучета» ЦСУ10. Однако же предпринятый И.В. Кочетковым анализ методики производимых ведомствами расчетов показал, что Госплан и Конъюнктурный институт «подменяли статистику ЦСУ собственными исчислениями, основанными на гипотетических предположениях и содержавших грубые расчетные ошибки». К последним ученый относил «двойной счет» в балансе Конъюнктурного института, некорректную формулу Госплана по расчету расхода семян, искусственно связывавшую два показателя - потребность в зерне и размер посевной площади под зерновыми культурами, а также игнорирование импорта в расчетах двух вышеуказанных ведомств11.
Несостоятельность выдвигаемых против ЦСУ обвинений отчетливо проявляется и с другой стороны. Специально созданная в ноябре 1923 г.
8 Правда. 1921. 24 июля.
9 Правда. 1922. 31 окт.
10 Экономический бюллетень Конъюнктурного института. 1923. № 9-10. С. 36.
11 Кочетков И.В. Зерновое производство СССР в 1923-1926 гг.: дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1998. С. 37, 42-43.
комиссия ЦСУ, рассмотрев вопрос о факторах, оказывавших влияние на отклонение среднего значения выборочных данных при проведении исследований ЦСУ, пришла к важному заключению. С одной стороны, признавалось, что под воздействием «теоретических дефектов» исследования («нарушение механичности выборки, повышающее показатели среднего хозяйства и невозможность во всех случаях проверить число домохозяев, даваемое по налоговым спискам с некоторой тенденцией к преувеличению») происходит некоторое преувеличение посевной площади. С другой стороны, под воздействием «недоверчивого отношения» крестьян к проводимым опросам возможно и преуменьшение посевных площадей, на чем в особенности настаивали противники ЦСУ. Комиссия особо подчеркнула, что «указать меру как возможного преувеличения, так и возможного преуменьшения посевной площади без специально поставленных для этой цели работ нет возможности»12. Как уже было показано выше, критики ЦСУ обращали внимание лишь на одну группу факторов, игнорируя другую. Данный подход, очевидно страдавший односторонностью, не может быть признан приемлемым и достаточным для доказательства факта искажения (преуменьшения, впрочем, как и преувеличения) данных сельскохозяйственной статистики ЦСУ по сравнению с действительностью.
Необоснованность выдвигаемых против ЦСУ положений вызывала противодействие статистиков, многие из которых начали свою профессиональную деятельность еще в статбюро земских и городских органов самоуправления дореволюционной России и для которых аполитичность в работе была поистине краеугольным камнем. И всё же руководство ЦСУ пошло на признание необходимости «поправок»: 5 сентября 1921 г. управляющий ЦСУ П.И. Попов на заседании Коллегии заявил о необходимости использования «иных методов, чем применяли до сих пор»13, а на следующий день, выступая в Госплане, он сообщил о сделанной ЦСУ «надбавке» в 25 % при исчислении валового сбора зерновых хлебов. С.Г. Струмилин сразу же без какой-либо мотивировки предложил увеличить поправку ЦСУ до 35 %. Через десять дней на очередном заседании в Госплане П.И. Попов сделал новую уступку, согласившись на «поправку» в учете урожая на 30 % по сравнению с первоначальными данными14.
12 Вестник статистики. 1924. № 1-3. С. 174.
13 РГАЭ. Ф. 105. Оп. 1. Д. 41. Л. 178.
14 Там же. Ф. 4372. Оп. 13. Д. 2. Л. 97-99 об., 117, 122.
261
На этот компромисс статистики вынуждены были пойти под давлением политического руководства страны во главе с В.И. Лениным. В письмах членам Совета труда и обороны (СТО), в Госплан и ЦСУ В.И. Ленин резко критиковал деятельность ЦСУ и требовал от его сотрудников работать по указаниям и заданиям Госплана15. П.И. Попов решительно возражал председателю Совнаркома: «Если ... ЦСУ подчинить комиссии СТО (Госплану), низведя его в исполнительный орган этой Комиссии, то ЦСУ, как высший орган государственной статистики исчезнет, превратившись в один из придатков Госплана, справочно-информационный его отдел.»16. Но не учитывать угрозу расформирования ЦСУ его руководитель всё же не мог. Готовность к компромиссам сыграла с ЦСУ плохую шутку: уже с начала 1920-х гг. данное учреждение стало по сути превращаться в орган, содействовавший, хотя и под административно-политическим давлением, фальсификации статистических данных.
Если на внесение требуемых «поправок на недоучет» ЦСУ согласилось под давлением политической власти ради сохранения своей структуры и возможности вести хотя бы какую-нибудь работу, то критиками ЦСУ двигали совершенно иные мотивы.
Руководство Госплана исходило из ведомственных интересов. Госплан был создан для «увязки» программ учреждений и ведомств в общегосударственном масштабе с целью планомерной организации народного хозяйства. По словам В.Г. Громана, «выполнение учета естественно может быть возложено только на Госплан и никоим образом не может быть допустимо публикование обязательных постановлений СТО об учете производства помимо Госплана»17. Стремление Госплана поставить статистический учет в подчиненное по отношению к хозяйственному плану положение входило в противоречие с позицией ЦСУ, отстаивавшего независимое положение статистической службы. Претензии двух учреждений на руководство учетно-статистическими работами в стране создавали конфликтную ситуацию между ними. Попытки доказать несостоятельность методов работы ЦСУ и получаемых им данных были в этом отношении лишь одним из инструментов дискредитации конкурента со стороны Госплана.
Поддержка, которую получили госплановские идеи о недостоверности данных ЦСУ со стороны высшего партийно-государственного руко-
15 См.: В.И. Ленин об организации советской статистики / сост. Н.Г. Грачев. М., 1968. С. 99, 102-104; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 53. С. 122.
16 РГАЭ. Ф. 105. Оп. 1. Д. 35. Л. 8-9.
17 Там же. Ф. 4372. Оп. 13. Д. 2. Л. 24.
262
водства, тоже вполне объяснима. Сложившаяся в стране авторитарнобюрократическая система управления была заинтересована не в объективных данных. Правительству статистические данные были нужны как рабочий материал для реализации уже принятого экономического и политического курса. Кроме того, внесение «поправок» в данные ЦСУ позволяло создавать как в СССР, так и за рубежом иллюзию решения хозяйственных проблем советской властью, затушевывая имевшиеся в аграрной сфере проблемы. Признание кризисного состояния в производстве и сборе хлеба в СССР, полуголодного существования народных масс ухудшало международный имидж Советского государства, демонстрировало слабость власти в решении наиболее болезненного для населения продовольственного вопроса в условиях мирного времени и грозило политическими потрясениями внутри страны.
Итак, напористость критиков ЦСУ и согласие самих статистиков на внесение различных «поправок» в собственные данные не должны помешать современным исследователям раскрыть тайные стороны появления «лукавых» цифр сельскохозяйственной статистики первой половины 20-х гг. Не стоит отрицать возможной погрешности в работах ЦСУ. Однако его противникам так и не удалось доказать обоснованность внесения гигантских «поправок на недоучет» в данные ЦСУ. Это дает основание утверждать, что реальные процессы в аграрной сфере первой половины 20-х гг. мы должны исследовать без пресловутых «поправок на недоучет». Важно также заметить, что сами по себе указанные «поправки» имели в конечном счете явно политизированный характер. Они были призваны оберегать одну из главных тайн политического режима первой половины 20-х гг.: неспособность правящих верхов в условиях перехода к мирной жизни и нэпу кардинально улучшить положение в сельском хозяйстве и накормить горожан.
